Текст книги "Нити Данталли (СИ)"

Автор книги: Наталия Московских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Бэстифар усмехнулся.

– Все просто и прозаично: Рерих – хороший друг моего отца. Мой приезд сюда – своеобразный акт поддержки.

Мальстен недоверчиво приподнял брови.

– Не поймите меня превратно, но… – данталли замялся. – Это немного… гм… необычно – отправить наследного принца на поле боя на войну, в которой ваше царство не участвует. К тому же в авангард.

Бэстифар снисходительно усмехнулся, положив руку на рукоять одного из мечей.

– Полагаю, вы немного заблуждаетесь на мой счет, Мальстен. Видите ли, я весьма далек от притязаний на трон.

Данталли посмотрел на принца с искренним изумлением. Бэстифар вполне понял его замешательство и кивнул, объяснив:

– В мире есть множество вещей куда как интереснее, чем скучная бытность монарха. Я предпочитаю сражаться под вашим началом, чем грызться со своими многочисленными братьями за место на троне.

Мальстен хмыкнул. Позиция принца искренне удивила его. Бэстифар тем временем расплылся в широкой улыбке и заговорщицки произнес:

– К тому же, не так часто выпадает шанс лично проверить, действительно ли магия является причиной неуязвимости легендарного отряда, как говорят. Хотелось бы увидеть, что вы делаете на поле боя, собственными глазами и, разумеется, поучаствовать. Как знать, может имя Бэстифара шима Мала встанет рядом с вашим в истории этой войны?

Мальстен невесело усмехнулся, подумав, что сам он вряд ли может рассчитывать на известность: Рерих хорошо к нему относится и не скупится на лестные отзывы, однако позволить имени данталли войти в историю в качестве героя войны было слишком рискованным делом. Однако Мальстен, разумеется, не собирался рассказывать об этом малагорцу. Вместо того он задумчиво произнес:

– К слову сказать, у вас весьма интересное имя. Если я не путаю, его дословный перевод: «Зверь-внутри-Солнца»?

Принц восхищенно хлопнул в ладоши, на его лице отразился искренний, почти детский восторг.

– А вот теперь вы меня по-настоящему поразили, Мальстен! Древнемалагорский язык знают даже не все мои соотечественники. Ему до сих пор обучаются, пожалуй, только кхалагари. Кем бы ни был человек, научивший вас этому, я приклоняюсь перед его эрудицией.

Бэстифар глядел на данталли, как игрок на удачно выпавший расклад. Мальстену становилось не по себе под этим взглядом, хотя объяснить причину своего дискомфорта он не мог. Бэстифар на вид держался исключительно дружелюбно и спокойно, но в глубине его темных глаз то и дело мелькали опасные азартные искры. Этот человек, казалось, ничего не делает без скрытого умысла: каждое его действие, каждое движение выглядело, как отработанные детали тщательно продуманной картины, в которой было предусмотрено все. Сам Бэстифар при этом виделся совершенно непредсказуемым: у Мальстена не было уверенности, что малагорский принц в ближайшие пару минут не переменится в настроении и, к примеру, не захочет перерезать своему собеседнику горло. С ним невольно приходилось постоянно держать ухо востро.

Данталли, внутренне усмехнувшись, буквально почувствовал себя на месте генерала Томпса: Мальстен опасался Бэстифара и понимал, что принц знает об этом. Более того – малагорец словно бы планировал произвести именно такое впечатление и теперь довольствовался тем, что ему это удалось.

Воистину, как кукловод, Бэстифар шим Мала ни в чем не уступал искусному данталли.

* * *

Вальсбургский лес, Гинтара.

Пятнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

– Кажется, пора останавливаться на ночлег, – предложил Мальстен, с трудом вырываясь из накативших воспоминаний.

Аэлин оглядела опушку леса, оценивая место, выбранное спутником для остановки. По прошествии нескольких секунд она согласно кивнула, сбросила сумку на землю, затем с наслаждением помассировала уставшее левое плечо и потянула шею поочередно в обе стороны так, что хрустнули позвонки.

– Что ж, пожалуй, вы правы, – наконец отозвалась охотница. – День выдался долгим.

Аэлин и вправду устала. Целый день они шли, позволяя себе лишь совсем короткие, неизбежные и необходимые в пути передышки. Запасы еды подходили к концу, нужно было как можно скорее добраться до Коны, чтобы их пополнить. Охотница предложила на следующий день двигаться в том же темпе, что было тяжело, но целесообразно, учитывая три хвоста, что тянулись за беглецами из Прита.

Мальстен отозвался лишь кивком и начал выкладывать небольшое место для костра.

Аэлин нахмурилась. За весь день они с кукольником почти не разговаривали. Мальстен был явно погружен в свои воспоминания, о которых предпочитал не распространяться. В какой-то момент охотнице показалось, что эти воспоминания причиняют ему боль, и она предположила, что кукольник вновь и вновь переживает эпизод, когда узнал о трагической кончине своей семьи – момент, который пробудился в его памяти после того, как он увидел в лесу Бенедикта Колера. Аэлин с трудом подавила в себе желание разговорить Мальстена, хотя была уверена, что ему стало бы легче, если б он поделился с нею своими переживаниями.

Задумавшись об этом, охотница одернула себя, вновь мысленно проговорив, что не стоит лезть не в свое дело: вряд ли Мальстен станет терпеть столь назойливую спутницу.

– Вы ведь помните, что дежурите сегодня первой, леди Аэлин? – обратился Мальстен, вырывая молодую женщину из раздумий. На его лице впервые за день появилась тень улыбки. Охотница встрепенулась и кивнула.

– Разумеется, я помню, – она поджала губы, глядя на место для костра. – Вы думаете, стоит разводить огонь сейчас, когда за нами охотятся?

– Согласен, кострище облегчит задачу следопытам. Но, думаю, не стоит переусердствовать с осторожностью. Ночью в лесу холодно, мы можем замерзнуть и заболеть, а тогда уж точно не сумеем двигаться достаточно быстро на следующий день. Неизвестно, что больше облегчит задачу следопытам, поэтому я голосую за то, чтобы не замерзать. А вы?

Аэлин повела плечами.

– Вы правы. А я, пожалуй, плохо соображаю после дороги, – согласилась она, почувствовав неприятный укол в шею, и прихлопнула на себе очередного комара, коим за день уже потеряла счет. В начале осени эти кровососущие чудовища были особенно злы и прожорливы. Охотница поморщилась и потерла укушенное место.

Кукольник сочувственно посмотрел на нее и чуть улыбнулся. Аэлин прищурилась.

– А на вас эта мошкара совсем не садится? – почти обиженно спросила она.

Мальстен пожал плечами.

Насекомые, как многие другие животные, чувствовали его природу и опасались данталли, избегали его. Отчасти поэтому Мальстен всегда передвигался пешком, а не на лошади. Можно было постоянно управлять животным, однако за этим последовала бы расплата, которая становилась бы тем тяжелее, чем дольше длился бы контроль. Данталли считал это неразумным. Особенно сейчас, когда переживать расплату придется в присутствии охотницы.

– Садится, – солгал он в ответ. – Но в основном не кусает. Похоже, я для насекомых менее лакомый кусочек, чем вы.

– Что ж, хоть кому-то из нас повезло, – хмыкнула охотница. Данталли виновато улыбнулся.

– Когда разведем огонь, дым немного отпугнет мошкару, – пообещал он.

– Ничего, – отмахнулась Аэлин, – мошкара – не монстры. Хотя, надо признать, иногда с монстрами проще. Попробуй, отсеки комару голову парангом!

Молодая женщина усмехнулась, однако Мальстен лишь отвел взгляд и сосредоточился на своем занятии. Не дождавшись никакого ответа, Аэлин решила не продолжать вымучивать из кукольника беседу и принялась раскладывать нужные вещи и припасы. То, что спутник предпочел не отвечать, отчего-то задело молодую женщину, и на то, чтобы изгнать из себя это чувство, ушло немало усилий, однако до конца это сделать так и не удалось – охотница искренне сожалела, что их с попутчиком разговор оборвался так быстро.

* * *

Прит, Гинтара.

Пятнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Когда уже на заходе солнца на пороге трактира появились незнакомцы в красных плащах, все помещение погрузилось в тишину – после пожара в доме кузнеца о таинственных пришельцах в красном по деревне поползли разные слухи. Всякий был горазд предполагать, что это были за люди. То, что Грегор Шосс воздерживался от каких-либо комментариев по этому поводу, лишь подстегивало жителей Прита к построению догадок. Кто-то уверял, что то были неизвестные солдаты, и говорил, что даже видел их; кто-то утверждал, что заметил троих людей на лошадях, одетых, как последователи Красного Культа. И вот теперь, похоже, эти самые чужаки были здесь.

Лане Эдлан было безразлично, что за пришельцы явились в их с мужем трактир: она с одинаковой враждебностью относилась ко всем незнакомцам в красном, которые теперь ступали группами на территорию Прита. Донеся кружку эля до стола одного из посетителей, женщина враждебно посмотрела на вошедших и сложила руки на груди. Верн вышел из-за стойки и стал рядом с женой, уперев руки в боки. Обыкновенно он привык приветливо встречать новых посетителей, однако теперь, особенно после убийства Петера Адони (в чем он винил исключительно охотницу, скоропостижно покинувшую Прит) мужчина не собирался любезничать с незнакомцами.

– Боюсь, у нас не хватит столов разместить столько людей, – не дожидаясь приветствия, сказал Верн, хотя мѐста в зале было предостаточно.

Молодой мужчина, стоявший впереди явившейся группы, пригладил аккуратно постриженные усы и приветливо улыбнулся.

– Нет нужды переживать на этот счет, господин… – он сделал паузу, чтобы трактирщик представился.

– Эдлан, – нахмурился Верн.

– Господин Эдлан, – повторил гость. – Мы явились не трапезничать, хотя, признаюсь, у вас здесь весьма аппетитно пахнет. Но у нас дело неотложной важности, и на трапезу нет времени.

– Последние несколько дней в Прите слишком много чужаков с делами неотложной важности. И пока от этих дел лишь горят дома, – прищурилась Лана. В ее глазах пылала бессильная ярость.

Женщине едва удалось успокоить убитую горем Беату после всего, что произошло с ее семьей за последние двое суток. Тяжелые роды, убийство брата, пожар…

Верн с опаской поглядел на жену опасливым предупреждающим взглядом.

– Я и мои люди видели пожарище, госпожа Эдлан. Уверяю вас, мы не имеем к этому печальному событию никакого отношения.

– Кто вы? И что вам здесь нужно? – Верн поспешил перевести тему, чтобы не привлекать больше никакого внимания к семье кузнеца.

Молодой мужчина с усами кивнул.

– Мое имя Николас Фалетт. Мы с моими людьми разыскиваем опасного преступника-самозванца, скрывающегося под именем Мальстен Ормонт, и хотели бы поговорить с кем-то, кто может знать, куда он направился, покинув Прит.

В зале трактира начался оживленный шепот. Люди изумленно переспрашивали друг у друга, не ослышались ли они.

– Мальстен Ормонт?

– Кукольник?

– Он самозванец? Преступник?

– Не может быть!

– А с виду совсем не скажешь…

– Может, он головорез? Оттуда и научился саблей орудовать?

– Чушь это все!

– Что он натворил?..

– А мне он никогда не нравился. Мрачный он был.

Верн продолжал враждебно глядеть на незнакомцев. Ему не было никакого дела до Мальстена Ормонта (или как его там на самом деле зовут?) – отчасти местный кукольник ведь тоже был в деревне чужаком и друзей практически не имел, кроме почившей повитухи Эленор.

– Послушайте, господин Фалетт, – сквозь зубы процедил Верн. – Мальстен, или как там его истинно звать, нам ничего не сообщал, никто из присутствующих здесь и во всей деревне людей, не знает, куда он мог направиться. Поищите какие-нибудь зацепки в его доме. Это на окраине Прита к северу от трактира. Больше ничем я вам помочь не могу.

Николас понимающе кивнул. Он вовсе не был враждебно настроен к жителям этой деревни. Капитан проезжал мимо пепелища, оставленного людьми Колера на месте дома кузнеца, и догадывался, что теперь в Прите вряд ли отнесутся к приходу чужаков с одобрением. Меры, которые принимал Бенедикт, иногда действительно казались Николасу дикими.

– Что ж, благодарим за информацию. Даже она может помочь в поимке опасного преступника. Разрешите откланяться.

Верн лишь сдержанно кивнул.

Николас Фалетт и его люди спешно покинули трактир.

Выйдя из помещения, капитан окинул свою команду решительным взглядом и указал на север.

– Что ж, возможно, в доме Ормонта собаки возьмут след. Вперед! Не будем терять времени.

* * *

Вальсбургский лес, Гинтара.

Пятнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Трое последователей Красного Культа исследовали местность до темноты, хотя уже к закату Бенедикт потерял надежду напасть на след данталли. Влажный после дождя лес имел слишком резкие собственные запахи, они мешали Ренарду сосредоточиться на Мальстене Ормонте. И хотя светловолосый ищейка упорно продолжал искать данталли, Бенедикт понимал, что поиски уже ничего не дадут – в противном случае они сумели бы выйти на монстра раньше.

Окончательно утвердившись в своем решении, Колер окликнул скачущего вперед ищейку.

– Ренард, остановись! Довольно, – его звучный голос спугнул пару птиц с ветвей, заставив светловолосого резко обернуться на звук и принюхаться к лесу. – Скоро двигаться в темноте будешь способен только ты, причем, лишь спешившись. Лошадь не сумеет так ориентироваться ночью и может запнуться.

В сгущающихся сумерках на лице Ренарда блеснула хищная улыбка.

– Я могу поискать данталли, пока вы устроите привал, – прошелестел он.

Бенедикт ухмыльнулся, восхищенно глядя на своего спутника. Воистину, это был удивительный человек. Ренард Циро̀н от рождения был совершенно слеп. Однако назвать его беспомощным не поворачивался язык. Все чувства Ренарда были обострены до предела, он ориентировался в пространстве так, как не мог бы ни один зрячий. Бенедикт не знал, по какой причине этот удивительный человек решил реализовать свои таланты именно в Красном Культе, об этом он его никогда не спрашивал, однако понимал, что для организации его появление стало большой удачей. Колер мгновенно заприметил Ренарда Цирона для своей команды.

– Нет. Привал устроим все вместе, а поутру двинемся по основному тракту в Олса̀д.

– Почему туда? – нахмурился Иммар.

– В Олсаде ближайшее отделение Культа, – кивнул Бенедикт. – Расскажем братьям о демоне, запросим поддержку в поисках.

– До этого мы без всякой поддержки справлялись, – мрачно отозвался Ренард. Бенедикт снисходительно улыбнулся.

– Не стоит недооценивать данталли, мой друг. Мальстену Ормонту удавалось скрываться от нас много лет, причем не только в Малагории, которая находится вне наших полномочий, но и в других землях, где мы были вполне в состоянии его достать. Он и сейчас ушел от нас в лесу, и от кхалагари отбился.

– Вы уверены, что это были именно малагорцы? – в который раз недоверчиво переспросил Иммар.

Слепой жрец склонил голову.

– Я уверен, – отсек он.

Колер сделал паузу, задумчиво поджав губы.

– Мала тоже ищет Ормонта, – прошелестел Ренард, точно прочитав мысли своего командира. Бенедикт ухмыльнулся.

– Ищет. С самого дня, как Ормонт покинул Малагорию, – согласился он. – Тем важнее для нас выследить его первыми. Судя по всему, Бэстифар тоже жаждет убить монстра, но нельзя отметать вариант, что он собирается посадить данталли на цепь и подпитываться от него силой. Если Ормонт вернется Малагорию, мы вновь окажемся в тупике, а посему мы должны заручиться помощью братьев из Олсада.

Спутники согласились с мнением Бенедикта и спешились, чтобы устроиться на ночлег.

* * *

Земля дэ’Вер, Лария

Второй день Мезо̀на, год 1482 с.д.п.

Свою палатку Мальстен намеренно расположил на отшибе лагеря, в особенно ветреной части Пустогорья, как можно дальше от костра, вокруг которого по устоявшейся традиции собирались некоторые сослуживцы данталли, чтобы отметить очередную победу.

Генерал Томпс, зная о расплате, словно нарочно разговаривал с Мальстеном слишком долго, отчитывая его за то, что сотник получил легкое ранение, неловко подставив левый бок. Мальстен успел убить свидетеля с вражеской стороны и даже отер синюю кровь с меча противника, одновременно не дав своей Кровавой Сотне увидеть это досадное происшествие. Под его черным плащом никто не заметил кровотечения, а значит, разоблачения не произошло. Но Томпс продолжал упорно расспрашивать данталли, все ли тот предусмотрел, напоминал, что предупреждал его о последствиях. Элларду было невдомек, что весьма непросто сосредоточить все внимание на собственной технике боя, когда нужно контролировать еще сотню человек, одним из которых управлять попросту невозможно, потому что он носит красное.

Надо отдать должное, Бэстифар шим Мала оказался хорошим воином, хотя марионеткам Мальстена пришлось два раза прикрыть его и защитить, когда тот оказался в опасности, чтобы сохранить репутацию неуязвимости Кровавой Сотни.

Когда поток замечаний генерала, наконец, смолк, данталли направился к своей палатке, с трудом переставляя ноги. Непреодолимая слабость до ломоты в костях – верный спутник и предвестник грядущей расплаты – уже навалилась на него всей своей тяжестью. Ночь обещала быть долгой…

Заранее стискивая зубы и приготавливаясь терпеть боль, уже в палатке Мальстен бегло осмотрел рану на левом боку: царапина, хоть и глубокая. Ничего серьезного, что потребовало бы помощи лекаря, обратиться к которому в любом случае, следуя условиям соглашения с Рерихом, было нельзя.

Данталли вздохнул и тяжело оперся на импровизированный стол, составленный из двух бочек и широкой доски, представляя себе, какой будет расплата за столь долгое сражение на передовой. Не исключено, что она продлится до самого утра…

Дыхание становилось все более тяжелым и прерывистым. Лоб покрывался блестящей в свете масляной лампы испариной. Мальстен с тоской посмотрел на твердый настил, до которого нужно было добраться. От него отделяла какая-то пара шагов, но данталли никак не мог собрать остатки сил, чтобы преодолеть это смешное расстояние.

Тент палатки чуть шевельнулся от чьего-то прикосновения, и внутрь вошел человек. Мальстен обернулся и едва не застонал в голос от необходимости снова напрягать глаза, фокусируя зрение, иначе вошедший представлял собой размытое пятно.

– Доброго вечера, командир! – человек расплылся в приветливой на первый взгляд, улыбке, которая при ближайшем рассмотрении всегда выглядела несколько хищно. – Не помешал?

Данталли нахмурился, с трудом стараясь держаться непринужденно и ничем себя не выдавать. Крипп, похоже, сыграл с ним злую шутку, направив сюда человека в красном во время расплаты. Единственного человека в красном на всю Кровавую Сотню.

– Бэстифар… – качая головой и прикрывая глаза, чтобы дать им передохнуть, вымолвил Мальстен. – Что вам нужно?

На более приветливый ответ у данталли не было ни сил, ни желания. Боль, наконец, дождалась своего часа, и теперь методично вгрызалась в каждую клетку тела, особенно наслаждаясь раной на боку.

Бэстифар выдохнул усмешку, улыбка его стала шире, обнажив белые зубы. В ярко очерченных глазах отразился огонь масляной лампы. Заговорил мужчина, как всегда, уверенно и спокойно, не приняв близко к сердцу полное отсутствие у данталли гостеприимства.

– Не знал, что вы не жалуете гостей, – он сделал несколько шагов по просторной палатке, аккуратно прикасаясь к прутьям ее каркаса, словно тот был произведением искусства. – Так значит, о вас говорят правду: вне поля боя вы становитесь нелюдимым. Не заметил этого при нашей первой встрече.

Мальстен поджал губы и осторожно вдохнул, надеясь не согнуться под раскаленными прикосновениями боли. Потребовалось несколько секунд, чтобы суметь ответить незваному гостю.

– Сражение… утомляет. Сейчас я не лучший собеседник и для всеобщего веселья не гожусь.

Дождавшись, пока Бэстифар отвернется, Мальстен отер блестящий от пота лоб и позволил глазам немного отдохнуть. Нужно было выпроводить назойливого малагорца как можно скорее.

– Наш разговор не может подождать до утра? – Мальстен отдышался, вновь сфокусировавшись на лице принца.

Бэстифар внимательно вгляделся в холодные глаза данталли, взгляд которых сейчас, как никогда, наводил на мысли о нечеловеческой природе их обладателя.

– Что ж, – задумчиво сплетая пальцы, кивнул малагорец. – С вашей любовью к конкретике вы не оставляете мне выбора, кроме как сказать все сразу, потому как поутру уже будет потерян… – принц прищурился, подбирая слова и будто нарочно растягивая время, – правильный момент.

Уголки тонких губ вновь тронула улыбка. Данталли чуть прикрыл глаза, избегая прямого зрительного контакта с назойливым гостем, ему стоило огромных трудов не ухватиться за пылающую болью рану.

– Для начала я пришел, чтобы выразить вам свое… гм… восхищение, – Бэстифар склонил голову в почтительном кивке. – Я видел вас на поле боя. Это… впечатляет, знаете ли.

– Я бился не лучше других, – скороговоркой отозвался данталли, чувствуя, что расползающаяся по телу боль усиливается.

– Мы оба знаем, что это не так, – сверкнув глазами, вкрадчиво произнес малагорец, делая шаг к собеседнику. От его взгляда по спине Мальстена пробежал холодок: так хищник может смотреть на добычу или игрок на расклад, сулящий огромный выигрыш. Это выражение мелькнуло в глазах Бэстифара буквально на мгновение и тут же исчезло, когда он заговорил вновь. – Так что бросьте скромничать. Нужно уметь принимать похвалу, господин Ормонт.

И вновь эта улыбка – острая, как змеиный укус. Мальстен устало потер переносицу, с трудом унимая дрожь в руках, с ужасом ожидая момента, когда боль станет невыносимой.

– К тому же, – раздражающе размеренно продолжал Бэстифар, – вы – едва ли не единственный человек, которого я хоть немного знаю в этом лагере. Для остальных я был, есть и надолго останусь чужаком, так что я предпочел бы праздновать победу в вашей компании, сколь бы нелюдимым вы ни казались.

Боль продолжала накатывать. Мальстен задержал дыхание, вновь тяжело опершись на импровизированный стол и качнув головой.

– Быть может, в другой раз, – выдавил он.

Хищный взгляд Бэстифара вдруг сменился на сочувствующий.

– Тяжелая рана? – участливо спросил он, кивнув на левый бок данталли. Мальстен вздрогнул. Он был уверен, что никто не видел, как его задели.

– Пустяки. Царапина.

– Лекарь то же самое сказал? – усмехнулся Бэстифар, делая шаг к собеседнику. – Я могу осмотреть, если позволите. Кое-какие познания в медицине у меня есть, и, думаю, с царапиной я сумею справиться.

Малагорец снова подался вперед, но Мальстен, покачнувшись от боли, поднял руку в останавливающем жесте.

– Бэстифар, уходите, – строго сказал он.

Принц не двинулся с места.

– Мальстен, вы зря думаете, что…

Данталли, собрав остатки сил, оттолкнулся от стола, угрожающе подавшись в сторону малагорца с намерением выпроводить его из палатки, даже если это будет последним, на что хватит его сил.

– Я сказал, уходите! Сейчас же. Это приказ.

Рука непроизвольно потянулась к сабле, висящей в ножнах на поясе. Бэстифар остался невозмутимым. Когда лишь шаг отделял Мальстена от того, чтобы вытолкать малагорца за тент, расплата, наконец, проявила себя во всю силу, вцепившись в каждый нерв. Данталли задохнулся от боли и начал оседать, издав короткий отрывистый стон, сдержать который не получилось, как он ни старался.

Бэстифар среагировал мгновенно, подхватив Мальстена под правый бок и левое плечо. Он совершенно не выглядел удивленным: казалось, он даже ждал подобного развития событий.

– Ничего, ничего, – мягко проговорил малагорец, не переставая улыбаться. – Все хорошо.

– Уходите… – вновь выдавил Мальстен, словно это было единственное слово, которое сейчас имелось в его лексиконе.

Малагорец лишь усмехнулся.

– И оставить тебя здесь вот так? Ты преувеличиваешь мое хладнокровие.

– Вы ничем… не поможете, – полушепотом отозвался данталли.

– А вот здесь ты ошибаешься, Мальстен, – с самодовольной усмешкой качнул головой Бэстифар, помогая раненому добраться до настила.

От первого же шага раскаленные металлические спицы словно впились в каждую клетку тела Мальстена. Он захлебнулся собственным криком, сумев издать лишь звук, больше напоминающий отрывистый кашель, и безвольно осел, поддерживаемый малагорцем.

Бэстифар прикрыл глаза, словно прислушиваясь к агонии данталли. Странное сочетание сопереживания с нескрываемым удовольствием отразилось на его лице.

– Знаешь, у меня на родине об этой войне ходит столько историй – как правдоподобных, так и совершенно нереальных – и в них встречалось множество деталей из сплетен двухлетней давности о страданиях, подобных твоим. Но я ни разу даже не слышал, чтобы кто-то переносил их вот так, – оценивающе произнес Бэстифар, поднырнув под плечо Мальстена, чтобы помочь ему дойти до настила.

Данталли был не в силах отвечать. Все, что он мог – это пытаться не дать себе провалиться в беспамятство, из которого в условиях расплаты уже не будет выхода. Нить разговора ускользала от него, открывая дверь бреду и безумию.

– То, что ты делаешь на поле боя – это ювелирная работа, Мальстен. После сражений ты больше всех заслуживаешь праздновать победу, – продолжал Бэстифар. – А вместо этого вынужден прятаться здесь, как раненый зверь.

Малагорец осторожно начал опускать данталли на настил, поддерживая его под плечо. Затем отстранился и присел рядом, не скрывая того, что упивается столь странным своим сочувствием, граничащим с садистским наслаждением.

Мальстен не мог понять, что нужно малагорцу, и почему он не оставит его в покое. Задать этот вопрос не представилось возможным: новая волна невыносимой боли заставила его тело напрячься до хруста в суставах, не оставляя места никаким другим мыслям, кроме молитв всем богам Арреды о прекращении этой пытки. Хотелось кричать, но горло парализовала агония. Мальстен вцепился руками в настил, крепко стиснув зубы. Бэстифар чуть приподнял голову, с участливым вздохом глядя на раненого.

– Я знаю, твоя боль сильна, – вкрадчиво произнес малагорец, говоря о расплате, как о чем-то возвышенном и прекрасном. – И то, как ты переносишь ее, делает тебе честь, Мальстен, хотя тебе вряд ли дано понять это так, как понимаю это я.

Данталли прерывисто дышал, ожидая новой волны.

Бэстифар чуть наклонил голову в сторону и заговорил тихо, вкрадчиво:

– Неужели ты так и не понял? Я знаю, кто ты. Более того, я могу помочь. Именно для этого я здесь.

На миг глаза данталли прояснились. Оба его сердца застучали в ускоренном темпе, он лишь теперь осознал, кто перед ним, и, как ни странно, испытал страх.

Предложение Бэстифара было настоящим дурманом богини искушения Толиады. Это было равносильно тому, чтобы протянуть изнывающему от жажды путнику кувшин отравленной воды. Утолить свое желание, чтобы умереть в еще бо̀льших муках спустя некоторое время. А ведь многие, забывая обо всем, шли на это.

– Пожиратель боли… – выдохнул Мальстен, заставив хищную улыбку вновь появиться на лице Бэстифара.

– Предпочитаю каноничное название переводу, но да, – картинно кивнул малагорец, приложив руку к груди. – Рерих рассказал мне о тебе. Из-за тебя я здесь. Ты когда-нибудь прежде работал с аркалом?

Мальстен никогда не прибегал к помощи пожирателя боли, но знал, как она действует и какую имеет цену. Однако как велико было искушение: одно слово, и боль уйдет! Словно подстегивая Мальстена согласиться, агония вновь принялась терзать его изнутри. Лицо данталли исказилось гримасой муки.

Бэстифар положил руку на предплечье Мальстена, поймав его помутившийся от боли взгляд.

– Только скажи, – заботливо произнес он. – И это закончится. Без согласия я не смогу забрать ее, но если ты…

Мальстен стиснул зубы, пережидая волну боли.

– Нет, – выдохнул он, чем вызвал искреннее изумление малагорца.

– Нет? – казалось, Бэстифар впервые с момента встречи с данталли немного растерялся.

– Нет, – повторил Мальстен. В его взгляде мелькнуло обличительное осуждение. Обещая избавление, аркал забыл упомянуть о главном. – Я знаю цену. Это не последняя моя расплата… каждый раз будет только хуже… так что, нет.

Слова давались с огромным трудом. В душе данталли был готов умолять аркала избавить его от мук, но от одной мысли, что следующая расплата будет более жестокой, его охватывал ужас.

Бэстифар снисходительно улыбнулся, глядя на Мальстена, как скульптор глядит на кусок камня, что вскоре станет его шедевром.

– На моей памяти ты первый, кто отказывается от помощи аркала. Ты не похож на других, – мягко произнес малагорец. – Но, Мальстен…

Тело данталли вновь пронзили острые спицы боли. Он отвернул голову и зажмурился, не позволяя себе закричать. Крик ничем не поможет, но может привлечь внимание людей в лагере.

– Удивительно, – нарочито сочувственно поморщившись, словно лишь ради приличия старался скрыть истинно получаемое удовольствие от зрелища, пожиратель боли оценивающе качнул головой. – Что угодно, лишь бы не закричать. Не уронить лица. Воистину, я никогда прежде не видел ничего подобного…

Бэстифар приподнял руку, вокруг которой начало роиться алое сияние. Мальстен прерывисто выдохнул: боль неожиданно ушла, хотя он не соглашался на помощь.

– Не ты один можешь управлять другими, – осклабился малагорец, глядя в изумленные глаза данталли.

– Я не давал согласия… – шепнул Мальстен. Бэстифар кивнул.

– Знаю. И пока я ничем тебе не помог. Пока я могу лишь придержать твою боль, как только отпущу, она вернется. Вот так.

Ладонь аркала перестала светиться.

Расплата вновь со звериным аппетитом накинулась на свою жертву, и на этот раз – после недолгой передышки – данталли не успел подавить крик. Бэстифар приподнял голову и задержал дыхание, словно стремился запечатлеть этот момент в памяти с особой внимательностью. Он выждал несколько секунд, дав анкордскому кукловоду полностью прочувствовать свою агонию вновь, и лишь после этого повторил свой излюбленный прием.

– Похоже, стоит дать тебе еще немного времени на раздумья, – в уголках губ пожирателя боли вновь мелькнула тень улыбки. Ладонь засияла, и Мальстен тяжело и часто задышал, обжигая малагорца взглядом. Издревле аркалы считались мастерами пытки. Похоже, подобное удерживание боли было одним из их любимых инструментов.

– Зачем ты это делаешь? – выдохнул Мальстен. Бэстифар невинно округлил глаза.

– Делаю что? Я пытаюсь помочь тебе мыслить ясно. В отличие от тебя я знаю, что делать с этой болью. Знаю, как ею управлять. Я могу избавить тебя от нее, и твои победы перестанут сопровождаться ужасом расплаты. Ведь ты заслуживаешь почестей и славы, а не задворок своей палатки. Ты должен праздновать победу, а не прятаться здесь. Доверься мне, Мальстен, и я покажу тебе, какой может быть твоя жизнь без расплаты.

Бэстифар говорил с почти нескрываемой страстью, и становилось понятно, что он верил в каждое свое слово отчаянно, фанатично, безоговорочно.

Мальстен прерывисто вздохнул.