Текст книги "Не лови золотого коня! (СИ)"

Автор книги: Наталья Алферова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава двадцать четвёртая. И снова курганы

К курганам тоже быстрее добрались, ведь на этот раз Егор лишних вёрст не наматывал, вовремя на нужную дорожку свернул. Следователь затих и никаких вопросов больше не задавал. Егор даже подумал, что седок его нынешний уснул, обернулся – ан нет, сидел тот, уставившись в степь задумчивым взглядом.

В лагере и вокруг курганов всё было так, как оставил Егор. Видать, ни единая живая душа сюда не совалась. Он остановил пролётку на месте её стоянки. Хотел лестницу для следователя выдвинуть, да тот, не дождавшись, на землю соскочил. Спрыгнул неожиданно легко, даже лихо, кого-то неуловимо Егору напомнив. Так и не поняв кого, Егор направился вслед за ним к подножию кургана, где лежали покойные. С тел вспорхнули несколько больших чёрных воронов. Птицы успели сильно покойных потрепать: выклевали глаза, разорвали ноздри и губы. Но отпечаток копыта на лбу Осипа не тронули, словно специально оставили.

– Вот кобылья отметина, – указал Егор, отмахиваясь рукой от жужжащих мух и слепней.

– Вижу, – ответил следователь и слегка поморщился от запаха тлена, ещё не сильного, но уже уловимого.

– На запах мертвечины все падальщики слетаются, – сказал Егор и указал на небо, где парила большая птица. Но в лучах солнца было не разобрать, какая именно. – Лето, жара самая, всё быстро портится.

– Смотрю, не боишься покойников, – сказал следователь Егору, между делом внимательно осматривая тела. – Это ты правильно, опасаться живых надобно-с.

После того, как следователь узнал о спасении Егором хозяина, стал куда лучше к нему относиться.

Пока они беседовали, подъехали и все остальные. Полицейские со стражниками подошли к кургану. Серёнька же принялся запрягать свою лошадь в телегу маровщиков. Работник трактирщика даже в сторону, где покойники лежали, старался не смотреть. Исправник достал утиральник, вытер с лица пот и сунул обратно в карман.

– Ох, жара-то какая сегодня. К вечеру дело, а не спадает, – произнёс он и, глянув на тело Осипа, добавил: – Угу, вон, значится, и отпечаток копыта. Правду ты, малой сказал.

Он похлопал Егора по плечу.

– А как же иначе, ваше благородие, – ответил Егор и спросил: – После того, как вещицы маровщиков да наши находки осмотрите, можно будет телегу в трактир отправить на временное хранение?

– Можно, – разрешил исправник, – тут дело ясное, долго не задержимся. Ребята, забирайте трупы, везите на ледник.

Последнее он уже сказал похоронной команде.

Стражники подогнали телегу с коробом, натянули холщовые рукавицы и принялись грузить покойных.

Егор это краем глаза видел. Он вёл полицейских и следователя ко второму кургану, который Павел с компаньоном раскапывали.

– Вот тут черепки от ваз да горшков всяких. Одна-то почти целенькая, – сказал Егор, разворачивая тряпицу и вытаскивая вазу с отбитым горлышком. – Гляньте, краса какая! – Бережно уложив находку обратно, Егор принялся рассказывать дальше, невольно подражая старичку профессору, которому довелось помогать пару лет назад. – А вот подносы да кувшины медные, это от времени медь позеленела, ежели потереть, как следует, видны станут узоры. А вот это ошейник с шипами для леопарда. Ханы во дворцах много диковинного зверья держали.

– С чего взял, что леопарда? – удивлённо спросил следователь, с интересом рассматривающий находки.

– Так Павел Петрович сказал. Да вон, сами посмотрите – череп почти кошачий, только большой. В том ящике кости любимой ханской наложницы вместе с костями её питомца перемешаны. Коль речь зашла, дозвольте, господа хорошие, эти кости земле предать, – попросил Егор.

– Мастак ты придумывать, малый, – подал голос до того молчавший околоточный надзиратель. – Смотри-ка, наложница ханская, да ещё любимая.

Он издал короткий смешок. Егор на его замечание резонно ответил:

– Так ведь, ваше благородие, над простой девицей курган не насыплют, золото-серебро да каменья самоцветные в могилку с ней не положат.

– Жаль, точного описания того, что пропало, нет, – протянул следователь. Полицейские согласно кивнули.

– Как это нету-то? – удивился Егор. – Игнат Силыч, компаньон хозяйский, всё в книжицу записывал. Она в шатре должна быть.

Егор бегом кинулся к шатру и вскоре вернулся с тетрадкой в руках.

Следователь открыл первую страницу и прочёл:

– Картофеля полпуда, по четыре копейки за фунт, масла подсолнечного бутыль по одиннадцать с половиной копеек за фунт…

– Вы дальше листайте, ваше благородие, это мы продуктами закупались в начале экспедиции, – пояснил Егор, заглядывая через плечо следователя, принявшегося перелистывать страницы. – Вот тут, – и прочёл по слогам: – Че-реп-ки два де-сят-ка.

– Ты и грамоте обучен? – удивился следователь.

Околоточный надзиратель задумчиво протянул:

– Дороговато, однако, вы закупились. Ежели торговаться, цену, пусть не в два раза, но заметно скинуть можно.

Егор пожал плечами, мол, моё дело маленькое. Он не собирался говорить о приписках, что Игнат делал. Тому земной суд не страшен, кто пред небесным предстал.

Следователь прочитал список драгоценных находок вслух.

– Да тут целое состояние, – закончил он и, протянув тетрадь исправнику, распорядился: – Пусть писец ваш размножит, да по скупщикам списки разнесите.

– Да уж сообразим как-нибудь, – ответил исправник с вернувшейся язвительностью. – Ну, мы поехали.

– Езжайте, я ещё здесь побуду, – ответил следователь. Вместе с Егором он смотрел, как отъезжает полицейский экипаж и телега похоронной команды.

Затем следователь принялся бродить по лагерю, осматривая следы. Егор подозвал Серёньку, осмелевшего после того, как покойников увезли. Вместе они загрузили телегу. Егор туда и шатёр пристроил и инструменты копателей, себе лишь лопату оставил. Из ящиков с находками Егор достал медный кувшин и ошейник, переложив в ящик с костями. Туда же добавил несколько яблок и горбушку хлеба.

На вопрос Серёньки, зачем, пояснил:

– Так косточки же зарывать буду, а по-ихнему, по-басурмански, положено было еду, посуду да украшения вместе с покойным хоронить.

– А я слыхал, – сказал Серёнька, почёсывая затылок, – иноверцы своих хоронят, пока солнце не село. Ты поторопись, вечереет уже. Ну, поехал я, в трактире встретимся.

После этого напутствия Серёнька сел в телегу и уехал.

Егор обратно в курган останки ханской наложницы закапывать не стал, вдруг ещё найдутся охотники за древними сокровищами, вновь покой потревожат. Вырыл он могилку неподалёку. Закопав ящик с костями, холмик делать не стал, наоборот, постарался землю разравнять.

Возвращаясь к пролётке, Егор остановился около разглядывающего на земле лошадиные следы следователя. Тот посмотрел на Егора и сказал:

– Странно, видно, что одна лошадь проскакала, а по глубине, словно табун след в след промчался. Ладно, пора и нам собираться. Егорша, попить будет?

– Сейчас, – кивнул Егор и сбегал к пролётке и принёс фляжку. – Я сюда водицу кипячёную слил. Сырую воду нельзя пить. Холера.

– Благодарствуй, – ответил следователь и припал к фляге. Попив, вернул фляжку и утёр пот со лба, сдвинув фуражку на затылок.

– Солнце садится, сейчас попрохладнее будет, – сказал Егор. – Я вещи все собрал, трогать?

– Трогай, – согласно кивнул следователь и вошёл в пролётку по вынутой Егором лесенке.

Они поехали, оставляя курганы позади. Неожиданно сзади раздался топот и пролётку обогнал золотой конь. Он поскакал по степи аршинах в пяти от пролётки. Лучи заходящего солнца отражались от золотых боков.

– Растудыть твоё коромысло, – потихоньку выругался Егор.

– Т-ты т-тоже эт-то видишь? – спросил следователь, заикаясь.

Был у Егора соблазн прикинуться, что он ничего не видит, да понял, не зря аспид золотой появился, что-то от него, Егора ему понадобилось.

– Вижу, – буркнул Егор и натянул поводья, останавливая лошадей, – Тпру.

Лошади встали, золотой конь тоже остановился, как вкопанный. Вот сейчас его запросто можно было принять за скульптуру, отлитую из золота.

– Что происходит? – спросил следователь, не отводя глаз от коня.

– Из пролётки ни шагу, – скомандовал Егор, спрыгивая с облучка.

Он подошёл к золотому коню, встал перед ним и, глядя в рубиновые глаза спросил:

– Чего надобно-то?

Конь склонил морду и ткнулся ей в висящий на поясе кинжал, тот, что Чудинко выдал перед походом на Сарай-Берке.

– Значит, то, что из времён стародавних взято, туда и вернуться должно, – догадался Егор. Он снял пояс с ножнами и, с сожалением, протянул коню. – Забирай.

Тот опустил морду, и пояс с ножнами и кинжалом втянулись в него, словно растворяясь в золоте. Следователь вскрикнул от неожиданности. Конь повернул голову в его сторону. В рубиновых глазах начал разгораться яростный огонь, из ноздрей пошёл дым. Егор взял голову коня обеими руками и повернул к себе, затем строго сказал:

– Даже не вздумай! Это государев человек, здесь по служебным надобностям. Он мары не разоряет, а ловит душегубов да жульё всякое. А ты ступай, солнце-то почти закатилось.

Золотой конь слегка толкнул мордой Егора в плечо, видать, попрощался и поскакал в сторону заходящего солнца. Хоть Егор и предполагал, что появится волшебная дверь, но всё равно вздрогнул, когда она появилась. На той стороне высоко светило солнце, играя лучами на золотых домах Сарая-Берке и статуе золотого коня, одиноко стоящей перед его воротами. Конь запрыгнул в проём и дверь пропала. Только степь, горизонт и заходящее солнце.

Егор вернулся к пролётке. Следователь сидел неподвижно, лишь шевелились губы в тихой молитве:

– Господи, Боже, помилуй мя… – переведя взгляд от степи к Егору, он спросил: – Так кто ты таков, Егор Архипов?

Глава двадцать пятая. Следователь

Следователь ждал ответа, глядя на Егора пристально, растерянно и с небольшой опаской. Вид он имел ошарашенный и потерянный. Похоже, его неверие во всякие россказни и бабкины сказки разбилось об увиденное собственными глазами.

Егор подошёл к пролётке, встал напротив следователя и сказал:

– Человек я, ваше благородие. Вот. – В доказательство вынул из под рубахи крестик на крученом шнурке, затем добавил: – Так уж вышло, что наградила меня мавка печатью своей. Теперь меня никакая нечисть не тронет.

– А этот?.. – начал вопрос следователь и запнулся, переведя взгляд к горизонту. Кадык его нервно дёрнулся.

Егор тоже посмотрел в ту сторону. Солнце почти зашло. Он сразу понял, о чём, вернее, о ком, вопрос, потому ответил:

– Конь-то? Да тоже нечистый дух. Его в золотой статуй колдуны басурманские призвали. Давно, ещё во времена ордынского нашествия.

Следователь, который слегка опомнился и принялся мыслить здраво, пробормотал:

– Вот почему маровщик с одного удара убит, а след такой глубокий, – затем, решительно тряхнув головой, сказал: – Но в протоколе я отмечу, что виной обычная лошадь. Ты, Егор, тоже своих прежних показаний держись. Сам понимаешь.

– А то, – ответил Егор. – Ежели я о золотом коне расскажу, а вы в документах подтвердите, нас быстренько в Жёлтый дом запихают. Будем на соседних койках привязанными лежать. Вот одного понять не могу, чего это аспид золотой на вас, ваше благородие, так взъярился? Вы курганы-то не разоряете.

Следователь передёрнул плечами и сказал:

– Выходит, Егор, ты не только хозяина своего, но и меня спас. Когда конь золотой на меня посмотрел, я смерть свою в его глазах увидел.

– Вам, ваше благородие, в этих местах лучше с полгодика не показываться, кто знает, когда дух угомонится, – ответил Егор. – Видать, подняла его кровушка на землю пролитая, когда Осип Игната зарезал. Не знай, сколько будет теперь этот аспид с наших времён прыгать в стародавние и обратно.

– Егор, даже не знаю, как отблагодарить-то тебя. А иди ко мне в слуги, а, когда подучишься малость, и в помощники. Оклад хороший положу, – предложил следователь. – Что скажешь?

Егор широко улыбнулся и ответил:

– За приглашение лестное спасибо. Но, уж простите, ваше благородие, нам, крестьянам, волюшку вот только дали, ещё не надышался ею.

– А к Павлу в слуги пошёл, – немного ревниво произнёс следователь.

– Так на время экспедиции всего, да с выгодой. За службу мою долг за надел наш барин бывший закрыл. Кто же от удачи такой отказывается? – ответил Егор.

Следователь немного подумал и сказал:

– Жаль, весьма жаль. Ну, да дело твоё. Помни, если какая надобность появится по делам судебным, всегда на мою помощь рассчитывать можешь. Спроси в окружном суде Межагина Василия Степановича, меня, то есть. А почему ты удивился, слышал, что ли, фамилию мою?

Последнее он спросил, потому что Егор действительно даже немного вздрогнул, уж очень похожей была фамилия следователя на прозванье атаманского лазутчика. Но тогда и ярость аспида золотого понятна – Межага-то с остальными казаками второго золотого коня выкрал, вполовину орду ослабив.

– Фамилию нет, а прозвание слыхал. Не было ли в вашем роду, ваше благородие, казаков? – вопросом на вопрос ответил Егор.

Настала очередь следователю удивляться.

– Откуда знаешь? Да, дед мой, Василь Межага, был атаманом казачьим. Дворянство ему сам государь пожаловал за ратные подвиги в боях против Бонапарта. Отец мой службой себя не утруждал, а я вот по судейскому делу. С отрочества мечтал преступления раскрывать, – сказал следователь и задумчиво добавил: – Деда моего знать ты не мог, молод больно, а папенька о происхождении из казаков умалчивал.

Егор вскочил на облучок, натянул поводья:

– Но, пошли, родимые, – обернулся и ответил: – Деда вашего, геройского, не встречал, а вот с другим прародителем столкнуться довелось. По дороге расскажу, а то уже смеркается.

Весь путь до придорожного трактира Егор рассказывал о своём невольном путешествии в стародавние времена, о знакомстве с казаками, отдельно об атаманском лазутчике по прозванью Межага. Изредка он оборачивался, отвечая на вопросы следователя Василия Степановича.

– Какой он из себя-то был, мой предок? – спросил Василий Степанович.

Егор подумал, сдвинул картуз, почесал макушку и понял, кого ему следователь напомнил, когда из пролётки лихо выскочил.

– На вас похож, ваше благородие, вернее, вы на него. Вот только Межага росточком пониже, да посмуглее будет, – ответил Егор и добавил: – А ещё он многоликий. Ежели в басурманском наряде, то от караванщика не отличишь, а в своей одёже – лихой казак. Ну, так на то он и лазутчик. По годам молод, совсем парнишка, а гляди-ка, деток успел народить. Как говаривает сосед мой, дед Зуда: наш пострел, везде поспел.

– Говоришь, полегли все в том бою с ордынцами? – раздался новый вопрос. – Да, Егор, можешь меня по имени отчеству величать, не по чину.

Тут Егор отвечал, не оборачиваясь, вглядываясь в еле заметную колею. Не хватало ещё в степи заплутать. Хоть и не зима, а хорошего мало.

– Сам я, Василь Степаныч, битву не видал. Нас с Матрёной, племянницей атаманской, отправили коня золотого прятать. А вот в книгах умных написано, мне Павел Петрович ещё до раскопок сказывал, никто из казаков заволжских не выжил, так и не узнали басурмане проклятые, где конь золотой. Жаль вот только, что имена смельчаков не сохранились. Вот ходят по земле Дружинины, Чудновы или Чудинкины, и не знают, от каких героев род ведут.

О том, куда они с Матрёной коня золотого спрятали, Егор говорить не стал. Хотя, скорее всего, Зябкое болото или пересохло вовсе, или по-другому называется. А Василий Степанович и не спрашивал, в свои думы погрузился. Про кикимор да коней болотных, тоже не сказал Егор. Решил, на сегодня хватит следователю потрясений.

Вскоре выехали они на основную дорогу, Егор слегка расслабился, тут уже не заплутаешь. Около съезда на Растегаевку, остановил их полицейский пост: уже знакомый Егору немолодой урядник и стражник. Те самые, что их экспедицию не пропустили из-за холеры.

Урядник Егора тоже узнал, кивнул, как старому знакомцу, а увидев седока – следователя в форме – полицейские отдали честь и во фрунт вытянулись.

– Вот мои документы, любезный, – протянул бумаги Василий Степанович.

К сельскому уряднику он отнёсся лучше, чем к губернскому исправнику и околоточному надзирателю. Урядник быстро просмотрел документы, вернул и доложил:

– Мы недавно приказ получили, помимо карантинных запретов, проезжих досматривать. Никто подозрительный не проезжал. Видать, вор в другую сторону подался.

Василий Степанович поблагодарил полицейских за службу и велел Егору трогаться. Те же на прощанье отдали честь и чуть ли рукой вслед не помахали. Остались они в твёрдом убеждении, что полицейские из губернии на судейских наговаривают. Вот ведь, следователь, высокий чин, а по-людски разговаривал, да ещё благодарность вынес.

Когда немного отъехали, Василий Степанович спросил:

– Егор, как думаешь, а этот маровщик Данила мог коня золотого видеть?

Егор задумался, неожиданно вспомнилось то, на что по горячке внимания не обратил. Когда он коня от Павла с Данилой отворачивал, на миг встретился взглядом с Данилой. Глаза того были раскрыты и наполнены ужасом. Ответил уверенно:

– Видел. Очухался он к тому моменту. Я ж в аршине от головы Павла проскакал, а от его и того меньше. А почему спросили-то, Василь Степаныч?

– Да мысль у меня шальная мелькнула. Вдруг, маровщик и впрямь в монастырь подался. Нужно будет дальние обители посетить. Прежде загляну в Чуркинскую пустынь. Оттуда, если кто постриг принял, властям не выдают. Кроме душегубов, конечно, – ответил следователь и добавил: – Заночуем в трактире, по темноте не поедем.

Егор и по темноте бы не побоялся, но следователя понимал, после встречи с золотым аспидом, на тень свою будешь оглядываться, а то и в монастырь уйдёшь, грехи отмаливать.

На пороге трактира их встречали трактирщик и его отец, заслышавшие топот копыт.

– Дедушка Савелий, мы у вас ночуем, – издали крикнул Егор.

– Сейчас, сейчас, – засуетился старик, спускаясь с крыльца и направляясь к воротам.

Высадив следователя у крыльца, Егор направил пролётку в распахнутые ворота. Когда они с дедом Савелием вошли в трактир, сразу, по заведённой уже традиции, направились к умывальнику. Кусок дегтярного мыла оказался уже порядком измылен. Трактирщик за чистотой строго следил.

Василий Степанович сидел за накрытым столом. Он позвал:

– Егор, идём, я нам с тобой ужин оплатил. Ночуешь тоже со мной в номере.

– Спасибо, сейчас, руки сполосну, – ответил Егор.

Дед Савелий, подошедший к рукомойнику первым, потихоньку ворчал:

– Мой, мой, так всю кожу смыть можно. Когда ж эта холера проклятущая закончится?

Егор улыбнулся, имелись у него подозрения, что даже после того, как холера отступит, рукомойник-то на месте останется, как и привычка к чистоте. Трактирщик вручил ему деньги за оставшиеся продукты:

– Долг я вычел, бери, – сказал он.

– Вот хорошо, отдам Павлу Петровичу. А за телегой с черепками приедем, когда хозяин до памяти придёт, – ответил Егор и направился за столик к следователю.

После того, как плотно поужинали, поднялись в номер и улеглись, следователь попросил:

– А расскажи-ка мне, Егорша, как ты мавкиной печатью обзавестись умудрился?

Егор и рассказал, начиная с момента, как Ульянка к их костру вышла.

– Вот так всё и случилось. Говорила мне Ульянка: не лови золотого коня, а я и не вспомнил об её наказе. Да как не ловить, если Павлу верная смертушка грозила? – закончил Егор и повернулся к соседней койке. Следователь спал крепко и безмятежно. Егор прошептал: – Хорошая тебе сказочка на ночь вышла, Василь Степаныч.

После чего отвернулся к стенке и тут же заснул. Сказались двое суток почти без отдыха. Сон-явь пришёл перед рассветом. Сидит он, Егор, в ханском шёлковом халате на мягких подушках из лебяжьего пуха. Рядом яства да вина заморские. У ног леопард лежит и мурлычет, как кот, только громко. Звучит дивная музыка, и танцует под неё ханская наложница. Для него, Егора, танцует. Блестят чёрные глаза, видна сквозь полупрозрачную вуаль манящая улыбка. Хороша! Да вот только недолго длится её танец. Непонятно откуда появляется Матрёнка и взашей выталкивает наложницу вместе с леопардом из Егорова сна.

Проснулся Егор с улыбкой. Пусть хоть так, во сне, но довелось ещё разок повидать свою отчаянную подружку.

Глава двадцать шестая. В больнице

Утром выехали рано. Василий Степанович окончательно в себя пришёл. По дороге он рассказывал Егору о местных монастырях. Похоже, за ночь и вовсе уверился, что маровщик туда отправился. Рассудил, уж если его самого, с образованием, выдержкой, опытом общения с душегубами, смертельная угроза от золотого коня так потрясла, что уж о простом мужике говорить.

– В Троицкий и Покровский монастыри этот Данила вряд ли сунется, слишком близко. Но я людей на всякий случай пошлю, проверить, – рассуждал он, найдя в Егоре благодарного слушателя. – А вот в Спаский-Никольский, более известный как Чуркинская Пустынь, я сам съезжу. С архимандритом местным лично знаком, довелось расследовать хищение святых мощей из их церкви. Поскольку быстро да успешно злоумышленников нашли, то и Владыка мне всё, как есть, насчёт нашего беглого маровщика расскажет.

– А ежели нет маровщика в монастыре-то? – спросил Егор, обернувшись.

– Дальше искать будем, – невозмутимо ответил Василий Степанович.

Доехали они быстро, лошади тоже за ночь хорошо отдохнули. Первым делом Егор завёз следователя, решившего себя перед службой в порядок привести, домой. Проживал тот на центральной улице в богатом особняке. Попрощались как старые знакомые. Следователь велел Егору передать хозяину, что перед поездкой в монастырь, он того навестит, да просил ещё раз подумать о переходе к нему на службу.

Больничный сторож пролётку узнал, открыл ворота, как увидел. Егор заехал во дворик и соскочил с облучка.

– Ты иди скорее, я за лошадками сам пригляжу, – сказал сторож.

– Случилось чего? – насторожился Егор. – С Павлом Петровичем плохо?

– Всё хорошо с твоим хозяином, ты, малый, иди, не задерживайся.

После такого напутствия Егор поспешил войти в больницу, где сразу повернул к палате, где лежал Павел. Навстречу попалась сестра Анна, ведущая под руку мужчину с перевязанной головой. Она при виде Егора заметно обрадовалась, кивнула на приветствие и спросила:

– Ты теперь Павлу Петровичу прислуживать будешь?

– Я, – подтвердил Егор.

– Ну, Слава Богу, – довольно странно отреагировала сестра Анна. Она даже перекрестилась свободной рукой.

– Что же тут творится? – пробормотал Егор. – Павел, вроде, не буйный.

Дверь в палату оказалась приоткрытой, оттуда доносились голоса: Егор узнал фельдшера Семёна, отставного вояку, третий был тоже смутно знаком.

– Все кашку едят, не жалуются, – бубнил фельдшер. – Вон Михайла Иваныч подтвердит.

Сосед Павла по палате подтвердил, правда, своеобразно:

– В походах и похуже едали-с.

Третий тип, чей голос и показался Егору смутно знакомым, заносчиво произнёс:

– Павел Петрович эту бурду кушать не будут-с. Ты, как тебя, Семён, вели человека в трактир послать за нормальным завтраком.

– Да я и кашу поем, – вмешался Павел, голос, хоть и тихий, звучал уже не так слабо.

Егор, опомнившись, что уже долго стоит под дверью, вошёл в палату. Около постели Павла стояли фельдшер и Прошка, личный слуга Петра Фомича.

– Егор вернулся, – радостно произнёс Павел и добавил, садясь в кровати: – Ну, рассказывай, что там да как? Нашли чего? А я пока кашу поем.

– Ну, что, Прошка, я теперь за хозяином присмотрю, – сказал Егор слуге бывшего барина.

– Кому Прошка, а кому и Прохор Карпыч, – надменно ответил тот.

– Это тебя в поместье слуги пусть по отчеству величают, а я вольный крестьянин. Да к тому же, пока Павлу Петровичу прислуживаю, тебе ровня, – не остался в долгу Егор.

Фельдшер довольно улыбнулся, а отставной вояка громко заржал. Он, наскучавшийся на больничной койке, следил за происходящим с огромным интересом.

Прошка, злой и покрасневший, выскочил из палаты прочь. Следом вышел фельдшер, на пороге он обернулся и сказал Егору:

– На кухню загляни, тебя повара покормят, я предупрежу.

– Рассказывай, – нетерпеливо попросил Павел, приступая к еде.

Егор порадовался его аппетиту, знать, на поправку идёт. Всего рассказывать он, разумеется, не стал. Рад был, что Павел коня золотого за горячечный бред считает. А вот про то, что следователь будет монастыри проверять, упомянул.

– Вот! – торжествующе произнёс Павел и поднял вверх указательный палец. – Даже бывалый следователь поверил, что человек может раскаяться. А то папенька меня всё в наивности попрекает.

Заслышав в последней фразе обиду, похожую на детскую, Егор сказал:

– Так не со зла же он. О вас, Павел Петрович, печётся, чтоб сына любимого никто не обманул.

Как и накануне, лёгок на помине, в палату вошёл Пётр Фомич. Егор и ему повторил рассказ о поездке к курганам со следователем.

– Так что, прав я, папенька, что Данилу отпустил, – сказал Павел.

– Не говори гоп, Павлуша, пока не перепрыгнешь, – ответил ему отец. Затем повернулся к Егору. – Ах, чуть не забыл. Ты зачем, Егорша, Прошку моего забижаешь?

– Нажаловаться успел, – с усмешкой произнёс Павел.

Пётр Фомич остановил открывшего, было, рот Егора и продолжил со смешком:

– Ну да ладно, Прошке не помешает спесь-то убавить. Ты, Егор, ступай, отдохни. Я у Павлуши часика два побуду.

Первым делом Егор отправился на больничный двор. Сторож, как обещал, всё сделал. Пролётку в дальний угол поставил, лошадей отвёл к коновязи, заполнив кормушку сеном. У распахнутых ворот стояла двуколка, запряжённая вороной кобылкой.

– Это наш доктор с Семёном поедут к тем больным, что на дому лечатся, – сказал сторож, кивая на двуколку. – Ты на кухне ещё не был? Можешь с чёрного хода зайти.

На кухне Егора встретили приветливо, тем более, здесь находилась и сестра Анна.

– Тоже позавтракать выбралась, – сказала она Егору и улыбнулась. – Дежурство беспокойное выдалось, только освободились.

Они вместе поели оказавшуюся вкусной и наваристой кашу, а за чаем разговорились. Анна оказалась из семьи разорившихся дворян, бездетная вдова, до недавнего времени проживала у старшей сестрицы. Имущество да домик её муж в карты проиграл, после чего и застрелился. Как только узнала о том, что набирают для больниц сестёр милосердия, сразу туда подалась.

– Тяжело, небось, сутками работать? – спросил Егор.

– Зато куском хлеба никто не попрекнёт, да мужем непутёвым. Крыша над головой пока есть. Мне ведь комнатку в доме для больничной обслуги выделили, – ответила Анна.

– Ничего, вы молодая, замуж выйдете, деток народите. У меня вон маменька постарше будет, а парнишку ждёт, – сказал Егор, стараясь немного её утешить.

– За вдовами без гроша за душой очередь из женихов не стоит, – произнесла сестра Анна, – но спасибо на добром слове.

– А ведь дело парнишка говорит, – вмешалась дородная повариха. – Рано тебе, Аннушка, себя хоронить. Вот увидишь, воздастся тебе за доброту твою.

Повариха с одобрением посмотрела на Егора и выдала ему из своих запасов кусок пирога с капустой.

– Вкусно, словно маменька готовила, – сказал он довольной похвалой женщине.

Когда Егор вернулся, Павел и его отец о чём-то спорили. Павел, даже воскликнул, в сердцах:

– Жениться бы вам, папенька, чтобы не меня одного заботой давили!

– Нет, каков? Чуток оклемался, и я его заботой давлю! Слово моё твёрдое: на следующий год никаких курганов, полушки под это дело не дам! – заявил Пётр Фомич. Затем, слегка остыв, добавил: – Насчёт женитьбы я уж думать перестал. Девицу сам не хочу, а вдовушку подходящую, поди, найди. Егор, ты вещи Игната собрал?

– Всё собрал, Пётр Фомич, – ответил Егор.

– За телом его после обеда родители приедут, передам. Да на похороны денежку. Павлуша говорил, живут они бедно. Ты меня в нужный околоток отвезёшь, неудобно к покойницкой на тройке подъезжать, – распорядился Пётр Фомич.

– Папенька, я с вами, – сказал Павел.

– Лежи уж, болезный, – отмахнулся отец. – Тебе лучше им на глаза не показываться, припомнят ещё, кто Игната в эту экспедицию сманил.

– Ну, папенька, – возмущённо протянул Павел.

Они какое-то время пререкались. Сосед по палате изредка поглядывал на отца с сыном из-за читаемой газеты «Губернские ведомости». Егор присел на стул, оставленный с прихода полицейских.

В палату вошла сестра Анна с небольшим подносом в руках.

– Павел Петрович, вам порошок пора пить.

Она поставила поднос на тумбочку. Ловко высыпала лекарство из пакета в ложку, протянула Павлу и дала стакан воды – запить.

– А мне, сестричка, разве не положено? – спросил отставной вояка, откладывая газету и лихо подкручивая ус.

– Нет, Михайла Иванович, доктор сказал, что лекарств вам больше не нужно, на следующей неделе гипс снимут, – ответила сестра Анна и, захватив поднос с опустевшим стаканом и ложкой, вышла из палаты.

– Приятная дама, – сказал Пётр Фомич. – Хорошо, Павлуша, что она за тобой ухаживает.

Егор собрался с духом и сказал:

– Простите, Пётр Фомич, вы говорили подходящих невест не отыскать. А чем сестра Анна плоха? Дворянка из обедневших, вдова, молодая, на лицо приглядная, разве что без приданного.

Отставной вояка задумчиво протянул:

– Вдова, значит. – После чего обратился к Егору: – Егорша, не в службу, а в дружбу, помоги до умывалки дойти. Давно не брился, оброс, надо бы себя в порядок привести. А ты мне костыли подержишь, бритву подашь.

– Отчего не помочь, – согласился Егор, пряча улыбку.

Он взял футляр с лезвием и мешок с умывальными принадлежностями. Отставной вояка попрыгал на костылях с самым независимым видом. Каждый имеет право привести себя в должный вид. И симпатичная вдовушка тут вовсе ни при чём.