Текст книги "Сын хамас"

Автор книги: Мосаб Хасан Юсеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Эти люди разбили отцу сердце, и он не был уверен, что ему удастся достучаться до них. Даже те пять стариков признались, что пришли в мечеть только потому, что знали: их смерть близка, и они хотели попасть на небеса; но, по крайней мере, они изъявили желание слушать. Отцу оставалось работать с тем, что имел. Он проводил для них богослужения и учил их Корану. Спустя непродолжительное время в них зародилась любовь к нему, как если бы он был ангелом, сошедшим с небес.

За пределами мечети все было по-другому. Для многих любовь моего отца к Аллаху только подчеркивала их собственное обыденное отношение к вере, и они чувствовали себя оскорбленными. «Что за мальчишка поет азан? – насмехались люди, показывая на моего юного отца. – Он не местный. Он просто смутьян. По какому праву этот юнец сбивает нас с толку? В мечеть ходят одни старики».

«Я скорее стану собакой, чем таким, как ты», – крикнул один из них отцу в лицо.

Мой отец спокойно переносил гонения, никогда не повышал голоса в ответ на оскорбления или в свою защиту. Его любовь и сострадание к людям не позволяли ему сдаться. И он продолжал делать работу, которую должен был делать: призывал людей вернуться к исламу и Аллаху.

Отец поделился своим беспокойством с дедом, который быстро понял, что его Хасан наделен куда большим рвением и духом, чем казалось изначально. Дед отправил отца в Иорданию для продолжения обучения исламу. Как вы увидите в дальнейшем, люди, с которыми отец там познакомился, в конце концов не только изменили историю моей семьи, но и повлияли на историю конфликта на Ближнем Востоке. И прежде чем я продолжу, мне нужно прерваться и вкратце объяснить несколько важных моментов исламской истории, которые помогут вам понять, почему бесчисленные решения дипломатов неизбежно терпят поражение и по определению не могут дать ни капли надежды на мирный исход конфликта.

* * *

За период с 1517 по 1923 год ислам в виде Османского Халифата распространился со своей родины – Турции – на три континента. Однако после нескольких веков экономической и политической мощи Османская империя стала централизованной и коррумпированной, и начался ее закат.

Под властью турок мусульманские деревни по всему Ближнему Востоку подвергались гонениям и облагались разорительными налогами. Стамбул был слишком далеко, чтобы калиф мог защитить верующих от притеснений солдат и местных властей.

К началу XX века многие мусульмане утратили иллюзии и начали искать новый путь. Одни пришли к атеизму, другие «похоронили» свои проблемы в алкоголе, играх и порнографии, которая в большинстве своем производилась приезжими с Запада.

В Каире набожный молодой учитель начальной школы Хасан Аль-Банна оплакивал своих соотечественников – бедных, безработных и безбожных. Но он винил не турок, а Запад, и считал, что единственной надеждой для его народа, особенно молодежи, было возвращение к чистоте и простоте ислама.

Он заходил в кофейни, залезал на столы и стулья и проповедовал учение Аллаха. Подвыпившие посетители посмеивались над ним. Религиозные лидеры видели в нем конкурента. Но простой люд любил его, потому что он давал им надежду.

В марте 1928 года Хасан Аль-Банна основал мусульманское общество, широко известное как «Братья-мусульмане». Новая организация задалась целью возродить общество на основе принципов ислама. Через десять лет в каждой провинции Египта у этой организации была своя ветвь. В 1935 году брат Аль-Банны основал филиал на палестинских территориях. Спустя двадцать лет только в Египте «Братство» насчитывало около полумиллиона сторонников.

Члены общества «Братья-мусульмане» в большинстве своем происходили из беднейших и наименее влиятельных слоев общества, но они были преданы делу. Они готовы были поделиться последним, чтобы помочь своим братьям-мусульманам, как призывает Коран.

Многие люди на Западе живут стереотипами и представляют себе всех мусульман террористами, не зная о той стороне ислама, которая отражает любовь и милосердие. Ислам заботится о бедных, вдовах и сиротах. Он приветствует и развивает образование и благополучие. Он объединяет и укрепляет. Именно эта сторона ислама вдохновила первых лидеров «Братства». Конечно, существует и другая грань, та самая, которая призывает всех мусульман к джихаду, зовет их бороться и противостоять всему миру, пока они не создадут всемирный халифат, ведомый одним святым, который управляет и говорит от имени Аллаха. Эти сведения помогут вам понять и запомнить то, что последует далее. Но вернемся к нашей истории…

В 1948 году «Братья-мусульмане» предприняли попытку переворота. Они считали правительство Египта виновным в распространении атеизма в обществе. Восстание закончилось, по существу не успев начаться, поскольку полномочия Великобритании истекли, и Израиль провозгласил свою независимость, основав Еврейское государство.

Мусульмане на всей территории Ближнего Востока были возмущены. Согласно Корану, когда враг захватывает любую из мусульманских стран, все мусульмане должны подняться как один на защиту своей земли. С точки зрения арабского мира, иностранцы вторглись и оккупировали Палестину, родину мечети Аль-Акса, третье по важности святое место ислама после Мекки и Медины. Считается, что мечеть была построена там, откуда Мохаммед начал свое путешествие на небеса с ангелом Габриэлем и где он беседовал с Авраамом, Моисеем и Иисусом.

Египет, Ливан, Сирия, Иордания и Ирак немедленно захватили новое Еврейское государство. Среди десяти тысяч солдат египетской армии несколько тысяч были добровольцами из «Братьев-мусульман». Арабская коалиция, однако, была в меньшинстве, к тому же плохо вооружена. Менее чем через год арабская армия была вытеснена.

В результате этой войны около трех четвертей из миллиона палестинских арабов бежали или были изгнаны из своих домов на территориях, которые стали частью государства Израиль.

Хотя Организация Объединенных Наций (ООН) приняла Резолюцию № 194, в которой говорится, что «беженцам, желающим вернуться в свои дома и жить в мире со своими соседями, должно быть позволено это сделать» и что «должна быть выплачена компенсация за утрату собственности тем, кто предпочел не возвращаться», эта рекомендация так и не была воплощена в жизнь. Десятки тысяч палестинцев, бежавших из Израиля во время арабо-израильской войны, безвозвратно потеряли свои дома и землю. Многие из этих людей и их потомки по сей день живут в убогих лагерях беженцев, организованных ООН.

Когда вооруженные члены организации «Братья-мусульмане» вернулись с поля боя в Египет, они решили, что временно отложенный переворот нужно все же претворить в жизнь. Однако произошла утечка информации, и египетское правительство запретило «Братство», конфисковало его имущество и отправило в тюрьму многих его членов. Те, кому удалось избежать ареста, через несколько недель убили премьер-министра Египта.

Хасан Аль-Банна был убит 12 февраля 1949 года, предположительно правительственной секретной службой. Но «Братство» не прекратило своего существования. Всего лишь за двадцать лет Хасан Аль-Банна сумел пробудить ислам ото сна и создал вооруженную революционную организацию. И следующие несколько лет «Братья-мусульмане» продолжали расширять свои ряды и оказывали влияние на умы людей не только в Египте, но и в соседних странах – Сирии и Иордании. Когда в середине 1970-х годов мой отец приехал в Иорданию, чтобы продолжить обучение, «Братья-мусульмане» уже прочно стояли на ногах и пользовались поддержкой населения. Все, чем занимались его члены, было близко сердцу моего отца: они сеяли обновленную веру среди тех, кто отбился от исламского образа жизни, излечивали больных и пытались оградить людей от порочных влияний общества. Отец верил, что «Братья-мусульмане» были религиозными реформаторами ислама, такими же, как Мартин Лютер и Уильям Тиндейл^[2] для христианства. Они хотели сделать жизнь людей лучше, а вовсе не убивать и разрушать. Познакомившись с некоторыми из ранних лидеров «Братства», отец понял: «Да, это то, что я искал».

Увиденное отцом в те далекие дни олицетворяло ту часть ислама, которая проповедует любовь и милосердие. Но он никогда не видел – не позволял себе увидеть – его другую сторону.

Жизнь в исламе подобна лестнице, где на нижней ступени находится молитва и хвала Аллаху. Более высокая ступень подразумевает помощь бедным и нуждающимся, организацию школ и поддержку благотворительности. Высшая ступень – это джихад.

Лестница высока. Лишь единицам удается увидеть ее вершину. Путь наверх обычно бывает очень медленным, почти незаметным. Так дворовая кошка подкрадывается к ласточке. Птица не сводит с кошки глаз. Она замирает на месте, наблюдая, как кошка ходит вперед-назад, вперед-назад. Но ласточка не может оценить расстояние. Она не видит, что кошка с каждым разом подходит все ближе и ближе, и в мгновение ока кошкины когти обагряются кровью ласточки.

Традиционные мусульмане пребывают у подножия лестницы, они живут во грехе, ибо на самом деле не исповедуют ислам. На вершине находятся фундаменталисты, которых вы обычно видите в новостях. Это те люди, которые могут убить женщину во славу Аллаха. Умеренные – где-то посередине. И хотя они кажутся менее опасными, нежели фундаменталисты, никто не знает, когда умеренный мусульманин сделает свой следующий шаг к вершине лестницы. Многие из них становились террористами-смертниками.

В тот день, когда мой отец ступил на первую ступень лестницы, он и представить себе не мог, как далеко он отойдет от своих исходных идеалов. И тридцать пять лет спустя я бы хотел спросить его: «Ты помнишь, как ты начинал? Ты видел всех этих потерянных людей, твое сердце разрывалось от сострадания к ним, и ты хотел помочь им прийти к Аллаху и спастись. И что из этого вышло? Террористы-смертники и невинно пролитая кровь? Разве к этому ты стремился?» Но разговоры с отцом на такие темы не приняты в нашей культуре. И он продолжает идти по этой опасной дороге.

Глава третья

«БРАТЬЯ-МУСУЛЬМАНЕ»

1977–1987

После обучения в Иордании отец вернулся на оккупированные территории. Он был полон оптимизма и надежд увидеть мусульман повсюду. В мечтах ему представлялось светлое будущее, возможное благодаря сдержанному примеру «Братьев-мусульман».

Вместе с отцом приехал Ибрагим Абу Салем, один из основоположников «Братьев-мусульман» в Иордании. Он должен был помочь вдохнуть жизнь в застоявшееся «Братство» в Палестине. Абу Салем и мой отец успешно работали вместе, подбирая молодых людей, разделявших их страсть, и формируя из них небольшие группы активистов.

В 1977 году, имея лишь пятьдесят динаров в кармане, отец женился на Сабхе Абу Салем, сестре Ибрагима Абу Салема. На следующий год родился я.

Когда мне было семь лет, наша семья переехала в Аль-Бирех, город-побратим Рамаллы, и отец стал имамом в лагере беженцев Аль-Амари, устроенном внутри муниципальных границ Аль-Биреха. Всего на Западном берегу раскинулись девятнадцать лагерей. Аль-Альмари был основан в 1949 году на территории около девяти гектаров. В 1957 году его выцветшие и обветшалые палатки были заменены бетонными домами, выстроенными вплотную друг к другу – стена к стене. Улицы были так узки, что проехать мог только один автомобиль, сточные канавы, заполненные нечистотами, были похожи на реки грязи. Лагерь был перенаселен, вода непригодна для питья. В центре лагеря росло единственное дерево. Жизнь беженцев – крыша над головой, еда, одежда, медицинская помощь и образование – полностью зависела от Организации Объединенных Наций.

Когда мой отец впервые пришел в мечеть, его ждало разочарование, он увидел лишь два ряда молящихся, по двадцать человек в каждом. Однако через несколько месяцев после того, как он начал читать проповеди в лагере, люди заполняли мечеть, а не поместившиеся толпились на улице у входа. Отец не только был предан Аллаху, он горячо любил людей и сострадал им. И они в свою очередь отвечали ему тем же.

Отец пользовался огромной популярностью, потому что он не считал себя выше тех, кому служил. Он ел ту же еду, читал те же молитвы, скромно одевался. Правительство Иордании, поддерживавшее появление и развитие религиозных очагов, платило ему мизерную зарплату, которой едва хватало на покрытие расходов. У него был один официальный выходной в неделю – понедельник, но он никогда не брал его. Он работал не за зарплату, он работал, чтобы доставить радость Аллаху. Его дело было для него почетной обязанностью, жизненной целью.

В сентябре 1987 года отец устроился на вторую работу – преподавать основы религии студентам-мусульманам в частной христианской школе на Западном берегу. Конечно, это означало, что мы видели его еще реже, чем прежде, не потому что он не любил семью, а потому что Аллаха он любил больше. Однако тогда мы не могли знать, что настанет время, когда мы вовсе не будем его видеть.

Пока отец работал, мама воспитывала детей. Она объясняла нам, как хорошо быть мусульманами, будила на рассвете для молитвы, а когда мы подросли, следила за тем, чтобы мы постились во время священного для мусульман месяца Рамадан. Теперь нас было шестеро: братья Сохайб, Сейф и Овайс, сестры Сабела и Тасним и я. Несмотря на то, что отец работал в двух местах, мы с трудом сводили концы с концами. Мама изо всех сил старалась «растянуть» каждый динар.

С самого раннего детства Сабела и Тасним помогали маме по дому. Добрые, чистые и очень хорошенькие, сестры никогда не жаловались, хотя их игрушки пылились в углу, потому что у девочек не было времени на игры. «Ты слишком много работаешь, Сабела, – говорила мама старшей дочери. – Посиди, отдохни».

Но Сабела лишь улыбалась и продолжала работать.

Мы с братом Сохайбом рано научились разжигать огонь и управляться с печью. Мы по очереди готовили еду, мыли посуду и еще присматривали за Овайсом, младшим братишкой.

Наша любимая игра называлась «Звезды». Мама писала наши имена на листке бумаги и каждый вечер, перед сном, мы садились в кружок, и она награждала нас «звездочками» за наши дневные дела и успехи. В конце месяца тот, у кого было больше всего «звездочек», становился победителем, обычно это была Сабела. Конечно, у нас не было денег на настоящие призы, но это не имело значения. «Звезды» олицетворяли собой благодарность – мамину благодарность – и ценились как ничто другое, мы с нетерпением дожидались своей минуты славы.

Мечеть Али располагалась всего в километре от нашего дома, и я очень гордился, что мог пройти это расстояние самостоятельно. Я отчаянно хотел походить на отца, точно так же, как он хотел быть похожим на деда.

Через улицу от мечети Али раскинулось одно из самых больших кладбищ, которое когда-либо мне приходилось видеть. Предназначенное для умерших из Рамаллы, Аль-Биреха и лагерей беженцев, кладбище в пять раз превосходило наш район и было окружено оградой высотой в полметра. Пять раз в день, когда азан призывал всех мусульман к молитве, я ходил в мечеть и возвращался домой мимо тысяч могил. Для мальчика моего возраста это место казалось невероятно жутким, особенно ночью, в абсолютной темноте. Мне представлялось, как корни огромных деревьев пожирают тела усопших, и я никак не мог отделаться от этих видений.

Однажды, услышав призыв имама к полуденной молитве, я быстро умылся, побрызгался одеколоном, надел чистую и красивую одежду, похожую на ту, что носил отец, и отправился в мечеть. День был прекрасен. Подойдя к мечети, я заметил, что на улице припарковано больше машин, чем обычно, и группа людей толпится у входа. Я, как обычно, снял туфли и вошел внутрь. Сразу за дверью, на открытых погребальных носилках, лежал мертвый человек, обернутый белой хлопчатобумажной тканью. Я никогда раньше не видел покойника и хотя знал, что пялиться на него нельзя, не мог отвести глаз. Тело было завернуто в саван, видно было только лицо. Я внимательно всматривался в него, надеясь, что он снова начнет дышать.

Имам призвал всех приготовиться к молитве, и я вместе с какими-то людьми пошел вперед, хотя продолжал оглядываться назад, на тело на носилках. После этого он попросил вынести тело вперед, чтобы прочитать над ним молитву. Восемь мужчин подняли носилки на плечи, и один из них закричал: «La ilaha illallah!» [«Нет бога, кроме Аллаха!»] И будто по команде все остальные тоже закричали: «La ilaha illallah! La ilaha illallah!»

Я как можно быстрее надел обувь и последовал за толпой, двигавшейся в сторону кладбища. Из-за малого роста мне приходилось пробираться между ног старших, чтобы не отстать. Никогда раньше я не был на кладбище, но рассудил, что, скорее всего, мне ничто не угрожает, ведь вокруг столько людей. «Не наступай на могилы! – крикнул мне кто-то. – Это запрещено!»

Я осторожно прокладывал себе дорогу в толпе до тех пор, пока мы не пришли к глубокой свежей яме. Я заглянул вниз – яма была глубиной около двух с половиной метров, на дне стоял какой-то старик. Соседские ребята рассказывали мне об этом старце по имени Джума’а. Они говорили, что он никогда не ходит в мечеть и не верит в Коран, но хоронит всех покойников, иногда двоих или троих в день.

«Неужели он совсем не боится смерти?» – подумал я.

Мужчины опустили тело в крепкие руки Джума’а. Затем они передали ему какой-то флакон и несколько зеленых штуковин, которые пахли свежо и приятно. Он развернул саван и побрызгал жидкостью из флакона на тело.

Джума’а повернул мертвеца на правый бок, лицом к Мекке, и построил вокруг него небольшое ограждение из кусков бетона. Когда четверо мужчин лопатами засыпали яму, имам приступил к проповеди. Поначалу он говорил, как мой отец. «Этот человек умер, – произнес имам, пока комья земли падали на лицо покойника, его шею и руки. – Все, что у него было, он оставил здесь – деньги, дом, сыновей, дочерей и жену. Таков удел каждого из нас».

Имам призвал нас покаяться и перестать грешить. А затем он произнес слова, которых я никогда не слышал от отца: «Душа этого человека вскоре вернется к нему, и тогда два страшных ангела по имени Мункар и Накир спустятся с неба, чтобы проверить его. Они поднимут его тело и, сотрясая, станут вопрошать: „Кто твой бог?“ И если ответ будет неверным, они начнут бить его молотами и отправят глубоко под землю на семьдесят лет. Аллах, мы просим тебя: подскажи нам правильные ответы, когда придет наше время!»

В ужасе я не мог отвести глаз от открытой могилы. Тело было слегка присыпано землей, и мне стало интересно, сколько пройдет времени, прежде чем начнется допрос.

«И если его ответы не удовлетворят ангелов, земля над ним своим весом раздавит его ребра. Черви медленно будут пожирать его плоть. Он примет муки от змеи с девяносто девятью головами и скорпиона размером с верблюжью шею, и муки эти продлятся до воскресения из мертвых, когда за свои страдания он сможет получить прощение Аллаха».

Я не мог поверить, что все это происходит прямо напротив моего дома каждый раз, когда кого-нибудь хоронят. Это кладбище никогда не нравилось мне, а теперь я чувствовал себя еще хуже. Я решил, что нужно запомнить все, чтобы после моей смерти, когда ангелы спустятся за мной с небес, я смог бы правильно ответить на все вопросы.

Имам сказал, что экзамен начнется сразу же, как только последний человек покинет кладбище. Я побежал домой, но не мог перестать думать о его словах. Я решил вернуться на кладбище и послушать, что там будет. Но сначала я отправился к соседям, пытаясь уговорить приятелей пойти вместе со мной, но они, похоже, подумали, что я сошел с ума. Пришлось идти одному. Всю дорогу до кладбища я трясся от страха. Я не мог справиться с собой. Вскоре я оказался среди множества могил и хотел было убежать, но любопытство было сильнее страха. Я надеялся услышать вопросы, стоны, хоть что-нибудь. Но ничего не услышал. Я подходил все ближе и ближе, пока не коснулся надгробия рукой. Стояла мертвая тишина. Через час мне стало скучно, и я вернулся домой.

Мама возилась на кухне. Я рассказал ей, что ходил на кладбище, где, по словам имама, должны были пытать умершего. «И?..» И вернулся обратно, когда все разошлись, но ничего не произошло. «Допрос могут услышать только животные, – объяснила она, – не люди».

Для восьмилетнего мальчика такого объяснения было достаточно.

Все последующие дни я наблюдал за похоронами. Спустя некоторое время я привык к процессиям и прибегал только для того, чтобы посмотреть, кто умер. Вчера – женщина, сегодня – мужчина. Однажды принесли сразу два тела, а через пару часов еще кого-то. Когда похорон не было, я просто бродил между надгробиями, читая надписи на плитах. Умер сто лет назад. Умер в двадцать пять. Как его звали? Откуда она родом? Кладбище стало моей площадкой для игр.

Как и я, мои друзья сначала боялись кладбища. Но мы подбивали друг друга пойти туда ночью – никто из нас не хотел прослыть трусом. Так мы преодолевали свой страх. Иногда мы даже играли в футбол на открытых участках.

* * *

Наша семья росла, росло и «Братство». Вскоре из организации бедноты и беженцев оно превратилось в общество образованных молодых мужчин и женщин, бизнесменов и специалистов, которые из собственных средств давали деньги на строительство школ и больниц, для благотворительных организаций.

Видя расширение «Братства», молодые люди из исламских движений, в частности в Газе, решили, что им нужно занять активную позицию в отношении израильской оккупации. Мы заботимся об обществе, сказали они, и мы продолжим свою работу. Но неужели мы навсегда смиримся с оккупацией? Разве Коран не велит нам свергнуть израильских захватчиков? У этих юношей не было оружия, но они были жестоки, тверды и рвались в бой.

Отец и еще один лидер Западного берега не согласились с такой постановкой вопроса. Они не были готовы повторить ошибки Египта и Сирии, где «Братство» попыталось совершить переворот и потерпело поражение. В Иордании, говорили они, наши братья не сражаются. Они участвуют в выборах и имеют вес в обществе. Мой отец не возражал против жестокости в принципе, но не считал, что его люди способны на равных сражаться с израильской армией.

Споры внутри «Братства» продолжались несколько лет, и давление со стороны приверженцев активных действий нарастало. Разочарованный бездействием «Братьев-мусульман», Фатхи Шакаки в конце 1970-х годов основал Палестинский исламский джихад. Однако «Братству» удавалось сохранять миролюбивую позицию еще десять лет.

В 1986 году, в Хевроне, что к югу от Вифлеема, прошло тайное собрание, вошедшее в историю. Мой отец был там, хотя рассказал мне об этом много лет спустя. В противовес некоторым неточным историкам сообщаю, что на собрании присутствовали семь человек:

• шейх Ахмед Ясин, инвалид-колясочник, который стал духовным лидером новой организации;

• Мухаммад Джамаль аль-Натшех из Хеврона;

• Джамаль Мансур из Наблуса;

• шейх Хасан Юсеф (мой отец);

• Махмуд Муслих из Рамаллы;

• Джамиль Хамами из Иерусалима;

• Айман Абу Таха из Газы.

Мужчины, присутствовавшие на той встрече, наконец были готовы сражаться. Они решили начать с акта гражданского неповиновения – бросания камней и поджигания автомобильных покрышек. Их целью было пробудить, объединить и мобилизовать палестинцев и дать им понять, что они нуждаются в независимости под знаменем Аллаха и ислама^{1}.

Так родился ХАМАС. А мой отец поднялся еще на несколько ступеней к вершине лестницы ислама.

Глава четвертая

И ПОЛЕТЕЛИ КАМНИ

1987–1989

ХАМАС нужен был повод, абсолютно любой, который послужил бы оправданием восстания. Такой повод представился в начале декабря 1987 года, хотя на самом деле произошло всего лишь трагическое недоразумение.

В Газе зарезали продавца по имени Шломо Сакал. Спустя несколько дней в обычной автоаварии погибли четыре человека из лагеря беженцев Джабалийя, расположенного в Газе. Однако пошли слухи, что их убили израильтяне в отместку за убийство Сакала. В Джабалийи вспыхнули волнения. Семнадцатилетний юноша бросил «коктейль Молотова» и был застрелен израильским солдатом. В Газе и на Западном берегу люди вышли на улицы. ХАМАС встал во главе, поддерживая беспорядки, которые стали новой формой борьбы в Израиле. Дети бросали камни в израильские танки, и через несколько дней их фотографии появлялись на обложках иностранных журналов.

Началась Первая интифада, и весь мир с нетерпением ждал новостей из Палестины. С началом интифады на кладбище – нашей площадке для игр – все изменилось. С каждым днем привозили все больше и больше новых тел. Рука об руку с гневом и яростью шествовало горе. Толпы палестинцев забрасывали камнями израильтян, проезжавших мимо кладбища в израильское селение, расположенное в двух километрах. Хорошо вооруженные израильские поселенцы убивали, не задумываясь. А когда на сцену вышла Армия обороны Израиля (АОИ), стало еще больше стрельбы, больше ранений, больше убийств.

Наш дом находился в самом центре этого хаоса. Бочки на крыше, где хранилась вода, были изрешечены израильскими пулями. Покойники, которых приносили к нам на кладбище люди в масках – федайины, или бойцы за свободу, больше не были стариками. Иногда это были просто окровавленные трупы на носилках, не обмытые, не обернутые в саван. Мертвецов хоронили немедленно, чтобы никто не мог надругаться над телом, украсть органы и вернуть семье труп, нафаршированный тряпьем.

Вокруг было столько жестокости, что в редкие моменты затишья мне становилось скучно. Мы с друзьями также стали бросать камни, чтобы еще больше накалить ситуацию и добиться уважения в качестве бойцов сопротивления. С кладбища было видно израильское поселение, оно расположилось на вершине горы, окруженное высоким забором и сторожевыми башнями. Мне были очень интересны люди, живущие там и разъезжающие на новых машинах, многие из них были вооружены. Они носили автоматы и, казалось, могли запросто убить любого, кто им не понравится. Мне, 10-летнему мальчику, они представлялись пришельцами с другой планеты.

Однажды вечером, как раз перед молитвой, мы с друзьями спрятались у дороги и стали ждать. Нашей целью был израильский автобус – он был более крупной мишенью, чем машина, и в него было легче попасть камнем. Мы знали, что автобус проезжает здесь ежедневно в одно и то же время. Пока мы ждали, из громкоговорителя доносились хорошо знакомые возгласы имама: «Hayya ‘alās-salāh» [«Время молитвы»].

Когда мы, наконец, услышали низкое урчание дизельного двигателя, каждый из нас взял по два камня. Хотя из своего укрытия мы не могли видеть улицу, мы точно определяли положение автобуса по звуку. Нужный момент настал, мы выскочили и запустили свои булыжники. По недвусмысленному скрежету камней, царапавших металл, мы поняли, что, по крайней мере, несколько наших «снарядов» достигли цели.

Однако это был не автобус. Это была огромная военная машина, полная раздраженных и разъяренных израильских солдат. Мы опрометью кинулись обратно в канаву, увидев, что машина остановилась. Мы не видели солдат, а они не могли заметить нас. Поэтому они просто начали палить в воздух. Пару минут продолжалась бесцельная стрельба, а мы, низко пригибаясь к земле, добрались до ближайшей мечети.

Молитва уже началась, но я не думаю, что кто-нибудь по-настоящему вникал в то, что говорил имам. Все слышали автоматную очередь на улице, и всем было интересно, что происходит. Мы с друзьями, стараясь не привлекать внимания, проскользнули в последний ряд молившихся, надеясь, что нас никто не заметил. Но когда имам закончил молитву, все сердито посмотрели в нашу сторону.

Буквально через пару секунд перед мечетью остановилось несколько машин Армии обороны Израиля. Солдаты заполнили помещение, заставили всех выйти и уложили на землю лицом вниз, а сами начали проверку документов. Я лежал последним и замирал от ужаса при мысли, что солдаты знали, что во всем виноват я. Тогда мне несдобровать – забьют до смерти, думал я. Но никто не обращал на меня внимания. Возможно, они не могли предположить, что у ребенка могут быть такие крепкие нервы, чтобы забросать камнями машину АОИ. Какова бы ни была причина, я просто радовался, что ищут не меня. Допрос длился несколько часов, и я чувствовал, что многие взрослые злятся на меня. Скорее всего, они не знали точно, что я натворил, но, без сомнения, догадывались, что я был причиной рейда израильтян. А мне было все равно. Я был вне себя от счастья. Мы с друзьями бросили вызов израильской армии и вышли сухими из воды.

На следующий день, примерно в то же время, я и мой друг снова спрятались у дороги. Дождавшись, когда мимо проезжала машина из поселения, я поднялся и изо всех сил швырнул камень. Он ударился в ветровое стекло, звук был похож на взрыв бомбы. Стекло не разбилось, но я видел лицо водителя и понял, что он взбешен. Он проехал еще метров триста или около того, потом резко нажал на тормоза и дал задний ход.

Я понесся на кладбище. Он побежал было за мной, но остановился снаружи, у ограды, вскинул автомат и стал внимательно оглядывать могилы, пытаясь определить, где я спрятался. Мой приятель побежал в другую сторону, оставив меня один на один с этим разъяренным израильским поселенцем с автоматом наперевес.

Я притаился на земле между двумя могилами, понимая, что водитель только и ждет, чтобы моя макушка появилась над низкими плитами. В конце концов напряжение стало невыносимым, я больше не мог лежать неподвижно. Я вскочил и припустил во все лопатки. К счастью, уже начинало темнеть, и израильтянин, казалось, побаивался заходить на кладбище.

Мне не пришлось долго бежать. Вдруг я почувствовал, что земля уходит из-под ног. Я оказался на дне открытой могилы, подготовленной для следующего покойника. Может быть, им стану я? Вот интересно. Над моей головой трещали выстрелы, и каменная крошка дождем сыпалась в яму.

Я присел, не в состоянии пошевелиться. Примерно через полчаса я услышал разговор людей, и понял, что водитель ушел, а я теперь в безопасности и могу вылезать.

Спустя пару дней я в одиночестве бродил по дороге, когда та же машина проехала мимо. На этот раз в ней сидели двое, но водитель был прежний. Он узнал меня и быстро вышел из машины. Я снова попытался удрать, но на этот раз удача отвернулась от меня. Он поймал меня, сильно ударил по лицу и затолкал на заднее сиденье автомобиля. Никто не произнес ни слова, пока мы ехали в поселение. Израильтяне, казалось, нервничали, то и дело сжимая свое оружие и время от времени оглядываясь на заднее сиденье, посмотреть, как я там. Я не был террористом, я был просто испуганным ребенком. Но они вели себя как заядлые охотники, которым удалось поймать богатую добычу – что-то вроде тигра.