Текст книги "Заучка для гоблина (СИ)"

Автор книги: Натали Ормонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

− Очень интересно, − услышала я голос Лаэриэня. − Ты можешь противостоять моему воздействию. Может быть, мой дядя прав, и ты действительно та, за кого себя выдаешь. Одна из нас, потомок тех элинов, которые когда-то остались в Заморье.

− Выдавать себя за кого-то означает умышленно вводить в заблуждение с целью извлечения выгоды. У меня нет и не было такого намерения. Точно также, как и того, чтобы выдавать себя за кого-то из Заморья. Хотя бы по той простой причине, что еще сегодня утром я не знала о его существовании.

Если бы я дала себе возможность задуматься о том, что говорю, то ужаснулась бы. Я говорила как взрослый, уверенный в себе человек, а вовсе не как юная дева, попавшая в беду. Но прямо сейчас я была и той, и другой. Незнакомкой в беде, оказавшейся одной в целом мире и не имеющей в нем ничего, кроме имени, которое ничего не значило. Но, вместе с тем, мои знания и опыт никуда не делись. То, что делало меня мной, что придавало сил и не давало отступать назад. Вот только сочетать этих двух таких разных себя было невероятно трудно. И мне предстояло научиться этому, если я хотела уцелеть в этом новом для себя мире.

− Интересно, − повторил свои недавние слова арин Лаэриэнь. − Ты совсем не боишься меня.

− А нужно? − я не удержалась от вопроса.

− Нужно, − усмехнулся в ответ мужчина. − Во всяком случае, все остальные считают именно так.

Я только молча пожала плечами, желая показать, что не разделяю стремления к такому нерациональному поведению.

− Ну хорошо, − арин Лаэриэнь не сводил внимательного взгляда с моего лица, которое, как я надеялась, не выражало ничего, кроме спокойствия. − Раз уж ты не боишься меня, то расскажи мне о себе.

− Мое имя Стелла. Я помню это, как и то, что очнулась накануне в незнакомом мне месте, не понимая, как попала туда. А сегодня арин Деланиэль объяснил мне, каким образом это произошло.

− Стелла, − повторил за мной арин Лаэриэнь, − красивое имя. Вот только твой рассказ, к сожалению, слишком короток.

− Боюсь, арин Лаэриэнь, ничего кроме этого я рассказать не могу.

− Потому, что не знаешь, или потому, что не хочешь?

Да, мой собеседник был опасным противником. Мастером точных формулировок. И если бы я действительно была той, какой выглядела, юной пансионеркой, то у меня не было бы не единого шанса выиграть в этой словесной дуэли. Мне настоящей, той, за плечами у которой был многолетний опыт решения нестандартных ситуаций, коими моя работа изобиловала в избытке, было в этом отношении проще. Вот только дело было в том, что мне нельзя было выиграть. И проиграть было тоже нельзя.

− Как я могу рассказать о том, чего не помню? − произнесла я с грустной улыбкой. − В моей памяти ничего не отзывается о Заморье, и я даже не знаю, сколько мне лет.

Все, что я сказала, было правдой. Я действительно не имела представления о том мире, который они называли Заморьем. Как и о том, насколько лет помолодело мое тело, чтобы быть уверенной в своем точном возрасте. Несмотря на то, что мой ответ был вежливым и предельно честным, я ожидала услышать в ответ обвинения в хитрости. Однако этого не случилось.

− Умная. Смелая. Дерзкая. Как раз то, что нужно, − арин Лаэриэнь сумел удивить меня своим ответом.

Впрочем, как и арин Деланиэль, окрик которого я услышала из-за своей спины:

− Лаэриэнь! − я обернулась к арину Деланиэлю, удивленная такой его реакцией. − Даже то, что ты глава правящего рода, не дает тебе права так разговаривать с бедной девочкой.

− Эта бедная девочка, как ты выразился, не так проста, как кажется на первый взгляд, − возразил ему Лаэриэнь. − Впрочем, и на второй тоже.

Он внимательно посмотрел на меня, а потом спросил, глядя прямо в глаза:

− Что же мне с тобой делать?

Я молча смотрела на арина Лариэня, не произнося ничего в ответ. Но и не отводя взгляда.

− Ну, хорошо, пусть будет так, − он хлопнул в ладоши, и та тяжелая атмосфера, которая до этого царила в его кабинете, начала медленно таять. − В конце концов, мой дядя прав, и то, что произошло с тобой, действительно большое испытание. Кем бы ты не являлась на самом деле. Поэтому самым разумным сейчас для тебя будет отдохнуть. Комната для тебя уже готова. А мы продолжим этот разговор позже.

3

В воздухе пахло сосновым лесом и морем. Возможно, это было и не самым умным решением, но я просто не могла заставить себя сидеть в четырех стенах, пусть и весьма роскошных. А потому, подождав немного после того, как дверь комнаты, которую предоставили в мое распоряжение, закрылась, я вновь отворила ее, чтобы спуститься вниз, на первый этаж дома, чтобы постараться найти выход на улицу. Но, подойдя к лестнице, я замерла, услышав голоса, раздававшиеся снизу из гостиной.

− Ты не можешь поступить с ней так, − донесся до меня голос, принадлежавший, без сомнения, арину Деланиэлю.

− Как именно? − усмехнулся в ответ арин Лаэриэнь.

− Она не игрушка, чтобы вот так запросто распоряжаться ее жизнью. Чужой жизнью.

− Твое человеколюбие иногда поражает меня, дядя. Мы не можем, просто не имеем права отступать ни на шаг с того пути, по которому издревле следует наш род.

− Но это не запрещает нам проявлять милосердие к тем, кто слабее нас.

− Чтобы потом, окрепнув, они же и всадили нож в нашу спину? Ты слишком мягкосердечен, дорогой дядя. Или ты забыл, почему именно я возглавляю наш род?

− Ошибаешься. Я ничего на забыл. Но в том, что произошло с твоим отцом и моим братом была и его вина.

− А сестра? То, что случилось с ней, разве это можно объяснить законами всеобщей гармонии, за которые ты так ратуешь?

− Но мы ведь так и не знаем до конца, что произошло.

− Раанелия погибла. И то, что мы не смогли проводить ее так, как она того заслуживала, не изменяет этого факта. Лишь умножает нашу вину перед ней.

− И поэтому ты хочешь использовать эту девочку? Чтобы отомстить?

− Нет, − голос Лаэриэня вдруг сделался усталым. − Мне не нужна месть. И я не ищу справедливости. Я вершу ее сам, и для этого мне не нужно прятаться за женской юбкой. Но эта твоя подопечная, неужели ты всерьез думаешь, что она та, за кого себя выдает? Юная дева в беде, которая ничего не знает о жизни, не будет вести себя так, как она повела себя со мной.

− А ты не думаешь, что она просто очень смелая арайя?

− Смелая? Хорошо, пусть будет так. Хотя, вернее будет сказать, безрассудно смелая. Вот только история с Заморьем, которую ты же сам ей и рассказал, больше похожа на сказку, чем на правду.

− Значит, для остальных мы должны будем представить более правдоподобную историю.

− Для остальных?

− А ты хочешь держать Стеллу в этом поместье до конца дней, мой дорогой племянник?

− Почему нет, это самый простой вариант. Тем более, что о ее появлении здесь, в Руаде, а, тем более, в этом доме, никто не знает.

− Простым он будет только в том случае, если ты решишься на то, чтобы сделать ее своей пленницей. Гостьей она стать не согласится. А принудить ее… ты сам убедился, что это невозможно. Да и не нужно.

− И на что же ты рассчитывал, приведя ее в наш дом, дядя?

− Считаешь, мне нужно было держать ее в больнице? Я и так сделал все, что мог, поместив ее в отдельное здание, предназначенной для особых пациентов. Но дольше скрывать ее появление невозможно. Ты сам отлично знаешь, что у андров везде есть свои глаза и уши. Даже в моей больнице. Особенно в ней.

− Это же ты у нас глава больницы, дядя. Так что тебе виднее.

− Вот именно, мне виднее. И я, как доктор, ответственно тебе говорю, что Стелла − не шпионка андров. До того, как я рассказал ей об андрах и элинах, она не имела ни о них, ни и о нас ни малейшего представления.

− Что ни в коей мере не объясняет ее странного поведения. И еще более странного появления в Руаде.

− И именно в этом и состоит наша обязанность как последних представителей рода. Установить истину. А вовсе не запирать девочку в золотой клетке. Если ты действительно хочешь знать, как, а, самое главное, для чего она здесь оказалась, ты должен дать ей свободу.

Последовало долгое молчание, после которого арин Лаэриэнь тяжело произнес:

− Возможно, ты и прав, дядя. Вот только свобода − это иллюзия.

− Для нас − да. Но не для нее. По крайней мере, пока.

− Чтобы дать ей свободу, как ты того хочешь, мне придется приложить определенные усилия, а не просто распахнуть перед ней двери поместья, отпуская в большой мир.

− Это твой долг, Лэр. Как главы рода, пусть теперь и не правящего. К тому же, разве ты не хочешь щелкнуть по носу нашего уважаемого регента? Ваше извечное противостояние в последнее время стало не столь явным, и ты, я смотрю, от этого заскучал.

− Хм, но в этом случае Тамир не будет знать, кто именно доставил ему столько неудобств. Во всяком случае, в первое время.

− Зато ты будешь.

− Знаешь, дядя… Глядя на ситуацию под таким углом, она даже начинает казаться мне привлекательной. Пойдем в кабинет, нам нужно обсудить некоторые детали.

Голоса стихли, а я так и осталась сидеть на верхней ступеньке лестницы, пытаясь осознать услышанное. Но мысли путались в голове, а стены, которые меня окружали, казались, нависали и давили своей тяжестью. Дождавшись, когда голоса и шаги элинов стихнут окончательно, я осторожно спустилась по лестнице вниз, вновь оказавшись в просторном холле. Я хотела хотя бы ненадолго покинуть эти стены и выйти на улицу. Стоило об этом подумать, как мое желание почти тотчас исполнилось. Одна из дверей, которых тут было немало, оказалась приоткрытой, позволяя мне увидеть, что она ведет наружу. Несколько шагов, и я уже оказалась перед ней, чтобы переступить порог. Попадая в сад.

Это был необычный сад. Во всяком случае, он отличался от того традиционного понимания сада, которое было в моей голове. В нем совсем не было цветов, как это было принято во многих садах моего родного мира. Это был сад воды, камней и деревьев. Я медленно прошла по его дорожкам, подойдя к самому краю. Поместье было расположено на высоком берегу, и сад, находящийся за особняком, оказался буквально повисшим над обрывом.

Там, далеко внизу, шумело море. Оно пленяло. Манило. Звало в свои объятия, обещая свободу и вечный покой. Но переступать порог вечности мне было еще совсем не время, я понимала это очень ясно. А потому, чтобы не искушать судьбу, я отошла от обрыва на безопасное расстояние, сев на каменную скамью. Теперь перед моим взглядом были одновременно и море, и небо, проглядывающие сквозь игольчатые кроны сосен. Несмотря на осенний день, воздух здесь, на солнечной стороне, уже успел хорошо прогреться, и теперь был напоен приятным сосновым ароматом, так хорошо сочетавшимся с запахом соли и моря, которые сюда приносил легкий ветер.

Как бы я хотела сейчас иметь возможность просто созерцать чудесный вид, открывающийся передо мной, отпустив прочь все свои мысли. Не думая о том, что только что услышала, и не размышляя о том, как лучше поступить. Но, к сожалению, я не могла позволить себе такой роскоши. Хотя… если задуматься, то что я прямо сейчас могла изменить? Большинство из событий, невольной участницей которых я стала в последнее время, были не в моей власти. Я не могла самостоятельно вернуться домой, в свой мир, по той простой причине, что не имела ни малейшего представления о том, каким образом попала в этот, пока чуждый мне мир. Прямо сейчас я могла лишь предаваться бессмысленным переживаниям, вновь и вновь возвращаясь к уже принятому решению, которое я не могла и не хотела менять. Решению о том, что я не буду изменять своим принципам и убеждениям в угоду обстоятельствам. Конечно, это было смело и даже безрассудно, но я не собиралась предавать себя. И, вместо того, чтобы продолжать думать об этом, я усилием воли отпустила все мысли. Закрыла глаза, глубоко вдохнув в себя морской воздух. А потом открыла вновь, чтобы обратить свой взгляд туда, где небо сливалось с морем. Я продолжала размеренно дышать, не изменяя направления взгляда.

Прямо сейчас я была этим морем, этим небом и этим воздухом. Становилась частью этого мира, принимая его в себя, и отдавая частичку себя ему. Вплетая себя в потоки этого мира. Становясь частью его судьбы. Делая себя значимой для него. Делая свои поступки, стремления и волю значимыми. Такими, которые смогут оказывать влияние на других. Теперь, где бы, в каком бы мире я не оказалась в последствии, часть меня навсегда останется в этом мире, а часть этого мира во мне. Чтобы однажды, вместе с остальными воспоминаниями, я смогла унести ее в вечность.

− Все услышала? − раздался за моей спиной мужской голос. Или арин Лаэриэнь умел ходить бесшумно, или я была настолько погружена в свои мысли, что не услышала его шагов, и теперь была застигнута врасплох его неожиданным появлением.

− Что именно? − спросила я, не отрывая взгляд от моря.

К моему удивлению, мужчина не стал становиться передо мной, вынуждая таким образом подняться и посмотреть на него. Вместо этого он сел рядом со мной на скамью, также, как и я, устремив свой взгляд к морю.

− Красивое место, не находишь? − задал он мне новый вопрос, который был никак не связан с предыдущим.

− Очень, − призналась я.

− Руад вообще очень красив. Но это место − одна из его жемчужин. Не догадываешься, почему она принадлежит мне?

− Наверное, потому, что вы занимаете очень высокое положение в обществе, − предположила я.

− Умная девочка, − усмехнулся мужчина.

Я лишь только пожала плечами, сдержав язвительное замечание, которое хотело слететь с моих губ.

− Когда-то давно наш род правил Руадом. Нас не называли королями, но мы были ими. Правителями этого дивного края. Но только до прихода андров в эти земли. И хотя мой род по-прежнему называется правящим, реальную власть мы утратили, склонившись под владычеством регентов Оранской империи.

− Но разве не элины были первыми, кто преодолел горы, вторгнувшись в земли Орана?

− Я вижу, мой дядя уже успел поделиться с тобой нашей историей. Но теперь уже нельзя сказать наверняка, как именно все было на самом деле. Важно лишь то, что земли, которые простираются от моря до степей, а затем еще дальше, уходя вглубь континента, принадлежат Оранской империи, а не Руаду.

− И этот факт вас очень огорчает, не так ли, арин Лаэриэнь?

Я оторвала взгляд от моря и, повернув голову, посмотрела в лицо мужчины.

− Чрезвычайно.

Он, точно также, как и я, смотрел на меня.

− И чего же вы хотите от меня?

− Ты будешь удивлена, но… ничего.

Я молчала, лишь вопросительно подняв бровь в ответ.

− Ну хорошо, ты права, не совсем ничего. Всего лишь маленький пустячок, который тебя не слишком затруднит.

− Когда вот так говорят о необременительно пустячке, обычно подразумевают весьма гадкие вещи.

− Значит, все-таки помнишь, − на лице арина Лаэриэня появилась довольная усмешка.

− Чтобы понимать такие вещи, вовсе не обязательно помнить, кто ты и откуда. Впрочем, благородный арин, вы вольны думать так, как вам вздумается, − я вернула усмешку в ответ.

− Неужели?

Арин Лаэриэнь внимательно посмотрел в мое лицо, а затем, не отводя взгляда, приблизился ко мне, как будто нас и до этого уже не разделяло недопустимо близкое расстояние. Мгновение, а затем пришла головная боль. Сильная, почти непереносимая. Но также, как и в случае с беспричинным страхом, мой разум остался при мне. Я мыслила ясно, насколько это было возможно при такой боли. Во всяком случае, выполнять чьи-то приказы мне не хотелось. Еще несколько мгновений, и боль не стала меньше, и, как будто, терпимее. Как будто я стала привыкать к ней, учась жить вместе с внешним раздражителем. Словно что-то во мне подавляло ее, стремясь уменьшить оказываемое извне воздействие.

А потом все закончилось в один миг. Боль прошла, как будто ее и не было, сделав голову ясной и легкой.

− Это удивительно, − в голосе арина Лаэриэня больше не было усмешки. − Ты не только чувствуешь мое воздействие, но и сопротивляешься ему. Я не могу навязать тебе свою волю. Даже если бы захотел.

− А есть те, кто не чувствует? − я не удержалась от вопроса.

− К сожалению, да. Но вот что удивительно. Природа этой силы такова, что тот, на кого она воздействует, не чувствует, что на него оказывают влияние. И либо следует чужой воле, либо нет. Второе, впрочем, для нашего народа не свойственно.

− Как скучна должна быть ваша жизнь, арин, если вы вот так, походя, можете подчинить жизнь и волю другого себе.

− Все не так просто, арайя. Такое воздействие отнимает достаточное количество жизненных сил, а потому его не будешь применять только для того, чтобы тебе накрыли стол к завтраку. Да и подчинять кого-то ради забавы − это не то, что может позволить себе представитель правящего рода. Что до остальных элинов, то тебе не стоит беспокоиться. Их способности куда слабее моих, а у большинства этот дар и вовсе не проявлен.

− Зачем же вы опять это сделали? Попытались повлиять на меня?

− Что бы убедиться. Но не беспокойся, больше я таких попыток предпринимать не намерен. Уж очень это неприятное чувство, бессилие, чтобы желать испытывать его регулярно, − теперь в голосе арина Лаэриэня не было насмешки, только тщательно скрываемая боль.

− И как, убедились, арин?

− Убедился. Ты действительно можешь сопротивляться моему воздействию. Но вот дать сдачи не можешь. Если только своим острым язычком. Но это как раз-таки и хорошо.

Я непонимающе посмотрела на Лаэриэня.

− Когда я говорил тебе, что ничего не хочу от тебя, я не лгал. Тебе не потребуется делать ничего кроме того, как быть собой. Ну, разве что, быть чуть более активной, чем сейчас. Все дело в том, где тебе придется проявлять эту самую активность. И, что бы ты не надумала себя разнообразных ужасов, скажу сразу. Это где − всего лишь магистериум. Деланиэль же говорил тебе, что все арайи твоего возраста должны пройти отбор для определения наличия способностей к обучению в магистериуме. Исходя из того, что я уже видел, у тебя этих самых способностей больше чем достаточно.

− И в качестве кого я попаду в этот ваш магистерум?

− В качестве моей племянницы.

Я посмотрела на арина Лаэриэня, не в силах скрыть изумления в своем взгляде.

− Ты слышала наш недавний разговор с Деланиэлем, я знаю это наверняка. И ты знаешь, что когда-то у меня была сестра. Раанелия.

− Красивое имя, − выдохнула я.

− Да, очень красивое. Такое же красивое, какой и была моя младшая сестренка. Если я и любил кого-то, то только ее. И оттого невыносимее то, что не сумел ее защитить.

Лаэриэнь поднялся со скамьи и, сделав несколько шагов вперед, подошел прямо к обрыву, под которым шумело море. Помедлив немного, я последовала за ним, впрочем, не дойдя до края, остановившись в шаге от него.

− Мне очень жаль, что так произошло, − искренне произнесла я.

− Еще и добрая, − произнес Лаэрэнь очень тихо, но я все-таки услышала. − В этом ты похожа на мою сестру, − сказал он уже громче, отворачиваясь от моря и поворачиваясь ко мне. Моя сестра, Раанелия, погибла по глупой случайности, которая никогда не должна была произойти. Но здесь, в Руаде, об этом никто не знает. Считается, что она переехала жить на Острова. Там она вполне могла выйти замуж, и у нее могла родиться дочь. Ты. По возрасту ты вполне подходишь.

− Но зачем вам, арин Лаэриэнь, все это?

− Мой дядя прав, и я не могу держать тебя в своем поместье вечно. Но я, как глава рода, отвечаю за безопасность своего народа. И объявить во всеуслышание о том, что в наши земли проникла чужестранка, означает подорвать устои безопасности. Гораздо удобнее объявить тебя той, которой ты, при определенных обстоятельствах, вполне могла бы являться. Моей племянницей.

4

Видимо, все же не зря порой говорят, что чем дальше, тем интереснее. Во всяком случае, со мной сейчас происходило именно так. Сидя в экипаже, увозившем меня из поместья, у меня было сейчас достаточно времени, чтобы вспомнить свой недавний разговор с арином Лаэриэнем.

− Если в этом вашем магистериуме будет известно, что я ваша племянница, не будет ли это воспринято как явная провокация? − спросила я мужчину после того, как он огорошил меня «известием» о нашем родстве.

− Провокация? Да, пожалуй, это в самом деле могло быть ею. Но только есть одно небольшое уточнение. Нет никакой нужды в том, чтобы прямо с порога заявлять об этих родственных узах.

− Но как же тогда...?

− Как? Очень просто. Как я уже сказал, ты будешь считаться дочерью Раанелии, моей сестры. Но при таком положении вещей, Раанелия прежде должна была выйти замуж и, соответственно, войти в род мужа. Все дети, рожденные в этом союзе, тоже бы принадлежали этому роду. Вполне вероятно, что, окажись на Островах, сестра выбрала бы в мужья одного из рода Паэр. Это древний и весьма славный рода, представители которого, однако, никогда не выезжали за пределы Островов. Соответственно, опровергнуть тот факт, что ты являешься дочерью Саэниэля Паэра никто не сможет. То же обстоятельство, что твоей матерью была Раанелия Руаделлин, не стоит ни скрывать, ни выносить на всеобщее обсуждение.

− Как складно у вас все выходит, арин, − усмехнулась я. − А, главное, правдоподобно. Даже я почти поверила в то, что принадлежу к роду Паэр.

− Правда, перемешанная с каплей лжи, гораздо более убедительна, чем чистая правда. Я ответил на твой вопрос?

− Да, но есть еще одно, − я немного смутилась, потому что мой следующий вопрос явно указывал на то, что я все-таки слышала недавний разговор Лаэриэня с дядей. − В вашем разговоре с арином Деланиэлем вы упомянули одно имя. Тамир.

− Что ты хочешь узнать про него?

− Кто он? И как я должна вести себя с ним?

− Это отличный вопрос, − Лаэриэнь внимательно посмотрел на меня. − И я мог бы дать тебе подробный инструктаж, как тебе должно действовать в той или иной ситуации. Но, как я уже говорил, я не хочу, чтобы ты выполняла какое-то мое поручение и как-то по-особенному себя вела. А для этого тебе не нужно сейчас знать, кто это такой. Так сказать, для чистоты эксперимента. Единственное, чего я от тебя хочу, это чтобы ты была собой. Одного этого будет вполне достаточно, чтобы внести некоторый беспорядок в устоявшуюся жизнь магистериума. И Тамира в том числе. Тебе нужно запомнить, что для всех ты − Стеллария Паэр, прибывшая из Островов для прохождения обучения в магистериуме. Со всем остальным ты, я уверен, без большого труда разберешься на месте.

Хорошо ему было говорить, без большого труда. Это при том, что я не имела ни малейшего представления о, скажем так, бытовых нормах и обычаях жителей Руада. В этом смысле меня можно было сравнить с иностранкой, приехавшей учиться по обмену в чужую страну. Хотя тот факт, что я отлично понимала местный язык, и сама прекрасно говорила на нем, делал такой серьезный фактор в задаче устройства в новом окружении, как языковой барьер, полностью отсутствующим. В остальном же − не маленькая, разберусь. Как говорила героиня одной книги, у которой спросили о том, как же она собирается готовить блюдо, рецепта которого не знает, «у меня есть поваренная книга и я умею читать». Также и я сейчас могла бы ответить, что я умею думать, наблюдать и делать верные выводы. Вот только была одна небольшая, но важная деталь. Что бы не говорил мне арин Лаэриэнь по поводу того, чтобы я просто была собой, вести себя так, как я привыкла, мне было никак нельзя. Там, на земле, я была взрослым состоявшимся человеком, который привык говорить и действовать в мире условного равенства полов. Здесь же, насколько я успела понять из того, что говорил арин Деланиэль, царил если не совсем патриархат, то нечто на него похожее.

Так, например, мне, как юной пансионерке, нужно было демонстрировать скромность и послушание, и в придачу иметь официального опекуна в Руаде. И если первое и второе были, в общем-то, желательным, но не обязательным условием, то того же самого нельзя было сказать про последнее. Для меня этим самым опекуном вызвался быть сам арин Деланиэль. Но не на правах моего дальнего родственника, а как весьма уважаемый в городе человек, глава больницы и член попечительского совета магистериума. Именно он должен был подать мои документы в магистериум и позаботиться о прохождении мной вступительных испытаний, поскольку основное зачисление уже прошло.

Что представляли из себя эти испытания, для меня пока было загадкой. Я понимала, что это могло быть что угодно − от распределительной шляпы и собеседования с ректором до письменных и устных экзаменов и различных тестов. Хотя, рассуждая логически, если ректор начнет беседовать с каждым абитуриентом, то в этом случае окончательные списки зачисленных появятся аккурат к концу учебного года, не раньше. Поэтому вариант с экзаменам представлялся мне все же более правдоподобным. Однако все мои предположения меркли по сравнению с реальностью.

Во-первых, приемная комиссия располагалась не в самом магистериуме, который был расположен за пределами центральной части Руада, а в одном из кабинетов мэрии. Сама процедура отбора была весьма формальной, основная ее часть состояла в подаче документов опекуном. Если в наличии имелся табель успеваемости из предыдущего учебного заведения абитуриента, и у оного отсутствовали особые пожелания, то его определяли на то направление, в освоении которого он проявил наибольшие успехи. В моем же случае такого табеля не имелось по весьма объективной причине. Для приемной комиссии было подготовлено объяснение о том, что документы были посланы в Руад из Островов отдельно от меня и, к несчастью, затерялись в пути. Как ни странно, это объяснение полностью удовлетворило конторского служащего, который принимал документы, и мне, прямо в приемной, дали заполнить несколько нехитрых тестов. Задания, которые в них содержались, были различны и варьировались от вопросов о том, люблю ли я рисовать и петь, до предложения выбрать лишнее слово из перечисленного или найти соответствие указанному объекту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Не особо утруждаясь, я быстро ответила на все вопросы и отдала заполненные бумаги служащему. Их проверка не заняла много времени, и скоро мне был оглашен результат. Результат, который прозвучал для меня практически как приговор. Технический факультет, вот куда я была распределена.

Казалось бы, что в этом было такого страшного? Ну, подумаешь, ну технический факультет. С учетом моей текущей ситуации, это можно было бы рассматривать как меньшее из зол. Вот только мой опыт буквально кричал об обратном.

Не в столичном, но в весьма крупном городе, где я родилась и выросла, не считая медицинского и архитектурного, было два главных вуза, классический и технический. Классический, который назывался университетом еще в те времена, когда это гордое имя не стали носить практически все вузы, помимо отличного образования, которое можно было получить в его стенах, был известен еще и весьма либеральным подходом к физподготовке студентов и полным отсутствием черчения в учебных планах. Технический же вуз, он же политехнический институт, был в достаточной степени противоположностью первому. В достаточной для того, чтобы у меня не возникало ни малейшего желания в нем обучаться. Вуз этот, как следовало из названия, давал техническое и довольно узкоспециализированное образование, имея в своем распоряжении такие специальности, как технология карбонатных производств, экономика прокатного стана и прочие, не менее поражающие воображение направления подготовки. Нет, я не имела ничего против ранее перечисленного, но сама учиться в таком вузе не могла и не хотела. И это мое нежелание было во многом обусловлено моей полной несостоятельностью в черчении и весьма слабыми успехами на ниве спортивных достижений. В то время как эти два таланта, по непонятной мне причине, весьма высоко ценились в политехническом институте, а потому довольно рьяно преподавались в первые два года обучения. Проще говоря, все студенты, в независимости от выбранного факультета, только и делали, что чертили и бегали кроссы по пересеченной местности. Был в этом вузе даже отдельный спортивный факультет, где обучались исключительно спортсмены-разрядники. Хотя… ну как они там обучались? Только и делали, что ездили на различные соревнования, защищая славное имя института, и получая оценки, по степени положительности пропорциональные завоеванным медалям и титулам. И, несмотря на то, что, в принципе, в таком подходе не было ничего ужасного, мне такой вариант обучения не подходил в силу объективных причин. Точно также, как мне не стоило подавать документы в архитектурный институт, потому как самое большее, что я могла изобразить, это кривобокую избушку под двускатной крышей, из покосившейся трубы которой кольцами вился дымок. Что и говорить, я всегда старалась адекватно оценивать свои способности. И тут такой неприятный сюрприз.

Я, не отрываясь, смотрела в извещение, которое мне вручил конторский служащий, ответственный за процедуру отбора. Несмотря на то, что эта самая процедура выглядела весьма буднично, извещение, оно же приглашение, было выполнено на плотной бумаги с золотым тиснением. И прямо под моими именем и фамилией было указано наименование факультета.

Арайя Стеллария Паэр,

имеем честь сообщить вам, что вы успешно зачислены на

технический факультет магистериума Руада

Огорчение было в том, что отказаться от этого приглашения было решительно невозможно. И тому было две причины. Во-первых, как мне объяснил все тот же служащий, факт получения мной приглашения означал мое безусловное согласие на обучение. Прямо как повестка в армию, честное слово. А «во-вторых» для меня было связано с арином Лаэриэнем и его, пусть и завуалированным, но, все же, беспрекословным требованием начать обучение в магистериуме. И мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Хотя, подождите-ка. Это там, в своем мире, я была старательной ученицей, расстраивающейся из-за порой получаемых недостаточно высоких, на мой взгляд, оценок. Здесь же, мне, чужестранке, не было нужды проявлять излишнее прилежание, потому что судьба моя никоим образом не зависела от получения диплома с отличием. А потому мои успехи или неуспехи в черчении или физвоспитании не должны были иметь решающего значения. По крайней мере, сейчас мне казалось именно так. Хотя, честно говоря, и в этом мире мне вряд ли удастся выйти из образа примерной заучки. Но попытаться, все же, стоило. И обстоятельства складывались таким образом, что можно было предпринять такую попытку прямо сейчас.

Помнится, арин Лаэриэнь высказывал пожелание о том, что мне нужно было оставаться самой собой, разве что, быть немного активнее. Что ж, это было нетрудно устроить. Вот только дело было в том, что господин глава не вполне правящего рода явно не осознавал, что означало просить меня быть собой. Потому что мой настоящий возраст, тот, что был тридцать с небольшим хвостиком, и род работы не повлияли на мой характер в лучшую сторону. Скорее, наоборот, научили милую юную девочку становиться временами дамой, которая строгим взглядом, как будто из-под очков, смотрела на молодых людей с видом, говорящим «юноша, к доске». И мне было совершенно не важно, сколько лет этому самому юноше, и то, что мы находились не в учебном классе у доски, тоже особого неудобства не вызывало. Если бы у этой моей ролевой модели было имя, то ее бы звали Аделаида Тихоновна. В моем представлении это была весьма корпулентная дама возраста «пятьдесят. пять. было. давно», с собранными в пучок волосами и очками для чтения, сдвинутыми к кончику носа. Строгая, но справедливая.