Текст книги "Легенда об Иных Мирах"
Автор книги: Наталья Баранова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)
И, глядя на него, Гресс вдруг без слов и уверений поняла то, что должна была понять давно, – что и она ему небезразлична, что она ему дорога. Она увидела в это в отсветах огня, зажегших золотистые искры в его глазах, вернувших улыбке жизнерадостный огонь.
Ордо как-то тихо рассмеялся, своим собственным мыслям.
– Ну что ж, – произнесли его губы, – на Рэну я вас, конечно не звал. Но, ...милости прошу.
Гресс почувствовала, что кто-то поддерживает ее за локоть, деликатно, ненавязчиво, осторожно. Скосив, бросила взгляд, и узнала Рокшара, в этот момент осознав, что у самой в глазах, где-то близко, стоят слезы. Их туманная пленка мешала видеть ярко и отчетливо. Глубоко вздохнув, попыталась их отогнать, подумав, что новая юность принесла избытое сил, но и избыток эмоций.
К ней подошел Ордо.
– Рад вас видеть, Гресси, – проговорил так просто, словно их последняя встреча была не за горами, она кивнула.
Уступая его просьбе, вышла за ним на воздух, вдыхая его свежий, морозный смотрела на силуэты снежных вершин, видимых отчетливо и ярко, прописанные белым на сочной лазури неба.
– Как вы поживаете? – проговорил Аторис вновь. Она промолчала, не зная что сказать, что ответить.
– Вы презираете меня? – усмехнулся бунтовщик.
– Да вовсе нет, – ответила Гресс, невольно покраснев. – просто все так неожиданно, что я не знаю, что сказать.
Он слегка улыбнулся, посмотрел на окурок в своей руке и отбросил его в сторону. Помолчал, медленно идя в сторону от лагеря. Гресс невольно вспомнила последнюю встречу, тогда он казался менее взволнованным, но словно замороженным, как робот. Или только казалось?
– Я мечтала, что б увидеть вас вновь, – проговорила женщина, внезапно решившись, ломая медленно выраставшую между ними в молчании, стену из отчужденности и льда, – Я так долго об этом мечтала, – повторила чуть тише, – и ждала. Помните прогулку по Анджерит? Я должна была сказать еще тогда. Я люблю вас, Аторис. Я всегда только вас и любила.
Он развернул ее к себе лицом, словно пытаясь понять, что были эти слова – шутка или правда, насмешка или на самом деле признание в любви. «Я люблю вас, Аторис, – вновь, но беззвучно проговорили, дрогнув, ее губы, – люблю, а все остальное – неважно...»
Мужчина смотрел, как тихо, шурша по листьям сада, падет дождь. Дождь пришел, смывая следы, очищая землю от пыли и жара, принося покой. Полный покой.
Вздохнув, мужчина подошел к камину, пошевелил кочергой малиновые угли. Глядя на пламя, скачущее по углям, усмехнулся. Так спокойно смотреть на огонь, так легко сидеть рядом, наслаждаясь его теплом. Огонь всегда приносил лишь успокоение. Как и дождь. Куда-то уходила бешеная скачка мыслей, суета.
Закутавшись в наброшенный поверх одежды плед, он присел в любимое кресло, откинув голову на спинку и прикрыв глаза.
Неуверенность тоже исчезла, хоть не ушла горечь. Он вновь, в который раз вспомнил Фориэ, ее слова, злость, волнение в ее голосе. Было жаль, так жаль, как раньше никогда и никого он не жалел. Прошлое отрывалось, от него, уходило потихонечку, это было больно.
Он вспомнил свое лицо в отражении зеркала. Донельзя юное. Оно его бесило. Это лицо, было словно застывшая маска. Высокомерное, надменное, властолюбивое и злое.
Оно, отчасти, вырывало его из общества, делая чужим для всех. Юные помнили о его годах. Пожилые смотрели на эту маску юности и усмехались. Один Вероэс знал истину – и почему и откуда и кто. Он вспомнил усмешку на его губах, приветствие не лишенное иронии, вечное, незлобивое: «Это ты, Раттера»? Но и Вероэс ничего не понял.
Да-Деган скорбно поджал губы. Глядя на огонь, вспомнил Таганагу. На Форэтмэ, укрытый в ущелье, стоял корабль, тот, что воин оставил в дар – маленький, быстрый, неприметный. Корабль – разведчик.
Когда-то было искушение его уничтожить, но оно прошло, корабль давал возможность иногда покинуть Рэну, не докладывая никому, куда и зачем он собрался, ускользнуть незамечено, уйти тихо и тихо вернуться. Теперь же великим было искушение оставить его.
Щурясь как кот, вельможа вновь посмотрел на огонь. Его отблески воскрешали прошлое, будили воспоминания. Было еще воспоминание, которое отнимало покой и сон. Он не хотел вспоминать, боясь собственных чувств – горечи, боли. Шеби.
Он не мог не вспоминать. Огонь, так был похож на ее движение в танце – стремительное, свободное, жаркое. Разлет ее темных кудрей был так же буен.
Вздохнув, он припомнил ее лицо – широкоскулое, прекрасное, синь глаз, темное золото кожи. Полынь и мед в запахе волос. Грацию дикой кошки в движениях, и плавность и стремительность, то во что прежде не верил, в плавную стремительность, в отточенную завершенность каждого движения.
Ее взгляд. Он помнил, как она старательно прятала взгляд небесной сини очей. И даже когда она смотрела прямо в его глаза, иногда, казалось, что она смотрит мимо. А иногда... иногда дыхание перехватывало от силы этого взгляда.
«Шеби, – прошептал он, чувствуя тоску, – ну как же так случилось, что мы не встретились? Ну почему же мироздание так глупо, так неверно?»
И замолчал. Молча отер слезу, выкатившуюся из глаза, приказывая разуму взять контроль над эмоциями. Не позволяя им овладеть собой. С каждым днем это делать становилось все тяжелее. С каждым прожитым днем уходили силы. Не радовали сады, прогулки, игры ума. Не радовало богатство и власть. Не радовал дом...
«Небеса! – выдохнул он, – вот отыграю эту игру – и.... Прощайте....»
Услышав тихий стук в дверь, вельможа вздохнул, сказал тихо:
– Войдите.
Несколько секунд он рассматривал гостью, синий шелк плаща, с которого капала вода, рыжие локоны. Он смотрел на нее, словно не понимая, что она делает здесь, словно не понимая, какая сила ее принесла.
– Здравствуй, Дагги, – проговорила Лия, подходя к огню, – я погреюсь? На улице дикая непогодь.
– И все же ты, – проговорил Да-Деган, выдохнув воздух. – Как ты сюда попала?
– Пришла.
Он покачал головой, понимая, что что-то в тщательно уложенной мозаике встало не на свое место, разрушая целостность картины. Лия. Рэй? Рокшар?
– Вы ушли к информаторию, – проговорил вельможа, тихонечко барабаня кончиками пальцев по подлокотнику.
– Да, – откликнулась девушка, – но мы вернулись.
Поднявшись, он подошел к ней, коснулся осторожно ее пальцев, руки, посмотрел пристально и не веря. Лия тихо рассмеялась.
– Что ты ищешь, Дагги?
– Жаль, что это – не сон, – проговорил вельможа, медленно проходя к окну.
– Говорят, ты купил себе Гильдию, Дагги, – в тон отозвалась девушка.
– Да. Иллнуанари. – ответил тот язвительно.
– К чему?
Он улыбнулся. Улыбка вышла смущенной и доброй. Глядя в лицо воспитанницы, он тихонько пожал плечами, словно желая сказать, что и сам не знает. Подумав, медленно прошелся из угла в угол.
– Я скажу, – проговорил насмешливо, – ты ведь умеешь хранить тайны, Лия? – глядя на кивок увенчанной золотыми косами как короной головы, добавил, – Я тоже умею хранить тайны, поэтому, расскажешь мне все, что видела ты. И будем квиты. Девушка печально покачала головой.
– Ты не поверишь. – ответила тихо.
– Ты тоже, – ответил он.
Приставив, ближе к огню, кресло, он предложил его девушке, сам, устроившись, как когда-то давно, в тени.
Лия смотрела на огонь, огонь завораживал пляской, лизал сухие угли. Она чувствовала на себе любопытный взгляд воспитателя, понимая, что он не сводит с нее взгляда, отчего-то было тепло и необыкновенно тепло на душе. Отчего-то, даже решив не верить, она невольно доверяла Да-Дегану. В его голосе звучала привычная забота, волнение, которое не могло быть поддельным.
– Скажи мне, – проговорила Лия, глядя на огонь, – отчего ты жалеешь, что мы вернулись?
– Рэна, – вздохнул он, – не совсем подходящее место для девушки твоего склада характера. Рэна – это гиблое место. И совсем не твой отец правит здесь бал.
– А мой воспитатель? – вставила она, нервно переплетя пальцы, – и если все так худо, почему, почему ты сам когда-то мне помешал сбежать на Ирдал?
– Лия, время течет, обстоятельства меняются. Ты слышала, что погибла Локита? Теперь бы я не побоялся отправить тебя на Ирдал....Тогда я опасался ее мести.
– А сейчас я должна опасаться тебя?
– Ты? – он усмехнулся, задумавшись, ответил, – ... не знаю.
Вельможа вновь прошелся по комнате. Тихо, очень тихо, так что Лия невольно вздрогнула, увидев его долговязую фигуру совсем близко. Он остановился у камина, в паре шагов от нее. Серые глаза отражали пляску огня, казавшись золотыми, а не серыми.
– Я не хотел бы, что б ты меня опасалась, – ответил он, – не хотел бы, но, на самом деле, это может быть для тебя опасным. Мое присутствие вообще опасно для Рэны. Для твоего отца. Для всех. Так вышло, что Рэна лишь пешка.... И, может, кажется, что я правлю бал. Но на самом деле это не так. Судьба – вот то, что правит бал, то, что двигает всеми нами. Судьба.
Он, задумавшись, отошел к окну, но, видимо, не мог стоять на месте, развернувшись, нервно шагая по комнате, меряя ее вдоль и поперек, непрестанно двигался, и, глядя на него, Лия и сама начала чувствовать нервное, вызывавшее мелкую дрожь волнение. Встав, она подошла к нему, посмотрела снизу вверх.
– Дагги, – проговорила тихо, – расскажи мне...
Он ласково посмотрел на девушку и покачал головой. Его рука коснулась золотистых кос. Медленно, очень медленно он отошел от нее, смотря, словно любуясь, издали.
– Сначала ты....
Она тихонечко вздохнула, чувствуя, что, вспоминая, словно на несколько часов вернулась в сказочный мир, откуда страстно рвалась домой, на Рэну. Отчего-то ей стало жаль тишины и покоя, которые царили там, и которых не было здесь.
Рэна была беспокойна, суетлива, груба. Она с благодарностью вспомнила Донтара, проводившего ее до самых ворот усадьбы. Донтар, с эполетами офицера на плечах, и оружием в руках отбивал желание у беспокойных, грубых контрабандистов подойти к ней ближе и завязать разговор. Она слушала их непристойные замечания и невольно морщилась, не в силах удержать равнодушный вид.
Контрабандисты действительно правили бал, завоевав силой золота Амалгиру, навязав ей свое общество и свой уклад. Рэан, в этот час, почти не было видно, разве что проходили патрули, совсем ненадолго успокаивая буянов. Да, одиночные фигуры, спешивших по своим делам людей, крались, стараясь не обращать на себя внимание.
Скажи она Ордо о своем желании увидеть Да-Дегана, и в этом она была уверена, все двери дома были б заперты для нее. Она вспомнила лицо Рейнара, что, слушая госпожу Арима, тихонечко бледнел, и видела, как в его зрачках загорается злость и гнев. Она вспомнила как, недоверчиво, покачал на эти слова головой Кантхэ. Она тоже их слышала, только вот, не могла поверить.
Тихо, отвернувшись к огню, она покачала головой. Что-то в словах отца было верным. Но, посмотрев на Рокше, она отметила, что контрабандист лишь тихонько усмехается, держа руку на рукояти ножика. Рокше догнал ее, когда она договаривалась с Донтаром, у самых дверей. Он тоже, молча оделся и пошел с ней. Он... он ждал за дверью.
– У меня есть сюрприз, – проговорила Лия тихо. – не знаю, как ты к этому отнесешься, но есть кто-то, кто, кроме меня решил с тобой увидеться. Кого ты давно не видел. Кого ты тоже любил. Иридэ.
Да-Деган вздохнул, потом Лия услышала тихий, отрывистый смех, непонятный, похожий на издевку.
– Ты не веришь?
– Я должен был подумать об этом, я должен был догадаться, – проговорил Да-Деган, подходя к двери и впуская в комнату нового гостя.
Он посмотрел на контрабандиста, внимательно, оглядывая его с головы, до пят.
– Проходи, – проговорил негромко, словно боялся разбудить эхо.
Контрабандист переступил порог, удивленно разглядывая обстановку и хозяина, подошел к камину, остановившись рядом с Лией. Он был невысок, гибок, как куница, щеголеват. Темные волосы вились, падая на плечи.
И, глядя в его лицо Да-Деган, невольно улыбнулся, отмечая сходство черт, ту же лепку лица, тот же блеск глаз, что были присущи ему самому. Этот юноша напомнил юность, обернув мысли и чувства вспять, заставив сердце забиться быстрей и уйти покой.
Глядя на его лицо, Да-Деган тихо улыбался, чувствуя только радость. Радость, какой не знал давно. И больше не сожалел о покое.
Рассмеявшись, рассыпая тихий, искренний смех мысленно заметил: «Ты счастливчик, Дагги. Тебя любит судьба. Что тебе золото, что власть, если этот мальчик, твой потомок, жив? Что тебе твоя собственная жизнь? Разве не стоит еще раз поставить все на карту? Для того, что б он не узнал кошмара, не видел снова снов раба? Разве это не стоит твоего покоя? Разве не стоит поставить на карту свою голову, везенье и удачу, ради всех них, ведь что толку скрывать, ты любишь их – и Лию, и его и Рэя и Иланта. И Вероэс был прав, по-своему прав и мудр, когда заставил тебя забыть, что кто-то потомок Локиты, твоего заклятого врага, а кто-то твой внук. Для тебя нет разницы, почти нет... разве что этот мальчишка, что так похож на тебя, разве что он, может быть, лишь немного, совсем немного более занимает места в сердце, чем отведено другим».
Лия посмотрела на отца, выставив упрямо вперед подбородок. Упрямства было ей не занимать. Как она и предполагала, Ордо не преминул отчитать ее за ночную вылазку в дом Да-Дегана. Как она и предполагала, Рейнар тоже смотрел на нее с укоризной. Она проигнорировала его взгляд и посмотрела на отца, пожав плечами, чувствуя, что, невольно, и сама начинает закипать. Тот не желал ничего слушать. Он все для себя решил сам.
Лия вспомнила предложение Да-Дегана и вздохнула. Воспитатель тихо и настойчиво предлагал им покинуть Рэну. У него было множество аргументов. Но один – непробиваемый. Лия вспомнила письма на его столе, что он достал из потайного отделения сейфа, их смысл.
Он смотрел на них, смотрел, говоря тихо и, убеждая, и, слушая его голос, Лия, совершенно не отдавая себе отчета, мысленно соглашалась с ним. Слушая его голос, она, словно б видела перед собой другого, знакомого человека, не замечая экстравагантного вида, забыв о Иллнуанари. Забыв о его делах с Эрмэ, обо всем том, что успела услышать и узнать.
– Ты должна их доставить на Софро, деточка, – говорил он, не повышая голоса, – я не знаю, как все обернется. Но я на твоем месте не позволил бы считать твоего отца негодяем и подлецом. Быть может, Лига простит его и примет тех рэан, что еще могут спастись бегством из этого мира, может быть, зная всю правду, люди смогут принять их не тая на сердце зла, без презрения, без обид. Мне жаль Рэну, мне жаль рэан. Поверь, я не держу зла на твоего отца.
– К чему? – спросил Рокшар, – все равно, то, что будет – это котел, мясорубка и сито. Что Лига, что Рэна – есть ли разница? И какой смысл в чести и бесчестии, если, все равно, Империя нападет?
– Ордо выбрал свой путь. Я знаю, он будет сражаться за Рэну, и за Лигу, я знаю, что он в сговоре с повстанцами. Я знаю, что ему легче признать свою неправоту, чем без боя сдать позиции Иллнуанари, тем более – Эрмэ. Я все это понимаю, и не могу его не уважать. Это он меня уважать не может. Мой путь иной. Я знаю, что такое Эрмэ. И знаю, что она сотрет Рэну в порошок, если дать ей возможность. Иллнуанари не такова, ты не знаешь, но есть небольшая разница.... Эрмэ с удовольствием разотрет и Иллнуанари, если та ей позволит. Мне не жаль Иллнуанари. Богатая Гильдия, но богатство это не все. Есть еще ценности. К примеру, я хотел бы спасти Лигу. И хочу спасти Ордо.
Лия взглянула на Да-Дегана, отметив яркий румянец, как след волнения на его лице. Глаза блестели жарким, маслянистым блеском, и, беспокойно, обрывая вышивку, двигались тонкие, точеные пальцы, унизанные дорогими перстнями.
– Почему? – спросила она, ловя его взгляд.
– Он – мой сын, и разве не естественно, что я не желаю видеть его гибели, разве не естественно отцу пытаться спасти сына? Не дать оставить на нашем роду пятно бесчестья? Я пытаюсь это сделать. Да, заигрываю с Эрмэ. Пока Империя чувствует, что от Ордо может получить ключ к сокровищам Аюми, его щадят. Я заставляю их в это верить. Я убеждаю их в этом. Я строю свою игру. Да, я скорее сдам Иллнуанари, чем Рэну, это правда. И скорее сдамся сам, чем позволю эрмийцам уронить хоть волос с ваших драгоценных голов. Что я задумал? Безумие. Безумие, что, если не выйдет игра, расколет Рэну, оставив на ее месте пыль. Эрмийцы не простят мне таких игр. Не простят никому из рэан, хотя бы потому, что я топтал эту землю и дышал этим воздухом. Спроси Рокшара, он знает эрмийцев, он скажет тебе....
– Странный способ ты выбрал, что б кого-то спасти, – услышала она голос юноши, – очень странный. И ты не сможешь никого спасти, если Император поймет твой обман.
– Я знаю. – Тихо ответил Да-Деган, посмотрев на юношу, – как и то, что до сих пор не один чужак не занимал трон Империи. Но все когда-то случается впервые, мальчик мой. Быть может, мне удастся то, чего никто не делал ранее.... И тогда.... Впрочем, нельзя загадывать. Ничего нельзя загадывать наверняка....
Девушка тихонечко усмехнулась, чувствуя, что не может не усмехнуться. Все было бы смешно, не будь так грустно. Рокшар держал ее локоть, словно чувствуя, как необходима ей его поддержка.
И она вспомнила, как, идя по пустынным в предрассветный час улочкам Амалгиры, он постоянно оборачивался, словно желая еще раз увидеть дом и сад, почувствовать взгляд хозяина, что, стоя у окна, провожал их долгим взглядом. Вспомнила, как на вопрос: «ну, что ты скажешь?» юноша заметил, улыбнувшись: «Он – великий плут и обманщик».
Рокшар сказал ей то, о чем сама она не подумала.
– Знаешь, – проговорил он, следуя по пустынным улочкам, рядом с ней, – а нашим друзьям скоро опасно будет оставаться здесь, на Рэне. Если только контрабандисты Иллнуанари пронюхают, что экипаж «Раяни» жив, то я не дам за их свободу и спокойствие и ломаного гроша. Нет, я не имею в виду нашего воспитателя, Лия, но и кроме него найдется уйма желающих выслужиться перед Эрмэ, так что, я послушался б его совета.
– Удрал бы в Лигу.
– Все относительно, я же говорил. Разве что здесь, на Рэне, Империи гораздо проще творить свои беззакония, чем на той же Софро. Мы должны убедить Гресси и остальных вернуться.
Его словам девушка поверила сразу. И глядя на Ордо, подумала, что ей его жаль. Ему вновь предстояло одиночество, пустой дом, в который нет желания возвращаться, бесконечная рутина и споры с контрабандистами. Глядя на него, она невольно пожала плечами, чувствуя как проходит запал злости.
– Ладно, – проговорила, неожиданно уступая, – больше я не пойду в дом Да-Дегана. А если и надумаю, то спрошу у тебя разрешения. Только не надо злиться. Я должна была его увидеть. Сама. Своими глазами.
Девушка пришла к Гресси по утру, рано, когда еще спал дом. Передвинув стул к окну, посмотрела на дождь, расчерчивающий причудливым узором стекло и город. Переведя взгляд на Гресс, тихонечко вздохнула; недавно она разглядывала фотографии, сохранившиеся у отца. Но ни на одном из снимков Гресс не выглядела так поразительно молодо и свежо, как выглядела сейчас. Никогда не казалась женственной и нежной.
Она была похожа на мальчишку, занозиста, колюча и мечтательна. Единственное, что можно было узнать – это глаза, глаза с особенным мягким, теплым, чуть мечтательным взглядом.
Гресси, почувствовав взгляд, потянулась, как кошка, посмотрела в сторону Лии.
– Тебе не спится? – спросила она, удивляясь. – Вчера не спала, бегала к Да-Дегану, и сегодня.... Что-то случилось?
Лия пожала плечами. Встав, тихонечко прошлась по комнате, отмечая как тут скромно, почти убого. Дом ветшал, словно давно потеряв хозяев. Здесь было чисто, но не было уюта. Не было ни богатства, ни тепла
И все же здесь было по-своему мило. Лия посмотрела на старое зеркало, по-прежнему, как во времена ее матери, в бытность хозяйкой этого дома, отражало часть комнаты и часть окна.
Присев рядом с Гресси, на краешек кровати она посмотрела на женщину, чувствуя, что невольно хочет спрятать взгляд. На лице Гресс проступали знаки счастья. Глаза, мягкие, теплые, словно светились изнутри, а улыбка на губах... она прекрасно понимала, отчего может появиться такая улыбка. И в воздухе еще можно было угадать тонкий, почти выветрившийся аромат табака.
И были сомнения, желание повернуться и уйти, но, взглянув в эти мягкие, теплые глаза, она отказалась от попытки бегства. Этот мягкий, светящийся взгляд выдавал тонкость и мягкость души.
«Ну, к кому ты еще пойдешь? – спросила себя Лия, – кто еще послушает предупреждение главы Иллнуанари? Шабар? Малира? Равиго Унари?» Вздохнув, она прикусила губу, чувствуя, как нервное напряжение потихонечку нарастает, заставляя беспрестанно двигаться пальцы, теребя все, что попадалось под руку.
Отчего-то захотелось плакать. Отвернувшись, она посмотрела на дождь, на сад, на туманную дымку дождевой кисеи, что накрыла город, спрятав улочки, спрятав небо и сияющий шар солнца. Серая кисея легко двигалась, словно чуть отодвигаясь, то, надвигаясь вновь. И дождь, то затихал, то ударял в окно с новой силой.
Лия прикрыла глаза. Вспомнился один из тысячи вечеров, таких дождливых, бесконечных вечеров, мягкий голос Да-Дегана, голос, который словно не умел лгать. Да-Деган любил тень, и когда он рассказывал Легенды им, детям, то казалось, что только голос парит в воздухе комнаты, а воспитатель сидит, уткнувшись подбородком в ладони, и дремлет, прикрыв глаза. И что голос, тихий голос, словно б принадлежит не ему, а другому, особенному существу, которого не дано увидеть никому.
Перед глазами, словно случившееся только вчера, стояло пламя зарева над Амалгирой, напряженное лицо Да-Дегана, обрамленное белыми волосами, взгляд, в котором жило беспокойство. Тогда, за один день это лицо стало жестким и упрямым.
А сейчас даже локоны замысловатой прически, расшитый шелк и небрежная элегантность манер, появившаяся неизвестно откуда не могли спрятать этой волевой жесткости, напряжения в глубине глаз. Движения его рук были нервны, но не хаотичны.
Он сам стал похож на сжатую пружину, перетянутую струну. И лицо его, похудевшее, с точеными правильными чертами, стало походить на морду хищника, что вечно настороже.
Вздохнув, Лия посмотрела на Гресс. Эта женщина несколько раз видела Да-Дегана, она должна была помнить его, его меланхоличную задумчивость, вечное спокойствие. Она должна была помнить и слова Легенд и его отношение к жизни. Безразличное к своей, бережное – к чужой.
Гресси, приподнявшись на кровати, вновь спросила:
– Что-то случилось, Лия?
И на этот раз она не смогла не ответить.
– Да, – призналась девушка тихо, – нам надо покинуть Рэну, Гресс. Так надо.
Идя по тонкой, едва намеченной среди скал тропинке Лия обернулась, что б бросить последний взгляд на долину, расстилавшуюся внизу. Там, внизу, бесконечным, зеленым ковром, расстилалось море трав. Там, едва видимый в сумерках, пришедших следом закату, белел, похожий на сказочный дворец, особняк, увенчанный прозрачным куполом.
Она была уверена, что Да-Деган так и стоит у окна, словно провожая их в дорогу. Вспомнив его слова, она тихонечко вздохнула.
– Я не пойду провожать вас, – проговорил он, кивком головы показав на худого, юного мальчишку, с огромными глазами эльфа, что был робок, застенчив, и держался в тени, – вас проводит Якатэ, он знает эти места, он родился на Форэтмэ и потому найдет дорогу. К тому же, я знаю, у него есть желание забыть об этой Рэне, как о страшном сне. Вы возьмете его с собой, это – моя единственная просьба. И еще. Постарайтесь быть как можно осторожнее. Флот Иллнуанари рыщет по всей Лиге, не исключено, что пилотаж небезопасен даже вблизи Софро. Впрочем, корабль, который вы получаете, не совсем обычен. Это корабль Эрмэ. Скорее у вас есть шанс вступить в конфликт с кораблями Лиги, чем с пилотами Иллнуанари. Но, будем надеяться на лучшее. Лигийские пилоты сначала пытаются разобраться, и только потом начинают стрелять. А я, лично я, желаю вам удачи.
Лия вспомнила, как недовольно поморщился Шабар на его слова, как улыбнулся Рокшар. Их было пятеро, только пятеро. Отчего-то остальные отказались покинуть Рэну. Отчего-то на все осторожные вопросы Гресси и Шабара они отвечали лишь пожатием плеч. А Рейнар, посмотрел так, словно раскусил всю затею. Усмехнулся и не пожелал с ней говорить. Это было обидно, но она сумела заставить себя забыть об этой обиде. Слишком долго они были друзьями, что б эта обида могла что-то изменить.
Шагая в молчании, быстро перебирая ногами по каменистому грунту, она пыталась навек запечатлеть в памяти и белоснежную, все еще окрашенную лучами заходящего солнца снеговую шапку Форэтмэ, и долину с травами, клонившимися на ветру. И золото и пурпур облаков, и темную, густеющую синь неба. Лицо Донтара, с которым попрощалась вчера, грусть в его глазах и надежду на ее возвращение. Его странную улыбку, за которой он словно бы прятал слезы, что не в силах был удержать.
Этот воин любил ее. Этого воина, с улыбкой мальчишки, и в этом она не могла себе не признаться вчера, стоя под струями серого дождя, любила она. Любила так, словно у них было одно сердце и одна душа на двоих.
Хотелось остановиться, но сзади, отстав лишь на пару шагов, шел Шабар, а она побаивалась его острого глаза, подмечавшего многое, если не все. Не хотелось, что б он заметил, что в ее глазах стоят слезы.
« Этот мир может превратиться в пыль, – вспомнила она осторожное замечание учителя, – если только Император заметит, что за игру я здесь веду».
« Этот мир может превратиться в пыль», – повторила она про себя, чувствуя, как от нереальной красоты перехватывает дыхание. Форэтмэ, этот пик, этот остров всегда будили какое-то особенное чувство в душе. Она вспомнила перепачканные соком свежих ягод руки, их детскую дружбу, особенное, маленькое братство. Иланта. Рэя.
Она вспомнила отца. Невысокий человек, вызывал двоякие чувства. Было жаль уходить, уводя с собой тех, кого он любил. Иридэ. Гресси. Было чувство вины, с которым приходилось бороться, уговаривая себя избыть искушение вернуться назад. Была любовь. Было ощущение необходимости. Странное чувство, которое появилось в момент прощания.
Глядя в серые, похожие на два острия кинжала, глаза Да-Дегана, она вдруг прочла в них то, что властно отозвалось в ее душе, как понимание, сопонимание, сочувствие, разгадка. Необходимость. То, что заставляло его перечеркнуть минувшее, отказаться от прошлого, стать столь не похожим на себя самого, минувшего. В серых глазах жила боль, так похожая на жестокость.
Она, тихонечко вздохнув, прибавила хода, обогнав Гресс, и поравнявшись, почти поравнявшись с Рокшаром. Отчего-то она никак не могла назвать его старым, знакомым, мягким именем: «Иридэ», он словно вырос из него.
Он был отнюдь не тот рыжеволосый, солнечный мальчик, которого она помнила, который воскресал, стоило кому-то назвать это имя. И все ж, это был он, ее брат, тот, кто понимал ее, вырастя из детских забав, став настоящим надежным другом.
Впереди, обогнав их всех лишь на несколько шагов, шуршал сандалиями по камням мальчишка. Шел, ориентируясь по одному ему известным заметкам.
Корабль, серый, замаскировавшийся под цвет камней, путники увидели случайно, едва не пройдя мимо. Он лежал на грунте, небольшой, похожий на валун, но не на корабль.
Рокшар подошел близко, с осторожностью погладил холодный, словно и не нагревшийся за весь день, лежа на солнцепеке, бок. Открылся люк, словно приглашая войти в темный зев. Там, в его темном нутре, сразу за шлюзом, находилась рубка, призывно помигивали навигационные приборы.
Войдя, Гресс тихонечко осмотрелась. Шабар нервно закурил, а Рокше, присев к пульту, посмотрел на экран, немного подумал и дал команду на старт.
Корабль плавно оторвался от земли, словно над ним не властна была сила тяготения, и быстро пошел набирать высоту, уходя все дальше и дальше.
Рэна, казавшаяся сначала огромной чашей, становилась все меньше, превращаясь в шар – голубой и белый. Отдаляясь, становилась все меньше и меньше, стирались детали. Она не видела ни островов, потом потерялись очертания материка, потом, потом осталась только сияющая точка, едва выделявшаяся на фоне остальных.
Корабль, разгоняясь, уходил на периферию системы. На экранах высвечивались запросы диспетчерских служб, которые они проигнорировали.
Лия положила ладонь на плечо Рокше. Он, усмехнувшись, отер капельки пота со лба. Посмотрел на нее, оторвав взгляд от дисплея. Гресси Кохилла заняла место второго пилота.
– Жаль, – проговорила Лия, – столько времени уходит на разгоны. На уход из системы, на подход к системе и порту.
Рокшар тихонечко рассмеялся, послав улыбку Гресси, вновь повернулся к пульту, отдавая команду на вход в прыжок по заданным координатам. Гресс посмотрела на него зло, словно он творил святотатство.
– След возмущений не заденет Рэну, – проговорил юноша. – Я давно научился рассчитывать последствия прыжка. Это просто. Гораздо проще, чем кажется...
Вспыхнул свет, ударив по глазам, свет ничего общего не имевший с лампами на потолке, свет на который тело отозвалось пением каждой клеточки тела. А потом свет погас....
Когда же темнота рассеялась, как туман, порвавшийся в клочья, перед ними, на экране дисплеев вспыхнул свет миллионов звезд, миллиардов капель света. Небо Софро, необыкновенное, украшенное спиральной брошью великолепной Галактики.
Гресс быстро шла по аллеям, рядом, сопровождая ее по сторонам, следовали несколько парней из служб безопасности. Она смотрела на их юные лица, чувствуя негодование в душе. Ее не приходилось подгонять, ноги несли сами. Так хотелось поскорее увидеть Элейджа, поговорить с сенатором, рассказать, все, что видели ее глаза, рассказать о сказочном мире Аюми, о возвращении, о том, что видела на Рэне.
Новости переполняли ее. И тем обиднее были задержки и помехи.
Она вспомнила, как корабли Лиги взяли в кольцо сопровождения их корабль на подходах к порту. Так, что бесполезно было пытаться сбежать. Впрочем, Рокше, наверняка, мог бы нырнуть в прыжок, оставив преследователей ни с чем, но не было этой цели – бежать. Их целью была Софро, сказочный мир, что, она уже верила в то, верила, увидев раз мир Аюми, что, если верить Легендам, был оставлен мирам Лиги в дар, как напоминание Странниками, что в мире возможно все. Все, что может представить себе человек.
Она вспомнила, как на борт влетели несколько человек в боевых доспехах, оружие в их руках. Вспомнила смятение на лицах. Смятение, что почти сразу же прошло. Что она могла им представить? Только свои воспоминания. Как она могла их убедить? Переговоры шли долго, затяжные, от которых устали все.
И вот теперь, как пленницу, ее ведут по знакомым с юности тропинкам. А на небе, в зените, сияет Галактика, сияет как вызов человеку, брошенный вечностью, как насмешка божества. «Невозможно, – подумала она, – невозможно только то, чего не может создать разум и воображение. Все остальное – реально. Рано или поздно в плоть облачается любая мысль. Рано или поздно все, о чем осмеливается мечтать человек, обретает жизнь. Но о чем мы не можем мечтать? Может быть, лишь о действительно, по-настоящему, невозможном?».
