Текст книги "Факел Геро"
Автор книги: Ната Астрович
Соавторы: Ната Астрович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– Что ты делаешь, Кодр, – пробурчал Агафокл, прикрываясь ладонью от солнца.
– Нужно вставать, господин Агафокл. Умываться, бриться, – бодрым голосом проговорил Кодр.
– Подай мне мой халат и уходи. Болвана этого тоже с собой забери, – кивнул он в сторону раба.
Подавая стёганный халат с меховой оторочкой, Кодр не удержался и съязвил:
– Эксомида вам тоже будет к лицу, господин.
– Что ты несёшь?! Какая эксомида?!
Кодр прикусил язык, господин Идоменей строго-настрого приказал ничего не рассказывать молодому человеку, не пугать раньше времени. Пока Агафокл вяло плескал себе водою в лицо, пока полоскал рот, Идоменей уже входил в его опочивальню. Агафокл вздрогнул от неожиданности и поспешно запахнул халат:
– Вы без доклада… – недовольно пробормотал он.
– Приветствую тебя, Агафокл! Надеюсь, не рассердишься на меня, что я вот так по-родственному, без церемоний?
– Я тоже рад, что ты в добром здравии, дядюшка, – но в голосе его не было радости.
Разглядывая племянника жены, Идоменей отметил и его растрёпанные волосы, и одутловатое небритое лицо, и трясущиеся пальцы, когда он завязывал пояс халата. «А ему ведь всего восемнадцать», – с горечью подумал мужчина. Совсем недавно Федра звала его – мой прелестный мальчик. Опочивальня хозяина дома выглядела также не прибрано, как он сам. Было видно, что в комнате давно не наводили порядок, как рассказал вчера Кодр, господин Агафокл не впускал к себе никого, кроме раба с вином и едой.
– Ты, смотрю, только встал, – заметил Идоменей, – и не успел позавтракать, поэтому не стесняйся, прикажи своему рабу подать тебе то, с чего ты начинаешь день.
– А как же ты, дядюшка? Не разделишь со мной трапезы?
– Благодарю, я сыт. Вот только… – Идоменей прищурился, – не угостишь ли ты меня вином?
– Конечно! – встрепенулся Агафокл, – Кодр, принеси вина. Самого лучшего!
Когда они осушили по килику, Идоменей заметил, что глаза у Агафокла заблестели и порозовел кончик носа, руки перестали трястись, молодой человек расслабленно развалился в своём кресле. Кодр, наклонился к Идоменею, спрашивая не налить ли ещё вина? Но мужчина отказался, к большому огорчению Агафокла.
– Давно ли ты вернулся, дядюшка?
– Позавчера.
– С тётушкой успели повидаться?
– Ещё нет, дела задержали меня в городе.
– Ещё бы! Всё лето вас не было! Как кузены? Довольны переменами в своей жизни?
– Сам можешь узнать, они написали тебе письмо.
– Вот как! – обрадовался Агафокл, – Значит не забыли ещё! Я тоже вспоминаю их…
– Извини, Агафокл, – перебил молодого человека Идоменей, – как ты уже заметил, дел накопилось много, пока я в городе отсутствовал, поэтому и к тебе я тоже пришёл не только с родственным визитом. Вчера у меня был трапезит Евномий.
– Что ему понадобилось от тебя, дядюшка? – Агафокл переменил позу и напрягся.
– Он приходил получить деньги, которые я ссудил у него перед отъездом. При этом он обмолвился, что ты тоже занимал у него. Разве тебе не хватило денег, что я оставил?
– Откуда же мне знать, дядюшка. Ведь не я свой дом веду, для этого у меня есть управляющий, вот он, наверное, знает!
– Так зови его сюда!
– Он здесь, дядюшка! – Агафокл указал на Кодра, – Отвечай мошенник, ходил ли ты к ростовщикам? Брал ли у них денег от моего имени?
– Подожди, Агафокл. Не кричи. Наверняка твой управляющий, как человек аккуратный ведёт записи о всех расходах и доходах, пусть он принесёт свои записки, а мы посмотрим.
– Ты слышал, раб? Неси! – приказал молодой человек, и сделал ему знак, надеясь, что Кодр сообразит, как выкрутится из этой ситуации.
Но управляющему деваться было некуда и когда он принёс тот свиток, что изучал вчера Идоменей, молодой человек совсем сник. Агафокл не стал даже брать список своих долгов из рук управляющего, и Кодр с поклоном передал его господину Идоменею.
– Почти тысяча мин, – озвучил Идоменей.
Агафокл подпрыгнул в кресле.
– Откуда взялась такая сумма?! – бросил он негодующий взгляд на управляющего.
– Господин, вы сами подписывали расписки, а я их только относил…
– На что же были потрачены такие деньги?
– На женские наряды и украшения, – вмешался Идоменей, – ещё на празднества и дорогие вина.
Идоменей сделал знак Кодру удалиться. Когда управляющий ушёл, мужчина поднялся с кресла и подошёл к открытому окну. Агафокл тоже встал и принялся метаться по комнате, то и дело спотыкаясь о разбросанные на полу вещи.
– Дядюшка! – чуть не плача сказал он, – я не знаю, как… это всё она… эта рыжая ведьма, она околдовала меня!
– Полно, Агафокл! Отчего других мужчин никто не околдовывает? Разве они не пьют вина и не любят женщин?
Молодой человек не смог ничего возразить.
– Сделанного не вернёшь, теперь нужно думать, как ты будешь отдавать долг Евномию.
– Надеюсь, ты мне поможешь, дядюшка?
– Боюсь, что нет, племянничек. Сумма слишком велика, а у меня сейчас нет свободных средств.
– Что же делать? – растерялся Агафокл.
– Ты можешь что-нибудь продать. Например, часть своих земель.
– Землю?! – с ужасом вскричал молодой человек, – Нет! Нет! Вы что-то не то говорите, дядюшка. Землю продавать нельзя! Мне кто-то это объяснял, но я не помню, кто…
А вот Идоменей отлично помнил, чьи это были слова, что продать свою землю то же самое, что продать свою мать. Так говорил дед Агафокла, отец Федры и, видимо, молодой человек слышал это изречение из уст своей тётушки. Мужчина вздохнул, вспоминая своего покойного тестя – умного, рачительного, трудолюбивого хозяина, пользовавшегося огромным авторитетом в городе. Когда-то Идоменей начинал у него управляющим… Сейчас мужчина представлял, как седовласый Макарий с укором и печалью смотрит из загробного царства на своего бестолкового внука.
– Дядюшка! – взмолился Агафокл, – неужели никак нельзя обойтись без продажи земель? Может быть…, – он обвёл рукой комнату, – отдать Евномию всё это? Мне не нужны все эти безделушки.
Идоменей вернулся в своё кресло и сказал:
– Сядь, Агафокл, и выслушай меня. Боюсь, что тебе не поможет ни продажа земель, ни каких-либо вещей. Знаешь ли ты, что тебя считают охульником, попирающим наших богов? Что есть свидетели, которые видели, как ты приносил жертвы скифским богам и обращался к ним с молитвой, как энарей в лоскутном одеянии прыгал и плясал среди твоих гостей? Послезавтра в Совете будут голосовать на черепках, и тебя, скорее всего, приговорят к изгнанию. На время изгнания ты будешь лишён прав на всё своё имущество.
Агафокл молчал, потрясённый словами Идоменея. Он как рыба, выброшенная на берег, открывал и закрывал рот, пытаясь набрать в лёгкие воздух, глаза молодого человека от страха тоже сделались по-рыбьи круглыми.
– Дядюшка, клянусь, всё это наговор! Не было никакого энарея, это всё актёры, они разыграли перед нами свой спектакль.
– Отлично! – с сарказмом произнёс Идоменей, – вот об этом ты и расскажешь на Совете.
– И они мне поверят? – с надеждой спросил юноша.
– Не знаю.
– Но куда? Куда же я тогда пойду, если меня прогонят из города и не позволят пользоваться домом в поместье? Мне тогда остаётся броситься к ногам моей тётушки и просить, чтобы она приютила меня в Тритейлионе. Надеюсь ты, дядюшка, будешь не против? Но Идоменей был против:
– Выслушай меня, Агафокл. Выслушай меняя внимательно и запомни, если ты посмеешь вмешать в эти дела мою супругу, то я умою руки. Никакой помощи от меня не жди! В своём ли ты уме? Что ты ответишь ей на вопрос о причине твоего изгнания? Что ты распутничал в доме, где прошло её детство? Что ты транжирил деньги на девиц? Может быть ты поведаешь, набожной своей тётушке, в чём тебя обвиняет Совет? – переведя дыхание Идоменей продолжил, – Знай! Если ты сейчас не пообещаешь мне молчать перед Федрой, то, клянусь богами, я сам нацарапаю твоё имя на черепке!
Небольших размеров корабль покачивался у деревянного причала, через некоторое время он должен был отплыть в Гермонассу с заходом по пути в Керкинитиду, Феодосию и Нимфей. Навигация через Эвксинсий понт закончилась, но некоторые смельчаки ходили вдоль побережья Таврики до самых льдов. Среди пассажиров выделялась своей богатой одеждой и драгоценностями рыжеволосая молодая женщина с небольшим сундучком в руках. Дорогое платье, словно его владелица собралась не в дорогу, а на торжество, контрастировало со скромной одеждой остальных пассажиров и членов команды. Моряки, угадав в ней гетеру, бросали на девушку красноречивые взгляды и пытались заговорить с её рабыней. Но пассажирки не обращали внимания на заигрывания мужчин. Лицо нарядной женщины было бледным и уставшим, но глаза, слегка припухшие от слёз, смотрели твёрдо и решительно. Голова её была повёрнута в сторону города, но во взгляде не было надежды, только одна тоска.
– Госпожа, давайте присядем, когда корабль тронется, мы можем не удержаться на ногах.
Пирра послушно села, ей было всё равно, стоять… сидеть…Она даже не знала, куда плывёт этот корабль. Вчера, как только этот проклятый Идоменей ушёл, она послала рабыню в казармы, приказав узнать, куда уехал её меднокудрый любовник. Рабыня вернулась ни с чем. Проплакав всю ночь, к утру Пирра начала собирать свои вещи, а потом бросила всё, решила – возьмёт с собой только сундучок с монетами и украшениями. Как рабыня ни уговаривала, узлы с тряпьём она вязать не стала и ей не позволила. Пусть всё останется хозяевам дома. Вот обрадуются! Хитон из драгоценного виссона, шёлковая накидка, на щиколотках и запястьях звенящие браслеты. Золотой обруч сдавил виски, тяжёлое ожерелье натирает шею, но ничего, осталось недолго терпеть, только бы хватило решимости! Прижала покрепче к груди сундучок – подарок морскому старцу, пусть в обмен на него сделает её нереидой, и однажды, в тихую лунную ночь она оседлает волну, и волна понесёт её к городу, в котором она так недолго была счастлива. Тогда поймёт он, её меднокудрый, что не сбежала она с очередным любовником, что осталась ему верна, как обещала. Матрос снял верёвочную петлю с причальной тумбы и перекинул канат на корабль. Пирра закрыла глаза, лучше не смотреть, дождаться, когда судно отплывёт подальше от берега, потом ей нужно будет сделать всего лишь шаг и драгоценный груз быстро утянет её на дно. Корабль резко дёрнулся и накренился, все кто стояли в это время на ногах попадали, пассажиры испуганно переглядывались – неужели наскочили на подводную скалу? Но Пирра сразу увидела две руки крепко схватившиеся за борт корабля и кудлатую медную голову. Капитан закричал: «Помогите ему кто-нибудь, иначе он опрокинет мой корабль!» Двое матросов втянули мужчину на палубу. Пирра вскочила, сундучок с грохотом выпал из её рук.
Волны тихо плескались у его ног, они почти подбирались к камню, на котором он сидел, но, не успев коснуться кончиков сапог мужчины, откатывали назад. Укромная бухточка, прикрытая со стороны города невысокой скалой, в тёплое время года пользовалась большой популярностью у местной молодёжи. Здесь назначались свидания, устраивались интимные пирушки, здесь купались нагими под луной, а затем воздавали почести и приносили жертвы пеннорожденной богине любви. В похожей бухточке и он когда-то в далёкой юности встречался с податливыми девицами, в их жарких объятиях познавая первую радость, если не любви, то плоти. Сегодня, в этот прохладный осенний вечер, берег моря был пуст и подходил больше на для любовных свиданий, а для тайных встреч.
За спиной мужчины послышался шорох обсыпающейся, под чьими-то ногами, гальки, он поднялся с камня, чтобы приветствовать пришедшего, но тот его опередил:
– Здравствуй, Идоменей! Прошу, не называй меня по имени.
– Здравствуй…, – Идоменей запнулся, – как же мне тебя звать?
– Никак, – ответил мужчина.
– Ты даже не позволишь звать тебя другом?
– И другом не надо, ведь ты пригласил меня сюда не как друга, иначе ты пришёл бы открыто ко мне домой, – ровным голосом ответил мужчина.
Идоменей был несколько смущён таким обращением человека, с которым был с юности дружен, избороздил много морей, пережил много приключений. Много лет назад их пути разошлись, тогда Идоменей окончательно сделал выбор в пользу торгового ремесла, а его же собеседник предпочёл политическую стезю. Разглядывая умное спокойное лицо и скромную одежду своего товарища, Идоменей понимал почему, в Прекрасной Гавани его прозвали Совестью полиса. Его друг никогда не брал взяток, никогда не потворствовал знатным и богатым, ни друзья, ни родственники не могли рассчитывать на его покровительство, если он видел, что они не правы. Несмотря на то, что этот мужчина давно не занимал никаких официальных должностей, его слово во многих спорах было решающим, ибо он был кумиром бедноты, которая, как известно, может долго терпеть гнёт власть имущих, но бывает, что чернь вдруг вскипает от очередной несправедливости, и её стихийный протест набирает силу шторма, который одним мощным набегом смывает в бездну самые крепкие политические конструкции.
– Что ж, – немного подумав сказал Идоменей, – раз ты не разрешаешь ни произносить твоего имени, ни называть тебя другом, я буду звать тебя Астреидом, ведь на алтарь этой богини ты приносишь плоды своего труда.
Губы того, кого Идоменей назвал сыном богини справедливости – Астреи слегка дрогнули в улыбке:
– Узнаю тебя, Идоменей, ты всегда найдёшь способ выкрутится из любой ситуации.
Но тут же лицо мужчины вновь сделалось строгим:
– Я знаю, зачем ты позвал меня, Идоменей. Племянника твоей жены обвиняют в серьёзном преступлении, сомневаюсь, что я чем-нибудь смогу помочь. Ты ведь знаешь, мы, эллины, всегда со снисходительностью относились к чужим богам. Любой иноверец, проживающий в нашем городе, мог спокойно ставит алтари и воздавать почести своим божествам. Более того, чужаки, наблюдая за тем, как свободны мы перед нашими богами, как славим их в наших храмах, меняли своё вероисповедание и приходили в лоно нашей религии. Теперь всё изменилось, Идоменей, и ты не можешь об этом не знать. После того, как один тщеславный царь объявил себя божеством и потребовал ставить статуи со своим изображением в храмах, древние традиции пошатнулись. Появились последователи македонского безумца, которые считают, что имеют право сидеть за одним столом с олимпийцами. К чему всё это привело? Над нашими богами стали смеяться! И я тебе скажу так, Идоменей, вера, над которой смеются, падёт! Уже сейчас некоторые наши единоверцы посматривают в сторону чужеземных богов, считая их более сильными. Здесь, в Таврике, на краю Ойкумены, мы в большой опасности. Редкая россыпь эллинских городов у самой кромки моря, а за нашей спиной – тёмный варварский мир со своими колдунами, шаманами и энареями, если мы дадим им хоть малейшую лазейку, они нас проглотят. Подумай ещё вот о чём, более половины жителей полиса не являются чистокровными эллинами. Первым переселенцам, а это, в основном, были мужчины во цвете лет, для продолжения рода приходилось вступать в брак с женщинами из местных племён. Все эти полукровки, а также их потомки, несмотря на то, что получили эллинское воспитание, являются потенциальными вероотступниками. Мы не смогли сохранить в чистоте свою кровь, поэтому должны сохранить хотя бы веру. Теперь скажи мне, Идоменей, как мы должны смотреть на то, что какой-то беспутный мальчишка, являющимся эллином по крови, собирает в своём доме гостей и устраивает там праздник в честь скифских богов?
– Он должен понести наказание, – согласился Идоменей, – только… пусть понесут наказание, и те, кто был с ним рядом, кто наблюдал, участвовал и не остановил это бесчинство. Я знаю, там были сыновья из многих знатных семей.
– Слабое оправдание, Идоменей. Гости могли не знать, что их ожидает, а потом не разобраться во хмелю.
– Также Агафокл уверяет, что на той пирушке не было никаких скифских колдунов, это были переодетые актёры их можно найти и допросить.
– И наказать за то, что согласились разыграть это гнусное представление, – докончил поборник справедливости.
Мужчины замолчали. Море потемнело, блестящий диск солнца уже коснулся одним краем кромки воды. Блеклая луна, смотрела вниз своим подслеповатым глазом, готовясь заступить на ночную вахту. Идоменей тихо сказал:
– Я выслушал тебя, поборник справедливости, послушай и ты меня. Агафоклу не избежать наказания, я лишь прошу позволить мне самому воздать ему по заслугам. Я обещал своему тестю, когда он лежал на смертном одре, позаботиться о сироте. Что я и делал все эти годы по мере своих скромных сил. Я надеялся, когда племянник подрастёт, то станет моим помощником, как я когда-то был помощником его деда. Я пытался узнать его наклонности, чтобы вовремя направить его в нужное русло. Проявил бы он себя в торговле или земледелии, заинтересовался ратным делом или направил свои стопы, как ты, в политику, везде он нашёл бы поддержку от меня. Но я напрасно ждал, увы, так бывает! Боги наделили этого молодчика непостоянным и слабым характером, он совсем не похож ни на своего отца, ни, тем более, на своего деда. После совершеннолетия он получил доступ к своему наследству, и скоро я понял, что Агафокл, не способен не только приумножить, но даже сохранить своё состояние. Боясь, что его оберут ростовщики, мне пришлось договориться с трапезитом Евномием, чтобы он ссужал ему мои деньги. Конечно, с течением времени я восстанавливаю свой урон, но для меня это невыгодная операция. Поэтому, мой дорогой Астреид, я к племяннику никакого сочувствия не испытываю, и моё наказание, возможно, будет суровее вашего.
– Верю всему, что ты мне сказал сейчас, Идоменей, и догадываюсь, почему так. Тебя волнует не твой племянник, а его земли и те деньги, что он вложил в твою торговлю.
– Так и есть, – не смущаясь подтвердил торговец, – будет несправедливо, если состояние Агафокла, накопленные его предками, окажется неизвестно у кого.
– Ты согласился, если бы всё осталось в твоих руках, а племянника твоего изгнали?
– Не знаю, – честно ответил Идоменей, подумав о Федре.
– Хорошо, что ты предлагаешь?
– Агафокл сейчас напуган предстоящим судом, оттого согласен на всё. Я хочу отправить его в Ольвию, один мой друг имеет в окрестностях города большое хозяйство, думаю, он согласится принять у себя Агафокла. Племяннику будет запрещено покидать поместье до срока. Мой друг одинок, у него суровый нрав, поэтому возможностей для развлечений у этого шалопая там не будет, вместо этого его научат всем премудростям земледелия. Так что это наказание будет не менее суровым, чем собирается вынести ему суд.
– Да, – с улыбкой согласился мужчина, – только деньги останутся у тебя.
Идоменей, как и в прошлую ночь ворочался на своём ложе и никак не мог уснуть. Пока его не было дома, Кодр принял целый ворох писем, среди них были и писульки Агафокла, в которых он спрашивал о своей дальнейшей судьбе. Но Идоменею нечего была сказать племяннику, встреча на берегу окончилась ничем.
– Кодр! – окликнул мужчина слугу.
– Слушаю, господин, – приподнялся на своём ложе Кодр.
– Пусть придёт та, что была здесь прошлой ночью.
– Хорошо, господин.
Она пришла, опять простоволосая, обёрнутая в покрывало. Легла рядом и сразу начала целовать его. Идоменей слегка отстранил женщину и спросил:
– Как тебя зовут?
– Сирита, господин.
Рабыня ласкала его плечи и грудь, рука женщины легла на живот, а потом скользнула ниже, Идоменей глубоко вздохнул и закрыл глаза.
Глава 21. В Тритейлионе
В первый день посейдиона Идоменей, завершив в городе все свои дела, намеревался, наконец, отправиться в своё поместье. Он ехал налегке, все сундуки были давно отправлены в Тритейлион. Племянник его жены – Агафокл в сопровождении двух рабов, отплыл в Ольвию накануне. В своих покоях мужчина ожидал, когда придёт Гектор и сообщит, что лошади осёдланы и всё готово к отъезду.
– Господин, – рабыня приоткрыла дверь и замерла в нерешительности.
– Можешь войти, Сирита.
– Господин, вы уезжаете…
– Увы, Сирита. Я и так слишком долго задержался в городе.
– Когда же вы вернётесь?
– Не знаю. Возможно я проведу в Тритейлионе всю зиму.
– А как же я, господин? Разве меня вы не возьмёте с собой?
– Это невозможно, Сирита.
Молодая женщина всхлипнула. Идоменею следовало бы прогнать нахалку, посмевшую допрашивать своего господина, но мужчина не хотел быть грубым с рабыней. Неловкую ситуацию прервал вернувшийся слуга. Увидев Гектора, женщина поспешно покинула комнату.
– Гектор, найди какую-нибудь безделушку для неё, – Идоменей кивнул в сторону ушедшей женщины.
– Безделушку? – удивлённо переспросил Гектор. – Её следовало бы высечь кнутом, а не подарки дарить. Мыслимое ли дело, навязывать себя господину!
– Ты что, подслушивал?
– Нет, господин. Зачем? Мне достаточно было взглянуть на неё, чтобы понять, что ей от вас надо.
Вошёл раб и доложил, что Кодр, управляющий господина Агафокла просит принять его. Кодр? Мужчины переглянулись.
– Господин, Идоменей, – вошедший низко поклонился.
– Ты что здесь делаешь, бездельник? Почему ты не уехал со своим господином?
– Господин Идоменей, мой хозяин разрешил мне задержаться на несколько дней. Я должен составить опись вещей, чтобы за то время, пока господина Агафокла не будет в городе, в доме ничего не пропало.
– Пусть так, ко мне ты зачем пожаловал?
– Господин, вы так и не сказали мне, сколько продлиться эта ссылка…
– Столько, сколько я посчитаю нужным. Год, может быть два. Это гораздо меньше, чем десятилетнее изгнание, которое грозило твоему господину. Всё зависит от того, как племянник будет себя вести. Мой друг согласился каждый месяц присылать мне письмо с отчётом, вот и посмотрим…
– Господин! – Кодр бухнулся на колени, как в прошлый раз. – Господин! Выслушайте меня!
Гектор возмущённо смотрел на раба: «Что же это такое? – думал он, – cначала это девка, теперь Кодр. Совсем распоясались, нужно ли господину Идоменею, слушать все эти бредни?»
– Говори, Кодр, только быстрее, видишь мы уезжаем.
– Господин, – затараторил мужчина, – после того, как мы вернёмся обратно, я хотел бы выкупиться у господина Агафокла и прошу вас поспособствовать мне в этом деле. Взамен я обещаю следить за каждым шагом господина Агафокла и, если вы позволите, писать вам…
Идоменей ничего не ответил ему, и Кодр продолжил:
– И ещё, я хотел бы по возвращению жениться, девушка, что я приглядел себе в жёны, тоже рабыня…если бы вы поспособствовали и этому…
– За этим тебе надо обращаться не к ко мне, а к хозяину рабыни.
– Так я и обращаюсь к вам, господин, ибо эта рабыня живёт в вашем доме.
– Вот как? Кто она?
– Сирита, господин.
Они уже подъезжали к городским воротам, а Идоменей всё думал о разговоре с Кодром, и о Сирите. Скорее всего, он отдаст эту рабыню Кодру, если тот за время своего отсутствия не передумает жениться на ней. Когда выехали за город, Идоменей тряхнул головой, словно хотел избавиться от всех ненужных мыслей. Дорога была пустынна, и мужчина, пришпорив коня, пустил его рысью, позади него, покряхтывая, скакал Гектор. Впереди замаячил серый столбик гермы, увенчанный кудрявой головой бога – покровителя путешественников, извещающий, что здесь проходит граница общественных земель, принадлежащих городу. Дальше шли частные наделы и мелкие усадьбы. Следующая герма будет уже на въезде во владения Идоменея. Сам мужчина и душой, и мыслями уже был там, в Тритейлионе. Несмотря на то, что городской особняк был первым жилищем его семьи, своим главным домом он считал Тритейлион. Этот холм, на котором располагалась поместье, Идоменей получил в наследство от отца. Когда-то там находилось небольшое торговое поселение, со складами и собственной гаванью. Первоначально возвышенность имела трёхгранную вершину, откуда и произошло название холма – тритейлий – трёхгранный. Во время строительства поместья, вид холма изменился, на самом верху появились две разноуровневые площадки, на верхней находился храм и площадь для торжеств, на нижней – андрон и гинекей. Границей между мужской и женской половиной служил бассейн. Одно время сад вокруг господских домов состоял в основном из фруктовых деревьев, но Идоменей, много где бывавший и много что видевший, решил разбить в Тритейлионе настоящий парк, поэтому постепенно садовые насаждения заменялись деревьями, дававшими густую тень в летнее время, декоративными деревцами, кустарниками и, разумеется, клумбами со всевозможными цветами. Таким образом сады с верхней части холма постепенно сместились вниз, к посёлку, где проживали рабы. Обустройство Тритейлиона не останавливалось ни на день. Когда Идоменей жил в поместье, он сам любил наблюдать за ходом работ, в его отсутствие всеми делами занимался молодой управляющий Нисифор. Этого раба Идоменей давно заприметил, юноша обладал практичным умом, твёрдым характером и умением ладить с людьми. Хозяин Тритейлиона одно время подумывал взять Нисифора к себе, в личное услужение, но скоро понял, что молодой человек лучше проявит свои таланты на другом поприще. Территория вокруг холма Идоменею раньше не принадлежала, одна часть земель была свободной, и он распространил на неё своё право, другую он выкупил у мелких землевладельцев. Постепенно поместье Идоменея стало самым крупным на западном побережье Таврики, для его обслуживания требовалось много рабов, а для удовлетворения потребностей всех жителей Тритейлиона нужны были разные работники и мастеровые. Со временем в посёлке рабов появились кузня, гончарная мастерская, прядильня, дубильня, плотницкая, мельница и винодельня. Постепенно поместье всё больше обосабливалось от внешней жизни, чему были не очень рады в Прекрасной Гавани. С неудовольствием следили отцы города за растущим на противоположном берегу залива конкурентом. Потеря такого крупного налогоплательщика и благотворителя, как Идоменей, могла дорого обойтись городу. Идоменей прекрасно понимал, что они больше нуждаются в нём, чем он в них и, не стесняясь, выбивал у Совета для себя различные льготы и налоговые послабления. Единственной неприятностью, омрачившей жизнь хозяина Тритейлиона, стал неожиданный обвал склона холма со стороны моря. Осевший грунт накрыл своей массой и потопил грузовой лемб, от камнепада пострадали несколько матросов. Ныряльщики, обследовавшие дно гавани, доложили, что для расчистки понадобятся поистине титанические усилия и огромные денежные вложения. Потеря своего порта была довольно болезненной для Идоменея, ведь благодаря этой корабельной стоянке, он мог обходить зоркий глаз городской таможенной службы. Но нет худа без добра, если для жителей Тритейлиона стало недоступным побережье моря, то и для возможных врагов поместье со стороны воды сделалось недосягаемым. Пока в городе думали, как использовать потерю гавани против Идоменея, хозяин Тритейлиона придумал хитрость, он распустил слух, что заказал у афинских мастеров удивительный механизм, этакую чудо-машину, с помощью которой расчистит дно гавани в кратчайший срок. В городском Совете решили не испытывать судьбу и предложили Идоменею монополию на всю хлебную торговлю, в обмен на обещание не восстанавливать гавань Тритейлиона. В итоге и здесь Идоменей оказался в выигрыше, теперь всё зерно, свозимое в город с окрестных равнин, шло через его руки.
У своей гермы Идоменей спешился, вынул из-за пазухи шёлковый разноцветный шнур с кисточками на концах и несколько раз обвил им голову Гермеса. «Благодарю тебя, бог дорог, покровитель путешественников, за то, что сделал мой путь спокойным и безопасным, за то, что хранил меня, за то, что позволил вернуться целым и невредимым к родному очагу».
Идоменей вскочил на коня и воскликнул:
– Мы почти дома, Гектор! Боги были благосклонны к нам.
– Так и есть, господин!
Теперь они ехали медленно, хозяйским взглядом Идоменей оглядывал свои владения. Рабы, трудившиеся на полях, завидев своего господина, выбежали на дорогу, чтобы поприветствовать его. Миновав виноградники, Идоменей не выдержал и снова пришпорил коня. Со сторожевой башни его уже увидели, он услышал звон цепей и скрежет засова. Открытое пространство вокруг ворот и внешних стен было частью оборонительных сооружений Тритейлиона, оно давало возможность заранее определить, кто и с какой целью приближается к воротам. Два всадника один за другим проскочили сквозь открытые створки, через мгновенье ворота с грохотом захлопнулись за их спинами. Не останавливаясь, Идоменей в сопровождении слуги устремился вверх по вымощенной серым камнем дороге. Эта дорога шла в обход холма и заканчивалась на той самой площадке, которую Хиона заметила под ротондой.
Первое, что увидел Идоменей, войдя в андрон, – скопление сундуков, они занимали часть прихожей. В них подарки для Федры, он улыбнулся, предвкушая, как раскроет перед ней эти лари.
– Гектор, открой ставни, а затем сходи в гинекей и извести госпожу о моём возвращении.
– Слушаюсь, господин.
Слуга ушёл, а Идоменей, скинув гиматий улёгся на кровать и сладко потянулся. Здесь он будет спать один, если только не захочет провести ночь в покоях жены. Топот ног и детский смех привлёк внимание мужчины, он приподнялся на локте и увидел около клумбы, что была напротив его окна, двух детей. Один мальчик был одет в грубую одежду раба, его жёсткие тёмные волосы были взлохмачены, второй имел более опрятный вид, очень светлые волосы короткими волнистыми прядками спускались на лоб и шею ребёнка, но, несмотря на мальчишечью стрижку, Идоменею показалось, что это девочка. Хозяин Тритейлиона увидел идущего от гинекея Гектора, который тоже с недоумением смотрел на детей.
– Чьи это дети? – встретил своего слугу вопросом Идоменей.
– Не знаю, господин, – мужчина пожал плечами, – сходить узнать?
– Не надо. Я сам. Что супруга моя?
– Ожидает вас, господин. Рада безмерно.
Идоменей прошёл за спинами детей, но они, увлечённые своей игрой, не заметили его.
Федра еле сдержалась, чтобы со всех ног не кинуться к супругу. Идоменей, заметив порыв жены, усмехнулся про себя, но томить её не стал, подошёл и крепко обнял. Федра уткнулась лицом в грудь мужа и замерла, она жадно вдыхала давно забытый запах. Идоменей немного корил себя за то, что растрачивал свой любовный пыл с рабыней, зная, что в Титейлтоне по нему скучает Федра. Он взял лицо жены в свои ладони и заметил в её глазах слёзы. Коснулся поочерёдно ресниц женщины губами, а затем жадно поцеловал в уста. Слегка отстранившись, он внимательно оглядел её, перевёл взгляд с лица вниз, на стройную белую шею, затем на грудь. Федра сделала непроизвольное движение рукой, чтобы прикрыться, она всегда стеснялась этой слишком пышной части своего тела, тем более, что по эллинским стандартам, красивая женская грудь должна быть небольшой и упругой. И этот её по-девичьи стыдливый жест, не ускользнул от внимания Идоменея.
