Текст книги "Принц в наследство"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 47, в которой Леон просит Жаннет отстать

– Жаннет, отстань! Сколько можно? Дай мне поспать!

Леон проснулся оттого, что кто-то целовал и лизал его лицо. Какая же дрянь, все-таки напоила меня до бесчувствия и уложила с собой, раздраженно подумал он, отпихивая назойливую любовницу, но она почему-то оказалась в шубе и ласково сказала: “Ррра! ”, обдав его запахом псины. Леон потер глаза и зажмурился от неожиданно яркого солнечного света.

Он лежал на телеге, а Трюфо, встав передними лапами на ее край, тянул к нему морду с высунутым языком. Рядом с Леоном, тихонечко присвистывая, похрапывал папаша Пешо. Кузина, добросовестно доставившая телегу к родному двору, смирно стояла в калитке и старательно ощипывала всю зелень с кустов, куда могла дотянуться.

– Проснулся, сынок? Славный денек, ни облачка, – неожиданно бодро произнес папаша Пешо. – Ох и погуляли вчера! – Он уселся на телеге и полез в карман за трубочкой.

– Да уж. – Леон попытался тоже приподняться и сесть. Но вдруг его замутило, перед глазами поплыли пятна, а от привкуса во рту чуть не вывернуло наизнанку. Пожалуй, он не надирался так со студенческой скамьи. И Леон снова повалился на спину.

Пешо выпустил из трубки голубоватый вонючий дымок и сочувственно поинтересовался:

– Встать не можешь? Ты лежи, я тебе сейчас стаканчик полечиться принесу. Выпрягу Кузину, напою, курам, скотине корму задам, а ты отдыхай, мы потом с тобой телегу через ворота закатим. Слышь, скотина голодная ревет, эк я с тобой до солнца заспался…

Старик слез с телеги и засуетился, распрягая Кузину.

– Дед, а как я оказался в твоей телеге? – Леон усилием воли заставил себя принять вертикальное положение, но добраться до калитки смог, только держась за изгородь.

– Говорят тебе, лежи, значит, лежи, какой я тебе дед, тоже мне, внучок нашелся, – недовольно заворчал папаша Пешо, взваливая на себя Леона, а освобожденная от упряжи Кузина неспешно побрела к своему сараю. – Как оказался, так и оказался, почем я знаю? Я после праздника городских в гостиницу отвозил, им на автобусе неинтересно, им лошадь подавай! – В доме Пешо сгрузил Леона на кровать и протянул стакан вина. – На, сразу полегчает.

– Ты не про туристов, ты про меня. – От вина противный привкус во рту пропал, но голова и веки налились еще большей тяжестью.

– Что про тебя? Про тебя я ничего не знаю, только сдается мне, что ты свою пигалицу где-то потерял. Точно? Ты не жалей, ты в сто раз лучше сыщешь! На что тебе маленькая да очкастая?

Да что ты, папаша Пешо, понимаешь в женщинах! – хотел воскликнуть Леон, но у него не было сил на такую длинную фразу и на дальнейшие беседы, поэтому он снова спросил:

– Как я оказался в твоей телеге?

– Вот заладил! – Папаша Пешо всплеснул руками. – В телеге-то я тебя нашел, потому и не знаю, что с тобой прежде было. Ты много-то не пей, развезет. Я с туристами освежился, думаю, домой ехать надо, иду к телеге, а в ней ты лежишь, накидкой прикрыт. В стеганой куртке, в рубахе, но вроде как без штанов. Я получше пригляделся, нет, в штанах, только больно чудных, вроде чулок, и полосатых. Ну тогда я и вспомнил, как ты со своей пигалицей в маскерадных костюмах отплясывал… Ты чего, заснул сызнова, что ли? Спи, а мне по хозяйству надо…

От стариковской болтовни Леон действительно задремал, но мучительное похмелье не давало заснуть по-настоящему. И даже не переизбыток алкоголя в организме, а переизбыток чувств и событий последних трех дней. Он то проклинал наглую Жаннет, то принимался корить себя за мальчишество по отношению к Катрин, то неожиданно до слез желал ее… Потом почему-то в памяти всплыли вчерашний разговор с Зигрено и фигурка-“вассал” в его руке. И сразу, словно на мониторе компьютера, перед глазами возникли строки: “На правом берегу Туэ, близ Пуату с Анжу… Тишайший дю Белле… оружие”…

Конечно же! Недаром с самого начала у меня было ощущение, что я уже видел такого всадника! – осенило Леона. Зачем же я позволил себя уговорить не ехать в Монтрей-Белле? Надо было немедленно отправляться туда и перерыть все залежи старинного оружия! Или ночью сбежать из Шинона. А вместо этого я потащил Катрин на развалины, она чуть не простудилась под дождем… И потом, если бы мы вчера поехали с Франсуа в Монтрей-Белле, а не в Шенонсо, никакая Жаннет не сумела бы напортить…

Так, я сейчас встану, решил Леон, выпью еще стариковского вина и позвоню Белиньи, пусть срочно пришлет мне Франсуа с машиной, заскочу в Монтрей-Белле и переверну весь арсенал! А потом к ней, в Париж! Не может быть, чтобы она не поняла меня. Моя умница, моя королева…

Папаша Пешо отворял ворота, чтобы втолкнуть во двор телегу, когда пошатывающийся Леон вышел на порог его дома и спросил, где телефон.

– Чуть оклемался и сразу крале своей звонить? Герой! – похвалил папаша Пешо. – Только я телефон давно отменил. Кому мне звонить? Из замка позвонишь или из города. Ты с телегой-то мне поможешь?

– Эх, я пешком никуда не дойду. – Леон уныло опустился на порожек. – А у тебя нет нормальной машины или ты ее тоже, как телефон, “отменил”?

– Авто у меня есть, как не быть. Содержу в исправности.

К авто марки “ситроен” тридцать шестого года выпуска в хозяйстве папаши Пешо нашлась даже канистра бензина. Леон пришел в восторг от допотопной модели иссиня-черно цвета с обивкой в порыжевшую зелено-красную шотландскую клетку.

– Ты его вести-то сумеешь? Может, сперва супчику поешь? – Папаша Пешо бережно заливал бензин. – На ключи.

Леон вставил ключ в замок зажигания, проверил двигатель.

– Работает. – Он перебрался на соседнее сиденье. – Садись, папаша Пешо, поведешь свою колесницу.

– Ты что, Леон? Я последние тридцать лет только телегой управляю, я эти рычажки да кнопочки запамятовал давно.

Но Леон смотрел так умоляюще, что старик сдался и, поворчав больше для порядка, вывел машину за ворота. Затем вышел, с сомнением посмотрел на оставшуюся за пределами двора телегу, махнул рукой, старательно запер створки ворот, калитку, и древний “ситроен” покатил к дороге между Шером и городком Шенонсо.

– Я тебя до реки доставлю – сказал старик, – а ты уж сам как-нибудь по галерее, а то через город да через мост к парку больно долго. У меня дела, телега за воротами опять же…

Но Леон совершенно обескуражил старика, попросив отвезти его в Тур, а дальше он сам покажет дорогу.

– А зачем мне, скажи, с тобой в такую даль ехать? – растерялся старик. – Тебе-то чего там делать? Куда собрался с похмелья, почитай, без штанов…

– Папаша Пешо, милый, отвези! – взмолился Леон. – Туда-обратно, к вечеру вернешься, ничего с твоей телегой не будет. Я тебя отблагодарю, денег дам сколько захочешь. Пойми, я должен объясниться с Катрин!

– Вот с этого бы и начинал. А то денег! На что мне деньги? У меня все есть, вино – свое, сыр, молоко там, машина, как видишь. Много ли мне, старому, нужно? Я, конечно, не знаю, что там у тебя с твоей “королевой в пруду” вышло… Ладно, помогу, сынок. – Он похлопал Леона по плечу. – Показывай дорогу.

Глава 48, в которой папаша Пешо переспрашивает Леона

– Леон, сынок, ты уверен, что нас туда пустят? – в сотый раз переспросил папаша Пешо, притормозив прямо перед роскошной кованой решеткой внушительных ворот замка.

– Пустят, еще как пустят, – снова заверил его Леон и, выглянув из окна, помахал молодцеватому привратнику рукой. – Сколько можно тебе объяснять, что это все мое.

– С приездом, мсье маркиз, – поприветствовал привратник своего хозяина. – А мы вас и не ждали, – И электроника беззвучно раздвинула ворота Монтрей-Белле.

– Добрый день, Виктор. Рад вас видеть.

– Новая машинка для коллекции? Редкий экземпляр. – Виктор знал слабость хозяина к старым машинам и хотел сказать приятное. Незнакомый дед за рулем тоже не удивил его.

– Для коллекции? Может быть… Папаша Пешо, давай по аллее вверх, потом мимо фонтана и вон к тем ступенькам.

Ворота так же беззвучно сомкнулись. Сообщая по рации дворецкому о прибытии хозяина, Виктор видел, как редкий экземпляр медленно двинулся по аллее, но у фонтана почему-то остановился. И как эта колымага по дороге не развалилась? – с усмешкой подумал он.

– Леон, ты… вы… ой, простите, мсье маркиз. – Папаша Пешо, округлив глаза, смотрел на своего небритого пассажира в помятом актерском наряде и больше не мог вымолвить ни слова.

– Папаша Пешо, мы с тобой друзья, а друзья всегда на “ты”. Я тебе обо всем по дороге рассказал, ты не поверил. Дело твое, но с какой стати мне тебе врать? Ну успокойся, все хорошо, я дома. Ты у меня в гостях. Я же был твоим гостем? Был. Теперь ты мой гость. Так?

Папаша Пешо весь сжался и испуганно кивал.

– Поехали, поехали, – сказал Леон.

– Слушаюсь, мсье маркиз.

– Папаша Пешо, я тебя прошу…

– Если бы я раньше знал про вас, я бы… – “Ситроен” все-таки тронулся с места. – Я вам про Маркеса, а вы…

Леон рассмеялся и схватился руками за голову.

– Башка трещит! Что бы тогда? Так же пугался меня и не знал, как обратиться? И кто мне одалживал бы лодку? Кузину? Кто помог бы мне сейчас добраться до дому? Кто, в конце концов, называл бы “сынком” и стаканчиком поправлял мое здоровье? Да к кому бы я мог спьяну завалиться на телегу?

Папаша Пешо затормозил у парадной лестницы, нахохлился и, осмелев, произнес:

– Господа маркизы, которые настоящие, в пьяном безобразии по чужим телегам не валяются…

К машине уже спешил дворецкий, старательно сохраняя достоинство на холеном лице.

– Вот, как раз идет мсье Филибер Белиньи, он разделил бы твое мнение, – шепнул Леон, показывая глазами на дворецкого.

– Добро пожаловать, маркиз Коссе-Бриссак и Ла Тремуй, виконт д’Аркур, барон де Лонгевиль, граф Ла Мейре, сеньор де Мелен! – речитативом возгласил Филибер Белиньи и рукой в белой перчатке распахнул дверцу возле Леона.

Папаша Пешо тоже выбрался из машины, огляделся по сторонам, но, кроме него и Леона, вблизи никого не было.

– Добрый день, Белиньи. – Леон торопливо взбежал по ступеням и поспешил внутрь настоящего дворца.

Папаша Пешо все же остановился в дверях, с сомнением поглядывая на роскошные ковры и на свои видавшие виды ботинки. Леон обернулся и поманил его, на ходу отдавая приказания Белиньи: накормить их с мсье Пешо, передать Франсуа, чтобы тот к утру приготовил “линкольн” или “что там у нас на ходу”, и принести ему в малый кабинет адресную книгу Парижа.

– Я буду в нижних покоях, скажите Франсуа, чтобы заглянул ко мне. Как дела с туристическим бизнесом? Не хмурьтесь, Белиньи, я знаю, вы не в восторге от моих просветительских идей. И, пожалуйста, предложите кресло мсье Пешо.

Руки в белых перчатках придвинули кресло старику, а бесстрастный голос мсье Белиньи вещал:

– Во-первых, мсье маркиз…

– Пожалуйста, покороче, Белиньи, опустите остальные титулы, не тратьте время, – нетерпеливо перебил Леон.

– По вашему распоряжению вся прислуга, за исключением охраны, отпущена, вы не предупредили о своем приезде, поэтому я могу предложить вам только стряпню своей супруги.

– Хорошо, хорошо, Белиньи.

– Какое вино достать из подвала?

– На ваш выбор, и поторопите Франсуа.

– Но Франсуа тоже получил расчет, я смогу переговорить с ним только завтра. К тому же, чтобы вызвать его вчера, мне пришлось выдержать целую битву с его профсоюзным боссом, хотя сам Франсуа предпочитает работать у вас, мсье маркиз…

– Значит, завтра… Хорошо, с завтрашнего дня Франсуа снова работает у меня. И где адресная книга?

– На вашем столе в малом кабинете, мсье маркиз. – Леон бросился в соседнюю комнату, Белиньи последовал за ним. – Что же касается туризма, то я обязан поставить вас в известность о вчерашнем происшествии в арсенальной палате.

– Именно в арсенале? – Леон уже вернулся с адресной книгой в руках, Белиньи едва поспевал следом. – Надеюсь, никто не пострадал, мне очень не нравится сигнализация в арсенале, пойдемте, вы мне покажете и расскажете на месте, что там произошло, – донеслось до папаши Пешо уже из коридора.

Глава 49, в которой Белиньи советовал

– Я давно советовал заменить ее на более совершенную. По-моему, мсье маркиз, вчерашнего случая могло бы и не произойти, если бы своевременно… Позвольте, я включу свет…

– Да-да, что тут случилось?

Леон обвел внимательным взглядом знакомую с детства арсенальную палату. Та же шеренга рыцарей вдоль стен, те же стройные ряды пик и алебард, мечи, сабли, щиты, арбалеты, ружья. Застекленные витрины с оружием на красном и зеленом сукне.

– Смотрите, мсье маркиз… Вот я включаю дополнительную сигнализацию, и все экспонаты вдоль стен отделяются от нас видимым глазу лучом, пересекая который, – Белиньи рубанул по лучу ладонью, раздался пронзительный писк, – срабатывает предупредительный сигнал. А если я не пересеку луч, – он изогнулся над лучом и снял со стены какой-то клинок, – то, извольте видеть, сигнализация не сработает и я могу взять любой экспонат. Конечно, прибор на выходе из этого помещения заметит металл, но опять же, если я подниму металлический предмет над головой, прибор не отреагирует.

– Вы хотите сказать, что кто-то вынес оружие из арсенала? – занервничал Леон, вспоминая слова из тестамента про оружие, и снова обругал себя за мальчишество. – Какое именно? – Леон прошелся по палате, но вроде все было на месте.

– Если поставить сигнализацию, какую я осмеливался рекомендовать мсье маркизу, то экспонаты отделялись бы не таким ярким лучом, а невидимой и цельной стенкой, пересекая которую, злоумышленник получал бы удар током! Но лучше не пускать в арсенал туристов…

– И в замок тоже! Я вас спросил, что пропало, а вы мне толкуете про какие-то инквизиторские утехи!

– Ничего не пропало, мсье маркиз.

– Так в чем дело? Хотели украсть? Что именно?

– Я не уверен, что та особа хотела что-то украсть, просто она была излишне любопытна, пыталась потрогать экспонаты, и сигнализация срабатывала несколько раз…

– Что в этом ужасного? Вы сожалеете, что дама не получила удара током?

– Нет, дело в том, что, в очередной раз потянувшись вон к тем доспехам, она потеряла равновесие и упала прямо на них лицом вниз. Латы рассыпались в разные стороны, пришлось вызывать “скорую”, и, пока медики не приехали, она так и лежала животом на рукояти меча, не позволяя себя поднять.

– Она не пострадала?

– Нет, мсье маркиз… – Белиньи махнул рукой, – эта блондинка всего лишь сломала два ногтя. А шуму! В замке “скорая”, туристы в панике, потому что сигнализация верещала чуть ли не до приезда врачей. Мне пришлось даже на время отключать ее, иначе было невозможно вести экскурсии…

Но Леон уже не слушал Белиньи, он бросился к доспехам, на которые падала любопытная туристка, и схватил меч. Конечно, вот он, “вассал” моей королевы, я же много раз видел этот меч с инкрустированными всадниками по обеим сторонам рукояти, как же я мог о нем забыть! – досадовал Леон, поворачивая рукоять. Но на другой стороне вместо “вассала” оказалось только углубление с его контурами. Две сережки, перстень, подвеска, Катрин говорила про фигурку на ларце, пять, шестую показал ему вчера Зигрено…

– Белиньи, вы, кажется, упомянули, что та туристка была блондинкой? – Леон уже покинул арсенал и с мечом в руках стремительно шел по коридорам замка.

– Да, мсье маркиз.

– В белой джинсовой юбке и в белых спортивных туфлях?

– Простите, мсье маркиз, я не знал, что она ваша знакомая и что вы приедете именно сегодня, я предложил бы ей дождаться вашего возвращения…

– Белиньи, поскорее накормите нас с мсье Пешо, и принесите вина получше, мсье Пешо отлично разбирается в винах, – распорядился Леон, входя в комнату, где сидел растерянный папаша Пешо, не решавшийся закурить свою трубочку.

– Не желает ли переодеться мсье маркиз? – торжественно поинтересовался Белиньи.

Но Леон только рассеянно отмахнулся: потом, мол. Он был уже занят адресной книгой. Имя Катрин Бриссон носили всего лишь семь парижанок.

Глава 50, в которой я отключила телефон

Сделав предложение Зигрено, я отключила телефон. За моей спиной сразу заполыхали корабли и мосты. Что ж, они мне больше не нужны, я не собираюсь возвращаться на развалины воздушного замка.

Я пошла в кухню, приготовила себе суп из пакетика, но его вкус откровенного концентрата слишком напоминал Зигрено. Я открыла банку тунца – рыба оказалась не лучше. Мой любимый конфитюр тоже не лез в горло. Неужели все невесты теряют аппетит? Нет, в свой последний вечер свободы невесты приглашают подруг и устраивают девичник. Но моя вечная подруга Жюльет со своим Сержем и пятилетней Полин сейчас на Мальорке. Не требовать же от них прервать отпуск ради моего скоропалительного замужества? Коллеги по работе? Ни с одной из них у меня никогда не было близких отношений, благополучный Зигрено вызовет только зависть, а уж поделиться с ними моим портновско-археологическим романом просто немыслимо. Может, позвонить Ирэн Мосиньи и позвать ее с мужем провести со мной мой последний холостяцкий вечер? Им, конечно, я расскажу все, но тогда мне придется долго выслушивать кроткие увещания Андре по поводу того, что нельзя губить свою душу, выходя замуж без любви. Лучше всего поделиться своими сомнениями с племянницей, но моя любимая толстуха Иннес живет теперь с новым мужем в Бельгии, впрочем, она способна сорваться, чтобы проводить меня под венец.

При мысли об Иннес я даже повеселела, вспомнив ее жизненный принцип: “Если ты переживаешь, мыть тебе голову или еще денек походить с грязной, вымой, и проблемы не будет”. Кстати, где-то должны быть остатки вина, которое она принесла мне, наведавшись в Париж на Пасху со своим Жоржиком и с его “чудесно обретенным настоящим” папашей. Порывшись на полках, я извлекла на свет целых полбутылки мерло, а рядом обнаружила початую плоскую фляжку коньяка. Я что-то пекла на Рождество… Отлично, сейчас налью себе вина, позвоню Иннес, и мы поболтаем так, как если бы она сидела рядом со мной. Я даже представила ее: сидя в плетеном кресле, она внимательно слушает, склонив голову набок, а потом убежденно изрекает: “У тебя все хорошо: работа, крыша над головой, а теперь и муж. Правильно говорит твой нотариус, нечего тянуть, надо успеть родить. Назовешь ребенка Леоном. Слушай, а вдруг ты уже залетела от своего портного? Класс!”

Я даже помотала головой, настолько реально увидела и услышала Иннес. Я торопливо сделала несколько глотков вина и набрала длинный международный номер. Автоответчик меланхолично сообщил ее голосом, что никого нет дома, и предложил оставить сообщение.

– Я соскучилась, – сказала я и повесила трубку.

А вдруг во мне действительно уже живет частичка Леона, и через девять месяцев… Какой ужас, его ребенок будет называть папой Зигрено! “Ну и что? – заспорила со мной призрачная Иннес. – Это будет, во-первых, твой ребенок и ты будешь любить его, и, во-вторых, разве ты уже можешь сказать наверняка, что беременна? Вдруг ты в первую брачную ночь залетишь от мужа?” Но я не уверена, что смогу полюбить Гийома, хотя он очень порядочный человек, возразила я и сделала еще несколько глотков. Конечно, я постараюсь быть хорошей женой. “И отлично, он будет любить тебя, и вы оба вместе – ребенка. Я люблю Жоржика, и мне все равно, что мой муж не отец моего сына. Они оба любят меня, а я – их”.

Тебе повезло, мысленно сказала я отсутствующей племяннице, допивая мерло и чувствуя, что приступлю к коньяку, потому что сейчас я снова до боли любила Леона. Его руки, губы, волшебный бархатный голос, лучистые глаза, завитки волос на шее… На которой повисла эта наглая нимфа!..

Я с ожесточением принялась уничтожать консервированного тунца, запивая его казенный вкус коньяком, и вспомнила, как мы в Шиноне по очереди пили коньяк прямо из бутылки у старика-сторожа. И как я умела летать в ту ночь, и что “королеве не нужно доказывать, что она королева”. Я всхлипнула, а потом разревелась в голос, упав головой на кухонный стол…

Вокруг меня из полной темноты выступали замшелые каменные плиты, кованые ступени вели вниз, а из глубины лился голубоватый свет. Я оглянулась – сзади была полная чернота – и принялась спускаться. Но вдруг лестница круто повернула снова вверх, и голубоватое мерцание манило меня уже оттуда. Я ускорила шаг и наконец выбралась на залитую ярким солнцем площадку какой-то башни. В середине площадки стояло то самое старинное кресло из башни Маркеса, и человек в нем, как тогда, сидел ко мне спиной. “Папаша Пешо!” – окликнула я и обогнула кресло. Но вместо знакомого старика в костюме Маркеса там оказалась нимфа Жаннет, а на ее коленях – Леон. Почему-то он был ростом не больше метра, мерзко хихикал и пускал слюни. Я хотела спросить, что она с ним сделала, но вдруг небо потемнело, сверкнула молния, зарокотал гром, башня покачнулась у меня под ногами, и я полетела в бездну…

Я проснулась за кухонным столом от собственного крика, болела затекшая спина. Передо мной стояла рюмка, полная коньяка, а в стеклянной фляжке не было ни капли. Я выпила коньяк, потушила свет и прямо в халате легла в постель. Заснула я сразу.

Я снова опускалась и поднималась по узкой лестнице в стене и опять оказалась на той же самой башне с острыми зубцами на фоне ярко-голубого неба. В том же самом кресле ко мне спиной сидел человек. Это Жаннет, сообразила я, подкрадусь и задушу ее. Леон сразу станет таким же, как раньше. Но человек поднялся во весь рост и повернулся ко мне. Это был мой покойный отец, но почему-то в старинном генеральском мундире с эполетами. Отец весело улыбнулся мне и, подняв над головой сияющий золотом кубок с выгравированной надписью: “Милому папочке. 200 лет Миланскому ипподрому”, басовито провозгласил: “За тебя, дочка, и за твоего Леона!”. Я хотела броситься отцу на шею, уж если он взялся за дело, то обязательно сумеет вернуть мне Леона, но вдруг где-то пронзительно зазвонили колокола и башня задрожала от стука…

Я проснулась. Настойчиво верещал звонок, в дверь даже стучали. Это Леон, папа помог мне! Я метнулась в прихожую.