Текст книги "Журнал Наш Современник №6 (2004)"

Надежда КРЮКОВА • “Русские – это люди высшего порядка!” (Наш современник N6 2004)

М озаика войны

Надежда Крюкова

“Русские – это люди высшего

порядка!”

В начале 80-х годов прошлого века, работая в нашем посольстве в Норвегии, я познакомилась с интереснейшим человеком – Адамом Егеде Ниссеном, или просто Адамом Адамовичем, как мне его отрекомендовали. Он был врачом, лечил рабочих. Образование получил в Советском Союзе в 30-х годах прошлого века.

– Хорошо помню эти годы, – рассказывал Адам Адамович, – борьба за Советский Союз была самым актуальным вопросом. Мы дискутировали его всюду – в школе, на улице, дома. Очень много о вашей стране рассказывал отец, делегат Коминтерна. И вполне естественно, что мне самому давно и страстно хотелось увидеть эту замечательную, почти сказочную для тогдашней норвежской молодёжи страну. Страну, где нет больше богачей и безработицы, где все как один трудятся на общее благо.

И летом 1932 года исполнилась наконец моя давнишняя мечта: я поехал в Москву, учиться. Но поскольку на вступительные экзамены я опоздал и на первых порах не знали, куда меня деть, то включили в состав делегации от МОПРа, находившейся в то время в Москве. Таким образом, моё пребывание в Советском Союзе началось неожиданно с путешествия: мы поехали сначала в Карелию, а потом в Среднюю Азию.

Я много тогда писал об этой поездке. Мои заметки публиковались в норвежской рабочей газете “Арбейдер” (“Рабочий”). Во время этой поездки я познакомился, а потом и подружился с Ниной Крымовой: она была переводчицей нашей делегации.

После возвращения в Москву её муж, Павел Герасимович Шарманов, неожиданно предложил мне поселиться у них. О большей удаче я не мог и мечтать. Ведь я знал тогда всего несколько русских слов.

У семьи Крымовых был очень интересный круг друзей: артисты, политические деятели... И пока я жил у них, почти ежедневно бывал в театре или на концерте.

Павел Герасимович, насколько помню, был редактором какого-то журнала. Он был очень суровым и требовательным человеком – прежде всего к себе! Но и к другим. Одним словом, за то время, что я прожил в этой семье – около года, меня воспитали во всех отношениях! – Адам Адамович смеётся.

– С 1 января 1933 года меня зачислили наконец студентом Первого Медицинского института, и для меня началась совсем иная жизнь. А ещё через некоторое время, когда я переехал от Крымовых в студенческое общежитие на Моховую, с головой ушёл в бурную студенческую жизнь. Домой же, как упоминал, приезжал только летом, на каникулы. И теперь уже не отец, а я часами рассказывал родным, друзьям и знакомым о своей жизни в Советском Союзе. А рассказать было о чём! Ведь всё, что я видел, чувствовал, осознавал, живя в Москве, было так ново, так необычно для меня.

В 1938 году я окончил институт. Своё последнее лето в Советском Союзе, как и первое, провёл в путешествии с друзьями.

Нас было пятеро. Мы путешествовали по Закавказью – прошли пешком от Нальчика до Зугдиди, через всю Сванетию! Тогда, помню, эти места казались нам уголком чудом сохранившегося до наших дней средневековья: ни электричества, ни дорог...

Осенью 1938 года я вернулся домой с советским дипломом врача. Но чтобы получить право на обзаведение собственной практикой, я должен был, как многие другие специалисты, получившие образование за границей, сдавать дополнительные экзамены. К счастью, в это время у меня появилась возможность наняться врачом на китобойное судно, что я, из экономических соображений, и сделал. Известие о начале войны застало наш экипаж в Атлантике, на пути домой. Домой мы, однако, не попали: флот был национализирован и приказ был ехать в Тринидад, Вест-Индию.

После долгих мытарств с командой этого судна я очутился наконец на суше – в Халифасе, в Канаде: там строился в это время норвежский воздушно-тренировочный лагерь, и меня взяли туда врачом. Потом, вместе с воздушной эскадрильей, я оказался в Исландии, где прожил около года, после чего меня командировали в Нью-Йорк.

По пути в Нью-Йорк наше судно торпедировали, и вместе с частью экипажа, в январские штормы, в течение долгих девяти суток мы находились в открытом море в шлюпке. Мы уже склонялись к мысли, что нам конец, когда неожиданно нас подобрал экипаж канадского миноносца. Две другие лодки с людьми, насколько знаю, пропали без вести.

В Нью-Йорке меня зачислили ассистентом профессора Креба – военного врача, который занимался комплектованием медицинского оборудования и медикаментов для военно-полевых госпиталей. До обеда я работал под началом профессора, а после обеда, до глубокой ночи, в открывшейся там вскоре после начала войны клинике для норвежских моряков. Работали мы как звери.

Так прошло два года. В октябре 1944 года меня неожиданно вызвали телеграммой в Лондон: в годы войны, как известно, там находилось норвежское коалиционное правительство.

Когда я доложил о своём прибытии, мне сказали, что я включён в состав норвежской Военной миссии и что в ближайшие несколько дней мы должны выехать в Финмарк: от советского командования было получено сообщение о готовящемся наступлении советских вооружённых сил в северо-западном направлении. Это означало, что долгожданное освобождение дорогой нам всем Норвегии было не за горами.

Мы все тогда хорошо понимали, что своими силами нам не одолеть фашистов и что единственная страна, которая может – и захочет! – помочь нам в этом – Советский Союз. Не Англия и не США, а Советский Союз. Ибо два предложения, с которыми наше коалиционное правительство обратилось к их правительствам с аналогичной просьбой: помочь силам сопротивления Норвегии, – были к тому времени отклонены обеими странами. И нашей единственной надеждой стал тогда Советский Союз.

Норвежская делегация состояла из шестнадцати человек, из которых двое были коммунистами: Юст Липпе и я, что вначале очень удивило нас. Но потом мы поняли – это был всего-навсего красивый жест со стороны нашего правительства. Оно хотело подчеркнуть тем самым свою лояльность коммунистической России. На время, конечно, а там – видно будет...

Едва Адам Адамович произнёс эти слова, как мне тотчас вспомнилось то, что сказал нам с мужем норвежский писатель из Киркенеса, один из авторов книги воспоминаний о тех суровых днях войны: “Вскоре после вступления советских войск в Финмарк, – начал свой рассказ писатель, – наше правительство направило советскому командованию телеграмму следующего содержания: “С чувством восхищения следим за героической и победоносной борьбой Красной Армии. Население северных районов Норвегии будет приветствовать союзническую Красную Армию как освободительницу. Норвежские вооружённые силы примут посильное участие в боевых действиях. Население, так же как и гражданские власти, получившие соответствующие полномочия, сделают всё необходимое для общей борьбы против оккупантов. Освобождение северных районов Норвегии будет встречено с радостью и чувством огромной благодарности всем норвежским народом, что ещё больше скрепит дружбу между нашими двумя странами”.

– А следом за этой телеграммой, – продолжал писатель с иронической усмешкой на губах и горечью в голосе, – была спешным порядком тайно отправлена другая телеграмма: “Немцев разоружайте, но не переусердствуйте в этом”.

В тот момент, когда я слушала рассказ Адама Адамовича о его поездке в Финмарк, у меня было очень сильное желание сказать ему об этих двух телеграммах, но я сдержалась: ни к чему сейчас перебивать ход его мыслей, подумалось.

– Руководителем нашей миссии был назначен полковник Дал – Арне Дал, – поправился Адам Адамович. – Тогда он был ещё полковником, генеральское звание получил позднее. На двух катерах-истребителях мы поехали сначала в Мурманск, а уже оттуда – в Финмарк...

– Как вас встретили в Мурманске, Адам Адамович? – решаюсь я задать первый за всё время беседы вопрос. В ответ он улыбается:

– Наверное, вы думаете, что цветами, шумно и торжественно... Отнюдь нет: время-то какое было! Из Мурманска в Финмарк мы ехали на машинах. Ехали днём и ночью. И чем ближе мы подъезжали к конечной цели нашего пути – к Киркенесу, тем всё чаще и чаще навстречу нам стали попадаться обозы с ранеными и убитыми: в Финмарке шли уже ожесточённые бои. Когда же мы добрались наконец до Киркенеса, город был уже освобождён советскими войсками.

При первой встрече с советскими воинами они произвели на меня огромное впечатление, – я никогда не забуду это! Да разве такое можно забыть? Снабжение наше было полностью за счёт Красной Армии: нам давали сухари из чёрного хлеба, что было нам в диковинку: до этого мы никогда такого хлеба не ели! Давали колбасу, масло, консервы...

Местные жители встретили нас восторженно. О советских же воинах рассказывали настоящие чудеса: они не только освобождали их край от ненавистных фашистов, но и помогали восстанавливать разрушенные ими дороги, сожжённые дома, – в Норвегии они, как известно, большей частью деревянные.

Фашисты, отступая, методично осуществляли свою варварскую тактику “выжженной земли”. Сегодня, спустя почти сорок лет, трудно и вообразить себе, что после изгнания этих варваров из Финмарка в Киркенесе остались неразрушенными всего три дома – от целого города! Всё было сожжено, порушено, население же угонялось в Германию.

Но нескольким тысячам человек – около трёх тысяч – удалось всё же избежать этой участи и спрятаться. Они жили в штольне на железорудных шахтах в Бьёрневатн, в трудновообразимых, почти нечеловеческих условиях.

Отступая, фашисты запланировали взорвать эту штольню, но не успели: им помешало стремительное наступление советских войск.

Ежегодно, когда на экранах наших телевизоров, в ознаменование очередной годовщины с момента освобождения северной части Норвегии советскими войсками, снова оживают события тех далёких дней, у меня такое ощущение, словно я снова и снова встречаюсь со своей молодостью. Но самый волнующий для меня момент – это когда из штольни на волю, к солнечному свету, выходят эти замученные, полуголодные люди. Впереди – тележки с больными и стариками, которые уже не могли идти, женщины с детьми на руках. Тем не менее над их головами развевается национальный флаг! Многие едва держатся на ногах, но они выходят из штольни с пением Интернационала. Это непередаваемое зрелище, уверяю вас!

Голос Адама Адамовича дрогнул, и он замолчал. А я... Ах эта женская впечатлительность! Стоило мне почувствовать, как дрогнул голос рассказчика, как слезы мгновенно навернулись на глаза. Они мешают писать, мне стыдно за свои слёзы, и я стараюсь скрыть их, как можно ниже наклоняю голову над блокнотом, украдкой утираю их и с остервенением нажимаю на шариковый карандаш, хотя Адам Адамович уже минуту как молчит.

Успокоившись немного, продолжаю своё дело. Но мысли мои почему-то устремляются не к Адаму Адамовичу, а к тому писателю из Киркенеса. Я отчётливо слышу его приглушённый голос.

“Неужели наши государственные деятели так никогда и не поймут, – говорит писатель с болью в голосе, – что война не только страшное бедствие для миллионов людей, но и ужасное проклятие в адрес виновников этих войн, фактически – убийц! Удастся ли нам избавиться когда-либо от зловещего дыхания поджигателей войн, навсегда покончить с ними? И если да, то какой ценой? Знать бы это! Убеждён, многие, очень многие из нас, не задумываясь, отдали бы жизнь, чтобы избавить землю от этого проклятия”.

– Я пробыл в Финмарке около года, – продолжает Адам Адамович, – с октября 1944-го по август 1945 года. Поскольку я был врачом по профессии, сразу по прибытии туда меня назначили начальником санитарного батальона.

Лечил я только норвежцев. У советских воинов, оставшихся помогать местным жителям налаживать мирную жизнь, был свой санбат. Но так как у меня то и дело возникали трудности с медикаментами, мне почти ежедневно приходилось контактировать со своими русскими коллегами: они помогали мне всем, чем могли! А иногда делали и почти невозможное.

Из событий того периода, связанных с моей врачебной деятельностью в Киркенесе, в памяти – памяти сердца! – поправился он, – навсегда отложились два эпизода.

Вскоре после приезда нашей миссии в Киркенес среди местного населения были зарегистрированы случаи заболевания дифтерией. Нужна была – в срочном порядке! – антидифтерийная сыворотка. Но где её взять? Как я всегда поступал в подобных случаях, первое, что я сделал, – обратился за помощью к советским врачам. Но увы: у них её тоже не было, так как вся она ушла на прививки советским солдатам, которые были сделаны заблаговременно.

Я был в отчаянии. Каково же было моё удивление, даже, я бы сказал, восхищение, когда примерно через неделю ко мне приходит советский ординарец и сообщает, что сыворотка для нас уже заказана в далёкой Сибири и что очень скоро – через несколько дней! – мы получим её.

Вначале я засомневался в его категоричном утверждении: так скоро сюда, почти на край света, будет доставлена спасительная сыворотка? В это трудно было поверить: обещания русских казались мне нереальными, почти фантастичными. Но примерно через неделю специальным рейсом к нам прибыл самолёт, на борту которого была драгоценная сыворотка. Таким образом, население Финмарка было во второй раз спасено – на этот раз от коварнейшей болезни. И снова с помощью русских! Такое не забывается.

Он снова замолкает: воспоминания полностью завладели им. Чтобы стряхнуть их с себя, вернуть душевное равновесие, поворачивает голову к окну. За окном с утра хмуро, пасмурно...

– А вот и второй эпизод, – снова заговорил он задумчиво. – В декабре 1944 года в Киркенес прибыло из Англии норвежское судно с продовольствием и медикаментами. Оно шло единственно возможным тогда путём – через Мурманск. И когда оно прибыло наконец, наши моряки рассказывали, что дошло оно только благодаря самоотверженности моряков и командования советских военных кораблей: взяв наше судно в тесное кольцо, чтобы немецкие подводные лодки, всё ещё шнырявшие в Баренцевом море, не смогли торпедировать его, то есть приняв всю опасность на себя, они благополучно довели его таким образом до цели.

Подобные рассказы и то, что мы видели собственными глазами, окружало каждого советского воина, находившегося на нашей северной земле, почти легендарной славой: отношение к вашим воинам было как к людям высшего порядка!

Василий ЕРМОЛЕНКО

Василий Иванович Ермоленко всю свою жизнь посвятил журналистике и литературному творчеству. В газетах и журналах он опубликовал многие очерки, рассказы, фельетоны. Отдельными изданиями вышли его романы “Пленники Натуны”, “Знают только в штабе”, “Тайник в лесном овраге”, повести “Волчья балка”, “Ночной взрыв”, “Из окружения”.

Ермоленко – участник Второй мировой войны, кавалер восемнадцати государственных наград. После окончания девятого класса и радиошколы прошел боевой путь от Харькова и Сталинграда до Восточной Пруссии и… Маньчжурии. В 1947 году демобилизовался и вернулся на родину – в село Соколово Харьковской области.

“Уходя из дома, прихватил с собой общую тетрадь в коленкоровом переплете и пару карандашей, чтобы вести в армии военный дневник, – вспоминает Василий Иванович. В мае 1942 года южнее Харькова я попал в окружение. Выходя из вражеского кольца, я лишился всех своих личных вещей, в том числе и дневника. Затем отступление с тяжелыми боями до Волги, жестокая Сталинградская битва. Было не до дневников.

Когда немцев на Волге разбили, решил возобновить военный дневник и вел его до декабря 1946 года, хотя это было просто опасно. В свое время появился строгий приказ, запрещавший бойцам и командирам действующей армии вести дневники. Но я все-таки вел записи тайком от боевых товарищей и командиров.

Спустя полвека решил издать свой военный дневник отдельной книгой. Причем ничего не добавляя и не убавляя. Ведь как ни крути, а документ этот исторический, и не надо в нем ничего улучшать или переделывать. Пусть остается все так, как было написано в те далекие и грозные годы”.

Итак, перелистаем книгу Василия Ермоленко “Военный дневник старшего сержанта”, вышедшую в белгородском издательстве “Отчий край” в 2000 году и посвященную 55-летию Великой Победы; перелистаем страницы, пропахшие порохом и кровью, написанные в землянках, окопах, блиндажах молодым человеком предвоенного поколения, воспитанным Советской властью на идеях самого справедливого строя в мире; страницы, местами, может быть, несколько наивные, но предельно честные, искренние, где за каждой строкой встает “суровая и ясная, завидная судьба родной навеки страны!” (М. Исаковский).

Из солдатского дневника

25 ноября 1942 года

Расскажу, как я, мои товарищи и командир чуть к немцам в плен не попали. Поехали мы на машине искать одну из частей, чтобы наладить с ней радиосвязь. Ездили целый день и все не могли найти кого надо. Вот мы кинулись что есть духу по одной из полевых дорог. Едем, глядим по сторонам. Слева от нас колонна войск движется. Мы думали – наши. Когда подъехали совсем близко, только тогда увидели, что это немцы. Наш шофер не растерялся. Развернулся между немцами, нажал на газ. Только нас и видели. Когда немцы опомнились, подняли ураганную стрельбу. Отъехав на значительное расстояние, мы остановились, осмотрелись. Скаты целы, мотор работает. Вот только нашего радиста Сашку Иванова легко ранило. По дороге в свою часть определили раненого в медсанбат. Вот так мы чуть не попали в лапы к немцам.

16 мая 1943 года

Тыл живет своей жизнью. Размеренно гудят в небе самолеты, проходят товарные эшелоны. Когда проедешь сотни километров и увидишь свою Родину, думаешь: вот она, Социалистическая держава. И есть ли такая сила, которая бы победила нас? Безусловно, нет и не будет. Такой народ, как наш, не сделать рабом. Никогда!

5 ноября 1943 года

Сегодня получил письмо из дома, которое почему-то задержалось в дороге. Из письма узнал, как страдали при немцах мои земляки. Семнадцатилетнюю сестру Шуру шесть раз пытались отправить в Германию. Пришлось ей прятаться от немцев на дальнем хуторе, носить старую рваную одежду, мазать лицо сажей.

8 ноября 1943 года

Октябрьские праздники прошли хорошо. Весть о взятии Киева сделала праздник еще радостнее. Шестого был торжественный вечер, на котором мне вручили медаль “За оборону Сталинграда”. После собрания выступала самодеятельность нашей радиороты. Потом мы смотрели кинофильм “Два бойца”.

29 июня 1944 года

Село Комаки Чешненского района. Быстро продвигаемся вперед. Немцы удирают во все лопатки. Хорошенькие девушки-белоруски Оля и Маруся рассказывали много интересного о партизанах. Почти весь район был под контролем партизан. Он так и назывался: партизанская зона. У партизан были машины, танки и даже легкие самолеты для связи с Большой землей. Немцы вели борьбу с партизанами методом карательных операций. Но партизаны маневрировали, быстро меняли свои позиции. И в этом им активно помогало местное население. А сколько интересных эпизодов рассказали девушки. Партизаны попросили одну молодую женщину, чтобы она легла спать с немецким комендантом. Не успела парочка расположиться в постели, как нагрянули народные мстители и сцапали коменданта живым. Другой случай. На октябрьские праздники партизаны заминировали телегу с продуктами. Возница сумел вовремя скрыться. Более десяти вражеских солдат поспешили к телеге и все были уничтожены взорвавшимся фугасом. Вчера к нам приезжали партизаны, действовавшие в этой местности. Они очищали лес от немцев и полицаев. Поразил меня один случай. Трехлетний мальчик Миша нашел три патрона и принес их партизанам. Конечно, при такой помощи народа, когда даже ребенок понимает, что к чему, партизаны были неуловимы и непобедимы.

9 мая 1945 года

Вот и настал долгожданный День Победы. Четыре года ждали мы этот день. Ждали в окопах солдаты, ждали в дремучих лесах партизаны, ждали на заводах в Германии наши невольники, ждали на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке. Победа над фашизмом пришла. Дорого она нам досталась, мы ее завоевали в жестоких боях. Было время, когда мы отступали, отдавая врагу родные города и села. Отстояли Волгу и Сталинград. Несколько месяцев город горел, все медленнее и медленнее продвигались по его улицам немцы. Сражение шло за каждый дом, каждую лестничную клетку. А тем временем страна расправляла могучие крылья, готовила по врагу сокрушительный удар. После Сталинграда немцы стали терпеть одно поражение за другим и наконец капитулировали. По случаю Дня Победы мы за обедом выпили, помянули павших товарищей. На каждой станции нас встречали толпы празднично одетых людей. Все возбуждены, смеются и радуются. На глазах у многих слезы.