Текст книги "Преступный мир и его защитники"

Автор книги: Н. Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Посмотрите на образ действий обвиняемого во время пожара – и вы увидите, что поведение Ведерникова не совпадает с поведением человека, умышленно совершившего поджог. Подсудимый спасает Брюне, получает значительные обжоги и вновь бросается в огонь, чтобы вбежать по лестнице к Краевскому. Его удерживают дружинники; он вырывается, молит о спасении, рыдает и требует помощи. Пожар случился в шесть часов утра, когда часть населения Озерков уже была на ногах. По окружающим улицам уже двигались разносчики, дворник дома мел сад, горничная развешивала белье. Нельзя не признать, что для поджога были выбраны время и обстановка, не отвечающие аттестации подсудимых, как умных и тонких преступников.

После пожара шестнадцатого июля обвиняемые переселяются на дачу Строганова, между ними происходят постоянные ссоры, и, наконец, спустя три недели подсудимый приносит повинную.

Представитель обвинения говорит: «Слабый человек совершил деяние свыше своих сил. Им овладела скорбь о погибшем, и он принес повинную следственной власти». Неужели вы разделите такое убеждение? Вам рисуют Марию Краевскую как натуру сильную, хитрую, почти демоническую. Ее сообщник терзается совестью. Что же делает она для избежания опасности, внезапно вырезавшейся на темном фоне их жизни после пожара? Где ласки и чары, отуманивающие его ум, при помощи которых она цепко держит его в своих руках, бережет и не пускает? Осмотритесь в событиях этого времени – и вы заметите обвиняемую почти всегда подле кучера Полоза. Как могла эта женщина пренебрегать гневом подсудимого и смеяться над его страстью,'отравленною общим преступлением, из-за первого Полоза? Пусть разъяснит обвинение эту загадочную для нас психологию.

Девятого августа подсудимый принес повинную. Допрошенный урядником и Помощником пристава, подсудимый наполнял свои объяснения бесконечными рассказами о связи обвиняемой с Полозом, об их ночных свиданиях, прогулках подле озера, поездках в Петербург. Он властно требовал немедленного ареста кучера и тут же по секрету сообщил полицейским властям, что никакого поджога не было. Находясь в доме предварительного заключения, он признается в своем ложном оговоре отцу, матери, сестрам, госпоже Александровой, помощнику начальника тюрьмы, посылает Краевской свои последние деньги, молит ее о прощении, осыпает укорами.

Всем казалось, что этот человек не преступник, все его жалели и инстинктивно чувствовали, что под этим признанием кроется что-то другое. Сознаемся искренне, что в распоряжении обвинительной власти только одна улика – это явка с повинною, содержащей в себе оговор Краевской. Присмотритесь внимательно к этой улике – и вы увидите, что в оговоре подсудимого справедливо только то, что Краевские жили в Петербурге, что, переехав на дачу, они застраховали свое имущество, что Ведерников поступил в пожарную дружину и что шестнадцатого июля был праздник. Равным образом справедливо, что после праздника госпожа Краевская уехала кататься и что пожар произошел в шесть часов утра от загоревшихся конфетти. Все остальное содержание оговора – плод бедной и невыдержанной фантазии, полный взаимных противоречий. Разве может умная женщина, уезжая в пять часов утра с двумя дружинниками, «заказать» поджог в шесть часов утра, несмотря на присутствие посторонних лиц? Почему была пропущена темная июльская ночь, когда все члены семьи. были на празднике, почему Краевская не предупредила своего мужа?

НЕСТОР Александр Павлович

Родился в Омске в 1856 году Окончив курс Харьковского университета, в 1880 году поступил на службу В 1884 году был назначен судебным следователем виленского окружного суда, а в 1892 году членом екатеринодарского окружного суда В 1896 году вышел в отставку и поступил в сословие присяжных поверенных округа санкт-петербургской судебной палаты В качестве защитника принимал участие в процессах генерал-майора Пашкевича (обвинение в ростовщичестве), надворного советника Кочубея (подлог и вовлечение в невыгодную сделку), золотопромышленника Мордина (подлог)

Судебное следствие обнаружило источники, откуда исходило благосостояние дома Краевских. В течение многих лет подсудимый Ведерников играл в карты дома, в гостях, во всех клубах. Его посылали за добычей каждый день Широкие траты по дому не давали ему отдыха, ночная жизнь истощала его силы. Приблизьтесь к этой стороне дела – и вы увидите человека, расточившего свою жизнь, замучившего себя излишествами, истощенного и страшно усталого. Наблюдая Ведерникова в последних числах июля, мы видим его жалким, бессильным, с истерическими припадками.

Присяжный поверенный Марголин рисует затем душевное состояние подсудимого, почувствовавшего себя отвергнутым, его истерическую борьбу за свое положение в семье, взрывы безумной ревности и дикий экстаз мести, бросивший обвиняемого к прокурору. Охваченный чудовищными страстями, подсудимый отождествил свою месть с актом правосудия, создал улики и, гордый сознанием своей правоты, кинул ей в лицо обвинение в поджоге.

Свою речь защитник окончил воззванием к присяжным заседателям об оправдании обоих подсудимых.

Защитник подсудимой присяжный поверенный А. П. Нестор обратил внимание присяжных заседателей на то, что представитель обвинения не придает значения снятию оговора со стороны Ведерникова потому, что он не сделал этого во время предварительного следствия. Однако это было сделано Ведерниковым, но не перед следователем, которого он, естественно, боялся, а перед помощником начальника дома предварительного заключения, передавшим это, в свою очередь, лицу прокурорского надзора, и не вина Ведерникова, если объяснение его не дошло до следователя. Поджога не было. Следствием установлено, что два очень пьяных человека курили в^ комнате, наполненной легко воспламеняемым материалом. Кто из поджигателей перед самым пожаром поместил бы в, заготовленный костер восемь больших корзин белья, как это выяснилось на судебном следствии? Много нехорошего говорилось про Краевскую, но присяжные заседатели не забудут показания доктора Покровского, удостоверившего на суде ее лучшие качества – качества материнства по отношению к пасынку. Пристав впал в ошибку, поверив Ведерникову; ошибку эту повторил следователь, но теперь еще возможно исправить ее, так как решительное слово еще не произнесено. Краевская, благодаря безумному шагу Ведерникова, лишена свободы и томится среди каменных стен одиночной камеры, ожидая своего освобождения на основании справедливого и авторитетного слова присяжных заседателей.

Другой защитник, Зейлингер, сказал в защиту Краевской небольшую, но убедительную речь.

В своем последнем слове подсудимая со слезами стала говорить:

– Не виновата… Муж сгорел… Девочка осталась… Я в тюрьме…

И, не договорив, рыдая, она бессильно упала на скамью.

Ведерников только молча встал перед присяжными заседателями, и они удалились.

Прошло более получаса тяжелого, томительного ожидания, и, наконец, в пятом часу утра дрогнул отрывистый звонок. Наэлектризованная публика, как один человек, ринулась в зал. Наступило гнетущее безмолвие. Торжественно вышли присяжные заседатели, и старшина их начал читать роковой вопросный лист.

– Нет, не доказано, – был ответ присяжных заседателей на поставленный им судом вопрос: доказано ли было, что дача Краевского сгорела от поджога?

Истомившаяся публика не выдержала. Послышались радостные рыдания и крики. Председательствующий объявил А. А. Ведерникова и М. И. Краевскую свободными от суда и следствия.

УБИЙСТВО ПРОФЕССОРА ДОНБЕРГА

Летом 1900 года в Петербурге неожиданно разыгралось кровавое преступление, жертвой которого пал известный профессор-окулист Императорского клинического института, действительный статский советник Г. А. Донберг.

20 июля около 1 часа дня в квартиру его по Университетской набережной явился один из знакомых, Юлиан Геккер, и пожелал переговорить с ним наедине. Профессор принял его в своем кабинете, но не прошло и 5 минут, как вдруг до слуха стоявшего в коридоре у парадных дверей лакея долетел из кабинета звук выстрела, сопровождавшийся криком Донберга. Лакей бросился к дверям столовой комнаты и столкнулся здесь с выбегавшим профессором. В эту минуту раздался новый выстрел, и пуля вонзилась в косяк двери. Вместе с тем около дверей столовой показался взволнованный Геккер и направил дымящийся револьвер в бежавшего по коридору профессора. Лакей поспешил ухватиться за руку гостя и, несмотря на сопротивление, быстро обезоружил его.

На выстрелы прибежал также и ассистент профессора, доктор Коневский. Войдя в другой кабинет, где скрылся Донберг, он увидел последнего с побледневшим лицом.

– Меня Геккер ранил в живот, – объяснил ему профессор.

Коневский немедленно уложил его на диван и вышел из кабинета за льдом и сулемою. В дверях столовой ассистенту попался навстречу Геккер.

– Что вы сделали! Вы человека убили! – возбужденно обратился к нему ассистент.

– Ну, что ж? Очень рад, – спокойным голосом ответил убийца и спустился по лестнице в нижнюю квартиру, з которой проживала тетка его жены, Г. В. Рафалович. Вся семья Рафаловичей в это время сидела за завтраком, и Геккер ошеломил ее своим хладнокровным сообщением об убийстве профессора. Выпив стакан холодной воды, он снова поднялся в квартиру профессора, где и был задержан.

Несмотря на все принятые меры, Г. А. Донберг в тот же день скончался от раны.

Допрошенный в качестве обвиняемого в убийстве с заранее обдуманным намерением Юлиан Геккер сознался в своем преступлении.

По его словам, он еще в октябре 1896 года случайно познакомился в Пскове с девицей Ольгой Андреевной Фрейганг. Он до безумия увлекся ею, забыл, что почти вдвое старше ее (Фрейганг было тогда 22 года), и предложил руку и сердце. 3 ноября состоялась их свадьба. Три года супружеская жизнь их казалась счастливой. Ольга Геккер, по-видимому, любила своего мужа и не скупилась на ласки, окружая его заботливостью и вниманием.

8 декабря 1899 года, когда они оба еще находились в постели, в спальню вошла прислуга и подала молодой женщине письмо. Быстро пробежав его глазами, Ольга Геккер смутилась и поспешно разорвала письмо на клочки.

– Кто пишет? – поинтересовался муж.

– Портниха… Неинтересное… – замялась она.

Геккеру, однако, показалось очень странным ее поведение, и, подобрав клочки письма, он увидел, что оно написано по-немецки. Кто-то, скрываясь за подписью «Н», извещал, что «сегодня нельзя чего-то сделать, а завтра в полдень». Присмотревшись к почерку письма, Геккер узнал в нем руку профессора Донберга, имя которого по-немецки писалось «Herman».

– Что это такое? – изумленно обратился он к жене.

Молодая женщина расплакалась и после некоторого колебания чистосердечно призналась, что Донберг стал ухаживать за ней, обещал жениться и с этой целью советовал ей хлопотать о разводе с мужем. При этом профессор, по ее словам, просил, по крайней мере, до следующей весны ничего не говорить об их разговорах Геккеру.

Уверив мужа, что она осталась верной женой, Ольга Геккер передала ему хранившуюся у нее фотографию профессора. В тот же день Геккер отправился к Донбергу, переговорил с ним и взял честное слово, что тот навсегда прекратит всякие ухаживания за его женой.

В 1900 году, 7 мая, Ольга Геккер, с согласия мужа, переехала на отдельную квартиру в Петербурге по Коломенской улице, и открыла магазин дамских шляп. Отправившись 17 июля вечером к ней на квартиру, Геккер не застал ее, а утром, к своему удивлению, узнал, что она совсем не ночевала дома. У него тотчас же зародилось подозрение, что жена снова возобновила свои связи с Донбергом и уехала на его яхту. Одолеваемый ревностью, Геккер достал из письменного стола револьвер и, зарядив его, отправился на поиски жены. Ее нигде не было в Петербурге. Узнав, что яхта Донберга «Гарри» стоит в Сестрорецке, Геккер поспешил туда и узнал от матросов, что жена его вместе с профессором провела две ночи на этой яхте и лишь 19 июля возвратилась в Петербург. Он оставил на яхте письмо, в котором требовал от Донберга назначить время для переговоров по «важному делу», и поехал в Петербург. Отправившись затем на квартиру профессора, он застал его дома и решительно потребовал у него объяснить свое поведение. В ответ на это профессор начал уверять, что он не злоупотребил доверием молодой женщины и ни в чем не виноват перед мужем. Не веря его объяснениям, Геккер стал настаивать, чтобы профессор женился на Ольге, взяв на себя расходы по бракоразводному делу, или же дал необходимые для этого деньги ему, Геккеру.

Донберг отказался жениться на молодой женщине, а относительно денег для развода предложил ее мужу явиться за ответом через несколько дней.

20 июня Ю. А. Геккер захватил с собой револьвер и явился снова на квартиру Донберга. Находясь в возбужденном состоянии, он молча подал профессору свое письмо, в котором требовал восстановить честь его жены посредством женитьбы на ней. Прочитав письмо, профессор ответил прежним отказом. Тогда Геккер, повторив свое требование еще два раза, выхватил револьвер и на расстоянии 6–7 шагов выстрелил в сидевшего против него Донберга.

В свою очередь, опрошенный за несколько часов перед смертью профессор Донберг рассказал, что он действительно ухаживал за женой Геккера, но только до декабря 1899 года, когда он дал ее мужу слово прекратить свои ухаживания. После этого он видел ее лишь два раза – на балу и на обеде у ее родных. 10 июня он вдруг получил от нее письмо с жалобами на свою судьбу. Узнав из письма, что муж бросил ее без всяких средств к жизни, он навестил молодую женщину в ее магазине, а затем также послал ей письмо с приглашением приехать в Сестрорецк и провести воскресный день вместе на яхте. Она охотно последовала его приглашению и две ночи провела на яхте, но в близкую связь с ним не вступала. После этого Геккер два раза навещал его в квартире и настойчиво заставлял жениться на его жене, потребовал денег на развод. В роковой день преступления Геккер, не дав ему времени дочитать письмо, резко спросил: «Какой будет ответ?» Он не успел еше ответить на это, как вдруг раздался выстрел, и пуля попала ему в живот.

Письмо, поданное Геккером профессору, было следующего содержания:

«Милостивый государь Герман Андреевич! Счастливая случайность открыла мне 1 июня глаза на причину возбужденного состояния моей бедной, нервнобольной жены. Причиной этого – вы, ваши неблагородные и бесчестные поступки. Вам, как врачу, более чем кому-либо должна быть известна слабость воли таких субъектов и та легкость подчиняться чужому влиянию, которой вы не преминули воспользоваться с 17-го по 19 июня. Поступок ваш подл, недостоин. Вы – человек с положением, именем, проживший около полустолетия, так низко воспользовались влиянием. 8 декабря прошлого года я говорил с вами по этому поводу, и вы дали мне честное слово оставить ухаживание за моей женой. Исполнили ли вы его? Как называют людей, подобных вам? Для восстановления чести жены я требую от вас: 1) по получении развода со мной жениться на ней, – у меня нет средств для ведения бракоразводного процесса, почему вы ссудите мне под вексель, обеспеченный моим страховым полисом, нужную сумму, согласно требованию присяжного поверенного, которому мною будет поручено дело; 2) до окончания процесса, во избежание ложных толков об отношениях ваших к жене моей, вы не будете с ней видеться, то есть не будете вместе гулять, бывать в театрах и посещать ее квартиру, – все должно ограничиться только письменной корреспонденцией. По прочтении немедленно прошу дать мне ваш ответ письмом же. Слову вашему больше не придаю значения. Ю. А. Геккер».

Дальнейшим следствием по этому делу было установлено, что Геккер, происходивший из потомственных дворян, по оставлении военной службы имел частную службу и в 1896 году заведовал материальным складом Рыбинско-Бологовской железной дороги с годовым содержанием в 2 400 рублей.

После свадьбы супруги Геккер поселились в Пскове, перезнакомились почти со всем городом и повели жизнь на широкую ногу. Они стали часто выезжать на балы и вечера. Посещение театра сделалось их потребностью, и, кроме того, госпожа Геккер сама начала принимать ближайшее участие в любительских спектаклях и живых картинах. Такая привольная жизнь супругов тянулась около трех лет, причем они уезжали также за границу, в Крым и на известные курорты, нигде не отказывая себе в удовольствиях. Само собой разумеется, жалованья Геккера не могло хватать на все это, и так как у него не было никаких других средств, то он вскоре запутался в долгах. Между тем Ольга Геккер не задумывалась над затруднениями мужа, желала блистать в обществе и любила ухаживания мужчин, отвечая кокетством.

Для посторонних глаз совместная жизнь супругов казалась нормальной, но это было обманчивое впечатление. В действительности же разность возраста, отсутствие больших материальных средств и нравственной связи между супругами постепенно подготовили почву для крупных семейных недоразумений. По-видимому, нелады в семье заставили Ольгу Геккер переехать, наконец, в Петербург и поступить на высшие женские курсы. Здесь и завязалось ее роковое знакомство с профессором Донбергом. Он виделся с ней почти каждый вторник на обедах у госпожи Рафалович, и знакомство их до такой степени окрепло, что молодая женщина два раза была у него на квартире. Когда муж узнал о ее отношениях к профессору, семейная жизнь их сделалась невозможной. Начались ссоры, и Ольга Геккер решила фактически разойтись с мужем. 18 февраля 1900 года она выдала ему следующую расписку: «Я, нижеподписавшаяся Ольга Андреевна Геккер, даю сию расписку моему мужу Юлиану Антоновичу Геккеру, обязуюсь с 1 мая 1900 года не требовать от него ни гроша на мое содержание, если Юлиан Антонович даст мне 1 мая 1900 года отдельный бессрочный паспорт. Нося фамилию мужа, обязуюсь вести себя прилично. Причина нашего разрыва – я, О. Геккер. С.-Петербург, 18 февраля 1900 г. Р. S. Обязуюсь и впредь никогда не возвращаться к мужу и не обращаться к нему за помощью. О. А. Геккер».

Молодая женщина оставила курсы и 7 мая переехала на новую квартиру, при которой открыла магазин дамских шляп. Муж продолжал навещать ее, уезжал на время к своим родным в Варшаву и, когда обнаружилось ее пребывание на яхте Донберга, стал настаивать, чтобы она попросила у последнего денег на развод и «не трепала бы его фамилии». Жена возразила, что профессор может отказать в этой просьбе, и это заявление в высшей степени раздражило его. На другой день в квартире Донберга разыгралась драма.

Юлиан Геккер был освидетельствован в отношении его умственных способностей, и санкт-петербургский окружной суд нашел, что он не обнаруживает явлений какого-либо психического расстройства и в день убийства находился в нормальном состоянии.

Дело это рассматривалось в санкт-петербургском окружном суде под председательством Н. А. Чебышева. Представителем обвинительной власти являлся товарищ прокурора Новицкий. Защищали подсудимого присяжный поверенный Марголин и Миронов. Ввиду огромного наплыва публики в зал заседания пускали только по билетам. Несмотря на это, масса любопытных заполняла обширный коридор суда, интересуясь исходом процесса.

Ю. А. Геккер – видный, представительный мужчина, лет сорока пяти, с интеллигентной наружностью, в очках, с солидной бородой, расчесанной надвое, и грустно-сосредоточенный – производил располагающее к нему впечатление.

Среди экспертов по его делу выступали также профессора-психиатры – Нижегородцев и Чечотт. Всех свидетелей вызвано было до тридцати человек.

Жена обвиняемого на суд не явилась, отказавшись давать показания.

На вопрос председательствующего Геккер признал вину и отрицал только заранее обдуманное намерение.

– Я находился в то время под гнетом чего-то ужасного, – взволнованно объяснял он. – Что-то шептало мне нехорошие советы: потребовать крови, но я поборол себя. Первого июня я оставил револьвер дома и отправился к профессору для переговоров. Глубоко оскорбленный, с поруганной честью, я вызвал его на дуэль – и получил отказ. А я думал, что он, как бывший воспитанник Дерптского университета, где поддерживается рыцарский дух, не замедлит удовлетворить мое требование!.. Тогда я предложил ему другой исход из позорного положения – развод жены со мной, чтобы он женился на ней. Для бракоразводного дела нужны были деньги, и я хотел обеспечить их выдачей Донбергу векселя под свой страховой полис. Он упорно отказывался от женитьбы и начал откладывать окончательные переговоры по этому делу со дня на день. То у него какое-то заседание, то он занят серьезной работой или должен отправиться на гонки в Гельсингфорс. Наконец, я не мог более терпеть… Моя честь страдала!

Подсудимый перестал говорить и начал глухо рыдать.

– Позвольте мне, господин председатель, не продолжать далее, – прерывающимся, подавленным голосом произнес он. – В деле есть мои показания об этом.

Из прочитанного затем на суде показания Геккера, данного им во время предварительного следствия, выясняется, что он сам, желая дать больший простор желаниям жены, предложил ей поступить на высшие женские курсы. С этой же целью, чтобы не расставаться с ней, он решился оставить свое место службы и переехать в Петербург. Ольга Геккер очень обрадовалась его предложению. Вскоре все устроилось хорошо, и молодую женщину, знавшую иностранные языки и обладавшую прекрасной памятью, охотно приняли на курсы. Нервозная раньше, она сделалась после этого веселой, жизнерадостной женщиной, прежние мелкие недоразумения с мужем были забыты, и она стала трезво относиться к действительности. Но прошел известный период, энергия ее спала, сменилась апатией, она начала тосковать и плакать, пошли капризы и домашние сцены. Потом в ней вдруг пробудилась страстная любовь к мужу, и она стала умолять взять ее обратно в Псков. «Я не могу без тебя жить, мне скучно», – твердила она упорно. Такая просьба для Геккера, остававшегося еще в Пскове и только изредка навещавшего жену, была очень приятна, и он чувствовал себя в это время счастливейшим человеком на свете. Каких-либо подозрений на ее счет у него не было. Он любил и, как ему казалось, был взаимно любим. По-видимому, и сама Ольга Геккер сознавала некоторые причуды своего характера и твердила мужу в минуту откровенности, что у нее существует двойственное «я». Одно «я» настоящее, хорошее, а другое – пришлое и злое.

– Не обращай на меня внимания, – нередко говорила она. – Я сама не знаю, что со мной делается.

То она была доброй, любящей женой, то вдруг относилась предубежденно к мужу, волновалась и мучила его своим характером.

Так продолжалось вплоть до получения ею письма от Донберга, которое она поспешила разорвать. Когда произошло объяснение ее с мужем по этому поводу, она сказала:

– Как жена, я перед тобою не виновата, но, как человек, я не оправдала твоего доверия. Я страдала и страдаю от этого. Прости и забудь.

Встревоженный ее странным поведением, Геккер начал усиленно хлопотать о переводе его в Петербург, сознавая, что больной, впечатлительной жене необходима помощь близкого человека. Однако с ней все более и более совершалась перемена к худшему. На нее находили припадки беспричинной злости, и она стала грозить совсем бросить мужа. Подсудимый предполагает, что все это происходило после ее свиданий с Донбергом, который мог вселять в нее предубеждение к мужу.

– Я думаю, что многие предосудительные поступки она делала под влиянием гипнотического внушения, – говорил в своем показании Геккер. – В данном случае представителем науки руководили самые низменные, животные инстинкты.

Когда он возвратился из Варшавы и навестил жену, он заметил в ее глазах хорошо знакомый ему злой огонек.

– До свидания, Лелечка, – стал прощаться он, покидая ее квартиру.

– Прощай, и навсегда, – загадочно ответила она.

Через несколько дней после этого она ночевала на яхте «Гарри».

Успокоившись, подсудимый начал снова рассказывать на суде о пережитой им тяжелой драме.

Когда он пришел к профессору с письмом, он не думал его убить и взял с собой револьвер только из боязни насилия с его стороны при объяснении. Прочитав письмо, Донберг холодно заметил:

– Вы здесь очень много наговорили.

– Я вас категорически спрашиваю: угодно ли вам жениться на Ольге? – спросил Геккер и повторил свой вопрос.

Профессор медлил с ответом. Его фигура показалась в эту минуту Геккеру противной, гаденькой, и он не знал, что с ним вдруг сделалось… Он поднял револьвер и выстрелил…

О главной причине этой драмы – Ольге Геккер – обвиняемый отзывался хорошо. Ее большой ум, глубокая начитанность, скромные требования к жизни и красота при первом знакомстве его с ней произвели на него неизгладимое впечатление. В его глазах она казалась ему почти идеальной женщиной, и, женившись, он посвятил ей всю свою жизнь. Ни в чем не отказывая ей, он за каких-нибудь три года израсходовал на семейную жизнь до 17 000 рублей, прибегая и к посторонним заработкам. Продолжал он ее безумно любить и после, когда характер ее начал давить его. Он все надеялся, что ее нервы наконец успокоятся и она станет любящей, рассудительной женой.

Свидетельские показания характерно обрисовывают всех действующих лиц разыгравшейся в жизни Геккера мрачной драмы. Покойный Донберг в показаниях его ассистентов является симпатичным, всесторонне образованным человеком, с манерами джентльмена. Составивший себе громкую известность как окулист, искусный оператор и профессор Императорского клинического института – Г. А. Донберг имел огромную практику и зарабатывал в год до 30 000 рублей. В отношении своих пациентов он был в высшей степени предупредителен и охотно шел на помощь к бедным, нередко помогая из своих средств таким больным. Кроме того, он оказывал также широкую помощь и вообще нуждавшимся, в особенности учащейся молодежи. В отношениях его с женщинами ничего предосудительного не замечалось.

Шкипер яхты «Гарри» Ю. Сандбанг в своем показании отмечает, между прочим, что на яхте профессора иногда бывали и другие дамы, приезжавшие с кем-либо в компании. Ольга Геккер, как подтвердил юнга Туохино, в день своего прибытия на яхту была очень радушно встречена профессором. В салоне яхты появились чай и вино. На ночь профессор приказал поставить кровати в двух отдельных каютах, соседних между собой и выходивших дверями в салон.

О самом Геккере свидетели в большинстве отзываются очень хорошо. Это был прекрасный, дельный человек, действительно глубоко любивший свою жену. Сестра последней, Наталья Фрейганг, отзывается о нем с большим уважением и считала бы за счастье, если бы Геккер простил свою жену и снова сошелся с ней. Такого же мнения о подсудимом и другие родственники, считающие его добрым, любящим мужем.

МИРОНОВ Петр Гаврилович

Родился в 1853 году в Тверской губернии Окончив в 1875 году курс Петербургского университета, был на военной службе, вышел в запас в чине подпоручика Поступил в сословие присяжных поверенных и с 1886-го по 1902 год был членом совета присяжных поверенных округа санкт-петербургской судебной палаты П. Г. Миронов, пользующийся заслуженной известностью, выступал во многих выдающихся уголовных делах, в том числе в целом ряде банковских процессов, по делу об убийстве  Старосельского на Кавказе, убийстве профессора Донберга и в деле Меранвиля

Зато об Ольге Геккер отзывы получаются в высшей степени неблагоприятные.

Прислуга Краковяк рисует ее крайне грубой, дерзкой женщиной, которая не стеснялась в выборе выражений и ругалась как хороший извозчик. Нисколько не уважая мужа, она открыто говорила, что любит только Донберга и выйдет за него замуж. Узнав случайно, что профессор убит, она не поверила этому известию и послала купить номер газеты.

Трагическая кончина Донберга, по-видимому, не прошла бесследно для нее, и она стала искать забвения в водке. После этого, по словам прислуги, к ней ходили и другие мужчины, причем она упрашивала прислугу скрывать это от всех ввиду того, что над ней был будто бы учрежден полицейский надзор. Поведение Ольги Геккер в это время вообще было странное. Она временами разговаривала сама с собой и плакала.

Мастерица ее Трофимова рассказывала, что магазин О. Геккер торговал плохо и едва сводил концы с концами.

Геккер на расспросы объясняла, что она получает иногда деньги от своей матери. Нервная и раздражительная, она грубо обращалась с мужем и вообще третировала его свысока. Незадолго до убийства профессора, после двухдневного отсутствия хозяйки, мастерица стала спрашивать ее, где она провела все это время.

– Была на яхте у Донберга, – последовал ответ.

– Неужели же вы все-таки остались чисты в своих отношениях с ним?

– О, нет, после этой ночи мы уже с Донбергом близки, – развязно сказала будто бы Ольга Геккер.

Когда умер профессор, она вступила в любовную связь с каким-то молодым человеком. Отправляясь по утрам на могилу погибшего из-за нее профессора, она вечером принимала у себя на квартире своего любовника, не уклоняясь от посещений и других мужчин.

Ученица Плотникова, работавшая в ее магазине, слышала однажды, как Ольга Геккер раздраженно кричала мужу:

– В ногах буду у Донберга валяться, а к тебе не пойду!

Полное презрение сквозило в ее отношениях к подсудимому, и, взбешенный, он пригрозил как-то, что застрелит Донберга.

– Если хочешь стрелять, то лучше в меня, – в ответ на это сказала она. – Только, пожалуйста, не в лицо…

С яхты она вернулась веселой и жизнерадостной и говорила всем, что чувствует себя очень счастливой и прекрасно провела время с профессором Донбергом.

Подозревая жену в неверности, Юлиан Геккер перед своим преступлением стал следить за образом жизни ее на отдельной квартире и подговорил прислугу жены наблюдать за всеми мужчинами, появляющимися на этой квартире.

Некоторых свидетелей, ввиду щекотливости их показаний, суд признал необходимым допросить при закрытых дверях, удалив из зала публику.

Из дальнейших показаний выясняется, что у Ольги Геккер еще до замужества был какой-то неудачный роман со шведом.

Юлиан Геккер, находясь на военной службе, участвовал вместе с другими войсками в русско-турецкой войне, затем лет пять занимался земледелием и, наконец, перешел на частную службу. Сам Донберг обрисовывается как известный ученый и добрый человек с рыцарским характером, у которого были только две слабости: любовь к спорту и к хорошеньким женщинам.

По окончании допроса свидетелей оглашаются наиболее существенные для дела письменные документы. Первоначально читается дневник Ольги Геккер под заглавием: «Моя исповедь». Дневник этот она начала вести еще до замужества и записывала в него главным образом свои мысли и впечатления.