Текст книги "Девять дней в июле (сборник)"

Автор книги: Наринэ Абгарян

Соавторы: Тинатин Мжаванадзе,Анна Антоновская,Елена Соловьева,Анна Кузнецова,Кира Стерлин,Наталья Волнистая,Заира Абдуллаева,Ольга Савенкова,Ксения Голуб,Светлана Анохина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Значит, так! Я вам пишу, что вы девственница, ибо ваш бывший муж – не мужчина, а, извините мой испанский, настоящий maricèn [8]8
  Педик ( исп.).


[Закрыть]. Сиди Самир, вам очень-очень-очень повезло, мусульманин в любом случае должен хорошо обращаться с женой, но вас я считаю себя обязанным предупредить об этом отдельно.

На этом месте Мариам разобрал истерический смех. Oнa уже открыла рот, чтобы предложить судье, если что, скооперироваться с доктором, чтобы бить Самиру морду вместе, но Самир вовремя вытолкал ее в сад. За две минуты до закрытия мэрии судья подписал свидетельство о браке. Так Мариам окончательно породнилась с полковником Заффати.

Дома их ждала Аиша за накрытым столом, точнее, за двумя столами. В доме Заффати было два стола, большой и поменьше. Когда полковник отсутствовал, все сидели за большим столом, а когда он был дома, то за большой стол садился он сам и те, кто занят делом, т. е. работает или учится. А за маленьким обедали все остальные. Потому что полковник тунеядцев хоть и кормит, но за одним столом с ними не сидит.

– Теперь твоя очередь, – сказал Самир младшей сестре Салиме.

– Заткнись! – обиделась Салима.

Самир давно уже положил глаз на костюм Hugo Boss, а повода его надеть, кроме как на свадьбу Салимы, у него нет.

Каждый год Салима опять собирается замуж. Не в смысле опять замуж, а опять собирается. В отличие от старшей сестры Амиры и их матери Аиши, в свое время последующих правилу «молчание девственницы – знак согласия», Салима не молчит. Она разговаривает, причем громко.

Из семерых детей Аиши и полковника самой успешной считается Амира. Кузен, которому она еще в детстве запала в душу, вдруг оказался вундеркиндом и по результатам конкурса был объявлен лучшим математиком в стране. С тех пор его учили в лучших учебных заведениях Франции за счет короля. Парень сделал блестящую карьеру и вернулся в родной городок просить руки дочери своего дяди. Так что повышенным сахаром в крови родители обязаны уж точно не ей, правильной девушке из городка, который поэтично называется Воротами Сахары.

Предложения руки и сердца марокканские мужчины делают весной и летом. Летом жители, по выражению министра иностранных дел Марокко, внешних марокканских провинций, а именно Европы и французской Канады, приезжают на родину, тогда и возможностей познакомиться больше, и помолвку праздновать веселее.

С тех пор как Салиме исполнилось шестнадцать, каждое лето ей кто-то делает предложение, и каждый раз она находит причину отказать. С каждой из этих причин по отдельности все готовы согласиться, но в совокупности получается комический эффект вроде того, как в комедиях, когда с одним и тем же персонажем происходят одинаковые или похожие инциденты. Другими словами, ничего смешного, если человек поскользнется на банановой кожуре, пока его же не обольют с балкона водой, а уж если он войдет в стекло, то это, как говорит чукча, однако, тенденция.

Один жених был на двадцать лет старше. «Зачем мне нужен старый пердун?» – вполне справедливо рассудила девушка. Полковник обиделся, Аиша, вышедшая в свое время замуж за такого же, расхохоталась.

Второй уже был женат и имел двоих детей. «С какого перепугу мне становиться второй женой, мне что, жрать нечего или я безнадежная страхолюдина?» – мудро рассудила Салима.

Третий ездил на шибко дорогой машине. «Все на себя, гад, тратить будет, зачем мне такой?» – решила практичная марокканка.

Четвертый был на самом деле вторым, но он к тому времени уже развелся. «Чудак ты на другую букву, ради молодой и красивой жену с детишками обидел, потом со мной так же поступишь!» – разгневалась Салима.

Пятый был лейтенантом. «Тебе я нужна или с полковником породниться хочешь?»

Шестой был приятным во всех отношениях молодым человеком, но у него был один существенный недостаток – он был единственным сыном пожилой вдовы. Хоть она и оказалась женщиной весьма доброжелательной, избежать тесного с ней общения в будущем вряд ли удалось бы.

Седьмой был из Амстердама, и, как оказалось, Самир его знал. Выяснилось это, когда полковник позвонил сыну посоветоваться по поводу кандидата. У полковника до сих пор стальные мышцы, прямая спина, свои зубы, да и очков он никогда не носил, однако возраст все-таки даeт о себе знать следующим образом – последние пару лет он стал по секрету от всей семьи советоваться со средним сыном. Услышав имя и фамилию несостоявшегося жениха, Самир сразу вспомнил, кто это, и что он курит гашиш.

Восьмой явился свататься один. Объяснил это тем, что маман евойная уже присмотрела ему другую невесту и с ним идти отказалась. Салима заявила, что она себя не на помойке нашла, пусть или в следующий раз приходит с мамой, или идет в жопу.

Девятый уж больно худенький оказался. Салима, как заправская дева-богатырша Брунгильда, его толкнула, и он упал.

Костюм так и висит в магазине.

После праздничного ужина Мариам направилась было на крышу охладиться, но Самир ее не пустил:

– Ты что?! Вся улица ждет, когда мы с тобой уединимся, а тебя на крышу понесло!

– А может, я Хасана Второго стесняюсь? Я вообще девушка скромная и стеснительная. Мне по статусу положено, сам судья подтвердил. И вообще, у меня, между прочим, отпуск, а я только и делаю, что выхожу за тебя замуж. Ни отдыха, ни достопримечательностей, кроме полицейского участка. Давай хоть на крыше посидим, на звезды посмотрим. Когда я еще в Голландии звезды увижу.

– Ну хорошо, давай. Садись! Расскажи какой-нибудь русский анекдот!

– Мммм. Ну вот, например: «Бабушка, это у вас черная смородина?» – «Нет, красная». – «А почему она белая?» – «Потому что зеленая».

– Ха-ха-ха-ха!

– Ты понял?

– Нет!

– А что смеешься?

– Ну ведь смешно, сама красная, а белая, потому что зеленая.

– А почему так, знаешь?

– Нет, а почему она белая?

– Потому что зеленая.

– Аааа, это абстрактный анекдот?

– Нет!

– Значит, бабушка сумасшедшая?

– Нет, зеленая, значит, незрелая. Вот она и белая, потому что зеленая.

– А почему она белая, а не зеленая?

– Потому что она уже не зеленая, но еще не красная.

– А почему она не коричневая?

– ???

– Переход цвета между зеленым и красным дает коричневый.

– Потому что она растет не в фотошопе.

– Логично!

– Теперь понял?

– Понял, а когда она будет черной? Когда перезреет?

– Нет, она не будет черной, потому что она красная.

– Так она же белая!

– ПОТОМУ ЧТО ЗЕЛЕНАЯ! А называется красная.

– Я понял. Но без объяснения смешнее было.

На следующее утро Самир и Мариам уехали к себе в Голландию, а полковник – на военную базу. Из дома он, по обыкновению, выехал перед рассветом. В свете фар увидел на дороге несколько больших камней и сразу сообразил, зачем они: водитель в темноте выходит из машины, наклоняется убрать камень, злоумышленник бьет его по голове и скрывается с деньгами. Полковник, наоборот, прибавил газу и поехал прямо по камням. И так ехал еще 100 километров до ближайшего автосервиса.

– Отец, у тебя же пистолет, напугал бы их! – сказал Рашид, которому он позвонил, добравшись до базы.

– Мне 75 лет, мог бы и промахнуться. А жаль!

* * *

Как и о помолвках своих детей, так и о появлениях внуков полковник узнает последним. Сыновья к нему не по уставу почем зря не обращаются, а, что люди говорят, он не слышит, потому что когда-то оглох из-за взрыва. Поэтому узнает он что-то тогда, когда ему жена сочтет нужным сообщить.

– Самир, а что же ты сам отцу не сказал? – спросила Мариам.

– С ума сошла? Он тогда узнает, что я занимаюсь сексом.

– А то он и так не знает.

– Теоретически он знает, а практически он об этом не думает. Вообще, если мужчина с другим мужчиной свою жену в сексуальный контекст помещает, то он тьфу, а не мужик.

– Поняла, это и называется экзистенциализм. Когда чего-то нет, но на самом деле оно есть. А как тогда он узнал?

– Ты сказала мне, я сказал маме, мама сказала Амире, Амира сказала своему мужу и братьям. А отцу, кроме мамы, сказать некому, а она, видимо, опять на него обиделась, потому что он опять грозится отвезти Карменситу к ее детям. Вот только недавно и сказала. Он спросил, правда ли, что Мариам чуть-чуть болеет. Я ответил, что правда, слава Богу. Он очень обрадовался, сказал, что очень давно этого ждал.

– Даааа. Непосвященный в тайный код подумает небось, если услышит, что два каких-то садиста разговаривают. Сначала болеет, потом совсем разболеется, а потом будет кризис и резкое выздоровление. А на седьмой день барашку сделают эвтаназию.

Праздник в честь рождения внука прошел в Марокко, потому что так дешевле и аутентичнее. Дешевле? Мариам смеялась в гордом одиночестве, потому что ее тапочки тоже марокканские.

На самом деле Самир попросил отца купить двух хороших баранов и пригласить пять чтецов Корана, а он ему деньги потом отдаст, когда приедет. Полковник сказал, что он бы с удовольствием, но приехать домой никак не может, так как генерал с проверкой пожаловал, поэтому он выписал для Аиши чек с пропущенной суммой, пускай она все организует. Зная свою маму, Самир подумал, что двумя баранами тут не обойдется, и был прав.

Аиша позвонила в тот же вечер, сказав, что уже купила двух баранов с самыми крутыми рогами, но поскольку среди гостей будут пожилые люди, для которых баранина – слишком тяжелая пища, то она еще заказала тридцать кур.

На следующий день она позвонила снова, мол, народу будет немного больше, чем она рассчитывала, поэтому баранов будет три, а кур пятьдесят.

Еще через сутки баранов стало четверо, а кур шестьдесят. Еще откуда ни возьмись, появились блюда с фруктами и сладостями, количество которых тоже постоянно росло, флаконы парфюма для гостей, официанты во фраках и тент на крышу.

– А зачем тент? – давясь смехом, спросил отец Мариам и тесть Самира.

– А там женщины будут сидеть. Просто на крышу неприлично гостей сажать, а тент будет красивый, там столы поставят, стулья, украсят все. Мужчин в салоне посадим, они же все свои, заранее известно, кто придет, сколько надо продуктов, да и все приличные люди. А женщины – другое дело, для них нужно много продуктов про запас, потому что никогда не знаешь, сколько их будет, кроме того, они еще с собой в пакеты еды наберут, да еще и вдруг сопрут что, вот пусть под тентом и сидят, там ничего ценного.

– А почему у вас женщины такие дикие, а мужчины нормальные?

– Это же так просто! Например, я зову тебя в гости, ты пришел. Понятно?

– Ну да, естественно.

– А вот смотри, зову я в гости тещу. А у нее в это время ее сестра гостит с детьми.

Теща:

– У меня нет никакой сестры.

– Ну не сестра, вот выходишь ты из дома нарядная, а тут соседка спрашивает, куда ты направилась. Ну и придется тебе ее с собой взять, а то неудобно. Вот так женщин много и получается, причем непонятно каких.

– Когда это я к тебе в дом приводила кого попало?

– Ну хорошо, я пригласил в гости не тещу.

– А тебе бы кого попало позвать, лишь бы не тещу!

– Да поезжай в Марокко на здоровье, моя мама тебя встретит как родную.

– ....и посадит на крыше.

– Там есть тент, его украсят!

Поругаться они не успели, потому что позвонила Аиша и сказала, что тех, кто будет готовить, тоже надо чем-то кормить, поэтому к баранам присоединился еще и козел.

Эпилог

Недавно Самиру звонил один из его братьев. Говорит, полковник на здоровье жаловался. А именно схватился за сердце и заорал на весь дом: «Помогите, умираю! Поверните меня к Кибле, быстро! Ох, умираю! Laa illaha illah Allah, Mohammed rasoul Allah!» Семейство уселось вокруг, Коран читает, все как положено. Потом Аиша пошла ужин готовить, возвращается, говорит сыновьям: «Пойдите поешьте, а я с отцом посижу». Полковник: «Я не понял, на меня ты уже не готовишь? Обрадовалась небось! Не дождетесь, масхоты!» [9]9
  Масхот – человек, за которого не молятся его родители. А если даже родители за тебя не молятся, добра не жди ( прим. авт.).


[Закрыть]Встал и пошел ужинать. И все обрадовались. Даже Карменсита, потому что привыкла уже к нему за без малого тридцать лет.

Римма Осипенко

СЕКРЕТАРШИ ПО ИМЕНИ ЮЛЯ

В далекие 90-е, которые многие называют ужасными, а на самом деле время было золотое, о расцвете фирмы узнавали просто. Если появлялась секретарша – дела идут.

Причем нанимали секретаря не сразу, а когда деньги появлялись. Речь неидет о конторах, где первым делом в приемной сажали раскрашенное существо с ногами, которое и не думали использовать по указаннойв штатном расписании должности. Существа были одной из ярких примет эпохи, наравне с малиновыми пиджаками и барсетками, ставшими частью фо́льклора.

В нормальных фирмах в один прекрасный день всем, во главе с руководством, надоедало бегать к телефону, набирать и печатать не имеющие отношения к непосредственной работе бумажки, варить себе кофе.

– Женечка, давай возьмем секретаршу, – подкатилась однажды в хорошую минуту директор консалтинговой фирмы Мякишева к большому начальству. Фамильярность директора объяснялась совместным обучением Мякишевой и босса в школе. Они сидели за одной партой, и в свое время Мякишева частенько поколачивала будущего руководителя деревянным пеналом. Но он оказался не злопамятным.

– Э-э-э… – невнятно промычал босс.

– Нам хватит, – находчиво ответила Мякишева на невысказанное сомнение, – сколько там нужно на одну маленькую девочку…

– Денег на зарплату больше не дам, – пробовал угрожать босс Женя, но Мякишева уже посчитала, что если отщипнуть от каждого по чуть-чуть, то они, почти не ущемляя своих финансовых интересов, как раз наскребут еще на одну ставку.

Мякишева уже несколько дней интриговала. Мальчикам-юристам она рассказывала, что в фирме появится новая красавица. Теткам-аудиторам сулила избавление от компьютерного набора, что для них, еще не до конца доверявших калькуляторам, считавших бухгалтерские программы сатанинской придумкой и тоскующих по счетам с костяшками, было просто даром небес.

Так в небольшой фирме, где Мякишева процветала директором, появилась Юля Первая.

Это теперь есть всякие рекрутинговые агентства. А тогда секретарей брали с улицы. Юля была дочерью знакомой оценщика Паши. Мякишева подозревала, что больше, чем просто знакомой, так как Паша долго мялся и блеял, когда предлагал Юлину кандидатуру.

– У нее такая мама, такая мама, – закатывал глаза лысоватый Паша, большой спец не только в оценке нежилого фонда, но и по бабам ( что они в нем находили, в конторе понять не могли – урод уродом), – вы не пожалеете, если возьмете эту девочку.

Утром пришла кругленькая страшненькая блондиночка, одетая так, будто собралась в поход по родному краю, – потертые ботинки, ветровка, мешковатые штаны. Мякишева как-то по-иному видела своего секретаря, но решила не вредничать. Тогда она была доброй и покладистой, и слова «ты совсем уже как Мякишева» почти никого не обижали. Хуже было другое – Юля ничего не умела. Ни по телефону разговаривать, ни кофе варить. Компьютера не боялась, и то хорошо. У нее получалось с первого раза набрать письмо заказчику не теряя текст безвозвратно в самом конце, что для многих в конторе было высшим пилотажем.

И еще Юля была очень обидчивой. Она обижалась, когда ее поторапливали, просили отвезти документы в банк не на машине с водителем, а троллейбусом, не садиться на столы юристов в присутствии клиентов и перестать болтать по телефону с мамой и подружками.

Когда Юля обижалась, она уходила плакать. Вот это она делала профессионально – рыдала в туалете долго и обстоятельно, возвращаясь в приемную с красным носом и распухшими глазами. Ни о какой работе до конца дня речь, разумеется, не шла.

Но больше всего Юля злилась, когда аудиторы, добрые женщины, мягко, по их мнению, советовали ей надеть юбку и туфли на каблучках. Насчет мягкости можно поспорить, но обидеть ее они точно не хотели.

Однажды любимый клиент фирмы Витенька, успешный хозяин пяти ресторанов, поднаторевший в сложных бизнес-схемах, хитро посмотрел на Мякишеву и сказал:

– Зая, я понял, почему ты эту чучундру на работу взяла. Чтобы Женькина жена не возникала. Мудро поступила. Такую я, даже сильно нажравшись, не трахну. Но ходить к вам теперь неприятно, зая, говорю тебе честно. Глупая девчонка и противная.

Проглотив «заю», Мякишева поняла, какое лицо приобрела контора. Если уж Витенька, будучи крепко выпивши, не польстится, значит, дело совсем плохо. Раньше Мякишева этого не понимала – в женской привлекательности она разбиралась плохо.

Заручившись поддержкой главного аудитора Татьяны Модестовны, которая долго не могла оправиться после потери Юлей всех экземпляров годового отчета конторы, Мякишева вызвала в кабинет Пашу.

– За что ты нас ненавидишь? – вкрадчиво спросила Модестовна, и грудь ее могучая вздыбилась. – Ты это специально?

Паша не стал делать вид, будто не понимает, о чем речь. Он повинно склонил голову с остатками кудрей, красиво развел руками и попытался оправдаться:

– У нее такая классная мама, девочки… И вообще, с лица не воду пить. Страшненькая – не отрицаю, но мы же интеллигентные люди, правда? Мы же не судим о человеке по его внешнему виду?

– Если бы судили, ты бы здесь три дня не проработал, – не удержалась Мякишева.

– Мой годовой отчет – это, по-твоему, придирки к внешности?! – простонала эмоциональная Модестовна. – А когда она заказчику сказала, что клиентов много, а она одна, и нечего ее торопить?

– А когда оставила входную дверь открытой на все майские праздники? – шепотом добавила Мякишева. – А трех котят принесла и поселила в приемной? И теперь эти коты облизывают посуду…

– Сволочь ты, Паша, – резюмировала нечуткая Модестовна.

На том и порешили. Первый опыт с наймом секретарши был признан неудачным. Что Мякишева выслушала от босса Жени, пересказывать не будем. Долго он ждал этого момента, и тут Мякишева наконец попалась и получила за все сразу, но без оптовой скидки.

Она покаялась, в отличие от Юли, которая, уходя, хлопнула дверью так, что с потолка вся штукатурка осыпалась, и приемная стала похожа на бомбоубежище. Котов раздавали несколько недель, страшные были коты и злые.

Мякишева больше не доверяла посторонним и решила подыскивать секретаря своими силами. Прослышав о вакансии, к ней пришла Большая Элла, дальняя знакомая. НИИ, где она работала, безжалостно разогнали, обнаружив, что без этого скопища бездельников народное хозяйство вполне может обойтись. Элле, которая много лет опрометчиво считала себя конструктором горных машин и оборудования, пришлось искать счастья в других местах.

– Секретарша вам, говорят, нужна, – басом сказала Большая Элла, нависая над Мякишевой угрожающим утесом, пропахшим «Клима».

Сидеть под Эллой было неудобно и немного страшно. Совсем не хрупкая Мякишева поежилась и заискивающе ответила:

– Ну-у-у… как бы да… Может, ты сядешь?

Большая Элла мощно плюхнулась в кресло и по-хозяйски оглядела кабинет. Мякишева мысленно прокляла новую мебель и голубые жалюзи – гонорар по бартеру.

– Нормально тут у вас. Бери меня секретаршей, я как раз без работы. Телефон-шмелефон, на машинке я печатаю, будете довольны.

– У нас вообще-то компьютер, – пыталась отбиться Мякишева, – рабочий день ненормированный, по выходным работаем, если нужно.

– Глупости, – рубанула Элла, – власть поменялась, а КЗоТ остался. Не имеете права эксплуатировать трудящихся. А компьютер ваш – панская хвороба, на машинке вернее.

Про эксплуатацию трудящихся Мякишевой понравилось, и она чуть не отправила Большую Эллу к боссу, чтобы та ему это повторила. Но вовремя опомнилась.

Каким-то чудом удалось убедить Эллу, что работа в фирме ей совершенно не подходит. Она конторе – да, а контора ей – вот нисколечко. Кровососы мерзкие, а зарплата копеечная.

Кстати, Мякишева сделала Элле доброе дело, не взяв ее на работу. Не найдя себя на секретарской ниве, Большая Элла в компании таких же конструкторов начала яростно челночить и начелночила себе два магазина, где стала неплохо зарабатывать на хлеб насущный.

И вот, обессилев в бою с бывшей создательницей горного оборудования, Мякишева совершила опрометчивый поступок. Дочка соседки, ласково щебеча, рассказала о подружке, замечательной девочке, которой не повезло в жизни, – муж оказался негодяем и оставил ее с ребенком. Но ребенок живет у мамы в городе Харькове, и подружке ничто не мешает стать отличным секретарем. Мякишеву подкупили слова о покладистом характере, что в свете Юли Первой было немаловажно.

Так в контору пришла Юля Вторая.

Эта Юля желала замуж. Отчаянно, не скрывая своих матримониальных намерений ни от кого.

– Жалко, конечно, что у нас директор женщина, – доверчиво делилась она с аудиторшами, – но я вижу, что среди клиентов очень перспективные люди попадаются. Посмотрим, как сложится…

Юля была мила, не хамила заказчикам, варила сносный кофе, не забывала подавать салфетки, блистала лакированными туфельками и придавала конторе определенный шарм.

Но она парализовала работу юридического отдела. Вместо того чтобы корпеть над договорами и протоколами, юристы толпились в приемной, оттирая друг друга от секретарского стола и пытаясь ненароком заглянуть в бездонные глубины Юлиного декольте. Директор Мякишева нанимала только молодых юристов, потому что старые, по ее мнению, были порченые.

Шансов завоевать сердце прекрасной секретарши у юристов не было – Юля сразу поняла, что вчерашние выпускники университета, не облагороженные родительским благосостоянием, это не вариант. А на пошлую офисную интрижку целеустремленная Юля была не согласна. Вот объясните, откуда появились такие девушки – Мякишева в ее возрасте ни за что бы не пропустила очаровательного Олежку, специалиста по договорному праву.

Однако Юля держала юристов на коротком поводке, и те начали цапаться между собой, что не способствовало повышению производительности труда. После того как юрист Дима напортачил в приложении к большому Олежкиному договору, что угрожало серьезными проблемами серьезному клиенту, Мякишева забеспокоилось.

– Таня, мне эта невеста фирму развалит, – пожаловалась она Модестовне, – хорошо, что босс договор просмотрел перед подписанием. Страшно подумать, что бы было…

– Постреляли бы нас, – меланхолично предположила Модестовна.

Времена стояли отнюдь не вегетарианские, и ее предположение не было невероятным преувеличением. Гипотетически могли и пострелять, если бы сильно рассердились. Не в суд же подавать, в самом деле…

Диму выгнали, а Мякишева стала думать, как обезвредить Юлю. Увольнять ее просто так было нечестно – в конце концов, она не виновата, что у юных юристов любая телепрограмма – «Играй, гормон». И тут судьба пошла навстречу, на Юлю положил глаз заместитель Витеньки-ресторатора. Юля с ним отчаянно флиртовала, но Мякишевой не хотелось искушать судьбу, и она решила ускорить процесс.

– Витя, он женат? – в лоб спросила Мякишева.

– На работе мы все холостые, – ухмыльнулся Витенька, – а в чем проблема, зая?

– Я хочу выдать Юлю за него замуж.

– Ух ты! Оказывается, вы и такие услуги оказываете. Что ж ты раньше не сказала?

– Мне не до шуток, – рассердилась Мякишева, – рассказывай про своего зама, быстро.

– Понимаю, что проблема имеет место быть. Ладно, считай, что тебе повезло, нет у него жены. Бросила его, уехала с каким-то немцем, который у нас месяц обедал, а она того немца приметила, лахудра поганая. Сказала мужу: «Прости, но с тобой я в Европу не попаду, а хочется». Зря, парень он нормальный, небедный, доля у него в моем деле хорошая. Против немца, конечно, не попрет – тот трубами торгует. А для секретарши в самый раз будет. Женим, зая, если надо.

Так Мякишева с Витенькой, объединив усилия, выступили в роли купидонов, а фирма снова осталась без секретаря. Юля Третья (все уже поняли, что следующую секретаршу звали так же?) появилась, когда Мякишева была в отпуске. Первом за пять лет. Босс с супругой тоже отбыли в комфортные теплые края, а на хозяйстве осталась Модестовна.

Первая мысль, которая посетила Мякишеву, когда она пришла в контору после двух недель отсутствия, была: без гипноза не обошлось. Потому что ничем иным наличие в приемной худого лохматого существа в длинной ситцевой юбке, увешенного шнурочками, цветочками и фенечками, Мякишева объяснить не могла. Увидев существо, Мякишева застыла. Правда, перед полным остолбенением успела заглянуть под стол – слава богу, оно было не босое, а в плетеных стоптанных босоножках.

– Вы, собственно, кто? – с ленивым интересом спросили шнурочки и фенечки.

– Я, собственно, директор этого предприятия, – не выходя из ступора, ответила загоревшая начальница.

– Директор – Татьяна Модестовна, – последовал строгий ответ. Возразить было нечего, не доказывать же руководящее положение в собственной приемной.

– Вот, кстати, и позови мне ее…

Наболтав себе огромную чашку кофе, чтоб попустило, Мякишева с нетерпением ждала Татьяну. В общем, история была простой. У Татьяны была подруга, а у подруги – дочь двадцати лет. Любимый ребенок, которого таскали на музыку и художественную гимнастику, воспитывали по умным книжкам и кормили правильной едой. А ребенок, отучившись год на факультете романо-германской филологии, взял и подался в хиппи, повергнув семью в глубокий траур.

Где девочка Юля подцепила этот отживающий тренд, неведомо; Мякишева думала, что дети цветов остались далеко в прошлом. Пересекалась она в свои семнадцать-восемнадцать с тогдашними осколкоми славного движения, доморощенными и оттого абсолютно нелепыми, которые бубнили о таинственной Системе, носили тесемочки на лбу и плохо пахли. Даже во времена юности Мякишевой они вызывали недоумение, а уж через поколение – и подавно.

Юля неделями пропадала неизвестно где, вернувшись, приводила домой обкуренных мальчишек и девчонок, однако попадались и довольно взрослые особи, что пугало особенно. Гости вповалку спали на полу в Юлиной комнате и по ночам опустошали холодильник. Семья перешла на осадное положение и вздрагивала при звуках бубна и колокольчиков, раздававшихся в пять утра. Соседи нервничали и угрожали милицией – длинноволосые друзья Юли, кому не хватало места в квартире, дремали между этажами, и по всему подъезду стелился характерный дымок.

– Встретила Олю, она плачет навзрыд, прямо на улице ревела, – повествовала Модестовна, – говорит, что если бы не была врачом, то потащила бы Юльку по всяким бабкам, порчу снимать и сглаз. Представляешь, до чего дошла? Честное слово, не знаю, как у меня вырвалось, что возьму ее на работу. Неделю здесь сидит, а я уже поседела. Ходят к ней какие-то, по межгороду назвонили столько, что страшно в счет смотреть. Но не волнуйся, я заплачу. Дураков нужно наказывать деньгами. Я дурак – меня и наказывать.

– Тань, мы не солнце, всех не обогреем, – пригорюнилась Мякишева. – Я ее сейчас выгоню, и ты на всю жизнь рассоришься с подругой, будь готова. Но если это чудо посреди конторы увидит босс, то без выходного пособия оторвет головы нам обеим. Так что выбор небольшой. Скажешь Оле, что вернулась ваша стерва и выгнала бедного ребенка. Вали на меня, как на мертвую.

– Неудобно, – пыталась извиняться Модестовна, – ты же ни в чем не виновата.

А Мякишева считала, что виновата. В том, что у нее сотрудники такие сердобольные, виновата. Делать добро за чужой счет – это просто. Особенно когда ощущаешь маленькую власть в своих руках. Мякишева этим переболела, но быстро, как ветрянкой. Зато знала многих, которые превращали свои фирмы в богадельни, пригревая знакомых и особенно родственников. Но когда больше двух работников в конторе связаны родственными узами, на бизнесе можно ставить жирный крест.

Если кто-то считает Мякишеву злобным крокодилом, пусть. Когда тебе исполняется определенное количество лет, перестаешь воспринимать работу как неприятное дополнение к жизни, она тебя кормит, одевает и дает определенную степень свободы. Сострадание к несчастным родителям хиппующей девицы – это нормально. Работа, которую ты можешь потерять, – это отдельно.

Вспомним, что на дворе были 90-е, и Мякишева видела, в какой мрак погружались многие ее знакомые. Она не хотела торговать в подземном переходе газетами, очень не хотела. Ей было жаль мягкую, добрую Олю и ее интеллигентного мужа, которые не могли выставить из собственной квартиры кочующий табор и предпочитали жаловаться встреченным на улице подругам. Ей было их жаль. Но не больше, уж извините. Да, натуральный крокодил…

Но оказалось, что угрызения совести Мякишевой и Модестовны были напрасными. Когда они скрепя сердца вышли в приемную, там никого не оказалось. К Юле закатились очередные веселые друзья, и она, никому ничего не сказав, упорхнула вместе с ними. В коридоре витал сладковатый запах травы.

На спинке стула осталась висеть большая холщовая сумка, расшитая бусинами, за которой Юля так и не вернулась. Сумка долго валялась в кладовке, а потом куда-то исчезла. И Юлю Третью никто больше никогда не видел.

Юлю Четвертую в контору привела мама. Пришла симпатичная, просто одетая женщина и спросила пробегающую по коридору Модестовну:

– Вам, говорят, секретарша нужна?

На этот раз Татьяна не стала брать грех на душу и привела женщину к Мякишевой. Посетительница сбивчиво рассказала, что есть у нее дочка (разумеется, Юля), которая сейчас секретарствует в какой-то фирме, но тамошний хозяин стал ее задерживать по вечерам и говорить слова, далекие от работы. Руки пока не распускает, но это, скорее всего, дело времени. А девочке домой надо, потому что у нее там сынишка четырех лет, да и вообще не хотелось бы скандала.

– Папка у нас горячий, – смущенно поделилась женщина, – муж у Юлечки спокойный, смеется только, а папка в получку может начальнику по голове настучать. Наш папка такой…

– Ну приводите, – вздохнула Мякишева, подумав, что доброе дело по спасению головы неизвестного бизнесмена ей когда-нибудь зачтется.

И получилось, что фирма приобрела настоящее сокровище. Юля Четвертая оказалась идеальным секретарем. Расторопным, внимательным и памятливым. Перестали теряться нужные бумажки и отменяться назначенные встречи. А больше всего лично Мякишевой грел душу появившийся ритуал – утром, пока она снимала пальто, на столе появлялась дымящаяся чашка кофе на белоснежной льняной салфетке. Салфетки Юля стирала и крахмалила дома, хотя никто ее об этом не просил, не такие уж баре были.

А еще Юля была красавицей. Настоящей, без дураков. Высокая, тоненькая, с длинными каштановыми волосами. В ней всего было в меру – юбка той длины, чтобы не делать девушке сомнительные предложения, блузка расстегнута на столько пуговиц, чтобы горячие юристы и остальные проходящие мужчины не пялились, походка без призывного виляния и все остальное со знаком плюс.

Почему-то раньше никто не видел, насколько Юля красива и умна. Жизнь ее была обычной – после школы поступила в педучилище, встречалась с мальчиком, который закончил техникум промышленной автоматики и ушел в армию. А через два месяца Юля узнала, что проводы любимого сделали ей личный подарок.