Текст книги "Во всем виновата месть (СИ)"

Автор книги: Настя Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– А почему не на следующем? Сомневаешься в моих способностях?

– Подольше хочу держать тебя дальше от похотливых взглядов. Там взрослые мужчины занимаются, между прочим, и их помыслы не всегда чистые и искренние.

– Не думаю, что мне это как-то навредит. Если у них мозги совсем не на месте, то это уже их проблемы – не мои.

– Не отрицаю, но им этого не объяснишь. Да и там всё не сильно отличается, только стены выше.

– Уже хочу на это посмотреть. Когда следующее занятие?

Я ведь не хотела больше идти!.. Грусть на мгновение охватывает сознание, но я быстро отпускаю её. А почему отказываться? Ради Кэша, который даже не даёт о себе знать и променял меня на гонки и девок? Или из-за того, что когда-то Золотарёв унижал мою сестру? Вспоминаю, из-за чего началась наша война.

– Почему ты делал это? – спрашиваю, пока парень смотрит что-то в телефоне, наверное, своё расписание, чтобы сказать мне, когда сможет взять на занятие.

– М?

– Почему ты требовал, чтобы Анька делала твою домашку за поцелуи? Ты встречался с Синициной, но при этом издевался над моей сестрой?

– Потому что твоя сестра позволяла это делать? Поверь, лучше было, чтобы на месте её больного интереса был я, чем кто-то из остальных парней. Они придумали бы способ поиздеваться над ней поизощрённее. И пока она делала за меня домашку… которую я даже не принимал, потому что всё успевал сделать сам… все спокойно реагировали на возможную жертву, знали, что против меня лучше не идти, и не причиняли ей больше боли. Я надеялся, что однажды у неё откроются глаза, и она перестанет унижаться.

Мне будто с силой бьют в солнечное сплетение. Хочет сказать, что всё это задумал из благих намерений? Почему просто не поговорил с ней и не объяснил всего? Ему нравилось над ней измываться. Даже если сейчас говорит так, он всё равно получал удовольствие и чувствовал своё превосходство.

Мажор убирает страховку в сторону и медленно идёт в сторону выхода.

– Подожди! – хватаю его за плечо, заставляя остановиться.

Вот только я даже не могла ожидать, что случится дальше, потому что парень разворачивается слишком резко, прижимает меня к себе, и наши губы встречаются в поцелуе. Мягкие губы мажора двигаются осторожно, на языке появляется привкус цитрусов и мяты. Дыхание перехватывает, но всё это сейчас неважно, потому что я отвечаю, чувствую, как земля уходит из-под ног, но он не позволит мне упасть. Шумно выдохнув, Максим проводит губами по моей щеке, прислоняется своим лбом к моему и делает глубокий вдох. Он не спешит отстраняться, словно пытается понять – оттолкну ли я его, влеплю ли оплеуху, а я дрожу и ничего не могу с собой поделать. Меня сотрясает изнутри, но я не ощущаю правильности происходящего. Кажется, что наступаю на битое стекло, ранюсь и раню других. Я не хочу повтора, поэтому мягко отталкиваю Максима от себя.

– Я хотел сделать это ещё в день нашего прощания в прошлом году. Прости… не смог сдержаться, – пытается оправдаться парень.

– Всё нормально. Прости. Мне тоже не следовало провоцировать тебя. Пойдём в раздевалку? Ужасно устала, а у нас ведь ещё домашка.

Я не готова продолжать сейчас спор о правильности его поведения. Все мы совершаем ошибки, но он… кажется, он исправился и повзрослел.

Сглотнув, Максим кивает.

Я не могу избавиться от мысли, что мне понравился поцелуй, но на мгновение я подумала о губах другого парня… и до умопомрачения захотела попробовать их на вкус по-настоящему. Как я смею в чём-то винить Золотарёва, если сама та ещё грешница? Это ему следует держаться от меня подальше… а не мне от него.

Глава 4

Сестра спрашивает, как всё прошло, а я утаиваю о поцелуе с Золотарёвым. Это случилось неожиданно для нас обоих. Проводив меня до дома, он ни слова не сказал, словно сам сомневался в правильности происходящего.

Мы проводим остаток вечера вместе с Анькой, а на следующий день не разлучаемся в лицее. Захару придётся смириться, потому что мне хочется держаться подальше от прилипалы Паши. Вроде и неплохой парень, но ведёт себя немного по-идиотски.

– Девочки, обедаете и без охраны? А где твой парень, красотка? – спрашивает он у Ани, сев за наш столик в столовой.

– Он мне не парень. Просто друг, – Аня краснеет. – И он занят сейчас.

– Так что же вы мне не сказали раньше? Теперь я буду кусать локти, что не предложил встречаться тебе.

– Паш, хватит паясничать. Почему Максим сегодня не пришёл?

– Максим… Максим… А кто такой Максим? – Он смеётся, но под моим гневным взглядом плавится. – Он сегодня на права сдаёт. Не говорил вчера?

Я отрицательно качаю головой. Видимо, не успел. А может, и не планировал. Он не обязан передо мной отчитываться.

– Сдаст, не переживай. Он же решил сам всё, чтобы честно, хоть отец и предлагал оплатить ему получение прав. Будет скоро сам катать нас. Даже немного завидую. Я бы с удовольствием тоже пошёл, но так лень учиться, когда можно пользоваться услугами водителя.

Странно, мне казалось, что все парни из золотого круга мечтают получить права и хвастать своими тачками перед остальными. Я бы тоже пошла в автошколу. Даже просто, чтобы уже получить права. Понятно, что в ближайшее время мы не купим машину, потому что ещё и жильём собственным не обзавелись. Папа не собирается постоянно жить в доме мамы, говорит, что если она однажды вернётся, у нас должен быть свой плацдарм.

Мы немного ещё общаемся с Павлом, он шутит, и я замечаю, что Аньке его шутки нравятся. Видел бы их Захар, пыхтел бы сейчас от злости. Но он не видит, потому что пошёл помогать учителю биологии с каким-то экспериментом для младших классов. Я не осуждаю сестру, хоть и переживаю за неё, потому что Паша – балагур. Если она в него влюбится, может обжечься впоследствии. Захар мне нравится больше. С другой стороны, советовать что-то сестре я не имею права, потому что сама балансирую на грани – дрожу в объятиях одного парня, но на его месте представляю другого. Может, это болезнь? Что, если я вообще не умею любить и не рождена для этого? Как однажды сказал Дэн в прошлом году – есть типы девушек, которым нравится, когда их добиваются, а вот в отношениях они уже не готовы состоять. Вдруг я такая же?

После последнего урока Захар везёт нас с Анькой домой. Он предлагает сестре немного покататься с ним, и она легко соглашается, а я иду в дом. Вроде бы ничего особенного в моей жизни не происходит, но почему-то с ночи я задыхаюсь и чувствую себя ужасно. Проснувшись в холодном поту посреди ночи, я едва пришла в себя. Распахнула окно настежь и долго не могла понять, что со мной происходит, а потом еле заставила себя заснуть снова. И вот до сих пор дурное предчувствие давит.

Вижу машину папы и радуюсь, что он уже дома, но недолго. Слышу, доносящийся из гостиной их спор с бабушкой. Они редко спорят, а сейчас говорят на повышенных тонах.

– Ты не можешь просто уехать и ничего не сказать ей. Яна имеет право знать правду.

– Вы же понимаете, что я не могу… Ей сейчас об учёбе нужно думать, а как там всё обстоит, я пока сам не знаю. Я выясню, а потом поговорю с ней.

– Что случилось? – вхожу я в гостиную, глядя на обоих. – У нас сейчас два выходных. Времени выше крыши, чтобы оправиться от плохих новостей.

Я серьёзно смотрю на отца. Он никогда раньше не держал от меня секретов, так что же изменилось? Почему теперь пытается скрыть что-то?

– Яна… – отец поджимает губы.

– Лучше скажи прямо, Алексей. До неё всё равно дойдут слухи и лучше, чтобы ты оказался рядом, – говорит бабушка и уходит, а мы с папой остаёмся наедине.

– Ну? Мне из тебя раскалёнными щипцами вытягивать? У тебя проблемы на работе? Куда ты должен уехать? И какое отношение это имеет ко мне?

Папа потирает переносицу и шумно выдыхает.

– Мне позвонил отец Влада и сообщил, что ночью парень разбился.

Сильнейшее головокружение едва не сносит меня с ног. Свет перед глазами на мгновение меркнет. С губ срывается рваный вздох, смешанный с всхлипом. Лихорадочная дрожь с каждой секундой становится сильнее. Папа вовремя поспевает подхватить меня за плечи и прижать к себе. Не могу втянуть в себя воздух, словно какой-то важный клапан в мгновение перекрыли.

– Он жив, но в реанимации. Его состояние расценивают как стабильное… но никто не дает никаких прогнозов.

Жив…

Становится легче, но не сильно. Это потому я проснулась от кошмара и не могла длительное время прийти в себя? Потому что Кэш пострадал? Я почувствовала, будто он думал обо мне в ту секунду.

– Поехали. Чего мы ждём?

– Я не знаю, сколько времени там пробуду. Меня попросили узнать все детали дела. Поговаривают, что это был не несчастный случай. Я, конечно, не могу и здесь надолго оставить всё, но я и оставить Влада с Михаилом не могу. Они нам как родные ведь.

– Мне всё равно, сколько мы там пробудем. Я нужна ему сейчас. Неужели ты не понимаешь этого?

Кто мне, вообще, сказал, что нужна? Сама придумала себе что-то… Он ведь явно дал понять, что больше в нашей дружбе не нуждается, но и оставить его в такой ситуации не могу. Он бы меня не оставил – это я точно знаю. Если он не придёт в себя, я должна быть рядом, сколько смогу. Я не смею оставлять его. А учёбу обязательно наверстаю. Знаю, что Влад сделал бы всё то же для меня. Хоть и исчез из моей жизни, не попрощавшись.

– Тебя вряд ли пустят в реанимацию.

– Значит, придётся пробивать себе дорогу, – уверенно заявляю я. – Пять минут. Я только переоденусь и сразу же спущусь.

Спешу в комнату, стягиваю с себя форму лицея, поскорее одеваюсь в просторные вещи. В квартире кое-что осталось, поэтому не беру сменку. Вообще ничего не беру кроме телефона. Я напишу сестре позднее. Или бабушка скажет ей, куда мы уехали… Всё это сейчас неважно.

Сбегаю на первый этаж, слыша рычание мотора папиной машины. Бабушка выходит и обнимает меня.

– С ним всё будет хорошо, дорогая!

– Помолись за него, бабуля… Я сама не умею, да и слишком чёрная у меня душа, чтобы там, наверху, меня услышали…

С этими словами я отстраняюсь от бабушки и спешу в машину.

Знаю, что весь путь пролетит перед глазами, и я даже не замечу его. Знаю, что папа сделает всё возможное, чтобы наказать виновников, если это не было несчастным случаем. Знаю, что Кэш справится, я заставлю его выбраться с того света, чтобы хорошенько дать по голове потом… Ну почему он меня не послушал?

– Он сильный! – говорит отец, сжимая мою руку.

– Я просила его бросить эти проклятые гонки! Просила! – всхлипываю и отвожу взгляд в сторону окна. Не хочу, чтобы отец видел мою слабость. Они и без того пытался скрыть от меня правду о случившемся.

Мы выезжаем.

– У него были на то свои причины.

– Ты знаешь, но, конечно же, не скажешь мне.

– Нет, потому что он сам планировал это сделать рано или поздно. Я дал слово.

К чёрту все эти слова и обещания. Кому-то стало лучше от всех этих тайн? Никому ведь!.. Неужели люди считают, что молчание помогает? Оно больно ранит и медленно убивает.

Мне страшно от мысли, что мы можем не успеть. Страшно, но я стараюсь побороть все сомнения. Не может всё закончиться плохо. Хоть я и не верю в чудеса и сказки, но так хочу, чтобы оно произошло прямо сейчас. Настоящее чудо. Разве я многого прошу у этой жизни?

* * *

Мы приезжаем на рассвете. Папа устал, и я только убеждаюсь, что должна получить права хотя бы для того, чтобы в такие моменты помогать ему. Несмотря на усталость, мы сразу же идём в больницу. Около реанимации нас встречает знакомый врач. Он смотрит на меня с сожалением, словно не решается сказать что-то важное. Нет! Он же не умер?

– Я к нему, – бормочу я, застёгивая халат по пути, выданный нам на входе.

Залетаю в палату, и сердце ещё сильнее сжимается от вида Кэша. На лице множество ссадин и кровоподтёков, кожа бледная. Лоб перемотан бинтами. Волосы слиплись, и мне так хочется провести по ним рукой, но я боюсь прикасаться, ведь не знаю, насколько распространены повреждения. Падаю на колени рядом с кроватью, сжимаю руку Влада и закрываю глаза.

– Я рядом с тобой. Знаешь… ты бы сделал для меня то же самое – бросил все дела и примчался, даже если бы я сказала все те слова, что услышала от тебя. Ты говорил мне, что любишь меня, а я засыпала, думала, что мне это приснилось. Выглядело так, что я проигнорировала твои признания ради другого… Господи! Что за чушь я несу? Я не отпущу твою руку, слышишь? Я буду рядом с тобой… Пожалуйста, цепляйся за жизнь. Ты должен выжить. Слышишь меня? Я знаю, что ты слышишь. Говорят же, что в коме воспринимаешь всё, только ответить не можешь. Нам столько всего нужно обсудить… Между прочим, я ещё должна поколотить тебя за то, что не прислушался ко мне и не бросил проклятые гонки.

Я не понимаю, зачем вообще говорю всё это. Никто не доказал, что человек в коме может слышать. Вот сейчас говорю, распыляюсь, а он… никак не реагирует. Его глаза закрыты, а грудная клетка вздымается слишком слабо.

– Яна, здесь нельзя находиться. Валентин пустил тебя, но оставаться нельзя. Ему здорово достанется, если кто-то увидит тебя здесь.

Я сжимаю пальцы Кэша ещё сильнее. Как они могут выгонять меня? Он ведь нуждается во мне! Я должна находиться рядом с ним.

– Почему нельзя? Я же никому не мешаю… – отвечаю шёпотом, боясь потревожить его безмятежный сон.

– Его отец должен написать разрешение. Поедем домой, отдохнём пару часов.

– Можно я останусь хотя бы в коридоре? Я хочу находиться как можно ближе к нему. Дядь Миша всё равно же напишет разрешение…

– Яна, не веди себя как маленькая девочка. Ты прекрасно понимаешь, что сейчас не поможешь ему. Нам нужно отдохнуть, потому что позже я поеду, разузнаю все детали дела.

Я ещё раз смотрю на Кэша. Никогда раньше не видела его в настолько ужасном состоянии. Сердце болит. Мне тяжело дышать. Хотела бы я дышать за двоих, разделить с ним свои силы, только бы он пришёл в себя и выбрался из комы.

Касаюсь губами его пальцев, мысленно молю небеса, чтобы они сжалились, и послушно иду за отцом. Он прав – я сейчас ничего не смогу сделать.

Мы покидаем больницу и едем в квартиру. Я просто падаю на кровать, но заснуть не могу. Голова болит, в висках стучатся камни. Я даже не смотрела телефон, а сестра наверняка волнуется. Не сейчас… Переворачиваюсь на бок и сворачиваюсь комочком. По щекам текут слёзы. Мы обижаемся на близких людей… бегаем друг от друга и не говорим такие важные слова… а когда наступает момент, и ты понимаешь, что можешь никогда не сказать их снова – весь мир переворачивается.

Уснуть так и не получается, поэтому потихоньку иду на кухню и готовлю себе кофе. Всё-таки проверяю телефон и отвечаю сестре, что пока ничего неизвестно. Я не могу сказать, что всё прекрасно, потому что он в коме.

Жанна с Дэном тоже успели написать. Волнуются. Я отвечаю, что пока ничего не ясно и встретиться не выйдет, потому что приехала к нему. Как только его отец напишет разрешение… я не буду выходить из палаты. Хочу, чтобы он поскорее пришёл в себя. Только тогда сердце успокоится.

Дэн говорит, что Влад всегда был максимально осторожен, а авария случилась из-за поломки его байка. Надеюсь, виновных найдут. Папа точно всё возможное для этого сделает.

– Не смогла заснуть? – тихонько входит на кухню папа.

Вздрагиваю и отрицательно мотаю головой.

– А тебе нужно.

– Мне не привыкать работать сутками. Не переживай за меня. Выпью кофе, и поедем в больницу. Михаил как раз напишет разрешение.

Сердце начинает биться чаще.

– Он сейчас едва держится. Сам не так давно перенёс операцию на сердце, толком не восстановился, а тут такие новости.

– Операцию? Почему ему делали операцию?

Отец бледнеет и нервно сглатывает слюну, словно сболтнул лишнее, но забрать свои слова назад уже не сможет.

– Я не должен был говорить…

– Пап, ну как же твои уроки? Как ты там говоришь всегда? Сказал «А», говори и «Б»? Не увиливай и рассказывай. Из-за этого Влад участвовал в гонках? Чтобы оплатить операцию отца?

Отец опускает голову, и я понимаю ответ. Вот только легче не становится. Отчасти я понимаю отчаяние Кэша, ведь отец – единственный родной человек у него, но почему он не поделился со мной? Я бы постаралась помочь ему. Впрочем, всё это уже неважно. Мы не можем обернуть время вспять и изменить то, что уже случилось.

Наливаю папе кофе с корицей, как он любит, и уже скоро мы возвращаемся в больницу. Я просто обнимаю отца Влада и ничего не говорю – знаю, слова неуместны.

– Ты нужна ему сейчас. Он ни дня не провёл без мыслей о тебе. Уж я-то знаю, – качает головой Михаил Сергеевич.

– Спасибо, что написали разрешение. Я буду рядом, сколько потребуется, и заставлю его выкарабкаться. Он вернётся к нам.

Михаил Сергеевич слабо улыбается. Отец уезжает осмотреть байк и допросить ребят, которые принимали участие в той гонке, а я сажусь на стул рядом с кроватью Кэша и говорю ему всё, что приходит в голову. Пусть слышит мой голос и знает, что я рядом с ним. Я сжимаю его руку и рассказываю всё, что в последнее время навалилось на меня.

– Я виновата перед тобой… Запуталась и столько всего наворотила. В тот вечер, после бала, я не должна была срываться на тебе… Это ведь из-за того, что я не понимала собственных чувств. Ты же знаешь, как сильно я ненавижу, когда ситуация выходит из-под контроля… А потом твоё признание. Кто бы знал, что я отреагирую настолько эмоционально на твой обман? Встречался с девушкой тайно от меня, а я думала у нас нет друг от друга секретов… Ещё и представлял на её месте меня. Это подло, между прочим. Я говорю ерунду? Наверное…

Я не знаю, что говорить… но боюсь замолкнуть, потому что тишина вокруг пугает. Несколько часов я просто без умолку говорю всё, что приходит в голову, а временами смолкаю и просто глажу его руку. Едва различимое тепло пугает меня, но это лучше, чем каменный холод.

– Я знаю, что ты пошёл на гонки ради отца. Ты хотел заработать ему на операцию… это сильно. Я бы поступила точно так же. Порой мне кажется, что где-то на небесах произошёл сбой, и мы должны были родиться близнецами. Мы принимаем одинаковые решения, а потом расплачиваемся за свои ошибки. Вот только мой большой минус – я не уберегла тебя, а ты бы меня уберёг. Ты бы сделал всё, чтобы я не оказалась на твоём месте. Ты сильнее.

– Я мужчина… должен быть сильнее, – звучит слабый голос.

Кэш закашливается, а аппараты начинают пищать. Я перепугана, потому что не понимаю, что это значит.

– Он только что говорил… – бормочу, когда медсестра выпроваживает меня. Врачи окружают Кэша, а я не замечаю толком, как оказываюсь в коридоре.

Здесь холодно и пусто. Обхватываю себя руками и прошу Всевышнего, чтобы всё обошлось. Он заговорил со мной! Слышал меня! Пусть он придёт в себя и больше не оставляет нас. Он нужен своему отцу… Кто ещё его поддержит?.. И что уж скрывать – он нужен мне. Я готова отпустить его, больше не мелькать у него перед глазами и даже не искать объяснений в его взгляде. Я не жду его оправданий. Пусть только живёт и наслаждается жизнью.

Говорят, что мы плачем, только потерявши. Наверное, это про меня. Я не ценила Кэша, когда он был рядом… недостаточно сильно. Мы водили друг друга за нос, и я тоже врала о своих чувствах к Золотарёву. Говорила ведь, что у нас ничего нет, а было что-то, пусть и всего лишь взаимное притяжение. Я мотаю головой, плюхаюсь на скамью и жду, когда выйдут врачи. Проваливаюсь в полудрёмку и слышу зовущий меня голос. Их несколько… они отдаются эхом, и я не могу различить, кому они принадлежат.

– Яна, нам пора домой. Тебе нужно отдохнуть. Поспим и в путь.

– Домой? Он что?..

Распахиваю глаза и смотрю на папу. Он отрицательно качает головой и улыбается уголками губ.

– Влада решили транспортировать в столицу. Там есть всё для успешной реабилитации. Михаил уже подписал согласие, а я доверил расследовать это дело лучшему. Здесь мы уже не поможем.

– Но он ведь всё ещё там? Я могу зайти к нему?

– Ненадолго. Ему ввели успокоительные и готовят к перевозке.

Я подскакиваю, борюсь с мушками, полетевшими перед глазами, и вхожу в палату. На ресницах дрожат слёзы, но я смахиваю их. Приближаюсь к кровати и смотрю на парня, а потом склоняюсь и касаюсь его губ своими.

– Мы ещё встретимся…

Если клиника, в которую его повезут, недалеко, то я смогу навещать Влада каждый день. Вот только меня вряд ли пустят в реанимацию, и придётся ждать, пока его переведут в палату, но обо всём этом можно подумать позднее.

– Пусть тебя бережёт Ангел-Хранитель, – говорю, хоть и слабо верю в высшие силы. Не уберег ведь от аварии… а с другой стороны – всё могло закончиться куда хуже.