Текст книги "Нити Данталли (СИ)"

Автор книги: Наталия Московских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Двенадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

… Хозяева дома любезно предоставили Аэлин комнату на ночь, велели слугам подготовить для гостьи ванну, а после накрыть на стол. Ужин закончился лишь к позднему вечеру, когда юный граф Стефан вновь спустился в гостиную к родителям и тихо захныкал, что не хочет ложиться спать в присутствии Агаты.

– Я не хочу, чтобы она смотрела на меня, когда я сплю, – пожаловался он, с надеждой глядя на охотницу и переводя жалостливый взгляд серых глаз на родителей. Колин тяжело вздохнула и приобняла сына.

– Вы чрезмерно капризны этой осенью, молодой человек. С каких пор Агата начала беспокоить твой сон? Она с самого твоего рождения с тобой!

Аэлин посмотрела в дверной проем, где снова бесшумно возникла гувернантка. Охотница поежилась от промозглого ощущения сырости, царившего даже в доме, несмотря на тепло очага. Недоброе беспокойное предчувствие вновь заворочалось в глубине ее души.

– Раньше она не пахла тиной… – тихо, с явным испугом и обидой на родительское непонимание произнес Стефан. Граф Ричифер громко усмехнулся.

– Посмотри на погоду! Сегодня все пахнет тиной.

Однако на Аэлин слова мальчика подействовали куда сильнее и заставили проникнуться должным опасением.

– Тиной… – едва слышно повторила она, взглянув на Агату.

Непростое дело, которому охотница посвятила свою жизнь, научило ее прислушиваться к подозрениям, вовремя реагировать, в кратчайшие сроки взвешивать аспекты сложившегося положения и принимать решения. Ошибочные или нет – быстрые, они могли спасти жизнь. Запах тины – даже если сейчас он был простым совпадением – являлся одной из характерных черт существ, которых в народе называли болотными ведьмами. И проверить, являлась ли Агата на деле одной из них, можно было легко и быстро…

На миг время словно замерло. Охотница успела схватить со стола солонку, одновременно ловким движением выхватывая паранг из ножен. Графиня испуганно вскрикнула от неожиданности, прижимая к себе сына. Бэлл Ричифер оперся на стол, намереваясь резко подняться, и в ту же секунду время ускорило бег, словно стремилось наверстать то, что упустило за несколько замороженных мгновений. Гувернантка стремительно увернулась от брошенной в нее солонки, зашипев при виде рассыпавшейся по полу соли, словно змея. Черты лица женщины подернулись водянистой рябью и расплылись, являя всем присутствующим отвратительное зрелище.

Человекоподобная тварь, волосы которой, казалось, частично состояли из тины, а тело было полупрозрачным и мутным, как болотная вода, противно заверещала и буквально растворилась в ближайшей стене, понимая, какого противника злой Крипп этой ночью привел в столь полюбившееся ей гнездышко.

Аэлин выругалась про себя, крепче сжав рукоять паранга.

«Быстрая, тварь!»

– Что?.. Что это такое?.. Кто это был?.. – испуганно закричала Колин, не отпуская хнычущего сына. Сейчас от ее железного нрава не осталось и следа. Охотница нахмурилась и бегло окинула семью графа серьезным внушительным взглядом.

В дверях появилось пятеро перепуганных слуг, прибежавших на крик графини.

– Это спарэ̀га, – качнула головой Аэлин. – Болотная ведьма. Слышали о них?

Бэлл Ричифер нахмурился. Вальсбург полнился легендами об иных существах, и графу не раз приходилось слышать о спарэгах от своих суеверных слуг. Болотные ведьмы, как их называли в народе, обитали близ водоемов… как раз, как в данном случае. Спарэги слыли одиночками и жили недолго, если только не находили поблизости от своего болота дом человека, где жил маленький ребенок. Снова – как раз, как сейчас…

– Агата, что… Агата была этой спа… как ее? – голос Колин срывался. Граф Ричифер приблизился к супруге и окинул взглядом столпившихся в кучу слуг.

– Нет, Агата мертва, – ровным голосом, за которым скрывался страх, отозвался он, вопрошающе взглянув на Аэлин. – Верно? Что-то мне подсказывает, что вы знаете ответ.

Охотница подтвердила слова графа коротким кивком.

– Послушайте, я могу помочь, – серьезно произнесла она. – Я не совсем обычная путешественница, я занимаюсь охотой на иных существ. Спарэги питаются жизненной силой детей. Видимо, местная ведьма приметила вашу гувернантку для маскировки и Стефана в качестве жертвы, а теперь окончательно осмелела и решила полакомиться. Не знаю, где искать тело настоящей Агаты, но подозреваю, что оно на дне болота.

Колин со слезящимися от страха глазами посмотрела на гостью.

– И это существо… боги, я подпустила ее к своему сыну?!

– Ее вовремя раскрыли, так что, если теперь от нее избавиться, опасность Стефану не грозит, – охотница ободряюще улыбнулась перепуганному ребенку.

– Вы сможете убить ее? Вы поможете? – поджав губы, спросила Колин.

Аэлин кивнула, обернувшись к слугам.

– Да. Думаю, что смогу.

– Скажите, что нужно делать, – решительно произнес Бэлл, готовясь вооружиться. Охотница приподняла руку в останавливающем жесте.

– При всем уважении, граф, сражаться со спарэгой вы не будете.

– Я не могу позволить женщине… – начал было он, но Аэлин перебила его.

– Нет, я серьезно. Вы не будете с ней сражаться. Здесь нужна не смелость и не отвага, а быстрая реакция и умение сражаться в поединках без правил. У вас есть это умение, граф? – глаза охотницы оценивающе скользнули по Бэллу, который, в свою очередь, лишь неуверенно качнул головой. – Так я и думала. Что ж, тогда, снова при всем уважении, вы будете мне только мешать. Если не станете спорить и сделаете, как я говорю, сможете навсегда забыть об этой твари. Вы понимаете?

Все присутствующие с готовностью посмотрели на Аэлин в ожидании ее дальнейших указаний. Молодая женщина кивнула, ее губы тронула легкая решительная полуулыбка, скрывающая волнение.

– Тогда всем держаться рядом со мной. Без самодеятельности. Вооружитесь только солью – всей, что есть в доме. Если увидите спарэгу раньше меня, бросайте соль в нее. Это на время лишит ее возможности растворяться в стенах дома. Сделает ее твердой.

– А потом?.. – испуганно спросила Колин.

– А потом бегите.

* * *

Окрестности Росса, Гинтара

Тринадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

…Безносое отвратительное существо злобно скалилось, обнажая ряд острых, как иглы, зубов и угрожающе перебирало когтистыми пальцами. Аэлин попятилась, боясь поскользнуться на мокрой траве заднего двора особняка. Ливень все не переставал, небо то и дело озарялось вспышками молний, за которыми следовали оглушительные громовые раскаты, отвлекающие внимание.

Охотница крепче сжала рукоять паранга, готовая в любой момент нанести рубящий удар. Однако спарэга не спешила нападать. Быстроту реакции Аэлин она успела оценить еще в доме, когда охотница бегло выхватила оружие, одновременно приготовив для атаки соль.

«Проклятье, лучше уж те преследователи, чем болотная ведьма», – усмехнулась про себя молодая женщина, нервно отбрасывая мокрые светлые волосы с лица зажатой в кулак левой рукой. – «Эта тварь умна и осторожна. Будет выжидать, пока я нападу первой. Ничего у тебя не выйдет, мерзкое отродье!»

Спарэга была терпелива. Вряд ли она надеялась напугать охотницу своим ужасным видом, она прекрасно понимала, что встретила на своем пути опытного убийцу. На руку болотной ведьме играла лишь погода – вездесущая сырость и льющий стеной дождь уменьшал подвижность Аэлин и прекрасно служил маскировкой и подпиткой для спарэги. Никто так и не сумел попасть в нее солью. Все обратились в бегство при одном лишь виде уродливого чудища, и, спасаясь, захватили с собой ребенка.

Стефан. Мальчик, на которого болотная ведьма так рассчитывала. Аэлин знала, что факт бегства ребенка злит спарэгу до безумия. Именно на эту безумную ярость охотница и надеялась. Разъяренное существо обладает дюжей силой, однако чаще всего совершает тактические ошибки, которые стоят ему жизни.

Промокшая до нитки одежда ледяными клочьями прилипала к коже. Аэлин прерывисто дышала после нескольких попыток достать тварь и не сводила с нее глаз.

«Давай же, уродина. Нападай!»

Через несколько бесконечно долгих мгновений спарэга ужасающе завизжала и, лязгнув острыми зубами, с неимоверной скоростью бросилась на охотницу, не вытерпев ожидания. Аэлин отскочила в сторону, перекатилась, группируясь так, чтобы не причинить себе вред собственным парангом. Не теряя ни секунды, охотница развернулась и нанесла рубящий удар – почти наугад.

Промах.

Спарэга ринулась в сторону и вновь кинулась на свою противницу, почти облетев ее кругом и зайдя со спины. Аэлин злобно вскрикнула от неожиданности, волей Тарт уклонилась от взмаха когтистой лапы и со всей силы ударила тварь кулаком левой руки в живот, надеясь, что дождь вымыл из руки не все остатки соли. Тело болотной ведьмы наощупь оказалось склизким и липким. Отвращение заставило Аэлин скривиться, когда ее рука по самую кисть увязла в животе спарэги. Соль, впитавшаяся в плоть, причинила болотной ведьме невыносимую боль, и тварь зашлась в жутком крике. Аэлин едва не лишилась слуха от этого звука, но не позволила себе растерянности и промедления. Она резко взмахнула парангом и в полупрыжке нанесла сокрушительный удар по шее спарэги. Лезвие почти не встретило на своем пути препятствий, пролетев чуть дальше, чем было нужно. Уродливая голова с мелкими белесыми глазами отлетела в сторону, похожее на морскую медузу тело покачнулось, и охотница с отвращением вырвала руку из склизкой, твердеющей на глазах, массы живота твари.

Из груди вырвался неконтролируемый тяжелый вздох, но Аэлин не дала себе расслабиться.

«Я ее еще не убила. Надо сжечь эту уродину, пока соль не перестала действовать на нее», – напомнила себе охотница и, ухватив спарэгу за твердеющую от соли водянистую ногу, потащила тело к дому, стремясь быстрее удалиться от головы, все еще клацающей зубами…

* * *

Прит, Гинтара.

Тринадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

На всей Арреде вряд ли сыщется знаток, который сумеет доподлинно объяснить, кто такие данталли. Из всех иных существ, живущих бок о бок с людьми, эти – считались едва ли не самыми загадочными и опасными. Некоторые называли данталли демонами, что было вполне объяснимо, если учесть, какой силой обладали эти существа. Боги наделили их властью над движением и – при должной силе и концентрации – даже сознанием людей или животных.

Еще до начала нового летоисчисления, берущего свой исток Со Дня Падения исторической родины данталли, мифы об этих существах наводнили Арреду. При одной лишь мысли об их способностях, становилось невдомек, отчего эти удивительные создания до сих пор не подчинили себе весь мир. Впрочем, нашлись и те, кто верил, что, пусть и неявно – скрыто – демоны-кукольники и впрямь с первых дней своего существования стояли у власти на Арреде, и что именно они прогнали первых богов с этих земель. Люди, свято верившие в подобную теорию, сформировали своеобразное агрессивное религиозное направление, получившее название «Красный Культ». «Культ» – потому что члены секты признавали данталли истинными правителями мира, «красный» – потому что своей заветной целью приверженцы этого направления считали сбросить демонов с трона. Цвет был неслучайно выбран в качестве военного символа жрецов Культа: по легенде данталли не способны были увидеть красное, этот цвет лишал их зрения.

На деле же легенда заблуждалась: демоны-кукольники видели и различали всю гамму оттенков красного, но человек, носящий красную одежду или ее элементы, становился для данталли размытым пятном, на котором было практически невозможно сконцентрироваться, а без четкого образа зацепиться за него черными, невидимыми для человеческого глаза нитями кукловод не мог.

Последователи Культа стали основным средством по истреблению демонов-кукольников, значительно пополнив свои ряды во время Войны Королевств, когда о данталли и их удивительных способностях стало известно едва ли не каждому крестьянину. Сложно представить, сколько ужасающих и захватывающих историй об этих существах в те годы готовы были рассказать завсегдатаи трактиров, особенно за серебряный фѐсо, несмотря на то, что ни один из них, пожалуй, никогда не видел в глаза живого кукловода.

Война породила великое множество новых мифов о данталли, что серьезно осложнило последним жизнь, вынудив скрываться среди людей и всячески избегать использования своих способностей при свидетелях, дабы не привлечь к себе внимание последователей Красного Культа, которые никогда не упускали возможность отправить на Суд Богов очередного демона.

Затеряться среди людей не составляло особого труда, ведь в отличие, к примеру, от аггрефьѐров, данталли не обладали столь ярко выраженными особыми чертами, позволяющими безошибочно определить их истинную суть. Редкому знатоку интуиция могла подсказать, что за необычно глядящими глазами может скрываться иное существо. Распознать данталли внешне было невозможно – разве что кому удавалось случайно при первой же встрече прижаться ухом к их груди и услышать мерный стук двух сердец. Но подобные инциденты случались крайне редко, да и лишь у тех данталли, что по той или иной причине решили, к примеру, провести ночь с человеком, при условии, что последний после выяснения правды решался доложить о демоне-кукольнике, не опасаясь за собственную судьбу. В этом случае последователи Красного Культа возникали буквально из-под земли и с завидным упорством преследовали данталли, выдавшего себя.

Посему демоны-кукольники старались избегать близости с людьми, по крайней мере, подавляющее большинство…

Отец Мальстена Ормонта в это большинство не входил.

Когда Красный Культ активно набирал силу и становился влиятельной организацией, поддерживаемой правительствами почти на всех землях Арреды, а великая Война Королевств только зарождалась в мыслях приближенных к монархам советников, настоящий отец Мальстена слыл романтиком и мечтателем и держал небольшой передвижной кукольный театр. Работа с марионетками идеально подходила для искусных кукловодов, а главное, если не переусердствовать с представлением, никто из зрителей никогда не мог заподозрить в истинном художнике данталли.

На представления Элла̀я До̀ртмунда не гнушался приходить и бомонд – талантом бродячего кукольника восхищались, не думая о его простом происхождении, и не подозревая ни о темно-синей крови, текущей в его жилах, ни о двух сердцах, бьющихся в его груди.

На одном из выступлений, где движения марионеток были столь сложными и отточенными, что наводили лишь на мысль о магии, кукольника удостоила своим вниманием герцогиня Иннесса Ормонт.

Молодая и привлекательная особа, она покорила оба горячих сердца юного Эллая с первого взгляда. Театр кукол тогда надолго остановился в Хо̀ттмаре, земле, принадлежавшей герцогу Гѐлвину Ормонту, даже не подозревавшему о стремительно вспыхнувшей тайной страсти своей супруги.

Эллай открылся своей возлюбленной практически сразу, и это лишь сильнее распалило ее запретное чувство, которому боги не позволили существовать долго.

Неизвестно, каким образом жрецам Красного Культа тогда удалось разоблачить в кукольнике демона, но Эллай был схвачен и после нескольких суток допроса предан огню.

Герцогиня Ормонт была вынуждена скрывать свое безутешное горе. Перемены в ее настроении и поведении замечало ближнее окружение, но вскоре все подозрения и домыслы рассеялись, как утренний туман: стало известно, что Иннесса носит под сердцем ребенка.

Гелвин Ормонт был счастлив, он ни на секунду не засомневался в верности и преданности супруги. Инесса приняла решение растить сына Эллая Дортмунда как наследника герцогства Хоттмар. Молодая женщина чувствовала, что носит под сердцем именно сына данталли, который должен был унаследовать хотя бы часть способностей своего отца. Герцогиня начала долгие тайные поиски информации об этих существах, и ее упорству позавидовали бы даже последователи Красного Культа.

Старания Иннессы увенчались успехом – ей удалось найти для своего обожаемого сына учителя, который сумел рассказать юному Мальстену о его природе и научить скрывать ее, дабы не попасться в руки Красного Культа, как это случилось с его настоящим отцом. К удивлению герцогини, ее сын вовсе не был полукровкой, как она полагала. Учитель Сеза̀р Линьѝ объяснил женщине, что ребенок, хоть одним родителем которого был данталли, наследует все силы и особенности оного.

Все детство и юность Мальстен Ормонт умело скрывал свою истинную природу от внешнего мира, научившись пользоваться дарованными богами способностями столь искусно, что ни один человек, которого юноша оплетал черными невидимыми нитями, не чувствовал его ювелирного воздействия. Однако в 1479 году с.д.п. Сезар Линьи был разоблачен, а Иннесса Ормонт обвинена в сговоре с демонами.

Война Королевств к тому моменту уже разгорелась и охватила материк. Герцогство Хоттмар было разорено и захвачено, и правитель Кардении, поглощенный войной, фактически закрыл на это глаза. Гелвин Ормонт и супруга были казнены без суда за пособничество данталли человеком, позже прослывшим жесточайшим палачом Арреды. Мальстена, в то время заканчивающего обучение в военной академии союзного королевства Нельн, от жестокого процесса дознания спасло лишь то, что подозрения в демонической природе падало лишь на его учителя, и за неимением доказательств или свидетельств Красный Культ в Нельне явиться с проверкой был не уполномочен. Сезар Линьи же, которому Иннесса Ормонт продолжала давать приют все это время, не сказал о своем подопечном ни слова, даже под пытками Культа, как и сама герцогиня, не выдав его тайну.

Отправленный после окончания военной академии на обязательную военную службу, Мальстен еще долго не мог вернуться в свой разграбленный дом. Смерть родных стала для молодого данталли сильнейшим потрясением. Еще большей оплеухой явилась весть о том, что герцогство Хоттмар стало одной из официальных резиденций разросшегося Красного Культа под руководством палача, лично казнившего Сезара Линьи и чету Ормонт. Во время службы, проходивший далеко от мест проведения самых активных боевых действий, Мальстен каждый день мечтал о возвращении домой, лелея мысли о мести убийцам его матери, учителя и приемного отца. Однако со временем ярость остыла, горе притупилось. Мальстен понял, что не имеет как такового права изгонять захватчиков из Хоттмара, ведь Гелвин Ормонт не был его настоящим отцом.

После долгих размышлений о мести Красному Культу данталли пришел к выводу, что никогда не был истинным наследником герцогства. Тогда Мальстен поставил себе совершенно другую цель, коей был мир на землях Арреды. Именно достижению мира данталли посвятил свою жизнь, но судьба его обернулась отнюдь не так, как он предполагал…

…Дверь комнаты шумно распахнулась, и внутрь ураганом влетел промокший до нитки невысокий темноволосый человек, ведя за собой пожилую женщину.

– Беата! Сестренка! Я здесь! – срывающимся голосом закричал Петер. – Повитуха со мной!

Грузная фигура Грегора молчаливо маячила за спинами вошедших.

Повитуха недоверчиво окинула взглядом Беату и стоявшего напротив нее Мальстена.

– Когда, говоришь, начались роды? – прищурившись, спросила она у Петера. Тот непонимающе посмотрел на своего зятя.

«Похоже, Грегор не успел объяснить ему, в чем дело», – понял для себя кукольник и приготовился к новым полным страха и возмущения восклицаниям.

– Шесть… – сглотнув, вымолвил Петер, недоуменно глядя на сестру. – Примерно шесть часов назад.

Слова мужчины ошеломили данталли. За своей работой он совершенно забыл о времени.

– Шесть часов? – тихо переспросил Мальстен, внутренне содрогаясь от осознания того, как долго использовал свои силы. Черные нити, удерживающие Беату, начали медленно втягиваться обратно в ладони кукольника. Он оставил лишь одну тонкую нить, рассчитывая отпустить ее уже в доме Эленор. Контролировать Беату Мальстен более не собирался – связь с марионеткой нужна была лишь для того, чтобы преодолеть путь до дома умирающей подруги.

Роженица несколько раз мигнула, беспомощно оглядев комнату и присутствующих.

– Петер?.. – прошептала она, не понимая, как брат мог вернуться так быстро: как и для данталли, для нее время потеряло всякий смысл.

Уже через несколько секунд лицо Беаты исказилось гримасой боли, и она тяжело застонала.

Мальстен хмуро посмотрел на вошедших.

– Чего вы ждете? – холодно спросил он, обращаясь преимущественно к повитухе. Пожилая женщина ожгла его взглядом, пытаясь взять в толк, кто он и что здесь делает. Вступать в спор она не пожелала: гораздо важнее сейчас было помочь Беате.

Не дожидаясь, пока крики роженицы смолкнут, Мальстен поспешил покинуть комнату.

Ильдвин испуганно юркнул в сторону, скрывшись за соседней дверью, всячески избегая взгляда кукольника.

Мальстен, вздохнув, быстрым шагом направился к выходу из дома кузнеца, стремясь как можно скорее покинуть это злосчастное место, однако Грегор остановил его в дверях.

– Господин Ормонт! Постойте…

Сейчас грозный кузнец казался смущенным неловким юнцом, переминающимся с ноги на ногу, силясь подобрать нужные слова. Мальстен глубоко вздохнул и кивнул.

– Не переживайте, Грегор. Уже завтра ночью меня не будет в Прите. Насчет Беаты тоже можете не волноваться: как я уже говорил, мое воздействие никак не отразится на ее душе, – потерев уставшие глаза, данталли сделал шаг за порог. – Всего доброго.

Кузнец подался вперед, выставив руку перед собой в останавливающем жесте.

– Погодите, Мальстен! – вновь окликнул он. – Вам нет нужды покидать Прит. Клянусь, вашу тайну не узнает ни одна живая душа!..

Кузнец неловко замолчал, поняв, как громко звучал его голос. Мальстен криво улыбнулся, левую щеку пронзила глубокая ямочка.

– Я ценю это, но не стоит давать обещаний, которых не выполните, Грегор, – снисходительно произнес данталли. – Сегодня обо мне уже узнало слишком много живых душ, а посему в Прите более не безопасно. Я должен уйти. Раздайте кукол детям, с собой я их не возьму.

Мальстен прижал руку к груди в знак заблаговременной признательности и уже собирался откланяться, как вдруг задумчиво окинул кузнеца взглядом и вопросительно кивнул:

– Я могу попросить вас кое о чем? – поинтересовался он.

– Разумеется! – с жаром отозвался Грегор, встрепенувшись. – После того, что вы сделали для моей семьи, все, что угодно!

Кузнец осекся, вспомнив, кому дает обещание. Мальстен качнул головой, мысленно усмехаясь страхам собеседника.

– Если родится дочь, дайте ей имя Эленор. На самом деле спасение Беаты и ребенка – полностью ее заслуга, не моя.

Не дожидаясь ответа кузнеца, кукольник вышел из дома и поспешил прочь.

* * *

На этот раз путь в пол-лиги показался отнюдь не близким. Не желая более видеть глазами марионетки и понимая, что Беата ни слова не собирается говорить о том, кто ее контролировал, Мальстен отпустил нить уже на полпути к дому Эленор.

Теперь с каждым шагом силы покидали данталли, и, оказавшись, наконец, на крыльце лесной хижины, Мальстен уже едва держался на ногах. Он отворил дверь и вошел в дом, оставляя за собой грязные мокрые следы.

В комнате догорала масляная лампа. Было совсем тихо, тишину нарушал лишь редкий стук капель утихающего дождя на улице.

Данталли, тяжело дыша, добрался до кровати Эленор. Старуха лежала совершенно неподвижно, глаза ее были закрыты, а лицо приобрело неестественно бледный оттенок.

Мальстен тяжело опустился на стул подле постели покойницы, лишь в этот миг осознав, что Жнеца Душ Эленор все же встретила в одиночестве, и эта мысль наполнила тоской оба сердца данталли. Он слабо сжал холодную руку старухи и устало опустил голову.

– Прости, Эленор. Я обещал вернуться и не оставлять тебя в одиночестве… я подвел тебя.

Мальстен невольно вспомнил день, когда старая повитуха узнала его главный секрет. Он тогда бродил по лесу, ища подходящие материалы для изготовления кукол. Эленор кормила белок. Добродушная пожилая женщина первой заговорила с кукольником. Похоже, лишь ее не отторгал его вечно хмурый взгляд.

Сути разговора Мальстен не помнил, помнил лишь, как Эленор пожаловалась ему на то, что бѐлки не подходят к ней близко, а ее плохое зрение не позволяет рассмотреть красивых пушистых зверьков.

Обыкновенно данталли не обращал внимания на подобные людские причитания, но в тот день отчего-то решил помочь старухе.

– Приманить белку нетрудно, – ответил он тогда, положив на землю поленья, присев на корточки и взяв у Эленор небольшую горсть орехов. – Глядите.

Белки в Вальсбургском лесу и впрямь были трусливы и осторожны, но сопротивляться чарам демона-кукольника не могли. Видимые одному лишь Мальстену черные нити ухватили зверька, и тот послушно, словно марионетка, вскочил на ладонь мужчины. Эленор замерла, и Мальстен, улыбнувшись, поманил ее к себе.

– Подойдите, не бойтесь. Она не убежит.

Требовалась истинно ювелирная работа, чтобы управлять столь маленьким существом. Однако Мальстену удалось придать движениям скованного черными нитями зверька естественность.

Эленор осторожно приблизилась, и ее губы растянулись в счастливой, почти детской улыбке.

– Благодарю вас! – вздохнула она, соединив ладони и кивнув. – Они такие красивые вблизи! Я уже и забыла. Спасибо, что потешили меня на старости лет, господин Ормонт. Заглянете в гости? Я угощу ягодным отваром…

Мальстен освободил зверька, и белка поспешила убежать. Эленор проводила животное немного грустным взглядом.

– Не стоит благодарности, я ничего не сделал.

Старуха хитро прищурилась.

– Бросьте, господин Ормонт. Вы были столь любезны ко мне, а теперь отказываетесь принять благодарность? У меня редко бывают гости, все, кто приходят, приходят по одному и тому же вопросу, а простой человеческой беседы я уже давно ни с кем не вела. Возможно, вы все же окажете надоедливой старухе еще одну услугу?

Мальстен вздохнул. Отчего-то ему хотелось согласиться. Он и сам уже давно ни с кем не общался по-человечески. Настолько давно, что боялся в скором времени даже в душе перестать считать себя человеком. Однако риск раскрытия тайны был слишком велик.

– Благодарю за приглашение, но вынужден отказаться. Я спешу. Перед праздником в честь Дня Тарт у меня много заказов на кукол. Может быть, в другой раз? – подобрав собранные поленья, отозвался он.

Эленор лишь пожала плечами.

– Ловлю вас на слове, господин Ормонт. Вы должны мне беседу.

Мальстен сдержанно улыбнулся, кивнул на прощание и поспешил прочь, но, сделав несколько шагов, выронил поленья и шумным выдохом привалился к дереву. Эленор удивительно быстро оказалась подле него.

– Боги, что с вами? Вам плохо?

«В расплате плохо только то, что никогда не знаешь, когда она наступит», – невесело усмехнулся про себя данталли. – «Я уже совсем забыл, как это бывает…»

С трудом отгоняя от себя тяжелые воспоминания, Мальстен натянул улыбку и качнул головой, чувствуя, как краска отливает от лица.

– Не о чем беспокоиться. Сейчас пройдет.

Переведя дух, данталли осторожно поднял поленья. Эленор прищурилась.

– Бѐлки в этих лесах трусливы, господин Ормонт… – многозначительно произнесла женщина. – Я живу здесь много лет, и ни к одному человеку они при мне не шли в руки.

Мальстен качнул головой.

– Это нехитрое мастерство. Я рад был помочь вам.

Эленор улыбнулась, продолжая изучающе глядеть на кукольника.

– Я попросила бы вас обучить меня этому мастерству, если б вам не пришлось потом так страдать от этого.

Мальстен поджал губы, почти умоляюще посмотрев на пожилую женщину. Эленор же уверенно приложила руку к груди Мальстена, и тот резко отшатнулся в сторону. Лицо старухи озарила хитрая улыбка.

– Так я и думала, – кивнула она. – С самого начала подозревала. Хоть бы имя сменили, что ли? Видимо, вы гордец, господин Ормонт, раз не сделали этого. Я думала, вы выглядите иначе.

Мальстен нахмурился, а улыбка Эленор растянулась шире.

– Не переживай, мой мальчик, я никому не собираюсь о тебе рассказывать. Да и мало ли, что могло привидеться старой повитухе? – заботливо произнесла она, склонив голову. Мальстен не поверил собственным ушам. Он был не в силах ответить, лишь округленными от изумления глазами смотрел на доброе улыбчивое лицо Эленор.

– Идем со мной, я угощу тебя отваром из ягод. Он придаст сил, – старая женщина продолжала улыбаться, в ее взгляде не появилось ни тени отвращения или страха.

Кукольник недоверчиво качнул головой.

– Не понимаю, почему вы продолжаете звать меня в свой дом, если поняли, кто я такой…

Эленор глубоко вздохнула. Она понимала, что, покуда не будет произнесено слово, которым зачастую пугают маленьких детей, общение не заладится.

– Послушай, мне совершенно некого угостить этим треклятым отваром, которого я сдуру наварила на роту гинтарийских воинов! Через три дня попортится и отвар, и мои несчастные нервы, так что мне сейчас совершенно плевать, что ты данталли!

Мальстен нервно усмехнулся.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь услышу такое…

Женщина глубоко вздохнула.

– А я никогда не думала, что буду разговаривать с казненным анкордским кукловодом. И все же мы разговариваем, – заметив, как помрачнело лицо собеседника, старуха сочувственно улыбнулась. – Вижу, эта история не так проста, как ее преподносят. Я многое повидала, Мальстен, и, хоть убей, ты не похож на монстра, которым тебя выставили.

– Это отчего же? – невесело усмехнулся данталли. Лицо Эленор сохраняло сочувствующее, по-матерински заботливое, мягкое выражение.

– Монстры так себя не корят, мой мальчик, – вздохнула она, и Мальстен невольно отвел взгляд. Эленор кивнула. – Да, именно об этом я и говорю. Знаешь, может, я и наивная старуха, но все же умею отличить искреннюю горечь от притворной. Рерих VII явно лгал на твой счет.

– Его версия официальная, – нахмурился данталли.

– Что ж, – хитро прищурилась женщина, – с радостью услышу правдивую…

С того дня прошел год. Эленор была единственным человеком, кому Мальстен открылся, после чего не стал покидать деревню. Никто больше не узнал его секрет, а повитуха стала ему добрым другом. За минувшие месяцы Мальстен позволил слабой надежде, что теперь его жизнь, наконец, войдет в спокойное русло, разгореться внутри себя. Но, похоже, он чем-то прогневал Тарт, раз она в одночасье решила отвернуться от него. Всего за один вечер данталли потерял единственного близкого друга, а его тайна стала известна целой семье кузнеца и, возможно, повитухе из соседней деревни. Оставаться в Прите было нельзя, уже сегодня ночью придется уйти. Снова скрываться. Снова искать пристанище.

Слабость тяжелым грузом легла на плечи данталли. Мальстен устало уронил голову на грудь, словно она была слишком тяжелой, чтобы шея могла удерживать ее.

– Я сделал, как ты говорила, Эленор. Все сделал… – голос его предательски надломился, понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. – Надеюсь, боги будут милостивы к твоей душе и позволят тебе переродиться.