Текст книги "Война в Фивах"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

13

Прошло несколько часов, солнце начало склоняться к западу. Командиры Мхеб и Диб приблизились к царю, за ними следовал Яхмос Эбана. Они почтительно поклонились Яхмосу и поздравили его с победой.

Яхмос сказал:

– Прежде чем поздравлять друг друга, нам следует выполнить долг перед телами героев и солдат, женщин и детей, которые погибли мученической смертью ради Фив. Принесите их в лагерь!

Тела, перепачканные грязью и кровью, лежали по всему полю, на стене, за воротами. Железные шлемы упали с их голов, над ними повисла мертвая, гнетущая тишина смерти.

Солдаты бережно поднимали их, относили в лагерь и клали рядом. Они принесли тела женщин и детей, пораженных стрелами своих же солдат, и положили их отдельно.

Царь приблизился к месту упокоения мучеников, за ним шли гофмейстер Гур, три командира и его окружение. Подойдя к телам павших в бою, он безмолвно и с печалью поклонился им. Остальные последовали его примеру. Затем царь медленно прошел перед ними, точно по торжественному случаю устроил им смотр перед зрителями, и направился в ту сторону, где лежали женщины и дети. Их тела скрывали льняные покрывала. На лицо царя надвинулось облако печали, его глаза потемнели. Посреди этой горестной картины он услышал командира Яхмоса Эбана, который, не удержавшись от отчаяния, сдавленно рыдал:

– Мама!..

Царь вернулся назад и увидел, что командир, охваченный страшной болью, опустился на колени перед одним из тел. Яхмос узнал госпожу Эбану. Ее лицо исказила ужасная гримаса смерти. Царь покорно и с печалью в сердце застыл рядом со своим командиром. Он испытывал огромное уважение к этой поистине мужественной и мудрой женщине.

Бесспорно, она воспитала достойного сына. Царь поднял глаза к небу и с дрожью в голосе произнес:

– Божественный повелитель Амон, творец вселенной, дающий жизнь и устраивающий все по своему разумению, это твои питомцы, которые сейчас возвращаются к тебе по твоему велению. В нашем мире они жили ради других и умерли. Они бесценные частички, вырванные из моего сердца. Даруй им свою милость и воздай за их мимолетную жизнь, с которой они расстались ради счастливого вечного наслаждения в потустороннем мире!

Царь обратился к гофмейстеру Гуру и сказал:

– Гофмейстер, я желаю, чтобы все эти тела сохранили и предали земле на западном кладбище Фив. Клянусь жизнью, самыми достойными на земле Фив являются те, кто умер мученической смертью ради этого города!

Тут вернулся гонец, которого царь отправил к семье в Дабод, и вручил ему послание. Удивленный царь спросил:

– Моя семья вернулась в Хабу?

Гонец ответил:

– Нет, мой повелитель.

Яхмос развернул послание, написанное Тетишери, и стал читать.

Мой повелитель, которому победить врага помогает дух бога Амона и его благословение. Пусть Бог поможет доставить тебе мое письмо в тот миг, когда Фивы откроют перед тобой свои ворота, дабы ты мог войти в город во главе Армии спасения, исцелить раненых и порадовать души Секененры и Камоса. Что же до нас, то мы не покинем Дабод. Я долго думала об этом и решила, что лучше всего разделить боль с нашим измученным народом, оставаясь в изгнании, где мы сейчас находимся, переживая боль разлуки и тоску по родине, пока не наступит время, когда мы разобьем оковы, которыми он скован, и избавим его от испытаний. Тогда мы без опасений ступим на землю Египта и разделим с народом его счастье и мир. Да заботится о тебе Бог, иди дальше, освобождай города, бери крепости и избавь Египет от врага, не оставив ему ни пяди родной земли. Затем призови нас, и мы без страха явимся к тебе.

Яхмос поднял голову, сложил письмо и сказал:

– Тетишери пишет, что не вернется в Египет, пока мы не изгоним с его земли последнего пастуха.

Гур заметил:

– Наша святая мать желает, чтобы мы не прекратили сражаться, пока не освободили Египет.

Царь согласно кивнул. Гур спросил:

– Мой повелитель не собирается вступить в Фивы сегодня вечером?

Яхмос ответил:

– Я не вступлю в Фивы. Пусть армия войдет в город без меня. Что же до меня, я войду в Фивы вместе с семьей после того, как мы вышвырнем пастухов. Мы войдем в город вместе, как вместе покинули его десять лет назад.

– Жители испытают великое разочарование!

– Скажи всякому, кто спросит обо мне, что я преследую пастухов, чтобы изгнать их за пределы наших священных границ. Пусть те, кто любит меня, следуют за мной!

14

Яхмос вернулся в царскую палатку. Он собирался издать приказ своим командирам войти в город в традиционном порядке под музыку военного оркестра. Однако к нему явился офицер и сказал:

– Мой повелитель, группа вождей восставшего народа возложила на меня обязанность испросить разрешение явиться перед вами и предложить вашему величеству подарки, отобранные из трофеев, взятых во время восстания.

Яхмос улыбнулся и спросил офицера:

– Ты пришел из города?

– Да, ваше величество.

– Двери храма Амона открыты?

– Их открыли восставшие, мой повелитель.

– Почему верховный жрец не приветствует меня?

– Мой повелитель, говорят, он поклялся не покидать своего убежища до тех пор, пока в Египте остается хотя бы один пастух, если только он не раб или не пленный.

– Хорошо. Пригласи вождей восстания.

Офицер покинул палатку и отправился в город. Он вернулся вместе с множеством людей, шедших группами, причем каждая из них гнала перед собой пастухов, собираясь преподнести их в качества дара царю. Офицер просил разрешения впустить первую группу. Вошли египтяне, на них не было ничего, кроме юбок, их лица говорили о пережитых трудностях и бедности. Они гнали перед собой пастухов с обнаженными головами, спутавшимися бородами и перепачканными грязью лицами. Египтяне пали ниц перед царем, их лбы коснулись земли. Когда они взглянули на царя, тот заметил, что их глаза полны слез счастья и радости. Египтянин, возглавлявший эту группу, сказал:

– Повелитель Яхмос, сын Камоса, внук Секененры, фараон Египта, освободитель и защитник, высокая ветвь того огромного древа, чьи корни погибли мученической смертью ради славных Фив, который пришел благословить нас и избавить от дурного обращения…

Яхмос снова улыбнулся и прервал его:

– Приветствую свой благородный народ. Его надежды – мои надежды, его боль причиняет мне не меньшие страдания, его цвет кожи такой же, как у меня!

Лица людей озарились лучезарным светом, их предводитель обратился к пастухам со словами:

– Падайте ниц перед фараоном, нижайшие его рабы!

Пастухи молча пали ниц. Предводитель восставших сказал:

– Мой повелитель, это те пастухи, которые незаконно захватили владения, будто они поколение за поколением наследовали их от своих праотцев. Они унижали египтян, обращались с ними жестоко, заставляли их выполнять самые тяжелые работы за жалкие гроши. Они заставили их жить в нищете, голоде, болезнях и невежестве. Они презрительно называли египтян «крестьянами» и делали вид, будто оказывают одолжение, позволяя им жить. Вчера они были тиранами, сегодня стали пленными. Мы привели их к вашему величеству как самых презренных из ваших рабов.

Царь сказал:

– Благодарю вас, мой народ, за подарок. Поздравляю вас с обретением независимости и свободы.

Египтяне второй раз пали ниц перед своим повелителем и покинули палатку. Солдаты увели пастухов в огороженное место для пленных. Вошла вторая группа, перед ней стоял человек огромного роста с белым цветом лица. Одежда на нем была разорвана. Плети оставили четкие отметины на его спине и руках. От измождения он упал перед царем, не обращая внимания на своих мучителей, которые уже пали ниц перед своим повелителем. Пав ниц перед царем, один из египтян сказал:

– Мой повелитель, фараон Египта, сын бога Амона! Этот злодей в жалком тряпье возглавлял стражей порядка в Фивах и обхаживал наши спины страшной плетью за малейшую провинность. Бог предал его в наши руки, и мы своими плетьми прошлись по его спине до тех пор, пока с нее не слезла кожа. Мы привели его в лагерь царя пополнить число рабов.

Когда вошла третья группа египтян и приблизилась к царю, он с первого взгляда узнал Самнута, судью из Фив, брата Ханзара. Царь невозмутимо смотрел на него. Самнут был изумлен, в его глазах отражались испуг и неверие. Группа египтян приветствовала царя, а их представитель сказал:

– Фараон, мы привели к вам того, кто вчера творил суд в Фивах. Он клялся справедливостью, но выносил только несправедливые приговоры. Теперь его заставили испить из чаши несправедливости, которую он протягивал невиновным, и узнать ее вкус.

Яхмос обратился к судье с такими словами:

– Самнут, всю свою жизнь ты судил египтян. Теперь готовься к тому, что они будут судить тебя.

Затем он передал Самнута солдатам и поблагодарил верных соотечественников.

Вошла последняя группа египтян. Они были взволнованны и кипели от гнева. Среди них находился человек, с ног до головы завернутый в льняную ткань. Египтяне радостными возгласами приветствовали царя. Предводитель этой группы сказал:

– Фараон Египта, покровитель и мститель за египтян, мы из тех, чьих жен и детей пастухи использовали в качестве щитов в битве за Фивы. Богу было угодно отомстить за злодеяния тирана Апофиса. В то время как он отступал, мы напали на его женские покои и похитили ту, которая ему дороже собственной души. Мы привели ее сюда, чтобы вы сами могли отомстить ей за то, что она творила с нашими женщинами.

Предводитель группы подошел к закутанной в льняную ткань фигуре. Когда с фигуры сорвали ткань, все увидели женщину, на которой не было ничего, кроме прозрачной юбки. У нее была белая кожа, чистая как свет, волосы, словно золотые нити, обвивали голову, на очаровательном лице отражались раздражение, гнев и гордость. Яхмос побледнел. Оба уставились друг на друга. На лице фараона появилось смятение, на ее лице – удивление, стершее выражение раздражения, гнева и гордости. В полной растерянности фараон едва слышно пробормотал:

– Принцесса Аменридис!

Гур снял накидку, подошел к женщине и накрыл ее. Яхмос грозно спросил египтян:

– Почему вы дурно обошлись с этой женщиной?

Предводитель группы ответил:

– Это дочь страшного убийцы Апофиса.

Яхмос понял, что чувствуют эти разгневанные люди, жаждущие мщения. Он сказал:

– Не позволяйте гневу взять верх над своими традициями, освященными веками. Истинно благороден тот, кто не изменяет своему благородству, когда вскипают страсти и вспыхивает гнев. Вы из народа, который уважает женщин и не убивает пленных.

Один из египтян, потерявший родственника, но не вкусивший мщения, сказал:

– Покровитель Египта, наш гнев утолится только тогда, когда голову этой женщины отправят Апофису.

Яхмос ответил:

– Вы настаиваете, чтобы ваш повелитель стал подобен Апофису, который проливает невинную кровь и убивает женщин? Предоставьте мне во всем разобраться и уходите с миром.

Египтяне пали ниц перед фараоном и удалились. Яхмос вызвал офицера своей гвардии, тихим голосом приказал доставить принцессу на царский корабль и не спускать с нее глаз.

В сердце и душе царя разыгралась буря. Он не мог сидеть спокойно и приказал командирам войти в Фивы во главе армии победным маршем. Повернувшись к Гуру, он заметил, что тот смотрит на него со страхом, смятением и жалостью.

15

Поле опустело, и царь во главе гвардии направился к Нилу. Он велел колесничим ехать быстрее и погрузился в свои думы. Какой удар сегодня испытало его сердце! Какая неожиданность! Он и не думал, что еще раз встретит Аменридис, она стала для него мечтой, которая на мгновение озарила его ночь, затем растворилась во мраке. Но вот он снова увидел ее, неожиданно и непреднамеренно. Судьба бросила Аменридис к его ногам, она вдруг оказалась полностью в его власти. В душе Яхмоса кипели страсти, сердце билось неистово, проснувшиеся чувства достигли предельного накала, вернулись сладкие воспоминания, и он покорился им, забыв обо всем остальном.

Но принцесса, неужели она узнала его? А если не узнала, помнит ли она счастливого торговца Исфиниса, чью жизнь спасла от верной смерти и которому сказала с волнением и слезами в глазах: «До новой встречи!»? Аменридис тосковала по нему, когда он был в изгнании, и прислала письмо, между строк которого скрыла свою любовь, точно огонь в кремне. Неужели ее сердце все еще билось так же, как впервые забилось в каюте царского судна? Великий Бог! Как случилось, что он чувствует приближение безграничного счастья? Следует ли ему доверять своему сердцу или относиться к этому чувству с подозрением? Царь вспомнил, какой несчастной принцесса выглядела, когда повстанцы привели ее к нему. Его сильный дух не выдержал, и по его телу пробежала дрожь. Царь печалью задался вопросом, стихнет ли гнев Аменридис, если она узнает, что стала пленницей Исфиниса? Фараон представлял, как разгневанные египтяне окружают принцессу, плюют в нее, оскорбляют, вымещая на ней весь свой гнев к ее отцу. Яхмос вспомнил ее негодующее и гордое лицо и ощутил тревогу, какая не охватывала его в самые трудные мгновения. Колесницы фараона подъехали к берегу, он вышел и направился к царскому судну. На борту судна он вызвал офицера, которому доверил принцессу, и спросил:

– Как себя чувствует принцесса?

– Мой повелитель, ее поместили в отдельную каюту и принесли новую одежду. Ей предложили еду, но она отказалась прикоснуться к ней. Она разговаривала с солдатами с презрением и называла их рабами. Несмотря на это, к ней относятся так, как приказало ваше величество.

Царю стало не по себе, он тихо подошел к каюте принцессы. Гвардеец открыл дверь и закрыл ее после того, как царь вошел. Каюта была небольшой и уютной, ее освещала большая лампа, прикрепленная к потолку. Справа от входа на диване с роскошной обивкой сидела принцесса в простой льняной одежде. Она причесала волосы и заплела их в большую косу. Яхмос взглянул на принцессу, улыбнулся и обнаружил, что та смотрит на него с удивлением, точно не веря своим глазам. Она была смущена и полна недоверия. Фараон приветствовал ее, сказав:

– Добрый вечер, принцесса.

Аменридис ничего не ответила, но, услышав его голос, видно, еще больше смутилась, в ее взгляде мелькнуло сомнение. Юноша долго смотрел на нее влюбленными глазами и спросил:

– Вы нуждаетесь в чем-нибудь?

Принцесса пристально всматривалась в его лицо, перевела взгляд на его шлем, затем на доспехи и спросила:

– Кто ты?

– Меня зовут Яхмос. Я фараон Египта.

В ее взгляде появилось отвращение. Желая смутить принцессу еще больше, он снял шлем и поставил его на стол, твердя себе, что принцесса не поверит своим глазам. Он заметил, что она с недоверием смотрит на его курчавые волосы. Будто удивившись, Яхмос спросил:

– Почему вы смотрите на меня так, точно знаете человека, похожего на меня?

Принцесса не нашлась, что ответить, и промолчала. Ему хотелось услышать голос Аменридис, почувствовать ее нежность.

– Если бы я сказал, что меня зовут Исфинис, вы бы ответили мне? – спросил он.

Едва услышав это имя, она вскочила и воскликнула:

– Значит, ты Исфинис!

Он приблизился к принцессе, нежно взглянул на нее, взял ее за руку и сказал:

– Я Исфинис, принцесса Аменридис.

Она вырвала руку и прошептала:

– Ничего не понимаю.

Яхмос улыбнулся и нежно сказал:

– Разве имена имеют значение? Вчера меня звали Исфинисом, сегодня меня зовут Яхмосом, но я тот же человек с тем же сердцем.

– Как странно! Как можно утверждать, что ты и Исфинис одно и то же лицо? Ты был торговцем, продававшим безделушки и пигмеев, а теперь сражаешься в одежде царя.

– Что тут странного? Раньше я переодевался торговцем и вел разведку в Фивах, сегодня я возглавил свой народ в борьбе за освобождение Египта и возвращение украденного у меня трона.

Принцесса одарила его долгим взглядом, смысл которого он не понял. Яхмос пытался еще раз приблизиться к ней, но она жестом руки остановила его, ее лицо помрачнело, в глазах мелькнула жестокость и гордость. Яхмос почувствовал, как разочарование подавляет чувства, убивает соловьев, которые своим пением породили надежду в его груди. Принцесса резко сказала:

– Не приближайся ко мне!

Он с мольбой спросил:

– Разве вы не помните?..

Однако гнев, свойственная ее народу черта, уже завладел принцессой, и она не дала ему договорить.

– Я помню и никогда не забуду, что ты жалкий шпион.

Царь был потрясен этим ответом, его лицо исказила гримаса. Он спросил:

– Принцесса, вам ведомо, что вы говорите с царем?

– С каким царем, парень?

Гнев взял верх над Яхмосом, и он резко ответил:

– С фараоном Египта.

Принцесса ответили с презрением:

– В таком случае мой отец должен стать одним из твоих шпионов?

Гнев царя рос, гордость взяла верх над остальными чувствами. Он ответил:

– Ваш отец не годится в шпионы. Он незаконно захватил мой трон. Я окончательно сокрушил Апофиса и заставил его бежать через северные ворота Фив, бросив свою дочь. Она попала в плен к тем, с кем ее отец обращался жестоко. Я буду преследовать его во главе своих армий, пока он не найдет пристанище в пустынях, откуда вторгся в нашу долину. Разве вам это неизвестно? Что до меня, я законный царь этой долины, потому что происхожу из рода фараонов славных Фив и потому, что я полководец, который возвращает себе страну силой и умением.

Принцесса ответила холодно и насмешливо:

– Ты гордишься тем, что являешься царем народа, который отличается умением воевать с женщинами?

– Поразительно! Вы знаете, что обязаны этим египтянам своей жизнью? Вы оказались в их власти и, убив вас, они не нарушили бы правила, которые установил ваш отец, когда подставил женщин и детей под стрелы.

– Ты считаешь, что я ровня этим женщинам?

– Чем вы отличаетесь от них?

– Извини, царь. Не могу представить себя равной с твоими женщинами или свой народ равный твоему народу, если только хозяева не стали рабами. Тебе известно, что наша армия не испытала унижение от поражения, когда покидала Фивы. Наши воины презрительно говорили: «Наши рабы взбунтовались, мы вернемся и разберемся с ними».

Царь окончательно вышел из себя и крикнул:

– Кто хозяева и кто рабы? Вы ничего не понимаете, высокомерная девочка! Вы родились в этой долине, которая вдохновляет мужчин к славным и честным делам. Но если бы вы родились на сто лет раньше, то очутились бы среди бесплодных пустынь холодного севера, и никто бы не стал величать вас принцессой, а вашего отца царем. Ваши люди явились из тех пустынь, незаконно захватили нашу долину и превратили ее великих людей в своих рабов. Затем ваши люди по невежеству и высокомерию стали утверждать, будто они принцы, а мы крестьяне и рабы, что они белые, а мы смуглые. Сегодня справедливость восторжествовала, хозяева займут прежние места, а рабы снова станут рабами. Белый цвет кожи станет символом тех, кто бродит по холодным пустыням, а смуглый цвет кожи – символом хозяев Египта, которых облагородили лучи солнца. Такова бесспорная истина.

Сейчас гнев вспыхнул в груди принцессы, кровь прилила к ее лицу. Она презрительно ответила:

– Я знаю, мои праотцы пришли в Египет из северных пустыней, но как ты мог упустить из виду, что они были царями этих пустынь до того, как пришли сюда, и благодаря силе стали хозяевами этой долины? Они уже были хозяевами. Эти гордые и достойные люди не знали иного средства, как добиться цели, кроме меча. Мои люди не скрывались под одеждами торговцев с тем, чтобы напасть на тех, перед которыми только вчера падали ниц.

Царь смотрел на принцессу жестким и пронзительным взглядом и видел, что она одержима гордостью и жестокостью, которая никогда не смягчится и не уступит места страху. Властность и высокомерие, свойственные ее народу, завладели принцессой. Охваченный негодованием, царь испытывал горячее желание осадить и унизить Аменридис, особенно после того, как она оскорбила его чувства своей гордостью и высокомерием. Надменным, тихим голосом он сказал:

– Не вижу смысла продолжать разговор с вами. Я не забуду, что я царь, а вы пленница.

– Пусть я пленница, если тебе угодно. Но никому меня не унизить.

– Наоборот, вы защищены моей милостью, так что подобная смелость вам идет.

– Смелость никогда не покидает меня. Спроси у своих людей, которые захватили меня, прибегнув к коварству, и они скажут тебе, что я сохранила смелость и презрение к ним в самый решающий и опасный миг в моей жизни.

Царь пренебрежительно пожал широкими плечами, повернулся к столу, взял свой шлем и надел его. Не успел он сделать шаг, как принцесса сказала:

– Ты говорил правду, когда сказал, что я пленница. Твой корабль ведь не место для пленниц. Отведи меня к пленным из моего народа!

Он гневно посмотрел на принцессу и, чтобы подразнить и напугать ее, сказал:

– Все не так, как вы воображаете. По традиции пленные становятся рабами, а пленницы пополняют гарем победившего царя.

Глаза принцессы сделались круглыми. Она возразила:

– Но я принцесса.

– Вы были принцессой, теперь вы пленница.

– Всякий раз, когда вспоминаю, что спасла тебе жизнь, я сожалею об этом.

Царь спокойно ответил:

– Пусть память об этом остается с вами! Именно поэтому я спас вас от повстанцев, которые хотели отправить вашу голову Апофису.

Он повернулся к ней спиной и удалился, охваченный гневом и негодованием. Гвардейцы отдали ему честь. Царь приказал им поднять паруса и направить корабль к северной части Фив и тяжелыми медленными шагами пошел к носу корабля, вдыхая воздух влажной ночи. Корабль, рассекая мрак, плыл дальше по вечному течению Нила в сторону Фив.

Царь смотрел на город, стараясь забыть тревоги, терзавшие его душу. Корабли флота, стоявшие на причале у города, были освещены, а высокие дворцы погрузились во мрак, после того как владельцы покинули их и бежали. Вдали, среди дворцов и садов, показались огни факелов, которые несли радостные люди, праздновавшие победу. Ветер донес эхо их голосов, радостные крики и пение гимнов. На устах царя появилась улыбка, он понял, что Фивы встречают Армию освобождения с восторгом и благодарностью, которую та заслужила за победы и бессмертные подвиги.

Корабль приблизился к царскому дворцу, прошел рядом с ним, и царь увидел, что там горят лампы. Окна и сад были освещены. Яхмос догадался, что Гур к его приезду хочет вернуть дворцу ту роль, которую тот играл во времена Секененры. Яхмос посмотрел на место стоянки кораблей у сада и с болью вспомнил ночь, когда царское судно увезло его семью далеко на юг, когда позади кровь лилась рекой.

Он расхаживал по палубе, его взгляд возвращался к запертой каюте принцессы. Тогда он спрашивал себя с недовольством и раздражением: «Зачем они привели ее ко мне? Зачем они привели ее ко мне?»