Текст книги "Горыныч 3.0. Инициация (СИ)"

Автор книги: Миято Кицунэ

Соавторы: Милисса Романец
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

К тому же глаза у Ожеги были разноцветными, один карий, а другой гораздо светлей: какой-то зелёный с голубым пятном. Хотя это уже было личной особенностью сестры: у других горгон, про которых знала Оляна, глаза были полностью карими. А вот у их родовой линии – голубые. Да и у дедушки-Огнеслава и папы-Боеслава глаза точно были светлые, то ли серые, то ли зелёные.

Оляне даже Дар Озары нравился больше: та могла руку в костёр засунуть и не обгореть, словно саламандра какая, хотя саламандр в их роду не водилось: наоборот, по бабушкиной линии одни русалки с водяными. Даже тётя Блага – родная сестра папы-Богдана и папы-Благомира, про которую Оляна только слышала, – после инициации превратилась в «речного дракона», то есть буквально состояла из воды, и чуть не потеряла свою сущность в процессе. Да и потом предпочла отправиться к своему деду Дунаю и наслаждалась свободой, не превращаясь в человека десятками лет. Бабушка Зина говорила, что Блага пока не встретила того, ради кого бы ей захотелось менять истинную форму. Чего-то подобного опасалась и Оляна. Всё же существовала вероятность, что и она станет не юдваргой, как папа с братьями, а кем-то из водного народа: всегда её тянуло к воде, да и Дар этот. Озара ещё свечи или любой другой огонь могла потушить. А ей вот досталось чужие разговоры да наветы слушать, словно своих мыслей в голове не хватает.

«А̷г̷а̷, ̷ ̷в̷о̷т̷ ̷М̷и̷ш̷к̷а̷ ̷и̷ ̷з̷а̷х̷о̷т̷е̷л̷ ̷п̷о̷щ̷у̷п̷а̷т̷ь̷…̷ ̷н̷а̷с̷т̷о̷я̷щ̷и̷е̷ ̷т̷а̷м̷ ̷у̷ ̷Б̷л̷а̷ж̷е̷н̷н̷о̷й̷ ̷и̷л̷и̷ ̷н̷е̷т̷», – от этих грязных слов у Оляны всё зачесалось – так помыться захотелось. Она быстро заморгала, чтобы не расплакаться от обиды.

– Что с тобой? – спросила Озара, которая вместе с ней ждала Ожегу.

– Опять ерунду всякую говорят… – выдавила Оляна, отвернувшись от сестры.

Память у юдваргов крепка как гранит, да только тяжела так же – бывает, что за собою в омуты воспоминаний утягивает. По крайней мере, у Оляны так всегда было: вроде скажут что-то, а она словно наяву в прошлое проваливается. А тут и проваливаться не надо, всё ещё на сердце тяжесть да в голове прошедшие моменты роятся. Воспоминания о Мише отзывались болью в груди и потянули за собой совсем другие, привычные и горькие мысли. Почти пять лет совместной учёбы Оляна не обращала на этого парня внимания, но всё изменилось этим летом.

В самый сильный по Солнцу день в году грань между мирами Яви и Нави истончалась и требовалось обновлять завесу сокрытия. За это Род Горынычей очень большую цену заплатил в своё время – и продолжал платить, в общем-то. Говорили, что в Яви об этом мало задумывались, а то и сознательно мешали, но жители Беловодья свято чтили заветы предков. Так что с дня Числобога, то есть с летнего солнцестояния, и до Купалы проходили важнейшие обряды, призванные защитить их мир и равновесие в нём.

Вообще-то, родные богам не поклонялись, да и почти все старые боги сгинули и поклонение им бесполезно, но бабушка говорила, что Числобог был хранителем Яви, Прави и Нави и жил как раз в Беловодье – центре трёх миров. Все его знания незыблемы и неизменны, именно Числобог дал людям и нелюдям все веды и законы, а также являлся тем, кто доносил волю богов, был кем-то вроде переводчика, потому что не все дети понимают своих родителей. Озара говорила, что это логично, потому что попробуй пойми Мать-Сыру-Землю и что она сказать хочет, если её слова – это движения рек и камней или таяния ледников. Исчез Числобог, и люди совсем понимание потеряли.

Оляну отправили в гости с помощью к прадедушке водяному и прабабушке водянице на дно озера Белое, как делали каждый год. Озара говорила, что всё это для создания особого магического контура, для которого нужен представитель Рода, в ком кровь Змеева течёт, но это расскажут всё, только когда инициацию пройдёшь. Озара-то как-то сама вызнала или в книгах у папы-Богдана вычитала.

В общем-то, до своего шестнадцатого Коляды Оляна мало чем могла помочь с завесой старшим родственникам, так что просто готовилась к праздникам и обрядам, делала что велят и собирала цветы для венков вместе с полевицами, и перед самым днём Числобога услышала смех русалок и плеск такой особый – как будто кто-то в воде барахтается. Мучимая нехорошим предчувствием, Оляна поспешила на звуки. Русалки, увидев её, расхохотались особенно задорно и скрылись, напоследок подняв фонтан брызг.

Из воды же показалась тёмная макушка, а за ней как будто даже торжественно, по крайней мере, плавно и без суеты поднялся обнажённый по пояс парень, в котором Оляна не сразу признала своего одноклассника. А когда поняла кто перед ней, сразу вспомнились сплетни девчонок по его поводу: высокий, спортивный, то ли вёл какие-то дискотеки, то ли танцевал что-то. По Мише вздыхала треть класса женского пола. Оляна и сама засмотрелась на полуголого загорелого красавца и на его широкую и довольно рельефную грудь, мускулистый живот, по которым стекали капли, блестящие в свете солнца, как драгоценные камни.

– М-миша? – отчего-то заволновалась Оляна под пристальным задумчивым взглядом с острыми пиками чёрных мокрых ресниц. Глаза у Миши были ярко-голубые, а вот волосы тёмные, темнее, чем у Ожеги, и слегка вьющиеся.

Миша приветливо улыбнулся, и сердце зачастило.

– Ты что, одна тут?

– Да, а ты что тут делаешь? – справившись с внезапно накатившим волнением, спросила Оляна. – Я тут у… родственников… Ты тоже?

– В каком-то роде, – усмехнулся Миша и тут же как-будто помрачнел: – Дед настоял…

– Не грусти, отвлечься от интернета и телевизора тоже полезно, – улыбнулась Оляна, прекрасно понимая чаяния людей своего возраста. Одноклассники жизни не мыслили без гаджетов и доступа к «благам цивилизации», так что поездка в деревню для многих была настоящей каторгой и испытанием для психики.

– И как? У тебя получается?

– Думаю, что да.

– И что делаешь? – поинтересовался Миша, по прежнему стоя по пояс в воде. Оляна даже заподозрила, что русалки стащили с него трусы или вроде того.

– До обеда помогаю в саду и огороде. После обеда гуляю и купаюсь. Ещё мы травы и водоросли сушим. За ягодами ходим. Или вот сегодня цветы собрала, – подняла Оляна руку с букетом. – Тренируюсь плести венки на Купалу, а то всё время у меня разваливаются, надо бы покрепче…

– Венки? Научишь меня? – спросил Миша, неспешно выбираясь на берег и надевая на себя светлую футболку, которая была спрятана в кустах. Трусы на нём всё же были, но парень быстро зашёл за куст и вышел уже в длинных шортах.

– Да, давай, научу… Мне всё равно их надо побольше наплести…

– А зачем тебе много венков? Тем более, что Купала вроде бы не скоро…

– Купальский венок защищает дом… – осторожно сказала Оляна, вспомнив о запрете рассказывать людям о народах Нави, и перевела тему: – А ещё поверье есть, что венок на Купалу позволит русалке выйти на берег. И вообще это мой любимый праздник, когда костры выше головы, хороводы и песни. И я каждый год ищу цветы папоротника! Правда… ещё ни разу не нашла, но смысл не в этом…

– Ты смешная, – с улыбкой перебил её Миша.

Они стали встречаться каждый день на берегу озера. Гуляли, купались и разговаривали обо всём на свете, если Оляна не была занята в обрядах и хороводах. Миша тепло смотрел на неё своими яркими глазами, внимательно слушал и, казалось, понимал и разделял её взгляды. В груди трепетало новое томительное и жгучее чувство, отчего Оляне, казалось, что воздуха едва хватает для судорожного вдоха. Ей стали сниться сны, в которых они с Мишей держатся за руки. Оляна вспоминала рассказ мамы о том, как та полюбила папу с первого взгляда. И ей хотелось так же: с первого взгляда и на всю жизнь, идти рука об руку.

Тогда казалось, что то, что она чувствует к Мише, это и есть то самое. Она представляла, как будет всегда-всегда с ним. Так же гулять и обо всё говорить. А потом к ним присоединятся их дети…

В конце обрядовых празднеств, на завершающий ритуал очищения – Купалу – Оляна упросила прадедушку Ладимира допустить и Мишу.

И ради человека прадед даже держал некоторые иллюзии, чтобы не смущать человека иными, не слишком похожими на людей участниками праздника: например, озорными огневицами, которые начали свой финальный танец, закончившийся поджогом огромного главного костра – Царь-огня – из вытащенного со дна озера топляка, сетей, неводов и ритуальных подношений. Тот, получив дар огневиц, полыхнул сразу весь – ярко и мощно, с утробным удовлетворённым гудением; вершину его венчало колесо – символ Солнца, – а в небо летели огромные яркие искры, которые как будто зажигали звёзды. Оляна знала, что огневицы в расплату за обряд потеряют человеческий облик до самой зимы. От них останутся лишь угли, которые нужно будет со всем тщанием собрать и принести в Гнездо. Ближе к Коляде огневицы из угольков превратятся в детей, за которыми чаще всего присматривал дедушка-Огнеслав. Когда Оляна и её сёстры были маленькими, они иногда играли с «живыми огоньками». Те дети быстро росли – как говорится, не по дням, а по часам, – и к Купале уже становились «девушками на выданье», единственная задача которых – пожертвовать собой в обряде поджигания Царь-огня. Озара даже с кем-то из них могла общаться в силу своей близости к огню.

Миша охнул, увидев зажигание огромного костра, но вроде бы особого удивления не выказал. Оляне было любопытно, что увидел её любимый, но она смолчала, ничего не спросив. Далее потянулись в хоровод русалки и полевицы с венками и цветами в распущенных волосах и специально расшитых рубахах.

Во взгляде Миши отражались блики огней, он улыбался так искренне и как будто чуть растерянно. Ладонь Оляны лежала в его руке, и она, поддавшись чувствам, как заворожённая, потянула его прыгать через один из малых костров, зажжённых уже от Царь-огня в ходе обряда очищения. В Купалу вот так, взявшись за руки, через костёр прыгали только парочки. Так Оляна хотела показать Мише, что готова считать его суженым.

Но сначала Миша замер перед костром, вглядываясь в полыхающие языки пламени, а затем посмотрел на неё глубоким взглядом. Оляна так и не поняла, что в нём было. Ей даже показалось, что Миша что-то прошептал одними губами, и на миг в сердце кольнуло стылой иглой, так как послышалось, что он сказал «прости» или даже «прощай».

А потом они прыгнули.

Миша кулем упал с другой стороны костра, сильно напугав Оляну: почудилось, что он не дышал. Оляна приложила ухо к его груди и услышала совсем слабый стук.

– Что?.. Где я? – моргнув, сел Миша, рассматривая её мутным взглядом. Вокруг них начала собираться перешёптывающаяся толпа.

– Проводи его до дома, – сказал прадедушка Ладимир, посмотрев из-под кустистых бровей.

«О̷л̷я̷н̷а̷ ̷з̷р̷я̷ ̷п̷р̷и̷в̷е̷л̷а̷ ̷э̷т̷о̷г̷о̷ ̷п̷а̷р̷н̷я̷.̷ ̷П̷р̷а̷з̷д̷н̷и̷к̷ ̷и̷ ̷о̷б̷р̷я̷д̷ы̷ ̷н̷а̷р̷о̷д̷о̷в̷ ̷Н̷а̷в̷и̷ ̷н̷е̷ ̷д̷л̷я̷ ̷п̷р̷о̷с̷т̷о̷г̷о̷ ̷ч̷е̷л̷о̷в̷е̷к̷а̷», – услышала она с помощью Дара в спину.

Глава 4

Воспоминания плохие

– Я много выпил, да? – пьяно улыбаясь, спросил Миша, действительно как-то пошатываясь. – Где мы были? Дискотека какая-то на озере, что ли? Там вроде девки танцевали и музыка странная… О, а ты тоже ничего… Как зовут?

Оляна так переживала, что навредила Мише тем, что хотела разделить с ним свой любимый праздник, что почти не слушала, что тот бубнит себе под нос.

– Ничего не помню, в голове шумит. Эй, ты слышишь вообще? Как, говорю, тебя зовут? Напомни.

– Что? – переспросила Оляна, вглядываясь в лицо Миши. Тот страдальчески хмурил брови.

– Говорю же, голова трещит от выпитого. Забыл, как тебя… Мы на празднике познакомились или как?

– Но мы… мы уже две недели… – прошептала Оляна. – Я… Я Оляна…

– Оляна? Зовут так странно, прям как нашу Блаженную из класса… У неё ещё фамилия такая смешная – Правда. Оляна Правда. А у тебя какая фамилия? – в полумраке, несмотря на то, что юдварги видят лучше людей, Оляне сначала показалось, что Миша так не слишком удачно шутит, но потом она всё же увидела, что тот серьёзен и одновременно растерян.

– Правда… – прошептала Оляна не в силах поверить, что Миша всё забыл. В голове начали мелькать мысли и сомнения. Костёр не принял её суженого? Очистительный огонь не поверил в его намерения? Или её чувства? Или всё дело в том, что она юдварга, а он – человек, даже не кудесник, как мама и её Род. – Моя фамилия Правда… Я и есть та Оляна Правда.

– Пф… Очень смешно… – Миша схватил её за плечи и развернул лицом к свету фонаря: они как раз дошли до деревни вокруг озера. – Ого! И правда… Правда.

Между ними разлилось молчание.

– Что ты там про неделю говорила?

– Две недели, ну то есть даже больше… – перевела прошедшие восемнадцать дней, с семидневную неделю Оляна. – Мы с тобой… Ну…

– Ого. Две недели? Да это прям рекорд, – весело хмыкнул Миша. – Так говоришь, мы уже две недели вместе? Меня что, головой об камень приложило, что ли? Какое вообще число сегодня?

– Шестой день месяца хейлетъ…

– Что⁈ Какое?

– То есть, то есть… восьмое июля. Да, восьмое… или уже девятое. Полночь наступила уже. Точно. Мы перед днём летнего солнцестояния, двадцать первого июня, встретились… – торопливо пояснила Оляна, теряясь в догадках о том, что же такое случилось.

Миша промолчал, о чём-то задумавшись, а когда они дошли до дома его дедушки с бабушкой, попытался её поцеловать.

– Ты не так меня понял. Прости! – смутившись и запаниковав, Оляна убежала, не зная, что и думать.

Набравшись храбрости, она вернулась к дому Миши через день, но его дедушка сказал, что тот ещё вчера уехал в Себеж.

«Совсем нынешняя молодёжь без своего интырнету не может», – вот и всё объяснение, которое она услышала.

Когда начался учебный год, Миша, кажется, её избегал. Лишь почти через два юлианских месяца после начала учёбы Оляна смогла подкараулить его в одиночестве, чтобы поговорить…

«О̷й̷, ̷ ̷а̷ ̷п̷о̷м̷н̷и̷т̷е̷, ̷ ̷т̷у̷ ̷и̷с̷т̷о̷р̷и̷ю̷ ̷Б̷л̷а̷ж̷е̷н̷н̷о̷й̷ ̷п̷р̷о̷ ̷т̷о̷, ̷ ̷ч̷т̷о̷ ̷и̷х̷ ̷п̷р̷а̷д̷е̷д̷у̷ш̷к̷а̷ ̷З̷м̷е̷й̷ ̷Г̷о̷р̷ы̷н̷ы̷ч̷? ̷ ̷Э̷т̷о̷ ̷ж̷ ̷н̷а̷д̷о̷ ̷б̷ы̷т̷ь̷ ̷т̷а̷к̷о̷й̷ ̷д̷у̷р̷о̷ч̷к̷о̷й̷…̷ ̷В̷о̷т̷ ̷с̷м̷е̷х̷у̷-̷т̷о̷ ̷б̷ы̷л̷о̷»

Вспомнили девчонки ей тот промах на уроке литературы, с которого всё началось. Неудивительно, с учётом обстоятельств…

Миша, казалось не был удивлён, когда она к нему подошла. Тогда уже наступили осенние каникулы, и он сам предложил ей «прогуляться». А во время этой прогулки признался, что думал о ней. Тогда Оляна понадеялась, что всё можно будет вернуть. Даже если по какой-то причине священный огонь не принял Мишу… Возможно, они просто не были готовы к ответственному шагу. Или дело в возрасте… В общем, ради любви и своего суженого Оляна готова была ждать. Миша завёл разговоры о прошлом и даже припомнил про тот самый случай, случившейся в пятом классе.

«В старые годы появился невда… невдале-ке от Киева страшный змей. Много народа из Киева змей пот… пота-скал в свою берлогу, пота-скал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел её, а крепко-на… накреп-ко… накрепко запер в своей берлоге», – пока ещё совсем мелкий Миша где-то и по слогам продирался через повествование, Оляна успела бегло просмотреть всю «былину».

– Ты что-то не поняла, Оляна? – доброжелательно спросила Тамара Петровна, когда она подняла руку, как было принято в людской школе. – Скажи с места.

– Но… Как можно такое изучать? Тут всё ложь написана. Змей Горыныч богу Правде служил! Он не ест людей и без согласия никого не утаскивает! И…

– Ты какую-то другую сказку о Змее Горыныче знаешь? Я о такой что-то не слышала, – перебила её учительница.

– Я из Рода Горынычей и точно знаю, как на самом деле всё было!.. – возмутилась на попытки замарать Правду Оляна.

После нескольких секунд оглушительной тишины класс грохнул хохотом.

– Помню, какая ты была глупая и смешная тогда, – фыркнул Миша. – Надеюсь, сейчас ты в такие сказки не веришь?

– Это не сказки… – прошептала Оляна. – Я тогда правду сказала.

– Что, правда? – Миша посмотрел на неё и залился смехом. – Ну у тебя и лицо. Разве можно врать с таким серьёзным выражением?

Оляна поколебалась, но всё же решимость вернуть доверительные отношения с Мишей взяла верх над осторожностью.

– Змей Горыныч мой прадедушка, – словно ныряя с головой в омут, выпалила Оляна, цитируя наизусть семейное предание. – В стародавние времена, когда уводить людей насильно стали в веру чуждую, покачнулась Правь, предчувствуя гибель скорую и разрушение. И поклонился тогда бог Правда Матери-Сырой-Земле и попросил создать защитника людского, чтобы спасти тех, кто законы под Солнцем светлым соблюдал, когда Прави не станет. Согласилась Мать-Сыра-Земля, потому что чувствовала горе людей, и от союза того богов появился Горыныч Змей – сын их. Уносил он на крыльях всех, кто следом за богами уйти хотел. Да только не понравилось это правителю тогдашнему, князю Владимиру, который народ смущал да отречься от старых богов заставлял. Племянница князя – Забава – воззвала к богам и ясному Солнцу, чтобы забрал её Горыныч Змей за Белую Реку в чертоги праведные. Да только в сердцах семьи княжеской давно Кривда обосновалась: обманула Змея Горыныча Забава, что праведна, на Белой реке мост раскинулся Калинов, берега в Смородину обращая, душу раскрывая и обличая гнилую. А князь меж тем обратился к богатырям, в ком кровь Микиты Селяновича, сына человеческого Матери-Сырой-Земли, текла: подсказала Кривда, что только они смогут Змея Горыныча одолеть, не силой, так хитростью или подлостью. Бились со Змеем Горынычем богатыри, стонала Мать-Сыра-Земля, отказывалась принимать сына своего в себя, ни кровь, ни плоть. Не смогли богатыри одолеть Змея. Тогда они на хитрость пошли и уговорились земли поделить, для этого сковал Никита Кожемяка огромный плуг, да заковали они в него Змея и пахать Землю-Матушку заставили. Так глубока была та борозда, что по сей день в ней река течёт, Днепром которую называют. Раз не принимала Мать-Сыра-Земля Змея Горыныча, решили богатыри его утопить и попросили море поделить. Вошёл Змей Горыныч в пучину, да утянули его цепи кованые да плуг многопудовый на дно морское в царство Ящера – сына Переплута. Несколько веков томился Змей Горыныч, пока Правь окончательно не погибла и границы трёх миров не рухнули. Получил тогда Змей последний божественный Наказ от отца своего бога Правда да обернулся человеком. Помогла ему выплыть со дна глубокого богиня речная Кострома, что у брата морского своего гостила. Полюбили Кострома и Горыныч Змей друг друга и пошёл от них Род юдваргов, которые взяли себе фамилию Правда в честь отца предка.

Миша минуту молчал, а потом издал весёлый смешок:

– Круто. Да уж… Ничё ты так задвинула…

– Так ты мне веришь? – спросила Оляна, так и не поняв, что подумал Миша.

– Ну вроде трёх голов на тебе не вижу, – фыркнул тот. – Но сказка интересная. Не обижайся, конечно, но кто тебе вообще эту хрень рассказал?

– Бабушка… – выдавила Оляна.

– Ага… вы свою бабушку врачам покажите, у неё, кажись, деменция, – пожал плечами Миша.

– Но ведь это… – Оляна умолкла, не решившись больше возражать. Сердце отозвалось острой болью на недоверие и непринятие её волшебной сути, но она успокоила себя тем, что Миша – человек, и людям свойственно лгать, а значит, и другим они не верят. До инициации она в принципе ничем особым и не могла доказать свою принадлежность к народу Нави. Было только её Слово, которому не поверили.

В каникулы они начали гулять. Миша рассказывал про себя, а Оляна в основном слушала и темы своей семьи больше не поднимала. Началась новая четверть. И вроде бы отношения у них с Мишей были довольно близкими, пока благодаря Дару Оляна не услышала, как Миша хвастает, что скоро с ней переспит, лишь немного осталось «дожать».

«Вы не представляете, какая она зазомбированная, – весело болтал Миша, – помните, как мы ту сказку про Змея Горыныча в пятом классе проходили? Ага, она до сих пор считает, что она того самого типа правнучки Змея Горыныча, прикиньте? У них в секте явно хорошо работают, как начала мне про это вещать со стеклянными глазами, я не знал, куда бежать. Вы бы это видели, натуральная зомби. Но да, сиськи у неё что надо и мордашка ничего. Она сама на меня вешается, что я, должен упускать такую возможность⁈»

Сердце в тот момент словно раскололось на куски и осыпалось пеплом, но Оляна ещё попыталась обмануть себя тем, что… Может, у людей так принято: говорить «за глаза» совсем не то, что думаешь и чувствуешь? Может, это Миша так пытался объяснить своим друзьям, почему встречается с девушкой, которую в классе прозвали «Блаженная»?

– Пошли ко мне? У меня предки к родне свалили, фильм посмотрим, – предложил Миша после школы. И Оляна согласилась, размышляя об очистительном костре и той потерей памяти. А что, если так волшебный огонь пытался выжечь у Миши все воспоминания о ней, чтобы Оляна могла сбежать и не оборачиваться? А она вместо этого пыталась воскресить то, чего, вероятно, никогда и не было.

– На тебе многовато одежды, – сказал Миша, по-хозяйски сложив ей руку на плечо, присев рядом на диване перед телевизором, куда Оляна смотрела пустым взглядом. Всё было не то и не так. От Миши почему-то пахло алкоголем, хотя Оляна не видела, чтобы тот что-то пил. – Преступно прятать такую сочную фигуру. Ты, кстати, хоть бы ресницы красила, а то бледновато выглядишь. Не круто это совсем быть такой до ужаса естественной… – всё больше смелел Миша, прижимаясь к ней, а потом его рука оказалась на её груди и… это было ужасно! Отвратительно и гадко.

– Я хочу уйти, – вскочила Оляна как ужаленная.

– Ну чего ты? – усмехнулся Миша. – Чего ты ждала вообще? Стихов под луной? И так уже гулял с тобой сколько. Дружбы между мужчиной и женщиной быть не может. Дай хоть потрогать, а то парни меня засмеют…

– Н-нет, – отпрянула от него Оляна, желая оказаться как можно дальше отсюда.

– Ты хоть когда-нибудь целовалась? Давай научу, а то так и помрёшь в своей секте старой девой или это… растлят тебя какие-нибудь старцы, я по телику такое видел, – Миша зажал её на диване и крепко прижал к себе, шумно задышав в ухо, его руки начали её тискать, сжимая почти до боли.

– Так нельзя! – попыталась вырваться Оляна. – Не трогай меня! Я не хочу!

– Ты сама этого хотела и смотрела на меня томными глазами, соблазняла. Давай, тебе понравится. Я знаю, ты на самом деле хочешь этого. Хочешь меня. Ты же никому не скажешь? – вжимался в неё Миша, напрягая мышцы, пытаясь её удержать. – Да не дёргайся так, иначе точно будет по-плохому и гораздо больней.

После инициации юдварги, как и многие оборотни, обычно сильнее людей, но до превращения и получения второй сути они разве что чуть более выносливы и гибки, чем обычный человек. Оляна к тому же была… морально растоптана. Она ошиблась. Внутри неё всё кричало от ужаса и омерзения, и хотя она сопротивлялась изо всех сил, Миша, который был выше её на полторы головы и в два раза шире в плечах, оказался сильней. Злые беспомощные слёзы брызнули из глаз, когда Оляна только представила, что сейчас случится.

– Ну вот, теперь умница, – Миша лихорадочно блестел глазами и начал шарить рукой под её юбкой, пытаясь избавиться от колгот.

– Нет! Не надо! – снова забилась Оляна.

Она так и не поняла, как именно в квартире Миши появилась Ожега. Просто Миша, который снова навалился на неё всем телом, куда-то пропал и раздался глухой удар. Ожега происходила из семьи бойцов, и её с детства обучали воинскому ремеслу её тёти и двоюродный брат, у них в семье, как шутила мама-Анна, даже имена были боевитые: Боеслав, Брана, Бояна. Но Оляна всё равно не ожидала от сестры такого напора и силы. Всё же Миша, несмотря на вроде бы юный возраст, был действительно крупным парнем с развитой мускулатурой.

– Уходи! – бросила Ожега, и Оляна, подхватила сумку, верхнюю одежду и, прыгнув в сапоги, поспешила из чужой квартиры. Ожега появились через пару минут, и они практически побежали в сторону дома.

Оляна не думала, что Миша будет их догонять, но физически хотелось оказаться как можно дальше. Бежать, бежать и ни о чём не думать. В животе скрутило спазмом от одной мысли о том, что могло произойти, и Оляна почувствовала горячие дорожки слёз на щеках, которые тут же подстывали на ударившем под вечер морозе. Воздуха не хватало, и её заколотило одновременно от ужаса и облегчения. Очнулась она в объятиях сестры во дворе их дома.

Ожега крепко держала и поглаживала спину, позволив уткнуться в себя и дышать родным знакомым запахом со сладковатыми нотками ягод и шампуня с облепихой.

– Я… я такая дура! – в сердцах воскликнула Оляна, куда-то в шею сестры. – Он… Я думала… Я так рада, что ты… – голос сорвался до шёпота, по спине пробежал стылый озноб, и Оляна еле сдержала новый подступающий поток слёз.

– Всё хорошо, Ляна, – ещё крепче прижала её к себе Ожега, – дыши. Дыши. Просто дыши.

И она задышала, вбирая холодный воздух и медленно его выдыхая. Это помогло. Медленно Оляна отстранилась и посмотрела в лицо Ожеги. Та выглядела обеспокоенно, но, кажется, не злилась на неё.

– Как т-ты?.. – неловко спросила Оляна, снова чувствуя озноб. В объятьях было тепло и спокойно.

– Я услышала твой Зов, – поняла её с полуслова Ожега. – Твой Дар. Думаю, что он не только чтобы слышать, но и позвать в случае… в случае опасности. Хорошо, недалеко и я успела.

Оляна кивнула, нервно потеребив рунный браслетик, который недавно подарила ей Озара.

– Идём домой? – спросила Ожега, кивнув на двери подъезда.

– Н-нет… Давай немного прогуляемся, чтобы я… – Оляна повесила голову, стыдясь посмотреть в глаза сестре.

– Хорошо, пойдём, – легко согласилась Ожега. – Думаю, прогулка пойдёт тебе на пользу. Ой, я же, кстати, в «Дикси» вышла… За чипсами как раз пошла, и Озара попросила чего-то вкусненького к чаю.

Оляна кивнула. Супермаркет, в который пошла Ожега, располагался в соседнем от мишиного доме, на центральной Пролетарской улице их «полуострова», окружённого Себежским озером, и был ближайшим крупным магазином в районе. Они часто закупались там «вкусняшками», которых не достать в Беловодье. Оляне, например, нравилось пить какао или горячий шоколад с маршмэллоу, да и зефир и пастилу она тоже очень полюбила. Сами они тоже жили на Пролетарской, но поближе к школе.

Прохаживаясь в светлом помещении магазина вдоль прилавков с разнообразными продуктами к чаю, Оляне казалось, что всё произошедшее было каким-то наведённым сном, кошмаром, не имеющим с реальностью ничего общего. Как будто случившимся не с ней.

Они купили продуктов и вышли в вечернюю темноту. Крупными хлопьями пошёл снег. Первый этой зимой.

– Не говори родителям, пожалуйста, – попросила Оляна сестру.

Её красивые хрупкие мечты с детьми, похожими на Мишу, были растоптаны как снежинки, превращающие дорогу в жидкую грязь.

Глава 5

Психологические игры

Когда Ожега скрылась за поворотом к «мозгопыточной», Оляна грустно и продолжительно вздохнула, а Озара начала обдумывать план на случай, если у сестры не выйдет договориться с Полиной Геннадьевной. Школьная психологиня была молодой и принципиальной, что-то там себе про них придумавшей и постоянно пытавшейся «помочь» – да так, что хоть стой, хоть падай. Озаре казалось, что они не так и сильно отличаются от обычных людей, чтобы эта Полина за ними так бегала и пыталась «осчастливить», не имея от этого никаких особых преференций ни от школы, ни от гороно, и даже наоборот. Но и после прошлого провала со всей этой историей с соцслужбами Полина Геннадьевна не оставила их семью в покое, хотя и сбавила обороты со всеми этими «консультациями».

Доля вины в таком поведении школьного психолога была и за Оляной, которая привыкла бесхитростно говорить взрослым правду. Поначалу ей даже нравилось внимание и расспросы «учителя», к которому её привела их классная руководительница и, по совместительству, преподаватель русского языка и литературы Тамара Петровна, в пятом классе, после истории с былиной про Змея Горыныча. В отличие от других школьных педагогов, Полина Геннадьевна не ругалась, не высмеивала Оляну, расспрашивала, интересовалась, слушала, не считала глупой и как будто стала другом, угощала чаем с конфетами. И поначалу Озара даже не придала этому значения, ещё не зная, что это за учитель такой и зачем сестрёнка бегает к психологу чуть ли не каждый день, а потом сдавать назад стало поздно.

Выведав то, что знала Оляна, Полина Геннадьевна «забила тревогу». И хорошо ещё, что каких-то серьёзных родовых тайн сестра не знала вовсе, да и, кажется, мама-кудесница всё-таки поколдовала, ограничив разговорчивость дочери. Открытый характер, доверчивость и невозможность солгать или обойти вопрос – на самом деле страшная гремучая смесь, в чём они все убедились. Потому что даже без признаний их иномирного происхождения Полина Геннадьевна сочла, что живут и воспитывают детей они неправильно.

И во всей этой ситуации больше всех пострадала Оляна, так как испытала первое в жизни предательство человека, которому доверяла. Ожега бы на месте Оляны никогда больше не заговорила с Полиной Геннадьевной. Озара бы тоже вряд ли простила покушение на свою семью, пусть и неудавшееся. А Оляна… всего лишь через два года снова начала ходить на «консультации». Хотя стоило признать, что Полина Геннадьевна из кожи вон лезла, чтобы загладить вину. Правдами и неправдами заманивала в свою «мозгопыточную» и «сглаживала конфликт», «объясняла свою точку зрения», втягивала в диалоги, даже извинялась.

И при этом не оставляла попыток узнать про их семью, жизненный уклад и будущее, которое им готовили родственники. И всё это делала с такой искренней заботой и переживаниями, что они все терялись, не зная, что и думать. Полина Геннадьевна была очень странной, но с ней пришлось смириться, как с неизбежным. Оляна вроде бы стала осторожней, но и психологиня умела разговорить, к тому же в последнее время Оляна вообще была какой-то особенно рассеянной. Возможно, ещё и поэтому снова у неё что-то «сорвалось с языка», а ведь Озара учила, что надо тоже в ответ спрашивать, чтобы вроде поговорили, время прошло, но ничего особенного психолог не узнала. Ожега вот так и делала, и это точно работало. Чтобы противостоять их психологу и её «штучкам», Озара досконально изучила тему и почерпнула много интересного по различным приёмам и манипуляциям. Некоторые даже поспособствовали увеличению её репутации в классе и полезным знакомствам.

– Ожега зашла, про меня начали говорить, – сказала Оляна и снова погрузилась в напряжённое молчание, но оно и понятно: её наверняка уже вовсю обсуждали и упоминали, так что её Дар сейчас работал на полную, улавливая и передавая обрывки разговора.

Озара кивнула и ободряюще улыбнулась, показывая, что всё под контролем, чтобы всегда излишне ранимая сестра не накручивала себя.