Текст книги "Преступный мир и его защитники"

Автор книги: Н. Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

РЕДКИЙ ПРОЦЕСС

В конце 1889 года, при введении в Лифляндской губернии положения о преобразовании крестьянских присутственных мест, секретарь Курляндского губернского акцизного управления Иосиф Коссацкий был командирован для исполнения обязанностей комиссара по крестьянским делам в Аренсбургский уезд.

В это время началось соединение мелких крестьянских волостных обществ в более крупные. Вновь образованные волости, по предложению Коссацкого, стали строить дома для волостных правлений и судов. Когда волостные дома были построены, то Коссацкий принял на себя обязанность закупки и поставки, конечно, за счет волостей, всех предметов устройства и меблировки этих домов. Между прочим, он приказал устроить при каждом волостном правлении комнату, в которой могли бы останавливаться и, в случае надобности, ночевать приезжающие должностные лица. Комнаты эти были снабжены кроватью, умывальником, зеркалом и другой необходимой для проживания в них мебелью. Снабжение волостных правлений предметами обстановки было проведено Коссацким в период времени с 1892 года по 15 октября 1896 год. Все было устроено, по-видимому, прилично, и Коссацкий получил благодарность за «блестящее» устройство волостей по новому распределению.

В 1896 году Коссацкий был назначен начальником Эзельского уезда, и его заменил комиссар по крестьянским делам Бабанов, который вскоре донес лифляндскому губернатору генерал-майору Суровцеву, что Коссацкий при снабжении волостей предметами обстановки, очевидно, присвоил себе и растратил значительные суммы волостных денег. Ввиду такого заявления по этому делу было проведено административное расследование, выяснившее, что Коссацким было растрачено общественных денег около 3 000 рублей.

Далее обнаружилось, что ни одно волостное общество не давало ему полномочий на приобретение обстановки для волостных домов и он чуть ли не насильно заставлял брать покупаемые им вещи.

Обыкновенно он говорил: «Вы обязаны принять вещи и уплатить деньги». Никто не осмеливался ослушаться его, тем более что он был всем известен как очень строгий начальник, не терпел возражений и угрожал за непослушание арестом или удалением от должности. За малейшую ошибку он строго наказывал. Требуя от подчиненных ему должностных лиц беспрекословного повиновения и исполнения приказаний, Коссацкий не только ругал осмелившихся не соглашаться с ним всевозможными бранными словами, но и налагал на них штрафы. Провинившихся он вызывал иногда телеграммою за их собственный счет или за счет волости в Аренсбург и сажал под арест.

Наконец, когда Коссацкий присутствовал на сходе выборных, то он никому не давал говорить, грозя кулаком и арестом.

Все трепетали перед Коссацким, и никто не смел жаловаться на него высшему начальству. Люди охали, вздыхали про себя, что «видно Бог послал им притеснителя», и платили требуемые суммы.

Во всех действиях Коссацкого по поставке вещей волостным правлениям видна была одна главная цель – извлечь из каждой операции для себя возможно большую денежную выгоду, иначе говоря – присвоить себе по возможности больше волостных денег. Этой цели он достигал двояким образом: 1) покупал на счет волостей в магазинах разные вещи лично для себя и 2) брал с волостей за купленные предметы больше, чем сам платил за эти предметы торговцам.

В следствии по делу о растрате судебным следователем была затребована от губернского правления копия формулярного списка о службе Коссацкого. В этом списке, между прочим, значилось, что Коссацкий по окончании полного курса в классической гимназии и затем в таксаторских межевых классах поступил на государственную службу 18 февраля 1872 года помощником производителя люстрационных работ в Виленской губернии. При допросе же Коссацкого в качестве обвиняемого следователь из разговора с ним вынес убеждение, что он человек малообразованный и познания его исключают всякую возможность допущения, что он окончил курс в классической гимназии или вообще получил среднее образование. Так как из формулярного списка не было видно, какую именно гимназию и межевые классы Коссацкий окончил, то Васильев предложил ему указать, в какой гимназии он получил образование. Этот вопрос застиг Коссацкого врасплох. Он сильно смутился и затем стал изворачиваться. Следователь повторил этот вопрос настоятельно еще несколько раз, но Коссацкий так и не дал на него определенного ответа. Тогда следователь уже помимо Коссацкого стал собирать сведения о его личности, и результат получился совершенно неожиданный.

Оказалось, что его мать, дочь кузнеца, была крепостной графа Балицкого, владельца имения Озера, Гродненской губернии, и осталась после смерти мужа с двумя малолетними сыновьями, из которых старший был Иосиф. Не имея никаких средств к существованию, она служила кухаркой у разных лиц и, между прочим, при гродненской богадельне. В ту же богадельню она впоследствии поступила в качестве призреваемой и, наконец, 1 августа 1897 года умерла в гродненской окружной больнице. Иосиф Коссацкий сначала воспитывался при матери, а потом, по просьбе последней, бывший директор гродненской гимназии Болванович взял его к себе в «лакейчики». Тот же Болванович поместил Коссацкого в гимназию, но затем Коссацкий украл у него золотые часы и был исключен из первого класса гимназии.

После этого он поступил кучером к гродненскому землемеру Яновичу. Кроме кучерских обязанностей, он исполнял и другие простые работы по хозяйству: бороновал поле, был на посылках разного рода. Заметив, что Коссацкий – способный мальчик, Янович стал его приучать к межевому делу и брал с собою на землемерные работы. В марте 1865 года Коссацкий подал инспектору межевания казенных земель прошение о приеме его в корпус межевщиков ведомства государственных имуществ и был зачислен учеником в этот корпус. Однако уже в 1867 году он был уволен со службы по неспособности к межевому делу. Будучи возвращен на казенный счет в Гродно, он стал заниматься частной практикой межевого дела, выдавал себя за землемера и брал с крестьян деньги, ложно обещая нарезать им землю.

3 июля 1870 года временным отделом министерства государственных имуществ по поземельному устройству государственных крестьян Коссацкий определен был на службу межевым учеником в состав межевых чинов Гродненской губернии и командирован в распоряжение производителя люстрационных работ в Белостокский уезд. В составленном в июле того же года формулярном списке о службе Коссацкого значится, что он получил домашнее воспитание и частно занимался практикой по межевой части. В 1871 году он был назначен исправляющим должность межевщика и затем переведен для занятий межевыми работами в Вильну. С 11 января по 28 февраля 1874 года Коссацкий находился в отпуске в Петербурге, и в это время департамент общих дел государственных имуществ затребовал от старшего производителя люстрационных работ в Виленской губернии полный формулярный список Коссацкого. Требование это было получено 10 марта, а 11 марта Коссацкий представил уже свидетельство, выданное Сокольским уездным училищем, о знании Коссацким полного курса уездного училища. Свидетельство это, как выяснилось после, было подложное, так как Коссацкий никогда при сокольском училище испытанию не подвергался. На основании представленных сведений об образовании Коссацкий был произведен в первый классный чин, а в 1876 году за выслугу лет в чин губернского секретаря.

В том же году он оставил свою службу по министерству государственных имуществ ввиду того, что успел приобрести обманным путем 8 домов в местечке Друскениках, приносивших около 3 000 рублей годового дохода. Дома эти принадлежали его двоюродному дяде Иерониму Коссацкому и после смерти его перешли к родному брату последнего, Ивану Коссацкому, страдавшему запоем. Пользуясь этой слабостью Ивана Коссацкого, Иосиф Коссацкий уверил его, что покойный Иероним Коссацкий остался должен разным лицам около 35 000 рублей. Под предлогом спасти от продажи как наследственные дома в Друскениках, так и принадлежавшее самому Ивану Коссацкому имение Эйсымонты-Надтобольские, Иосиф Коссацкий убедил дядю выдать ему купчую крепость на те 8 домов и закладную в 10 000 рублей на имение. Иван Коссацкий согласился на это, и тогда ловкий племянник выпросил у него еще 3 000 рублей и, кроме того, 2 000 рублей у его дочери под предлогом устройства домов в Друскениках. После этого он сделался полным хозяином всего имущества дяди, и последний, догадавшись наконец, какую штуку сыграл с ним племянник, возбудил против него уголовное преследование по обвинению в мошенничестве. Закладная на имение Эйсымонты-Надтобольские впоследствии гражданским судом была признана недействительной, но дома в Друскениках так и остались собственностью Иосифа Коссацкого, пока, наконец, в 1887 году не были проданы с публичного торга за его долги, общая сумма которых к тому времени равнялась 21 782 рублям.

Не стесняясь в средствах для добывания денег, Коссацкий любил пожить на широкую ногу, часто кутил и выписывал целыми бочками заграничные вина. Родным и знакомым он был известен за кутилу, фата и вообще недобросовестного человека, который занимал деньги в долг и никогда не отдавал их. С крестьянами деревни Эйсымонты он уговорился вести их судебное дело о пастбище и взял с них вперед за ведение дела 500 рублей; однако дела не вел и денег не возвратил. Заняв у бывшего мирового посредника Резвякова 2 500 рублей под поручительство землемера Антона Церебилко, Коссацкий не уплатил этого долга, так что поручителю Церебилко пришлось уплачивать таковой в течение нескольких лет по частям. Нуждаясь, по-видимому, постоянно в деньгах, Коссацкий путем обманных действий избегал уплаты за купленные в лавках товары. Так, он, купив у одной неграмотной еврейки шторы, выдал ей под видом долговой расписки подписанное им самим удостоверение, что деньги за шторы уплачены сполна. При недостатке денег для уплаты извозчику он нанимал лучшего извозчика и затем скрывался от него чрез проходной двор. Несколько раз были возбуждаемы против него дела за обман и мошенничество, но ему все как-то удавалось выходить сухим из воды. Постоянно его преследовали кредиторы, и он выдумывал разные уловки, чтобы скрываться от них. Иногда кредиторы преследовали его и на вокзале железной дороги, но в таких случаях он выдавал себя за своего брата Александра и уходил от них.

Еще во время своей службы по ведомству министерства государственных имуществ Коссацкий познакомился в Гродно с мещанкой Валерией Орловской, имевшей мастерскую модных платьев, и в конце 1872 года вступил в сожительство с нею. От этого сожительства Орловская прижила трех детей, и при крещении первых двух детей Коссацкий выдал их за своих законных детей, а последнего ребенка, по соглашению с своим братом Александром, велел записать в церковные книги как сына последнего и его жены Елизаветы Васильевой.

Во второй половине 1876 года Коссацкий заказал у ювелира серебряный знак отличия «24 ноября 1866 года», высочайше учрежденный для награждения лиц, принимавших участие в трудах по поземельному устройству государственных крестьян, и стал носить его. На самом же деле никакого знака отличия ему пожаловано тогда не было.

Не расходясь окончательно с Валерией Орловской, Коссацкий летом 1880 года познакомился в Друскениках с дочерью преподавателя полоцкого кадетского корпуса Зейна, Элеонорой, которой он был известен как местный домовладелец и инженер. Он сделал ей предложение и обвенчался 25 января 1881 года. Все это время Коссацкий носил установленный для инженеров знак, выдавал себя перед всеми родственниками и знакомыми невесты за инженера и при вступлении в брак велел записать себя в церковные книги инженером.

Осенью 1881 года Коссацкий подал богородскому уездному предводителю дворянства заявление о желании баллотироваться в участковые мировые судьи. К этому заявлению были приложены удостоверение исправника о принадлежности ему 8 домов и подложное удостоверение старшего производителя инженерных работ о его звании, возрасте, вероисповедании, образовании и семейном положении. В этом удостоверении было сказано, между прочим, что Коссацкий окончил курс наук в Институте инженеров путей сообщения со званием гражданского инженера и состоит ныне на службе по министерству государственных имуществ. На основании этих документов Коссацкий был допущен к баллотировке на очередном собрании и получил 19 голосов из 37 гласных, участвовавших в собрании. Ввиду этого он определением правительствующего Сената был утвержден в должности участкового мирового судьи и назначен в 1-й участок Богородского уезда Московской губернии. Через год, однако, богородский съезд мировых судей потребовал от Коссацкого представления формулярного списка о его прежней службе, и, встревоженный этим, он подал прошение об отставке.

Во время службы в должности мирового судьи он однажды вместе с женою поехал в Богородск и остановился у частного поверенного Островицкого. Тут у жены Коссацкого была похищена тысяча рублей, и Коссацкий заподозрил в этой краже служанку. Позвав ее в отдельную комнату, он стал допытываться у нее признания в краже и возвращения денег. Прислуга уверяла, что она денег не брала, и это разозлило Коссацкого до такой степени, что он начал бить ее, а затем схватил со стола нож. Размахивая им, он поранил служанку в руку, и против него было возбуждено уголовное преследование.

Кроме того, Коссацкий обвинялся также и в мошенничестве, присвоении чужих денег, растрате и прочем, цо дела эти обыкновенно прекращались за примирением сторон или же по недостатку улик.

После увольнения от должности мирового судьи Коссацкий по рекомендации одной дамы поступил правителем дел в управление казенной жабинкопинской железной дороги, но через год был уволен от службы без прошения как личность сомнительная. Во время своей службы при железной дороге он именовал себя инженером, хотя никаких документов в подтверждение этого обстоятельства не представил.

10 мая 1886 года Коссацкий подал управляющему акцизными сборами Курляндской губернии прошение о принятии его на службу по акцизному ведомству и был определен сверхштатным чиновником курляндского акцизного управления. При прошении Коссацкий представил и засвидетельствованную нотариусом копию подложного аттестата о прежней своей службе, в котором значилось, что он окончил полный курс в классической гимназии и получил специальное образование в таксаторских межевых классах. Потом оказалось, что таких классов в России никогда не существовало.

При курляндском акцизном управлении Коссацкий был сначала помощником секретаря, а потом секретарем и получил назначение на должность комиссара по крестьянским делам. При введении судебной реформы в Прибалтийских губерниях Коссацкий подал председателю туккумотальсенского съезда мировых судей прошение о назначении его секретарем съезда, но прошение это уважено не было. Во время своей службы он постоянно получал высшие чины за выслугу лет и в 1898 году был произведен в надворные советники.

Несмотря на все свои разнообразные похождения, Коссацкий все-таки своей бывшей сожительницы и ее детей не бросал и постоянно снабжал их разными подложными документами. В этих документах он именовал Орловскую то своей женой, то вдовою не существовавшего никогда землемера Коссацкого. Под последней фамилией Орловская в последнее время проживала в Риге, а сын ее служил под фамилией Коссацкого писцом в канцелярии 2-го уголовного отделения рижского окружного суда.

В конце концов, самозванство Иосифа Коссацкого разоблачилось, и он предстал в качестве обвиняемого перед санкт-петербургской судебной палатой.

Дело это слушалось в г. Риге осенью 1901 года и привлекло многочисленную публику.

Подсудимый – высокий, пожилой человек, с проседью – сознался только в подделке документов.

По словам свидетельницы В. Орловской, она вступила в любовную связь с Коссацким в 1872 году.

– Мы жили с ним вместе, в одной квартире, – объяснила она. – Заработки были малые; мы очень нуждались, хотя я и не гнушалась никакой черной работы. Первые двое детей были записаны в метрические книги как законные наши дети, причем я именовалась законной женой. Я хранила у себя печати и бланки разного рода, которыми Коссацкий пользовался для различных целей. Потом бланки я сожгла, а печати передала ему. Он выдавал фальшивые документы мне и нашим детям. Затем он женился и прислал мне из Богородска удостоверение, подписанное им, как мировым судьей, с его судейской печатью, о том, что будто бы я его законная жена. В 1887 году я без ведома Коссацкого переехала в Ригу для помещения детей в приюты и учебные заведения. Ввиду необходимости прописки в полиции вида на жительство, которого я не имела, я уведомила Коссацкого письмом о своем затруднительном положении, и он вручил мне четыре документа: один на имя вдовы землемера Николая

Коссацкого и три свидетельства, где удостоверялось, что наши дети произошли от какого-то землемера.

– Вот я и сделал вам виды, – сказал он при этом.

– Да ведь бумаги не настоящие! – боязливо заметила я.

– Молчи, иначе нельзя, – возразил он. – Сиди смирно. Называй себя вдовой. Никто спрашивать не будет, и все будет хорошо.

Уходя из квартиры перед отъездом в Митаву, он еще раз повторил: «Сиди смирно. Мне лучше будет и тебе тоже».

Не видя никакого исхода из своего положения, я прописывалась по подложным видам и своих детей поместила сначала в Мариинский приют, а затем и в учебные заведения.

Товарищ прокурора. Почему же вы не заявляли о преступлениях Коссацкого?

В. Орловская. Я была в постоянном страхе, и у меня не раз являлось желание пойти к губернатору и заявить обо всем. Однажды я сказала об этом и Коссацкому. Он ответил: «Если скажешь, я застрелюсь, а ты будешь нищая, да еще с подложными документами».

Интересно было также показание владельца Аренсбургской банкирской конторы, г. Papa.

Свидетель вел денежные дела с Коссацким приблизительно около пяти лет. Первоначально Коссацкий обратился в банкирскую контору с просьбой одолжить ему денег для поездки в Ригу. Так как он оказался исправным плательщиком, то г. Рар охотно вел с ним дальнейшие денежные дела. Деньги в контору вносились разными волостями на имя Коссацкого, но своего личного счета он не имел. Дела велись на большие суммы. Свидетель делал переводы денег на разные рижские магазины по просьбе Кассацкого и выдавал самому Коссацкому более или менее значительные денежные суммы. Деньги же эти погашались теми суммами, которые по приказанию Коссацкого различные волости вносили в банкирскую контору.

Переводя по указанию Коссацкого платежи разным лицам, банкир не имел никаких сведений о том, за что именно производилась уплата денег; равным образом не было известно, какими именно волостями и в каком количестве будут внесены деньги на погашение произведенных платежей. Крестьяне аккуратно вносили деньги указанными Коссацким суммами, и он часто брал у банкира авансы.

В общем, многочисленными свидетельскими показаниями бесспорно подтверждалась виновность подсудимого.

Основываясь на судебном следствии, товарищ прокурора Ф. К. Бом поддерживал обвинение против Коссацкого.

Защищали подсудимого присяжные поверенные С. П. Марголин и В. Е. Беккер.

Речь первого из них касалась всех предметов обвинения.

– Господа судьи! – начал присяжный поверенный Марголин. – Еще в 1868 году правительствующим Сенатом было предложено прокурорам вносить в обвинительные акты лишь такие события, которые имеют прямое отношение к делу. В данном случае это не соблюдено. В обвинительном акте, прочитанном в этом зале, упомянут и подчеркнут ряд фактов, ничем не связанный с теми деяниями, которые ныне вменяются в вину подсудимому. Рядом с этим в обвинительный акт внесены некоторые подробности, имеющие своей единственной целью оскорбить подсудимого с особенной жестокостью. Кому нужно знать, что мать его была кухаркой, дед кузнецом, а сам он кучером и лакеем? Как бы ни был преступен известный человек, но у него всегда найдется своя доля чувства чести. Грубое вторжение в эту ревниво охраняемую область духовного мира обвиняемого пятнает не его, а обвинение. Затем вашему вниманию были предложены многочисленные легенды из прошлого подсудимого об его хищничестве и нравственной слепоте. Весь этот материал почерпнут из нечистого источника. Несмотря на это, господин прокурор останавливается на этих непроверенных обстоятельствах с особенной подробностью и вниманием. Потом упоминалось о прекращенных делах. Излишне объяснять, что под этими делами разумеются обвинения, отброшенные за их недоказанностью. И вот теперь, через 10 лет, вся эта ветошь находит гостеприимный приют в обвинительном акте. Господа судьи! Подсудимый защищает и оберегает оставшийся незапятнанным уголок своей души, тот уголок, который всякому дорог. Его угнетает, как всякого человека, все несправедливое и выдуманное, все, не имеющее никакого касательства к настоящему обвинению.

Между прочим я остановлюсь на судебном материале, имеющем прямое отношение к настоящему делу. Прокурор изобразил подсудимого грубым притеснителем крестьян, угнетавшим их долго и безнаказанно. Здесь подробно допросили каждого свидетеля насчет характера Коссацкого, и картина получалась совершенно иная.

Большинство свидетелей на предложенные им вопросы об обращении с ними подсудимого отвергли грубость и кулачную расправу, присвоенную обвиняемому. Не подтвердились и взятки. Насколько я мог уяснить себе дело, до Коссацкого волостные здания никуда не годились. Весьма естественно, что чиновник, любящий порядок и благоустройство, счел своим долгом придать приличный вид волостным домам. Не буду отрицать, что способ, им избранный, был неудачен. Но здесь, в этом крае, очевидно, существовала, а может быть, и теперь существует особого рода система все решать за крестьян, угадывать и удовлетворять их потребности. По толкованию чиновников, крестьяне необразованны, темны и своих нужд не сознают. С этой точки зрения считается уместным присылать в волости нагрудные знаки, адресные книги, брошюры, календари и тому подобные вещи без согласия крестьян. Им говорят, что это нужно, необходимо, и сходы выборных беспрекословно утверждают эти расходы. Таким образом, ничего экстраординарного Коссацкий не производил и следовал только издавна установившемуся обычаю. Говорят, что крестьяне не одобряли его действий. Насколько можно было установить, среди крестьян замечалось два течения. Громадное большинство было довольно Коссацким и действия его одобряло. Меньшинство же протестовало против покупок исключительно из экономических соображений. Теперь эти вопросы выдвигаются только потому, что под ними скрывается подозрение в воровстве. В этом – узел и центр тяжести дела.

Останавливаясь на этой стороне дела, защитник обратил внимание суда, что он хранил в течение долгого времени глубокое молчание насчет одного свидетеля – письмоводителя Кана.

– Мы не хотели тревожить его тени, – говорит С. П. Марголин, – но господин обвинитель оказал нам незаменимую услугу. Допрашивая свидетелей по поводу письмоводителя Кана, господин прокурор обнаружил, что это был человек опытный и влиятельный, знавший местные языки и пользовавшийся своею властью для корыстных целей. Кан также покупал вещи и действовал нечистоплотно. Мы не хотели об этом говорить, но Кана выдвинуло обвинение, и теперь всем известно, что у него было факсимиле Коссацкого, что он приобретал вещи и скрывал их цену от Коссацкого. Затем обвинение не обратило внимания, что крестьяне, уплатив за приобретенные вещи известную цену, не несли никаких дальнейших расходов. Но вещи сами не переплывали на остров Эзель, их приходилось перевозить, они портились и ломались. Ремонт лежал на Коссацком. Эти расходы даже не были известны крестьянам. Если исходить из того положения, что Коссацкий действовал как частный человек, то для него не представлялось настоятельной необходимости запасаться счетами и оправдательными документами. Покупались вещи в период с 1891 года по 1896 год? В феврале 1899 года на голову Коссацкого совершенно неожиданно свалилось предписание губернатора дать подробный отчет по поводу купленных вещей. Войдите в его положение. Ни книг, ни записей нет, кое-какие отрывочные воспоминания – и больше ничего. В волостях также нет записей. Многое из купленного испортилось, удалено за негодностью и выброшено; кое-что украдено или заменено менее ценным.

Останавливаясь на этой стороне дела, я думаю, что предъявленное к подсудимому обвинение в присвоении крестьянских денег является случайным недоразумением. Коссацкий искал власти, чинов, мундира, благоволения начальства, орденов, но никогда не стремился к наживе. При его способности и природных талантах ему открывалось широкое поприще по коммерческой части. Но он хотел во что бы то ни стало состоять на службе у правительства, быть частицей власти.

Подсудимому и в голову не приходило, что его могут заподозрить в присвоении чужих денег. Когда же это подозрение возникло, он решил оправдать себя путем ложной отчетности. Теперь эта ложная отчетность обнаружена, и отсюда делаются выводы в подтверждение воровства.

Развив соображения в подтверждение своего воззрения, что Коссацкий не пользовался имуществом крестьян, защитник коснулся юридической стороны обвинения.

По мнению защитника, для того, чтобы данное преступление назвать преступлением по должности, необходимо, чтобы оно соответствовало двум условиям: во-первых, нужно, чтобы расходование общественных сумм входило в круг обязанностей комиссара по крестьянским делам, и, во-вторых, необходимо, чтобы указанные здесь суммы были вверены Коссацкому по службе. Палата знает обязанности комиссара. По положению о преобразовании крестьянских присутственных мест Прибалтийских губерний, высочайше утвержденному 9 июля 1889 года, в обязанности комиссаров входят: а) надзор за волостными должностными лицами, наложение на них взысканий и удаление от должности с преданием суду; б) производство ревизии волостного общественного управления; в) распоряжения о присоединении, в случае надобности, волостных обществ, имеющих в себе не более 200 лиц, к другим обществам и разрешение соединения между собою обществ по взаимному их согласию; г) разрешение созыва чрезвычайных общих волостных сходов и распоряжение о созыве, в случае надобности, схода выборных; д) разрешение выдачи ссуд из хлебозапасных магазинов; е) утверждение раскладочных росписей казенных податей.

Нигде не говорится о деньгах, которые вверялись бы комиссарам. Где же здесь растрата вверенных по должности денег? Где пользование своей властью для сокрытия этой растраты? Коссацкий мог похитить, силою отнять принадлежащие крестьянам деньги, но присваивать вверенные ему по должности деньги не мог, так как они комиссару не вверяются.

Далее защитник перешел к обвинению в подлогах.

Одни из подлогов по давности уже умерли; другие неправильно квалифицированы. Необходимо принять во внимание, что Коссацкий – потомственный дворянин и что для приобретения прав состояния подлоги были ему не нужны. Вместе с тем ясно, что он стремился к служебному положению. Куда же, спрашивается, отнести ту копию с формуляра, никогда не существовавшего, которую он представил господину Случевскому, управляющему акцизными сборами Курляндской губернии? Разве Случевский должен был ограничиться представленной ему копией при приеме Коссацкого на службу? В третьем томе Свода законов ясно указано, какие именно документы должны быть затребованы от просителя при приеме его на государственную службу. Этих требований ни управляющий акцизными сборами, ни губернатор не соблюли.

Если бы Коссацкий представил свою визитную карточку, на которой было бы обозначено, что он – инженер, архитектор или технолог, и по этой карточке его приняли бы на службу, – неужели его тоже обвиняли бы в подлоге? Между тем представленные Коссацким документы ничем не были убедительнее такой карточки.

Наконец, пользующийся подложными документами чаще всего не соответствует тому положению, которое Он занимает в силу представленных документов. В ином свете рисуется деятельность Коссацкого. Во многих отношениях он нисколько не уступал лицам, имеющим в своем распоряжении настоящие дипломы и аттестаты. Он целый год справлялся с нелегкими обязанностями мирового судьи и не вызвал никаких недоразумений и нареканий. Занимая должность комиссара, подсудимый объединил волости, выстроил здания волостных правлений, избавил крестьян от обременительной для них почтовой повинности и выхлопотал сложение недоимок на сумму 68 000 рублей. Он первый придумал вспомогательную кассу для семейств рыбаков, осуществил проект постройки дамбы на острове Моон, лежавший многие годы без движения, и тем обогатил крестьян, участвовавших в работах по ее сооружению.

– Приглядитесь к его деятельности – и вы убедитесь, что Коссацкий – живой человек. Он сразу понял нужды крестьянства и, минуя канцелярские занятия, прежде всего ответил потребностям жизни. С первых же дней своей службы он устраивает школы, ходатайствует о присылке окулистического отряда, заботится о борьбе с проказой. Да, этот человек принес немало пользы! Конечно, он совершил преступления, но эти преступления возникли в далекие годы молодости, когда жизнь кипела, била ключом; она манила его вдаль, к славе, власти, хотя бы ценою преступления. Он бросился в омут – и что же нашел? Ежеминутно он чувствовал и сознавал, что ни чины, ни мундир, ни власть ему не принадлежат, что каждую минуту все может быть отнято. Все, знавшие его действительное положение, тянули с него деньги. Все рвали с него, каждый сколько кто мог. Пятнадцать лет он жил под страхом, что все построенное им здание разрушится. Какая ужасная судьба! Примите во внимание, что положение среднего русского чиновника на этой окраине не из завидных, что климат острова Эзеля разрушил здоровье Коссацкого. Прочтите медицинское свидетельство, и вы увидите, что над Коссацким витает призрак смерти. Тяжелый недуг его медленно убивает. Куда же он пойдет из суда, больной, поруганный? Постановите же приговор мягкий и милостивый, насколько это возможно по свойству ваших прав.

После С. П. Марголина говорил другой защитник, дополнивший его речь по некоторым пунктам.

Решением судебной палаты Иосиф Коссацкий был приговорен к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к отдаче в исправительные арестантские отделения на один год и шесть месяцев.