Текст книги "Война в Фивах"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

11

Солдаты вышли с факелами искать своих погибших и раненых. Совершенно выбившись из сил, командир Пепи стоял у колесницы, ему не давали покоя мысли о бездыханном теле царя, невинная кровь которого оросила поле битвы. Он слышал голос одного командира: «Трудно поверить в это! Как могло сражение закончиться так быстро? Кто бы мог подумать, что мы за один день потеряем большую часть своих солдат? Как могло случиться, что наши храбрые солдаты оказались побежденными?»

Другой голос, напоминавший предсмертный хрип, ответил ему: «Они не смогли устоять перед боевыми колесницами. Эти колесницы разбили все надежды Фив».

Командир Пепи громко обратился к солдатам:

– Вы выполнили свой долг перед телом Секененры? Давайте разыщем его среди убитых!

Дрожь прошла по согбенным телам воинов. Каждый из солдат взял факел и молча, будто у него отнялся язык, последовал за Пепи. На том месте, где пал царь, они разделились. В их ушах звучали стоны раненых и бред впавших в лихорадку. Пепи охватила такая печаль и боль, что он едва видел перед собой. Он не мог поверить, что ищет тело Секененры. Ему не хватило духа признать, что битва за Фивы завершилась в этот печальный день. Проливая горючие слезы, командир произнес:

– Будь свидетелем и поражайся, земля Коптоса! Мы ищем останки Секененры среди твоих дюн. Будь нежна к нему и стань мягким ложем для его истерзанного тела! Увы, мой повелитель, кто заступится за Фивы теперь, когда ты оставил нас? На кого же нам теперь положиться?

Удрученный Пепи умолк, но вдруг услышал голос:

– Друзья, сюда! Вот тело нашего повелителя.

Пепи с факелом в руках побежал туда, откуда прозвучал голос. Глаза командира сделались круглыми, когда он с ужасом представил, что увидит. Когда Пепи добрался до трупа, с его губ сорвался крик, полный гнева и боли, отдавшийся многократным эхом. От царя Фив осталась куча расчлененной обезображенной плоти, из которой торчали кости. Все кругом было залито кровью. Рядом валялась корона.

Пепи гневно воскликнул:

– Подлые чужеземцы! Они обошлись с мертвым телом, как гиены с убитым львом. Но они не могли причинить тебе зла, разорвав на куски твое непорочное тело, ибо ты жил так, как должен жить царь Фив, и умер смертью бесстрашного героя!

Затем он крикнул тем, кто в печали застыл вокруг него:

– Принесите царский паланкин! И быстрее!

Офицеры принесли паланкин, помогли поднять останки царя на паланкин. Пепи взял двойную корону и положил ее рядом с головой царя, затем прикрыл тело куском ткани.

Солдаты молча подняли паланкин, понесли его к опустевшему лагерю и поставили в палатке, навеки лишившейся своего защитника и хозяина. Все уцелевшие командиры и офицеры встали вокруг паланкина, опустили головы, охваченные великим несчастьем и печалью. Пепи повернулся к ним и сказал твердым голосом:

– Пробуждайтесь, товарищи! Не поддавайтесь печали! Печаль не вернет Секененру, а лишь приведет к тому, что мы забудем о своем долге перед мертвом телом царя, перед его семьей и нашей страной, ради которой он погиб. Что произошло, то произошло, но оставшиеся главы трагедии еще не разыгрались. Мы должны непреклонно оставаться на местах и полностью выполнить свой долг.

Солдаты подняли головы, стиснули зубы, как люди, исполненные решимости и силы, и смотрели на своего командира, выражая готовность сражаться до последнего дыхания.

Пепи сказал:

– Настоящие храбрецы в горе не забывают о своем долге. Правда, нам следует признать, что мы проиграли битву за Фивы, но еще не выполнили своего долга. Нам предстоит доказать, что мы достойны героической смерти не меньше, чем благородной жизни!

Все громко ответили:

– Царь подал нам пример. Мы последуем за ним!

Лицо Пепи просветлело, и он с удовлетворением продолжил:

– Вы потомки храбрых солдат! Слушайте, что я скажу! Наша армия поредела, но завтра мы все до одного пойдем в бой и, сражаясь, задержим продвижение Апофиса до тех пор, пока семейству Секененры не удастся скрыться. Пока семья царя жива, война между нами и пастухами не прекратится, хотя на полях сражений на какое-то время воцарится затишье. Я ненадолго покину вас, чтобы отдать должное мертвому телу царя и его храбрым потомкам, а к рассвету вернусь, чтобы мы вместе могли сложить головы на поле боя.

Пепи просил всех помолиться у тела Секененры. Солдаты опустились на колени и произнесли страстные молитвы. Пепи закончил свою молитву словами:

– Милостивый Бог, окажи милосердие нашему доблестному царю в жилище Осириса и даруй нам такую же счастливую смерть, как ему, чтобы мы могли встретиться с ним в Другом мире с высоко поднятыми головами!

Затем он позвал нескольких солдат и велел им отнести паланкин на царский корабль.

– Оставляю вас в руках Бога! До скорой встречи, – произнес Пепи, обратившись к своим товарищам.

Командир шел за паланкином до самой каюты на палубе и приказал солдатам:

– Когда корабль достигнет Фив, отнесите паланкин в храм Амона, поставьте его в священном зале и не отвечайте никому, кто спросит вас о царе, до тех пор, пока я не приду.

Командир вернулся к своей колеснице и велел вознице ехать к Фивам. Колесница сорвалась с места и понеслась вперед на огромной скорости.

* * *

Фивы погрузились в сон, покров мрака окутал храмы, обелиски и дворцы. Никто не ведал о печальных событиях, произошедших за стенами города. Пепи направился прямо к царскому дворцу и объявил гвардейцам о своем прибытии. Тут же явился главный распорядитель двора, ответил на приветствие Пепи и с тревогой спросил:

– Командир, какие новости?

Подавленным и печальным голосом Пепи ответил:

– Главный распорядитель, вы скоро узнаете обо всем. А теперь попросите наследного принца принять меня.

Распорядитель ушел полный дурных предчувствий. Вскоре он вернулся и произнес:

– Его высочество ждет вас в своем крыле.

Командир направился к крылу наследного принца и, войдя, застал его в зале для приемов. Пепи распростерся ниц перед принцем, который был удивлен этим неожиданным визитом. Когда командир поднял голову, принц увидел изможденное лицо, усталые глаза, бледные губы, и его охватила тревога. Принц задал тот же вопрос, что и распорядитель двора:

– Какие новости, командир Пепи? Должно быть, важное дело заставило вас покинуть поле боя в такое время.

Командир ответил полным печали мрачным голосом:

– Мой повелитель, боги… по причинам мне неведомым… все еще гневаются на Египет и его народ!

От этих слов сердце принца защемило, точно ему набросили петлю на шею, и он догадался, сколь горестный смысл затаился в них. Снедаемый тревогой и страхом, он спросил:

– Нашу армию постигла неудача? Мой отец просит о помощи?

Пепи опустил голову и тихо произнес:

– Увы, мой повелитель, в этот злосчастный день Египет потерял своего наставника.

Принц Камос подскочил от ужаса и громко спросил:

– Мой отец тяжело ранен?

Пепи ответил печальным глухим голосом:

– Наш царь пал как настоящий герой, сражаясь во главе своего войска. Перевернулась славная, бессмертная страница в анналах вашего могущественного семейства.

Подняв голову, Камос спросил:

– Боже милостивый, как ты мог допустить, чтобы враг победил твоего верного сына? Однако какой смысл жаловаться? Сейчас не время проливать слезы. Мой отец погиб, и я должен занять его место. Подождите, командир. Я вернусь в походной одежде!

Но командир Пепи остановил его, сказав:

– Я не явился сюда, мой повелитель, чтобы звать вас в бой. Увы, исход битвы уже решен.

Камос внимательно посмотрел на него и спросил:

– Что вы хотите этим сказать?

– Сражаться нет смысла.

– Наша храбрая армия истреблена?

Пепи опустил голову и с глубокой печалью ответил:

– Мы проиграли решающую битву за освобождение Египта. Наши главные силы уничтожены. Мы ничего не добьемся, продолжая сражение. Мы пойдем в бой лишь для того, чтобы дать семье царя, павшего мученической смертью, время спастись.

– Вы хотите сражаться, чтобы мы бежали, словно трусы, и оставили наших солдат и землю на милость врагу?

– Нет. Я хочу, чтобы вы бежали, как это делают мудрецы, которые взвешивают последствия своих действий и смотрят в далекое будущее. Они мирятся с неизбежным поражением, на время выходят из битвы, тут же собирают свои разрозненные силы и приступают к новому сражению. Прошу вас, мой повелитель, пригласите цариц Египта и вместе примите решение.

Принц Камос вызвал распорядителя двора и послал его за царицами. Он шагал взад и вперед, предаваясь то печали, то гневу. Командир стоял перед ним, храня молчание. Тут же явились царицы Тетишери и Ахотеп, затем Сеткимус. Царицы взглянули на командира Пепи, который поклонился им в знак приветствия, и заметили выражение боли на лице Камоса, хотя тот держался спокойно. Их охватил страх и волнение. Царицы отвели взгляды. Камос нетерпеливо пригласил их сесть и сказал:

– Царицы, я пригласил вас, чтобы сообщить плохие новости.

Он выдержал небольшую паузу, чтобы смягчить удар, но царицы встревожились. Тетишери спросила:

– Пепи, какие новости? Как дела у нашего повелителя Секененры?

Камос ответил дрожащим голосом:

– Бабушка, у тебя восприимчивое сердце и верное чутье. Пусть Бог крепит ваши сердца и поможет вам выслушать печальные вести. Мой отец Секененра убит во время сражения, и мы потерпели поражение.

Камос отвернулся, чтобы не видеть их горе, и сказал, будто обращаясь к собственной отчаявшейся душе:

– Мой отец погиб, наши армии разбиты, наши люди от близкого юга до дальнего севера обречены на несчастья.

С невыразимой болью в сердце Тетишери произнесла:

– Как моему слабому сердцу залечить столь глубокую рану?!

Ахотеп и Сеткимус сидели с опущенными головами, горячие слезы текли по их щекам и, если бы рядом не было командира Пепи, они бы громко разрыдались.

Пепи безмолвно стоял среди этого моря печали, на сердце у него было тяжело, душу охватило полное смятение. Он не любил тратить время впустую и, опасаясь, как бы семья повелителя не упустила благоприятное время для спасения, сказал:

– Царицы, мой повелитель Камос, запаситесь терпением и силами! Хотя в столь тяжелый день трудно хранить спокойствие, однако нам следует проявить мудрость и не предаваться горю. Умоляю вас памятью моего повелителя Секененры сменить слезы на терпение и собрать вещи, ибо завтра Фивы станут ненадежным местом.

Тетишери спросила:

– А тело Секененры?

– Будьте спокойны, царица. Я исполню свой долг до конца.

Царица заговорила снова:

– И куда, по вашему мнению, мы должны идти?

– Царица, Фиванское царство временно окажется в руках захватчиков, но у нас есть другая безопасная родина – Нубия. Пастухи никогда не позарятся на Нубию, ибо выжить там можно, ведя непрерывную борьбу, а они слишком изнежены. Считайте, что там вы будете в безопасности. В Нубии вы найдете поддержку нашего народа и сторонников среди наших соседей. Там вы все спокойно обдумаете, обретете надежду на новое будущее и будете стремиться к нему терпеливо и храбро до тех пор, пока Бог не озарит светом мрак этой ночи.

Камос спокойно и внимательно слушал его, затем сказал:

– Пусть семья отправляется в Нубию. Я же предпочитаю занять место во главе своей армии и разделить ее участь, будь то жизнь или смерть.

Охваченный тревогой, командир c мольбой посмотрел на принца и сказал:

– Мой повелитель, я не могу изменить вашего решения и полагаюсь на вашу мудрость. Я лишь прошу выслушать меня. Мой повелитель, продолжать битву значит напрасно растрачивать свои силы, ибо она закончится полной гибелью. Ваша смерть не поможет Египту. Ваша гибель не избавит народ от страданий. Однако нет сомнений в том, что для страны ваша смерть станет невосполнимой утратой. Все надежды на избавление зависят от вас, так что не лишайте Египет надежды, раз он лишен счастья. Изберите Напату своей конечной целью и отправляйтесь в путь! Там у вас будет время подумать, строить планы, подготовиться к обороне и сражению. Эта война закончится не так, как хочется Апофису, ибо наш народ, живший в свободе, долго не потерпит унижений. Мой повелитель, Фивы скоро обретут свободу. Ваша решимость не иссякнет, вы начнете преследовать грязных пастухов до тех пор, пока не выдворите их из страны. Я вижу грядущее чудесное время сквозь мрак и печаль сего дня. Так что не теряйте времени, будьте решительны в своей мудрости. Я указал вам истинный путь, вам остается принять свое решение.

Пепи умолк, но его глаза смотрели с мольбой. Тетишери повернулась к Камосу и тихо сказала:

– Командир говорит правду, следуй его совету.

Несчастный командир чувствовал, что забрезжила надежда, и его сердце снова возрадовалось. Но Камос лишь нахмурился и ничего не ответил. Пепи впервые в жизни решил соврать и сказал:

– Я сам вскоре прибуду к вам. Мне осталось выполнить лишь две священные обязанности: позаботиться о теле моего повелителя и проследить за укреплением стен, окружающих Фивы. Возможно, тогда нам удастся добиться приемлемых условий при сдаче города.

Царицы больше не выдержали и разрыдались. Пепи тоже еле сдерживался и продолжил:

– Мы не должны терять присутствие духа перед лицом несчастья. Мой повелитель, возьмем пример с Секененры и не забудем, что причиной нашего поражения в этой войне стали боевые колесницы. Если вы однажды столкнетесь с этим врагом, пусть колесницы станут вашим главным оружием. А теперь пора велеть рабам погрузить драгоценности из золота и оружие, которые хранятся во дворце. Их нельзя оставить врагу.

Сказав эти слова, командир Пепи удалился.

12

Вдруг дворец ожил. Во всех комнатах зажгли огни, рабы начали собирать одежду, оружие и ларцы с золотом и серебром. Под наблюдением главного распорядителя двора они в траурном безмолвии несли все это на царский корабль. Члены царской семьи сидели в крыле Камоса, храня грустное молчание, склонив головы, уставившись пред собой глазами, полными отчаяния и горя. Они сидели так, пока не вошел гофмейстер Гур.

– Мой повелитель, погрузка закончена, – тихо произнес он.

Слова гофмейстера пронзили их слух, точно стрела плоть. Их сердца забились быстрее, все рассеянно подняли головы и обменялись отчаянными и горестными взглядами. Неужели всему пришел конец? Неужели настал миг прощания? Неужели настали последние дни дворца фараонов, славных Фив и бессмертного Египта? Неужели они больше никогда не увидят обелиск Аменхотепа, храм Амона и стены со ста вратами. Неужели Фивы откажутся от них сегодня, а завтра раскроют ворота перед Апофисом, чтобы тот взошел на трон и решал вопросы жизни и смерти? Как могли командиры проиграть битву, повелители стать беженцами, а хозяева домов лишиться имущества?

Камос заметил, что никто не шевельнулся. Он безвольно встал и тихо пробормотал:

– Простимся с покоями моего отца.

Все встали и тяжелыми, неуверенными шагами направились к покоям убитого царя и благоговейно остановились перед закрытой дверью. Они не решались войти в это помещение без его разрешения и встретить там пустоту. Гур шагнул вперед и открыл дверь. Прерывисто дыша и тяжело вздыхая, они вошли. Все с нежностью и любовью смотрели на большой зал, роскошные кресла, изящные столы. Их взгляды задержались на молельне царя с красивой священной нишей, в которой стояло его скульптурное изваяние в почтительном поклоне перед богом Амоном. Присутствующие вообразили, будто царь расположился на диване, облокотившись на подушки, и, мило улыбаясь, приглашает их сесть. Они чувствовали, как его душа окутывает и обнимает всех, витая, и не удержались от скорбных и безутешных слез.

Камос понимал, что сердца окружавших его людей разрываются от горя. Он приблизился к изваянию отца, почтительно поклонился ему, поцеловал в лоб и отвернулся. К дорогому изваянию подошла Тетишери, склонилась над ним, поцеловала его в лоб, вкладывая в этот поцелуй всю боль от утраты и горя. Семья простилась с изваянием убитого повелителя и вышла, храня траурное безмолвие.

Камос заметил, что гофмейстер Гур ждет его, и спросил:

– Как вы намерены поступить, Гур?

– Повелитель, мой долг следовать за вами, словно верная собака.

Благодарный царь положил руку ему на плечо, и все пошли через залы с множеством колонн. Впереди шел командир Пепи, Камос возглавлял членов семьи, дальше следовали маленький принц и принцесса, Яхмос и Нефертари, царица Сеткимус. Строй замыкал гофмейстер Гур. Они спустились по лестнице к колоннаде, вышли в сад, где по обе стороны выстроились рабы и, держа факелы в руках, освещали им путь. Они достигли корабля и один за другим взошли на борт. Настала пора отправляться в путь, и они бросили прощальный взгляд, который растворился во мраке, опустившемся над Фивами и окутавшем город в траурные одежды. Их сердца разрывались от горя и тоски, безмолвие овладело всеми. Пепи стоял перед ними, не говоря ни слова и не осмеливаясь нарушить горестное молчание. Царь заметил его присутствие и произнес:

– Настало время прощаться.

Пепи сказал печальным, дрожащим голосом, стараясь овладеть своими чувствами:

– Мой повелитель, лучше бы я погиб первым, нежели оказался в этом положении. Пусть меня утешает то, что вы пойдете по пути Амона и славных Фив. Вижу, что действительно настал миг прощания, как вы, мой повелитель, сказали. Отправляйтесь в путь. Пусть Бог защитит вас своим милосердием и окружит вас своими заботами. Надеюсь, что доживу до того дня, когда увижу ваше возвращение так же, как ваш отъезд, и мой взор снова возрадуется при виде дорогих Фив. Прощайте, мой повелитель! Прощайте!

– Скажите до новой встречи!

– Верно! До новой встречи, мой повелитель!

Командир приблизился к своему повелителю и поцеловал ему руку, едва сдерживаясь, чтобы не оросить его благородную ладонь слезами. Затем он поцеловал руки Тетишери, царице Ахотеп, царице Сеткимус, наследному принцу Яхмосу и его сестре Нефертари. Он осторожно взял руку гофмейстера Гура, склонил голову перед всеми и, потрясенный, молча покинул корабль.

У ступеней, ведущих в сад, Пепи остановился и наблюдал, как весла коснулись воды и корабль медленно отчалил от берега. Он словно ощущал печаль людей, находившихся на его борту. Все собрались у поручней и мысленно прощались с Фивами. Затем Пепи дал волю чувствам, не сдержал слез и задрожал всем телом. Он не спускал глаз с драгоценного корабля до тех пор, пока его не проглотил мрак. Затем он глубоко вздохнул и продолжал стоять на месте, не в силах покинуть берег, и чувствовал себя столь одиноким, будто очутился в глубокой могиле. Наконец Пепи медленно отвернулся и, едва перебирая ногами, направился к дворцу, бормоча про себя: «Мой повелитель, мой повелитель, где ты? Где ты, мой повелитель? Люди Фив, как можно спокойно спать, когда над вашими головами витает смерть? Пробуждайтесь! Секененра мертв, а его семья бежала на край света, а вы спите. Вставайте! Во дворце больше нет хозяев. Фивы распрощались со своими царями, а завтра враг займет ваш трон. Как вы можете спать? За стенами затаились враги, которые несут вам унижение!»

Взяв факел, удрученный горем командир пошел по залам дворца из крыла в крыло и наконец оказался перед тронным залом, повернулся к нему и пересек порог, сказав: «Прости, мой повелитель, за то, что я вошел сюда без твоего разрешения!» При свете факела он неуверенно прошелся меж двух рядов кресел, на которых раньше сидели придворные и решали государственные дела. Он остановился у трона, распростерся ниц и поцеловал землю. Затем, опечаленный, командир встал перед ним. Мерцающий красноватый свет факела озарил его лицо. Пепи громко произнес:

– Воистину перевернута славная и бессмертная страница! Мы умрем завтра и станем самыми счастливыми людьми в этой долине, которая никогда раньше не знавала мрака. Трон, мне с печалью приходится сказать, что твой хозяин никогда не вернется к тебе, а его преемник отправился в далекую страну. Что же касается меня, я никогда не допущу, чтобы с этого места завтра произнесли слова, которые обрекут Египет на страдания. Апофис никогда не будет сидеть на этом троне. Исчезни так же, как исчез твой хозяин!

Пепи решил вызвать гвардейцев дворца, чтобы те унесли трон туда, где он определит ему место.

13

По приказу Пепи гвардейцы подняли трон и положили его на большую повозку. Командир шел впереди нее к храму Амона. Там гвардейцы подняли трон и несли его за командиром. Впереди них жрецы шли к священному залу. В священном обиталище рядом со святая святых они увидели царский паланкин, окруженный солдатами и жрецами. Гвардейцы опустили трон рядом с паланкином. Жрецы смотрели с удивлением, ибо не знали, что произошло. Пепи велел солдатам удалиться и пригласил верховного жреца. Верховный жрец куда-то ненадолго ушел, затем вернулся следом за жрецом Амона, который, хорошо понимая серьезность такого ночного визита, шел торопливо. Он протянул руку командиру и спокойно произнес:

– Добрый вечер, командир.

Голос Пепи выдал тревогу и боль:

– Вам того же, ваше священство. Можно мне поговорить с вашим священством наедине?

Жрецы услышали, что он сказал, и тут же удалились, хотя их снедали любопытство и тревога. Командир и жрец остались наедине. Когда верховный жрец заметил паланкин и трон, его охватило отчаяние. Он спросил командира:

– Как паланкин оказался здесь? Что это за паланкин и как случилось, что вы оставили поле боя среди ночи?

Пепи ответил:

– Выслушайте меня, ваше священство. Мы ничего не выиграем, если станем медлить или отнесемся к создавшемуся положению без должного внимания. Вы должны выслушать меня. Я посвящу ваше священство во все, что мне известно, затем отправлюсь выполнить свой долг. Состоялась битва, которая никогда не забудется. В ней боль и слава разделились пополам. Это неудивительно, ибо мы проиграли битву за Египет, наш царь погиб, защищая свою страну, предательская рука расчленила его священное тело, царская семья покинула Фивы. Когда проснутся жители города, они не найдут и следа от своих царей и их славы. Слушайте, ваше священство, слушайте! Уже почти полночь, и долг велит мне не мешкать. В этом паланкине тело нашего повелителя Секененры и его корона. А здесь его трон. Жрец Амона, я вручаю вам наше национальное достояние, чтобы вы могли сохранить его тело и эти реликвии в надежном месте. Теперь я оставляю вас в руках Бога, жрец Фив, которые никогда не погибнут, хотя и будут стонать от нанесенных им ран!

Жрец прервал бы командира, ибо пришел в большое волнение, но Пепи не дал ему такой возможности. Поэтому жрец хранил гробовое молчание и продолжал стоять неподвижно, будто лишился всяких чувств. Командир чувствовал оцепенение и боль, охватившие этого человека, и продолжил:

– Ваше священство, оставляю вас на попечение Бога и не сомневаюсь, что вы полностью выполните свой долг к этим священным, драгоценным останкам.

Командир повернулся к паланкину, почтительно склонил голову, поцеловал его покрывало и отдал воинскую честь. Затем он попятился назад, слезы застилали ему глаза. Дойдя до лестницы, ведущей в Колонный зал, он повернулся к паланкину спиной и быстро вышел из храма, смотря прямо перед собой. Он отдавал себе отчет, что пора вернуться к своим офицерам и солдатам, чтобы начать, как он им обещал, последнее наступление.

Хотя Пепи был озабочен выполнением последнего долга, одно не давало ему покоя. Как только он вспоминал об этом, ему становилось тяжело на сердце. Командир думал о семье – Эбане, своей жене, маленьком сыне Яхмосе и всех родственниках, живших вместе на окраине Фив, где находился его земельный надел. За ночь Пепи не успел бы к своей семье, а если бы поехал к ней, то не смог бы выполнить обещания, данного солдатам, и те подумали бы, что он бежал. Командир встретит смерть, не увидев в последний раз лиц Эбаны и Яхмоса. Еще одно обстоятельство не давало покоя его душе. Он печально спросил себя: «Оставят ли пастухи землевладельца на его земле и сохранят ли богатство за теми, кто его имели? Завтра хозяев выгонят либо на улицу, либо истребят в их домах, а за Эбану и Яхмоса никто не заступится». Пепи совсем пал духом, сердце приказывало вернуться к своему дому и семье. Но сердце велело ему одно, а стальная воля – другое. Командир печально вздохнул и решил: «Напишу жене письмо». Сидя в колеснице, он распрямил лист, стал писать Эбане, передавал ей приветы, вручал ее заботам Бога, молился за безопасность и счастье сына. Затем он сообщил ей о последних событиях, о том, что произошло с армией и царем, о том, что царская семья скрылась в неизвестном направлении (он по своим соображениям не упомянул Нубию), советовал взять больше вещей и бежать вместе с сыном, членами семьи, соседями, зависевшими от нее, за пределы Фив или в один из бедняцких кварталов, где легко смешаться с простым людом и разделить с ним общую судьбу. Пепи благословил жену и сына и в конце написал: «Эбана, мы обязательно встретимся либо здесь, либо в царстве мертвых». Он передал письмо вознице, велел доставить его в дом семьи и вручить жене. Затем он прыгнул в колесницу, последний раз оглянулся на храм Амона и мирно спавший город, окутанный темнотой. Из глубин его сердца вырвался крик: «Господь Бог, храни свой город! Фивы, прощайте!»

Командир отпустил лошадей, и они понеслись по дороге, ведущей к северу.