Текст книги "Архипелаг"

Автор книги: Моник Рофи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Но вы же говорите, здесь все находится под охраной.

– Так-то оно так. Большие рыбы – тарпон, барракуда – здесь водятся в изобилии. И спящие акулы.

– Вау!

– Акулы, папа? – подает голос Оушен.

– Не волнуйся, – успокаивает он, – мы не будем на них смотреть.

– А белые киты здесь есть? – Девочка поворачивается к Рикардо.

– Нет, но много альбул, белых лисиц.

– Белых лисиц?

– Да, это такие длинные серебристые рыбы, они могут вырастать до гигантских размеров. До шести футов в длину, представляете? Их тут обожают ловить внахлыст, просто прикола ради, потому что мясо у них невкусное.

– Мне кажется, по дороге сюда мы видели в море этих рыб, – говорит Гэвин.

– Наверняка.

– Я из Тринидада. Тобаго тоже было тихим местом пятнадцать лет назад.

Гэвину хочется излить душу, все рассказать Рикардо – о своих руках, с которых чулком сходит кожа, о том, что он не может больше работать, что он стал другим человеком. Но, кажется, американец и так понимает его без слов – он ведь тоже беглец. Оба на минуту смущенно замолкают.

– Джесс, иди сюда, мальчик!

Песик отрывается от Сюзи, лежащей на песке в довольной полудреме, и бежит к Рикардо.

– Желаю хорошо провести время!

– Так вы рекомендуете Кайо-де-Агуа?

– Да. Там можно встать на якорь без всяких проблем.

– Спасибо. Кстати, я – Гэвин, а это моя дочь Оушен.

Рикардо вежливо кивает.

– Да, там приятно провести денек-другой, только остерегайтесь пури пури.

– Это еще что такое?

– Песчаная муха.

На рассвете они отходят от Гран-Рокес и тихо плывут по аквамариновому морю, мимо россыпи белоснежных островов и песчаных дюн, мимо пальм – к более темному морю, пока не достигают Кайо-де-Агуа. На пустынном пляже никого, кроме них, нет, остров длинный, изогнутый дугой, песок настолько бел, что его можно принять за снег, море чистое, как текила.

Сюзи приходит в такое волнение от предвкушения предстоящего купания, что готова выпрыгнуть за борт.

Закрепив якорь, Гэвин выдвигает пандус, крепит его к корме.

– Ну что, девочки, вперед!

И через пару секунд они уже барахтаются в море.

Оушен и Сюзи по очереди используют пандус как трамплин для ныряния, разбегаются и бомбочкой падают в воду. Они совершенно одни – как будто прибыли на необитаемый остров, куда еще не ступала нога человека. Гэвин захватывает с яхты поводок для Сюзи, спускает шлюпку, и вскоре они втроем выходят на пустынный пляж. Но, оказывается, они вовсе не так одиноки, как показалось вначале – пляж населен сотнями небольших черных ящериц, снующих в море и обратно. В Сюзи немедленно просыпается охотничий инстинкт – она готова гнаться за каждой ящерицей, и сразу загоняет нескольких в куст зеленой растительности, похожий на суккулент, что растет в горшке у него дома.

– Фу, Сюзи, нельзя! – Гэвин туже натягивает поводок. Теперь он понимает, о чем говорили Рикардо и таможенный офицер. – Прекрати сейчас же! Фу!

Но собака уже пришла в неистовство. Ящерицы сверкают в ее глазах. Черные ящерицы их совершенно не боятся, наоборот, их все больше выбегает из зеленых кустов, будто они хотят поприветствовать прибывших на остров путешественников. Песок испещрен следами от хвостов этих мелких рептилий. Сюзи хрипло гавкает, рычит, ощетинилась, как при встрече с пиратом.

– А ну успокойся! – командует он. Но собачьи уши стоят торчком, она рвется из его рук, чтобы устроить наконец-то настоящую охоту на ящериц. – Нет, так не пойдет, – говорит Гэвин, обращаясь к дочери. – Придется вернуться на яхту и осмотреть пляж после завтрака.

Песчаный берег безлюден, он напоминает длинную, устланную белым бархатом улицу, украшенную пучками зеленой растительности и несколькими скрученными ветром деревьями. Как будто на глаза наложили психоделическую пленку, как будто наелся кислоты и теперь видишь только два цвета: белый и бирюзовый.

Гэвин садится на весла и гребет обратно к яхте. Он слишком рано отстегнул поводок – Сюзи встает лапами на борт шлюпки, готовая плыть обратно, к ящерицам. Он едва успевает ухватить ее за ошейник.

– Нет, я сказал! – восклицает он, шлепая ее по заду поводком. – Никаких тебе ящериц не будет!

Оказавшись на яхте, он убирает пандус и решает приготовить вкусный завтрак: сосиски с острым соусом, яичницу на тостах, апельсиновый сок и кофе. Сюзи тоже получает порцию сосисок и яичницы.

Гэвин жует сосиски, но из его головы никак нейдет Чавес со своей нефтью. Взять это место, например, размышляет он, – это же действительно маленький рай, отделен от остального мира атоллом, превращен в Национальный заповедник, но нужно смотреть правде в глаза: нефть убивает все живое в океане. За последние десятилетия нефть убила стольких тварей на земле и на море, как ни одна другая субстанция. Нефть и море вообще плохо сочетаются, она же не растворяется в воде быстро, как кокаин.

– Папочка, ну вставай, поехали на остров!

– Сейчас. Только Сюзи мы оставим здесь.

– Почему?

– Потому что она пугает ящериц.

– Они боятся, что Сюзи их съест?

– Да.

– А если бы они были большие?

– Тогда она сама бы их боялась.

– А если бы они были огромные, как монстры?

– Вообще-то, они и так похожи на монстров.

– А если бы они были больше Сюзи? Она бы их боялась?

– Да, но это не наш случай. Они же совсем маленькие.

– Ну да.

– Ладно, поехали, пора обследовать этот берег.

Оставив грязные тарелки в раковине, он помогает Оушен спуститься в шлюпку по кормовой лестнице. Сюзи скулит на палубе, просится с ними.

– Останешься за старшую! – приказывает он железным тоном.

Сюзи вроде понимает команду, но все равно разобижена, что ее не взяли.

Они ходят по пляжу в поисках сокровищ, но не находят ничего путного, кроме отломков выбеленного солнцем коралла. Кораллы разрушаются по разным причинам: от перемены температур, от механических повреждений, например, когда их собьют якорем. Среди засохших водорослей валяются пробки, бутылки, тюбики, флаконы из-под шампуня – то, что ученые называют «морским мусором».

– Ой, папа, смотри, что это такое?

Оушен показывает на розовый ингалятор, которым пользуются астматики. Странно видеть его здесь, все равно что найти ампутированную ногу. Гэвин сам в детстве страдал астмой, стеснялся пользоваться ингалятором на людях, и даже сейчас ему неловко смотреть на чужой.

– Это ингалятор, ящерка.

– А что это – ингалятор?

– Такой приборчик, он помогает некоторым людям дышать.

Ингалятор розовый, поэтому нравится Оушен.

– А можно я его возьму?

– Куда возьмешь, на яхту?

– Да. Можно?

– Нет, родная, это же мусор. Кто-то выбросил его… И вообще, мы не имеет права ничего брать с этого пляжа. Все должно оставаться как есть. Здесь такие правила.

С моря доносится жужжащий звук. Они поворачивают головы – к острову приближается моторная лодка, полная людей. Капитан, заглушив двигатель, выскакивает в воду, подтягивает лодку как можно ближе к берегу, и из нее начинают вылезать пассажиры – человек восемь. Они выгружают большие белые кулеры, огромные пляжные зонтики, раскладные шезлонги. Похоже, все пассажиры приехали парами, каждая находит свой участок пространства на длинной песчаной улице. Капитан лодки суетится, бегает от одной пары к другой, роет в песке ямки, устанавливает шесты, поднимает вверх белые зонтики, расправляет их. За короткое время ему удается установить четыре зонтика на равном расстоянии друг от друга. Каждой паре полагается по зонтику, кулеру и двум шезлонгам. Затем мужчина прыгает обратно в лодку и уносится прочь.

Оушен наблюдает это представление, приоткрыв рот.

– Папа, что они делают?

– Не знаю.

– Откуда они появились?

– Может быть, это туристы?

– Они хорошие люди?

– Наверное.

– Но мы же первые сюда приехали. Я думала, это наше место. Наш остров.

– Я тоже так думал.

– Это совсем не круто, братан!

Гэвин смеется:

– И не говори, братан!

Черные ящерицы снова снуют вокруг них, даже пробегают по ногам – кажется, им интересно наблюдать за людьми.

– Ну что же, теперь у ящериц появилось больше объектов для наблюдения, – говорит Гэвин.

– Да… – Оушен не нравятся нежданные соседи, впечатление от пляжа испорчено: было тихо, стало людно.

Здесь появились женщины, загорелые, гибкие, в бикини. Она смотрит на них во все глаза. Скоро она вспомнит мамочку, да и он тоже. Гэвину сразу становится очень грустно и одиноко – в мире все ходят парами, почему только ему не везет! И вообще, эти сытые, ухоженные, довольные жизнью туристы отвратительны – своим присутствием они изгадили пляж.

– Ладно, русалка, поехали обратно на яхту!

Сюзи счастлива, что они так быстро вернулись.

Пока Гэвин моет тарелки в морской воде, к берегу подплывают еще три моторки, и представление повторяется: сначала выгружают кулеры, зонтики и шезлонги, затем вылезают пары – теперь на острове около сорока человек. Сорок человек на пляже – не так уж и много, но кажется, что их четыреста.

Отец и дочь довольно долго наблюдают за туристами, даже Сюзи в недоумении. Пары плещутся в море, играют в серсо, что-то кричат друг другу по-испански, – верно, они из Венесуэлы. Две или три женщины бегают по пляжу топлес. Он уже вечность не видел так много молодых пар. Что они тут делают, почему им так весело?

– Папа! – окликает его Оушен.

– Что, ду-ду?

– Давай поедем в другое место.

* * *

Гэвин заводит двигатель и выводит яхту в центр архипелага. Они бросают якорь недалеко от острова Краски, одного из дюжины других песчаных отмелей и рифов. Здесь уже стоят две яхты, но, к счастью, нет ни веселых пар, ни зонтиков, только кафе на берегу. Вдруг ему становится стыдно: ну с чего он так взбесился? Сегодня же пятница, люди приехали отдыхать. Это они сбежали из Тринидада от дождя, прошли уже сотни миль, а дождь все равно преследует их, гонится, наступает на пятки. А на самом деле в мире полно счастливых людей, которые живут полноценной жизнью, отдыхают и радуются. Но ведь он сам решил бежать, не так ли? А есть ли вообще в этом смысл? Если он так несчастен, не легче ли сидеть на одном месте?

Они уже подъели почти все припасы, им нужна пресная вода, да и все остальное тоже. Он заглядывает в кают-компанию – здесь как будто ураган прошел. До тошноты воняет мокрой псиной, яичницей с беконом, черт знает чем. Да уж, они – еще та команда, да и сюда дошли чисто по удаче, а не благодаря его мастерству. А теперь пришвартовались в этом спрятанном от мира раю, который, кстати, все равно уже наполовину уничтожен человеком. Если он спустит Сюзи на берег, она сожрет всех черных ящериц, он в этом не сомневается. Почему человек думает только о своих проблемах?

– Прости меня, ду-ду, – говорит он Оушен в полном замешательстве.

– Ничего, папа, – тихо отвечает она.

– Скучаешь по школе?

– Нет, не особенно.

– А по своим друзьям?

– Да, скучаю.

– Скоро ты снова их увидишь.

– Папа, я хочу, чтобы все было как раньше. Как тогда…

– Я знаю. – Он чувствует себя полным идиотом.

Дочь смотрит на него серьезно, печально. Она не жалуется, она все еще на его стороне.

– Мой братик ведь умер, да, папа?

– Да.

– Когда было наводнение?

– Да.

– И поэтому мы приехали сюда.

– Да.

Ее лицо краснеет, ей слишком грустно, чтобы плакать. Оушен смотрит себе под ноги. Она потеряна, так же как и он.

– Иди сюда, моя русалочка.

Она залезает к нему на колени, и они сидят так, прижавшись друг к другу, пока «Романи» покачивается на волнах. Он видит, как слезы тихо катятся по ее щекам.

* * *

Немного погодя они спускают шлюпку, пристегивают к ошейнику Сюзи поводок и плывут к берегу. Заходят в пляжное кафе, хипповое местечко: двери обрамляют выцветшие буи, низкие деревянные столики украшены разноцветными бутылками и выловленными из моря корягами. Пол песчаный, по периметру помещения развешаны гамаки, вместо скатертей – белые простыни, а под потолком болтается лампа с абажуром, связанным макраме. Весь пол исчиркан следами ящериц. Из-за угла появляется черная кошка, бесшумно запрыгивает на один из столов. Сюзи не реагирует.

– Здесь приятно, правда? – обращается Гэвин к Оушен.

Они садятся за стол, к ним подходит официант, чтобы принять заказ: свежий кокосовый сок, жареная курица с рисом. У стойки бара сидит целая семья, взрослые поглядывают на них с любопытством. Довольно необычно, когда мужчина один путешествует с такой хорошенькой маленькой девочкой. Впрочем, за последний год он уже привык к косым взглядам. Они молча жуют, Гэвин прокручивает в голове одну и ту же мысль: «Ничего, ничего, все будет хорошо!» Завтра он приберет в салоне, проветрит его, вымоет палубы. И Сюзи тоже помоет, а потом они заедут в супермаркет на Гран-Рокес. Что надо купить? Еще макарон, молока, хлеба, воды. Завтра он проведет рекогносцировку.

Он расплачивается по счету, и они бредут по пляжу назад, к своей яхте. Сюзи уже так не рвется с поводка, и он дает Оушен подержать собаку. Смешно, как быстро человек привыкает к пляжному безделью. Шлепанцы, соломенная шляпа, выгоревшие волосы, соленая кожа…

Оушен вдруг останавливается как вкопанная.

– Папочка, смотри!

Он тоже останавливается, сдвигает шляпу на затылок.

– Это же наш розовый домик! – в полном восторге кричит Оушен.

И верно – в нескольких метрах от моря стоит пляжный домик ярко-розового цвета. Они приближаются к нему с осторожностью, как к ценному музейному экспонату. Домик выстроен из дерева, с треугольной крышей, торчащей, как остроконечная шапка. На крыше уложены длинные, выгоревшие от солнца пальмовые листья – они свешиваются с ее краев неровно подстриженной челкой. Входная дверь тоже деревянная, она заперта, окна закрыты ставнями. У двери стоят два цветочных горшка, из которых растут ярко-зеленые лианы, а с крыши свисает рыболовная сеть с вплетенными в нее кусочками белого коралла. Кусочки коралла образуют своеобразную занавеску, целую стену морских косточек. Оушен с трепетом дотрагивается до одной из них.

– Папа, – шепчет она, – а можно мы будем здесь жить?

Гэвин тоже трогает коралловые косточки.

– Нет, малышка, это же не наш дом.

– Но ведь здесь никого нет!

– Может быть, хозяева тоже уехали путешествовать, как мы с тобой?

– А вдруг они не вернутся? Может, они уехали после наводнения, как мы? Может, они оставили этот дом нам?

– Детка, но у нас же есть собственный розовый домик, помнишь?

– Но этот лучше.

Он невольно усмехается. Она права, этот лучше.

– Я хочу жить здесь, папа.

– Это невозможно.

– Но почему? Он же пустой! Никого нет. Мы столько проплыли, папа, а этот дом мне очень нравится. Давай купим его!

– Куколка, мы не можем его купить, увы.

Надо же, чтобы из всех цветов на свете владелец выбрал именно розовый!

Сюзи терпеливо сидит на песке, и тут он вспоминает, что ее тоже смыло тогда… Она была во дворе, когда садовая ограда обрушилась под натиском воды, – все случилось в одно мгновение. Всех окрестных собак унесло на целую милю от дома. Та страшная мутно-коричневая волна по-хозяйски прошлась по его дому и забрала все, что хотела, включая его верную собаку.

Сюзи зевает, ей нет дела до этого дома. Она устала, хочет обратно на яхту, хочет пить. Понимая, что Оушен готова закатить истерику, он торопливо объясняет: здесь крайне небезопасно, ведь розовый дом стоит всего в нескольких метрах от моря!

– Пойдем, – говорит он, берет дочь за руку и уводит прочь от розового искушения.

Да, тут очень мило, но пока им здесь не место. Им надо двигаться дальше, пройти еще немного вперед, на запад.

– Пора возвращаться на яхту, русалочка. Сейчас наш дом там.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

А.В.C

Глава 7

РЫБЫ-ХИРУРГИ

В поле зрения по левому борту появляются белые горы. Троица белоснежных пиков – то ли сахарных, то ли снежных. Гэвин знает, что на самом деле это ослепительная и чудесная солнечная соль. Гора соли поднимается в небо, как рог единорога, а может, наоборот, нисходит на землю с далеких лунных полей. Как бы то ни было, эти белые горы представляют собой фантастическую картину, особенно посреди бесконечной синевы, как будто их, как по волшебству, доставили сюда из Швейцарских Альп. Вообще-то, соль добывают здесь в огромных количествах. На юге Бонэйр вообще превращен в одно огромное солевое болото. Морская вода под лучами раскаленного солнца испаряется, оставляя горы соли – любой может собрать ее с земли руками.

Гэвин и раньше бывал на этом острове. На Бонэйре он научился нырять, этот остров богат чудесами природы, которые хочется показать Оушен. Они идут вдоль южного побережья Бонэйра, но малышка еще спит. Вот они, А.В.C.-острова. – Эй-Би-Си, и он постоянно повторяет про себя: «Эй-Би-Си, Эй-Би-Си, Эй-Би-Си», разглядывая снежные горы соли, высящиеся на берегу. Он думает о Клэр, о ее белоснежной коже, о ее молчании и о том, как все шире расходились края ее трещины отчаяния. Да, «трещина отчаяния» – так можно назвать ее состояние. Бедная жена. Он мысленно посылает ей свою любовь и поддержку.

На Бонэйре яхтам запрещено швартоваться: весь остров представляет собой природный заповедник, но, если заплатить пошлину, тебе позволят окунуть в воду палец, хе-хе.

В бухте Кралендейка есть причал и бакены, за которые можно закрепить суденышко, а вода настолько чиста, что он видит ныряльщиков издалека, когда только заходит в бухту. На пристани дежурят такси, минивэны; справа – еще одна мегапристань, у которой стоит огромный лайнер «Королева морей».

У Гэвина невольно вырывается крепкое словцо. Лайнер возвышается над морем на десяток этажей. Ряды иллюминаторов начинаются у самой ватерлинии. Ниже всех расположены каюты команды, затем идут шлюпочные палубы, еще выше – несколько палуб для туристов: сотни крошечных окошек. За стеклами, скорее всего, американцы. Он прекрасно знает породу круизных туристов: пенсионеры среднего уровня дохода, уже плохо ходят, плохо видят – такие ежегодно отправляются в путешествия. Весь год копят деньги и верят, что их ждут невероятные приключения, – еще бы, за двенадцать дней посетить восемь стран!

Круизные лайнеры уже оккупировали Порт-оф-Спейн и Скарборо, перевозят по миру тысячи людей, швыряющихся долларами, которые ловят на лету презирающие их тринидадцы. Да, все презирают американских туристов, и за дело. Танцевать не умеют, на солнце покрываются волдырями и даже с ромом не могут справиться.

Он готовит завтрак, когда просыпает дочь, и первое, что она замечает, – гигантский круизный лайнер.

– Папа, что это?! – Она машет рукой.

– Доброе утро!

Они оба глядят на белую громадину. Оушен не может поверить своим глазам.

– Это что, тоже лодка?

Гэвин хмурится:

– Не лодка, а большой корабль.

На пристани под палящим солнцем терпеливо ждут водители такси. Три раза в неделю в гавань заходят плавучие города, и в эти дни местные жители уже могут не рассчитывать на спокойную жизнь. Три дня в неделю местные обречены кланяться, бормотать «Да, сэр!» и продавать свои задницы за американские доллары.

На круизных лайнерах путешествуют даже не туристы, а вуайеристы, зрители, они только смотрят по сторонам, щелкают фотоаппаратами да покупают местные сувениры: кукол-негритят, сделанных из переработанных пластиковых бутылок из-под кока-колы и заполненных песком, серьги в форме шлепанцев, пепельницы, выточенные из высушенных тыкв, и оригинальные подставки для бижутерии.

– А мы можем туда пойти? – интересуется Оушен.

– Нет.

– Почему? Мне нравится этот корабль.

– Неужели? И чем же он тебе нравится?

– Он очень большой, – произносит она с благоговейным трепетом в голосе.

– И что?

– Он больше нашей яхты.

– И что?

– Наша лодка старая, – с сожалением констатирует Оушен.

– Что ж, прости ее за это.

– Он такой красивый, папа! – В голосе дочери слышится зависть.

Вообще-то, в этом она права. «Королева морей» – одно из карибских чудес света. Гротескное, но по-своему необыкновенное.

После завтрака они спускаются в шлюпку и гребут к берегу, чтобы пройти пограничный контроль. Большинство такси разъехалось, но на пристани снуют продающие туры агенты. Они случайно толкают девушку-агента с длинными черными волосами – она оборачивается. У нее широкая улыбка, ясные глаза, большие, зеленые. Оушен сразу притихает.

– Привет! – здоровается девушка. – Меня зовут Лулу.

Гэвину неловко, он с трудом сдерживается, чтобы не снять перед ней шляпу и не расшаркаться.

– Только что приехали? – спрашивает агент.

– Да.

Она протягивает ему брошюру – на ней изображен катамаран, несколько подводных снимков желто-пурпурных коралловых рифов, дети в масках и ластах, огромные черепахи растопырили плавники, словно собираются взлететь.

– Катер ждет, – продолжает Лулу. – Мы отходим через час. Если хотите поплавать, понырять, увидеть кораллы, айда с нами!

– Я когда-то нырял здесь, – нерешительно замечает Гэвин. – Давно хотел показать дочке настоящий риф.

– А вы откуда?

– Из Тринидада.

Ее лицо вдруг расплывается в улыбке.

– Так я тоже!

– Неужели? – Почему эта новость так его обрадовала? – И откуда точно?

– С самого юга, из Икакоса.

– А теперь здесь живете?

– Да, вышла замуж за моряка. Мы сюда приплыли на яхте.

– И мы тоже.

Лулу бросает взгляд на Оушен: в зеркальных очках и панамке, низко надвинутой на выгоревшие волосы, дочь похожа на Бетти Риццо из ее любимого фильма «Бриолин», который она смотрела множество раз.

– Оушен, поздоровайся. Эта тетя тоже из Тринидада.

– Хэлло.

– Ну что, едем на острова? – спрашивает он дочурку.

– Да.

– А можно взять с собой нашу собаку? Она очень послушная.

Девушка окидывает Сюзи оценивающим взглядом.

– Конечно, почему нет?

– А у вас найдутся ласты на нас обоих?

– Найдутся. У нас есть и ласты, и маски, и гидрашки на все возрасты и размеры.

– Значит, отходите через час?

– Да. Вам хватит времени посетить пограничников и уладить все формальности.

– А где стоит ваш катер?

– В пяти минутах отсюда. – Она машет рукой себе за спину. – Мы пришвартованы сразу за большим казино. Вы нас ни с кем не спутаете, катер называется «Ветер в ивах».

– Ладно, увидимся через час.

Лулу улыбается, машет им рукой и отворачивается. Гэвин видит, что у дочери испортилось настроение.

– Я не хочу нырять, – заявляет она.

– Почему же?

– Мне это не нравится.

– Но ты ведь еще не пробовала нырять.

– Я не хочу никуда ехать.

– Тем хуже для тебя, потому что мы все-таки поедем.

– А я не хочу!

– Ну а мы с Сюзи хотим. Ты можешь остаться здесь, подождать нас.

Это ее немного отрезвляет.

– И вообще, Снупи, тетя очень приятная, и она из Тринидада.

– И поэтому мы едем нырять?

– Да.

– Поэтому она тебе нравится?

Гэвин смеется:

– Да.

– А там будут одни старики?

– Ты имеешь в виду, вроде меня?

Она кивает.

– Наверное. Я не знаю. – Почему-то ему становится стыдно за то, что он «старик».

* * *

Через час они уже на катере. Всего здесь собралось около двадцати человек, некоторые явно с «Королевы морей», и ему приходится примириться с тем, что нырять они будут бок о бок с голимыми туристами.

Команда молодая, все загорелые до черноты. За рулем атлетического вида капитан лет сорока, руки и грудь покрыты татуировками, волосы с боков выбриты, а остальные сбиты в выгоревший ирокез, глаза защищены зеркальными очками в белой оправе. Оушен не может отвести от него глаз, похоже, она собирается влюбиться. Гэвин и сам то и дело бросает взгляды на крепкое тело капитана, прикрывая руками свой живот гиппопотама. Лулу и вся команда – сплошной восторг. Они разносят пассажирам напитки, с шутками заталкивают их в гидрокостюмы, суетятся вокруг Оушен, которая теперь очень довольна, что едет нырять с маской.

Чуть-чуть не дойдя до Клейн-Бонэйр, маленького островка на другой стороне бухты, они кидают в море якорь, и команда начинает подбирать пассажирам ласты и маски. Все разделяются на три группы. Лулу берет на себя новичков, и Гэвин с Оушен решают присоединиться к этой группе. Капитан обещает присмотреть за Сюзи – похоже, у них с собакой любовь с первого взгляда. Оушен выдают спасательный жилет, пару небольших ласт, детскую маску с трубкой – теперь она выглядит наполовину лягушкой, наполовину – инопланетянкой. Оушен прекрасно плавает, и когда Лулу объясняет, как надо дышать через трубку, понимает ее с полуслова.

Первые две группы туристов ныряют с кормы. Некоторые падают в воду ластами вперед, поднимая тучу брызг и переворачиваясь в воде. Лулу прыгает спиной вперед, аккуратно, и шесть учеников копируют ее прыжок. В их группе в основном слабые пловцы, кто-то уверяет, что вообще не умеет плавать, один мужчина даже побелел от испуга. Но Лулу спокойно и уверенно заявляет, что доведет до рифа всех без исключения.

– Слушай внимательно, русалка. Я прыгну первым, а затем нырнешь ты, поняла?

– О’кей.

Он прыгает.

Оушен прыгает вслед за ним, приземляясь практически ему на голову. Он берет ее за руку и говорит:

– А теперь давай заглянем в подводный мир.

Она окунает голову в воду, и он чувствует, как замерло ее тело. Он тоже погружает лицо в воду, и – ах! – он не ожидал, что им откроется такое зрелище. Впрочем, к подводным чудесам невозможно привыкнуть, на земле такого не увидишь никогда. Длинные лиловые щупальца анемон, широко раскинутые оранжевые кружева кораллов, желтые шишечки среди полей красного бархата, покрытого стелющимися волосками, косяки желто-серебристых, лазоревых, алых, лимонно-желтых рыб. Прямо под ними сбилась вместе целая толпа неоново-синих мелких рыбок. Это голубые хирурги, они живут среди колышущегося поля бордовых волосков. Овальной формы рыбы с сине-фиолетовым окрасом тела, но их спинные и хвостовые плавники переливаются всеми оттенками сине-голубого и желтого. Грациозно и синхронно двигаясь в своем водном танце, они напоминают карнавальную группу, часть общего большого праздника, уникального и необыкновенного. От такой красоты Гэвина охватывает странное чувство: он и подавлен, и печален, и одновременно полон восторга – готов зарыдать в свою маску.

Он кидает взгляд на Оушен – она тоже увидела голубых хирургов, следит за ними, затаив дыхание. Ее кожа под водой выглядит изжелта-белой, руки опущены вниз, ноги раздвинуты, ласты едва шевелятся. Лицо за маской кажется огромным, глаза расставлены слишком широко. Он еще не видел свою дочь такой: подвешенной в соленой воде, загипнотизированной фантастическим зрелищем, дышащей как рыба. Она напоминает морское чудовище, дитя морской свиньи или раздутую, сияющую рыбу-луну. Вот за этим он и привез ее сюда, чтобы показать сказочную страну.

Он смеется, из трубки вверх поднимается каскад пузырьков. Она его не замечает, ей не страшно, как будто она покинула свое тело. Он снова берет ее за руку, они вместе плывут за Лулу, которая легко ныряет на глубину, зависает в воде, рукой указывая на самые интересные растения или рыб, затем выныривает на поверхность и объясняет, что именно показала. Они как будто погрузились в параллельную вселенную; ее обитатели занимаются своими делами, развлекаются, ходят по магазинам, судачат; стайные рыбки гуляют все вместе, косяками, одиночки прячутся за коралловыми веерами, здесь есть и обычные тусовщики, и распальцованные надменные задиры; есть стиляги и модницы, клоуны и арлекины: им всем даны достойные их экзотические имена.

Лулу перечисляет их, как стихи читает: тигровые груперы, сотовые коровы, французские ангелы, полуночные рыбы-попугаи, белолобые крапчатые, рыбы-трубы, испанские бодианы, рыбы-водолазы, морские яйца, щетинковые полихеты, голотурии, или морские огурцы. А затем Лулу ныряет еще ниже, тычет пальцем в сторону дна, потом поднимается на поверхность и объявляет:

– Ура, осьминог!

Они смотрят вниз, но ничего не видят. Лулу снова ныряет, погружаясь почти до самого дна, показывает рукой песок, который вдруг, как в замедленной съемке, начинает превращаться в нечто зыбкое, колеблющееся, распускаться как гигантский цветок. Осьминогу не хочется подниматься с песчаной постели, он неохотно встает на свои резиновые ноги. Оушен под маской пищит от восторга.

– Осьминог! Папа, ты видел?

Он кивает, и она снова погружает голову под воду.

Мимо них проплывает небольшой коврик в черно-белую крапинку, у него очень длинный хвост.

– Смотрите, орляковый скат! – кричит им Лулу.

Похоже, ската вовсе не смущает такое количество зрителей. Оушен хватает отца за руку, вдвоем они следят за изящным подводным полетом. Гэвин почти счастлив в эту минуту.

Он не замечает, как проходит час сноркелинга^[5]. Ему и радостно, и грустно, он сам себя не узнает; кажется, он вернулся. Вернулся в мир своей молодости, где был так счастлив, к морю, которое так любит, которое он предал с земной женщиной. Здесь он у себя дома, ему передаются все симпатии этого мира и его эмпатия, здесь все движется и дышит как единый организм. Здесь можно обрести потерянный смысл жизни.

Лулу ведет группу обратно к катеру, они переезжают на новое место и снова ныряют, а между заплывами пьют ромовый пунш, свежий сок гуавы, с удовольствием пробуют местную похлебку на обед. Оушен притихла, раскраснелась, похоже, она тоже пьяна впечатлениями, накачалась морской водой. Они с Сюзи безоговорочно влюбились в татуированного капитана с ирокезом. Сюзи теперь сидит позади него на палубе как настоящий помощник, палубная собака. Это не вызывает в Гэвине ревности. Он счастлив. Он наконец-то свободен. Свободен, черт побери!

Позже, когда они уже подходят к берегу, он беседует с молодой женщиной, подводным фотографом.

– Ну и работенка у вас! – говорит он.

– Да уж. – Она улыбается. – Во повезло мне!

– Как давно этот риф находится под охраной?

– Да уж лет шестьдесят, не меньше. Чтобы уберечь риф, его нужно очень тщательно охранять. Нигде в мире таких рифов больше не осталось.

Под словом «охранять» подразумевается охранять от человека.

– Когда я был молод, риф Бакку на Тобаго был таким же, как здесь, – делится воспоминанием Гэвин. – На пляже ступить было некуда от раковин. А теперь вся живность там вымерла. Погублена якорями, яхтами… туристами.

– Ой, представляете, здесь снова появились крылатки.

– Не может быть!

– К сожалению, это так. Пока их немного, но все же они уже здесь. У нас тут целая группа пенсионеров-энтузиастов готова положить остаток жизни на то, чтобы их извести.

Да, крылатки… Эти рыбы раньше водились за много миль отсюда, в Тихом океане. Они, конечно, красавицы, все в тигриных полосках, окутанные мягкими лентами плавников, крепящихся на кожистых перепонках. Но крылатки – опасные хищницы, они заглатывают добычу целиком, особенно мелких рыбок. Шесть крылаток улизнули из аквариума во время урагана Эндрю во Флориде в 1992 году: они начали неудержимо размножаться, продвигаясь все южнее, вдоль Антильских островов, пока не зашли в Карибское море.

– Боже правый!

– И не говорите. Нам никак не избавиться от этих тварей. Местные говорят, что, пока мы не откроем суши-бар, где будут готовить крылаток, извести их невозможно.

Он слушает, качая головой, но для него эта опасность так же далека, как американская трагедия 11 сентября или резня в Сребренице. А местные рыбки не могут обратиться в НАТО с просьбой защитить их от крылаток.