Текст книги "Война в Фивах"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

8

Вечером десятого дня царь Яхмос вернулся с поля боя измученный, его силы были на исходе. Он пригласил к себе приближенных и командиров. Хотя гибель Ханзара стала для армии пастухов невосполнимой потерей, их батальоны колесниц продолжали оказывать сопротивление и отражать атаки египтян, которые несли немалые потери. Царь испытывал тревогу и опасался, как бы враг через несколько дней не уничтожил его батальон колесниц. В тот вечер царя печалило то, что погибло много его храбрых колесничих, которые не отступали перед лицом смерти. «Иераконполис, Иераконполис! Что принесет нам этот город – победу или поражение?» – с тревогой думал он.

Присутствующие гневались и печалились не меньше царя, но усталость и волнение на его красивом лице встревожили их.

– Мой повелитель, наши колесничие в полном составе и изо всех сил бьются с батальоном колесниц пастухов, – сказал гофмейстер Гур. – Так что потери нас не страшат. Если мы скоро победим врага и уничтожим колесницы пастухов, их пехота не устоит перед нами. Пастухи, спасаясь от наших колесниц, скроются за стенами своих крепостей.

Царь ответил:

– Моя главная цель – уничтожить колесницы врага и сохранить значительную часть наших колесниц, которые со временем обеспечат нам преимущество на поле боя. Как раз такое преимущество дали противнику его колесницы, когда пастухи напали на Фивы. Я опасаюсь, что наши колесницы будут уничтожены и нам придется вести длительную войну, в ходе которой не уцелеет ни один город.

Царь велел уточнить недавние потери. Египетский батальон потерял одну треть колесниц и людей.

– У нас осталось всего две тысячи колесниц, – сказал царь, обращаясь к приближенным. – Каковы, по-вашему, потери врага?

– Мой повелитель, думаю, что его потери не меньше наших, – ответил командир Диб. – Скорее всего они больше.

Царь склонил голову и задумался. Затем он посмотрел на своих людей и сказал:

– Завтра все прояснится. Завтра настанет решающий день, в этом нет сомнений. Возможно, наш враг, как и мы, или даже больше нас испытывает тревогу и сомнения. Как бы то ни было, никто не станет винить нас, и мы не станем никого винить. Богу известно, что мы все отдаем битве и не щадим своих жизней.

– Наш флот сейчас не сражается, почему бы не использовать его, чтобы высадить войска в тылу врага между Иераконполисом и Нехебом? – спросил Диб.

– Наш флот теперь полный хозяин над Нилом, но мы не имеем права рисковать и высаживать войска в тылу врага, пока не вся его армия участвует в бою, – ответил Яхмос Эбана. – Дело в том, что сейчас в битве участвуют два батальона колесниц, а остальная часть армии в полной готовности ждет своего часа за пределами поля боя.

– Мой повелитель, разве у нас в запасе нет колесниц? – спросил один из жрецов Омбоса.

– У нас было шесть тысяч колесничих, доблестно сражавшихся в изматывающей войне, – ответил Яхмос. – За двенадцать адских дней мы потеряли четыре тысячи.

– Мой повелитель, в Сайине, Омбосе и Великом Аполлонополисе все время изготавливаются колесницы и готовятся колесничие, – сказал Гур.

Яхмос Эбана, не теряя оптимизма, добавил:

– Нам достаточно боевого клича «Живи как Аменхотеп, умри как Секененра!», которому нас учила святая мать Тетишери. Наших колесничих не покорить, наша пехота рвется в бой. Будем все время помнить, что Бог знал, почему отправил вас в Египет.

Слова юного командира ободрили всех, царь лучезарно улыбнулся. Как обычно, армия ночью отдохнула, пробудилась на рассвете и стала готовиться к бою. Когда засверкали первые лучи солнца, с места тронулся батальон колесниц, посреди которого находились царь и его гвардия. Царь, взглянув на поле боя, удивился, когда не обнаружил там противника. Присмотревшись, он вдали разглядел стены Иераконполиса. Между египтянами и городом не было ни одного пастуха. Однако удивляться ему пришлось недолго. Явились разведчики и доложили, что армия Апофиса со всеми огромными подразделениями покинула поле боя, ночью оставила Иераконполис и быстрым маршем направилась к северу.

– Теперь все ясно, – не сдержавшись, сказал командир Мхеб. – Нет сомнений, колесницы врага уничтожены, и Апофис предпочел скрыться в своих крепостях, вместо того чтобы подставлять пехоту нашим колесницам.

– Мой повелитель, мы победили в великой битве за Иераконполис, – радостно воскликнул командир Диб.

– Вы думаете, что грозовые тучи прошли мимо? – спросил царь Яхмос. – Вы считаете, что опасности действительно миновали? – Затем он повернулся к Дибу и добавил: – Признаемся, что мы уничтожили колесницы пастухов и не более того.

Эту новость узнали все и были вне себя от радости. Люди из окружения Яхмоса спешили к царю и поздравляли его с бесспорной победой, которую им подарил Бог. Яхмос вошел в Иераконполис во главе армии, люди с полей, где они скрывались, опасаясь мести пастухов, спешили приветствовать своего царя и Армию освобождения громкими возгласами, которые возносились до самых небес.

Царь первым делом вознес молитву богу Амону, протянувшему ему руку помощи, когда он был на грани отчаяния.

9

После ожесточенной битвы, продолжавшейся двенадцать дней, армии дали отдохнуть несколько дней в Иераконполисе. Царь за это время решил навести порядок в городе и восстановить египетское правление, вернуть сельским хозяйствам, рынкам и храмам египетский облик. Отступая, враг разграбил и разрушил город.

Армия двинулась к северу, флот в то же время поднял паруса. В полдень того же дня армия вошла в Нехеб, не встретив никакого сопротивления. Она оставалась там до рассвета следующего дня, затем двинулась дальше, занимая деревни, поднимая над ними египетский флаг, не встречая при этом никаких вражеских сил. Через три дня египтяне приблизились к долине Латополиса. Царь и его приближенные подумали, что враг начнет оборонять ее, поэтому Яхмос отправил вооруженные подразделения в город, а Яхмос Эбана блокировал западные подступы к нему. Однако авангард вошел в город, не встретив сопротивления. Следом в город мирно вступила армия. Жители рассказали, что армия Апофиса прошла мимо города, неся с собой раненых. Напуганные пастухи, владевшие домами и сельскими угодьями, прихватили с собой мебель, драгоценности и в страшной спешке следовали за армией.

Громадная армия египтян продолжала идти вперед, занимая деревни и города без всякого сопротивления, пока не достигла Тирта, который тогда назывался Гермонтисом. Всем не терпелось встретить врага, чтобы сорвать на нем злость, которая накопилась в их сердцах. Однако лица воинов сияли от радости, когда они поднимали флаг над деревней или городом. Египтяне чувствовали, что они освобождают частичку родной земли. Новость об уничтожении колесниц врага ободрила войска, вселила надежду и радость в сердца воинов. Они шагали медного цвета ногами по долине, распевая веселые песни, пока перед ними не выросли высокие стены города Хабу, стоявшего на пути к Фивам. В этом месте долина круто спускалась вниз в южном направлении. Авангард двинулся вперед, но этот город тоже никто не оборонял, и армия беспрепятственно вошла в него. Сердца солдат полнились радостью, ибо Хабу и Фивы были похожи на ветви одного дерева. Здесь родились многие доблестные солдаты. На площадях все радостно обнимались горячо и неистово, выражая свои чувства. Затем армия двинулась дальше к северу, солдаты были полны надежд и жажды добиться своей цели, понимая, что скоро грянет решающий бой, который определит ход истории и судьбу Египта. Воины спустились в огромную долину, которую жители Фив называли «Дорогой Амона». Чем дальше они шли, тем шире становилась долина. Наконец воины увидели большую стену со многими воротами к востоку и западу, которые преграждали им путь. Над стеной возвышались обелиски, храмы, высокие здания. Все здесь дышало славой и бессмертием, все навевало воспоминания о величии. Видя все это, солдаты испытали бурный прилив волнения и тоски по дому. Открывшийся перед воинами вид тронул их сердца, и долина сотряслась от криков: «Фивы! Фивы!» Это слово было у всех на устах, сердца солдат пылали, они повторяли его до тех пор, пока слезы не заставили их позабыть о гордости. Суровые воины плакали, не стесняясь. Старик Гур плакал вместе с ними.

Огромная армия разбила лагерь, Яхмос занял место посреди него. Над ним развевался флаг, который своими руками вышила Тетишери. Яхмос мечтательно смотрел на город.

– Фивы, Фивы, земля славы, пристанище наших отцов и дедов, завтра над тобой засияет новое утро! – торжественно произнес он.

10

Царь вызвал командира Яхмоса Эбану и сказал:

– Я поручаю тебе западный берег Фив. Можешь вести наступление или блокировать его. Поступай, как считаешь уместным, действуй по обстоятельствам.

Люди царя стали обдумывать план наступления на Фивы. Командир Мхеб сказал:

– Стены Фив прочны и грозны и попытка взять их приступом будет стоить многих жизней. Однако без наступления не обойтись, ибо в город можно проникнуть только через восточные ворота.

– Лучше бы осадить город и измором вынудить к сдаче, – сказал командир Диб. – Но мы даже на мгновение не можем допустить мысль о том, чтобы морить Фивы голодом. Поэтому остается лишь штурмовать стены города. У нас для этого есть средства – лестницы и осадные башни, но их мало. Мы надеемся получить эти средства в достаточных количествах. Как бы то ни было, если за Фивы придется заплатить высокую цену, мы с радостью пойдем на это.

– Это верно, – подтвердил Яхмос. – Нельзя терять времени, ибо жители не смогут покинуть город, и тогда их настигнет жестокая месть врага.

В тот же день флот египтян приблизился к западному берегу Фив и обнаружил там флот пастухов, собранный из кораблей, покинувших Иераконполис. Египетский флот пошел в наступление, и началось ожесточенное сражение. Однако превосходство египтян в воинах и кораблях было значительным, они окружили врага и подвергли его уничтожающему обстрелу.

Яхмос отправил батальоны лучников и копейщиков испытать силы обороняющегося врага. Те начали обстреливать укрепленные пункты вдоль большой стены и обнаружили, что пастухи расставили там стойких гвардейцев и обеспечили их неисчерпаемым запасом вооружения. Командиры египтян перестроили свои порядки, и когда последовал приказ идти в наступление, они отправили отряды солдат, защищенных доспехами, в разные стороны долины, чтобы те могли обстреливать стены во многих местах. Ожесточенное сражение продолжалось, из лагеря в бой один за другим шли отряды солдат, жаждущих битвы. Они сражались, пренебрегая смертельной опасностью, и дорого заплатили за свою храбрость. День закончился страшной бойней. Царь удручился, видя раненых и погибших, и воскликнул:

– Мои воины не боятся смерти, а смерть пожинает богатый урожай.

Смотря на поле боя с пронзительной болью, Гур сказал:

– Какая битва, мой повелитель! Все поле усеяно телами…

У командира Мхеба лицо помрачнело, одежда покрылась пылью. Он спросил:

– Разве во время наступления мы не смотрим смерти в лицо?

– Я не стану бросать свою армию на верную гибель, – сказал Яхмос. – Лучше послать в бой ограниченное количество воинов, защищенных осадными башнями, и нанести потери врагу в тех местах, которые удастся преодолеть.

Царь пребывал в глубокой тревоге, которую не рассеяла даже весть гонцов о том, что египтяне разбили остатки флота пастухов и полностью завладели Нилом. В тот вечер гонец, которого царь отправил в Напату к своей семье, вернулся с письмом от Тетишери. Яхмос разгладил письмо и стал читать:

От Тетишери моему внуку и повелителю, фараону Египта, Яхмосу, сыну Камоса, за сохранение ценной жизни которого я молю великодушного Бога. Пусть Бог направит его мысли по верному пути, крепит его сердце верой и руку для поражения врага. Гонец принес нам весть о смерти твоего доблестного отца Камоса и сообщил его последние слова, обращенные ко мне. Мне кажется уместным в тот миг, когда ты сражаешься с врагом, сказать в нескольких строках о том, что обременяет наши сердца, ибо мое сердце дважды за одну короткую жизнь испытало смерть. Но соболезнование не чуждо тем, кто сражается в горниле страшной войны, где жизнь ничего не стоит, и отважные воины идут навстречу смерти. Не стану скрывать от тебя, весть гонца о гибели Камоса и победе нашей армии, вопреки боли и горю, мне дороже. Хуже было бы, если бы Камос явился ко мне с вестью о поражении. Так что продолжай начатое сражение, пусть милостивый Бог благословит тебя своей заботой. Пусть молитва моего сердца и нежных сердец моего окружения, которые разрываются между печалью, силой духа и надеждой, хранит тебя! Знай, мой повелитель, что мы отправимся в город Дабод, ближе к границе с нашей страной, чтобы быть рядом с твоими гонцами. Прощай.

Яхмос прочитал письмо и почувствовал страшную боль и страстную надежду, которая скрывалась за этими строками. Перед его взором возникли лица тех, кто остался в Напате: Тетишери с изможденным лицом и седыми волосами, величественная и печальная бабушка Ахотеп, его добрая мать Сеткимус, большеглазая и стройная жена Нефертари. Он тихо сказал про себя: «Великий Бог, Тетишери спокойно и с надеждой принимает на себя эти ужасные удары, вопреки печали она не забывает о цели, к которой мы стремимся. Я никогда не забуду ее мудрость, она станет мне образцом для ума и сердца!»

11

Захватив в плен корабли пастухов, флот египтян продолжал выполнять стоявшую перед ним задачу. Он блокировал западный берег, вселяя страх в сердцах обитателей дворцов, возвышавшихся над Нилом. Лучники стреляли в форты на берегу, оборонявшиеся отвечали им тем же. Однако флот не собирался атаковать эти форты, поскольку они были хорошо укреплены и находились слишком высоко по сравнению с уровнем Нила во время сбора урожая. Флот ограничился тем, что прощупывал возможности оборонявшихся и держал их в осаде. Душа тянула Яхмоса Эбану к южному берегу, где жили рыбаки, где билось нежное, любящее его сердце. Он подумал, что там сможет проникнуть в Фивы. Однако пастухи оказались более осторожны, чем он ожидал. Они отобрали у египтян тот обширный берег и разместили на нем хорошо вооруженных гвардейцев.

Царь Яхмос решил воздержаться от массированного наступления и отправил в бой элитные подразделения обученных воинов под прикрытием высоких щитов. Они соревновались с защитниками крепкой стены в разных хитростях и точной стрельбе, без устали показывали свое традиционное искусство и высокую точность. Сражение продолжалось несколько дней. Было трудно предсказать, чем оно закончится. Все больше беспокоясь, царь сказал:

– Врагу не следует давать передышки, чтобы он не смог перестроиться или создать новые батальоны колесниц. – Яхмос схватился за эфес меча. – Я отдам приказ возобновить наступление всеми силами. Если без потерь не обойтись, тогда не станем жалеть себя, как полагается воинам, которые поклялись освободить Египет от тяжелого ига врага. Я отправлю гонцов к губернаторам юга с приказом, чтобы те делали осадные орудия и хорошо защищенные осадные башни.

Царь отдал приказ к наступлению и сам следил за расстановкой батальонов лучников и копейщиков на широком поле боя. Командир Мхеб был на правом фланге, командир Диб – на левом. Египтяне катились вперед, словно широкие волны. Догнав переднюю волну, следующая заполняла освободившееся место и тут же вступала в бой с врагом, скрывавшимся за вселяющими страх стенами. Время шло, на поле выходили все новые отряды воинов и приближались к стене Фив. Египтяне стали наносить врагу огромные потери, хотя сами тоже несли значительный урон. И все же египтяне потеряли меньше, чем в первый день. Сражение продолжалось еще несколько дней. Правый фланг египтян усилил нажим на врага, и ему удалось подавить одну из оборонительных точек, уничтожив всех, кто стрелял из отверстий в стене. Храбрые офицеры воспользовались этим и шли на приступ этой точки, установив лестницу и взбираясь по ней с доблестными бойцами. Товарищи прикрывали их, обрушивая на врага тучи стрел. Царь пришел в восторг от этой атаки, ставшей примером для его армии.

Действительно, эта атака произвела сильное впечатление. Ее повторили на второй день, на третий день ее провели в двух разных местах. Натиск египтян неуклонно рос, и победа стала приобретать осязаемые очертания. В этот миг явился гонец от Шо, губернатора Сайина, во главе вооруженных до зубов воинов, которые недавно прошли обучение. Их сопровождал корабль, груженный осадными приспособлениями, лестницами и несколькими осадными башнями. Царь радостно встретил солдат, его вера в победу удвоилась. Он велел им пройти маршем на поле перед лагерем, чтобы воины могли приветствовать пополнение и черпать в нем новую надежду и силу.

На следующий день разыгралась ожесточенная битва. Египтяне поставили все на ряд атак и без тени страха встречали смерть. Они наносили врагу тяжелые потери. Враг выказывал усталость и отчаяние, его воины уже не могли твердо держать мечи в руках. Командир Мхеб, вернувшись с поля боя, мог сказать своему повелителю:

– Мой повелитель, завтра мы возьмем эту стену.

Поскольку все командиры были с ним единого мнения, Яхмос отправил гонца к своей семье и пригласил ее в Хабу, над которым развевался египетский флаг, чтобы всем вместе скоро вступить в Фивы. Царь провел ночь, лелея большую надежду на успех.

12

Обещанный день настал, египтяне пробудились в страшном волнении. Они рвались в бой, их сердца жаждали услышать музыку, возвещающую начало боя и победу. Отряды воинов заняли места за броней и осадными башнями. И тут их взору предстала чудовищная картина: к стене, которую они собирались взять приступом, были прикованы обнаженные египтянки и маленькие дети, которых пастухи использовали в качестве щитов от быстрых стрел и снарядов египтян. Пастухи скрывались за ними, смеялись и злорадствовали. Египтяне видели обнаженных, оскорбленных женщин с распущенными волосами, маленьких детей со связанными руками и ногами. Сердца тех, перед кем открылось это страшное зрелище, разрывались от боли. И не только сердца мужей и сыновей этих женщин. У воинов опустились руки, они не могли удержать мечи, их сердца охватило смятение. Царь встретил эту весть, словно гром среди ясного неба, и гневно воскликнул:

– Какая варварская жестокость! Эти трусы прячутся за телами женщин и детей!

Среди окружения царя и командиров воцарилось молчание. Светало, вдали перед их взорами предстали стены Фив, защищенные телами женщин и детей. По коже воинов поползли мурашки ужаса, их лица побледнели, руки и ноги онемели. Сердца воинов были вместе с измученными пленницами и их храбрыми семьями. Воины беспомощно застыли в поле, бессилие мучило и угнетало их. Раздался дрожащий голос Гура:

– Бедняги! Если стрелы не разорвут их на куски, то, находясь в таком положении днем и ночью, они погибнут.

Царя охватило смятение, он смотрел полными ужаса печальными глазами на пленниц и их детей, защищавших врага своими телами. Что он мог предпринять? Сражение, длившееся несколько месяцев, могло закончиться поражением, надежды, вынашиваемые десять лет, разочарованием и отчаянием. Что он мог придумать? Ради чего он явился сюда? Чтобы спасти свой народ или подвергнуть его мучениям? «Амон, Амон, мой божественный повелитель, это сражение ведется ради тебя, ради тех, кто верит в тебя. Скажи, как я должен поступить, прежде чем мне придется самому найти выход!» – шептал он, удрученный. Грохот колесницы, приближавшейся со стороны Нила, прервал его молитву. Из колесницы вышел Яхмос Эбана, приветствовал царя и спросил:

– Мой повелитель, почему наша армия не атакует дрогнувших пастухов? Разве к этому времени ваши воины не должны были захватить стены Фив?

Указав на стену, подавленный происходящим царь печально сказал:

– Командир, посмотри туда и ты сам все увидишь!

Однако Яхмос Эбана не стал смотреть, как они ожидали, а спокойно ответил:

– Я уже видел это подлое варварское злодейство, но разве можно стать сообщниками Апофиса, ведь мы столь хорошо знаем его? Неужели мы откажемся от сражения за Фивы и Египет ради немногих женщин и детей?

Царь Яхмос с горечью спросил:

– Ты считаешь, что я должен отдать приказ разорвать на части тела этих несчастных женщин и детей?

Командир ответил с воодушевлением и уверенно:

– Да, мой повелитель. Они приносятся в жертву ради нашей битвы! Они не хуже наших доблестных солдат, погибающих каждый день. Они не хуже нашего повелителя Секененры, павшего мученической смертью, и храброго Камоса, отдавшего свою жизнь. Разве мы должны прекратить битву из-за того, что они могут погибнуть? Мой повелитель, сердце мне подсказывает, что и моя мать находится среди них. Если чувства не обманывают меня, то она, без сомнений, молит Амона, чтобы он поставил вашу любовь к Фивам выше жалости к ней и ее несчастным сестрам. Я не единственный из солдат, кто страдает из-за этого, так что пусть каждый соберется духом, вооружится решимостью и идет в атаку!

Царь долго смотрел на командира своего флота. Затем с мрачным и бледным лицом обратился к своему окружению, командирам, гофмейстеру Гуру и тихо произнес:

– Яхмос Эбана сказал правду.

Из уст всех вырвался тяжелый вздох. В один голос они воскликнули:

– Да! Да! Командир флота сказал правду. Перейдем в наступление!

Царь обратился к командирам и решительно сказал:

– Командиры, идите к своим воинам и скажите им, что их царь, потерявший ради Египта дедушку и отца, готов и сам без колебаний погибнуть и приказывает любой ценой взять приступом стены Фив, которые прикрывает ваша плоть и кровь.

Командиры тут же удалились, затрубили в трубы, и ряды воинов, храня мрачные лица, двинулись вперед с оружием в руках. Офицеры громко крикнули: «Живи как Аменхотеп, умри как Секененра!» Началась самая ужасная и опасная битва, в какую воинам еще не доводилось вступать. Пастухи не жалели стрел, египтяне отвечали им. Стрелы египтян поразили женщин в грудь, а детей в сердце. Кровь лилась рекой. Женщины склонили головы перед солдатами и громко кричали охрипшими голосами:

– Не жалейте нас! Пусть Бог дарует вам победу и отомстит за нас!

Египтяне обезумели и наступали, словно хищные звери, чьи сердца не знают жалости и жаждут крови. Их крики отдавались в долине, словно раскаты грома и рев львов. Они бросились вперед, невзирая на смертоносные стрелы, обрушивавшиеся на них. Воины точно перестали чувствовать, понимать и превратились в оружие ада. Сражение было яростным, обе стороны бились изо всех сил, кровь орошала их тела и струилась, словно вырвавшись из источника. Каждый египетский воин исполнился безумной решимости не прекращать боя до тех пор, пока не поразит мечом врага в сердце. К полудню правому флангу удалось подавить ряд оборонительных точек. Солдаты приставляли лестницы к стене и взбирались по ним, презирая смерть. Битва перенеслась с поля на укрепленную стену. Некоторые воины спрыгнули на внутренний парапет и устремились на врага с копьями и мечами в руках. Ожесточенные атаки следовали одна за другой, солдаты действовали храбро. Царь внимательно следил за битвой и отправлял подкрепления в те места, где упорно наступал враг. Когда солнце стояло в зените, его солдаты преодолели стены в самой середине и в двух местах справа. Наблюдая за этим, царь сказал:

– Мои воины прилагают невероятные усилия, однако я опасаюсь, что ночь опередит нас, и мы не успеем захватить всю стену. Тогда завтра придется все начать с самого начала.

Царь приказал новым подразделениям вступить в бой, и натиск на противника усилился. Солдаты находили другие места, где можно было преодолеть стену. Пастухов охватило отчаяние, пока египтяне наносили им страшные потери. Враг видел, что наступление не прекращается, египтяне, точно муравьи, карабкаются по лестницам и стволам деревьев. Никто не ожидал, что оборона развалится так быстро. Воины Яхмоса преодолели целые участки стены, так что ее полный захват стал лишь вопросом времени. Яхмос продолжал бросать в бой сильные подкрепления. Тут к нему приблизился сияющий от радости офицер из отряда разведчиков, проникшего в поля, которые окружали Фивы. Он поклонился царю и сказал:

– Радостные вести, мой повелитель! Апофис и его армия бегут через северные ворота Фив.

Удивленный Яхмос спросил офицера:

– Ты уверен? Это правда?

Офицер ответил твердо:

– Я сам видел группу всадников царя пастухов и его гвардейцев, за ними шли вооруженные до зубов подразделения армии.

Яхмос Эбана заключил:

– Должно быть, Апофис понял, что после атак наших воинов стену Фив оборонять бесполезно. Его армия внутри не могла оказать сопротивления. Вот почему он бежал.

Гур сказал:

– Теперь он воочию понял, сколь подло прятаться за женщинами и детьми египетских воинов.

Гур едва закончил говорить, как явился другой гонец с берегов Нила. Он отдал честь царю и сказал:

– Мой повелитель, в Фивах вспыхнуло восстание, оно распространяется как пожар. С кораблей мы видели, что началось отчаянное сражение между крестьянами и нубийцами, с одной стороны, и с владельцами дворцов и гвардией, расположенной на берегу, с другой.

Яхмос Эбана встревожился и спросил офицера:

– Флот выполнил свой долг?

– Разумеется, командир. Наши корабли приблизились к берегу, и солдаты обстреливают гвардейцев врага, не давая им выступить против восставших.

Командир успокоился и просил у царя разрешения вернуться на флот, чтобы предпринять наступление на берег. Царь дал на это свое согласие и восторженно сказал Гуру:

– На этот раз владельцы дворцов не убегут вместе со всем имуществом.

Гур, пребывая в радостном волнении, ответил:

– Верно, мой повелитель. Осталось недолго, и славные Фивы откроют свои ворота перед вами.

– Но вместе с Апофисом ушла его армия.

– Мы не перестанем сражаться до тех пор, пока не возьмем Аварис и все пастухи не покинут Египет.

Царь, следя за сражением, увидел, что его воины бьются, стоя на осадных лестницах и на стене. Они теснили пастухов, те отступали. Значительные силы лучников и копейщиков поднимались на стену и перебирались на другую сторону. Они окружали пастухов и истребляли их.

Вскоре царь увидел, как его воины сорвали флаг гиксосов и подняли флаг города Фивы. Следом широко отворились большие ворота Фив. Через них в город врывались воины, громко выкрикивая его имя. Царь тихо прошептал: «Фивы, источник моей жизни, мой первый дом, игровая площадка моей души! Открой свои объятия и прижми к нежной груди своих храбрых и кровных сынов!» Он опустил голову, чтобы скрыть слезы, исторгнувшиеся из глубины его существа. Гур, стоявший справа от царя, молился и вытирал глаза. Его худые щеки оросились слезами.