Текст книги "Вернейские грачи"

Автор книги: Н. Кальма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Внезапно многое стало понятным Ренару: и надписи на стенах, которые старательно стирались полицией и пожарными и возникали вновь, и сходки рабочих на «Рапиде», и регулярное чтение «Юма» в обеденный перерыв, и собрания профсоюзов, и частые заседания Комитетов Мира. А ведь только вчера он уверял управляющего «Рапида» Морвилье, что господин Фонтенак может совершенно спокойно выступить на заводе, что рабочие его, конечно, послушают и перестанут волноваться. Словом, он, Ренар, дал слово, что все будет в полном порядке. А что, если…

– Гм… Надо будет предупредить управляющего заводом, – проговорил он как бы в раздумье. – Конечно, раздаются голоса, направленные против господина Фонтенака…

Майор Гарденер досадливо отмахнулся.

– Здесь пахнет кое-чем посерьезнее! Фонтенак – только частность. Цель сборища другая: противодействовать франко-американскому сотрудничеству, добиться разрыва с нами, заключить союз с Востоком. Вот их задача.

– Да, да! И снова будут разговоры о том, что мы-де хотим возродить германский фашизм! – с неожиданным жаром поддержал майора капитан Вэрт.

Ренар между тем пришел в себя и постарался принять независимый вид.

– Мне кажется, что это все-таки обычное профсоюзное собрание, – сказал он успокоительно. – Ваши опасения преувеличены, джентльмены. На этом собрании вряд ли будут затрагиваться те вопросы, о которых вы говорите. У меня, например, нет такой информации.

– Значит, ваша информация, сэр, никуда не годятся, – хладнокровно оборвал его капитан Борт. – Сегодня утром у меня был мой доверенный человек. Он привез мне пригласительный билет на это собрание, отпечатанный в вашей типографии. Вот он, можете ознакомиться.

– Но… но у нас в городе нет даже помещения для большого собрания! Может, это не в нашем департаменте? – префект хватался за самую слабую надежду.

– Собрание будет здесь, господин префект. Я вам за это ручаюсь, – сказал капитан Вэрт.

Ренар приосанился.

– Ну, так этого собрания не будет, вот что я вам скажу, джентльмены. Мы этого не допустим! Здесь, в городе, есть несколько коммунистов, которые, конечно, являются вожаками во всем этом деле. Они у нас все на примете. Некий монтажник с завода, по фамилии Кюньо, потом его помощник Перье, начальник станции Фламар и еще одна женщина – начальница интерната для сирот Марселина Берто…

– Это ваши здешние «подрывники»? – усмехнулся Гарденер. – Мы тоже о них слышали.

– Так вот, мы их изолируем, и никакого собрания не будет, – продолжал уже совершенно уверенным тоном Ренар. – Арестуем вожаков, и без них никто не решится выступить.

– Отлично, господин префект, – одобрил Гарденер. – Мой всегдашний девиз: энергия и воля!

– Замечательный девиз! – восхитился Ренар. – Я запишу его: «энергия и воля».

Но тут за плотно закрытыми дверями кабинета послышался шум. Раздраженный женский голос сказал:

– Капитан Удхауз, объясните ему, кто мы, чтобы он нас пропустил!

– Кажется, это голос моей жены? – прислушался майор Гарденер.

Не успел он сделать и шага к двери, как она распахнулась, и в кабинет, как бомба, ворвалась разгневанная миссис Гарденер. За нею вошел капитан Удхауз, сдержанный, спокойный, как всегда.

– Совещаешься? Заседаешь? – раздраженно обратилась миссис Гарденер к мужу, не обращая внимания на присутствующих. – А в это время наш сын бог знает где, бог знает что с ним! Ты один будешь в ответе, если с ним что-нибудь случится!

– Позволь, ну, позволь же, дорогая, – пытался вставить слово Гарденер. – Что ты такое говоришь?

– Эти люди способны на все, – продолжала миссис Гарденер, энергично отмахиваясь от мужа. – Ты и капитан Вэрт послали человека следить за этой школой и ее руководителями, а сам зачем-то отправил туда нашего мальчика! И это в такое время, когда в городе вот-вот начнутся беспорядки! Ах, что ты со мной делаешь! – И миссис Гарденер тяжело упала в кресло.

Вэрт выразительно взглянул на майора, и тот закусил губу. Вот несносная женщина! Она его погубит! Кругом столько свидетелей, столько чужих людей…

– Послушай, дорогая, – начал майор как можно мягче, – напрасно ты так волнуешься. Тебе это вредно. Никакой опасности нет.

– Как нет? – всплеснула руками миссис Гарденер. – Красные затевают какое-то выступление. Я хорошо это знаю. Я сама своими ушами слышала…

– Ты совершенно права, дорогая, – продолжал уговаривать жену майор. – Но ты не должна так тревожиться. Сегодня утром у нас был мистер Хомер, и я распорядился, чтобы он привез всех мальчиков в город.

– Какое мне дело до всех мальчиков! – простонала миссис Гарденер. – Мне нужен мой Юджин! Мой дорогой сын!

– И Юджин приедет вместе с ними. И уверяю тебя, нет никаких оснований тревожиться, – увещевал ее майор. – Мистер Хомер и сам не хотел больше там оставаться.

– Госпожа Гарденер, майор прав, – вмешался Ренар, который решил показать во всем блеске свои административные способности даме. – Можете ни о чем не беспокоиться. Мы стоим на страже наших общих интересов. Мы не допустим никаких беспорядков. Мы обезвредим красных здесь, в городе. У меня есть список. Вот они: Жером Кюньо, Поль Перье… Что же касается начальницы школы, где находится ваш мальчик, Марселины Берто, то…

Префект вдруг осекся. Он заметил предостерегающий знак, который сделал ему капитан Вэрт. Ренар посмотрел туда, куда смотрел капитан Вэрт. Американский офицер, очень высокий и тонкий, стоял у дверей и молча наблюдал за всем происходящим. Майор Гарденер подозвал его в себе.

– Капитан Удхауз, были вы на станции, как я просил? – он фамильярно дотронулся до рукава офицера.

– Да, сэр.

– Отправили?

– Точно так, сэр.

– В таком случае, Удхауз, вы свободны до вечера, – объявил Гарденер.

Капитан Удхауз приложил руку к фуражке и вышел, неслышно затворив за собой дверь.

На минуту в комнате наступило молчание. Ренар суетливо копался в каких-то бумагах на столе: он чувствовал себя крайне неловко. Гарденер обратился к нему:

– Послушайте, господин префект, зачем вам понадобилось продолжать разговор при посторонних?

– Но я думал, это ваша жена… ваш товарищ. соотечественник, – защищался Ренар.

– В другой раз не думайте, – отрезал Гарденер. – Соотечественники разные бывают. Разве вам это не известно, господин префект?

В то время как шел этот разговор, Билл Удхауз был уже далеко от префектуры. Автомобиль его быстро миновал центр города, переехал через мост и очутился в узких уличках Заречного района. Здесь Билл поехал медленнее, внимательно оглядывая дома и прохожих, которых в этот утренний час было немного: все были на работе. Впрочем, ехать медленно американскому офицеру по Заречью было не так-то приятно.

На дорогу выбегали стайки ребят, указывали пальцами на его машину, свистели, улюлюкали…

Билл Удхауз ежился от этих выкриков, но все-таки продолжал свое путешествие. Вот показались двое рабочих в синих комбинезонах. Один, помоложе, нес в руках лист жести.

– Эй, послушайте! – окликнул их Билл. – Послушайте, не можете ли вы сказать…

Рабочие продолжали свой путь, будто не слышали. Тогда Билл вылез из машины и догнал их.

– Ага, вот так-то лучше, – проворчал, оглядев его, старший из рабочих. – А то сидит в своей корзинке и кличет народ, как будто все обязаны бежать к нему.

– Простите, – опять начал Билл, – не скажете ли вы мне, где живет Жером Кюньо?

Рабочие переглянулись, потом старший спросил:

– Как? Как вы сказали? Жером Кюньо? А кто он такой?

Младший тоже пожал плечами:

– Первый раз слышим. Понятия не имеем, что это за Кюньо!

– В таком случае простите, – извинился Билл и отошел. Рабочие проводили долгим взглядом его машину, потом, не сговариваясь, повернули обратно в сторону завода.

Билл отъехал немного, остановился и задал тот же вопрос каким-то мальчишкам. Но те, казалось, и вовсе не поняли его и только смотрели на него во все глаза. Попалась Биллу навстречу девочка в стареньком ситцевом платье. Билл поманил ее к себе.

– Послушай, девочка, где живет Жером Кюньо? Или где я могу найти Поля Перье?

Девочка покраснела, потом вдруг побледнела.

– Что? Что? Кого вам надо? Ничего не знаю. Ничего не могу сказать… – И она так затрясла головой, что две косички запрыгали по ее худеньким плечам.

Билл начинал отчаиваться. Он объехал уже все дома, которые выглядели получше, но ни в одном из них ему не могли сказать, где живет Жером Кюньо или Поль Перье. Наконец, почти потеряв надежду, Билл вылез из машины и начал расхаживать взад и вперед по какому-то вовсе заброшенному кварталу, где стояли самые обшарпанные, старые дома, с потеками сырости на стенах. Отсюда было рукой подать до завода, его трубы как бы увенчивали собой все Заречье. И вдруг у одного из домов Билл увидел давешнюю девочку. Она стояла возле румяной женщины и что-то взволнованно говорила ей, не замечая офицера. Удхауза как будто осенило. Он быстро подошел к женщине, поклонился и жестом остановил девочку.

– Постой минутку, не беги. – Он бросился к женщине: – Пожалуйста, прошу вас, поверьте мне. У меня нет никакого права на ваше доверие, – он дотронулся до своего офицерского кителя. – И все-таки прошу вас. Мне срочно нужно отыскать господина Жерома Кюньо или хотя бы Поля Перье. Они живут здесь, в Заречье, я знаю. Но мне никто не может указать, где именно. Я понимаю почему и уважаю это. Но все-таки, не можете ли вы довериться мне и помочь их найти?

Билл очень волновался, произнося эту короткую речь. Его голос дрожал, худое лицо вспыхнуло. Он так нетерпеливо ждал ответа от женщины, смотрел на нее таким честным взглядом, что она вдруг спросила:

– А на что вам нужен, к примеру, Жером Кюньо?

– Я должен кое-что сообщить ему. Это важно для него самого.

Тогда румяная женщина сказала просто:

– Идемте со мной, господин офицер. – И, взяв за руку девочку в ситцевом платье, она повела Билла во двор, у которого стояла.

Взбираясь по крутой ветхой лестнице за своей провожатой, Билл Удхауз подбирал про себя французские слова. Он скажет Жерому Кюньо все, что нужно сказать товарищу, когда тому угрожают не выдуманные, а настоящие опасности.

Женщина остановилась у двери, старой, облезлой, с проступающими белыми царапинами.

– Как? Неужели здесь живет Жером Кюньо? – удивленно спросил Удхауз. А он-то думал, что руководитель красных живет в лучшем доме квартала!

Женщина кивнула.

– Да, господин офицер, это наше жилище. – И добавила поясняя: – Жером Кюньо, видите ли, мой муж.

Она ввела Билла в бедную маленькую комнатку, где Билл увидел двух рабочих, у которых он разузнавал адрес Жерома Кюньо, и даже тех мальчишек, которые молча глазели на него, когда он их расспрашивал. Да, все они были здесь и все как бы заслоняли, загораживали собой, своими телами большого мешковатого человека с лицом застенчивого мальчика. Нет, не таким представлял себе Билл Удхауз «главного красного»! Но тут же он увидел глаза этого человека, его твердый рот и тотчас же поверил в его мужество.

– Так этот молодчик все-таки добрался до Жерома! – воскликнул старший рабочий. – И ты, Франсуаза, сама привела его? Зачем?

– Кажется, он совсем невредный парень, – сказала, осторожно выбирая слова, румяная Франсуаза. – И кажется, ему в самом деле нужен Жером. Ну, вот я его и привела сюда к вам.

НА «ПОСЛЕДНЕЙ НАДЕЖДЕ»

Несмотря на ранний час, Рой был уже совершенно одет и причесан, даже с обычной для него щеголеватостью. Он поймал Клэр в верхнем коридоре в тот момент, когда она собиралась будить мальчиков. Видно, он уже давно подстерегал ее здесь.

– Клэр, вы уезжаете?

– Да, – сказала удивленная Клэр.

– И надолго?

– Нет. Дня на два.

Рой собрался с духом.

– Клэр, что, если бы я поехал с вами? Я не помешаю вам. И я тоже немного знаю машину. Я мог бы помочь, если бы вдруг что-нибудь случилось.

– А что может случиться? – сказала Клэр, явно уклоняясь от прямого ответа.

– Ну, я не знаю. Какая-нибудь поломка, авария. На горной дороге это часто бывает. Я ведь тоже изучал машину, только до сих пор не любил возиться с этим делом: очень уж грязное.

– Да, я знаю, такую работу вы не любите, – кивнула Клэр.

– Нет, нет, это неправда, – с жаром принялся уверять Рой. – И вы, пожалуйста, пожалуйста, не думайте, Клэр, что я белоручка. Фэйни просто врет, когда изображает меня таким принцем. Я всегда с удовольствием…

Рой ужасно торопился. Он видел, кто Клэр смущена, почти испугана его просьбой. Еще немного настойчивости, и она сдастся.

– Но мы же не в горы едем. Мы поедем по равнине. И потом это по делу, – пробормотала Клэр. – Вот Мать обещала скоро устроить поездку к Голубым озерам. Тогда, пожалуйста…

– Да, да, понимаю, – перебил ее Рой. – Я знаю, что вы по делу. – Он, как игрок, решил поставить свой последний козырь. Ну и пусть. Игра того стоит! – Я знаю, вы едете развозить приглашения на митинг. Приглашения тем, кто был партизаном, франтирером. Знаю, что это народное собрание устраивают сторонники мира и бывшие партизаны, что ваши старшие тоже там что-то делают. И там, на этом собрании, будут говорить против войны, и отец вашего друга Кюньо будет выступать и рассказывать, как он был в России и что там видел. Видите, Клэр, мне все известно. Но я тоже ваш друг, Клэр. Очень преданный друг. Вы можете положиться на меня. Ну, конечно, я против, то есть я был бы против всего этого у нас, в Штатах. Но ради вас, Клэр, чтобы быть с вами…

Рой говорил быстро, нервно, каждая жилка в нем прыгала, трепетала. Действительно, это была его последняя ставка.

У Клэр вдруг свело гневом лицо. Даже губы у нее побелели.

– Так ты знаешь? Откуда узнал?! – она вдруг перешла на «ты» и так близко надвинулась на Роя, что у самых своих глаз он увидел ее узкие бешеные глаза и почувствовал ее дыхание. – Шпионил? Так, значит, Ксавье правду сказал, и вы все шпионы? Пожалуйста, знай, у нас будет собрание и мы все будем помогать, знай это и иди доноси, доносчик! – она схватила было его за рукав, но тотчас же брезгливо отбросила от себя.

И этот жест ее лучше всяких слов показал Рою, какая пропасть разделила его и Клэр, как безнадежны все его домогательства и как бесконечно далека от него эта смуглая, горячая, злая и все-таки прекрасная девочка. Он молча отступил от нее и продолжал пятиться по коридору, в который уже проникал мягкий и серенький утренний свет, а она все надвигалась повторяя:

– Шпионил, гадина, шпионил? Говори, сейчас же говори!

И тогда, чтобы сохранить хоть какое-то подобие достоинства, остатки, жалкие остатки мальчишеского самолюбия, он сказал:

– Мадемуазель, я не желаю даже отвечать на ваши обвинения, – и тут же юркнул, именно юркнул, в комнатку Лолоты, где еще спали его товарищи и Хомер.

Первым движением Клэр было броситься за ним, начать дубасить изо всей силы в эту дверь, закричать, поднять все Гнездо, открыть перед всеми, кого они здесь пригрели.

Как ей удалось удержаться, Клэр и сама не понимала. Но в следующее мгновение она уже мчалась в дальний конец коридора, где была комната Матери.

Спит Мать или встала? У Клэр так стучало сердце, что не давало слушать. Она нажала ручку двери и проскользнула в комнату. Сквозь ставни проступали горизонтальные полоски света, и часть постели Марселины была тоже полосатая.

– Спит, – прошептала Клэр.

Как ни тих был этот шепот, Мать его услышала.

– Кто тут? – сонно спросила она.

Легкая тень взобралась к ней на постель, приникла к уху.

– Мама, это я, Клэр. Вставайте, Мама, очень нужно…

– Ты еще не уехала, Клэр? А где же мальчики?

Марселина с трудом выбиралась, выкарабкивалась из сна. Ах, как над нею трунили за этот детский, непобедимый сон! Как трудно бывало ей проснуться даже в отряде, когда предстояла серьезная операция. «Сразу видно избалованную, в перинках воспитанную барышню», – подсмеивался над нею Александр.

Однако сейчас девочка у ее постели была так напряжена, так нетерпеливо ждала ее пробуждения, что Марселина пересилила себя.

– Что случилось, Клэр? – спросила она уже «сознательным» голосом. – Подыми ставни. Я встаю.

– Ох, пожалуйста, пожалуйста, скорей! – и Клэр взволнованно и довольно бессвязно рассказала о том, что произошло только что в коридоре.

Почему-то она умолчала только о словах Роя: «Ради вас, Клэр, чтобы быть с вами». Впрочем, в запальчивости она могла их и пропустить, не расслышать…

– Они знают даже, с чем будет выступать дядя Жером. Им все известно. Это они, наверное, выкрали тот билет, который пропал третьего дня. Я уверена, это их дело!

Клэр, разгоряченная, с надеждой взглянула на Мать.

– Вы их прогоните, правда?

Марселина, сидя на кровати, расчесывала гребнем каштановые пряди. Она нагнула голову, и Клэр не могла заглянуть ей в лицо. Но тонкие руки Матери двигались так размеренно, так неторопливо перебирали волосы… От возмущения слова застряли в горле Клэр.

Марселина все так же неторопливо положила гребень на стул возле постели, подколола прядку, свешивающуюся на лоб, и только тогда взглянула на девочку.

– Я думаю, тебе пора будить Корасона и остальных, – сказала она. – Надо вам ехать, а то вы не успеете вовремя вернуться. Не забудь, в пятницу у вас будет проверка по алгебре.

Потом, видя, что Клэр не двигается и смотрит на нее так, как будто вот-вот взорвется, Мать тихонько привлекла ее к себе.

– Накалилась, как хороший утюг, – она шутливо дотронулась до щеки Клэр и тут же отдернула руку, делая вид, что обожглась. – Да не вырывайся, не вырывайся, – прибавила она, крепко держа возмущенную девочку. Она повернула Клэр лицом к себе и подняла чуть не силой ее голову, упирающуюся, неподатливую. – Неужели ты думаешь, что я и Тореадор, то есть Гюстав, не знали, что за гости пожаловали к нам? Чего стоила одна физиономия этого мистера Хомера.

– Как! Вы знали, и вы позволили им оставаться в Гнезде?! – вне себя воскликнула Клэр.

– А почему бы и нет? – кивнула Мать. – Нам же нечего скрывать! Мы боремся открыто. Пускай они знают, что мы боремся честно. Конечно, досадно, что мы давали пристанище у нас в Гнезде враждебно настроенным людям, но что же делать? Там, где идет большая борьба, всегда будут действовать злые и добрые силы. Может, жизнь у нас чему-нибудь их научила… И потом, я уверена, не все они такие, а

– Все! Все! – страстно сказала Клэр. – Это злые, это очень дурные люди, и с ними надо быть безжалостной. Вот увидите, что я им сделаю!

Марселина отодвинулась. От ее ласковой шутливости не осталось следа.

– Клэр, сейчас ты солдат, который получил боевое задание, – сказала она. – Ты всегда хотела этого, мечтала об этом. Вспомни своего отца. Он говорил: «Ни слова, ни жеста без разрешения командира». Я требую от тебя такой же дисциплины.

Клэр сидела, низко опустив голову, но даже подбородок ее выражал упрямство, твердое намерение поступать по-своему.

– Сейчас нет места для личных чувств и счетов, – продолжала Мать. – Корасон и Этьенн тоже дали слово ничего не предпринимать в одиночку.

Клэр чуть подняла голову.

– Ты слышишь меня, Клэр? – Мать пристально смотрела на девочку. – Ты обещаешь слушаться?

Клэр тяжело, всей грудью вздохнула.

– Хорошо, Мама, – вымолвила она.

И тихо, с опущенной головой вышла из комнаты.

Через полчаса одна только Мать с Мутоном провожала во дворе «Последнюю надежду». Лолота еще не звонила, грачи еще спали, а гости тоже не подавали признаков жизни. Впрочем, внимательный наблюдатель заметил бы, что одна из ставен во втором этаже чуть-чуть приоткрыта и в узкую, как нож, щель смотрят чьи-то холодные и жадные глаза.

Глаза эти видели, как Корасон сел за руль. Рядом с ним поместился Жюжю, а в кузов грузовика забрались одетые по-дорожному Клэр и Этьенн, который накануне вечером приехал в Гнездо.

Мать посмотрела на небо:

– Будет дождь. Уже сейчас что-то моросит. Возьмите плащи.

– А у нас есть брезент, – откликнулся Корасон. – В случае чего, Клэр и Этьенн смогут закрыться.

Холодные и жадные глаза видели, как Мать поцеловала Клэр и пожала руки мальчикам. Потом «Последняя надежда» немножко пофыркала, словно жеребенок, приготовляющийся к бегу, и выехала из ворот на горное шоссе. Последнее, что видели глаза, была Клэр, которая, улыбаясь, махала Матери косынкой.

Мать оказалась права: не успели отъехать и пяти километров, пошел дождь. Крупные, тяжелые капли посыпались на дно грузовика, быстро пятная все сухое пространство, сливаясь в одно большое пятно. Дорога сразу потемнела, сделалась глянцевитой. Снизу, из долин, начал наплывать туман. Деревья, мох, трава на обочинах – все пило воду, все тяжелело и как-то затихало под серым небом. Машина чуть сбавила ход.

– Ишь, Корасон осторожничает, боится, что занесет на поворотах, – сказал Этьенн.

– Очень правильно. Сейчас дорога скользкая, может и занести, – отозвалась Клэр.

Этьенн засмеялся.

– Какой у тебя нахохленный вид! Настоящая курица!

– Ты тоже хорош: без шапки, в одних сандалиях. Совсем цапля на болоте!

– Цапля?! Ха-ха-ха!

– Придется дать тебе мою косынку. Подвинься, Цапля, только не упади. Дай я тебя повяжу.

С самого отъезда из Гнезда Этьенн и Клэр без умолку хохотали и дурачились. Оба ехали стоя, уцепившись руками за верх кабины, потому что на поворотах и виражах машину кренило то в одну, то в другую сторону и кузов подбрасывало. Тогда их тоже подбрасывало, сталкивало, как крокетные шары, они ударялись плечами и, смущенные, принимались смеяться еще сильнее.

Дождь лил все шибче, дальние горы совсем закрыло, и по обочинам запрыгали пенистые мутные ручьи, похожие на кудлатых барашков.

Машина остановилась. Послышался тоненький голос Жюжю, он о чем-то спрашивал. Корасон вылез из кабины и подошел к борту, на ходу натягивая куртку.

– Мокнете? Вот чудаки, чего же вы не сядете и не накроетесь брезентом? Брезент здесь в ящике. Клэр знает. – Он не смотрел ни на Клэр, ни на друга.

Жюжю не вытерпел и тоже выскочил из кабины.

– Ух, какой дождь! – закричал он. – Вот это так дождь! Клэр, давай меняться местами. Иди в кабину, а я полезу в кузов.

Этьенн внезапно сильно покраснел.

– Вот еще, чтобы ты потом простудился и Мать бранила меня за тебя! Нет, оставайся уж там, где сидишь, – сказала Клэр.

– Да вовсе я не простужусь! Что я, сахарный, что ли, растаю от дождя? – настаивал изо всех сил Жюжю.

Он уже поднял ногу, чтобы влезть в кузов, но Корасон крепко схватил его за рукав и повлек к кабине… Захлопнулась дверца, но и сквозь стекло было слышно, как отбивался и вопил Жюжю. Машина снова тронулась, урча на подъемах. Этьенн искоса взглянул на Клэр: у нее уже начинало капать с волос, и лицо было все мокрое, точно она сильно плакала.

– Может, правда, вытащим брезент? – нерешительно сказал он.

– Давай.

Они открыли ящик, в котором Корасон всегда возил автомобильный инструмент, запасные камеры и разное нужное тряпье, и вытащили заскорузлый, негнущийся брезентовый чехол.

– Ух, совсем пробензинился и промаслился, – сказала Клэр.

– Ничего, зато промокать не будет.

Этьенн подтащил ящик к спинке кабины.

– Садись, я тебе сделаю сейчас настоящую палатку, – сказал он.

– А ты?

– Я постою. Ничего мне не будет!

– Нет, я так не хочу, – решительно сказала Клэр. – Если ты не сядешь, я тоже не сяду.

– Ладно, сажусь.

Этьенн осторожно опустился на ящик и натянул брезент. Сначала скрылась из глаз то быстрее, то медленнее убегающая назад дорога, потом кланяющиеся деревья по обеим сторонам, потом вообще скрылся весь белый свет. Стало совсем темно. Зато громче завыл мотор, и дождь настойчиво застучал по брезенту. Но от этого сделалось только особенно уютно.

Им больше не хотелось ни смеяться, ни острить. Они сидели очень близко, тепло дыша друг на друга, и на руки мальчика падали теплые капли с плеч и волос девочки.

– Я так испугался сейчас, – сказал очень тихо Этьенн.

– Испугался? Ты?!

– Ну да! Я испугался, что ты перейдешь в кабину.

– Глупый какой! Что ж ты обо мне думал?

– Я думал, тебе все равно.

– Мне не все равно. Ты же знаешь.

Машину опять сильно тряхнуло на повороте.

– Какая у тебя рука, – сказал Этьенн.

– Какая?

– Маленькая, теплая, точно воробушка держишь. И косточки, как у воробушка: остренькие, маленькие…

– А у тебя сильные руки, – сказала Клэр. – Я помню, как ты при мне свою маму поднял.

– Да она совсем легкая у меня, – сказал Этьенн.

– Хорошая она. И папа твой хороший.

– Работяга. Знаешь, он весь свет объездил…

– Знаю. Мне Мать рассказывала. – Клэр вдруг беспокойно задвигалась. – Боюсь я за них, вот что.

– Боишься?

– Ну да. Как бы не случилось чего-нибудь. С этим собранием и вообще. Шпиков кругом – миллион.

– Не бойся ничего, товарищи выручат, – сказал Этьенн. – Я, например, никогда не боюсь.

Машина, видимо, шла теперь по ровному полотну, и их покачивало легко и ровно, как в люльке.

– Знаешь, когда я стану зарабатывать no-настоящему, я подарю тебе кольцо, – вдруг сказал Этьенн.

– Зачем? Коммунисты не носят украшений.

– Почему? Коммунисты не монахи, – возразил Этьенн. – А мне хочется подарить тебе что-нибудь красивое, потому что… потому что ты сама красивая, Клэр. Вот.

– Что еще выдумал! – сказала счастливым голосом Клэр.

Дождь стучал быстро и неровно, точь-в-точь как их сердца.

– Ты еще не знаешь про меня, какая я, – опять начала Клэр.

– Какая?

– Правда, это давно было, но ты все-таки должен знать. Я один раз… украла, – с усилием выговорила Клэр.

– Украла?! Ты?!

– Да, я. Вот послушай…

И под шум дождя, иногда повышая голос, чтобы пересилить вой мотора, Клэр стала рассказывать о птичке колибри из магазина Рамюр. Этьенн чувствовал жар ее щеки, трепет всего ее тела. Все это было еще так живо в ней. Когда она кончила, мальчик долго молчал. Клэр ждала, ждала… Наконец ей стало невтерпеж. Она тронула Этьенна за руку.

– Ну, что же ты ничего не спрашиваешь? – В голосе ее был даже вызов.

– И она с тех пор никогда не вынимала ее при тебе? – спросил Этьенн.

«Она» – это была Мать.

– Никогда, – сказала Клэр.

– Ну, тогда выбрось все это из головы, – сказал с облегчением Этьенн. – Ты ведь тогда была совсем крошка, – прибавил он мягко.

– Не могу, – сказала Клэр, – умирать буду, тоже вспомню!.. Так и стоит… – она засопела.

– Давай о другом говорить, – сказал Этьенн.

– Давай. Только о чем?

– О нас, – сказал Этьенн.

– Или о дожде, – Клэр тихонько засмеялась.

– Нет, лучше о нас.

– Ну хорошо. Заметил ты, как Корасон утащил Жюжю? – спросила Клэр.

– Заметил.

– Как по-твоему, Корасон знает?

– Что знает?

– Ну… про нас?

– Наверное, знает. Корасон все на свете знает и понимает, – гордо сказал Этьенн.

– Хорошо, что он друг и с тобой и со мной. Правда?

– Угу. Мы всегда будем дружить, верно?

– Ну конечно. И он будет приходить к нам каждый день, когда мы…

– Когда мы что, Клэр?

Клэр не отвечала.

– Ну, Клэр, ну, скажи, когда мы что?

– Послушайте, что же вы сидите там, под этой покрышкой? Ведь дождя уже давно нет! – закричал Жюжю.

Машина стояла. Дождя действительно не было.