Текст книги "Вернейские грачи"

Автор книги: Н. Кальма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

СРЕДИ ДРУЗЕЙ

Вокруг стола сидели люди, хорошо знакомые Марселине. Старик Фламар приветливо помахал ей рукой. Румяная Франсуаза подняла моложавое круглое лицо, улыбнулась ей и продолжала вязать что-то маленькое и пестрое, наверное кофточку Полине. Высокий, узкогрудый юноша по имени Поль Перье был помощником Кюньо на заводе и его правой рукой во всех профессиональных делах. Дома у Поля лежала больная мать и было четверо сестер и братьев, которым он заменял погибшего на войне отца. Жан Точильщик, как всегда бодрый, с живым, смешливым выражением на некрасивом лице, приютился в углу. Там же стояла его точилка, от которой он с наслаждением отдыхал. Рядом с ним жались на одном стуле брат и сестра Венсан – оба стройные, красивые, молодые. Брат был механиком на заводе, сестра преподавала историю.

По-видимому, перед приходом Марселины шел разговор, который затрагивал и волновал всех. Щеки Франсуазы пылали сильнее обычного, остальные сидели насупясь, глядя с ожиданием на Кюньо. Брат и сестра Венсан молча уступили Марселине стул. Кюньо, поздоровавшись с ней, принялся раскуривать коротенькую черную трубку, которая сипела и прокашливалась, как живая.

– Я хотел посылать за тобой Этьенна, – сказал Кюньо, глядя поверх трубки на Марселину. – Есть дело… Так вот, – обратился он к остальным, видимо продолжая разговор. – Они там, конечно, все и порешили. Недаром Фонтенака так принимали в Штатах. Известно, что он побывал там у всех главных заправил. Это многое объясняет… – Кюньо мельком глянул на сына и Корасона, которые перешептывались, стоя у дверей. – Вон, спросите-ка наших «политиков», кто помог Фонтенаку занять такое положение. Даже они вам скажут, – кивнул он на ребят. – А теперь Фонтенак помогает своим друзьям, это естественно. Он хлопочет, чтобы в правительстве были свои люди, чтобы поддерживались все предложения американцев. У него все та же песенка! А стоило Фонтенаку узнать, что мы заинтересовались его деятельностью, как он вызвал на помощь своих дружков. Вы думаете, случайно появились в городе военные? Как бы не так!

– Так мы должны вывести его на чистую воду!

Это выкрикнул Этьенн. Он выглядывал из своего угла, как нахохленный, задиристый птенец.

– И выведем, не беспокойся, – отозвался Корасон.

Кюньо усмехнулся.

– Слышали? У ребят уже прорезались зубы! – Он повернулся к Марселине: – Надпись на заводской стене видела? Известно тебе, чья это работа?

– Они мне признались, – сказала Марселина. – Обещали, что впредь будут советоваться с нами. – Она глянула в тот угол, где сидел Точильщик. – Жан тоже хорош: поддерживает ребят в любом сумасбродстве, помогает им. Ведь я знаю, чья была идея спустить подвесную люльку…

Точильщик полусердито, полусмеясь погрозил мальчикам:

– Выдали! Эх вы, конспираторы…

Корасон залился краской. Этьенн пристально разглядывал стену. Кюньо сказал строго:

– Не думайте, что вам, как несовершеннолетним, простят. Теперь даже дети отвечают за свои убеждения. Жан должен это понимать. И вот еще что, – он повысил голос, – если вы хотите идти по одной дороге со всеми нами, вы должны готовиться для этого, много знать, много работать… Нам нужны не отчаянные головы, а дисциплинированные, целеустремленные люди.

– Отец, мы всегда… Ты же знаешь, отец, – горячо начал Этьенн.

Кюньо жестом остановил его.

– Мы еще поговорим об этом. – Он повернулся к Марселине: – Кажется, ты хотела что-то рассказать?

– Хотелось передать кое-что тебе и другим товарищам. Тоже о семье Фонтенак, – отозвалась Марселина. – Как раз к нашему сегодняшнему разговору…

И Марселина, стараясь ничего не упустить, передала то, что услышала от Ксавье и Витамин, побывавших в замке.

Кюньо слушал, продолжая курить. Лицо старого Фламара все время было в движении: он то хмурился, то иронически усмехался, то свирепо вздергивал кверху усы. Горячий Поль несколько раз вскакивал, порывался что-то сказать, но Кюньо тыкал в него своей трубкой, и Поль всякий раз покорно садился. Брат и сестра Венсан покраснели, как два пиона. Один только Точильщик сидел, уставясь в пол, и как будто вовсе не слушал.

– Ого, это действительно продолжение нашей темы, – сказал Кюньо, когда Марселина кончила свой рассказ. – Думаю, можно заранее сказать, о чем пойдет разговор, когда вся эта компания встретится. – Он пустил в потолок большое облако дыма. – Кажется, опять начинается эра «воинствующего антикоммунизма», как они любят это называть. – Он усмехнулся. – Старая история! Как только большим хозяевам становится ясно, что какая-нибудь страна не поддается на их уговоры, не желает им подчиняться и танцевать под их дудку, они немедленно начинают винить в этом коммунистов. Сейчас же в ход пускаются клевета, фальшивки, преследования. Словом, видно, опять надо ждать похода и против нас и против тех, кто с нами. – Он повернулся к Марселине: – Если бы твои ребята отправились в замок в другое время, не произошло бы ничего особенного. Но сейчас, когда на нас и так точат зубы, заварится целая каша. Вот теперь «эми» запомнили имена тех, кто подписывался в «Тетради Мира». Их, оказывается, тоже берут на заметку… Кто там подписывался, Марселина, ты помнишь?

– Корасон, покажи товарищам тетради, – распорядилась Марселина.

Мальчик послушно вынул из внутреннего кармана куртки уже знакомые школьные тетради и плотную пачку денег.

– Вот здесь все подписи и то, что мы собрали, – сказал он, передавая все Кюньо.

Жером, не обратив внимания на деньги, стал просматривать испещренные подписями тетради.

– Все наши друзья, самые надежные, – проговорил он как бы про себя. – Гомье, Леду, жена Бонара, крестьяне со Старой Мельницы, ребята из нашего цеха, заречные… Ничуть не удивлюсь, если всех их теперь возьмут под наблюдение, – сказал он, возвысив голос. – Но, мне кажется, дело здесь вовсе не в одних «Тетрадях Мира». Все гораздо серьезнее, гораздо глубже…

Кюньо положил трубку на стол, поежился, застенчиво глянул на товарищей. Нет, Кюньо не был оратором. Он не умел делать ни развернутых докладов, ни пышных выступлений. Но сказать сейчас людям о том, что происходит в большом мире, там, за снегами и моренами Волчьего Зуба, за синими, туманными долинами, надо!

Тихий городок Верней. Тихая жизнь. Но как обманчива эта тишина! Ни снега, ни морены, ни высокие горы не заслонят человека от тревог и неправды, не защитят и не укроют его от жестоких, несправедливых войн, если сам он не защитит себя – не станет бороться.

Свирепо и беззастенчиво торгуются в этом жестоком мире банкиры и министры, стальные, угольные и нефтяные короли, безработные генералы и полководцы. Им нужна война. Им нужны предлоги для войны. И вот они запугивают народы коммунистами. Боитесь красных? Хотите поддержки? Тогда давайте своих солдат, свои земли для полигонов, для аэродромов, для военных баз. Помогайте создавать армию.

– Ну-ка, поглядите в окно на мусорные кучи, где играют наши дети. Что, видели? Зато все средства тратятся на вооружение, зато у нас строятся военные заводы и министры наши в дружбе с Вашингтоном…

– Ух, прямо мороз по коже подирает, как подумаешь о том, что делается на свете! – не выдержала Франсуаза. – Эти атомные и водородные бомбы… Когда у человека есть дети… – она с нежностью взглянула на Этьенна.

– Пока в правительстве есть такие, как Фонтенак, нас всегда будут тащить в военные союзы, – угрюмо сказал молодой Венсан, – и у народа не будет ничего радужного.

– Народ поумнел, – вмешался Фламар. – Никого теперь не уверишь, что бомбы испытывают только для обороны. Нет, уж теперь глупых не найдешь… – Он нежно, как старая нянька, тронул руку Кюньо. – Смотри, Жером, чтобы они не подстроили тебе какую-нибудь пакость. От них всего можно ожидать. Слышал, как они тебя там, в замке, именовали: «Здешний руководитель красных»! Видно, они за тобой давно приглядывают… – Фламар встопорщил белые усы, – Ох, до чего же это начинает напоминать мне время, когда мы сидели в окружении…

– Тра-та-та, тра-та-та, – насмешливо пропел из своего угла Точильщик. – Все та же песенка, как видно: «окружение, окружение, напоминает старое…» А что ты сделал, Фламар, для того, чтобы вырваться из этого окружения? – Распрямив спину, Точильщик подошел к столу. Под лампой заблестели и заиграли его живые, умные глаза. – Я вижу, мы опять проводим время в разговорах, а пока мы тут сидим и рассуждаем, Фонтенак и его дружки действуют, и действуют исправно. – Он сердито посмотрел на Фламара, как будто именно тот был виноват в том, что Фонтенак действует. – Помните, как он сказал недавно в своей речи: «Сердцем я француз и всегда с французами, но мы должны поддержать предложение Соединенных Штатов, потому что только политика силы может спасти нас от коммунизма, от влияния Советов». И тут же, не теряя времени, пошел обрабатывать правых политиканов. Вот как они работают, эти хозяева! Мы здесь, конечно, маленькие люди, но и мы опасны Фонтенаку. Мы у него давно все на заметке, и он сумеет с помощью своих дружков заткнуть нам рты. Поэтому, пока не поздно, мы должны по-настоящему взяться за дело! – Точильщик обратился к Полю Перье: – Вот ты здесь сегодня предлагал послать в правительство письмо. Так, мол, и так, мы, рабочие «Рапида» и все здешнее Заречье, не согласны терпеть в правительстве Фонтенака. Уберите его, мы требуем этого! Но ты должен понимать, Поль: твое предложение наивно, как детская сказка.

– Детская сказка?! – вскочил Поль. – Тогда почему ты не выдумаешь чего-нибудь повзрослее?

– Ему все кажется наивным, когда предлагает не он, – подал обиженный голос Фламар. – А я уверен, письмо подействует.

Брат и сестра Венсан тоже вмешались в спор. Они поддерживали Точильщика. В комнате становилось шумно. Кюньо задумчиво прислушивался.

– А ты что предложила бы, Марселина? – обратился он, наконец, к Марселине, заметив, что она не принимает участия в споре.

– Мне кажется, Жан во многом прав, – отозвалась Марселина Берто, и все невольно начали прислушиваться к ее мягкому, как будто нерешительному голосу. – Посылать такое письмо – полумера. Что закричат, узнав о письме, Фонтенак и его друзья? Конечно, что здесь, на заводе, окопались коммунисты, что это красные подстрекнули кучку рабочих написать протест. Этим они еще раз припугнут хозяев, заставят их присоединиться к правому крылу. Нет, – продолжала Марселина, воодушевляясь, – вот если бы мы смогли доказать всем, показать всему народу, кто такой Фонтенак! Доказать его предательство во время войны, раскрыть его сговор с дружками за океаном… И доказать все цифрами, фактами – вот это было бы настоящей борьбой! Тогда непременно выступит народ, скажет свое слово. И это будет гораздо внушительнее, и правительство уже не сможет отмахнуться!

– Вот это правильно! Так и нужно сделать! Лучше всего собрать факты! – не вытерпел Корасон, хотя Этьенн подавал ему выразительные знаки. – Мама, вы абсолютно правы!

– Корасон, дай сказать старшим, – нахмурилась Марселина.

Кюньо притянул мальчика к себе.

– Не притесняй его, Марселина. Вспомни твоего Александра: он презирал людей с холодной кровью, резонеров, тихонь… Надо радоваться, что наши ребята растут не такими. – Он обратился к остальным: – Напрасно вы так расшумелись. Правы и те и другие. Конечно, надо протестовать, написать в правительство, послать делегацию. Но не только рабочие нашего «Рапида» и Заречья должны подписать этот протест. Надо, чтоб тысячи патриотов подписались под ним. Надо сделать так, чтобы Фонтенак сам был вынужден просить отставки…

– Легко сказать… Но как же это сделать? – вставил Поль.

– Фламар, ведь ты, кажется, недавно ездил вместе со своими железнодорожниками в Лонгви на встречу участников Сопротивления? – спросил Кюньо. – И, помнится, на эту встречу приезжали бывшие заключенные Бухенвальда. Ведь так, Фламар?

Фламар закивал.

– Да, вот это было свиданьице! – сказал он с удовольствием. – Две тысячи человек явились из двадцати четырех департаментов, да еще из Бельгии, из Голландии, да еще сотни две из других стран, которые тоже испытали, что такое фашизм. Целый интернационал! И тут уж не стеснялись! Обо всем поговорили по душам! Мои ребята тоже выступали. Да и я сказал словечко, – гордо прибавил он.

– Отлично! – Кюньо постучал трубочкой о стол, призывая к тишине. – Вот то дело, ради которого я созвал вас сегодня, друзья, – сказал он. – Мы созовем такое же собрание, как в Лонгви. Даже еще шире, если удастся. А я уверен, что удастся! Нам пойдут навстречу Комитеты Мира, все, кто сражался в Сопротивлении, все кто по-настоящему хочет мира. Мы позовем народ из нашего и из соседних департаментов.

– Вот это идея! Здорово придумано! Это будет настоящий суд народа! – воскликнул с энтузиазмом Точильщик.

– И такой суд прозвучит не только на всю Францию, но и на весь мир, – кивнул Жером. – Ведь речь пойдет не об одном только Фонтенаке. У нас много наболевших вопросов…

– Не забывайте про нас, – сказала Марселина. – Мы тоже можем пригодиться в таком деле. Наши грачи хорошо знают народ в окрестностях. Мы сможем развозить приглашения, листовки, да мало ли еще что…

– Отлично! Значит, мы будем рассчитывать и на помощь грачей, – отозвался Кюньо.

Корасон покраснел от радости.

Начали обсуждать, как лучше организовать народное собрание. Марселина писала своим аккуратным мелким почерком предложения: «Поднять кампанию в нашей печати», «Привлечь к участию в собрании железнодорожников», «Составите текст листовки», «Отпечатать плакаты».

– Прибавь еще: «Организовать рабочих на „Рапиде“», – сказал Кюньо, нагнувшись над ее плечом. – Мне кажется, лучше приурочить собрание к тем дням, когда сюда приедет Фонтенак. Пускай он и его дружки убедятся в силе народа.

– А где мы соберемся, Жером? Здесь, в Заречье, даже нет такого места, – спросил Фламар. – Ведь нужно иметь в виду: как только станет известно о собрании, Фонтенак и власти постараются его сорвать. Это ясно. Мы…

Он не договорил. Раздался стук в дверь, сильный, настойчивый. Фламар с тревогой взглянул на Кюньо. Тот не спеша направился к двери.

– Э, да это Рамо пожаловал, – сказал он, разглядев вошедшего.

– Здравствуй, приятель, – приветствовал он Рамо. – Очень хорошо, что ты приехал. Сейчас мы тебе расскажем про наши дела…

Однако Рамо только бегло кивнул присутствующим и обратился к Марселине:

– Я за тобой. Едем в Гнездо. К нам приехали американцы.

В ГНЕЗДЕ ГОСТИ

– И вам здесь ни капельки не скучно? – Рой Мэйсон, великолепный и удивительно взрослый, заглянул в узкие, притененные мохнатыми ресницами глаза и тотчас же перевел взгляд на собственные туфли немыслимо оранжевого цвета. – Мне кажется, для молодой девушки…

– Ни капельки, – перебила его Клэр. – Да нам и некогда скучать!

– И все-таки, – настаивал Рой. – Город далеко. И потом это такой жалкий городишко. Нет ни одного приличного кафе или кино…

– И приличного бара нет, я обегал весь город! – подхватил Фэйни Мак-Магон. – Вот побывали бы у нас в Стон-Пойнте…

Разговор этот происходил на наружной лестнице, ведущей в жилые помещения Гнезда. С площадки лестницы, как с капитанского мостика, открывался вид на всю вернейскую долину, туманную и перламутрово-розовую в этот утренний час.

Сейчас же за каменной оградой Гнезда начинались виноградники, спускавшиеся уступами почти до самого города, кудрявые, сизые, как будто ощутимо росистые. Из купы дальних деревьев выступали темные, точно задымленные, зубцы и крыши замка Фонтенак. А еще ниже, из волн тумана, торчал, как перископ подводной лодки, острый шпиль церковной колокольни и смутно угадывались очертания домов. По воздуху плыл тягучий и размеренный звук колокола. Автомобильные гудки, отрывистые и редкие, напоминали лай собак. Где-то близко лаяли настоящие собаки, пели петухи и остро попискивали ласточки.

У подножья лестницы лежало Гнездо – голубая столовая, желтый, только что окрашенный коровник, розовая кухонька, гараж, зеленый ковер лужайки, посреди которой стоял, осеняя своими мощными ветвями все и всех, трехсотлетний дуб, прозванный Толстым Луи. Детские ноги протоптали во всех направлениях тропинки, и сверху, с площадки, казалось, что светлая сетка покрывает весь двор. Заглушая дальние звуки, в Гнезде то тут, то там раздавались голоса, визжала где-то пила, прерывисто урчал электромотор. Из открытых окон классной доносился хор малышей и увещевающий голос Витамин. И уже начинало греть солнце, редела вуаль тумана, и звучной, бодрой поступью входил новый день.

– Сестра жаловалась, что умирает здесь со скуки, – продолжал Рой. – Одно-единственное кино, одно кафе. – Он облокотился на перила лестницы и делал вид, что разглядывает замок, а сам украдкой любовался смугло-персиковым лицом девочки, которая стояла рядом с ним, задумчиво и немного грустно вглядываясь в даль.

– Может быть, ваша сестра привыкла к разным развлечениям, а мы знаем о них только понаслышке. – Клэр с сожалением оторвалась от созерцания долины и перевела глаза на Роя. – А чего не знаешь, о том и не тужишь. – Она усмехнулась, и темные пряди встрепенулись и подскочили над маленьким смуглым ухом. – Вином нас угощают каждую осень крестьяне, когда мы помогаем им собирать виноград. Кино у нас свое. Наш Корасон, вы с ним познакомились – такой высокий, синеглазый, – оборудовал аппарат, и мы почти каждую неделю смотрим в столовой картины. Вот недавно у нас была уморительная комедия, называется «Пострел Туту». Ох, как мы смеялись! – Клэр и теперь засмеялась. – А еще мы на той неделе видели русскую картину.

– Русскую? – в один голос воскликнули Рой и Фэйни. – Вы смотрели картину о Советах?

– Ну да, – кивнула Клэр. – Очень красивая была картина, цветная, о спорте… Я понимаю, вашей сестре нудно у Кассиньоль, – продолжала она. – Там не очень-то повеселишься. Но у нас и Мать и Тореадор такие веселые, они так любят, когда мы играем, поем или танцуем… Да вот, вы же были с нами позавчера. Разве вам было скучно, когда мы пели и танцевали? Ведь, правда, в Гнезде весело, Тэд? – крикнула она, перегнувшись через перила и приветливо махая рукой подходившему в сопровождении Жюжю Тэду Маллори.

Оба мальчика раскраснелись и о чем-то оживленно разговаривали, дополняя слова выразительными жестами. Жюжю был не слишком-то силен в английском, а Тэд, как мы помним, – во французском.

Услышав голос Клэр, Тэд поднял голову и широко улыбнулся.

– Ну еще бы! – с удовольствием отозвался он. – Здесь у вас не заскучаешь! За три дня мы с Дэвом перепробовали чуть не десять профессий. Но последняя мне больше всех по душе! – И он со смехом протянул руки, измазанные желтой краской.

Тэд был обряжен в какой-то немыслимый старый балахон, а на голове у него лепилась бумажная шапочка, похожая на перевернутый детский кораблик. И шапка и балахон были сильно забрызганы той же яично-желтой краской.

– Эй, Тэд, что это ты вырядился таким чучелом? – насмешливо крикнул Фэйни. – Поди-ка полюбуйся на себя в зеркало…

– У всякого свои вкусы, – усмехнулся Рой.

Жюжю взбежал по лестнице.

– Мы красили коровник, – доложил он Клэр. – А теперь Тэд и Дэв собираются вымостить площадку перед кухней. Лолота при них сказала, что она чуть не утонула во время последнего дождя: все ручьи с гор натекли к кухне. Они и принялись с Дэвом все обмерять, потом выкопали канаву, чтобы отвести воду от дверей, а теперь будут мостить щебенкой и камнем… А я буду им помогать. Очень подходящие парни! – шепнул он Клэр, кивая на стоящего внизу Тэда.

В настроениях Жюжю произошел решительный перелом. Он уже не ловил по углам Клэр и не убеждал ее горячим шепотом спровадить как можно скорее из Гнезда американцев; не утверждал, что решительно все «амерлоки» – задавалы, и белоручки, и лентяи, и выскочки, и среди них нет ни одного стоящего. Теперь Жюжю косился только на Фейни, Роя да на их руководителя Хомера. Никакие уговоры Клэр не могли его заставить быть приветливым с этой троицей.

– Тэд и Дэв собираются стать инженерами, – продолжал болтать Жюжю. – Они говорят, что будут изобретать разные машины. Как ты думаешь, Клэр, может, и мне стать инженером? Я, правда, хотел быть поэтом, но Тэд меня отговаривает.

– Эй, Жюжю, что ты там застрял? Идешь со мной? – закричал Тэд. – Покажи, где брать щебень…

Жюжю, прыгая через две ступеньки, спустился к своему новому приятелю, и оба с деловым видом удалились.

– Клэр, а что, если бы мы с вами съездили, скажем завтра в город посидеть в кафе? – сказал Рой, просительно глядя на Клэр.

– Да, да, поедем! – обрадовался Фэйни. – Вот здорово придумал, Рой! А то я скоро взвою от тоски.

– Ты-то что обрадовался? Разве тебя приглашают? – презрительно буркнул Рой.

Клэр прищурила глаза.

– Вам что, очень захотелось пирожных? – невинным тоном спросила она. – Так я скажу Лолоте, и наши девочки завтра к обеду приготовят что-нибудь вкусное. Пирог с кремом, например…

– Да нет, просто хотелось посидеть, поговорить… – промямлил Рой.

– Но мы же и так разговариваем! – все тем же тоном продолжала Клэр. – Посидеть? Давайте вечерком соберем ребят, посидим у Толстого Луи.

– Нет, нет, Клэр, – Рой покраснел. – Хотелось бы, видите ли, поговорить с вами. С вами лично, – подчеркнул он.

– Поговорить с вами наедине! – уточнил Фэйни.

– Не могу, – решительно сказала Клэр. – Ни минуты свободной! И потом Мать мне не разрешит.

– Но вы можете сказать госпоже Берто, что едете в город по делу. Выдумать, наконец, какой-нибудь предлог.

– Как?! Обманывать Мать?! – Клэр так посмотрела на Роя, что он невольно потупился. – Никогда и никто из нас не обманывает Мать!

– Но вы же все равно, я слышал, завтра собирались в город, – упрашивал Рой.

– У меня там другие дела, – отрезала Клэр.

Краска бросилась в лицо Рою. «Ага, вот ты какая! Ну погоди, я тебе покажу, гордячка! Будешь меня помнить!» – говорил его мстительный взгляд.

Уже несколько дней американские школьники гостили в Гнезде. В первый же день Хомер заявил Марселине, что он, как педагог, чрезвычайно интересуется трудовым воспитанием, которое, как говорят, с таким успехом проводят в своей замечательной колонии госпожа Берто и господин Рамо. Поэтому ему хотелось бы ознакомиться поближе с постановкой учебного процесса и методами труда в Гнезде.

– От кого же вы могли слышать о нашей колонии? – спросила Марселина, стараясь не слишком вглядываться в непривлекательную физиономию учителя. – Ведь, кажется, гостей из Штатов у нас еще не бывало…

– Помилуйте, госпожа Берто, да в Америке отлично знают о ваших методах! – перебил ее Хомер. – Вы сами, верно, не подозреваете, как известно у нас в Штатах ваше Гнездо… э… э… грачей! Да вот, можете спросить у моих воспитанников. Фэниан, подите сюда, скажите госпоже Берто, что вы слышали в Штатах о Гнезде, – обратился он к Мак-Магону.

У Фэйни под белесыми ресницами забегали глаза.

– Мы слышали, что это образцовая школа, что в Гнезде образцовые преподаватели, что ребята тоже образцовые, – скороговоркой начал он.

Марселина переглянулась с Тореадором. Хомер перехватил этот взгляд.

– Да и здесь, в городе, чрезвычайно ценят вашу работу, – поспешно сказал он, делая Фэйни знак замолчать. – Вот, например, такая почтенная особа, как госпожа Кассиньоль, рекомендовала мне непременно познакомиться с вами и побывать в Гнезде.

– Гм… вот уж не думала, что госпожа Кассиньоль будет расхваливать кому-нибудь меня и в особенности рекомендовать посетителям Гнездо, – сказала Марселина, усмехаясь и снова переглядываясь с Тореадором.

– Конечно, методы воспитания в пансионе Кассиньоль сильно отличаются от ваших, госпожа Берто, – подхватил Хомер. – В пансионе больше обращают внимание на внешнюю, так сказать, сторону. И все-таки госпожа Кассиньоль отдает должное вашим талантам, вашему методу.

Марселина чуть повела плечами. И она и Рамо привыкли, что в Гнездо приезжают педагоги, прослышавшие о необычной школе в горах. Большей частью это бывали простые и горячие души, энтузиасты своего дела, ищущие новых дорог в педагогике, страстно заинтересованные в лучшем воспитании молодого поколения. Мать и Тореадор поэтому не находили ничего удивительного и в приезде американского педагога, который к тому же привез в Гнездо своих мальчиков поучиться трудовым навыкам грачей. Хомер был так обходителен, так неподдельно интересовался всем в Гнезде! Правда, физиономия гостя не внушала симпатии, а его вкрадчивые манеры как-то не вязались с грузной фигурой и перебитым носом боксера. Но это были уже чистые придирки. Мать постаралась подавить в себе невольную антипатию и тут же, наперекор себе, любезно пригласила Хомера и его питомцев погостить в Гнезде столько времени, сколько они захотят.

– Как бы только вашей молодежи не показалось у нас скучно, – сказала она извиняющимся тоном. – Вы ведь на каникулах, вам хочется веселиться… У нас тоже каникулы, но мы, хоть и ходим в походы и на прогулки и устраиваем вечера с песнями у Толстого Луи, все-таки готовимся к экзаменам. Старшие осенью будут поступать в школы повышенного типа: одни – в строительную, другие – в художественную. Вот и приходится с ними повторять кое-что, а вам и вашим питомцам это будет скучновато.

Однако Хомер с таким жаром уверял, что в Гнезде все – и развлечения и занятия – поучительно для него и его воспитанников, что Матери и Рамо оставалось только приготовить для гостей небольшую комнатку возле кладовой, где раньше помещалась Лолота.

Грачи засновали по всему Гнезду, стаскивая в эту комнату легкие складные кровати, одеяла, самодельные ковры.

– Оборудуем «американскую резиденцию», – острил Жорж, ставя на стол «резиденции» вазу с альпийскими колокольчиками.

Приезд гостей взбудоражил обитателей Гнезда. Марселина и Рамо всегда внушали своим грачам, что любых посетителей нужно встречать радушно и приветливо, стараться во всем им услужить, сделать их пребывание в Гнезде как можно более приятным. Да и сами ребята очень любили, когда в Гнездо являлись гости. Поэтому и Хомера с его группой в Гнезде ожидал самый теплый прием. Однако почти с первого же дня между гостями и хозяевами образовались невидимые, но очень ощутимые трещинки. Хомер, например, почти у всех грачей вызвал антипатию. Ребята подметили, что как учитель он несправедлив: одних мальчиков балует, потворствует им во всем, а с другими не в меру требователен, суров, даже груб.

Фэйни показался грачам пролазой, а его бессменный адъютант – Лори Миллс – простоватым и недалеким парнем. Рой с самого начала держался отчужденно, его, видимо, вообще мало интересовали грачи, их занятия и развлечения. Только одна Клэр неизменно пользовалась его вниманием. Грачи заметили, что Рой всегда оказывается вблизи того места, где в данную минуту находится Клэр. Над нею уж начали подшучивать: «Он только из-за тебя соблаговолил приехать к нам. Спорим, что он обработал для этого не только всех своих ребят, но и самого учителя!»

Клэр отшучивалась, как могла, но и она тяготилась постоянным вниманием Роя. По-настоящему понравились грачам только Тэд Маллори и Дэв Ванами. Оба они не важничали, держались по-товарищески и хорошо играли в футбол и баскетбол.

Вместе с Хомером в Гнездо приехал и Юджин Гарденер. Майор, несмотря на протесты жены, с удовольствием поручил его заботам Хомера. Впрочем, Юджин не доставлял Хомеру почти никаких хлопот. Приехав в Гнездо и оглядевшись, сын майора скорчил недовольную физиономию: уж очень много здесь работали, слишком шумно смеялись, слишком оживленно говорили… Это было совсем не по вкусу Юджину. Но, зайдя как-то на кухню к Лолоте, он вдруг обнаружил несколько новых спичечных коробок: таких у него в коллекции не было. Лолота охотно подарила их странному американскому мальчику. Подумайте только, этот чудак принялся горячо благодарить ее за пустые коробки! Лолота не знала, что для Юджина это было ценнейшее сокровище. Он тотчас же отыскал укромный уголок во дворе и уселся там сортировать свои новые экземпляры. С этого момента Юджин все время проводил либо в каком-нибудь уединенном местечке, либо на кухне, не обращая внимания на жизнь, которая кипела и бурлила рядом с ним.

Ребята в Гнезде все делали сами. Тяжелыми работами и техникой ведали мальчики. Под руководством Рамо они обслуживали собственную маленькую электростанцию, которую питала резвая горная река Лизер, протекающая поблизости. Мальчики сами провели в Гнездо воду, сами сложили печи в комнатах и в кухне, привозили из лесу валежник, вскапывали землю для огорода и сада. Они же вместе с Корасоном заботились о «Последней надежде». Девочки под наблюдением Лолоты стряпали на кухне, стирали и чинили белье и платье для всех грачей, ткали ковры для спален, убирали Гнездо, занимались садом и огородом.

– Неужели и стены сами выкладывали? И рамы оконные делали? И двери? – выспрашивал Тэд Корасона, который вместе с Жоржем и Клэр водил гостей по Гнезду.

– Ну, конечно, сами, – отвечал за Корасона Жорж. Ему в первый раз выпала честь быть «экскурсоводом». – Наши ребята ведь все могут делать, – говорил он с немыслимой гордостью. – Они у нас и маляры, и столяры, и каменщики… Видали у нас рыжего паренька с этаким вихром на затылке? Это Ксавье. А с Жюжю знакомы? Они у нас бригадиры столяров. В гараже им отвели уголок. Хотите посмотреть?

И Жорж вел всю компанию за перегородку гаража, где несколько младших грачей строгали какие-то детали.

– Ксавье! – звал Жорж. – Ксавье, иди-ка сюда, расскажи гостям, что вы тут мастерите. Да куда же провалился этот парень?! Эй, ребята, где ваш бригадир? – спрашивал он у младших.

– Не знаем. Мы сами его давно не видели, – отвечали те.

Странно вел себя Ксавье после приезда американцев. Уже на второй день он примчался к Клэр.

– Идем скорей, скажем Матери, чтоб она прогнала их отсюда. Это лазутчики, – заявил он с таким жаром, что девочка рассмеялась.

– Ну и напугал же тебя тот случай в замке! – сказала она, подтрунивая. – Теперь ты, как пуганая ворона, куста боишься.

– А я тебе говорю, они сюда явились следить за Матерью и за всеми нами, – упрямо твердил Ксавье. – Ты видела этого толстого увальня? Так вот, я узнал, он сын майора, который приехал сюда недавно. Я уверен, что он у них самый главный шпион. Он только притворяется, будто ни на что не смотрит. Надо сейчас же сказать Матери! Пускай она их прогонит…

– Иди говори сам, а я не пойду, – рассердилась Клэр. – Вот выдумал чепуху! Приехали самые обыкновенные школьники с преподавателем. Хотят пожить в горах, интересуются, как мы здесь живем, захватили с собой знакомого парня, потому что отец просил мистера Хомера немножко расшевелить сына, а ты уже подымаешь тревогу: «Лазутчики! Шпионы!» Я и сама не люблю скаутов, но уверять, что все они враги, это слишком!..

Ксавье обиделся чуть не до слез.