Текст книги "Сын хамас"

Автор книги: Мосаб Хасан Юсеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

После его освобождения из палестинской тюрьмы Шин Бет наблюдал за ним, желая узнать, сколько времени понадобится ему и его друзьям, чтобы восстановить «Бригады Аль-Кассама». Оказалось, совсем немного. Возобновленная организация была небольшой, но смертельно опасной.

Махер Одех был мозгом ячейки, Салех – инженером, а Биляль Баргути вербовал смертников. На самом деле, боевое крыло ХАМАС состояло всего из десяти человек, которые действовали независимо друг от друга, имели собственные средства и никогда не собирались вместе без крайней необходимости. Салех мог за ночь изготовить несколько поясов, а у Биляля имелся список кандидатов в мученики.

Если бы я считал Салеха невиновным, то предупредил бы его о том, что должно было случиться. Но когда мы наконец все проанализировали, я понял, что именно он стоял за терактом в Еврейском университете и многими другими. И я осознал, что правильным будет запереть его в тюрьме. Единственное, что я мог сделать, – познакомить его с учением Иисуса и посоветовать следовать ему, как это сделал я. Но я знал все же, что он ослеплен ненавистью, одержимостью и чувством долга, чтобы прислушаться к мнению давнего друга. Однако я мог попросить Шин Бет арестовать Салеха и остальных, но не убивать их. Они согласились на это очень неохотно.

Израильские секретные агенты следили за Салехом больше двух месяцев. Они наблюдали, как он выходил из квартиры, чтобы встретиться с Хасанином Румманахом в одном из заброшенных домов. Они наблюдали, как он возвращался домой, где проводил неделю, не выходя на улицу. Они видели, что его друг Сайед аль-Шейх Кассем выходил чаще, выполнял поручение и возвращался назад. Осторожность беглецов впечатляла. Неудивительно, что нам потребовалось столько времени, чтобы найти их. Мы следили за ними, за их знакомыми, за знакомыми их знакомых и, в конце концов, обнаружили их логово. Таких было около пятидесяти человек.

Мы знали, где прячутся трое из этих парней, но на Ибрагима Хамеда и Махера Одеха у нас ничего не было – одни догадки. Нам пришлось принимать решение: либо ждать, пока догадки не приведут нас к этим людям (а это могло затянуться надолго), либо разбить цепочку «Бригады Аль-Кассама» на Западном берегу, арестовать тех, кого мы уже нашли. Мы предпочли остановиться на втором варианте, надеясь на то, что нам повезет и мы выудим Хамеда или Одеха, когда раскинем свою сеть.

Ночью 1 декабря 2003 года спецназ одновременно окружил более пятидесяти подозрительных домов. В операции участвовали все подразделения Западного берега. Лидеры ХАМАС укрылись в здании Аль-Кисвани в Рамалле и не ответили на призыв сдаться. Салех и Сайед были хорошо вооружены, в том числе и тяжелыми автоматами, такими, которые обычно устанавливают на военных автомобилях.

Противостояние началось в десять часов вечера и продолжалось всю ночь. Стрельбу я слышал прямо из дома. Затем выстрелы «Меркавы», которые нельзя было не узнать по звуку, разорвали утренний воздух, и все стихло. В шесть утра зазвонил телефон.

«Твой друг мертв, – сказал Лоай. – Мне жаль. Ты знаешь, мы бы сберегли его, если бы могли. Но позволь мне рассказать тебе кое-что. Если бы этот человек, – голос Лоай сорвался, когда он попытался продолжать, – если бы этот человек вырос в другой обстановке, он был бы иным. Он был бы таким же, как мы. Он думал, он по-настоящему верил, что несет добро своему народу. Он просто ошибался».

Лоай знал, что я любил Салеха, и не хотел его смерти. Он знал, что Салех отстаивал то, что было злом для его народа. И, наверное, Лоай по-своему переживал за Салеха.

– Все погибли?

– Я еще не видел тел. Их увезли в госпиталь Рамаллы. Нужно, чтобы ты поехал и опознал их. Ты единственный, кто знал всех.

Я схватил пальто и понесся в госпиталь, отчаянно надеясь, что, может быть, это не Салех, может быть, убили кого-то другого. В госпитале царил хаос. Разъяренные активисты ХАМАС кричали на улице, везде была полиция. Внутрь никого не пускали, но поскольку все знали, кто я, администрация разрешила мне войти. Какой-то врач провел меня по коридору в комнату, где вдоль стен стояли холодильники. Он открыл дверцу одного из них и медленно выкатил выдвижной ящик, впуская в комнату зловоние смерти.

Я опустил глаза и увидел лицо Салеха с застывшей улыбкой. В ящике Сайеда лежали части тела – ноги, голова, что-то еще – в черном пластиковом пакете. Хасанин Румманах был разорван пополам. Я даже засомневался, он ли это, потому что лицо было чисто выбрито, а Хасанин всегда носил мягкую коричневую бороду. Несмотря на сообщения прессы, Ибрагима Хамеда не было среди мертвых. Человек, приказавший этим людям биться на смерть, сбежал, спасая свою жизнь.

Поскольку почти все лидеры ХАМАС на Западном берегу были убиты или сидели в тюрьме, я стал человеком, к которому обращались лидеры из сектора Газа и Дамаска. Каким-то образом я превратился в доверенное лицо для целой сети палестинских ячеек, сект, организаций и группировок, в том числе и для террористических групп. И никто, кроме нескольких человек из верхушки Шин Бет, не знал, кем или чем на самом деле я являлся. Думать об этом было удивительно.

Моя новая роль возложила на меня скорбную обязанность – организовать похороны Салеха и остальных. Занимаясь траурными делами, я наблюдал за каждым движением и вслушивался в каждый злой или полный горя шепот, который мог привести нас к Хамеду. «Поскольку слухи уже ходят, – сказал Лоай, – а ты заменяешь тех, кого мы арестовали, давай пустим утку, будто Ибрагим Хамед имел дела с Шин Бет. Большинство палестинцев не имеют представления о том, что происходит в действительности. Они поверят в это, и ему придется защищаться публично или, по крайней мере, выйти на связь с политическими лидерами в Газе или Дамаске. В любом случае мы получим ниточку».

Это была отличная идея, но начальство отвергло ее из опасения, что Ибрагим начнет в ответ нападать на мирных жителей – как будто убийство израильтянами его друзей и арест половины организации его недостаточно разозлили.

Так что пришлось идти по трудному пути.

Агенты прослушивали каждую комнату в доме Хамеда, надеясь, что его жена и дети дадут хоть какую-нибудь зацепку. Но казалось, что это самый тихий дом во всей Палестине. Однажды мы услышали, как Али, младший сын Ибрагима, спросил у матери:

– Где папа?

– Мы не говорим об этом, – резко одернула она ребенка.

Если его семья была настолько осторожна, каким же бдительным должен быть сам Ибрагим? Проходили месяцы, а его след не удавалось обнаружить.

* * *

В конце октября 2004 года во время совещания Ясир Арафат почувствовал себя плохо. Его родные сказали, что у него грипп. Но состояние его ухудшалось, и в конце концов его на самолете доставили в госпиталь под Парижем.

3 ноября он впал в кому. Одни говорили, что его отравили, другие – что у него СПИД. Арафат умер 11 ноября в возрасте семидесяти пяти лет.

Примерно через неделю отца выпустили из тюрьмы, и больше всех этому обстоятельству удивился он сам. Лоай и другие сотрудники Шин Бет встретились с ним утром в день его освобождения.

– Шейх Хасан, – сказали они, – пришло время мира. Люди за этими стенами нуждаются в таком человеке, как вы. Арафат умер, многие гибнут. Вы надежный человек. Мы хотим исправить положение, пока оно не стало еще хуже.

– Уйдите с Западного берега и дайте нам независимое государство, – ответил отец, – и все будет кончено.

Конечно, обе стороны знали, что ХАМАС никогда не прекратит столкновения с Израилем, хотя независимость Палестины и могла бы принести мир на пару десятков лет.

Я ждал отца за стенами тюрьмы «Офер», среди сотен репортеров со всего мира. Я стоял с черным пакетом в руках, в котором были его вещи. Когда два израильских солдата вывели отца из дверей, он прищурился от яркого света.

Мы обнялись и расцеловались, и он попросил меня отвезти его на могилу Ясира Арафата, прежде чем поехать домой. Я посмотрел ему в глаза и понял, что для него это был очень важный шаг. Со смертью Арафата ФАТХ ослабел, и улицы волновались. Лидеры ФАТХ боялись, что ХАМАС будет тянуть одеяло на себя, разжигая войну за сферы влияния. Соединенные Штаты, Израиль и международное сообщество опасались гражданской войны. Этот жест представителя верхушки ХАМАС на Западном берегу поразил всех, но никто не упустил его смысл: успокойтесь, хватит. ХАМАС не собирается извлекать выгоду из смерти Арафата. Гражданской войны не будет.

Однако дело было в том, что после десятилетия арестов, тюрем и политических убийств Шин Бет все еще не знал, кто на самом деле был главой ХАМАС. Никто из нас не знал. Я помогал арестовывать видных активистов, людей, посвятивших свою жизнь движению сопротивления, каждый раз надеясь, что они-то и есть главные руководители. Мы сажали людей под административный арест на годы, иногда основываясь на одних лишь подозрениях. Но ХАМАС, казалось, даже не замечал их отсутствия.

Так кто же был главой ХАМАС?

Тот факт, что это не мой отец, стал большим сюрпризом для всех, даже для меня. Мы прослушивали его офис и машину, следили за каждым его шагом. И было совершенно очевидно, что не он дергает за ниточки.

ХАМАС всегда был чем-то вроде призрака. Он не имел центрального офиса или филиалов, не имел места, где люди могли собраться и поговорить с представителями движения. Многие палестинцы приходили в офис к отцу, делились своими проблемами и просили помощи, особенно семьи заключенных и мучеников, которые потеряли мужей и отцов во время интифад. Но даже шейх Хасан Юсеф был в неведении. Все думали, что он знает ответы, но он не отличался от нас: у него тоже были только вопросы.

Однажды он признался мне, что подумывает о закрытии своего офиса.

– Почему? Где же ты будешь встречаться с журналистами? – спросил я.

– Мне все равно. Люди приходят отовсюду, надеясь на мою помощь. Но я не могу помочь всем – их слишком много.

– Почему же ХАМАС не помогает им? Ведь это семьи членов организации. У ХАМАС куча денег.

– Да, но он не дает их мне.

– Так попроси. Расскажи им обо всех этих нуждающихся.

– Я не знаю, кому им и как до них добраться.

– Но ты же лидер, – возразил я.

– Я не лидер.

– Ты основал ХАМАС, отец. Если лидер не ты, то кто же?

– У ХАМАС нет лидера!

Я был потрясен. Шин Бет записывал каждое слово, и они тоже были потрясены.

Однажды мне позвонила Маджеда Талахме, жена Салеха. Мы не общались со времени похорон ее мужа. «Привет, как дела? Как Мосаб и ребятишки?»

Она заплакала. «У меня нет денег, чтобы накормить детей».

Я подумал: «Да простит тебя Бог, Салех, за то, что ты сделал со своей семьей!» И сказал: «Ладно, сестра, успокойся, я постараюсь что-нибудь придумать».

Потом пошел к отцу.

– Только что звонила жена Салеха. У нее нет денег, чтобы купить еды детям.

– Это грустно, Мосаб, но она не одна такая.

– Да, но Салех был моим хорошим другом. Мы должны немедленно что-то предпринять!

– Сын, я же говорил тебе. У меня нет денег.

– Хорошо, но у кого-то же они есть. Кто-то же должен возглавлять организацию! Так нечестно! Этот человек умер ради движения!

Отец обещал мне сделать все, что в его силах. Он написал и отправил письмо, что-то вроде «тому, кого это касается». Мы не могли проследить за этим посланием, но знали, что получатель находится в районе Рамаллы.

За несколько месяцев до этого Шин Бет дал мне задание посетить интернет-кафе в деловом квартале. Мы узнали, что с одного из компьютеров ведется общение с лидерами ХАМАС в Дамаске. Нам было неизвестно, кто эти лидеры, но не было сомнений, что Сирия является оплотом власти ХАМАС. Для ХАМАС имело смысл поддерживать целую организацию – офис, оружие и военные лагеря – из места, находящегося вне зоны действия израильского молота. «Мы не знаем, кто общается с Дамаском, – сказал Лоай, – но этот человек кажется нам опасным».

Когда я вошел в кафе, за компьютерами сидело человек двадцать. Ни у одного из них не было бороды. Никто не выглядел подозрительно. Но один мужчина привлек мое внимание, хотя я не мог объяснить почему. Я не узнал его, но внутренний голос подсказывал мне приглядеться к нему повнимательнее. И хотя я понимал, что одних подозрений недостаточно для того, чтобы делать выводы, но за долгие годы Шин Бет научил меня доверять интуиции.

Мы считали, что кто бы ни был этот человек в интернет-кафе, он наверняка опасен. Только люди, пользующиеся огромным доверием, могли общаться с лидерами ХАМАС в Дамаске. И мы надеялись, что он приведет нас к неуловимой, теневой элите, которая фактически правила ХАМАС. Шин Бет многим показывали фотографии этого человека, но никто не узнавал его. Я стал сомневаться в своем чутье.

Спустя несколько недель я занялся продажей своего дома и ждал потенциальных покупателей. Пришло несколько человек, но мне ни с кем не удалось договориться. После обеда, когда я уже закрыл двери и собирался уходить, мне позвонил человек и спросил, можно ли посмотреть дом. Я, правда, очень устал, но все же велел ему подъезжать. Я вернулся в дом, а через несколько минут появился он.

Это был тот самый мужчина из интернет-кафе. Он сказал, что его зовут Азиз Кайед. Он был чисто выбрит и выглядел как человек, имеющий достойную профессию. Было видно, что он хорошо образован. Азиз рассказал, что работает в очень известной и престижной организации – уважаемом Центре исследований ислама Аль-Бирак. Он больше не казался той зацепкой, которую мы искали. Но пока я не стал делиться своим открытием с Шин Бет, чтобы не запутать ситуацию еще сильнее.

Спустя некоторое время после моего знакомства с Кайедом мы с отцом совершили поездку по городам, деревням и лагерям беженцев на Западном берегу. В одном городе посмотреть на шейха Хасана Юсефа собралось более пятидесяти тысяч человек. Все они хотели прикоснуться к нему и послушать, что он скажет. Его по-прежнему любили всем сердцем.

В Наблусе, оплоте ХАМАС, мы встретились с верхушкой организации, и я выяснил, кто из них является членом совета Шуры – маленькой группы из семи мужчин, принимающих решения относительно вопросов стратегии и повседневной жизни движения. Как и мой отец, они принадлежали к числу старейших лидеров ХАМАС, но не были организаторами, которых мы искали.

После всех этих лет я не мог поверить, что контроль над ХАМАС каким-то образом ускользнул в неизвестные руки. Если я, родившийся и выросший в сердце движения, не имел понятия, кто дергает за ниточки, то кто же мог знать?

Ответ пришел сам собой. Один из членов совета Шуры в Наблусе упомянул имя Азиза Кайеда. Он предложил отцу съездить в Аль-Бурак и встретиться с этим «хорошим человеком». Я моментально насторожился. Почему местный лидер ХАМАС дает такую рекомендацию? Слишком много совпадений: сначала Азиз привлек мой взгляд в интернет-кафе, потом он появился в моем доме, а теперь член совета предложил отцу встретиться с этим человеком. Значит ли это, что мои догадки были верны и Азиз Кайед – крупная птица?

Может быть, нам повезет, и мы найдем главного руководителя? Как бы невероятно это ни звучало, но что-то внутри меня заставляло довериться интуиции. Я вернулся в Рамаллу, позвонил Лоай и попросил его забить в компьютерный поиск имя Азиза Кайеда.

Компьютер выдал несколько Азизов Кайедов, но ни один из них не подходил под описание. Мы провели экстренное совещание, и я попросил Лоай искать его по всему Западному берегу. Его люди сочли меня сумасшедшим, однако сделали то, о чем я просил.

На этот раз нам улыбнулась удача.

Азиз Кайед родился в Наблусе и одно время состоял в исламском студенческом движении. Он прекратил свою деятельность там десять лет назад. Кайед был женат, имел детей и мог свободно выезжать за границу. Большинство его друзей были светскими гражданами. Мы не нашли ничего подозрительного.

Я рассказал в Шин Бет все, что случилось – с того момента, как я зашел в интернет-кафе, и до нашего с отцом визита в Наблус. Они ответили, что, безусловно, верят мне, но у нас недостаточно информации, чтобы продолжать расследование.

Пока мы говорили, я подумал еще кое о чем. «Кайед напомнил мне о еще трех парнях, – сказал я Лоай. – Салах Хусейн из Рамаллы, Адиб Зейадех из Иерусалима и Наджех Мади из Салфита. Все трое получили университетские дипломы и одно время были очень активны в ХАМАС. Но по какой-то причине они вдруг исчезли из поля зрения около десяти лет назад. Теперь все они ведут нормальную жизнь, полностью отошли от политики. Мне всегда было интересно, почему человек, который страстно отдавался движению, может так неожиданно сникнуть и затихнуть».

Лоай согласился, что в моих словах есть доля истины. Мы начали изучать контакты каждого из них. Выяснилось, что все трое поддерживали связь друг с другом и с Азизом Кайедом. Все они работали в Центре Аль-Бирак. Опять слишком много совпадений.

Могли ли эти четыре таких разных человека быть настоящими кукловодами, руководящими ХАМАС, контролирующими даже его боевое крыло? Могли ли эти люди проскочить через нашу сеть? Мы продолжали «копать», следить и ждать. Наконец наше терпение было вознаграждено огромным потоком информации, хлынувшим на нас.

Мы узнали, что эти парни, которым было не многим больше тридцати лет, взяли в свои руки полный финансовый контроль и руководили всем движением ХАМАС на Западном берегу. Они привлекли извне миллионы долларов, которые тратили на покупку оружия, изготовление взрывчатки, вербовку добровольцев, обеспечение материально-технической базы – и все под прикрытием на первый взгляд невинного исследовательского центра, одного из многих в Палестине.

Их никто не знал. Они никогда не появлялись на телеэкране. Они общались только посредством писем, отправленных до востребования. Они никому не доверяли – что неудивительно, ведь даже мой отец не знал об их существовании.

Однажды мы последовали за Наджехом Мади от его дома до гаража в соседнем квартале. Он подошел к одному боксу и поднял дверь. Что он там делал? Почему снял гараж так далеко от дома?

Следующие две недели мы не сводили глаз с этого гаража, но никто не приходил. Наконец, дверь открылась – изнутри – и на свет божий вышел сам Ибрагим Хамед!

Шин Бет ждал достаточно долго, пока он вернулся обратно в здание и только потом начал операцию по захвату. Но когда Хамеда окружили спецназовцы, он не сражался насмерть, как приказал Салеху и остальным. «Раздевайся и выходи!»

Нет ответа. «У тебя десять минут. Потом мы разнесем здание!»

Через две минуты лидер боевого крыла ХАМАС на Западном берегу вышел из двери в нижнем белье. «Снимай всю одежду!»

После секундного замешательства он разделся и предстал перед солдатами абсолютно голым.

Ибрагим Хамед нес личную ответственность за убийство более восьмидесяти людей – это то, что мы смогли доказать. Возможно, мой порыв не слишком совпадал с учением Христа, но если бы я мог решать, то засунул бы его обратно в этот грязный гараж, закрыл бы до конца его дней и сэкономил стране расходы на его содержание.

Поимка Хамеда и обнаружение настоящих лидеров ХАМАС стало моей главной операцией в Шин Бет. И последней.

Глава двадцать шестая

ВИ´ДЕНИЕ ХАМАС

2005

Во время отбывания последнего срока с отцом случилось что-то вроде откровения.

Он всегда был очень открытым человеком, мог беседовать с христианами, нерелигиозными людьми и даже иудеями. Отец прислушивался к мнению журналистов, экспертов, аналитиков, посещал лекции в университетах. Он слушал и меня – своего помощника, советчика и защитника. В результате у него было более четкое видение и широкий кругозор, чем у других лидеров ХАМАС.

Он понимал, что Израиль – это незыблемая данность, и осознавал нелогичность и недостижимость многих целей ХАМАС. Он хотел найти золотую середину, которую могли бы принять обе стороны, «не потеряв лица». Так что в своей первой публичной речи после освобождения он предложил в качестве решения конфликта мирное сосуществование двух государств. Ни один из членов ХАМАС прежде не говорил ничего подобного. Самое большее, на что они были способны, – это перемирие. Но отец действительно признал право на существование Израиля! Его телефон раскалился от звонков.

Дипломаты из многих стран, в том числе из Соединенных Штатов, звонили нам и просили о тайной встрече с отцом. Они хотели лично убедиться в том, что он действительно так думает. Я выполнял роль переводчика и находился всегда рядом с ним. Мои друзья-христиане безусловно поддерживали его, и он любил их за это.

Неудивительно, что у него начались проблемы. Хотя он выступал от имени ХАМАС, но определенно не от сердца ХАМАС. А для ухода из организации момент был совершенно неподходящий. Смерть Ясира Арафата создала вакуум, и улицы оккупированных территорий бурлили и волновались. Их заполнила радикально настроенная молодежь – вооруженная, движимая ненавистью и не имеющая лидера.

Дело не в том, что Арафата трудно было заменить. Его место мог бы занять любой коррумпированный политик. Проблема была в том, что он полностью централизовал Палестинскую автономию и ООП. Он не был, так сказать, командным игроком. Он крепко держал в своих руках всю власть и все связи. И его имя стояло на всех банковских счетах.

Теперь власть Арафата хотел получить ФАТХ. Но кто из его лидеров подходил как для палестинцев, так и для международного сообщества – и был достаточно силен, чтобы контролировать все группировки? Даже Арафату это никогда не удавалось в полной мере.

Когда спустя несколько месяцев ХАМАС решил принять участие в палестинских парламентских выборах, отец был далек от энтузиазма. Он видел, что после интифады, Аль-Акса и появления боевого крыла ХАМАС превращается в неуклюжую на политической арене организацию, «ковыляющую на очень длинной боевой ноге и слишком короткой политической». ХАМАС просто не имел представления о том, что такое политика.

Революция требует чистоты и жестокости. Управление – компромисса и гибкости. Если ХАМАС хотел руководить, переговоры должны были стать не альтернативой, а необходимостью. В качестве избранных чиновников его лидеры стали бы ответственными за бюджет, воду, электричество и уборку мусора. И все это должно было идти через Израиль. Независимое Палестинское государство было бы вынуждено существовать в тесной взаимосвязи с Израилем.

Отец помнил свои встречи с западными лидерами и как ХАМАС отказывался от любых рекомендаций. Организация закоснела в своих представлениях и никого не слушала. А если она отказалась договариваться с американцами и европейцами, подытожил отец, какова вероятность, что после выборов ХАМАС сядет за стол переговоров с Израилем?

Отцу было все равно, будет ли ХАМАС выдвигать своих кандидатов. Он просто не хотел, чтобы в список кандидатов входили лидеры, такие, как он сам, любимые и уважаемые народом. Он боялся, что если это случится, ХАМАС победит. А победа ХАМАС, по его стойкому убеждению, обернется катастрофой для народа. События показали, что он не ошибся.

«Мы беспокоимся, что Израиль, а возможно, и другие тоже прибегнут к наказанию палестинцев за то, что они голосовали за ХАМАС, – говорил он репортеру газеты Haaretz. – Они скажут: „Вы выбрали ХАМАС, и поэтому мы ужесточим осаду, чтобы сделать вашу жизнь еще более трудной“»^{13}.

Но в ХАМАС многие уже почуяли запах денег, власти и славы. Даже бывшие лидеры, давно отошедшие от дел, вернулись из небытия, чтобы ухватить кусок пирога. Отцу была противна их жадность, безответственность и невежество. Эти люди даже не знали, чем отличается ЦРУ от АМР США. Кто бы стал работать с ними?

* * *

Меня раздражало буквально все. Коррупция в Палестинской автономии, глупость и грубость ХАМАС и кажущийся бесконечным список террористов, которых нужно было арестовать или найти. Постоянный риск и вынужденное притворство, ставшие моей ежедневной рутиной, вконец измотали меня. Я жаждал обычной жизни.

Однажды в августе, гуляя по улицам Рамаллы, я увидел мужчину, с трудом тащившего компьютер вверх по лестнице, ведущей в ремонтную мастерскую. И вдруг мне пришла идея открыть собственный бизнес – это могла бы быть компания «скорой компьютерной помощи на дому», палестинская версия американской Geek Squad.

Поскольку я больше не работал на АМР США и обладал деловой жилкой, я с энтузиазмом взялся за дело. Еще в АМР США я подружился с одним айтишником – компьютерным гением. И когда я рассказал ему о своей идее, мы решили стать партнерами. Я вложил деньги, он привнес свои познания в технике, мы наняли еще несколько инженеров, в том числе и женщин, чтобы мы могли обслуживать и арабских женщин.

Мы назвали свою фирму Electric Computer Systems, и я разработал рекламную кампанию. На наших листовках было изображено, как мужчина с тяжелым компьютером поднимается вверх по лестнице, а маленький сын говорит ему вслед: «Папа, не надо никуда ходить», – и советует позвонить по нашему номеру.

Звонков было море, и наши дела быстро пошли в гору. Я купил новый фургон, мы получили лицензию на продажу продукции Hewlett-Packard и расширили свою сеть. Я жил своей жизнью. К тому времени я не нуждался в деньгах и занимался полезным делом, которое приносило мне радость.

* * *

Во время своих духовных поисков я несколько раз весьма плодотворно беседовал с друзьями из Шин Бет об Иисусе и моей новой вере. «Верь, во что хочешь, – посоветовали они. – Можешь рассказывать об этом нам. Но больше никому. И никогда не принимай крещения, потому что будет общественный резонанс. Если кто-нибудь обнаружит, что ты стал христианином и повернулся спиной к исламу, ты окажешься в большой беде».

Думаю, что они беспокоились не столько о моем будущем, сколько о своем – в случае, если потеряют меня. Но Бог изменил мою жизнь слишком сильно, чтобы прятаться за Его спиной и дальше.

Однажды мы сидели дома у моего друга Джамаля, он готовил ужин.

– Мосаб, – сказал он вдруг. – У меня для тебя сюрприз.

Переключив канал телевизора, он произнес с блеском в глазах:

– Посмотри эту программу на «Аль-Хайятт». Тебе должно быть интересно.

Я с огромным интересом слушал старого коптского священника Закария Ботроса. Он казался добрым и мягким и обладал душевным, проникновенным голосом. Чисто внешне мне он очень понравился, но я пока не понимал, о чем он говорит. А он системно и методично «препарировал» Коран, открывая и демонстрируя публике каждую косточку, мышцу, сухожилие и орган, а затем помещал их под микроскоп правды и показывал, что вся книга поражена раковыми клетками.

Фактические и исторические неточности, противоречия – он вскрывал их аккуратно и уважительно, но честно и убежденно. Моим первым инстинктивным движением было броситься и выключить телевизор. Но этот порыв длился лишь несколько секунд, прежде чем я понял, что это был ответ Бога на мои молитвы. Отец Закария отрезал все «мертвые куски Аллаха», но я все еще был связан с исламом и не мог видеть правду, состоящую в том, что Иисус действительно Сын Бога. Без понимания этой правды я не мог бы двигаться вперед, следуя за ним. Но этот переход дался мне тяжело. Только попробуйте представить себе, как больно узнать, что человек, которого ты всю жизнь считал отцом, таковым не является.

Я не могу назвать вам точный день и час, когда я «стал христианином», потому что процесс превращения занял шесть лет. Но я им все же стал и был уверен, что должен принять крещение – неважно, что думает по этому поводу Шин Бет. Примерно в это время в Израиль приехала группа христиан из Америки, чтобы посмотреть на Святую Землю и посетить их сестринскую церковь, ту самую, в которую ходил и я.

Постепенно я подружился с одной девушкой из этой группы. Мне нравилось разговаривать с ней, и я сразу стал доверять ей. Когда я поделился с ней частью моей духовной истории, она очень ободрила меня, напомнив, что Бог часто выбирает самых удивительных людей. Так было и со мной.

Однажды вечером мы ужинали в ресторане американской колонии в Восточном Иерусалиме, и моя подруга спросила, почему я до сих пор не крещен. Я не мог объяснить ей, что я агент Шин Бет и по уши увяз в политической жизни региона. Это был закономерный вопрос, я и сам задавал его себе много раз.

– А ты можешь окрестить меня? – спросил я.

Она с готовностью согласилась.

– А ты можешь сделать так, чтобы это осталось между нами?

Она кивнула, добавив:

– Пляж совсем рядом. Пойдем прямо сейчас.

– Ты серьезно?

– Конечно, почему нет?

– Ну ладно. Действительно, почему нет?

Конечно, в голове у меня «гулял ветер», когда мы сели в автобус, следовавший до Тель-Авива. Забыл ли я, кем был? Доверился ли этой девушке из Сан-Диего? Через сорок пять минут мы шли вдоль переполненного пляжа, упиваясь сладким, теплым вечерним воздухом. И никто из этой толпы отдыхающих не знал, что сын лидера ХАМАС – террористической группировки, взявшей на себя ответственность за убийство двадцати одного подростка в «Дельфинариуме», – собирается принять христианство.

Я снял рубашку, и мы вошли в море.

* * *

В пятницу, 23 сентября 2005 года, я вез отца домой из лагеря беженцев около Рамаллы, когда у него зазвонил телефон. «Что случилось? – я слышал, как он рявкнул в телефон. – Что???»

Отец казался очень взволнованным.

Закончив разговор, он рассказал мне, что звонил представитель ХАМАС в Газе Сами Абу Зухри и сообщил, будто израильтяне только что убили множество хамасовцев на митинге в лагере беженцев Джебалийя. Звонивший настаивал, что он лично видел, как израильский самолет запускал ракеты в толпу. «Они нарушили перемирие», – сказал он.

Отец столько сделал для этого перемирия – всего семь месяцев назад. Теперь оказалось, что все его усилия были напрасны. Он не доверял Израилю и был в ярости от его вероломства.

Но я не поверил этому сообщению. Отцу я ничего не сказал, но, по-моему, вся эта история дурно пахла.

Позвонили с канала «Аль-Джазира». Они хотели дать в эфир интервью с отцом, как только мы приедем в Рамаллу. Через двадцать минут мы сидели у них студии. Пока крепили микрофон, я позвонил Лоай.

Он заверил меня, что Израиль и не думал ни на кого нападать. Я был в ярости и попросил продюсера дать мне посмотреть запись этого инцидента. Он отвел меня в диспетчерскую, и мы просматривали пленку снова и снова. Было ясно, что бомба лежала на земле, а не упала с неба.

Шейх Хасан Юсеф был уже в эфире, разглагольствуя о предательстве Израиля, угрожая концом перемирия и требуя международного расследования.

– Теперь тебе лучше? – спросил я его, когда он вышел.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду – теперь, после твоего заявления.

– А почему мне не должно быть лучше? Я не могу поверить, что они это сделали.

– Хорошо, что не можешь, потому что они этого не делали. Это дело рук ХАМАС. Зухри – лжец. Пожалуйста, пойдем со мной, я тебе покажу кое-что.