Текст книги "Архипелаг"

Автор книги: Моник Рофи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Фиби кивает.

– Я уже однажды ходила этим маршрутом, – заявляет она. – Вы правы, идти в одиночку по нему небезопасно. Мой бойфренд ведь тоже моряк. Он ждет меня в Панаме, так что я могу дойти с вами только туда. А после мы собираемся поехать на север, в Мексику.

При слове «бойфренд» Оушен не может скрыть облегчения, к тому же это загадочное слово будит в ее воображении картинки собственного увлекательного будущего. Признание Фиби произвело впечатление и на него, хоть и обратного действия – эта девушка могла бы быть младшей сестрой Клэр.

– Хорошо, давайте подождем, пока погода прояснится, хотя бы до конца года, решено? Можем отчалить в начале января. Нам все равно надо привести яхту в порядок, прибраться, кое-что починить. Я закуплю провизии. А хотите, вместе пойдем по магазинам? Накануне отплытия. Яхта наша немолода, но еще очень крепкая, это модель «Великий датчанин».

– Да, я заметила. – Ее лицо смягчается, в глазах мелькает искорка. – У моего отца была такая.

– Не может быть! – Гэвин открывает рот.

– Представьте себе! – смеется Фиби. – Я училась ходить на ней в Швеции.

– Но это невероятно! Удивительно. Таких моделей в мире очень немного.

Она кивает, опускает глаза, по лицу пробегает тень.

– У этих яхт хорошая репутация. Я страшно удивилась, увидев вашу красавицу в этой марине. Вот уж не думала, что встречу «Великого датчанина» здесь, на Карибах. Не удивлюсь, если узнаю, что «Романи» – единственная яхта этой модели, которая смогла дойти до южных широт.

Гэвин задумчиво покачивает головой. Надо же! Фиби прошла тест, который он и не думал ставить перед ней. Откуда взялась эта девушка? Небольшого роста, хорошенькая и в то же время шкипер со стажем. Женственная и одновременно физически сильная на вид. Ее явно послали небеса с какой-то целью.

– В юности я ходил на «Романи» со своим лучшим другом, – объясняет Гэвин. – Всю свою молодость провел на палубе. Предыдущий владелец привел ее в Тринидад через Атлантику. Мы ее у него купили.

Фиби понимающе кивает.

Зачем он солгал? Таким образом он строит для них с Оушен новое будущее – в котором на яхте уже не лежит проклятие, где он – обычный турист, моряк, путешествующий на запад, к крошечному архипелагу, затерянному в огромном океане в районе экватора. И никакие призраки не должны им помешать.

– Итак, вы ходили на «Великом датчанине». И окончили Морской колледж?

– Да, я практически выросла на яхте, пошла учиться, только чтобы получить диплом. Я всю жизнь в море, управлять яхтой – все, что я умею. Если не хожу под парусами для своего удовольствия, выполняю поручения других людей. Развожу товары, занимаюсь доставкой.

– Неужели в одиночку?

– Бывает и в одиночку, но только в Средиземном море.

– Впечатляет. Немногие женщины рискнут самостоятельно управлять яхтой.

Фиби улыбается.

Теперь и Оушен не может скрыть улыбки, прямо светится от восторга.

– Простите мою дочь, моя жена… – Гэвин на секунду замолкает, внезапно понимая, что в силах рассказать этой девушке правду. Что ему уже не стыдно. – Моя жена осталась в Тринидаде. Год назад мы потеряли маленького сына при трагических обстоятельствах. Она еще не пришла в себя.

– Понимаю. – Фиби опускает глаза, она явно знакома с болью потерь. – И очень сочувствую вам.

– Мне кажется, вы должны это знать. Если мы собираемся провести несколько дней вместе.

Оушен прижимает его руку к себе.

– Мы уже месяц как в море, обветрились, набрались опыта. Даже наша Сюзи стала полноправным членом команды – она обожает море.

– Но не любит ящериц, – застенчиво добавляет Оушен.

Они договариваются встретиться в новом году. Фиби переедет к ним на яхту, они вместе запасутся продуктами, узнают прогноз погоды, выберут дату отхода. Выйдут в открытое море и дойдут до Картахены, сказочного города, где на деревьях живут дикие обезьяны, где изумруды валяются на улице вместо камней, а кокаин продают как сахарный песок на каждом углу. К этому времени Гэвин поймет, готов ли он в одиночку совершить следующий переход по открытому океану. Пока он намерен двигаться только вперед.

* * *

За ночь небо полностью очистилось от облаков, и Гэвин решает взять напрокат машину и съездить на юг Арубы в местечко Синт-Николас, на пляж Бэби-Бич, известный своими тихими бухтами и прекрасным рифом. Для поездки они выбирают маленькую серебристую «хонду». Пожилой менеджер с козлиной бородкой спрашивает, какое место острова они хотят посетить.

– Мы едем в Синт-Николас.

– А, в Шоколадный город?

– Куда-куда?

– Так его называют местные.

– Правда? А почему?

– Да там сплошь черномазые живут.

Гэвин выдавливает из себя смущенный смешок. Конечно, в Тринидаде открытый расизм весьма распространен, ведь у всех друг на друга имеется зуб: и у африканца, продающего на улице сувениры, и у индийской домохозяйки, и у ливанского бизнесмена, и у китайца – владельца продуктовой лавки, всех и не перечислишь. Все за что-то таят обиду. Это делает общество одновременно и напряженным, и гармоничным: у каждого рыльце в пушку, каждый учится сдерживать раздражение, быть терпимым к окружающим. Не смешно ли, что расисты-тринидадцы в результате демонстрируют полную толерантность? А вот «Шоколадный город» – это слишком.

Губы Гэвина невольно складываются в недоуменную гримасу.

– Да ладно вам, – смеется Козлиная Бородка. – Черные сами его так называют. Они работают на нефтеперерабатывающем заводе. Все негритосы острова собрались в одном месте, представляете?

– Сомневаюсь, чтобы черные сами назвали свой город «Шоколадным», – замечает Гэвин, вспоминая «голландских гондонов». Этот голландец его уже немного достал.

– Я не шучу, сами его так называют, правда!

– Ладно, нам пора! – обрывает его Гэвин.

Он тащит Оушен за собой на парковку, надеясь, что она не вздумает повторять слова Козлиной Бородки, выразительно взглядывает на нее, строго сведя брови.

Оушен молча залезает на переднее сиденье. Сюзи прыгает на заднее. Гэвин заводит двигатель, и настроение у него повышается: они снова превратились в трех первооткрывателей, снова мчатся вперед, к новым приключениям.

Они двигаются на юг в течение часа, пока впереди не вырастают вышки нефтеперерабатывающего завода. За ним расположен знаменитый Бэби-Бич, пляж, где, как пишут местные путеводители, море до того тихое и спокойное, что даже младенцы могут плескаться в воде в полной безопасности. Идеальное место, где можно отдохнуть, расслабиться, для мужчины-туриста в компании ребенка и собаки. Он уже прочитал в буклете, что здесь к тому же довольно мелко.

Однако он не учел, что рождественские каникулы в разгаре и что другие туристы тоже читают рекламные брошюры. Пляж оказывается забит людьми, а парковка – машинами. Они едут вдоль нескончаемого ряда припаркованных авто, пока не находят свободное место. На песке полно женщин, загорающих топлес, многим за шестьдесят. Бродячие собаки роются у помойки, из кафе доносится музыка семидесятых. Афиши рекламируют сваренное в Арубе пиво «Балаши», по всему пляжу установлены огромные парусиновые зонты, под которые забились десятки туристов. Вода мутная, молочно-бирюзовая, слева какой-то каменистый волнорез, и рядом с ним целая группа людей занимается сноркелингом. Гэвину совсем не улыбается перспектива нырять среди голых тел, но Оушен уже открыла дверцу и выбралась наружу, не сводя широко открытых глаз с ныряльщиков.

– Папа, папа, пойдем! Здесь можно нырять!

– Хорошо, сейчас.

Гэвин расстилает большой платок в тени покрытой пальмовыми листьями хижины, привязывает Сюзи к столбу, наливает ей в миску воду. Позже она тоже искупается.

Он намазывает Оушен кремом от загара, натягивает на нее специально купленную миниатюрную детскую маску, – теперь его девочка только и бредит сноркелингом. Они надевают ласты и, переваливаясь, как пингвины, топают в сторону лагуны. Гэвин посматривает на переполненное людскими телами море с опаской: ведь известно, что ад – вода, блестящая от солнцезащитного крема.

В воде они плывут в сторону группы ныряльщиков. Гэвин сразу же замечает сильное течение и на всякий случай берет Оушен за руку, но девочка уже с жадностью рассматривает подводную жизнь. Она высовывает голову из воды, кричит:

– Папа! Смотри!

Он тоже погружается под воду, затем рефлексивно притягивает к себе Оушен. В море вокруг них собрались сотни рыб. Крупных рыб. Жирных, перекормленных переростков. К ним устремляется агрессивная на вид рыба-попугай с рядом острых, как бритва, зубов, нарезает круги вокруг их ног. Гэвин оглядывается по сторонам и видит, что ныряльщики бросают в воду кусочки бананов и сыра. Рыбы берут корм прямо из рук людей.

– Эй! – возбужденно кричит им пожилой голландец, стоящий по пояс в воде. В восторге от ажиотажа, который его банан произвел в рыбьей стае, он протягивает Оушен кусочек. – Хочешь покормить рыбок, девочка?

Гэвин не успевает остановить дочку. Оушен снова опускает голову в мутную воду, держа кусок банана перед собой как полицейский жезл. В следующую секунду два десятка жирных серебристых рыб уже несутся к ней, ощерив зубы.

– Папа! – визжит она.

– Хорошо, хорошо, – одобрительно кивает голландец, поднимая кверху большой палец.

– Нет! – Гэвин выдергивает дочь из воды, прижимает к груди.

– Аааааа! – Она поднимает руку, в ужасе глядя на свой окровавленный палец.

– Вы что, идиот?! – кричит он голландцу. – Не знаете, что рыб кормить нельзя? Это же дикие создания, дикие, понимаете? Оставьте их в покое!

Голландец растерянно смотрит на него.

– Это же просто рыбки… – мямлит он.

«Боже, дай мне сил!» – Гэвин неуклюже выбирается на берег, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на голландца с кулаками. У него на руках заплаканная Оушен причитает: «Больно, мамочка!»

Добравшись до своего места, сбрасывает маску, ласты, усаживает дочку, осматривает палец – к счастью, ничего страшного, только царапина. Он целует пальчик, дует на него, заматывает в уголок полотенца.

– Ну что, ду-ду, уже не так больно?

Она кивает, но ее личико все еще дрожит от слез и испуга.

– Папа, что случилось с теми рыбками?

– Они стали жадными. Рыб не следует кормить бананами и сыром, любовь моя.

– Папа, я же не знала.

– Ничего страшного, конечно ты не знала. Но, наверное, нам лучше уехать.

Оушен кивает, вопросы роятся на ее лице. Она снова пытается понять, как устроена жизнь, и снова он не может ей помочь. Гэвин прижимает к себе дочку, впервые после отъезда из Тринидада жалея, что рядом нет жены, его спокойной разумной половинки. У Клэр были ответы на все вопросы. Сейчас она быстро разобралась бы в ситуации, растолковав им обоим непонятное.

Они возвращаются назад вдоль восточного побережья. У всех островов А.В.C. одинаковая береговая линия – изрезанная недружелюбным морем, неспокойным, грозящим им белыми шапками на волнах. Земля на этом безлюдном побережье Арубы состоит из твердых вулканических пород, в которых вода промыла арки и пещеры. Суровое море даже вырезало в скалах естественные мосты, они как раз проезжают мимо одной такой обрушившейся ажурной конструкции. На каждом из островов присутствует эта двойственность – гламурный карибский запад противостоит дикому, суровому востоку. С одной стороны – пляжи, туристы и сноркелинг, с другой – засасывающие водовороты и острые камни.

Он думает о Клэр, ее нелюбви к воде, бледной коже и морской болезни, ее естественном стремлении оставаться на суше. Сейчас он вернулся в свою стихию, – но только потому, что она первая улизнула в неведомую страну, погрузилась в себя. А ведь он прекрасно помнит, почему когда-то бросил море, дававшее ему непередаваемое ощущение близости к стихии: чтобы быть с ней. С его приземленной, крепко стоящей на ногах Клэр, рожденной быть матерью.

Он начинает замечать странные каменные конструкции, раскиданные вдоль всего побережья. Десятки плоских камней уложены друг на друга, как тотемные столбы. Эти сооружения явно рукотворные, они напоминают каменные за́мки, которые мог бы построить ребенок или чертенок – ночью, из озорства. Некоторое время они с удивлением рассматривают эти удивительные сооружения, чернеющие на фоне бурного моря, и в конце концов, увидев у изгиба дороги мужчину с тачкой, копающего землю недалеко от своего пикапа, останавливаются.

– Простите, можно вас на минутку? – Гэвин высовывает голову в окошко.

Мужчина поворачивается к нему, вытирает пот со лба.

– Извините, что отвлекаю. Мы не местные… Просто нам стало интересно, что это за каменные замки?

– Какие еще замки?

– Я имею в виду странные нагромождения камней, расставленные по всему побережью.

– Ах, эти! – Мужчина машет рукой. – Это туристы строят.

– Зачем?

– Их привозят сюда на автобусах, рассказывают, что на Арубе такая традиция.

– Строить каменные замки?

– Да. Якобы замки приносят удачу в казино. Так туристы тратят больше денег.

– Это что, местная шутка?

– Точно.

Гэвин смеется. Действительно смешно. Поделом этим набитым деньгами богатеям, приплывающим из Америки на огромных лайнерах!

Они едут дальше мимо заброшенного золотого прииска, крошечной часовни на берегу моря, въезжают в бедняцкий квартал. Дворы здесь – настоящие помойки, видно, семьи тащат в дом что ни попадя. В одном дворе стоит явно украденный из магазина манекен, одетый в белую мини-юбку и красную бархатную накидку с капюшоном, видимо изображающий Санта-Клауса. Рядом, среди разросшихся кактусов, с которых свисают елочные игрушки, устроена настоящая сцена Рождества, украшенная высохшими коричневыми банановыми листьями и пластмассовыми фигурками. Ряд пластмассовых пупсов, одетых в накидки из малиновой и фиолетовой фольги, охраняет ворота.

– Папа, остановись, пожалуйста! – просит Оушен.

– Конечно.

Девочка с трепетом оглядывает странный дом.

– Мы сюда переезжать не будем! – на всякий случай твердо заявляет Гэвин.

– Папа, кто здесь живет?

– Люди.

– Американцы?

– Нет.

– А кто тогда?

– Наверное, свободные художники. Или те, у кого крышу совсем снесло.

– Когда я вырасту, у меня будет такой дом.

– Когда заведешь себе бойфренда?

– Да. Мои бойфренды тоже будут стоять на улице. В таких же красивых костюмчиках.

– Что, все?

Оушен смеется:

– Да, все.

– Сколько же бойфрендов ты заведешь?

– Десять.

– Зараз?

– Да.

– И ты нарядишь их в костюмы и поставишь на улице возле дома?

– Да.

Он фотографирует ее рядом с манекеном в короткой юбке. Оушен шесть с половиной лет, но она уже выработала жизненную программу. Она станет королевой собственного царства, поселит во дворе женихов в униформе из цветной фольги.

– Ладно, нам пора домой, русалка.

– На яхту?

– Да.

– Я люблю нашу яхточку, папа.

– Я рад. Но нам надо хорошенько прибраться до приезда нового члена команды.

– Фиби?

– Да.

– Она мне нравится, папа.

– Мне тоже.

– Она настоящий моряк?

– Да.

– И у нее татушки. Мама не сделала бы себе татушки.

– Никогда в жизни не стала бы.

– Интересно, у Фиби есть мама?

– Полагаю, ты сама сможешь ее спросить об этом.

Они возвращаются в марину под вечер – небо уже стало жемчужно-серым, яхты качаются на волнах, как пеликаны. Невдалеке выстроились в ряд машины, на номерном знаке каждой – приписка: «Один счастливый остров». Но ему не было хорошо на Арубе, этом острове перекормленных рыб.

Скоро они выйдут в открытое синее море, направятся в сторону Южной Америки. На этот раз их цель – Колумбия, бывшая испанская колония, а не голландская, и не остров, а материк, но история схожа: старый мир когда-то вторгся и сюда. Проживавших в стране индейцев тоже застигли врасплох, перебили, захватили, поработили. Поэтому ему надо опасаться не только сложностей перехода, но и местного населения.

Южная Америка находилась под игом рабства долгое время, ее коренные жители до сих пор несут в себе боль. Народ не может оправиться от бесконечных пыток и унижений всего за сто лет. Полное выздоровление наступит еще очень нескоро. Такова история всего Карибского бассейна.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

«ДАЛШЕ»

Глава 13

ПРИЗРАК

Они начинают готовиться к переходу на Картахену-де-Индиас: сдувают шлюпку и укладывают в носовую часть; весла и небольшой подвесной мотор помещают в ящик кокпита; закрепляют все вещи в салоне. Вроде он ничего не упустил. В зоомагазине Ораньестада, покупает собачью конуру с решетками и деревянным каркасом, немного похожую на курятник, и устанавливает ее в кают-компании. Покупает страховочный трос для Фиби, новый фонарь на мачту. Они с Фиби вместе сходили в магазин. Теперь у них много пресной воды, лапши, горошка, консервированных сосисок. Он нашел и прачечную, сумел выстирать, высушить и убрать на полки постельное белье. Сюзи будет жить в основном в своей будке, Оушен – внизу, в кают-компании. На палубу обеим подниматься слишком опасно.

Они с Фиби отдают себе отчет, что не смогут все время пользоваться автопилотом, в этом море надо быть начеку. Они будут стоять на вахте у руля по три часа, это непросто, конечно, но возможно. У Фиби мало багажа, только защитная одежда от непогоды, небольшой рюкзак да гитара. Ее спокойное присутствие придает ему уверенности – и как им повезло, что раньше она уже ходила на «Великом датчанине»!

Конечно, он искал сильного мужчину, а Фиби, со своим компактным, крепким телом, скорее напоминает мальчика-подростка. Но на борту она сразу продемонстрировала навыки опытного моряка и знакомство с конструкцией яхты. Слава богу! Они общаются мало, в основном по делу, но понимают друг друга легко, практически без слов.

Когда они отдали швартовы в марине Ренессанс, яхта устремилась в море уверенно, по-деловому. Он отдал Фиби штурвал, а сам пошел проведать Оушен и Сюзи. Кажется, его девочки понимают, что шутки кончились, и им предстоит подчиняться новым, более строгим правилам во время этого перехода.

– Ну что, черепашка, готова? – спрашивает Гэвин.

Дочь кивает, усаживается поудобнее, поправляет спасательный жилет.

– Папа, сейчас волны большие? – В ее тоне слышится: «Я готова к бурному морю, а ты?»

– Да, пару ночей волны будут очень большие. Ты приняла таблетки от укачивания, так что все в порядке, но все равно приготовься к суровой качке, как в первый день, помнишь?

– Помню.

– Если надо, держись за все, за что сможешь, или залезай под сетку. – Он специально укрепил над лежанкой сеть, чтобы дочь не сбросило на пол. Сюзи большую часть времени проведет в будке, так что Оушен будет спать одна. – Видишь кольца над лежанкой? Держись за них или за эти ремни, поняла?

Она кивает, глядя на него большими серьезными глазами.

На закате ветер усилился, пришлось выбрать рифы на гроте. Они идут со скоростью десять узлов, затем пятнадцать, потом разгоняются до двадцати пяти: он с удовольствием наблюдает, как его старушка, распустив паруса, как пышные юбки, мчит по ветру. Ветер еще больше усиливается, поэтому Фиби держит грот и стаксель приспущенными. Яхта легко, изящно перекатывается с волны на волну. Ветер меняет направление, Гэвин помогает девушке снова поднять грот. Они почти не разговаривают, но работают слаженно, как настоящая команда.

Волны нарастают, сначала метр, потом два; начинают захлестывать палубу, забрасывать пеной кокпит – ух! Море злится, сердито накидывается на них, волны вырастают еще выше, они уже как башни, накатывают регулярно, одна за другой. Море пугает их, кипит невидимой энергией и все же не проглатывает, как могло бы.

Фиби крепко держит румпель и, улыбаясь стихии, восклицает:

– Как я люблю ходить под парусом!

– Вот и прекрасно, – откликается он.

– Весело, правда? – Она встает, крепко прижав бедром румпель, – волосы мокрые, с лица капает вода.

– А то! – Гэвин невольно посмеивается.

Фиби молодец, в ее обществе он чувствует себя вдвойне уверенно. На ней спасательный жилет, и она пристегнута страховочным тросом, так что за борт ее не смоет. Где-то в глубине души тихий голос шепчет: «Вспомни, как ты сам когда-то любил ходить под парусом в шторм!»

Спускается ночь, чернильные волны огромными горами подбираются к яхте, но «Романи» спокойно, невозмутимо забирается на каждую. Что происходит там, в невероятной глубине морской пучины? Почему именно здесь вода бурлит, дышит так тяжело, как будто ворочается на смятой постели в поисках удобного положения, не в силах заснуть? «Прыгай! – зовет она. – Упади в мои сладострастные объятия, усни в моих волнах среди роскошных изгибов моего тела».

Он влюблен в море, но его начинает укачивать. Впервые за много лет он боится морской болезни, боится, что его начнет рвать. Он чувствует, как шевелятся кишки, как внутренние органы меняют свое положение в теле. На ум приходит выпотрошенная барракуда на причале: лиловые внутренности стекают в море, мертвый глаз уставлен на него как обвиняющий перст прокурора. Вспоминается его малыш, новорожденный сынок, унесенный неведомо куда всеразрушающей волной.

Несколько часов они по очереди управляют румпелем, пьют чай, заваривают себе лапшу и быстрорастворимый суп, беседуют с ребенком и собакой, выкачивают воду, закрывают клапаны, пытаются мочиться в крошечном гальюне. Внизу передвигаться практически невозможно. Их шатает и болтает, они натыкаются на ящики и острые углы, хватаются за ремни и кольца, но колени и локти уже разбиты в кровь. Яхта идет вперед, треща досками, как костями. Побледневшая Оушен молча сидит, вцепившись в сетку.

– Ничего, малышка, скоро болтанка закончится, – ободряюще говорит он.

Она молча кивает.

Сюзи в своей клетке, как монашка в келье, понурилась, что-то бормочет про себя.

– Хорошая собака, давай помолись за всех нас. Помолись большому морю, – шепчет он.

– Гэвин, не хотите поспать пару часов? – предлагает Фиби.

– Что, правда?

Она реально думает, что справится одна? Но по ее лицу он видит, что она не шутит, а пара часов сна ему не повредит. Фиби не только моложе и здоровее его, в ней больше твердости и задора.

– Я вас разбужу в пять утра.

– Вы уверены, что сможете выстоять?

– Конечно, не волнуйтесь. – Она глядит на море.

Волны стали еще больше, но уже не такие неровные, движутся с предсказуемой грацией.

– Хорошо, спасибо. Но если возникнут проблемы, будите меня сразу же!

Приятно будет принять горизонтальное положение, но он вряд ли заснет. Гэвин ложится к дочери, обнимает ее, чувствует, как тяжелеют веки. Яхта укачивает его, как ребенка в материнских объятиях. Мозг заполняют бессвязные образы: коричневая муть, болтающаяся в грязной воде мебель, двухметровая ограда, рушащаяся под напором толщи воды.

* * *

Когда он открывает глаза, уже светло, в салоне тяжело пахнет соленым морским воздухом. Оушен крепко спит рядом, ее личико спокойно, грудь ритмично поднимается с каждым вздохом. Он глядит на часы – шесть утра.

Вот черт, проспал!

Гэвин вскакивает, шатаясь, поднимается наверх, в кокпит. Над морем горит рассвет: в лиловом небе встает огромное белое солнце. Море все так же полно высоченных волн. Фиби лениво щурится на него. И с ней этой ночью произошла перемена: теперь кровь в ее жилах бежит в такт морским течениям, сердце играет песню волн. Может быть, поэтому она выглядит как сытая молодая кошечка или как удовлетворенная любовница, медленно потягивающая в баре красный ром?

– Вы как, в порядке? – спрашивает он.

Фиби только улыбается. Конечно она в порядке! Она ведь прекрасно знает эту яхту, такую же, как та, которой она управляла в детстве вместе с отцом.

– Идите отдохните, я подежурю, – предлагает он.

– Спасибо! – Она встает, потягивается.

– Что-нибудь интересное за ночь произошло?

Фиби останавливается на пороге двери, ведущей в кают-компанию.

– Да… Я видела в море черный плавник акулы. И еще… – Она смотрит на него с сомнением, настороженно, серьезно. – Я знаю, в море легко поддаться галлюцинациям, но я видела очень четко… Того моряка. Он всю ночь стоял на носу.

– Моряк?

– Он боролся с ветром. Хотел спустить стаксель. Всю ночь мне мешал.

– Что, стоял прямо здесь, на палубе?

– Да.

– Ничего себе! – Гэвин даже поежился.

Ему хочется расспросить ее поподробнее, но она бросает на него особенный взгляд. Так иногда смотрит Оушен, так смотрела его жена, когда хотела сказать: «Мы еще обсудим это. Позже».

* * *

Раннее утро, ситуация на море не меняется. Они идут сквозь череду синих водяных гор, теперь они не только моряки, но еще и скалолазы. Он уверенно держит румпель, грот наполнен ветром, гик закреплен, яхта делает узлов шесть. Волны гладкие, ровные, никакой подлянки не предвидится. Их сопровождают несколько дельфинов, танцуют то с одной стороны, то с другой, выпрыгивают из воды, делают сальто у носа яхты, по очереди взмывая в воздух. Вдалеке появляется очередной супертанкер, держит курс немного вбок.

Гэвин в шляпе, которую он привязал к голове тесемкой, напевает под нос песенку-калипсо о бедном моряке-пирате:

– «Он выстрелил мне в грудь, и за борт я упал…»

Все утро он проводит в медлительном раздумье, почти медитации; в мыслях беспорядочно появляются и исчезают жена, сын, Клайв, Пако, Джеки, даже Петала. Образы из его старой, реальной жизни мелькают перед глазами, как будто пришли поздороваться. И мама Одри тоже тут, и даже игуана, падавшая каждый день с дерева в ее саду.

Его мать – хорошая женщина, сейчас ей немало лет, восемьдесят стукнуло, и выкуривает она по пачке в день, поэтому кости хрупкие, склонна ломать конечности. Хотя с чего бы ей их ломать? Днем она прикована к «Фейсбуку», вечером – к телевизору. А он чем собирается заняться в старости? И нужна ли ему она, эта старость? Не лучше ли вовремя броситься в море? Он почесывает бороду, понимая, что пока ничего не может ответить на этот вопрос ни Петале, ни Клайву, ни даже себе. А вот Джеки, возможно, и права: на его яхте действительно обитает призрак бывшего шкипера, которого смыло за борт, когда он пытался спустить парус.

На палубе появляется Фиби, за ней Оушен.

– Я ее покормила, – говорит Фиби. – И собаку тоже.

– Спасибо! – Он с трудом сдерживается, чтобы не спросить: «А ты сама хочешь стать матерью?»

Но вовремя вспоминает, что для личных вопросов время еще не настало, чувствует, как лицо заливает краской.

Они меняются местами у руля.

Все трое сидят в кокпите, надежно пристегнутые страховочными тросами, одетые в защитные костюмы, так что непогода им нипочем. Оушен снова занавесила глаза зеркальными очками, но ведет себя тихо, о чем-то думает, наблюдает… Как же сильно она изменилась с тех пор, как они шли мимо Устья Дракона!

– Папа, мы когда-нибудь увидим кита?

Неужели об этом она размышляла последние пятнадцать минут?

– Возможно. Но вряд ли прямо здесь.

– А где?

– На другой стороне, в другом океане.

– Как называется этот океан?

– Это Карибское море.

– А другой океан как называется?

– Тихий.

– И там водятся киты? И мы увидим одного?

– Только если очень повезет.

– Папа?

– Что?

– Ты назвал меня в честь которого океана?

Гэвин смеется:

– В честь их всех, вместе взятых, детка.

– Почему?

– Потому что в каждом океане полно чудес, как в тебе.

Оушен поджимает губы, смущенная комплиментом.

– Ладно, – через какое-то время говорит она.

Они проводят на палубе весь день. Волны не стихают. Сюзи начинает беспокоиться внизу, и Гэвин выводит ее из конуры прогуляться и погадить на кусок газеты. Дает попить воды, гладит по голове, чешет за ушами, и они беседуют о том о сем. Правда, наверх он ее не пускает.

До самого вечера они борются с ветром и неспокойным морем. И Фиби ни разу не совершает неверного движения. Она знала, на что идет, выполняет нужные действия с автоматической точностью. Теперь он видит, что она подготовлена к морскому переходу гораздо лучше его. Ему становится стыдно, что на берегу, в «Тако Белл», он подверг ее такому допросу, что спрашивал себя: «На что способна эта девчонка?» А она ответила на все интересующие ее вопросы еще до встречи с ним – и пришла, уже приняв решение. Наверняка хорошенько рассмотрела «Романи» в марине, и не только ее.

Надо же, встретить «Великого датчанина» на Карибах! Конечно, ей захотелось вспомнить прошлое, посмотреть, как знакомая яхта будет вести себя в открытом море. Но если бы они с Оушен не приглянулись Фиби, она не постучалась бы к ним. Он недооценил эту воздушную, хрупкую русалку с гитарой за спиной, с ее голубыми глазами и волосами цвета льна. И теперь именно она, а не он ведет их через бурное море к материку. Вот такое юное чудо оказалось на борту старенькой «Романи», – вынырнувшая из недр морских копия его собственной жены.

Они перекусывают лапшой с сыром, выпивают по кружке чая – при такой качке нормальной еды не приготовить. Солнце исчезает за горизонтом, ветер начинает свистеть в парусах. «Далше!» – надо же, какое слово она вытатуировала себе на руке. Что же это значит? Может быть, и ему стоит сделать татуировку? Якорь, например, или розу. Или написать красивым шрифтом имя жены. Или просто интересное слово, которое придаст ему загадочности…

Фиби исподволь наблюдает за ним.

– Похоже, в мыслях вы уплыли очень далеко.

– Точно.

– Я тоже все время уплываю. Море заставляет человека постоянно размышлять о жизни.

– Вы правы.

– Постоянно спрашиваешь себя, а как же проходит твоя жизнь.

Оба смотрят вдаль на крутые голубые дюны волн.

– Ну и как проходит ваша жизнь? – спрашивает он, поражаясь собственной смелости.

Фиби издает короткий смешок.

– Неплохо, спасибо.

– Никаких замужеств, разводов?

– А вот и не угадали, я была замужем.

– Неужели? – Он искренне удивлен.

– Я вышла замуж в восемнадцать лет.

– Ого!

– Да. Никто и не думал, что брак будет удачным. И я тоже так не думала.

– Ничего себе! А зачем же тогда…

– Он был очень милым. Еще мальчиком, собственно. И я была девчонкой. Сейчас мы дружим, но… Тогда жизнь нас развела, мы пошли учиться в разные колледжи. К тому же он никогда не любил море.

– А сейчас он где живет?

– Примкнул к какой-то коммуне в Испании. Мы уже давно в разводе, и не думаю, что мне захочется снова выйти замуж, по крайней мере пока. Но в юном возрасте это казалось страшно романтичным.

– А сколько вам лет, простите за вопрос?

– Двадцать восемь.

– А я женился поздно, в тридцать пять. С женой познакомился, когда мне исполнилось тридцать. Мы встречались какое-то время, я все тянул… Я ведь страшно любил море.

– Понимаю, море не любит конкуренции.

– Я тоже чувствую это.

– Море – ревнивая женщина, вы же знаете! Посмотрите, сколько здесь одиноких мужчин. Именно мужчины ходят на яхтах в одиночку, не женщины. Мужчины рвутся в море, потому что море жадное – как страстная, ревнивая любовница, бросает им вызов и хочет обладать ими полностью. Тысячи одиноких мужчин принадлежат его безбрежным просторам, все с утра до вечера занимаются с ним любовью.

Гэвин смущенно опускает глаза.

– Да, похоже, вы немало повидали, – замечает он.

– Это точно. Многие моряки не мыслят жизни без парусов. Большинство от чего-то бежит, конечно, ну, кроме профессионалов, занимающихся доставкой, или персонала наемных яхт. Все остальные, уж простите, – сбежавшие из города новички. Их привлекают опасность, приключения… – В ее глазах вспыхивает озорной огонек. – Некоторые, вроде меня, из богемной среды и путешествуют с гитарами.