Текст книги "Факел Геро"
Автор книги: Ната Астрович
Соавторы: Ната Астрович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
– Приветствую тебя, моя любимая жёнушка. Рад видеть тебя в добром здравии.
По хрипотце в его голосе Федра догадалась – она взволновала его, щёки женщины вспыхнули, и она, задыхаясь от радости проговорила:
– Добро пожаловать домой, мой супруг, мой господин!
Чтобы немного разрядить накалившуюся обстановку, ибо он готов был прямо сейчас, не дожидаясь ночи, исполнить свой супружеский долг, Идоменей протянул Федре свиток:
– Вот. Письмо от сыновей. Прости, что задержал это драгоценное послание у себя, не хотел, чтобы чужие равнодушные руки касались его.
– Благодарю…
Федра выхватила письмо из рук мужа и направилась к окну, на ходу разворачивая свиток. Читала долго, то и дело целуя строчки и роняя слезу. Идоменей терпеливо ждал, когда она закончит.
– Они счастливы там, – сказала она, – и совсем не скучают обо мне.
– Это не так, – мягко возразил Идоменей.
– Устала одна, даже поговорить порой не с кем. Надолго ли ты домой, Идоменей?
– Хочу остаться зимовать в поместье.
– Разве ты не едешь вместе с Агафоклом в Ольвию?
– Нет. Планы изменились, твой племянник уехал в Ольвию один.
– Почему же он мне ничего не сказал?
– Как давно ты видела его?
– Давно… – задумчиво произнесла Федра, – но он регулярно мне писал. Вот, – женщина извлекла из шкатулки для писем свиток и протянула его Идоменею.
Едва взглянув на послание, Идоменей узнал почерк Кодра и выругался про себя. Неблагодарный мальчишка! Не удосужился собственноручно написать той, что всегда любила и защищала его.
– Не беспокойся ни о чём, Федра. Агафокл будет жить у моего друга, и тот присмотрит за ним.
– И всё же я не понимаю, отчего ваши планы переменились.
– Федра, мы так решили!
Этой короткой ёмкой фразой, Идоменей подвёл черту. Он очередной раз дал жене понять, что на мужскую территорию ей доступ закрыт, она сколько угодно может сетовать и плакаться, но решать все важные вопросы он будет без её согласия и участия. Федра посмотрела на мужа, не рассердился ли? Идоменей через её голову глядел в окно. Женщина проследила за его взглядом и сердце её упало. Хиона с Тавриском весело бегали друг за дружкой вокруг бассейна.
– Может быть объяснишь мне, что эти дети делают на верхних террасах?
– Мальчика зовут Тавриск, он из посёлка рабов, а девочка… она тоже рабыня.
– Я догадался, что дети рабы. Не понял только, почему они разгуливают около наших домов.
– Идоменей, хотела тебе написать, но подумала, что лучше всё объяснить при встрече. Эту девочку-рабыню мне подарил Агафокл, он решил, что мне будет не так одиноко без моих мальчиков…
– Агафокл решил? – в голосе Идоменея была насмешка, – неужели он способен что-то решить?
– Идоменей! Прошу! Не говори плохо о моём племяннике, ты меня обижаешь! Он просто хотел утешить меня и предложил взять к себе воспитанницу, а я согласилась.
– Федра! – Идоменей нахмурился, – Ты знаешь о моих правилах, в Тритейлионе никто не может поселиться без моего разрешения! Это не просто прихоть, это необходимая предосторожность! Всех рабов я выбираю лично, мне нужна уверенность, что в мой дом не проникнет подстрекатель или бунтовщик. Неужели ты не понимаешь, что я не смогу чувствовать себя спокойно, зная, что в поместье в моё отсутствие может вспыхнуть мятеж, что можешь пострадать ты!
– Идоменей, я не хочу спорить с тобой, потому что ты прав! Но какую угрозу может представлять для нас эта маленькая девочка?
– Федра, ты не поняла. Дело не в ребёнке, а в нарушении правил. Если мы, хозяева поместья, не будем соблюдать установленные нами законы, то вскорости их не будет соблюдать никто.
– Я не оспариваю твоих прав решать, кто может жить в поместье, кто нет, но ты забыл, что и у меня есть права. И этими правами наделил меня ты! Разве не ты говорил, что в гинекее я хозяйка, и могу приближать к себе, кого захочу.
– Это так, – кивнул мужчина.
– Тогда… я могу её оставить…
– Нет! Ты можешь взять в гинекей любую рабыню, но эта рабыня должна быть из нашего поместья. Когда ты захотела эту рыжую девушку, как её…
– Клитию.
– Да, Клитию. Разве я был против?
Федра замолчала, ей нечего было возразить Идоменею, она по опыту знала – всё, что касается жизни в поместье для мужа свято, потому и симпосии, и дружеские пирушки он устраивал только в городском доме.
– Идоменей, неужели ты не позволишь…
Мужчина вздохнул.
– Мне так жаль её… я уже успела привязаться к ней…
– Федра, прошу тебя вспомнить о том, что хорошая жена не должна ставить своего мужа в неудобное положение. Мне нелегко отказывать тебе, особенно сейчас, после долгой разлуки…
Федра с грустью смотрела вниз на маленькую светловолосую девочку, с которой ей по всей видимости предстояло расстаться.
– Как я должна поступить?
– Отправь её к хозяину.
– К Агафоклу? Но он в Ольвии!
– В его городском доме остались слуги, они позаботятся о ней, а по возвращению Агафокл пусть сам думает, что с ней делать.
Глава 22. Когда ночь властвует над днём
Рабы внесли в покои Федры тяжёлые сундуки и удалились. Идоменей открывал одну за другой крышки сундуков и доставал оттуда подарки для жены. Здесь были и тончайшие восточные ткани ярких расцветок, и прозрачный воздушный виссон, который ценился наравне с золотом. И расшитые шёлковыми блестящими нитями шали, и витые пояса с кисточками. Длинная шерстяная накидка, отороченная по краям серебристым лисьим мехом. Широкий кожаный ремень красного цвета с золотыми вставками и подвесным кошелём для монет и мелких предметов. Сапожки тончайшей выделки с золотой и серебряной вышивкой, веер из тонких костяных пластин с инкрустацией, а также множество мелких предметов – заколок, булавок, баночек с притираниями, флакончиков с редкими ароматами, гребней, щёточек для ногтей и крохотных платочков для утирания губ.
Федра разглядывала подарки, вертела в руках веер, смотрела ткани на свет, прикладывала к себе, восхищалась мастерством неизвестных ей рукодельниц и неустанно благодарила мужа за щедрые подарки. Идоменей смотрел на Федру, и его не покидало чувство, что радость жены наиграна, что думает она о чём-то другом. Неужели обиделась, что не позволил оставить подле себя эту девчонку? Значит, рабыня, что подарил ей Агафокл, милее, чем его дары? Это открытие несколько обескуражило Идоменея. Агафокл, жалкий глупец, отправленный в ссылку, здесь, в его доме, взял верх над ним, над Идоменеем! Поистине, женское сердце – бездна! Он решил откланяться, сославшись на накопившиеся в его отсутствие дела. Только Идоменей вышел, Федра тотчас отбросила от себя накидку, что держала в руках. Скрипнула дверь, в комнату вошла Галена и замерла в восхищении:
– Госпожа! Сколько добра привёз вам господин Идоменей! До ночи придётся разбирать. Может, позвать Клитию и эту… новенькую рабыню, пусть помогут.
– Не надо никого звать. Сами справимся, – резко ответила Федра.
Галена догадывалась о причинах недовольства своей госпожи. Служанка ждала, что Федра, как обычно, начнёт плакать и жаловаться на чёрствость мужа, но женщина молчала. «Она что-то задумала», – решила служанка, – «Но что? Всем известно – господин Идоменей никогда не отменяет своих решений».
К вечеру погода испортилась, небо заволокло тучами, резко стемнело, словно после дня, минуя вечер, наступила ночь. Сильный восточный ветер, предвестник перемены погоды, по-хозяйски проверял крепость закрытых ставней и дверей. Идоменей накинул тёплый халат на тонкую, персидского кроя рубашку, сунул ноги в меховые тапочки. Много раз хоженым путём он направился к гинекею, дошёл до покоев жены, никого не встретив на своём пути. В покоях Федры было темно, лишь в глубине опочивальни неровным светом горел ночник, и в жаровне поблёскивали чёрно-красные угли. Тонкий запах благовоний витал в воздухе. Хозяйка покоев сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы, которые тёмным плащом укрывали спину женщины до самой поясницы. Широкий вырез полупрозрачной рубашки открывал шею и плечи. Увидев мужа, Федра хотела подняться ему навстречу, но он остановил её. «Подожди», – прошептал Идоменей одними губами и, положив на столик перед нею свёрток из красной шёлковой материи, быстро развернул его. Между пурпурными складками шёлка мягко мерцали крупные каплевидные жемчужины. Идоменей отвёл прядь волос Федры и обвил её шею драгоценным ожерельем. Семнадцать жемчужин в серебряной оправе тяжело легли на грудь Федры, но ещё тяжелее стало дыхание мужа, когда он спустил рубашку Федры, обнажив её тяжёлые круглые груди с тёмными розовыми сосками.
Идоменей проник в её горячее влажное лоно, едва они возлегли. Двигался медленно, чтобы она ощутила всю полноту его власти, Федра послушно подчинилась его ритму. И вот они уже неслись в плотном звёздном потоке, всё крепче прижимаясь друг к другу. Почувствовав, что она уже на краю, он отпустил себя, Федра глухо застонала. Их объятья ослабли, тела сделались невесомыми, и они вдвоём, словно птицы, воспарили над землёй. Освобождённый, расслабленный он отстранился от неё.
Федра первой пришла в себя, прикусила губу, чтобы не рассмеяться, фигурка резного Эрота выглядывала из складок балдахина. Лицо спутника Афродиты выглядело удивлённым. «Чему ты удивляешься, божок?» – мысленно спросила Федра, и тут же ответил за него, – «Знаю, порядочная эллинская жена не должна так открыто желать своего мужа. Ведь огненный эрос – это прерогатива жриц любви, а мы, жёны, созданы лишь для ведения хозяйства и рождения наследников. Пусть так! Кто делит ложе с моим мужем в дальних странах, знать не хочу, но здесь, в Тритейлионе, он мой!» – Федра с вызовом взглянула на Эрота. Первая мысль Идоменея, когда он открыл глаза, была своеобразным ответом жене: «Сирита ничего не понимает в любви, разве могут сравниться угодливые ласки рабыни с этими жаркими объятиями». Заметив, что Идоменей пошевелился, Федра натянула на себя покрывало, прикрыв наготу. Идоменей рассмеялся, его забавляла стеснительность жены. Он принялся целовать её лицо, Федра немного отодвинулась от мужа и спросила:
– Ты останешься до утра?
– Как ты захочешь, – ответил он, осторожно касаясь кончиками пальцев её губ, немного распухших от его поцелуев.
– Хочу, чтобы остался…
– Вот только поднимусь я рано, как бы тебя не разбудить.
– Зачем же рано?
– Завтра ко мне придут рабы с прошениями…
– Завтра ты их примешь? В какое время?
– С самого утра.
– Тогда спи…, а я буду оберегать твой сон.
Федра подперев голову рукой, смотрела на лицо мужа, белевшее на подушке, на его волевой подбородок, на крупные губы в обрамлении усов и бородки, а когда-то он не носил бороды. Первый раз она увидела своего будущего супруга в доме отца, а до этого только слышала о нём. Отец нахвалиться не мог на своего молодого управляющего, и грамотен, и умён, и устали не знает – с раннего утра до поздней ночи на ногах. Несмотря на то, что отец Идоменея тоже торговлей промышляет, он с родителя денег не тянет, зарабатывает сам, и заработанное вкладывает разумно. Не раз тайком, через приоткрытую дверь отцовского кабинета, наблюдала Федра за молодым человеком. Видела его только издали, но сердце уже догадалось – это он.
В ту пору ей было уже восемнадцать – засиделась в девицах, все подружки замужем давно, а она даже не засватана. Женихов много всегда было, шутка ли, самая богатая невеста. Такого приданого во всей Таврике не сыскать! Лицом и статью тоже вышла, кость немного тяжеловата, но зато женщины с такими фигурами обычно здоровы и плодовиты. Макарий сватам ответа не давал, сначала жалко было дочку – слишком молода, потом от неведомой болезни, слегла мать Федры и некому стало вести дом. Брата женили рано, он родился слабым и всю жизнь хворал. Макарий надеялся, что сын успеет произвести на свет наследника, так и случилось – родился Агафокл, а через год молодой отец умер, за ним в царство теней последовала его жена, так и не оправившаяся от родов.
Неведомыми для неё путями, отец узнал, к кому сердце его любимицы потянулось, ей ничего не сказал, но про себя дочкин выбор одобрил. Крупного состояния его управляющий ещё не нажил, но Макарий чувствовал – это птица высокого полёта. Сам поговорил с отцом молодого человека, мужчины быстро поладили. Федра чуть сознание не потеряла, узнав, что Идоменей посватался к ней. Она не была наивной и понимала, что отец поспособствовал этому сватовству. До самой свадьбы гадала, есть ли у её будущего супруга хоть какие-нибудь чувства к ней.
Свадебный факел дрожал в руке Федры, стоящий рядом Идоменей взялся за древко, укрепил его своей сильной рукой. Так, держа вместе факел, они вошли в его дом, чтобы зажечь наполненный хворостом семейный очаг. То чего она так ждала и боялась, свершилось быстро и почти безболезненно. В свадебную ночь она познала не только тело мужа, но и своё. Все радости чувственного мира открылись перед ней, и её супругу не приходилось тратить много времени, чтобы довести её до блаженства. Те поцелуи, что дарил он ей на свадебном ложе, она помнила до сих пор, и от этих воспоминаний кожа её горела огнём, а внизу живота, наоборот, холодело.
Федра заснула перед самым рассветом, сквозь сон слышала, как заворочался Идоменей, как потянулся и зевнул. Она ощутила, как его рука проникла под покрывало, скользнула по её талии, животу, поднялась к груди. Федра сонно запротестовала, Идоменей склонился над её ухом и прошептал: «Спи». Он взял её сонную, это было так пронзительно сладко, что Федра почувствовала, как внутри неё рождается крик, она закусила зубами кончик подушки, мычала, стонала, не давая крику вырваться наружу. Федра не открыла глаза, даже когда Идоменей уходил. Распластанная, обессиленная она лежала на кровати, деревянный Эрот беззастенчиво смотрел на её обнажённое тело.
За ночь ветер нагнал туч, и они низко висели над землёй, ветер немого утих, но при этом сильно похолодало. В ротонде уже стояло тяжёлое кресло с высокой спинкой и подлокотниками, Гектор застелил его лохматой медвежьей шкурой, чтобы хозяин не замёрз, пока будет принимать посетителей. Внизу, на лестнице, уже выстроились в очередь рабы. Подошёл Нисифор с восковой табличкой в руках, он поприветствовал низким поклоном своего господина и кивнул Гектору. Идоменей сел в кресло, слуга хотел укрыть его ноги медвежьей шкурой, но мужчина отмахнулся от него. Нисифор с табличкой присел на ступеньку ротонды у ног своего господина, обычно на приёме он брал на себя роль секретаря.
– Не повезло сегодня с погодой, – зябко поводя плечами, сказал Идоменей.
– Господин, если совсем замёрзнете, то… – Гектор вытащил из-за пазухи флягу, – у меня есть подогретое вино для вас.
– Ты, как всегда, предусмотрителен, мой друг. Но не будем тянуть, кто там первый? Зови!
Идоменей давно завёл эту традицию – выслушивать жалобы и просьбы рабов. Он чувствовал себя патриархом, который, как в стародавние времена, был не только главой своего рода, но и всей общины. Тогда рабы, несмотря на своё зависимое положение, считались членами семьи и ели со своими хозяевами за одним столом. С тех пор многое изменилось, многолетними войнами были охвачены огромные территории, каждый день рынки пополнялись несчастными – жителями разорённых городов и взятыми в плен воинами. Из-за переизбытка рабов цены на них пошли вниз, вместе с ценой упала ценность жизни самого раба, теперь они торговались наравне со скотом.
Появились философы, оправдывающие столь жалкое положение невольников относительно свободных людей. В гимнасиях мальчиков учили, что раб та же корова, только говорящая. Идоменей, несмотря на то, что был таким же рабовладельцем, как и большинство его сограждан, считал, что незавидная участь стать рабом в этом шатком мире может постичь любого. И тогда, вчерашний свободный гражданин окажется на рыночном помосте с ценником на шее.
Получив возможность самостоятельно вершить суд, Идоменей старался не злоупотреблять своим правом. Он был строг, но справедлив, любой в поместье мог просить хозяина о помощи и снисхождении. Кнутом наказывали только за очень большую провинность, такую, как воровство или насилие, если наказанный не исправлялся, то его везли на рынок. Жители посёлка рабов знали, что за честную службу их могут отпустить на свободу, но те, кто получил вольную, как, например, Гектор и Галена, редко покидали своих хозяев. За время существования поместья навсегда уехали только двое мужчин, они пожелали вернуться на родину, и о дальнейшей их судьбе ничего известно не было.
Федра так и не уснула после ухода мужа, но вставать тоже не торопилась, нежилась в постели, ворочаясь с боку на бок. Подумала о жемчужном ожерелье, которое не успела толком вчера рассмотреть. Федра улыбнулась вспомнив, как любовный вихрь захватил их. Подошла к столику с зеркалом, на все движения её тело отзывалось приятной ломотой. Жаровня потухла, в комнате было прохладно, но Федра не торопилась набросить на себя халат. Нагая, с ожерельем на шее она подошла к чёрному каменному зеркалу и принялась рассматривать своё лицо и тело. «Всё это он любил. Любит», – сказала она своему отражению. Совсем озябнув, она укуталась в халат из пушистой мягкой ткани и позвала Галену.
– Вы встали рано, госпожа, – сказала служанка, заглядывая Федре в лицо, – Как провели ночь? Хорошо ли спали?
– Совсем не спала, – сказала она, и щёки её порозовели, – ну, ничего, отосплюсь потом. Сегодня много дел нужно успеть.
– Могу ли я узнать, госпожа, что за дела?
– Можешь, но сначала сходи, разбуди Клитию с Хионой, потом зайди на кухню пусть несут завтрак, что-нибудь простое, я тороплюсь.
Пожав плечами, Галена вышла из покоев своей госпожи.
– Госпожа, вы звали? – Клития поклонилась.
Её примеру последовала и Хиона. Федра подозвала к себе девочку и ласково погладила её по щеке.
– Клития, принеси ту голубую тёплую накидку, что я отдала Хионе. И поторопись, милая.
– Вот, госпожа, –вернувшаяся Клития, протянула Федре накидку.
– Клития, укутай хорошенько Хиону, на улице холодно – и повернувшись к Галене, попросила, – помоги ей.
В это время Федра завернулась в накидку из лисьего меха, что привёз вчера Идоменей. Взяв девочку за руку, она сказала:
– Мы уходим.
– Куда вы её ведёте, госпожа? – вырвалось у Клитии.
Девушка знала, что господин Идоменей приказал отвезти маленькую рабыню обратно в город. Клития ничего не сказала своей подружке, но сама не раз плакала украдкой. Федра не стала отвечать рабыне. Когда хозяйка Тритейлиона с девочкой вышли из комнаты, Галена принялась распекать Клитию, за то, что она посмела расспрашивать госпожу.
Идоменей всё же позволил Гектору укрыть ему ноги шкурой, за время сидения в кресле он совсем замёрз. Нисифор, как нахохлившийся воробей сидел у ног своего господина и держал в негнущихся пальцах стиль.
– Вот и всё! – воскликнул хозяин, когда за спиной последнего посетителя захлопнулась калитка.
– Идёмте скорее домой, в тепло, господин. После столь долгого сидения на ветру немудрено заболеть.
– Господин! – Идоменей узнал голос жены и обернулся на зов.
Увидев, что Федра приближается к нему, ведя за руку ребёнка, он понял всё. И почему она так быстро уступила ему, не став протестовать против отъезда маленькой рабыни, и почему больше не обращалась к нему с просьбой, хотя ночью он ждал, что она снова начнёт умолять оставить девочку в Тритейлионе. Нет! Она выбрала иной способ, и обращалась к нему сейчас не как к мужу, а как к господину, хозяину Тритейлиона.
– Господин! – повторила Федра подойдя к ротонде, – это бедное дитя просит о вашей милости…
– Федра…
– Несмотря на то, что она ещё очень мала, ей многое пришлось пережить. Её похитили из родного дома, а затем несколько раз перепродавали. Она переходила из рук в руки, жила неизвестно в каких условиях, пока не очутилась здесь, в Тритейлионе, под вашим покровительством.
– Федра…
– Господин, она могла бы поведать вам многое, если бы успела выучить наш язык. Но бедняжке пока трудно связно рассказать вам о своих несчастьях и поэтому за неё говорю я… Прошу вас господин, не отсылайте её туда, где о ней не смогут хорошо позаботиться.
Мужчина взглянул на девочку, она, не понимая, что сейчас решается её судьба, бесстрашно разглядывала его своими светлыми прозрачными глазами. Удовлетворив своё любопытство, она перевела взгляд на Гектора и уголки ей губ тронула улыбка. Гектор сейчас имел комичный вид, окончательно замёрзший на холодном ветру мужчина был укутан с головой в несколько накидок, из-под этого разноцветного кокона торчали худые ноги в сандалиях. Слуга Идоменея не успел найти свои сапоги, и ему пришлось провести утро в неподходящей для таких холодов обувке.
– Федра, – Идоменей спустился по ступеням ротонды и вплотную подошёл к жене.
От её волос пахло так же, как ночью. Вокруг губ он заметил мелкую россыпь розовых прыщиков – следы от его бороды и усов.
– Скажи, это так важно для тебя? Чтобы она осталась?
– Идоменей, для меня важнее всего, чтобы между нами не было больше обид и недомолвок. Когда ты не пожелал говорить со мною и увёз сыновей в Афины, я подумала, что ты больше не любишь меня…
– Ты так подумала? – нахмурился мужчина.
– Прости.
– Что ж теперь? Изменилось ли твоё мнение?
– Я поняла, что ошибалась.
– А если я оставлю это дитя в Тритейлионе, то ты окончательно уверуешь в мою любовь к тебе? – насмешливо проговорил Идоменей. – У меня, видимо, осталась только одна возможность доказать свои чувства – потакать тебе во всём.
– Нет, Идоменей, – Федра предпочла не заметить насмешки, – я знаю, ты всегда поступаешь, как считаешь нужным, без оглядки на кого-либо, и никогда не меняешь своих решений. Но ещё я знаю, что ты великодушен, и великодушие твоё происходит от осознания своей силы. Ибо только очень сильные люди могут снисходить к слабым.
Глава 23. Боги Тритейлиона
– Он кто? Бог?
– Не совсем, но в Тритейлионе он как бог. Здесь ему принадлежит всё: и дома, и поля, и сады, и виноградники, а ещё лошади, овцы и другая скотина. Рыба, проплывающая у берегов поместья, также принадлежит ему. Ты, я, другие рабы, тоже его собственность.
– Он как Зевс?
– Ну, нет! Настоящие боги бессмертны, а наш господин смертен, как все люди.
– Господжа говорила, что боги живут на горе и дом господина тоже на горе, – не унималась девочка.
– Это совсем другая гора, Хиона.
– Другая? – разочарованно переспросила девочка.
– Гора на которой живут боги, находится далеко отсюда, за понтом, – Клития махнула рукой в сторону моря.
– Если он не бог, то почему его все боятся и слушаются? Даже господжа!
– Он хозяин и для госпожи, потому что он её супруг, – терпеливо объясняла Клития.
– А я? Кто я?
– Ты рабыня!
– Это значит – я плохая?
– Нет, ты не плохая, Хиона, – Клития прижала девочку к себе, – просто ты ещё маленькая и многого не понимаешь, ну, ничего, научишься всему со временем.
– Он меня не любит!
– Господин не должен любить рабов, он любит только госпожу и своих сыновей, а мы всего лишь обязаны ему хорошо служить.
Хиона вздохнула, несмотря на то, что Клития старалась ей всё объяснить, она никак не могла понять, почему жизнь в Тритейлионе с приездом господина Идоменея, для неё так изменилась. К ней больше не допускали Тавриска, не разрешали бегать по саду, который она только-только начала изучать. Большую часть времени она теперь проводила в гинекее, в покоях госпожи. Галена пыталась усадить её за вышивание, Хиона думала, что стоит ей взяться за иглу и стежки лягут сами собой, но увы! Она лишь пальцы исколола, да ткань в пяльцах кровавыми пятнышками запачкала. Госпожа посчитала, что рано ей учиться вышивать, велела Галене принести коробочку со спутанными клубочками и приказала Хионе разобрать их по цветам. Эта работа ей больше понравилась, чем вышивание, но бегать с Тавриском всё равно было интереснее. В сад теперь она выходила только в сопровождении Клитии, госпожа наказала девушке строго следить, чтобы Хиона не попадалась её мужу на глаза. Когда рабыни случайно встречали на своём пути хозяина Тритейлиона, Клития хватала девочку за руку, и уводила её к гинекею или увлекала в боковую аллею. Уставшая от запретов Хиона спросила свою подругу, когда она снова сможет свободно гулять по саду и террасам? Клития ответила:
– Когда господин Идоменей уедет из Тритейлиона.
– Когда же он уедет, Клита? – наивно спросила девочка.
– Так нельзя говорить, Хиона! – рассердилась девушка, – я тебе много раз повторяла, что хозяин здесь он! Когда захочет, приедет, когда захочет, уедет. Знай, что с позволения господина ты осталась в Тритейлионе, иначе тебя отправили бы обратно в город.
– В город? – испуганно спросила девочка и замотала головой. – Нет! Я не поеду! Я не хочу в город!
– Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала, моя маленькая подружка. Я успела к тебе привязаться, ты мне стала как сестричка, поэтому прошу, слушайся госпожу и меня. Не подводи нас.
– Хорошо, Клита, – бросилась Хиона девушке на шею, – я буду слушать господжу, и тебя буду слушать.
С самого утра Идоменей отсутствовал в верхнем Тритейлионе, в сопровождении управляющего Нисифора он совершал объезд своего поместья. Стоял погожий солнечный день, Федра разрешила Клитии с Хионой воспользоваться моментом, чтобы прогуляться по саду. Рабыни остановились у бассейна, в его потемневшей воде плавали жёлтые листья. Каждой утро приходила рабыня из посёлка и вылавливала их сачком, но на следующий день листьев становилось ещё больше. На той стороне бассейна – андрон, туда Хионе строго–настрого запрещено ходить. Приземистое одноэтажное здание с прямоугольной верандой перед входом, совсем не походило на жилище бога, дом госпожи намного больше и красивее.
– Клития, Хиона, идите скорее, госпожа зовёт! – услышали рабыни голос Галены.
В своих покоях Федра встретила их с большим мотком разноцветных лент.
– Послезавтра праздник, в честь Гермеса-Прибыльного во время празднования состоится процессия и жертвоприношение Гермесу. Так как цветов в саду почти не осталось, я подумала, что гирлянды для украшения храма и алтаря можно сплести из лент и бахромы. За работу мы примемся прямо сейчас, нужно разобрать эти ленты, разложить их по оттенкам, затем разгладить, потом мы приступим к плетению. Хиона, – обратилась Федра к девочке, – ты будешь относить ленты Галене на кухню и ждать, когда она их выгладит, затем приносить их нам обратно. Когда мы займёмся плетением гирлянд, я расскажу вам об этом празднике.
– Гермеса-Прибыльного в Тритейлионе мы почитаем, как бога плодородия, счастливого случая, удачи и, конечно же, прибыли, которая извлекается из наших общих трудов. Гермес также является прислужником богов, с особым рвением он служит своему отцу Зевсу, выполняя его поручения. Ещё он доносит до ушей своего божественного отца наши мольбы и подаёт к его столу блюда, приготовленные из животных, что мы принесли в жертву на алтаре. Перед праздником необходимо посетить купальню и совершить омовение, затем одеть чистую нарядную одежду. Также необходимо нарядить жертвенное животное, чтобы подношение понравилось богам. В корзине, украшенной бантами будет лежать нож, посыпанный ячменной крупой, эту корзину к алтарю понесёт молоденькая невинная девушка. Клития, – обернулась Федра к рабыне, – мне хотелось, чтобы ты понесла эту корзину.
– Я?! Госпожа…, – девушка захлопала глазами, – вы доверите мне нести корзину с жертвенным ножом?
– Почему нет? Разве ты не достойна? – Не знаю, госпожа… я боюсь не справиться…
– Ты справишься, милая. Мы всё с тобой отрепетируем. Не бойся!
– Благодарю, госпожа, – девушка покраснела от удовольствия.
– А я, господжа? Я буду нести корзину, как Клита?
– Ты тоже будешь участвовать в процессии, Хиона. Господин Идоменей, мой супруг, возглавит наше шествие, и мы вслед за ним взойдём на храмовую террасу. В это же время с противоположной стороны к храму подойдёт процессия рабов из посёлка с Нисифором во главе. Прямо перед ступенями храма две наши колонны соединятся, и с этого момента начнётся праздничное богослужение.
– А что будет в моей корзине, господжа? Тоже нож?
– Нет, милая, ты понесёшь в своей корзине угощение для Гермеса – медовые лепёшки, орехи и виноград. Выложив перед богом свои дары, ты сможешь обратиться к нему с молитвой, попросить исполнить твоё желание.
– И он всё расскажет Зевсу?
– Да, Хиона, молодец! Ты всё правильно поняла.
В эту ночь девочка долго ворочалась в постели, слова госпожи никак не выходили из её головы. Можно ли попросить Гермеса, чтобы ей разрешили снова играть с Тавриском и разгуливать по поместью? Или лучше пусть сделает так, чтобы господин Идоменей уехал..., а может, всемогущий бог сумеет заставить хозяина Тритейлиона полюбить её?
Утром Клития шепнула ей, что госпожа в прекрасном настроении оттого, что господин Идоменей всю ночь провёл в её покоях. Хиона хоть не поняла, какая связь между ночёвкой господина в гинекее и хорошим настроением госпожи, но тоже заметила, что хозяйка Тритейлиона просто светится от счастья. За утренним туалетом, Федра улыбалась и время от времени принималась напевать вполголоса. «Наверно, госпожа опечалится, если он уедет», – вздохнула девочка, а ей очень не хотелось расстраивать свою добрую госпожу.
Суета, царившая в предпраздничный день, никак не давала сосредоточиться и решить с какой просьбой ей обратиться к богам. Хиона хотела поговорить с подругой, но Клитии было не до неё. В предвкушении от завтрашней процессии, девушка была сама не своя, она перебрала все свои платья и чуть не расплакалась, когда поняла, что для такого торжественного случая у неё нет подходящего наряда. Когда же госпожа пообещала найти ей хитон и красивую накидку в своих сундуках, то Клития так развеселилась, что принялась целовать и тормошить свою маленькую подружку, приговаривая: «Вот он завтра меня увидит! Вот увидит!»
– Кто он, Клита?
– Я тебе всё расскажу позже. Сейчас нельзя, а то желание не сбудется. Понимаешь?
«Не сбудется? Вот как? Значит нужно действовать тайно, чтобы никто не узнал? – задумалась Хиона. – Клита, говорит, что господин Идоменей не бог, но, может быть, она ошибается? И его можно задобрить, как бога, поднеся какой-нибудь дар? Но какой? Из той вкусной еды, что готовит кухарка, он может взять себе, что пожелает. Красивые наряды и дорогие вещицы, что хранит в своих сундуках госпожа, привозит ей господин. Цветы в клумбах тоже принадлежат господину Идоменею, как и все остальные растения Тритейлиона. Что можно подарить тому, у которого всё есть?» –Хиона посмотрела в сторону андрона. Что если… Ей очень хотелось посоветоваться с Клитией, но тогда желание не сбудется!
Дверь андрона оказалась не запертой, Хиона вошла внутрь и огляделась. Просторная комната с очагом, ложе-клинэ, низкий столик, на полу ярко-красный с чёрной окантовкой ковёр. Вдоль одной стены, от пола до потолка, полка со свитками, их здесь намного больше, чем в покоях госпожи. У противоположной стены тоже полка, на которой в хаотичном порядке расставлены статуэтки, узкогорлые сосуды с рисунками, серебряные блюда с тонким орнаментом. У окна кресло, накрытое медвежьей шкурой, в этом кресле восседал господин Идоменей в то утро, когда госпожа привела её к ротонде. Девочка заметила тёмный проём, который вёл в соседнее помещение, она направилась, было, туда, но успела сделать всего два шага, остановилась, замерев перед необычным предметом. На треноге, в слегка наклонном положении, была закреплена прямоугольная столешница из чёрного блестящего, очень гладкого дерева, в углублениях этой столешницы дрожали, переливаясь волшебными жёлтыми огнями огромные медовые капли. Девочка наклонилась над столешницей, чтобы поближе рассмотреть это чудо и заметила, что кроме ярко-жёлтых, есть ещё темно-коричневые и почти белые капли. Все оттенки мёда были представлены здесь. Она лизнула одну из капель языком, к её разочарованию, этот мёд был твёрдым, как камень и совершенно безвкусным. Хиона положила на ладошку одну из капель и осмотрела её со всех сторон, внутри каменного мёда сидела маленькая мушка. Девочка потрясла камень, но мушка не пожелала вылететь наружу. Хиона оглядела остальные камни и ещё в двух заметила жука с серебряными крылышками и тонконогого паучка. Громкий женский крик раздался с храмовой площади и Хиона, от неожиданности, едва не опрокинула чёрную столешницу. К крику присоединились другие женские голоса. Торопливо сунув медовые камешки обратно в углубления, Хиона выскочила из андрона и наткнулась на старуху-рабыню, та прошепелявила:
