Текст книги "Наместник"

Автор книги: Наталья Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Или тебе еще дорог твой желторотый юнец? – услышала я снова раздраженный звук его голоса.

Я помотала головой, не отрывая рук от лица. Он молчал, ждал пока я успокоюсь и смогу хоть что-нибудь ответить. Наконец, я решилась отнять руки от мокрых глаз, быстро размазав слезы по щекам, но, как оказалось, не могла говорить, не всхлипывая. Прошло еще несколько минут, пока я чуть успокоилась. Гавр на удивление терпеливо дожидался.

– А что будет, если я не соглашусь? – спросила я, хотя совершенно точно знала ответ.

– Что будет? – со злобой выкрикнул наместник. – А вот что будет!

Резко наклонившись, он с остервенением выдернул с корнем маленькую сосну и швырнул себе под ноги. Комментариев не требовалось.

– Решай! – рявкнул он.

– Это слишком унизительно.

– Не думай о гордости, подумай о том, чтоб спасти жизнь! Лютый Князь не церемониться с такими выскочками как ты!

– С чего вдруг ты решил проявить милосердие?

Это был вопрос который давно вертелся у меня на языке, ведь в то, что воинская или какая-та там еще честь не позволяет титану убивать женщин и детей, я не поверила. Гавр служил Хозяину, Лютому Князю, князю тьмы… Что для него жизнь какой-то маленькой девчонки?

– Мне просто тебя жаль, – ответил он совершенно искренне.

Ну что ж. Жалость не любовь, конечно, но большего ожидать от Гавра не приходилось.

– Твой ответ, – услышала я его требовательный голос.

– Я не знаю… Нет…

– Это твое последнее решение?

Я молчала. Сказать сейчас «да», значит умереть. И сказать «да» – выжить. И я сказала:

– Да.

– Да, это нет или да?

– Да, – повторила я и, достав из кармана кольцо с красными камушками, надела его на безымянный палец правой руки.

Мы молчали. И я, вдруг опомнившись, поспешила уточнить:

– Но мне нужно время, чтоб решиться.

– У тебя есть еще недели три, – равнодушно согласился Гавр.

– Я дам тебе знать, – сказала я и зашагала прочь.

Но сделав несколько шагов, я вдруг вспомнила, что забыла кое-что, очень важное для меня. Обернувшись, я пошла обратно. Гавр удивленно приподнял бровь. Я подошла к нему и, лишь мельком взглянув в его дьявольские глаза, наклонилась к земле и подняла вырванное деревце.

– Может и мне удастся спасти чью-то жизнь, – сказала я ему и быстрым шагом, почти бегом, отправилась домой…

Я посадила ее в своем мире возле крыльца. Здесь было достаточно места и света, чтоб расти.

– Будем жить! – как можно бодрее сказала я сосне, и мне показалось, что она даже слегка расправила свои поникшие ветки.

На небо высыпали звезды. Было уже давно за полночь. Я смотрела в темное небо не в силах оторвать глаз от жемчужной россыпи. Одна из искрящихся точек вдруг стала подвижной и яркой, сорвалась с неба и горящим шаром устремилась к земле.

"Пусть все сбудется", – загадала я без особой надежды на исполнение желанья.

Видишь, отчалил последний корабль

От моих берегов,

От изуродованных огнем

Взорванных облаков.

Там, где след сгоревшей звезды,

Блеск твоего дворца.

Спят сторожа и цепные псы,

Кони стоят у крыльца.

Ласковый мой, не томи коней,

Ты к высоте привык.

Между твоей судьбой и моей

Только один миг.

Но не дозваться мне до тебя

С черной моей земли.

Ведь затерялись на Млечном Пути

Все мои корабли…

ГЛАВА 21

Свидание с Гавром я отложила на последний день и заставила себя не думать и не представлять, как это произойдет. Ни романтики, ни любви, ни просто симпатии или влечения со стороны наместника ждать не приходилось. Меня грела лишь одна мысль: по крайней мере, моим первым мужчиной будет тот, кого я люблю. Не важно, что у него сердце из камня…

Ладо сказала, что любовь всегда побеждает. Вот она меня и победила. Жизнь-то он мне сохранит, если захочет. Только зачем мне жизнь без него. Разве я смогу вернуться в свой мир, не надеясь даже изредка видеться с ним. И все же глубоко-глубоко в сердце жила тайная надежда на то, что Гавр не сможет расстаться со мной.

Теперь я большую часть дня проводила в Тварном мире и принимала всех желающих, начиная от бабушки и заканчивая Матушкой Заварзузой, в постели. Я притворялась больной, хотя возможно так оно и было, если проклятое, неотступное наваждение можно было приравнять к болезни. Да. Это стало для меня именно наваждением. Я больше не думала о любви. Нельзя было любить каменное изваяние.

Конечно, я не могла позволить себе принять, скажем, Бобровника или Изустемьяна в своей прежней терраске. С тех пор как я стала наместницей, моя комната изменилась до неузнаваемости. Однажды войдя в нее, бабушка остолбенела. То, что раньше было чуть ли не чуланом, вдруг стало настоящим будуаром, где главную скрипку играла широкая кровать с прозрачным розовым балдахином. Стены тоже стали розовыми, оконное стекло было заменено цветным витражом, на полу выросла почти настоящая трава. Из прежней обстановки остался лишь старый сундук и мое любимое кресло-качалка. Мне необходимо было напрячь всю свою фантазию, чтоб объяснить бабушке, откуда все это взялось и кто так мастерски здесь поработал. Я сказала ей, что давно уже готовила сюрприз и сделала все сама за те два дня, что она не появлялась у меня. Едва ли она поверила мне, но больше не стала допытываться, чувствуя, видимо, что все знать ей и не нужно. И правда, не могла же я поведать ей о том, что комната была готова за одну лишь ночь и трудилась здесь целая орава дремучих под руководством нашего домового Макара.

Бабушка все продолжала настаивать на том, чтоб я еще раз наведалась к Фионе Игнатьевне. Теперь она считала, что меня присушили. Баба Саша знала обо всем сверхъестественном возможно даже больше чем я, хотя и не в таких подробностях. Она не сомневалась в существовании домового и банника, но не знала как их зовут, верила в то, что ведьма, что живет в соседнем селении, может отсушить постылого, но не подозревала о том, что я общаюсь с ней в другом мире. Для нее мой сказочный мир не был новым, а для меня он не был сказкой.

Но каково же было мое удивление, когда однажды с утра бабушка разбудила меня, сказав, что Фиона Игнатьевна явилась ко мне сама собственной персоной. Я признаться ждала Матушку лишь после обеда и совсем с другой стороны. Ведьма вошла через туже дверь, что и простые смертные.

– Что за фантазия, Матушка? Почему ты пришла так? – поинтересовалась я, зевая. Было еще раннее утро.

– Твоя бабка вчера приходила ко мне в Остаповку и упрашивала взглянуть на тебя. Она уверена, что некий старик присушил тебя к себе, и умоляла посодействовать.

– Ты не могла отказаться?

– Как откажешь матери отца наместницы?

– Что-то ты лукавишь, Матушка. Что она сказала тебе?

– Она просто в отчаянье, госпожа. Ты пугаешь ее и наводишь на подозрения. Она уже страшиться, что ты лишилась невинности или даже беременна. За последние несколько дней, по ее словам ты сильно похудела и осунулась с лица. Не иначе тебя поразил любовный недуг. Просила меня узнать, кто тот старый пень, что окрутил тебя. Если бы она только знала…

Я рассмеялась, хотя мне и стало жаль бабушку. Оказывается она так переживает за меня, а виду не показывает. А я-то такая эгоистка! Могла бы подумать и о ее чувствах тоже. Ну, все! Хватит! Надо встряхнуться. Пусть бабуля считает, что визит Фионы Игнатьевны подействовал на меня. Я слезла с кровати, потянулась и заставила себя улыбнуться проникшему сквозь витраж солнечному лучу. Через пару секунд я действительно ощутила ту веселость, какая может быть только очень ранним летним утром, когда уже забылись вчерашние проблемы, а сегодняшние еще не вспомнились. Подскочив к зеркалу, я повертелась возле него, разглядывая свое пухлое после сна лицо и взлохмачивая волосы. Матушка слегка улыбалась, глядя на меня.

– Вот это другое дело, – сказал она. – А я уж думала, что ты и вправду заболела.

– Ну, что ты Матушка! Я и не собиралась болеть этой проклятой болезнью, название которой я почти забыла. Достаточно я волновалась и психовала! Мне нужно развеяться. Что посоветуешь, советница?

– У вас людей свои развлечения, у нас – свои.

– Подожди, Заварзуза, ты ведь тоже человек.

– Была, а теперь уж нет.

– Та и я ведь "уже нет"! Как бы не сложилась моя судьба через… – я осеклась, вспомнив, что ведьма не знает ничего еще о моем ближайшем будущем. – Что бы ни случилось, я уже никогда не смогу стать прежней, никогда больше не буду просто человеком. Теперь я одна из вас!

С чего бы то вдруг я так истово стала причислять себя к дремучим? Уж не хочу ли я остаться в их мире навсегда? Не стала ли я чувствовать себя комфортней по Ту Сторону, чем в своем родном мире? Как бы то ни было, одно было ясно точно: я крепко связана с ними и обратного пути у меня нет.

– Все-таки ты наместница. У тебя есть сила, – сказала Заварзуза.

– Я не хочу быть такой как наместники. Все же я другая. Скажи, неужели дремучие относятся ко мне так же как к Гавру и Василисе? Неужели боятся меня?

– Не бояться, а надо бы было, – недовольным тоном молвила старуха.

– Да не надо же! – воскликнула я. – Я хочу быть другой. Хочу быть ближе к своим подданным.

Матушка что-то еще пробурчала себе под нос и громко вздохнула.

– Сегодня вечером в Дремучем Лесу будет праздник, на который наместники никогда не ходят. Им это не пристало, – явно нехотя поведала она.

– Что за праздник? – встрепенулась я.

– Ночь духов. На Люлехе есть остров, где каждый год в конце лета дремучие собираются, чтоб разбудить от спячки трех глупых духов.

– Глупых?

– Да уж никак не разумных. Один из них дух веселья, другой – озорства, третий – пьянства. Весь год они спят и только один день в конце августа встают и гуляют на всю катушку. С ними и дремучие.

– Матушка, это как раз то, что мне сейчас нужно! – решительно заявила я, зная, что та будет против. В этом можно было не сомневаться.

– Нет! Тебе там не место. Какие безобразия там творятся, нет, нет.

– Я хочу веселиться. Мне надоело уныние, мне надоели навязчивые мысли! Один-то день в году могу я забыться?

В это время осторожно открылась дверь, и в терраску заглянуло виноватое бабушкино лицо.

– Ну, как вы, поговорили? – спросила она. Любопытство видимо пересилило ее врожденную тактичность.

– Все в порядке, бабуля, – сказала я, оживленно подскочив к ней. – Я уже забыла свой глупый недуг, благодаря Ма… Фионе Игнатьевне, и сегодня же вечером отправляюсь на танцы! Хочу повеселиться с друзьями.

Бабушка просветлела лицом, а Матушка насупилась, поняв, что переубедить меня ей точно не удастся. Но, хитрюга, она решила действовать через бабулю.

– Ни к чему хорошему, эти танцы не приведут, – ворчливо заявила она бабушке.

– Да, полно! – неожиданно поддержала меня Александра Федоровна. – Она молодая, пусть веселится. Пусть с молодыми ребятами водится, красавица моя, и не нужны нам никакие старые дурни. Правда ведь, Ириша?

– Правда, бабушка, – серьезно ответила я, а сердце застыло гранитом.

Пусть он узнает, что я веселюсь, а не тоскую.

Матушка и сама собиралась на остров духов, хотя и не оставляла попыток остановить меня. Ни Гавр, ни Василиса никогда не бывали на острове, озорные игры дремучих их не прельщали. Они выполняли весьма серьезную миссию в Тварном мире, миссию, о которой я не имела ни малейшего представления. Так почему же и я должна быть столь же высокомерной? Ничто не мешает мне повеселиться, возможно, в последний раз. И пусть Гавр узнает об этом. Пусть узнает, что я призираю его убеждения и имею собственное мнение и свободную волю. Я согласилась стать его женщиной, чтоб защититься от Лютого Князя. И пусть себе больше ничего не воображает! Я излечилась! А может быть, и не болела! Да, точно! Это было лишь временное помутнение рассудка, детская глупость. Как с Кириллом.

В памяти всплыл знакомый образ мальчишки, который был мне так дорог когда-то. А теперь… Нет, прочь, прочь вздор, ерунда, чепуха!!! А что если принести его ребенка в жертву Лютому Князю? Я почувствовала, как во мне пробуждается уснувший когда-то или временно парализованный червь зла. С каким-то радостным злорадством и исступленным ликованием представила я себе, как раз и навсегда решу все свои проблемы: верну себе Муромского и обрету власть над людьми, стану равной Гавру. И не нужны мне тогда будут его защита, его кольцо и его любовь.

Сердце мое яростно забилось. Это была лишь минута, минута безумства и надежды. По прошествии ее я снова отчетливо осознавала, что никогда не смогу убить младенца, тем более что Муромский мне больше не нужен. Мне никто больше не нужен вообще. Никто кроме… проклятье! Я вскочила с кресла, встряхнулась и стала готовиться к празднику.

Во-первых, я собиралась напиться. Во-вторых, быть в центре любого тарарама, чем бы он ни был. И в третьих, веселиться до упаду. Я заранее продумала свой наряд: вызывающий и элегантный одновременно. Алика сшила мне изумительное цыганское платье всего за пару часов. И волосы я решила распустить, как это делали ведьмы.

К вечеру о том, что я собираюсь посетить остров Духов, узнал весь Дремучий Лес. Мша доложила мне, насколько были все удивлены и ошарашены этим известием. Я ликовала и потирала ладони в предвкушении сенсации потустороннего масштаба. Гавр, конечно, узнает, и пусть! Пусть разозлиться или посмеется, хоть что-то почувствует по отношению ко мне.

Проклятье!

Наступал вечер, приближалась ночь духов. Мы с Троей отправились к реке, когда там уже должны были собраться все дремучие. Закат был необыкновенно красив. Мы поплыли на лодке по розовой солнечной дорожке. Остров утопал в ольховых деревьях, а посреди него располагалась круглая поляна со старым дуплистым дубом. В этом дереве и почивали три глупых духа.

Когда мы подплывали к острову, на берегу толпились дремучие. Мое появление вызвало у них необыкновенный интерес. Лодку-самоходку подтащили к берегу, Троя резво спрыгнула, я сошла, опершись на услужливо поданные руки Евстантигмы и Полкана.

– Духи еще не проснулись? – поинтересовалась я в первую очередь.

– Мы не будили их, ждали тебя, – сказал кто-то.

– Не обращайте на меня внимания. Веселитесь как обычно.

Я отошла в сторону и присела на камень, приготовившись наблюдать за тем, что будет происходить тут.

Вскоре стемнело, загорелось множество костров. При помощи каких-то заклинаний, произносимых хором, дремучие начали вызывать духов. Сначала их нестройные голоса звучали неуверенно, а затем все громче и громче. В конце концов, я готова уже была зажимать уши от их ора. Мне стало смешно. Никаких духов я не увидела, и вообще сомневалась, что таковые существовали, но все стали твердить, что глупые духи проснулись и теперь витают среди нас.

Меня разбирал смех. Я решила подняться со своего места и заглянуть в дупло, чтоб в шутку убедиться, что духи действительно вылезли оттуда. Вокруг меня уже начинались танцы под веселую ритмичную музыку – усердствовали дремучие музыканты. Из кустов выкатывались огромные дубовые бочки с вином. Я подошла к дереву, встала на цыпочки и заглянула в дупло. Там было темно и пахло сыростью. Я снова рассмеялась: какие духи там могли обитать?

– Беатриче первой заглянула в дупло! – услышала я вдруг рядом пронзительный детский голос. Лелио!

– И что? – поинтересовалась я весело.

– Тебе первой приветствовать пьяного духа!

– Что?!

Ко мне тут же приблизилась одна из виллис, неся в руках просто гигантский кубок, наполненный вином. Я остолбенела и поняла, что не смогу отказаться. Назвался груздем – полезай в кузов. Я приняла серебряный бокал и увидела, как в темно-красной ароматной глади отразился месяц. Не трудно было понять, что если выпить это до дна, то на ногах устоять будет уже невозможно.

– Приветствую тебя, пьяный дух, – сказала я шутливым тоном и принялась пить маленькими глотками сладкое до приторности вино.

Дремучие замолчали, даже музыка перестала играть. Все ждали, когда я допью до дна. Наконец, я из последних сил проглотила последние капли и с облегчением выдохнула, опустив кубок. Меня тут же повело в сторону, и голова затуманилась. Раздался радостный вопль, и снова заиграли барабаны и дудки. Ночь духов началась.

Надо ли говорить, что с тех пор как я узнала о Дремучем Мире, мне стали сниться необычайно яркие сны. Вот и сейчас мне показалось, что я нахожусь во сне. Все вокруг меня завертелось в искрящемся неистовом танце. С каждым моим качающимся шагом очертания окружающих становились все менее отчетливыми, а здравый смысл все дальше уплывал. Мне стало еще веселей и захотелось совершить какой-нибудь подвиг, но ко мне подскочила Троя.

– Присядь-ка, хозяйка, – услышала я. – Что-то ты совсем… не в себе.

– Я что сюда пришла, чтоб сидеть?

Но тут я очень остро ощутила необыкновенное притяжение земли и поняла, что сесть все же придется. Едва не повалившись в траву, я приземлилась на камень. Рядом с собой я сразу узрела сына Ладо.

– Что тебе нужно от меня?!!

Лелио оскалился и присел рядом.

– Королева, где же твой король? – спросил он иронично.

– Что ты мелешь?!

Он рассмеялся заливисто и пояснил сквозь смех:

– Здесь сегодня каждый имеет пару, а ты почему одна?

– Как ты смеешь спрашивать меня об этом? Я наместница! Мне не нужен никакой король! А о парах, наверное, ты позаботился?

Лелио снова расхохотался, а вслед за ним и я, сама не зная чему.

– Тут в лесу болтают, будто ты считаешь, что это я помог тебе с Гавром, – все так же весело сказал сорванец.

– А ты, конечно, не причем?

– Совсем не причем. С титаном мне тягаться не по плечу. А вот с тем мальчиком, ну, ты помнишь, это моих рук дело.

Я поняла, что он говорит о Муромском, хотя сознание мое и было затуманено. Оно позволило мне даже изумиться.

– Так это ты?!!

– Я! – осклабился сукин сын и резво отскочил от меня, потому что я сделал вид, что собираюсь отвесить ему подзатыльник.

Он остановился неподалеку, дразня меня. Мне, царственной наместнице, следовало бы сдержать свои эмоции, но ведь вокруг витали три глупых духа. И тот, что отвечал за озорство, видимо подстегнул меня. К тому же мне страшно захотелось поколотить вредного мальчишку, из-за которого мне пришлось пережить столько неприятных минут в моей прошлой жизни. Я бросилась за ним вслед, размахивая попавшейся под руку ольховой веткой. Координация моих движений не отличалась безупречностью, но несколько раз я все же сумела достать чертенка.

Путь мне преградил вертящийся хоровод, и я потеряла Лелио из виду. Пролетавшая мимо меня Мша ухватила меня за руку, приглашая в круг. Я поддалась. Необыкновенно легкое, беззаботное и пьяное веселье захватило и меня. Потом заиграла другая, еще более ритмичная музыка и начался танец, который я однажды разучивала с кикиморой. Его можно было сравнить с менуэтом, только в бесовском варианте, или с каким-нибудь средневековым крестьянским танцем. Дремучие остановились друг напротив друга так, как застали их музыканты. Я хотела было уйти из круга, но тут увидела, что напротив меня оказался Бобровник. В ночь духов даже он не чурался общего пьяного веселья. Меня снова разобрал смех, когда я представила себе, как его грузная туша будет лихо скакать под музыку, и мы пустились в пляс.

Леший оказался необычайно подвижным. И как только у него это получалось? Он ловко проделывал все па, причем отлично попадал в ритм. Я же сама, после приветствия пьяного духа, едва ли могла похвастаться столь же безупречным исполнением, но все же не могла удержаться от хохота, лицезрея как с каждым прыжком из его бороды и волос выпархивали и разлетались в разные стороны ночные мотыльки. Когда же бабочки закончились, моя собственная неуклюжесть стала давать повод для веселья и мне и Бобровнику.

Партнеры менялись местами. За десять-пятнадцать минут сумасшедшего танца со мной успели сплясать неуклюжий, привыкший большую часть времени находиться в воде Изустемьян, одна шустрая кикимора, незнакомый лесовик и Лелио, которого я уже успела простить. Наконец, в очередном визави я узнала Евстантигму. И когда мы, сцепившись локтями, начали кружиться, он шепнул мне:

– Госпожа, тебя ждут у реки.

Я остановилась резко и оттащила его из круга.

– Кто?!! Это Гавр?!!

Упырь отрицательно покачал головой.

– Это женщина, – сказал он.

Я была совсем сбита с толку. Если это Заварзуза или Ладо, то почему он не назвал их по имени? Оглядевшись, я увидела неподалеку Ладо, мило беседующую с Полканом, а возле одного из костров сладко спящую Матушку.

– Ты ее не знаешь? – спросила я, но его уже и след простыл.

Заинтригованная, я вышла из озаренного кострами круга и вошла в слабо освещенную месяцем темноту. У реки, рядом с лодкой-самоходкой действительно вырисовывался женский силуэт. Подойдя ближе, я остолбенела: передо мной стояла сама Василиса. Последние остатки хмеля тут же испарились из моих мозгов.

Наместница изменилась до неузнаваемости, возможно, поэтому ее Евстантигма и не признал. Ее волосы были гладко зачесаны, а одета она была, как студентка: в свитер, джинсы и кожаную жилетку. Но не это было удивительным. У нее стало совершенно иное выражение лица. Я больше не видела перед собой надменную, гордую и злую Василису. Куда-то исчезла и величественная осанка, и высокомерный взгляд.

– Не удивляйся, – миролюбиво сказала она. – Я пришла с тобой поговорить.

– О чем же?

– Мне нужно рассказать тебе кое-что.

– Не о том ли, что ты исчезла вместе с моим лейб-медиком? – спросила я, желая ей помочь. Однако, догадаться о том, что Василиса явилась сюда по другому поводу, было несложно даже для того, кто только что общался с тремя глупыми духами.

Она загадочно заулыбалась и хитро прищурила глаза.

– Ты знаешь?

– Весь лес знает. Я желаю вам счастья. Только одного не пойму: зачем было сбегать в Тварный мир. Да еще тайно.

– По Ту Сторону, мы не могли быть вместе, занимая разные положения. А там мы равны, и никто не станет судачить о том, что наместница влюбилась в черта.

– Ясно. Так ты только это хотела мне сообщить?

– Собственно, я пришла совсем по другому поводу. Я хочу сказать тебе нечто о Гавре.

– Что? Ты можешь поведать мне что-то интересное?

– Правильнее было бы сказать: в интересах, твоих интересах.

– Я тебя внимательно слушаю. Только учти: я не слишком склонна верить тебе.

– Но ведь ты доверяешь своему другу доктору? Это он прислал меня к тебе. Мы не хотим, чтоб Гавр обманывал тебя.

– Почему он не пришел сам и, вообще, никак не дал о себе знать, когда исчез?

– Ему было не до этого. А я гораздо больше могу рассказать тебе о Гавре. Ты ведь любишь его?

– Это в прошлом, – попыталась я убедить ее, но она, кажется, не поверила и усмехнулась.

– Зачем ты отрицаешь очевидное? Не стоит, тем более, что для дремучих это уже давно не секрет. А ведь он сам это подстроил. Ты так простодушно попалась в его сети.

– Что подстроил? – уставилась я на нее, сразу заподозрив что-то скверное.

– Он влюбил тебя в себя. Ведь лучше его никто не разбирается в человеческих чувствах. Даже мне далеко до него.

– Разве это возможно? – спросила я, заметив, что у меня начинают дрожать руки и голос.

– Не только возможно, но и не трудно. Такой неискушенной девушке, как ты легко влюбиться в этакого супермена. Когда-то он пытался и со мной этот номер проделать, но у него ничего не вышло.

– Но зачем это ему? Что он от этого выиграет? Не проще ли дождаться, когда на приеме у Хозяина все само собой разрешиться?

– В том-то и дело, что все может решится не в пользу Гавра. Лютый Князь не такой уж и лютый на самом деле. Возможно он простит тебя, оставит тебе наместничество. Этого Гавр и боится. Боится, что займешь его трон. Потому и решил подчинить тебя себе. А потом он отправит тебя с глаз долой подальше, если вообще оставит в живых.

Я оцепенела и застыла. Будто какой-то камень лег мне на сердце, стало тяжело дышать. Я смотрела прямо перед собой, и все плыло перед глазами. Никогда я еще не ощущала себя такой букашкой, подопытной мухой, ничтожеством. Василиса, видя мое состояние, поспешила усугубить его еще больше:

– Пойми ты, – сказала она почти шепотом, – жестокий каменный идол тысячи лет жил с ледышкой вместо сердца. Будет и дальше жить. Ты ему – не помеха! Он лишь воспользуется твоей человеческой слабостью, твоими чувствами, управляясь с тобой, как кукловод с игрушкой.

– Хватит! – закричала я. – Перестань! Я все поняла, все! Не хочу больше ничего слышать!

– На всякий случай запомни еще кое-что. Если ты все же решишь отдаться ему, то знай, что лишишься не только невинности, но и силы. И еще: ты никогда не сможешь быть с другим мужчиной. Измена наместнику – это смерть. Подумай хорошо.

– Что же мне делать?!

– Я не знаю, Беатриче, – произнесла Василиса с сочувствием. – Я лишь хотела предупредить. Тебе придется самой искать выход, я теперь ничем не могу помочь тебе.

– Как ты поступила тогда давно?

– Мне было легче. Тогда я умела контролировать свои чувства. И вот что… – Она сделала паузу, давая понять, что меняет тему. – Я посоветовала бы тебе уходить с острова. К концу ночи здесь такое начнется! Матушка не сказала тебе, что тут будет происходить то, что вы люди называете свальным грехом? Тебе тут нечего делать.

– Спасибо, что предупредила, – сказала я ей, едва ли поняв тогда, о чем она толкует.

Больше я не в силах была что-то сказать ей. Я ощущала прилив невероятной обиды и великой злобы. Как же гадко оказаться дурой, которую ловко обвели вокруг пальца! Как больно разочаровываться в том, кого любишь! И последней надежды растаял и след…

Я сорвалась с места и, не взглянув даже на Василису, что было мочи бросилась к лодке, не рассчитала прыжок и по грудь погрузилась в воду. Но это меня не остановило: ни сырость, ни подступивший ночной холод не могли заглушить разгорающийся в груди гнев. Мне даже не пришло в голову воспользоваться пространственной дверью, да и мысли были слишком растрепаны для того, чтобы сосредоточиться на конкретном месте. Дорога была не близкая, но я помчалась бегом. Мне было не до усталости. В висках стучала одна мысль: ненавижу!

Я неслась, не видя дороги, не замечая препятствий. Влетев в сосновый бор, я не заметила под ногами коряги и, со всего маху растянувшись, разбила в кровь локоть и порвала рукав платья у плеча. Но, вскочив на ноги, я, наконец, опомнилась и остановилась, чтоб отдышаться и одуматься.

– Во-первых, успокойся, – сказала я себе. – Приведи в порядок мысли и чувства. Так и убиться можно.

Старый пенек подвернулся кстати. Я села на него и обхватила руками голову. Я думала, что похмелье уже прошло, но нет, ошиблась. Похмелье, вот оно сейчас. И дремучее вино тут ни при чем. Я дрожала от холода после нечаянного купания и не могла заставить себя подняться и идти дальше. Лишь через час или полтора, в течение которых я только и делала что, отжимая множество сырых юбок своего платья, ругала себя, Гавра и снова себя.

Небо посветлело к утру, моя одежда немного высохла, и я поднялась с пня. Теперь я пошла уже более спокойно, со злой сосредоточенностью отмеривая шаги. По пути я сочиняла гневную и обличающую речь. Но все получалось складно лишь до тех пор, пока я не увидела его замок. Все разумные мысли тут же дезертировали, на передовой остались лишь эмоции.

Ворота в крепость наместника были наглухо закрыты. Я забарабанила кулаками и каблуками в могучие кованые двери.

– Гавр! Выходи! – крикнула я, что было мочи. – Выходи, мерзавец!

По ту сторону забора ничего не произошло. Я вдруг заметила, что притихли утренние птицы, не шумел больше ветер, не скрипели деревья. Воцарилась полная тишина. Лишь мой голос эхом отдавался в лесу:

– Гавр! Появись или я не оставлю здесь камня на камне.

Внезапно ворота распахнулись, и я увидела его. Он был спокоен и слегка насмешлив.

– Что? – спросил он, подойдя ко мне и подняв на плечо мой оторванный рукав. – Очень спешила? На острове веселье, наверное, в самом разгаре, и тебе уже не терпится?

У меня не было сил ответить на это хамство, все слова захлебывались в горле из-за учащенного дыханья. Я просто замахнулась, чтоб ударить его по лицу, но он быстрой тигриной хваткой поймал мою руку у самой своей щеки и крепко сжал. У меня затрещали кости, и слезы выступили на глазах. Я тут же попыталась ударить его другой рукой, но лишь вскользь попала по плечу. Его лицо стало суровым. Он сдавил обе мои ладони, но я стала остервенело вырывать их. Он сжимал все крепче, и мне было все больнее. Наконец, мне удалось освободиться, но Гавр тут же обхватил меня, словно мощными тисками сдавив грудную клетку, и поднял вверх от земли.

– Успокойся, – жестко сказал он. – Успокойся или я тебя сейчас раздавлю.

Я перестала биться, потому что мне стало трудно дышать. Подождав, пока я совсем утихомирюсь, наместник опустил меня на землю.

– Я жду объяснений, – грозно молвил он.

– Я все знаю, – еле выговорила я, переводя дыханье.

– Что знаешь?

– Все. Мне Василиса рассказала.

На его лице читалось искреннее недоумение. Каков, изворотливый негодяй!

– Ты нарочно это сделал?

– Объясни толком, что я сделал?

Я задыхалась, и не только от нехватки воздуха, но и от возмущения, осознания своей беспомощности, обиды. Он добился того, чего хотел. Я по уши влюбилась в него. А он, при всей своей проницательности, до конца меня не понял. Решил, что я хочу отнять у него власть.

– Что сделал? Ты сделал меня несчастной, только и всего. Как бы я хотела никогда не попадать в этот мир и не встречать такого бесчувственного ветхозаветного кретина, как ты!

– И все же я не понимаю, чем заслужил подобные оскорбления, – возмутился Гавр.

– Мне ничего от тебя не нужно. И я не встану больше на твоем пути. Запомни это и не беспокойся за свой трон.

Я молча сняла кольцо с правой руки и подала ему.

– Пусть все будет, как будет. От тебя я никакой помощи не приму.

– Глупо не воспользоваться предложенным шансом, – сказал он.

– Пусть лучше будет глупо, чем горько, – ответила я.

– Что ж оставь его себе. Я подарков обратно не беру.

– А я не принимаю подарков от врагов.

– Ты никогда не была моим врагом. Для этого нужно быть более серьезным соперником. Ты просто маленькая помеха, которую несложно устранить.

– Поздравляю. Тебе это удалось блестяще.

– Я рад! – произнес Гавр с такой злобой, с какой можно злиться только на самого себя.

На этом я иссякла. Сказать больше было нечего. Я повернулась к нему спиной и заторопилась почти бегом подальше от него. Но тяжелый камень на сердце так и придавливал меня к земле. Мой шаг стал замедляться, пока я совсем не остановилась. В голове мелькнула дерзкая мысль: "Я должна это знать наверняка! Должна быть уверенной!"

Заставив себя обернуться в каком-то отчаянном беспамятстве, я снова вернулась на прежнее место, где все еще оставался Гавр.

– Ты… – начала было я, но остановилась, живо подбирая нужные слова, необходимые для того, чтобы все выяснить и не задеть свою гордость… Но к черту гордость!