Текст книги "Недетские чувства (СИ)"

Автор книги: Натали Катс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 36

– Д-д-дочь? – от неожиданности я стала заикаться, – она т-твоя д-дочь?

– Почти, Даш. Я не ее родной отец. Мне было всего тринадцать, когда она родилась. Я толкьо успел стать ее отчимом, но она мне как родная дочь.

Я задыхалась. Казалось, воздух стал густым, как он может говорить, что я его дочь, если он меня бросил! Бросил! Ушел и оставил одну! Навсегда!

И те воспоминания, которые уже успели покрыться пылью забвения в глубине моей души, вдруг проснулись. Слезы текли из моих глаз ручьем. Сами. Непроизвольно.

– Даш, – он вытер слезы, – тебе не стоит переживать. Она уже взрослая и самостоятельная. Мы даже не встречались ни разу за все эти годы. Я ей не нужен.

А мне хотелось заорать, что это я. Что он мне нужен. Что я не могу без него. Никогда не могла.

Но у меня не получалось. Я хватала воздух ртом и не могла дышать. Горло сжал спазм. Я бы даже черную дыру встретила с удовольствием, но меня все бросили. И Дима. И черная дыра. И мама. Я никому просто не нужна.

От нехватки воздуха кружилась голова. Мне надо на улицу. Мне надо домой. Спрятаться ото всех. Скрыться. Чтобы никто меня не видел. Раз я никому не нужна, то зачем я, вообще, есть?

Я вскочила и принялась одеваться, с трудом попадая в рукава. Дима вышел вслед за мной и теперь стоял прислонившись к стене в коридоре и молча смотрел, как я собираюсь уходить. Навсегда. Я вдруг четко осознала, что никогда не смогу простить его за это. Он помнил меня. Помнил. Но при этом не пришел. Не позвонил. Ни даже открытку не прислал на День рождения. А я ждала. Всю свою жизнь я ждала хоть какой-нибудь весточки, хоть какого-нибудь знака, что он помнит меня, что я нужна ему.

А когда я уже натянула сапоги и взялась за ручку двери, Дима вдруг зарычал подскочил и с силой отшвырнул меня от двери. Я бы улетела в другой конец коридора, но он удержал меня и сжал в своих руках, так что у меня затрещали ребра.

– Ну уж нет, – зашипел он, – я никуда тебя не отпущу, Даша. Хватит! Я уже устал быть добрым. Ты моя. И ты будешь о мной. И прекрати устраивать истерики по поводу моего прошлого. Я не восемнадцатилетний пацан. Мне тридцать пять, Даша! И баб у меня было больше, чем у нас с тобой обоих пальцев на руках и ногах. И это полный идиотизм устраивать сцены ревности! Тебе не достаточно, что сейчас я только с тобой?! Что я превратился в доброго дядюшку?! А я ведь не такой, Даша! Я совсем не такой! Но я старался быть таким, как ты хочешь!

Он орал и тряс меня как грушу. А я ничего не понимала. О чем он говорит? Что он старался? Он предал меня. Предал. Давным-давно. Он оставил меня. Ту, что считал своей дочерью. Ту, что до сих пор считает своей дочерью. А я ждала. А я любила. И сейчас тоже люблю. Не смотря ни на что.

И наконец-то я смогла плакать. Но даже эти слезы не несли облегчения. Меня трясло так сильно, что Дима даже испугался. Я почувствовала это в его судорожных движениях, когда он начала раздевать меня.

– Даша, – пытался он меня успокоить, – прости, прости меня. Я сорвался. Прости, девочка моя. Только не плачь, Дашенька. Тише, маленькая моя. Тише. Все хорошо.

А я не могла успокоиться. Это была истерика. Я не могла сказать ни слова, захлебываясь в рыданиях, и тяжело со всхлипом дышала, потому что горло все так же сжимал спазм, а тело колотили судороги. И продолжалось это, кажется, целую вечность.

А Дима держал меня на руках, как ребенка, шептал что-то успокаивающее и поглаживал рукой по спине.

Постепенно меня стало отпускать. Не потому что боль стихла, нет. Просто от усталости. Рыдания стихали, но им на смену пришел смертельный холод. Я никак не могла согреться, меня трясло так, что Дима прямо со мной на руках заметался по комнатам, снял с меня остатки одежды и прижал к своей голой груди, делясь теплом. И сверху закутал нас обоих в одеяло.

– Держи, – он сунул мне в руки стакан с водой, – пей, девочка моя, тебе нужно.

Я стучала зубами об край стакана и никак не могла сделать ни одного глотка. Дима сел на диван и помог мне попить, после стольких слез мне было нужно, я вся высохла. Пить и рыдать одновременно ни у кого еще не получалось, и я совсем успокоилась. Теперь только длинно всхлипывала и тряслась от нервной дрожи.

И прижималась к Диме. Изо всех сил. Не смотря на то, что я больше всего на свете сейчас хотела, чтобы мы никогда не встречались, именно он нужен был мне больше всех на свете. И тепло его тела, согревало меня, разжимая напряженные мышцы, и его объятия давали такое необходимое мне ощущение защищенности и безопасности. И я обхватила его руками, чтобы никто не мог нас разлучить. А они никак не хотели держаться в нужном положении. Падали. У меня не хватало сил даже обнимать самого дорогого человека. Мне даже моргать было трудно. И я закрыла глаза.

– Даша, девочка моя, – шептал Дима мне в макушку, слегка покачивая на коленях, – что же ты делаешь, глупая. Разве же можно так плакать из-за ерунды. Дурочка моя. Даша. Прости. Прости, что накричал. Я так испугался, что ты уйдешь, и не сдержался. Прости. Обещаю, я никогда больше не повышу на тебя голос. Только не надо так плакать. Слышишь? Я же сам чуть с ума не сошел от паники. Я же не знал, что делать. Даша. Я же люблю тебя, глупая. Неужели ты так до сих пор ничего не поняла? Я люблю тебя так, как никогда никого не любил, моя девочка.

Я открыла глаза и взглянула на него, было страшно от того, что это мог быть просто сон. Или шутка. Но нет, Дима смотрел на меня серьезно. Он не шутил, он на самом деле чувствовал то, о чем говорил.

– Я тоже люблю тебя, – ответила я непослушными губами, – всю жизнь… буду любить только тебя, – исправилась в последнее мгновение.

– Даша, – выдохнул он и поцеловал меня. Вода? Нет. Поцелуй любимого вот что было нужно мне, чтобы снова стать живой.

Поцелуи согрели меня очень быстро. И мне стало жарко, очень жарко. И откуда-то взялись силы ответить. А Дима был очень нежен. Он касался меня слегка дрожащими ладонями, как будто бы в первый раз. Все было так, словно вот сейчас мы открыли новую страницу наших отношений, словно наше признание изменило нас обоих, снова открывая перед нами огромное неизведанное и бесконечное пространство новой вселенной Мы. И наше будущее в этом новом мире виделось нам обоим бесконечно счастливым и безоблачным.

Глава 37

Мне было хорошо. Спокойно. Несмотря на то, что сейчас я казалась себе опустошенной не только морально, но и физически.

Я почти дремала на плече Димы, который обнимал меня и поглаживал по обнаженной спине теплой ладонью. Мы молчали. Мы, вообще, очень часто с ним молчали, словно наше общение происходило в каких-то других сферах. От и сейчас, я знала, что ему хорошо, что нам хорошо.

Когда-то я ходила на бесплатный урок по медитации. И мне кажется, именно в такое состояние пыталась погрузить нас преподаватель. Когда внешнее неважно, когда все твои ощущения внутри тебя самой. А в нашем случае, внутри нас обоих.

И даже трель телефона пробилась в высшие сферы не скоро. Звонила бабушка. Из-за истерики я совсем потерялась во времени. Дима дотянулся до моего телефона первым, потому что тот как-то оказался на полу с его стороны кровати.

– Бабушка, – прочитал он, – хочешь, я отвечу?

Благодаря Мы, я знала, что он делает это из лучших побуждений, потому что у меня совсем не было сил. Но…

– Нет, – схватила я телефон и выскочила из спальни. Страх, что Дима узнает правду, оказался сильнее бессилия. И только краем глаза увидела, как во взгляде Димы мелькнуло что-то темное. Нехорошее. Если бы мне хватило сил подумать, то я бы непременно это сделала. Но я даже не смогла притвориться, что все хорошо в разговоре с бабушкой, и она не на шутку встревожилась, уловив что-то в моем голосе.

– Все хорошо, бы, правда, – лепетала я в трубку, прислонившись к стене, чтобы не упасть, – все хорошо, ба. Нет, ничего не болит. да. Все хорошо. Правда. Просто очень устала.

Я говорила привычными фразами, почти не задумываясь, и не слушая бабушкины вопросы. Больше всего я хотела закончить разговор, чтобы уже лечь и уснуть. И я машинально отвечала да, на бесконечные бабушкины вопросы о том, все ли у меня хорошо. И когда она стала прощаться с облегчение положила трубку. И едва ли не ползком вернулась к Диме. Спать.

А он тяжело вздохнул и прижал меня к себе. Это было последнее, что я запомнила.

Утром я проснулась одна. Димы не было, и только на подушке лежала записка: «Даша, у тебя сегодня выходной. Тебе нужно отдохнуть. Выспись хорошенько. Прислуги сегодня не будет, я все отменил, так что тебя никто не побеспокоит. В обед я приеду, сходим куда-нибудь пообедать. Люблю тебя, моя девочка»

Я тихо засмеялась, уткнувшись в подушку. Как же смутило меня сегодня это его признание в любви. И что-то екнуло внутри, сжимаясь от страха, что все это сон. Я даже ущипнула себя. Нет, не сон. Это правда. Мне все это не приснилось, Дима меня любит. Любит. Это все на самом деле.

Я снова засмеялась и растянулась на постели, в которой провела столько прекрасных ночей, раскинув ноги и руки в стороны. ДИМА МЕНЯ ЛЮБИТ! Кричала я изо всех сил, так чтобы мой голос долетел до самых дальних уголков пространства моего сознания. Чтобы каждая клеточка моего тела, и каждая грань моего сознания услышала и приняла это. Он меня любит.

И тут меня осенило. Я даже села на постели. Дима любит меня, такую, какой я стала. Он же не знает, что его «дочь» и я – одно лицо, для него это совершенно разные люди. И значит он любит именно меня, меня. А не воспоминания о прошлом, как это было у меня в какой-то мере. Я ведь понимала, что Дима сейчас совсем другой, и я любила его таким, какой он стал, но в то же время часть меня до сих пор чувствовала себя ребенком рядом с ним, не понимая и не принимая, что я для него взрослая. Не ребенок. Совсем не ребенок. И никогда им не была.

Получается… получается, Дима снова полюбил меня как тогда. Просто за то, что я это я. Сейчас. А не за что-то. Что я сделала или нет, а потому что я хороший человек, достойный любви.

И я услышала его голос, как будто бы он говорил мне все это сейчас, а не в далеком детстве.

– Нет, девочка моя, – он вытащил меня из какой-то щели во дворе, куда я забилась после очередной маминой пьянки. Она вернулась злая и наорала на меня, как обычно обвинив во всех своих бедах. И когда дядя Дима вернулся с работы, я впервые не ждала его возле порога. Я очередной раз отправилась умирать. И мечтала, что когда буду лежать в гробу, мама раскается, расплачется и признает, что была не права. – Ты не ублюдок, не выродок, не проклятье. Мама не права, это говорит не она, это водка. Бабочка, ты дар, дар ангелов. Твоей маме было так больно, что они спустились с небес и пожалели ее. И подарили ей тебя.

– Подарки все любят, – я прижималась к нему и шептала сквозь слезы, – а меня никто.

– Мама тебя любит, просто она все время забывает об этом, бабочка. Бабушка тебя любит. И я тебя люблю. Мы все тебя любим.

– Правда? Ты меня любишь? – то, что говорил дядя Дима было похоже на сказку. И мне ужасно хотелось, чтобы все это было правдой хотя бы чуть-чуть.

– Правда, – улыбнулся он. – Я совершенно точно люблю тебя, моя девочка.

И я цеплялась за его плечи бесконечно счастливая от его признания. Дядя Дима меня любит.

И что-то случилось. Реальности смешались. Словно я сунула в свою боль миксер, который со скоростью света перемешал все мои чувства. Детскую любовь маленькой девочки и совсем недетские чувства взрослой меня. И когда кружение остановилось, я с удивлением посмотрела увидела новую себя. Это была я. Настоящая я. И Даша. И я. Бабочка. Дар. Его девочка.

Глава 38

Время до обеда прилетело незаметно. Я была так ошеломлена случившимся. Я смотрела на знакомую остановку Диминой квартиры и удивлялась. У меня было чувство, будто бы до этого я видела весь мир как через грязное стекло, а сейчас смогла открыть окно и выглянуть наружу по-настоящему. И теперь все вокруг стало ярким, красивым и настоящим.

Я смотрела на себя в зеркало и вместо привычной серой мышки, которая каждый раз старалась изменить внешность до неузнаваемости, видела симпатичную, даже красивую девушку. Большие глаза, пушистые ресницы, маленький носик, губы, овал лица… все было гармонично.

Я прислушивалась к себе внутри, и вместо робкой и боязливой трусишки, огрызавшейся исключительно тихо, чтобы никто не услышал, видела человека, который прожил свою нелегкую жизнь не потеряв достоинства и чести. Может быть для кого-то это невеликая заслуга, но я ведь могла стать как мама, выбрав легкий путь. Но я смогла. Я старалась, училась, я хотела жить лучше. Я и много достигла. У меня высшее образование. У меня хорошая работа. У меня любимый мужчина, в конце-концов. И он не алкаш-сантехник, какой-нибудь, а нормальный мужчина.

– Даша, выходи, я внизу.

Я бежала к нему. Обновленная. Другая. И я ни капли не сомневалась, что ему это изменение придется по вкусу.

– Привет, – я впорхнула в его машину. Все получилось как-то само собой. А ведь еще вчера я жаловалась, что никак не привыкну садиться в машину, где дверцы взмывают вверх, как крылья бабочки.

– Привет, – Дима потянулся и поцеловал меня, и прошелся взглядом по лицу, словно изучая. – ты как-то изменилась, – сразу заметил он перемены.

– Да, – ответила я честно, – просто я наконец-то поверила, что ты меня любишь. Что я тебе нужна.

Дима фыркнул, а я рассмеялась.

– Дима. Пожалуйста, давай сегодня поедем в «Черный замок»?

Мне не терпелось проверить себя. А после того случая мы ни разу не были в этом ресторане, Дима оберегал мое чувство собственного достоинства.

– Уверена? – улыбнулся он. Я кивнула. – Хорошо. Поехали.

Да. все оказалось правдой. Я стала другой. И на презрительный взгляд рыжего официанта ответила снисходительной улыбкой. Что этот парнишка может знать обо мне? Ничего. А значит и судить не имеет права. И он как-то прочитал мое новое отношение к нему и изменился. Улыбнулся краешком губ и склонил голову, словно признавая свое поражение.

– Даша, – Дима взял меня за руку, – все хорошо?

– Да, Дима, – я была счастлива, – все прекрасно.

После обеда я поехала на работу. Дима хотел было возразить, и отправить меня отлеживать бока, и еще вчера я бы согласилась. Но не сегодня. Мне хотелось работать. Я же всегда любила свою работу. Мне нравилось чувствовать себя частью слажено работающей компании. И пусть я пока всего лишь маленький винтик, но от меня тоже зависит очень много. От каждого зависит очень много. Лишних винтиков на предприятии нет.

Первой перемены заметила Света. И примчалась ко мне сразу, как после нашего традиционного поцелуя рядом с моим рабочим местом, Дима пошел к себе.

– Даша, – она пристально взглянула на меня, – никак не пойму, что изменилось. Прическа вроде та же… макияж! Да, точно. Ты накрасилась! Выглядишь прекрасно. Словно помолодела даже. Так тебе даже лучше.

– Свет, – я улыбнулась, – я такая и есть. Как раз сегодня я не накрасилась. Совсем.

– Да? – Света удивленно приподняла брови, – а я всегда думала, что макияж для того, чтобы выглядеть лучше…

Я рассмеялась и Света подхватила мой смех. Да, все так и есть. Многие годы макияж был способом спрятать настоящую меня. Скрыть за нарисованной маской неуверенность и слабость. И маска это не настоящая я, а копия, которая всегда хуже оригинала.

– Вы решили с Димой? Придете к нам в субботу?

– Придем, Свет. Обязательно придем. Ты моя подруга, и я очень хочу познакомиться и с Вадимом тоже. И Дима, думаю, тоже будет рад, – добавила я, увидев немой вопрос в глазах подруги.

– Хм… Что-то все таки не то сегодня с тобой. И дело не в макияже. Признавайся!

И я прошептала ей на ухо, радуясь, что мне есть с кем поделиться.

– Дима сказал, что любит меня.

– Ох, – Света охнула, – ничего себе новости. Правда? Сказал, что любит?

Я кивнула и добавила:

– Да. Вчера.

Я думала Света завизжит, как тогда, когда мы с Димой начали встречаться, но она замолчала. И даже как-то посерьезнела. Я открыла рот, чтобы спросить в чем дело, но она опередила меня:

– Даш, мы с тобой, конечно, подруги. Но Дима… И ты так изменилась… Если это был хитрый план… то, прости, я, – она даже сжала кулаки, – я найду способ испортить тебе жизнь. Несмотря на свое человеколюбие.

– Свет, – опешила я, – ты что? Я люблю его. Очень сильно. И совершенно точно не было у меня никакого плана. Просто… понимаешь, я сегодня поняла, что раз меня любит такой мужчина, как Дима, значит я не такая уж… плохая… Значит я достойна его любви. Вот и все.

– Хорошо, – она отвернулась, – я верю тебе, Даш. Прости, что так отреагировала. Но у меня были причины.

– Какие? – спросила я, не подумав. Слишком уж поразила меня Света.

– Думаю, – усмехнулась она, – он сам должен тебе рассказать. Это его прошлое.

Мы замолчали. Неловкая пауза повисла в воздухе, не позволяя нам ни закончить разговор, ни продолжить его.

– Ладно, – первой отмерла Света, – значит в субботу ждем вас у себя. Вадим будет рад.

И ушла не дожидаясь ответа.

Глава 39

Этот разговор несколько сбил мой настрой, и я весь оставшийся день думала о том, что же случилось в прошлом у Димы, что Светка фактически кинулась его защищать? А ведь Дима никогда не производил впечатление человека, который нуждается в посторонней защите. Но эта эскапада со стороны подруги… странно.

И ведь было что-то, что заставило его уйти от моей мамы. Я же помню, что она старалась быть для него лучше, чем обычно. Она почти не пила. И только иногда срывалась и приходила домой пьяная. Она тогда впервые устроилась на работу. Я же помню. Но почему, что случилось. Почему у Димы закончилось терпение.

Я изо всех сил напрягала память, то так и не могла ничего вспомнить. Обычный день. У мамы был выходной и она еще спала. Бабушка уже ушла на работу. Мы позавтракали. Я тогда приготовила для него яичницу с бледно розовыми недоспелыми помидорами, которые стащила у бабушки в столовой специально для него. Ведь Дима любил это незамысловатое блюдо.

А потом я пошла его провожать. И в коридоре он, как обычно поднял меня, чмокнул в щеку и сказал, что он обязательно придет вечером. И велел хорошо вести себя в школе и не скучать. И не пришел. Он даже вещи забрал в тот же день, пока я была в школе.

Раньше мне казалось, что он даже не попрощался потому, что я была ему не нужна. Но раз он до сих пор помнит меня, значит все было не так. Значит что-то помешало ему прийти и попрощаться. Или кто-то… холод волной прокатился от затылка вниз. Мама. Я уверена, это была она. И мне впервые в жизни захотелось увидеть ее, чтобы спросить, зачем она это сделала.

– Ты закончила? Поехали поужинаем?

Оказывается, я так задумалась, что совсем пропустила конец рабочего дня. Все же свои обязанности я теперь могла выполнять практически машинально.

– Дима, – я подошла и прижалась к нему, прячась в его ответных объятия от боли, – а может быть приготовим что-нибудь дома?

И от этого «дома» стало вдруг тепло. И не только мне. И ему тоже. Я это ясно увидела в его глазах и почувствовала в нашей общей вселенной.

– Хорошо, – улыбнулся Дима, – тогда заедем в супермаркет. У меня совсем нет продуктов. Даже соли.

– Я знаю, – рассмеялась я. Соли у него, действительно, не было. Только кофе, черный чай с бергамотом и сахар-рафинад в кубиках.

Через два дня, в субботу мы поехали к Вадиму на День рождения. Все эти дни Света избегала меня, и мы почти не разговаривали. Я хотела было посоветоваться с Димой, но тогда пришлось бы рассказать ему из-за чего произошла размолвка. А я не хотела. Да, я малодушно пришла к выводу, что не хочу ничего знать. Это прошлое и оно прошло. Закончилось. Нам хорошо вместе. Здесь и сейчас. А ворошить то, что изменить уже нельзя… зачем? Очевидно, что и у Димы все было не так гладко, раз Света так переживает за него. А за меня переживать некому, у меня есть только я сама. Еще бабушка, но бабушке все это тем более знать нельзя.

Вадим со Светой жили в большой просторной квартире на первом этаже. Было видно, что они не бедствуют, но даже до Диминых апартаментов им было далеко.

– Привет, Димон, – поздоровался с нами симпатичный мужчина в инвалидном кресле, – а эта прелестная девочка и есть Даша? О, Дашенька, здравствуйте! Вы прекрасны! Вы же знаете, что я художник? И если моя Муза и ваш кавалер будут не против, я бы хотел нарисовать вас… Ню…

– Нет, я не против, – сияя улыбкой, ответила Света.

– Нет, я против, – зарычал одновременно Дима, и я с удивлением смотрела, как его взгляд мгновенно потемнел, верхняя губа вздернулась, как у дикого зверя, защищающего свою добычу. А руки схватили меня за плечи и, пребольно стиснув, спрятали за спину. И все это в одно мгновение, во время которого он не отрывал глаз от улыбающегося Вадима.

После такой демонстрации все замолчали, словно испугавшись реакции, и только я осторожно пискнула из-за спины, потому что терпеть было просто невыносимо:

– Дима… пожалуйста… мне больно.

Он тут же разжал ладони, и не выпуская меня из рук, прижал к себе со спины. Я обняла его в ответ, стараясь успокоить. Очень уж красноречивой была его реакция.

– Дима, не злись. Я сама не хочу. Мне не нужен портрет…

– Димон, – осторожно начал Вадим, улыбка которого так и не исчезла, а стала еще более яркой. Странный он. – Ты дурак? Ты ведешь себя как пещерный человек. Я художник и у меня развито чувство прекрасного. И ревновать ко мне… Димон, ты идиот. А картина была бы божественна…

– Хорошо, – напряженно ответил Дима, – но ты ее никому не покажешь. Я куплю ее у тебя и повешу в нашей спальне.

– За шторой, – рассмеялся Вадим, – нет, брат, я тебе ее продам только после выставки. Нельзя быть таким единоличником. Даша очень красивая девочка, и ты не можешь прятать ее в спальне до скончания веков. Люди должны видеть ее красоту и восхищаться.

– Нет, – Я чувствовала, он снова напрягся, готовый броситься в бой защищая мою неприкосновенность. Кажется, я даже улыбнулась, это и, правда, ревность. И это так мило. Я тоже сияла не меньше Вадима, спрятав лицо за спиной моего ревнивца.

– Вадим, простите, – с трудом удерживая разъезжающиеся губы на месте, я выглянула из-за Димы, – но я сама не хочу такую картину. Мне будет стыдно и перед тобой, и перед другими.

– Увы, – вскинул руки вверх Вадим, – вот так и пропадает вдохновение, растоптанное жестокой действительностью… Но если ты, Дашенька, я же могу называть тебя на ты? – Я кивнула. – Если ты, Дашенька, передумаешь, дай знать. Я всегда буду рад вернуться к этому предложению. А ты Дима, – он перевел смеющийся взгляд на моего рычащего мужчину, – настоящий питекантроп.

– Вадим, хватит, – кажется у Димы сдали нервы, – твоя шутка зашла слишком далеко.

Вадим стер улыбку с лица.

– А это вовсе не шутка, брат. Я художник, и я хочу нарисовать твою женщину, чтобы все, а главное она сама, увидели, что она прекрасна. В своем натуральном цвете. – Он пристально посмотрел на меня, а я просто была шокирована.

Откуда он узнал о моем настоящем цвете волос? Или он о чем-то другом?