Текст книги "Мифы воды. От кракена и «Летучего голландца» до реки Стикс и Атлантиды"

Автор книги: Наталия Осояну

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

В иудаизме существует три типа ритуального омовения, в зависимости от разновидности скверны: полное омовение; омовение рук и ног; омовение рук. Полное омовение (твила) совершается в реке, источнике или море либо в специальном бассейне (миква). Человек может погружаться в воду один, три или пять раз – в зависимости от ситуации, обряда и конкретных требований. Благочестивые евреи совершают полное омовение перед главными праздниками; также существуют предписания и законы относительно других ситуаций, когда оно необходимо. Полное омовение требуется и для усопшего – в тех общинах, где такой обычай существует, есть особые, предназначенные для его совершения миквы.

Омовение рук и ног совершают священники перед участием в службе.

Наиболее распространенный вид омовения – нетилат ядаим, омовение рук. Оно производится либо погружением в воду рук до запястья, либо выливанием определенного объема воды. Как и в предыдущих случаях, полная характеристика ритуала включает множество подробностей относительно того, когда и как именно он должен проводиться, что можно делать, а чего – нельзя. Конкретные списки требований разнятся в зависимости от интерпретации, предполагаемой тем или иным течением и направлением иудаизма.

Иудейский ритуал омовения рук упоминается и в Библии, в 21-й главе книги «Второзаконие», где речь идет о том, как надо поступить, если будет найден убитый, лежащий в поле: найти «телицу, на которой не работали и которая не носила ярма», заколоть в дикой долине и омыть руки над ее головой, объявив:

…руки наши не пролили крови сей, и глаза наши не видели; очисти народ Твой, Израиля, который Ты, Господи, освободил, и не вмени народу Твоему, Израилю, невинной крови. И они очистятся от крови.

Второзаконие, 21:7–8

И конечно, омовение рук – неотъемлемая часть истории о Понтии Пилате, породившая всем известную идиому.

Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы.

От Матфея, 27:24

Христианский обряд крещения – одновременно пример ритуального омовения и инициации, то есть обряда, который необходим для того, чтобы человек стал членом религиозной общины и Церкви как таковой. Крещение существует во всех христианских конфессиях, но его смысл интерпретируется по-разному: в православной, католической и некоторых других церквях оно относится к таинствам (то есть священнодействиям, дающим возможность приобщиться к благодати), а в ряде протестантских церквей – к символическим обрядам. С церковной точки зрения при крещении происходит, цитируя богослова Григория Нисского, «некоторое пресечение непрерывности зла»; человек освобождается от грехов и возрождается для новой жизни.

В период гонения на христиан признавалось так называемое «крещение кровью» (лат. baptismus sanguinis), которое означало, что христианин может посредством мученичества обрести благодать, даже если он не был крещен водой. Согласно поучению Кирилла Иерусалимского, одного из Отцов Церкви, «кто не принимает крещения, тот спасения не имеет, кроме только мучеников, которые и без воды получают Царство Небесное. Ибо Спаситель, искупляя вселенную Крестом и будучи пронзен в ребро, извел из него кровь и воду, чтобы одни во времена мира крестились водой, другие во время гонений крестились собственной кровью. Да и мученичество Спаситель назвал крещением, говоря: “Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?”» (Мк., 10:38)57.

На заре христианства креститься можно было без особой подготовки, но позже этот процесс был урегулирован и описан в подробностях, особенно в том, что касается взрослых. В этом контексте возник институт под названием катехуменат – христианское оглашение или посвящение, подразумевающее как обучение Священному Писанию, так и ряд духовных и физических испытаний. Катехуменат может длиться от нескольких месяцев до нескольких лет (как в былые времена, так и сейчас относительно конкретных этапов этого процесса существует различие во взглядах и доктринах).

Православный обряд крещения включает троекратное погружение с головой в купель со святой водой; также признается крещение обливанием. В католической церкви крещение совершается путем троекратного обливания или окропления. Полный ритуал совершения таинства включает много других тонкостей, связанных как с подготовкой к крещению, так и с его непосредственным осуществлением.

ПРИЛИВЫ И ОТЛИВЫ

Задолго до того, как объективная причина приливов и отливов была истолкована и стала широко известна, они породили целый пласт суеверий, основанных на простейшей ассоциации движения воды с жизненными процессами: прилив – это рост, движение вперед, сила и мощь; отлив – угасание, отступление, приближение к последнему рубежу. Как пишет Джеймс Фрэзер в своей знаменитой «Золотой ветви», приморские жители «видят в приливе не просто символ, а причину изобилия, процветания и жизни, тогда как и отливе им чудится причина и мрачный символ неудачи, бессилия и смерти»58. Он же перечисляет несколько суеверий: если посеять клевер во время прилива, он будет лучше расти; молоко в маслобойке будет пениться, пока не начнется отлив; молоко, надоенное во время прилива, может «убежать» из горшка во время кипячения и так далее.

На берегах Средиземного моря ввиду совершенно естественных причин приливы относительно невысокие, и потому живущие там народы уделяли им довольно мало внимания. Но определенная мифология, связанная с приливами и отливами, все равно сложилась, и попытки объяснить механизм их возникновения иногда представляют собой поразительное сочетание не противоречащих современной науке фактов и совершенно фантастического вымысла. Хорошим примером в этом смысле выступает Плиний Старший: во втором томе «Естественной истории» он подробнейшим образом описывает приливы, происходящие в разных регионах известного мира, повествует об их периодичности, особенностях и несомненном влиянии Луны и Солнца – однако, когда речь заходит о сути этого самого влияния, мы читаем следующее:

Отсюда правильная догадка, что Луну надо рассматривать как светило – вместилище жизненных духов (spiritus sidus); что она наполняет Землю [этими духами]; что когда Луна приближается, тела набухают жизнью, а когда отдаляется, они пустеют. <…> Солнечный же огонь иссушает влагу <…>. Широкие просторы моря насыщены соленым вкусом либо благодаря тому, что сладкое и жидкое легко вытягивается силой огня, а более жесткое и плотное остается (поэтому при спокойном море вода в глубине слаще, чем у поверхности, и там, соответственно, вкус ее жестче, а не из-за того, что к ней якобы примешан вечный пот Земли), либо благодаря тому, что к силе огня в большом количестве примешивается [начало] сухости; либо потому, что природа Земли пропитывает воды, как бы заражая их59.

Другие «теории» относительно природы приливов включали в себя гигантское морское животное, которое поглощает и извергает воду с определенной периодичностью, дыхание самой Земли или отголоски неких подземных процессов. Например, Флавий Филострат примерно через два века после Плиния Старшего писал в «Жизни Аполлония Тианского», что «Океан колеблем подводными вздохами из многих расселин, кои находятся в океанском дне и в окружающей суше, – потому-то воды вздымаются и втягиваются, – совершенно как при дыхании, когда выдохи чередуются со вдохами. Достоверность приведенного объяснения подтверждается и ходом человеческих недугов в Гадире, ибо пока вода поднимается, душа не расстается с умирающим телом, а такое совпадение было бы невозможно, когда бы не всходило и земное дыхание»60. Вера в то, что «душа расстается с умирающим телом», когда прилив заканчивается и начинается отлив, имеет универсальный характер – она присуща многим народам и бытовала во многие эпохи. Конечно, поверье не относится к насильственной смерти – она от приливов и отливов не зависит.

Хоори-но Микото и жемчужина, управляющая приливом. Иллюстрация из сборника японских сказок. 1908 г.

Sazanami, Iwaya. The Japanese Fairy Book. Edinburgh : Archibald Constable & Co. Ltd, 1908

Еще один интересный миф, связанный с приливами, имеет японское происхождение: в предании о Хоори-но Микото и потерянном рыболовном крючке его брата-рыболова Ходэри упоминаются две волшебные жемчужины, одна из которых управляет приливами, а другая – отливами. Морской бог Ватацуми подарил их герою, когда выдавал за него замуж свою дочь Отохимэ. В японском пантеоне также есть особое лунное божество Цукуёми, управляющее ночью, приливами и отливами, возникшее из капель воды, которой бог творения Идзанаги омыл свой правый глаз, когда вернулся из царства мертвых.

МИФЫ И РИТУАЛЫ О ДОЖДЕ

Моря, реки, озера и источники играют важную роль в жизни человека, но не будем забывать и о дожде. Это природное явление связано с особыми мифами и обширным фольклорным пластом, включающим разнообразные церемонии призывания дождя и обряды, призванные покончить с засухой.

В древнегреческой мифологии, как известно, за грозу отвечал сам Зевс, но были и нимфы дождя – гиады. По одной из версий, они считались дочерями титана Атланта и океаниды Плейоны, но были и другие варианты. Количество гиад также меняется в зависимости от предания. Согласно одному из них, гиады так сильно оплакивали своего брата Гиаса, погибшего на охоте, что Зевс поместил их на небо. Появление звездного скопления Гиады на ночном небосводе знаменует начало греческого сезона дождей. Согласно еще одному мифу, гиады были воспитательницами Диониса.

В индуизме Индра, царь богов и владыка небесного царства, по совместительству считался и богом дождя. Молния – его оружие. Считалось, что, уничтожая демона Вритру – повелевающего в том числе и градом, – Индра упорядочивает хаос, способствует очищению человеческой природы и процветанию человечества (что логично, ведь если не будет урожая – не будет и процветания). Но Индра не единственный бог, связанный с дождем: распространенный в сельской местности Южной Индии культ богини-матери Мариамман подразумевает также ее почитание как богини погоды. Поклоняясь Мариамман, верующие просят ее об исцелении и о дожде. В честь упомянутых, а также других божеств в Индии принято устраивать фестивали и праздники, посвященные восхвалению сил, способствующих плодородию земли.

Радуга удостоилась отдельных легенд и преданий. В индуизме ее считают луком бога Индры, который, как уже было сказано, повелевал в том числе дождем. В европейском фольклоре часто встречается мотив почти недостижимого, но такого желанного сокровища, спрятанного под дальним концом радуги. Иногда радугу считают мостом между миром людей и потусторонним миром, по которому можно пройти, соблюдая определенные условия. Современной версией мифа стал Мост Радуги – особый рай или преддверие рая, место, куда попадают после смерти домашние любимцы, вновь обретая молодость и здоровье, а также возможность резвиться и играть в свое удовольствие. Миф настолько молод, что можно отследить его истоки: в начале 2023 года в журнале National Geographic были опубликованы результаты непростого расследования, которое показало, что автором широко известных строк про Мост Радуги является 82-летняя шотландская художница Эдна Клайн-Рехи. В 1959 году она, оплакивая смерть своей собаки, написала трогательный текст, который в конце концов показала друзьям, и… он зажил своей жизнью.

На самом деле такова суть любого мифа: он – больше чем вымысел.

Погода, воспринимаемая мифическим сознанием, неизменно связана и с магическими практиками. Как отмечает Джеймс Фрэзер в «Золотой ветви», с точки зрения общества самое главное, на что следует употребить магию, – создание достаточного запаса пищи. Потому совершенно неудивительно, что магической и мифической стороне осадков и засухи, грома и молнии в древних сообществах уделялось очень много внимания, ведь они напрямую влияют на урожай! В результате сформировались мифы, предания и легенды о погодных богах и явлениях, а также внушительная совокупность ритуалов, обрядов и примет, связанных с погодой.

Фрэзер также называет магию, с помощью которой обычно колдуны воздействуют на погоду, гомеопатической или имитативной. Идея, лежащая в ее основе, проста: все дело в принципе подобия, который в простейшей интерпретации означает, что нужно разбрызгивать воду вместо дождя, бить молотком по какому-нибудь сосуду вместо грома, высекать искры вместо молнии. Если дождь надо не вызвать, а прекратить, колдун или шаман, совершая ритуальные действия, будет избегать воды или влаги, избавляться от нее посильным способом. Конечно, на практике обычно наличествуют разнообразные тонкости колдовского ремесла: точное количество повторений тех или иных действий, конкретные разновидности инструментов, которые можно или нужно использовать, замысловатые ритуалы с неочевидным смыслом.

Весной индейцы племени начей (Северная Америка) обычно делают складчину, чтобы купить у колдунов благоприятную погоду для своих посевов. Если была нужда в дожде, колдуны постились и танцевали, держа во рту наполненные водой трубки. В трубках были пробиты отверстия, как в лейках. Через эти отверстия вызыватель дождя выдувал воду в направлении той части неба, где собирались грозовые облака61.

Еще один описанный Фрэзером ритуал вызова дождя (практикуемый в индийском Манипуре) заключается в том, что глава деревни кладет горящую головню на могилу человека, который умер от ожогов, молится и гасит ее водой. Считается, что мертвец усиливает эффект молитвы и гашения как такового, поскольку сам желает дождя, ведь тот избавит его от жгучей боли. С болью связаны и церемонии, в которых кровь равнозначна воде, поэтому для призыва дождя она должна пролиться (в подобных случаях уместно говорить и о жертвоприношении духам или богам дождя).

В Европе существовали свои ритуалы и обычаи, связанные с призывом дождя. На Балканах (в ряде областей Сербии, Болгарии, Македонии, Хорватии, Греции, Албании) есть обряд, который называется, в зависимости от конкретного региона, Додола или Пеперуда, а в соседствующей с Балканами Румынии – Папаруда; в целом вариаций названия очень много. Главная роль в этом действе отводится мальчику или девочке, нередко сироте, в наряде из зелени (веток, кукурузы, виноградной лозы, бузины, вьюнков и так далее). Участники церемонии обходят дома и поют особые ритуальные песни, Додола танцует, а жители окатывают его / ее водой, при этом важно, чтобы во время танца брызги разлетелись во все стороны (вновь принцип подобия – брызги имитируют желанный дождь). Исполняется обряд во время засухи. По своей сути он явно языческий, но нет ясности относительно происхождения и путей заимствования. Кроме того, существует очень много теорий относительно происхождения названия: например, peperuda – по-болгарски «бабочка», а у бабочек, согласно некоторым фольклорным представлениям, имеется сверхъестественная связь с дождем. Конечно, это мало что проясняет в загадочном обряде.

Другой балканский обряд, связанный с дождем, также называется в различных странах и регионах по-разному: Герман (Болгария), Калоян (Румыния) и так далее. В зависимости от обстоятельств и местных традиций обряд могли совершить в один день с Додолой или как-то иначе связать друг с другом два ритуала.

По сути, Герман – это символические похороны куклы, вылепленной из глины или земли; она имеет человеческий облик, но детали зависят от местности и традиций. Например, «покойник» может быть обнаженным или одетым в наряд из тряпиц, яичной скорлупы или листьев, его руки могут быть сложены на груди или воздеты к небу. Если говорить конкретно о румынском Калояне, то в случае засухи хоронят «Отца Солнца», риска наводнений – «Мать Дождя»; могут также похоронить сразу и его, и ее, прося о том, чтобы дожди не оказались чрезмерными.

Церемония строится по тем же правилам, что и настоящие похороны: кукле положены специальный гроб или носилки по размеру, цветы, свечи и прочее (но надо заметить, что в роли священника выступает ряженый). «Покойника» оплакивают всерьез, не жалея сил (и это вновь принцип подобия в действии: что такое слезы, как не дождь?), и провожают в последний путь, при этом прохожие снимают шапки и крестятся. Куклу закапывают в тайном месте, нередко на перекрестке, а после устраивают погребальную трапезу. Иногда ее могут не закопать, а выбросить в озеро или же выкопать, а потом бросить в воду. У этого обряда не меньше региональных вариаций, чем у Додолы, и он также имеет неясные языческие корни, по поводу которых в научной литературе немало споров. Бросается в глаза сходство обряда с жертвоприношением, но есть и версия, согласно которой Герман – ритуал инициации; его также связывают с древнеримскими или фракийскими аграрными празднествами.

Считается, что в XX веке перечисленные обряды перестали практиковать.

Глава 8. НА ЧЕТЫРЕ ПАЛЬЦА ОТ СМЕРТИ62

ВОЛНЫ И ВОДОВОРОТЫ

Валы вставали все мощней и выше,

И наконец девятый вал, последний,

В себя вобравший половину моря

И полный голосами, встал до неба

И на берег низвергся с диким ревом,

Кроваво-красным пламенем объят.

И в глубине его, в огне, родился

Младенец беззащитный, и к ногам

Он Мерлина волною был подброшен.

А. Теннисон. «Приход Артура»63

Возможно, самая известная в сверхъестественном смысле волна – это девятый вал, чья популярность связана в основном с картиной Ивана Айвазовского. Поверье, согласно которому каждая девятая волна во время шторма сильнее предыдущих, распространено и в наше время: не только среди моряков, но и среди серферов. Образ давно превратился в метафору, выражающую приближение непреодолимой силы, одновременно роковой и грандиозной; он часто встречается в литературе и изобразительном искусстве. Про роковой вал знали разные народы, но некоторые опасались не девятого, а третьего или десятого.

Связанные с девятой волной суеверия не всегда подразумевают чью-то гибель: Флетчер Бассет, например, упоминает о том, что в Шотландии больную корову лечили омовением в девяти волнах прибоя, а также о том, как Маргарет Ричард, ведьма, осужденная в XVIII веке, зачерпывала три ложки воды из десятой волны прибоя, чтобы потом воспользоваться ею для своих колдовских целей.

С объективной точки зрения волны – штормовые или прибрежные – действительно отличаются друг от друга по высоте и другим параметрам, что объясняется физическими, а не мистическими причинами. Однако в чередовании слабых волн и мощных валов нет простых закономерностей, основанных на конкретных числах вроде тройки, девятки или десятки. Возможно, с помощью этих чисел моряки пытались рационализировать и просчитать опасность, которую представляло собой море во время шторма.

Еще один интересный пример девяти волн находим в легендарной летописи Ирландии, относящейся к периоду, когда гойделы и туаты соперничали за владение островом. В определенный момент сыновья богини Дану (туаты) попросили сыновей Миля (гойделов) на три дня покинуть территорию и отойти от берегов на девятую волну. Те согласились, а когда пришло время возвращаться, столкнулись с чародейской бурей, которая попыталась (в значительной степени безуспешно) помешать их высадке на берег.

Еще одна любопытная разновидность волны, по поводу которой существуют особые поверья, – приливный бор, возникающий из-за того, что в устье образуется волновой фронт и вода с большой скоростью движется вверх по течению, фактически вытесняется из моря в русло реки. Образование бора связано с целым рядом условий, включающих перепад высот и форму устья. Это опасное природное явление: к примеру, бор на китайской реке Фучуньцзян способен развивать скорость до 40 км/ч и подниматься до рекордных девяти метров. Флетчер Бассет упоминает ряд легенд и преданий, связанных с борами и основанных на общей идее: волну вызывает некое сверхъестественное существо, будь то демон, дракон, феникс, призрак ведьмы или нечто, не поддающееся определению, копошащееся на дне. Река, текущая вспять, выглядит зловеще, и без труда можно понять тех, кто подыскивал для такого феномена сверхъестественную подоплеку. Интересно, что в некоторых местностях Британии – например, в окрестностях рек Хумбер, Северн и Трент – диалектные обозначения бора (eagre, hygra) смутно напоминают имя древнего скандинавского владыки моря, ётуна Эгира. Впрочем, это, скорее, пример народной этимологии; а вот английское слово bore совершенно точно уходит корнями в древнескандинавское bára, то есть «волна, прилив».

И конечно, существует совокупность суеверий, легенд и преданий про волны как таковые: по их виду предсказывали будущее (точнее, предстоящий шторм, в прямом или переносном смысле), их считали то быками (в случае бурунов), то барашками Нептуна или другого морского бога / богини, в их звуках слышали голоса призраков. Кое-что из этих поверий мы считаем просто художественным образом, метафорой, но корни у таких метафор весьма глубокие. Очевидно, что даже спокойное море остается грозной стихией – и мифическое мышление подыскало способ, позволяющий никогда об этом не забывать.

Что касается мифов, связанных с водоворотами, то некогда на Дунае существовали два опаснейших места, именуемых Штрудель и Вирбель64. Вот что мы читаем о них в романе Жюля Верна «Дунайский лоцман» (1908):

В этом месте долина превращается в узкий коридор, зажатый дикими крутизнами, между которыми кипят стремительные воды. В старину многочисленные подводные камни делали проход еще более опасным, и нередко суда терпели там большой ущерб. Теперь опасность значительно уменьшилась. Сильнее всего мешавшие движению скалы, тянувшиеся от одного берега до другого, взорваны. Пороги утратили былую ярость, водовороты перестали так сильно кружить суда, и катастрофы сделались значительно реже. Все же и большие шаланды, и маленькие лодки должны принимать серьезные предосторожности65.

Уильям Битти – шотландский врач XIX века, поэт и автор нескольких книг, посвященных путевым заметкам о путешествиях по Европе, – уделил Штруделю и Вирбелю немало страниц в своем труде The Danube: Its History, Scenery, and Topography («Дунай: История, пейзажи и топография», 1844), описав как грозный рокот быстрины, так и общую атмосферу, включавшую живописные и овеянные легендами развалины нескольких замков. «Мрачный и таинственный вид этого места, безлюдные пейзажи, частые происшествия, случавшиеся на пути, внушали трепет и ужас, но прежде всего суеверия того времени, готовность принять чудесное и простодушие лодочников делали плавание мимо Штруделя и Вирбеля чрезвычайно романтичным предприятием». Построенные в окрестностях замки, как выяснил Битти, принадлежали феодалам, которые в XI–XIV веках безжалостно грабили купцов, выживших после встречи с быстриной и водоворотом. Рудольф I, основатель династии Габсбургов, покончил с бандитами, но руины остались – и в них, по рассказам местных, каждую ночь вспыхивали загадочные огни, сопровождаемые звуками, присущими то ли празднику, то ли битве. В сторожевой башне, именуемой Башней дьявола, поселился Черный монах: выполняя наказ своего адского хозяина, он зажигал на берегу огни, целью которых было заманить речные суда в водоворот или прямиком на острые прибрежные скалы. Про Вирбель еще говорили, что он бездонный: дескать, обломки лодок, которые гибли в водовороте, всплывали в озере Балатон!66 Битти иронизирует над подобными суевериями, опровергает их в меру своих возможностей, объясняет природные закономерности, лежащие в основе Штруделя и Вирбеля, а также проницательно отмечает, что судоходство станет значительно безопаснее, если путем подрыва ликвидировать некоторые скалы в русле Дуная. Что и произошло во второй половине XIX века, и к нашему времени о дунайской версии Сциллы и Харибды почти все благополучно забыли.

Другой известный водоворот (точнее, целая система приливных завихрений) существует и в наше время: это Мальстрём (норв. Moskstraumen), расположенный у северо-западного побережья Норвегии. Олаф Магнус считал его сильнее Харибды! Для современных судов это природное явление не представляет серьезной опасности, да и для старинных деревянных лодок таковая была серьезно преувеличена. Однако Мальстрём, во многом благодаря художественной литературе (он упоминается в первую очередь в произведениях Эдгара По, Жюля Верна и Германа Мелвилла), продолжает существовать как миф, независимо от реальности.

Гарри Кларк. Иллюстрация к рассказу Эдгара По «Низвержение в Мальстрём».

Edgar Allan Poe. Tales Of Mystery And Imagination. Illustrated by Harry Clarke. London : George G. Harrap & Co., [1928]

Миф о водовороте мы находим в обеих «Эддах» – речь идет об истории, в основе которой волшебная мельница Гротти, способная намолоть все что угодно. Владелец Гротти, конунг Фроди, приказал своим рабыням – вещим девам, валькириям – молоть золото, мир и счастье для себя, конунга. Поначалу они усердно трудились, но, когда Фроди потерял чувство меры и заставил их работать без сна и отдыха, отомстили: намололи целое войско врагов. Морской конунг Мюсинг явился в ночи и одолел Фроди. В качестве трофея он забрал себе мельницу вместе с рабынями и приказал им молоть соль. Мюсинг, как и Фроди, неверно оценил добычу, и в результате рабыни намололи столько соли, что корабль затонул. «И там, где море залилось в отверстие жерновов, возник водоворот. Тогда море и стало соленым»67.

Помимо водоворотов в море бывают смерчи. Как отмечают Флетчер Бассет и Уильям Джонс, в древности к ним относились с немалым ужасом и называли, как правило, драконами. Считалось логичным и разумным стрелять в них из луков (позднее – из пушек) и совершать на борту различные ритуалы, призванные отогнать злых духов. Ритуалы включали в себя чтение молитв (иногда совместное) и рассечение смерча – конечно, на расстоянии – особым ножом с черной рукоятью. После этого смерч должен был распасться надвое, выпустив всю воду с оглушительным шумом. Если старания оказывались напрасными, два моряка могли изобразить сражение друг с другом – подчеркнем, что ключевым моментом в этом случае были бы скрещенные сабли.

МОРСКИЕ ТРАДИЦИИ И СУЕВЕРИЯ

Испокон веков так сложилось, что люди, связавшие с водой – особенно с морем – свою жизнь, подчинили ее огромному количеству правил, которые мы сейчас обычно называем суевериями. Довольно часто это объясняют тем, что профессия моряка всегда была одной из самых опасных и подразумевала сильную веру в сверхъестественные силы, способные защитить даже в самой трудной ситуации. Справедливость этого предположения косвенным образом подтверждается тем, что с приходом в жизнь моряков и рыбаков относительно развитых технологий – еще в прошлом веке – многое сделалось безопаснее и проще, поэтому суеверия начали отмирать, о чем писал, например, Хорас Бек в своей книге Folklore and the Sea («Фольклор и море»). Увы, вместе с ними уходили и продолжают уходить традиции, не связанные с разнообразной мистикой. Конечно, немалая доля обычаев, ритуалов и предрассудков действительно представляет собой пережитки той эпохи, когда мифологическое сознание преобладало над рациональностью, а законы природы приходилось постигать горьким путем проб и смертельно опасных ошибок. Тем не менее из истории морского дела приметы, обыкновения и прочее не вычеркнешь. К тому же в тех случаях, когда исследователям удается вникнуть в суть того или иного суеверия, отследить его до самых корней, вновь и вновь становится очевидно, что такие правила не рождаются из ничего, в силу прихоти. Они отражают некую закономерность, в прошлом имевшую жизненно важное значение. Конечно, если таковое сошло на нет, правило вырождается и превращается в ритуал, сохранивший лишь цель, но не смысл.

Впрочем, подыскивать рациональное объяснение для всего подряд не лучший выход, поскольку нерешаемых загадок великое множество, к тому же мощь и величие открытого моря и впрямь взывают не к разуму, а к душе. Они требуют веры в себя, в тех, кто рядом, и в высшие силы; в этом отношении вряд ли что-то изменится радикальным образом до той поры, пока будет существовать человечество.

А значит, суеверия будут жить.

***

Одна из самых широко известных морских традиций, знакомая даже тем, кто с морским делом никак не связан, – разбивание бутылки шампанского о нос корабля во время его спуска на воду. Соответствующий ритуал включает в себя еще несколько обязательных элементов (в том числе допустимые дни: в частности, не следует спускать корабль на воду тринадцатого числа, а также в пятницу, какое бы число на нее ни выпало), и в целом он, как отмечают многие авторы, весьма напоминает крещение младенца. Хорас Бек по этому поводу писал следующее.

До пришествия компьютера корабль больше всех творений человека напоминал нечто живое. Он двигался, качался с борта на борт, зарывался носом в воду, у него имелись характерные особенности, которые попросту невозможно было воспроизвести, даже построив корабль-близнец. В отличие от дома, который люди могли покинуть при необходимости, он был не просто конструкцией, а чем-то бо́льшим; от его целостности зависело благополучие команды. Корабли до сих пор остаются самыми большими движущимися объектами, которые строит человек68.

Надо заметить, то, что сейчас выглядит как крещение, некогда было жертвоприношением: ради благосклонности богов корабелы древних времен проливали и человеческую, и звериную кровь. Особо жестокими в этом смысле были викинги, спускавшие на воду свои драккары по телам пленников и рабов, чтобы корабль познал вкус крови еще до первой битвы. В тех регионах земли, где по-прежнему строят лодки старинным способом, в прошлом веке все еще приносили в жертву домашнюю птицу и мелкий скот; возможно, и сегодня там происходит то же самое.

Впрочем, церемонию спуска корабля на воду иногда сравнивают и со свадьбой, в которой судно играет роль невесты Посейдона или другого морского бога. Питер Джинс этим и объясняет известную особенность английского языка, в котором корабль – ship – женского рода. Есть другие объяснения этой гендерной загадки, в той же степени поэтичные и романтичные: образ корабля в целом связывают с образом подруги, матери, богини-защитницы; эффектный парусник – с женским платьем (особенно свадебным); в поведении корабля находят стереотипные женские черты. Нетрудно заметить, что ни один из этих вариантов не выдерживает критики, все они лишь проекция современного мировоззрения на былые эпохи. Как бы то ни было, традиция именовать корабли в женском роде привела к возникновению прекрасных образов в литературе и искусстве и даже в каком-то смысле породила целую философию, пусть и довольно эзотерическую.