Текст книги "Тень Казановы"

Автор книги: Наталия Яровая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

А Дима кривенько так ухмыльнулся, но побледнел здорово – похоже, сам не ожидал такого жеста от компаньона, потом посмотрел мне в глаза и сказал, картавя сильнее прежнего:

– Ну, поехали мы дальше, еще увидимся. А вы, Виктория Андреевна, деткам своим, что в «Юном тимуровце» отдыхают, скажите, что кошечка споткнулась и головку о косячок расшибла. Успокойте. Дескать, бывает такое. И с кошечками, и с дяденьками. И с детками.

Они ушли, а я сползла по стене на пол. Звуки все пропали, сердце стало свинцовым. Через какое-то время оклемалась, поднялась. Взяла Нюсю. Смотреть на нее не могла. Маленький, безобидный зверек, доверчивый и ласковый!

Положила в коробку из-под обуви – в лес отвезу. Тряпкой кровь с косяка и с ковра долго терла. Соображала с трудом.

Потом позвонила Алле. Дома ее не было, по сотовому нашла. По голосу моему она поняла, что дело нешуточное, приехала быстро. Выслушала. Нахмурилась:

– Ваську с Юлькой тебе срочно забирать надо. Вряд ли они, конечно, сделают им что-нибудь, но напугать могут. Машину вести можешь? Чушь несу. В такую даль одна, да еще в твоем состоянии… Поехали на моей.

Я на работу позвонила, голос дрожит. Сказала секретарше Свете, что сегодня весь день в мэрии буду, чтоб не ждали.

Рванули сразу. Путь предстоял некороткий – туда двести сорок кэмэ и обратно столько же. В машине я немного пришла в себя. Алла водит в Сережином стиле – локоть в окно, руль одной рукой держит, скорость любит. Я гораздо осторожнее езжу. Но сейчас хорошо, что она за рулем, часа за три доберемся. А то и быстрее.

– Алла, спасибо тебе! – вырвалось у меня.

– Пока не за что.

Да, характерец у нее дай бог. Я раньше не очень-то верила, когда Сережа говорил, что это не он от нее ушел, а она от него. Думала, шутит. Но похоже, он и не думал шутить. Решимости Алле не занимать.

Мы выехали за город. Ночью прошел дождь, с утра дороги свободные, машин немного. Я откинулась на сиденье, приоткрыла окно. Аллин «эскудо» резво мчался мимо вереницы пригородных супермаркетов, бензозаправок, базарчиков и шашлычных. У меня в голове все перемешалось: Нюсина гибель, зловещие Димины намеки, жгучая обида, страх за моих детей.

Слева, с моей стороны, с нами поравнялся довольно потрепанный «краун». Стекло водителя опустилось, за рулем – улыбающийся Дима. «К деткам едем?» – прокричал. За ним на пассажирском сиденье – яйцелицый. Он головы не поворачивал, вперед смотрел, будто каменный. Я похолодела:

– Вот они.

– Вижу уже, – откликнулась Алла. – Дружок мой и его охранник. Мы с Тамарой вечно парой. Суки переодетые!

Резковато, конечно, сказано, но в точку.

Дима нас обогнал, впереди пристроился. Алла скорость сбросила – скоро КП. «Краун», придав газу, ушел вперед.

Когда мы подъехали к КП, Димин автомобиль стоял у обочины. Рядом – гаишник, документы смотрит.

Попался, Дима! Не везет тебе в этом сезоне с властями. Осторожнее надо быть!

Мы чинно проехали мимо, а потом Алла притопила педаль газа изо всех сил. Колокольчик, который о превышении скорости за сотню предупреждает, звонил не умолкая. «Эскудо» – маленький джип, но машина не скоростная. Для него сто двадцать кэмэ в час – спринтерская скорость. Но Алла ногу с газа не убирала. Хорошо водит машину!

Вскоре дорога подъемами-спусками пошла. Слева – сопки, справа – обрыв к морю. Страшновато, Алла от дороги глаз не отрывала. Только изредка в зеркало взгляд бросала.

– Вика, глянь назад, не сучонок ли за нами?

Сзади со скоростью торпеды нас нагонял белый автомобиль. Через некоторое время он попытался пойти на обгон. Поравнявшись, машина резко вильнула в нашу сторону. Я закричала, Алла сбросила скорость. «Краун» ушел вперед. Было видно, как Дима ржал за рулем. Впервые в жизни я совершенно ясно ощутила, что могу убить человека. Хладнокровно.

– Боюсь, они раньше в Спасске окажутся, – сказала Алла. – У них машинка побыстроходней будет.

– Господи, но дети-то им зачем? Это ж не Безуглова обирать, не баб пугать, это же страшное преступление – на ребенка покуситься!

– Да покушаться вряд ли будут, а напугать напугают. Они в принципе больше ничего и не умеют, но пугают хорошо. Связь с этим «Тимуровцем» есть?

– Есть, конечно!

– Ну и чего ты сидишь, как перепуганная?

– Так я и есть перепуганная!

– Не дрейфь, – развеселилась Алла. – Прорвемся!

Я схватила телефон, набрала, путаясь, номер санатория. Ответили. Я сбивчиво стала объяснять, что еду забирать своих детей, но раньше меня могут приехать два парня на белой машине. Они – опасные преступники. Поэтому прошу до моего приезда детей спрятать. Юный девичий голос довольно здраво ответил, что все понятно, Васю и Юльку отведут в директорскую и предупредят сторожа на въезде. Но мне надо поторопиться, поскольку охрана у них не солидная, а милиция из райцентра вряд ли на их вызов прибудет, нарушений ведь пока никаких нет. Можно подумать, я не торопилась! Колокольчик, ограничивающий скорость, уже охрипнет скоро.

А ребятки, видимо, в кошки-мышки с нами играть взялись. За одним из крутых поворотов мы чуть не налетели на их стоящую машину. Хорошо, на встречной полосе никого не оказалось, когда Алла успела туда вильнуть, объезжая возникший на пути «краун». А оба козла стояли у левого борта своего автомобиля и писали на дорогу длинными струями. Дима оскалился радостно и помахал нам ручкой.

Алла снова разогналась, но «краун» нагнал нас быстро. На спидометре «эскудо» – сто тридцать. Дорога – влажная и извилистая. Почти пустая. Господи, как страшно! Зря мы объездной дорогой поехали. Хотели пробки на основной трассе миновать, а получилось только хуже – машин почти нет, браткам раздолье. Я посмотрела на Аллу – ее красивое лицо напряжено, губы сжаты.

А Дима резвился: он то притирался к нам слева, то заходил вперед, потом опять пропускал и пристраивался сзади. Мои нервы были на пределе. Все походило на сцены из боевика, только происходило с нами. Алла уверенно избегала аварийных ситуаций, которые придумывал изобретательный Дима.

– Офицер сраный! – ругнулась она, резко притормаживая, когда «краун» в очередной раз притирался к нашему боку.

Дима улетел вперед, дорога как раз шла на спуск, а впереди предстоял крутой подъем.

По-видимому, он решил предпринять еще один устрашающий маневр – резко развернуться и пойти нам навстречу. Но при развороте на скользкой дороге «краун» понесло боком. Завизжали тормоза. Автомобиль зацепил дорожное ограждение и, как в замедленной съемке, стал переворачиваться на крышу, потом – снова на колеса, еще раз – на крышу, на колеса. От ударов его капот и багажник открылись. Машина, высекая искры, перелетела дорожное ограждение и повисла над обрывом. Алла резко сбросила скорость, и мы смотрели на происходящее как на экране кинотеатра.

Мы медленно подъехали и остановились рядом. Подошли к «крауну» с двух сторон. Стекол в машине не было, их осколки усыпали дорогу. Я первая заглянула внутрь. Яйцелицый с кровавой раной на голове припал к дверце, не шевелился. Дима упал всем телом на руль. Мы с Аллой обменялись взглядами.

– Надо помочь, – сказала я.

– Поможем, конечно, – согласилась она.

Не сговариваясь, мы подошли к открытому багажнику и навалились на машину. Поддалась она не сразу, но потихоньку пошла вперед, а потом рухнула вниз. Раздался взрыв. Вверх метнулся столб черного дыма и огня.

– Как в кино, – подивилась Алла.

Мы вернулись в «эскудо», осторожно объехали россыпь битого автомобильного стекла. На подъеме я обернулась. Дорога по-прежнему была пустой. Облако черного дыма, постепенно рассеиваясь, улетало в небо.

– Не гони, Алла, скользко. Мало ли чего.

– Ты, пожалуй, права…

В ИЗГНАНИИ

Проснулся от холода. И еще от чувства тревоги. Как в сердце кто-то стукнул. И – в холодный пот. В последние две недели – привычное состояние. Стоит только протрезветь, точнее, проспаться. Потому как пью я до тех пор, пока не упаду на диван в забытьи. Уже две недели здесь. Сколько еще?

Вылез из-под одеяла. Дом остыл. Суровые тут зимы. На часах – шесть утра. Темно еще.

Приволок из кладовки три полена и ведро уголька. Спасибо, хозяйка запаслась в свое время. Из журнала «Домоводство» дореволюционного вырвал пару страниц. Уложил все, спичкой чиркнул. Руки дрожат… Взялось.

Печку сразу научился топить, с первого дня. То ли печка у Евгении Августовны хорошая оказалась, то ли я – на все руки от скуки.

Потеплело. Умыться, что ли?

Поплескался в рукомойнике. В зеркало над ним глянул. Да уж… Тот ли это Безуглов? Не тот, конечно. Небритый, морда худая, свитер какой-то подзачуханный. Непричесанный. Да не в этом дело. Глаз тусклый. Побили как будто. Лучше б побили.

Чайник на печку пристроил. Подумал немножко – тяжело организму. Спустился в подпол. А вчера ведь обещал себе, что больше туда ни ногой. Особенно с утра. Сколько там осталось-то? Пересчитал вдумчиво. Пять бутылок. Дня на два, прикинул. И слово торжественное себе дал: закончатся – остановлюсь. Наверное, это и называется в народе ласковым словом «запой». Я и раньше-то не дурак выпить был. Но чтоб так! Две недели подряд. Путая день и ночь. До беспамятства. Пока не упаду. Один. А иначе – никак, на сердце холодно. Страх. Тревога. Бессонница. Возьми себя в руки, Безуглов! Возьму. Родиной клянусь! Вот запасы все прикончу – и в завязку. На лыжах кататься буду. Картошку с салом себе жарить. Отъемся. И придумаю, как дальше жить. Тем и успокоился.

А тетя Женя запасливая была, царствие ей небесное. В подполе у нее, когда приехал, целый стратегический запас обнаружил. Водки бутылок тридцать. Посмотрел на дату выпуска – девяносто первый год. Бутылки с крышечками-бескозырками, мы такую студентами еще пили, когда на уборочную от института в деревню ездили. Старыми деньгами четыре семьдесят стоила. Мы продавщице пятерку давали, а она нам на сдачу – лотерейный билетик. На один из этих билетиков рубль выиграли. О как!

Хорошо, водка – продукт долгого хранения, не портится. По талонам еще брала, наверное, Евгения Августовна.

Тут же тушенки с дюжину банок. Крупа какая-то. Сгущенки немножко. Сайра семилетней давности. Макароны. Мука. И варенье. Свое, видать, в литровых банках.

Пока в ход идут водка и варенье. Я из него воду витаминизированную развожу – запивать. А есть не хочется. Лапшу иногда завариваю. «Доширак». Но редко. Я ее в местном магазинчике купил по приезде. Заодно и доложился: племянник я Евгении Августовне. Померла, дом мне отписала, больше некому было. А мне отпуск на стройке дали, за три года, каменщиком работаю. Вот и решил в тишине и покое его провести. Да за наследством приглянуть. Проглотили. Выгляжу я теперь простенько: башмаки на гусеничном ходу, пуховик, шапка с ушами. Наш парень! Это Вика меня так перед отъездом приодела. Свезла на китайский рынок, велела нос не морщить, не те времена, и набрала барахла всякого, даже перчатки какие-то супертеплые на синтепоне зацепили. Думал, не надену сроду. В первый же день, как прилетел, сгодились! Самое интересное: за всю экипировку чуть больше сотки баксов отдали. Бывалыча, я за такие деньги только полрубашки купить мог. А здесь – одет с ног до головы. Тепло! Да и выгляжу вроде ничего. Век живи – век учись. Чего деньгами бросался раньше? Были потому что…

Ладно, не будем о грустном. В домушке тем временем совсем тепло стало. Включил радио. Здесь другой связи не водится. Скромно, конечно, Евгения Августовна жила. Более чем. Однако в порядке все содержала. Посудка на месте, в кладовочке – запас уголька и дровец. Книжки на этажерке расставлены. Прилично так подобраны. Даже почитать с интересом можно. Подшивки журналов. Тоже любопытно. Но – потом. Когда снова человеком стану. Через пять бутылок. Даже живность себе завести планирую. Котейку какую или собаку. Господи, неужели я здесь надолго? Чего делать-то теперь? Бескозырку с бутылки снял, пошло-поехало. В пробку потом мякиш из хлеба затолкал и четыре спички вставил. Жираф получился. Мне дед так всегда делал. Когда я маленьким на День Победы поздравлять его вместе с родителями приходил.

Убрал жирафа с глаз долой. Не то слеза пьяная польется. И дед уже умер. И мама с папой погибли. В институте еще учился. Все, все! Живем сегодняшним днем!

Наливаю по полстакана, залпом – хлобысь! И водичкой с вареньем вдогонку. Закусить бы. Да не тянет на пищу. После третьего полстакана, как водится, Евгению Августовну помянул. Спасибо ей. Наследство мне подогнала. А ведь отмахивался как мог, когда подруга ее, смешная такая Тамара Семенна, документы мне притащила. «Не надо мне, – говорил, – домишко какой-то на Урале. Да и с чего мне, кто я ей? Возьмите себе лучше!» – «Ни к чему мне, – подруга сказала, – не доеду туда сроду. А вам мож и сгодится когда. Больно уж Женя хотела оставить вам чего. Не обидьте, пусть душа ее на Небесах радуется. Я вам тут все собрала. И завещание ее, и справку о смерти, пусть будет».

Взял, раз никому не надо. Память покойной уважил. Хорошая она была. Тихая-тихая, старушка такая, интеллигентная. Бабулю мою напоминала. Цветы мне однажды связала. Из ниток разноцветных. Корзину целую. На праздник какой-то преподнесла. Я растерялся, конечно, – куда красоту такую девать? Но виду не подал. Наши смеялись, а я тронут был, если честно.

И домишко вдруг сгодился. Что б делал без него сейчас?

Организм мой в себя пришел. Повеселело. По радио песни пели. По заявкам. Надо же! Как в детстве: радио на кухне, заявки еще кто-то посылает…

Проснулся от холода. И от чувства тревоги…

Как и было рассчитано, пяти бутылок хватило еще на два дня. Потом плохо стало. Не спалось. Тревожно. Паника в душе. Заняться нечем. Можно было в магазин, конечно, сгонять. Но не побежал. Устал от пьянки, если честно. И боялся, что втянусь. Боролся два дня. Потом соседский парень зашел, Борис. «Я, это, – сказал, – баню топлю. Мож надо тебе? А то у Августовны рукомойник только, она к нам всегда париться ходила. И ты ходи».

Пошел. В процессе квас пили. Потом хозяйка, Аня, жена Бориса, к столу позвала. Поел охотно. И водки выпили. Под грибочки с огурчиками. Грамм по сто пятьдесят. Больше и не захотелось вдруг. В дом вернулся. Уснул и проспал часов двенадцать. Проснулся человеком. Борька, ну спасибо тебе! Стали дружить домами. Они молодые совсем. Едва за двадцать. В позапрошлом году поженились. Славные!

С Борькой на лыжи встали. Он пару мне выдал. И ружье.

На охоту подались. Природа здесь! Но стрелять не стал. «Не могу, Борька, в живое! Рыбку еще словить куда ни шло. А зайчика жалко». Тот хихикнул. Сам настрелялся. А ружье забирать не стал, мне пока оставил – сгодится, мало ли. Я особо отказываться не стал, оружие забрал.

Красивая здесь зима, конечно. Во Владивостоке такого не увидишь. Снежище на солнце искрится сугробами, сосны – до неба, а стволы у них ровненькие-ровненькие, трещат, когда подморозит. А воздух!.. Прозрачный и свежий-свежий, не надышишься.

Борька смекалистым пареньком оказался. В технике, как выяснилось, соображает и руки откуда надо растут. Жигуленок у них с Анькой древний водился – мы с Борькой подшаманили его, на ходу держали. Борька на нем в Екатеринбург по субботам выезжал. Капусту квашеную на рынок возил, грибочки домашние, огурчики из бочки. Доход их в этом состоял – другой работы не было. Тем они и жили: летом – на огороде работали, а с осени – реализация шла, народу городскому запасы сбывали. «Нравится?» – спросил. «Не очень-то, – хором ответили. – Но работы другой в поселке нет, а чем жить?»

По ходу выяснилось, что Серышев их раньше справным райцентром был. Мастерские держали, заготконторы разные. Потом во всей стране бардак пошел. На натуральное хозяйство серышевцы перешли. Совсем городок зачах. До города далеко объездными путями.

Но в прошлом году мост через реку строить взялись. И Серышев почти в пригород Екатеринбурга превратился. И затеяли бизнесмены тут элитный поселок строить. Место хорошее. До столицы уральской – двадцать минут езды будет, как мост достроят. Природа вокруг нетронутая. Речка. Экология, в общем, как надо. Золотое место.

И скупили почти весь Серышев на корню. Не скупили даже, а бабулькам местным домушки в других местах по соседству хозяева новые подобрали. Взамен здешних. И перевезли со всем добром. А вот Борька с Анькой заартачились. И еще таких же несколько. Съезжать отказались «Нам и здесь хорошо, – сказали, – корни. Лес опять же, с детства хоженный. Речка. Родина, короче». Борьке хозяйство от мамаши досталось, померла два года назад. А Аня вообще сирота, детдомовская. Прижились здесь. Куда съезжать?

Призадумался я в этом месте. Раз стройка грядет, дело знакомое, значит, наследство мое хоть как-то в денежный эквивалент превратить удастся. Денег у меня, если честно, совсем крохи остались. Со штукой баксов в бега бросился. Так почти половина из них на билет от Хабаровска до Екатеринбурга ушла, а на остальное живу пока скромно. Спасибо бабулиным запасам, да и Борька с Аней картошки мешок притащили, соленья всякие подкидывают, сальце, грибочки с помидорами. Яиц десяток. Курицу копченую. Понимал, что от бизнеса своего домашнего отрывают. Отказаться пытался. Обижались сразу. Брал. И на ужин почти каждый вечер зазывали. Простецкий, но вкусный, да и вечер проходил незаметно.

Дожился! Вот бы мне год назад кто сказал, что куску сала обрадуюсь. Всему свое время, своя цена. Ладно, ничего в жизни напрасно не происходит.

Не о том я. О наследстве думать надо. Если дом застройщикам продать удастся, глядишь, улететь на деньги эти смогу. Домой. Домой! Душа рвалась. Гришка там. Вика. Да все – там! Бог с ними, с амбициями! Инженером в контору строительную пристроюсь. Худо-бедно, проживу, мозги есть, родные рядом. Родные! И друзья кой-какие сохранились небось. Все не на хуторе торчать! И браткам дела до меня уже нет – голый.

Тосковал я по дому зверски. По Вике. По Гришке. По работе. Как собака, по ночам выть готов был.

Кстати, о собаке. Соседи мои молодые щенка мне притащили. Вырожденец какой-то, сказали. Не уральской породы. Белый, пушистый, нерослый совсем. Не нужон никому.

– Чем утопим, мож ты приютишь?

Приютил. Джимом назвал. Достойное собачье имя. Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Он по ночам пищал. Маму искал, наверное.

– Сиротки мы с тобой, Джимми, – на диван к себе брал, – папа я тебе. А мамы нет у нас. Терпи уж, парень!

Так и жили до весны.

Как-то Дима мне приснился. Слюной в меня брызгал, картавил больше обычного. Я ему во сне про честь его же офицерского мундира внушить пытался. Да не доходило до него. Как обычно. Проснулся. Вспомнилось все сначала. Противно стало.

…С Димой меня Алексей Семенович свел. Почти в отцы мне набивался. И по возрасту подходил. Да и человек уважаемый. В арбитражном суде заместителем начальника какого-то был. А Дима ему – сосед. «Парень хороший, – сказал, – из военнослужащих, офицер. Списанный по контузии. Но при связях. И толковый вроде. Не с улицы все ж».

Познакомились.

Не сильно меня Дима впечатлил, но речи правильные говорил. Картавил при этом, правда. Про плечо друга, про взаимовыручку. Я как раз тогда с городской администрацией бился. Лакомый кусочек земельки почти в центре города присмотрел. Вот и пытался выхарить его под застройку элитного жилого дома. Фирма моя строительством занималась. Жирный куш вытанцовывался с этим домом. А с землей никак не определялось. Вроде и не отказывали, но и положительно не решали. Умаялся, если честно. Не люблю, когда вокруг да около. Дима помочь взялся. Я пообещал: решишь, в доле будешь. Я не жадничал никогда. Всем хватит, по опыту знаю.

А Дима и правда помог. Братков каких-то подтянул. Ходили все ко мне, совещались. Работникам моим в конторе манеры их не нравились – кофе пили без меры, как с голодухи, сахара по четыре ложки туда сыпали и прихлебывали шумно. Я смеялся – ерунда, лишь бы дело делали.

А ведь сделали! Через пару месяцев все бумаги и разрешения были у меня на руках.

Закипело. Проекты, договора, реклама. Квартиры в будущем доме охотно разбирали – место!

Еще два месяца прошло. Дима с братками в офис зачастили:

– Как здоровье? Как животик? А дела наши как?

– Отлично! – отвечал. Душой не кривил. Эйфория – люблю, когда дело кипит.

Стали намекать про прибыля. Сначала смеялся: «Парни, мы не окорочками на рынке торгуем. Наше дело правое, но долгое. Сначала вкладываешься до нитки – стройка! Потом уже сливки снимем, когда дом сдадим». – «Как это – потом? – удивлялись они. – Тебе же жильцы будущие уже сейчас бабки мешками носят!» – «Носят, конечно. Но это – их первый взнос. Мы его для того у них и берем, чтоб строиться. Да еще свое добавляем. А уж как ключи им выдадим – тогда они оставшиеся мешки принесут, тут уже их по карманам и распихаем, дело известное».

Не нравилось браткам, а я удивлялся. Казалось, так доходчиво объяснил.

– Не-е, нам неинтересно так, – сказали, – денег сейчас охота.

– Сейчас можно, – ответил, – за услуги по выбиванию земли заплачу, но тогда какие мы партнеры? Партнеры – это когда вместе от начала и до конца.

Не поняли.

– Не-е, пусть мы партнерами останемся. Только денег сейчас надо.

– Так откуда? – спросил.

– Ну носят же!

Опять двадцать пять!

«Носят, но мы на них строимся» и так далее…

В затылках почесали. Придумали:

– А ты нам с других своих проектов плати!

Согласился. И опять разъяснить попытался:

– Заплачу, по дальше – врозь. Я вам опять же услугу вашу оплачу, за земельный договор, а там сам крутиться буду.

– Не-е, ты заплати, а партнерами останемся.

– Не бывает так, – пытался вразумить их. И – по новой…

Братки зверели, я тоже.

Мы говорили на разных языках. Я убеждал их:

– Подождите, стройка хорошая, заработаем прилично. Мое дело – суетиться и строить, ваше – просто ждать.

Ждать они почему-то не умели.

И понеслось! Каждый день звонки, какие-то ненужные встречи, разборки. Работы – через край, а тут суета эта отвлекает! Дело спорилось, а они дурели. Человек их в офисе дежурил, записывал все. Мне – до лампочки, а народ мой нервничал – они во все бумажки лезут! Бухгалтер – в банк. С ней – Димин представитель. Не врубается ни во что, глаза таращит, а девчонки в банке нервничают. Кто? Зачем?

Я – на стройку, со мной – парень в бицепсах. Вопросы смешные задает. Строители смеются в кулак, но тоже – в недоумении.

Покупатель в офис приходит, договор подписывать, а рядом со мной непонятно кто сидит. «Бабки принесли?» – спрашивает.

И настал тот день, когда до меня дошло: дальше так нельзя. Сказал об этом Диме. Он прихмурел. Ответил:

– Нам тоже все это не нравится, братва гудит.

Я не понял:

– Чего гудит-то? Я работаю, в долг у вас не прошу, если надо, свои деньги в стройку вкладываю, от обязательств своих не отказываюсь. Вам же, в том числе, и зарабатываю, чтобы долю вашу гребаную отдать. Долю, Дима, до-лю! То есть честно: сколько бы ни заработал, пятнадцать процентов – ваши. Как сразу и договаривались. А это, Дима, очень даже приличная сумма!

Здесь он оживился:

– А когда?

Я взвыл. В триста сороковой раз объяснил: когда деньги пойдут!

– Так сейчас уже носят!

Я натурально шалел:

– Это первый взнос! Мы его собираем, чтобы строиться, если поделим по карманам – стройка встанет, больше не принесут, еще и эти назад потребуют, понял?

– Не-е, – сказал, – не нравится мне это. Давай официально партнерство оформим.

– Давай, – облегченно согласился я. – Готовьте договор.

– Какой договор? Ты нам долю свою в фирме отпиши – и все дела.

– Здрасте! Фирма есть фирма – это за все мои стройки на сто лет вперед. До смерти делиться с вами буду, что ли? Я вам предлагал: давайте просто помощь вашу деньгами оплачу, вы же сами отказались. Сказали: прибыль от стройки поделим – больше будет. Конечно больше! И я согласился, и вы. Ничего от вас не скрываю: сколько пришло, сколько ушло. Дебилов твоих в офисе терплю. В чем суть проблемы?

Здесь с Димой истерика случилась, завизжал:

– Так бабок нет!

– Так и у меня их пока нет – строимся на них!

– Ты нас не колышешь – нам наше надо! – слюной забрызгал. – Мы тебе крышевые, от проблем прикрываем!

Удивился я:

– Пятнадцать лет бизнесом занимаюсь, пока что вы – моя первая проблема.

Тут глаза его прозрачные совсем пустые стали.

– Мы – проблема?! Не знал ты проблем! О близких подумай! Сын у тебя растет, жена есть бывшая. Любовница. О них теперь думай!

В этом месте я берега потерял. Диму за куртку в кулак сгреб.

– Тронешь – в клочки разорву, и тебя, и команду всю твою. Я в таких случаях всегда горячусь. Когда близким угрожают. На беспредел пойду. Усек, выродок?

Он испугался, как ни странно. Прошипел в ответ что-то и смылся. Так и не поняли друг друга. Попал я!

Со своими после этого беседу о безопасности жизнедеятельности на всякий случай провел: дверь никому не открывать, в чужие машины не садиться. Звонить мне по десять раз на дню. Следить, чтоб сотовые телефоны всегда были подзаряжены. Ну и много чего еще…

Но их, слава богу, не трогали. Пока. За меня взялись.

Тихо-тихо началась война…

Опять бесконечные разборки, смешной контроль, похожие друг на друга пустые разговоры. Хуже того – эти придурки слухи по городу распустили: мол, лопнул Безуглов, берегите денежки. Старались, языком мололи. Я раньше и не думал, что они такими методами работают, не бабы вроде базарные…

Пытался по-хорошему Диму вразумить: дурак, наше общее дело губишь, доверия ко мне не будет – уйдут покупатели, денег не понесут – стройка встанет. Простыми словами вроде объяснял. Но не соглашался со мной Дима.

Перестал с ним как с умным разговаривать.

Друзья предлагали помощь – других братков на разборки призвать. Какая разница? Дикость какая-то! Братки, свои или чужие, – суть у всех одна. Помогут с Димой управиться, сразу сами присосутся. Бизнес у них такой.

Один, в общем, бился.

А покупатели и правда уходить от нас стали. Причем стройными рядами. Забоялись: вдруг и правда лопнем? Кто уже проплатил – деньги назад затребовали.

Я впал в отчаяние. Здесь, правда, руки можно было умыть, на Диму все повесить. Сам, Димася, кашу заварил, сам и расхлебывай. Чтоб думал в следующий раз, как базар разводить. Один минус – половина покупателей либо моими знакомыми были, либо знакомыми моих друзей. Тут я на стройке крест и поставил. Собрал, что смог, распродался, разделся – со знакомыми рассчитался, взносы их своими деньгами вернул.

Оценили. Но смотрели уже косо.

А я совсем в нищету впал. И Дима одумался или испугался.

– Ладно, – сказал, – давай просто бабками заберу за услуги свои и отстану, а ты работай себе дальше.

Хорошо бы, шансы реанимироваться еще были, одна беда – бабок не было. Ни на Диму, ни на стройку.

Попробовал Машку в помощь призвать. Не вышло, амбиции ее на тот момент захлестнули. Считай, последний гвоздь в крышку мне забила.

Не обиделся. Понял ее.

После этого Диму призвал. Усталым сделался.

– Забирай фирму, – сказал, – сил больше нет вам противостоять. Сами уже стройтесь, а я устал.

Дима радости не скрывал, бумажки заготовил.

– Это что же, ты совсем на прибыль претендовать не будешь? – Ему никак не верилось.

– Совсем, Дима. Чесно слово! Готовь документы.

Дурачок! Фирма – это я, моя голова, мои связи, мой опыт.

Плюс название и печать. Завтра назовусь не «Эспаньола», а «Фрегат» – ничего не изменится, мое – при мне останется. Но Диме объяснять это не стал. Чем бы дитя ни тешилось…

Он быстро документы подготовил. Вроде «Эспаньолу» свою я безвозмездно ему передаю. В подарок. С барского плеча. Себя он сразу генеральным назначил, плечи распрямил. Приехал с бумагами в офис на белом коне.

– Подписывай!

Я подписал. Поздравил его.

Телефон зазвонил. Кто-то из покупателей с претензиями очередными звонил, директора потребовал. Я Диме трубочку передал. Тот растерялся, проблеял что-то, позже перезвонить попросил. А тут и со стройки позвонили: бульдозер не пришел, бетон закончился.

– Дима, тебя!

Совсем парень побледнел, снова блеял, снова – перезвоните позже. Трубку положил, на меня недоуменно глянул. Понял, наконец. И народ мой офисный как раз вовремя потянулся – технологи, проектировщики, дизайнеры. Заявления об увольнении принесли. Диме совсем поплохело. Я барахлишко свое собрал, попрощался.

– Ты куда? – полный нокаут.

– Работу искать пойду. А ты братве долю зарабатывай, – развернулся и ушел. Немая сцена.

Горько уходить было, конечно. Здесь каждая бумажка, скрепочка и кнопочка через мои руки прошли…

Сотрудники мои бывшие на улице дожидались. Вопросов и упреков не было. Да и я за них не дергался. У меня такие спецы работали – без проблем устроятся. А мне-то куда?

Посидели напоследок всей командой в кафешке соседней. Водки приняли.

– Неужели так и отдашь им все?

– Что – все? – спросил. – Столы и стулья в офисе? Стройку загубленную? Пусть подавятся!

– Да они же тебя раздавили! Как сороки по ветру растрепали! Как тебе работать теперь – все косятся!

– Разберусь.

Пока слезу пустить не успели – попрощались. Искренне, с сожалением. Хорошая команда была. Настоящие профи, я их годами сколачивал. Ладно, такие не пропадут, здесь совесть моя чиста.

Стройку через месяц заморозили. Братва металась в панике. Ссылались на меня. Пошли повестки в суд. Не на меня – на «Эспаньолу». Так извиняйте, не моя контора теперь.

Но каждому не объяснишь… Репутация – самое важное, отец говорил. Нет репутации – дела нет.

Нет, папа, у меня больше репутации! Пятнадцать лет была, за три месяца не стало. Спасибо Диме.

Народ вокруг жужжал. Друзей резко поубавилось. Сам старался особо нигде не появляться.

Потом и звать перестали…

Братки периодически появлялись, придумывали мне долги, встречи назначали. Угрозы сыпались, слюной брызгали. Дергались, в общем. И меня дергали. Дела нет, денег нет. Покоя нет. Навалилась глухая депрессия.

– Тебе уехать надо, – сказала как-то Вика. – Переждать. Пересидеть все эти тяжбы и пересуды. Братве время дай угомониться. Мозги свои в порядок приведи. Есть куда?

– Не знаю…

Сначала в Америку думал рвануть. По русской традиции. Потом остыл. К кому? Люба? Проехали уже.

Есть там еще с десяток приятелей. Нужен я им… Да и денег нет.

Устроиться там на заправке работать? Это и у нас в Серышеве каком-нибудь можно.

Серышев! Серышев!!

– Есть, – Вике сказал. – Не скажу где. А то, не ровен час, братва совсем в долги со стройкой впадет, озвереет, пытать тебя начнет.

– Да не сдам я тебя! – Вика засмеялась.

– Знаю, что не сдашь. Но меньше знаешь – лучше спишь. Не боись – не пропаду.

Она не боялась, и правильно делала.

– Ты хоть регион определи. Климатический. Как собирать тебя?

– Как декабриста, – пошутил. – В ссылку.

И мы поехали на китайский рынок. Барахло теплое покупать.

Я на всякий случай шифровался. До Хабаровска поездом поехал. Алка меня на вокзал проводила, жена бывшая. Вика надулась.