Текст книги "Легенда об Иных Мирах"
Автор книги: Наталья Баранова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)
– Не знаю, – ответил тихо.
Гресс вздохнула. Совсем недавно, они пытались пройти за незримую грань, пользуясь камнями как компасом. Но на пути всегда появлялись преграды. Преграды призрачные и преграды осязаемые. Что-то, что держало, не давая пройти дальше.
А внутри не давало успокоиться чувство, что там, в мирах Лиги, каждый прожитый здесь час – почти что вечность. И был соблазн уйти, что бы потом, опять, вернуться.
– Нет, – откликнулся Рокше, – это не выход.
Видно, задумавшись, она сказала то, что пришло на ум.
– Не выход, – повторил он, – не думаю, что второй раз нам удастся сюда вернуться. К тому же, время, оно не ходит вспять.
– Но должно же быть какое-то решение?
– Должно, – откликнулся юноша, – только, пока я не в силах его найти.
Гресс, усмехнувшись невесело, подала ему камни, вышла из комнаты, бродя бесцельно, идя куда-то, куда несли ее ноги. Замок, он казался прекрасней, чем когда она увидела его в первый раз. Прекрасней. И пустыннее. Их только двое, да еще двое хозяев, которых попробуй найти. Она тихо, словно копируя Рокшара, рассмеялась.
Вспомнился Имрэн. Его непосредственность, его рассказ. «Мне плохо, Имри, – подумала она, мне плохо, что ты не встречаешь нас. Мы надеялись...». Но на ее мысль никто не откликнулся, женщина явственно представила, как Рокше сидит, опираясь спиной на стену, и на душе у него, та же, сосущая, пустота. И та же тяжесть, словно пустота, может быть тяжела.
Рокше старался не смотреть ей в глаза. Он избегал ее взгляда. А утром, он удивил ее, сказав: «Знаешь, Эрмэ готовится к атаке. Не знаю, откуда, но я чувствую это. И Иллнуанари тоже. Разбойничает, пытаясь сорвать последний крупный куш».
Вздохнув, Гресси подошла к осевой лестнице, заглянула вверх. Свет, он был все так же ярок, но, сколько она не пыталась пройти вверх, неведомое течение откидывало ее назад, к тем ступеням, с которых она начинала путь. Она вспомнила, как легко Имри возносился вверх, и это воспоминание заставило ее усмехнуться. "Ты – не Аюми, деточка, – сказала она себе, – да, в этом мире и нет, наверное, больше Аюми ".
Она присела на ступеньку, чувствуя себя так, словно запуталась в лабиринте. «Но нельзя же так, мысленно, словно пытаясь кого-то уговорить, проговорила Гресс, – Неужели вам не интересно, почему мы вернулись? Неужели вас не задело, отчего так легко мы прошли в ваш дом? Или вы считаете нас за эрмийцев? Но ведь этого не может быть. Вы ведь помните нас, вы нас видели. Неужели вас ничего не тревожит? Имри, мальчик золотой, где ты? Помнишь, ты рассказывал о себе, там, в саду, я слушала и, веря, не верила. Сколько прошло с того дня? Я прожила дольше месяца, в котором каждый день наполнен событиями. Сколько же прожил ты? Четыре? Пять дней? Неужели ты успел так сильно измениться за такой короткий срок? Неужели мне уже будет не в мочь стоять рядом или видеть тебя издали? А что иначе тебя пугает? Что заставляет тебя избегать нас?»
Гресси прикрыла глаза, уронив голову на руки. Там, в пространстве полном кораблей вражеского флота, и несмотря на все проделки Рокше, на все его фокусы, она знала, что будет делать. Здесь же ничто не шло на ум. Здесь был особый мир, с особыми законами, здесь все было иначе, не так. Преграды, которые она не знала, как преодолеть. Ощущение беспомощности и чужеродности. Этот мир словно закрывал их в спасательную капсулу, отторгал, не желая уничтожать.
Этот мир, словно хотел сказать: «уходите, это место не для вас». Она, прикусив губу до боли, мотнула головой. Она не могла уйти. « Нет, – ответила мыслью, – я не уйду, я не уйду. Пока не сделаю того, за чем пришла. Я не могу. Так надо».
Поднявшись на ноги, она медленно побрела вниз. В саду было тихо, даже не шевелилась листва. Так было всегда перед закатом. Огнем горела вершина замка, разбрасывая искры шаровых молний. Прекрасный мир. Сказочный замок. Они не грели сердца. Они были чужими.
Присев на валун, неизвестно когда появившийся здесь, у озерца, женщина посмотрела на чистую прозрачную воду. Там, на дне, медленно, словно проявляясь, как отпечаток на бумаге, дрожа, возникали белые камушки, с неравными промежутками, падали вниз, появившись примерно там, где когда-то исчезли.
Женщина криво усмехнулась и задумалась. Глядя на горизонт, вспомнила, как выходил из степи, как из моря, Хозяин. Хотелось рассмеяться над собой, над тем своим состоянием. Над прошлым легко смеяться – над горестями и радостями, можно не воспринимать всерьез будущее, только в настоящем радости и беды захватывают полностью и целиком.
Темнело. И в небесах появлялись облака, словно воплощаясь из тумана. Свет, шедший с вершин замка становился все ярче. И молнии, что начинали сверкать чуть раньше, чем обрушивался ливень, тоже срывались оттуда, расчерчивая зарницами небо. Дождь хлынул разом, промочив в мгновение прическу и платье, теплый дождь не принесший озноба.
Кольнуло, словно током ударило, прошило от макушки до пят, заставив вздрогнуть неведомое чувство. Она отмечало, что каждая клеточка тела поет, словно отзываясь на бесшумный призыв. Вскочив на ноги, она посмотрела в степь. Чья-то рука легла на плечо, и голос, такой знакомый прозвучал совсем близко.
– Здравствуй! – произнес он, – Не оборачивайся, не надо.
– Имри, – прошептала она, дрожа.
– Да, – отозвался голос.
Она все же обернулась. Имрэн стоял рядом. Все такой же и уже иной, золотоглазый, золотокожий, но рыжие волосы, словно набрали в себя солнечного света, блестя и не медью и не золотом, а пылая как огонь. У плеча вился огненный шар, то, чуть поднимаясь, то, почти прикасаясь к коже.
Имрэн улыбнулся. От улыбки обдало жаром, что в мгновение разлился с током крови по телу. Словно ее окунули в кипяток. Сердце застучало неровно. То медленно, то часто, с трудом гоня по артериям кровь. Имри слегка покачал головой.
– Ты – отчаянная женщина, – проговорил он, – искать встречи с Аюми, зная, что такое Аюми. Это дорогого стоит. Надо б спросить, что тебя привело, но я уже знаю.
– Про камни?
– Про них. Прости, не отозвался раньше, не знал о вашем присутствии. Здесь не все становится явным сразу. – он кивнул на дно пруда, на котором белела галька, и добавил, – в этом мире запуталось время....
Гресс тихонечко улыбнулась.
– Имри, – прошептала она, чувствуя, что отзвук его мыслей присутствует в сознании, так же, как это было во время разговора с Лиит.
– И то, что просила сказать она, я тоже знаю. Уже знаю, – проговорил Имрэн. Давай не будем тратить время. Его и так немного. Пойдем, я покажу дорогу, положим на место камни. Пойдем?
Он положил свою руку на ее ладонь. Рука была теплой и чуть заметно дрожала. Под золотой кожей, приковывая внимание, билась ниточка пульса, жилка, от которой она не могла отвести взгляд. Этот человек был живым, доступным, почти обычным, и в то же время, от его близости кругом шла голова, сознание мутилось, мысли летели, рассыпаясь обрывками, короткими, не связанными фразами. Быстрые, хаотичные, похожие на горный поток. Казалось, что от него исходит ток, что одновременно царапает и ласкает, что топорщит волосы на затылке и приносит ощущение неги. Неги, что путает мысли, что, заставляет почву уходить из-под ног.
Гресс пошла за Имрэном, не вполне понимая, куда идет, зачем, словно разучилась мыслить, полностью вверяя ему себя. Словно во сне, она прошла за ним в замок, словно во сне поднялась вверх, пройдя в комнату, где, сидя у окна, положив голову на футляр с камнями дремал Рокше.
Он, не слышал шагов, не мог слышать, Гресс не слышала их сама, но отчего-то проснулся, поднял голову, сразу, как только они вошли. Он поднялся на ноги, посмотрел куда-то мимо, в угол, и ошеломленный, застыл.
«Что может быть прекрасней и ужаснее присутствия рядом Аюми? – спросила Гресс себя, чувствуя усталость, схожую с истомою болезни, и сама себе ответила – Только два Аюми». Второй, сереброволосый, стройный, высокий мужчина, окутанный сонмом шаров, стоял поодаль, и воздух вокруг него дрожал, как вокруг огня.
И он был красив. Он был не просто красив, он был прекрасен, так, что глазам было больно смотреть. Но в этот раз не было ощущения удара, молнии, разорвавшейся в голове. Глядя в синь глаз, Гресс вдруг, с удивлением, отметила, что еще способна и думать и иронизировать. «Привычка, – пронзила нахальная мысль, – притерпелась деточка. Трудно бывает только в первый раз». Хозяин улыбнулся ей, оценив иронию. А она, она чуть не задохнулась от внезапно нахлынувших чувств.
Пол вновь дрогнул и понесся из-под ног. Гресс то ли шла, то ли плыла, не разбирая, толком, этого сама. Голова кружилась, синь менялась золотом. Она разглядывала колонны, словно видя их первый раз, изумлялась статуям, что заполняли ниши стен. В полутьме так легко было принять их за людей, застывших в ожидании, их были сонмы, бессчетное множество, от которого вновь пошла кругом голова.
А потом круговерть прекратилась. Гресс стояла посреди маленького зала, почти пустого, изумленно оглядываясь отмечала, что его стены словно раскрывались в пространство, в неизведанность, в пустоту. И предчувствие, что появилось в теле, было тем же, что и перед прыжком. Тело словно противилось краткому мигу перехода, словно опасаясь мгновений небытия. Там, внутри, у сердца поселился холод. Гресс посмотрела в центр зала, туда, откуда исходило наибольшее напряжение. Куда, подрагивая, стремилось сокровище Аюми.
Женщина удивленно выдохнула, заметив, что камни стали алыми, как кровь, как благородный лал, яркими, словно на гранях камней шла игра оттенков страсти и крови, а глубина их сияла, маня, из сердцевины рвалось пламя. Оно не обжигало рук и все равно, держать эти камни становилось все труднее.
Медленно, словно во сне, держа на каждой ладони по кровяной капле, застывшей в кристалле она шагнула к центру зала, чувствуя, что происходит то же, что происходило всегда. Что накатывает темнота, сменяясь неистовым сиянием, белоснежным светом. Момент небытия, привычный и новый, ощущения, которые знакомы, затерты до дыр и все равно, неизбывно новы.
В сиянии, окруженного светом, она узнала стоявшего рядом Рокше, прикрывшего глаза, словно всматривающегося во что-то внутри себя; она увидела Имрэна, слегка удивленного, словно только что сделавшего для себя поразительное открытие, которого не ждал, Джабариэля, сосредоточенного и взволнованного, взволнованного больше их всех.
Время замерло. Казалось, они попали в стоячую волну. Никто не мог пошевелиться, вздохнуть, никто не смел. Первым, кто очнулся после долгого молчания, был Рокше. Контрабандист неожиданно вздрогнул, разрушая колдовство очарования, и опустив руки, с которых соскользнули камни, отошел на несколько шагов, назад, туда, откуда пришли они все. За ним последовали остальные – Джабариэль, Имри, она сама.
Камни застыли в воздухе, сложившись в странное ожерелье, ничем не скрепленное, похожее на свет, застывший в паутине. Огненные капельки, слегка пританцовывая, дрожали, потихонечку притягиваясь к центру, и друг к другу. Они вели себя как обычные капли дождя на стекле. Соприкоснувшись, капли сливались в единое целое. Но каждого такого соприкосновения хватала на яркую, каждый раз неправдоподобно яркую, вспышку.
А потом, когда глаза уже устали, там, в центре, она увидела одну, яркую, вновь полную синевы, нереальной, слепящей синевы, каплю. Та все сжималась и сжималась, становясь, все ярче, ослепительней. Гресси невольно отступила на шаг, отмечая как тяжело идти, словно толкая не воздух, а прозрачный, тяжелый хрусталь, спиной.
А огненная, слепящая капля никак не прекращала сжиматься, она опадала, коллапсируя, словно что-то заставляло ее прорастать внутрь себя. А потом погас свет, качнулось время, зашатав стены замка.
Боль. Жизнь? Небытие? Творилось что-то непонятное. Зал исчез, словно растаял. Как во сне. За окнами, высокими стрельчатыми окнами, сияли звезды. Гроза, она еще бушевала внизу, под ногами, очень глубоко внизу. А от ощущения простора кружилась голова.
На горизонте Гресс видела сияющие вершины других замков, стоящих на островах, так же проткнувшие вершинами облака. Ушел туман, растаял, словно его не было, словно поднявшийся ветер сдернул его обманную кисею.
Простор. Вздохнув, женщина поняла, чего ей так не хватало в этом мире раньше. Простора. Теперь его было вдоволь. Можно было идти, бежать, уходить, удаляться, не натыкаясь на стену безвременья, на странное темное пятно, которое изменяется, соприкасаясь с твоими мыслями.
И больше не было летящих с вершины замка огненных искр. Они успокоились, их больше ничто не манило к горизонту. Огненные шары, она ясно вдела, как они, расчерчивая небо, оставляя за собой сияющий свет, ткали мосты меж замками, сотворяя похожее на кружево, облако переходов, издалека казавшееся невесомыми бликами, светом солнца запутавшегося в паутине.
Вздохнув вновь, Гресси посмотрела на Имрэна. Легкое, едва заметное глазу свечение окружало его; синь и золото, охра и индиго сменяли друг друга, играя, то, чуть вспыхивая, то, затухая на его маске. Маска легла и на лицо Джабариэля. И впервые ей удалось рассмотреть его облик, так, что б не заволакивало взгляд облако слез и не кружилась голова, без смятения чувств и мыслей.
Да, он, несомненно, был красив. В нем была та же соразмерность и та же гармония, которую она видела в лице Имрэна, в лице Лиит. Не правильная, классическая красота черт, а красота впечатления, оттенки мыслей, чувств, которые отражались на его лице, делали его прекрасным. Черты, они были чуть неправильны, и скольких носителей подобных черт видела она за свою жизнь. Но ни одно лицо из тех не смогло ее так впечатлить и заворожить как это.
От лиц Аюми словно исходило сияние. Сияющими были взгляды и молодость, поразительная юность. И полное отсутствие недовольства, ненависти, только доброжелательство она видела в их взглядах, только сочувствие, понимание, и еще ту уверенность, которую дает лишь обладание истиной.
– Ну, вот и все, – проговорила она, – и нам надо спешить.
– Куда? – тихо спросил Имрэн, слегка улыбаясь, пряча улыбку в уголках губ.
– Назад, – проговорил она, – Лиге не помешает лишних пара пилотов.
Он покачал головой.
– Некуда торопиться, – откликнулся Джабариэль, вторя Имрэну, – незачем спешить.
– Но почему?
– Время, – усмехнулся Имри, – оно не ходит вспять, оно не начинается заново. Вы пробыли здесь дольше, чем хотели. И вы не сможете вернуться. Корабли Эрмэ и Иллнуанари прочесывают пространство вблизи всех точек выходов у каждой из планет. Порталы, они открыты, но пока не стабильны; должно пройти какое-то время, что б вновь образовалась единая сеть. Вам просто придется остаться.
Да-Деган медленно, не торопясь, прошел по каюте. Здесь было уютно, тихо, даже гул маршевых двигателей не мешал ощущать себя дома, забывая о том, что ты на корабле. Здесь было все, к чему он привык – оптимальная температура, оптимальная влажность и привычная сила тяжести. Картины украшали стены, в вазах стояли живые цветы, наполняя воздух благоуханием. Его, как всегда, окружали роскошь, нега и уют.
Вздохнув, вельможа позволил себе расслаблено опуститься в кресло и, улыбнувшись, посмотрел на человека, который терпеливо ожидал, когда на него обратят внимание. Да-Деган покачал головой, складывая губы в одну из не самых приятных улыбок, что держал в своем арсенале про запас. На случай подобных встреч с подобными людьми. Эта улыбка не зажгла глаз, не наполнила их сиянием. Взгляд стал лишь острее и неприятнее.
– Катаки, – заметил Да-Деган, – вы последнее время что-то забываетесь. Мои приказы уже не выполняются беспрекословно. Как это понимать? Почему я должен повторять дважды, хуже того, объяснять?! Вы что, желаете потерять голову, и помочь мне избавиться от своей, которой я дорожу? Вы начинаете требовать от Империи, больше, чем Император согласится дать. Вы хотите получить третью часть территорий Лиги! Да, вы сошли с ума! У Императора не требуют. У Императора покорно просят лишь то, что он и так согласится дать. Это, – во-первых. А во-вторых, разве я этого хочу? Разве мне нужна треть территорий Лиги?
– Вам нужна Рэна, – огрызнулся контрабандист, эта помойка на задворках. – А больше вы не желаете ничего. Но Иллнуанари такой вариант не устроит. Если у нас будет только Рэна, Империя сгрызет Гильдию, практически сразу. Треть территорий, – это не слишком много, что б Эрмэ не могла их дать, и не слишком мало, что б не было куда отступать, позже. Ведь потом, после этой битвы нам не с кем будет торговать, и у нас не будет ни сырья, ни энергии. Мы быстро потеряем все. И станем не союзниками Эрмэ, а ее рабами! А вы, господин Да-Деган – идиот, если не видите, не понимаете всего этого.
– Я – вижу, – ответил вельможа, передернув плечами. – Я, оказывается, лучше вас знаю Империю, Катаки, и ее нравы, ее обычаи и ее цели, несмотря на то, что не торгую с ней всю свою жизнь, подобно вам. Я все знаю! Я, а вот вы..., вы, молодой человек, не понимаете, что вы делаете.... И, кстати, попрошу не забываться, говоря мне об интересах Иллнуанари. Мои интересы – интересы Иллнуанари. Вот так!
Да-Деган вздохнув, посмотрел на Катаки, на плотно закрытые створки шлюз-двери. Выражение лица контрабандиста было мрачным и злым. «О других ты не беспокоишься, – мысленно заметил рэанин, – тебе дела нет до тех, кто служит тебе же. Ты боишься за себя. Ты боишься, что тебе светит стать эрмийским рабом. И ты предашь всех кто с тобой и кто просто рядом, лишь бы только вылезти самому. Подлец. И все равно раб. Паршивая порода. Кто б только знал, как я ненавижу подобных людей. Но именно ты мне и нужен. И сделаешь ты, как хочу я, не иначе».
Вельможа улыбнулся вновь, остро и зло.
– Разве у нас маленький флот, Катаки? – усмехнувшись, спросил он, – Но, только, если считать все. И старые корабли и новые, те которые мы пока держим в резерве, те, которые, пока, тайна даже для наших союзников?
– Нормальный, что б мы могли диктовать условия даже Эрмэ. Но только пока.
– Пока, – ответил Да-Деган презрительно, – мы не можем диктовать условия Эрмэ. Империи не диктуют. У Империи, повторяю, не требуют. Империей можно владеть, но требовать от нее чего-либо... соблюдения условий, компенсации за оказанную помощь,... может только глупец. Ты ведь не помешан на чести? С чего ты взял, что Эрмэ будет с нами честна? Я прекрасно понимаю, что мы получим удар в спину, сразу, как только покажем слабость. Я держу в уме сотни факторов и сотни вариантов, Катаки.
– Блеф.... Очередная глупость.
– Нет, такая возможность представляется раз на миллион поколений, такая, что ты даже не видишь ее. Власть. Власть над миром. Вся власть. Да, знаю, я смешон, мое присутствие смешит Императора, смеешься ты, смеется Рэна. Кто смешон, говорят, не опасен. А вот это – ошибка, Катаки. Смех может быть маской, малыш. Только маской. Когда-то я служил у Стратегов, да, они научили меня правильно распределять силы и оценивать возможности. Научили многому, за что я им благодарен. Научили не бояться выглядеть смешно, если это необходимо, на деле будучи опасным. И реальная мощь нашего флота будет сюрпризом для Эрмэ, – проговорил Да-Деган, не прекращая улыбаться, – как и для Лиги. Но я не для того помог Императору решиться убрать Локиту, что б оставить власть в его руках. Локита была хитрая бестия. И куда более опасная, чем Хозяин. Настоящая Властительница. Умная. Хитрая. Холодная. Только разум, только властолюбие, никаких сантиментов. Блестящая женщина. Алмаз. Она могла почувствовать игру, расшифровать интригу, она, не он. И потому он погибнет. Так надо. Ни один из властителей Эрмэ, если не считать самого Императора, не может потягаться с нами силами. А Иллнуанари получит все. По праву сильного. Пока все остальные грызутся за трон. Осталось лишь убрать Императора. Так?
– Его охраняют, а я не знаю, кто б мог решиться поспорить с воинами Эрмэ, но это явно не я.
– Ты, – тихо улыбнулся Да-Деган, – именно ты. Это будет нетрудно. Ты просто передашь ему мое послание, как обычно. Бумага пропитана ядом. Не бойся, ты получишь противоядие до того, а он, боюсь, что, когда он возьмет бумаги в руки, противоядие будет поздно искать.
– С чего вы взяли, что я соглашусь? – произнес контрабандист резко. – Что я помогу вам взойти на трон? Риск немалый.
– Четверть территорий Лиги. Тебе. Лично. Одному. Четверть территорий по твоему выбору, разумеется, исключая Рэну из списка, и еще восьмая часть для Иллнуанари. Я получу трон, мне его достаточно, а Гильдия, если она тебе нужна, будет твоей. Ты согласен?
Катаки нервно сглотнул, посмотрел не верящим взглядом. Покачал головой. И облизнув губы, взволнованно, дрожа, вздохнул. Соблазн был велик. Соблазн был огромен. Да-Деган, иронично усмехаясь, смотрел, как от непомерной жадности, на лбу контрабандиста выступают бисерины пота, как его трясет, словно в лихорадке.
Четверть территорий Лиги, куш, что контрабандисту и присниться не мог в самом смелом сне. Четверть территорий. Жадность затмила рассудок, взгляд мутился, отражая такое волнение, которого доселе контрабандист не знал
– Я даю, – усмехнулся Да-Деган, – предлагаю сам. Не бойся, бери. Соглашайся. Никто и никогда больше не предложит тебе такого. Откажись, и ты будешь сожалеть об этом до самой своей смерти.
– А гарантии? – едва выдохнул Катаки.
– Гарантии, Катаки, в том, что ты не скажешь Императору, что я покушаюсь на его трон. А потом, я не привык бросать слов на ветер. Пока я тебя не обманывал. Ведь так?
Стоять, ходить, смотреть, все без толку. Что метаться, что тихо ожидать – невыносимо. Да-Деган сжал виски руками. От надежд, от веры и неверия болела голова, разрывалась, сердце билось часто и глухо. Ныло, болело. «Другого выхода нет, – напомнил он себе, – на другую приманку Эрмэ не клюнет».
Он прошел по каюте, превращенной в кабинет, остановившись у экрана, имитировавшего окно. Окно в бездну. Из окна смотрели миллионы звезд, крошечные точки – голубые, желтые, яркие и тусклые. Из окна смотрели очи Вселенной. Вельможа прислонился лбом к экрану, прикрыл глаза, что б не видеть кончиков расшитых бисером туфель, жалея, что не увидеть Софро.
Он улыбнулся, напомнив себе о Лии. Вспомнив Рокше. Иридэ. Его Иридэ. Смелого, отчаянного, потерявшего прошлое, но сохранившего жизнь и сумевшего не потеряться в настоящем. Да-Деган боялся за них, боялся за Рейнара, оставшегося на Рэне, и за Иланта, который, все же, послушав совета, ушел. «Нет, – подумал он, – мне не нужна власть. Что толку во власти, если нет свободы? К чему она? Зачем власть, если нет любви?».
Он вспомнил Шеби, облако ее волос, ее соблазнительную грацию и улыбку, ощущение счастья, что приходило, когда эта женщина была рядом. Его имя теплом и лаской срывалось тихо и сладко с ее губ, заставляя краснеть, за то, что не ее он любил первой, за то, что в прошлом были сотни ночей и сотни интриг, за то, что она знала это. Знала, читая это в его мыслях, в его глазах.
Она шептала его имя, унимая разочарования и боль, вынимая ненависть из души, как яд, отравляющий тело. Она спасла его ребенка, его сына, его продолжение. И он жил, вернувшись, только повинуясь ее просьбе не умирать. Она, неизвестно, что б сказала она, живи она, знай, на что он решился. «Другого выхода нет, – проговорил Да-Деган тихо, – да и поздно что-то менять. Все будет так, как задумано. Катаки в пути. И флот наготове».
Он вспомнил Юфнаресса, человека, которого помнил вечно согбенным, покорным, которого считал лишь рабом. Ошибаясь. Раб обрел свободу и дерзость, бросить вызов Императору, вызов, которого тот не понял. Раб имел смелость и совесть выбирать сам, что делать, кого любить, чему повиноваться.
В тишине отчетливо прозвучали шаги, Да-Деган обернулся, посмотрел на Фориэ, возникшую на пороге. Дама была на него зла. У дамы были тонко сжатые губы, нервные движения тонких рук. Если б он не сделал ее заложницей, то, право слово, она б подняла на Рэне очередной бунт, чего допустить он не мог. И все же он был рад ее неожиданному визиту, понимая, что одиночество и ожидание только взвинчивают нервы.
– Добрый день, Фориэ. – проговорил мужчина, указывая ей на кресло, – и только не надо упреков, я все слышал сотню раз. Хотите форэтмиского? В этот год «Поцелуи ветра» особенно прекрасны. Изысканный букет, говорят, таким это вино бывает только раз в двести, а то и триста лет. Это вино будут еще ценить. И долго будут помнить.
Женщина, согласно кивнув, присела в предложенное кресло, посмотрела на Да-Дегана, следя за каждым шагом и жестом. Он молча поставил бокалы на стол. Налил вино, играющее рубином. Он наполнил бокалы и присел напротив. Взяв бокал, чуть приподнял его в ее сторону.
– За удачу, – прошептали его губы, – за то, что б она не отвернулась от нас.
– За то, что б вы стали Императором? Не много ли берете на себя?
Он отпил глоток, словно не заметив ее слов. Вино, оно и впрямь было особенным, кружа голову так, как никогда еще не кружило. Фориэ поморщилась, глядя на выражение эстета на его лице, но, взяв бокал в руки, посмотрев на рубин, играющий в гранях, отпила этой влаги. Вино было сладко, как мед, но оно, впитав запах трав, чуть горчило на губах, оставляя странное послевкусие.
– Оно как жизнь, – заметил Да-Деган, – несет сладость и горечь, полет и падение.
– Философствуете, – заметила Фориэ скептически.
– А что еще остается? – усмехнулся вельможа, – ведь в данный момент от нас уже ничего не зависит.
Он, вздохнув, посмотрел на экран, пожав плечами, допил вино. Фориэ смотрела на него с презрением. Тайной это не было. Еще на Эрмэ он научился читать малейшие оттенки эмоций, чувств, по интонациям голоса угадывать несказанные вслух слова, овладев этим искусством в совершенстве.
– Хотите меня отговорить? – спросил он, прищурившись, глядя на женщину. – Поздно. Уже поздно что-то менять. Ничего не изменишь. Война началась.
Фориэ пораженно вздохнула, чувствуя, что слова застревают в горле.
– Я вас удивил? – коротко заметил Да-Деган и добавил, – не удивляйтесь. Скоро корабли Эрмэ выйдут около Рэны. Но сама Рэна их не интересует. Их интересует Иллнуанари. Не беспокойтесь, мир не рухнет, небо не расколется, не упадет осколками на землю.
Фориэ, овладев собой, посмотрела в глаза вельможи. Его лицо было вполне спокойно, взгляд не бегал с предмета на предмет, глаза смотрели как орудия из бойниц – холодно, решительно и твердо. Только отчего-то подрагивали тонкие белые пальцы холеных, словно точеных из камня рук.
Да-Деган усмехнулся, отметив направление ее взгляда, посмотрел на свои, чуть подрагивающие пальцы.
– Да, – признался он, – я волнуюсь. Но я же не кукла без эмоций и чувств. Все волнуются. И вы, порою, тоже. Признайтесь честно, разве вы были спокойны, когда Ареттар вас целовал?
Женщина вздрогнула, будто получив пулю, побледнела, глядела не веря, изумленно, а потом, не в силах справиться с волнением залилась краской, от щек и до ушей.
– Ордо болтун, – прошептала, скривив губы.
– Ордо тут не при чем, – заметил Да-Деган, – он, как раз, молчал как рыба. Вам в голову не приходило, что мог сказать и Ареттар?
– Вам?
– Ну а кому еще?
– А Вы знакомы?
Да-Деган пожал плечами, прошелся по каюте, избегая смотреть в лицо Фориэ.
– Знаком, – обронил вельможа, – прекрасно знаком. И я его знаю лучше, чем кто бы то ни было. Поверьте...
Он взглянул за окно, усмехнулся. В этот час корабль удалялся от Рэны, уходя из плоскости эклиптики, поднимаясь над системой. Планета, удаляясь, становилась все меньше, теряя четкий контур геоида. Она еще не была точкой, не была ярчайшей звездой, она еще была планетой. Планетой, тонувшей в сиянии отраженных от ее поверхности лучей.
Обернувшись, Да-Деган насмешливо вздернул брови, поджав губы, стер улыбку с лица. Взгляд серых глаз был мечтателен и мягок. В первый раз женщина видела его таким, после форта. И поразилась.
Этот странный человек, с замашками диктатора, впервые со дня их встречи не казался опасен, казался таким, каковым она помнила, каковым был еще до бунта. А изменилось лишь выражение глаз.
Да-Деган, вернувшись к столу, добавил вина в свой бокал, но пить не стал, держа фиал в руках тихо расхаживал по комнате, словно забыв о ее присутствии здесь, словно он был один и ничье присутствие его не смущало.
– Хотите, я вас удивлю? – проговорил вельможа тихо, после долгого молчания. – Я лгал. И Вероэсу и Вам, впрочем, я солгал и Катаки. Мне не нужен трон Империи
– И что же вам нужно? – спросила женщина.
– Ничего, – ответил он, – вы не поверите, но мне, и, правда, ничего не нужно. Ни от Вас, ни от Лиги. У меня есть все, чего бы я хотел.
Он, повернувшись, подошел к ней, посмотрел пристально в глаза. Почему-то трудно было не поверить, глядя в эти холодные, словно льдинки, глаза, светлые, но не колючие, а мягкие и безмятежные. И все же Фориэ пожала плечами, не могла не пожать. Привычка не верить этому человеку была еще слишком сильна, въевшись в кровь и кости.
– Как хотите, – произнес Да-Деган. – Вы сами все увидите.
«И все равно, ничего уже не изменить, – мелькнула мысль, опережая ход времени, – маховик закрутился. Катаки поймет, что отравлен, там, стоя перед Императором, держа послание в руках. Поймет и отомстит. Расскажет о моих видах на трон. Он успеет. И Империя нанесет удар. Но не по Лиге. По Иллнуанари. Ибо сейчас для Императора не будет ничего опасней Иллнуанари. Вероломного союзника. И Иллнуанари станет драться. Станет играть по навязанным правилам. Драконы сцепятся, и будут рвать друг друга. Ничего другого не дано. Только это. И только так. И значит, пришел конец Империи. Но, боги мои, боги в которых я, дикарь, верил когда-то, как я хочу увидеть все это, убедиться в этом сам!... И как бы я хотел, что бы Хозяин понял, понял и узнал, чья рука направила его судьбу. Как бы мне хотелось посмеяться этой, лучшей шутке!»
Пройдя из угла в угол, вельможа обернулся, и посмотрел на Фориэ, напряженно сидевшую в кресле. Женщина, сидевшая внешне расслабленно напомнила ему натянутую струну. Было видно, что и ее съедает ожидание, словно его настроение передалось ей. Словно она почувствовала то, о чем еще не было сказано не слова, почувствовала излом на так явственно и четко прописанной линии судьбы.
Она ему не доверяла. И все же, в последние несколько часов, пришло ощущение, что облик рэанского аристократа – лишь чудесно выполненная маска. Но Фориэ не видела лица за маской и не могла сказать, чего ждать от человека, одетого в легкий, сияющий ирнуальский шелк, расшитый пленительными узорами разнотравья, среди которого проглядывали чудесные, распускавшиеся бриллиантовыми искрами, цветы.
