Текст книги "Не друг (СИ)"
Автор книги: Мия Шугар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Глава 2
Проснулась я от боли, хотя вряд ли то состояние, в котором я пребывала ночью, можно было назвать сном. Если только кошмаром.
У меня болело все, начиная от макушки, в которую упирался твердый подбородок Никиты, и заканчивая ступнями, придавленными тяжёлой мужской ногой к постели.
Никита спал рядом, крепко обнимая мое несчастное измученное тело и не давая шансов незаметно отодвинуться.
Проснулся он моментально, от моего первого вялого движения; осторожно убрал с меня неподъемные конечности и с тревогой спросил:
– Ты как? Настя, мне так жаль… Ты сможешь меня когда-нибудь простить?
Мне понадобилось время, чтобы осознать – он не шутит, а вполне себе серьезно интересуется, не сильно ли испортило наши отношения это маленькое недоразумение.
Никита попытался мне помочь подняться с разоренной кровати, но я зло откинула его протянутую ладонь, за что поплатилась режущей болью в шее.
– Уйди, пожалуйста, и больше никогда не появляйся. – Плакать я уже не могла, но от невыносимой боли в теле мне хотелось орать и бросаться на стены, и останавливало меня лишь то, что активные движения приведут к новой боли.
Никита встал на моем пути в ванную, растерянно взъерошил волосы на затылке и опять потянул свои ручищи ко мне.
– Давай помогу. Отнести тебя в ванную? – Я так свирепо посмотрела, что он осекся и неуверенно добавил. – Или хотя бы обопрись об руку.
– Ты меня плохо слышал? Я сказала – вали из моей квартиры!
Никита обернулся, словно эти слова предназначались не ему, а кому-то другому, попятился задом по коридору, пока не дошел таким образом до ванной комнаты, включил свет и предупредительно распахнул передо мной дверь.
– Выполни одну мою просьбу, – я на секунду прикрыла глаза, борясь с головокружением и слабостью, а когда открыла, поморщилась от чересчур внимательного и крайне встревоженного взгляда. Лучше бы он вчера так смотрел! – Когда я выйду из ванной, тебя здесь быть не должно.
В ванной я всё-таки опять разрыдалась, окончательно добивая воспалённые глаза. Смотреть на себя такую оказалось слишком тяжёлым испытанием. Он меня пытался съесть? Глубокий укус на шее, царапины от зубов на плечах и ключицах, бесконечные засосы на груди, животе и даже бедрах.
– Настя! – в дверь забарабанили. – У тебя все нормально?
– Пошел ты! Сволочь!
Я с трудом забралась в ванну, включила душ и осторожно провела по груди и животу мыльной губкой, но взгляд то и дело обращался к небольшому круглому зеркалу, в котором отражались мои искусанные и натертые жёсткой щетиной губы и два багровых засоса на нижней челюсти и на шее.
От увиденной картины и от жуткой опустошающей слабости и отвращения к самой себе, я почувствовала, как тело превращается в дрожащее желе и съезжает по мокрой кафельной стене вниз, в ванну, по дну которой сбегала мыльная вода и словно уносила в отверстие водостока все хорошее из моей жизни.
– Настя! – дверь с противным металлическом лязгом лишилась замка и резко распахнулась. Открывалась она в коридор и, получается, Никита её не выбил, а именно открыл, потянув ручку на себя и выдрав магнитные внутренности замка. – Настюш… девочка моя..
Никита достал меня из ванны в полубессознательном состоянии, укутал в полотенце и отнес в родительскую спальню, где осторожно уложил в кровать и укрыл одеялом.
– Сейчас, маленькая… Полежи пока, а я сделаю чай. Где у тебя таблетки? В сумке?
Никита ушел на кухню и через несколько минут вернулся со стаканом чая и блистером обезболивающего. Руки Никиты подрагивали, когда он вкладывал в мою ладонь две таблетки и поддерживал стакан, чтобы я не облилась горячим напитком. Никита постоянно смотрел на меня, тревожно и умоляюще, но и также постоянно отводил глаза, не в силах выдержать мой ответный взгляд – твердый и презирающий. Я не понимала его поступка и вчерашней жестокости, но не могла понять и сегодняшнего поведения.
Неужели ему не хватает женского внимания? Ни за что не поверю в это, так как не раз лично наблюдала кидающихся ему на шею девиц. Уверена, – стоит ему свистнуть и девчонки выстроятся в очередь. Да даже если представить, что ни одной подружки сейчас нет в пределах досягаемости, он всегда мог воспользоваться услугами специальных платных девушек. У нас хоть и не столица, но, по рассказам бравирующих однокурсников, проблем с этим нет.
А сегодняшнее его поведение окончательно сбивало с толку, но разбираться ещё и с этим я не хотела. Единственное, что сразу пришло на ум – это страх Никиты перед законом. Скорее всего, он боится, что я напишу заявление и расскажу о нападении, но ничего подобного я делать не собиралась, пусть будет спокоен. К врачам я тоже не пойду и на это у меня сразу две веских причины – моя мама и мама Никиты.
Обе наши мамы работали в единственной на весь город женской консультации при городской поликлинике, только моя до отъезда трудилась регистратором в общей регистратуре, а Никитина – лаборантом.
В детстве мы с Никитой часто тусили в поликлинике и консультации, то тихо рисуя каляки-маляки в регистратуре у моей мамы, то рассматривая интересные колбочки с реактивами в лаборатории у тёть Любы, да и в более взрослом возрасте день-через-день забегали к родительницам по всяким мелким делам – взять мелочь на проезд или мороженое, встретить с работы, занести что-то или, наоборот, забрать.
И, понятное дело, мы знали всех тамошних медработнико, от санитарок и водителя до заведующей, как и они нас, и я даже не представляю, что начнется, если я сейчас появлюсь в таком состоянии на пороге медучреждения.
Никита словно знал о чем я думала.
– Может быть, тебе к врачу нужно? Давай съездим? – Его голос звучал неуверенно и я даже прикидывать не собиралась, сколько мужества ему понадобилось, чтобы предложить это.
Но все дело было в том, что я не хотела ни видеть Никиту, ни куда-то с ним ехать, ни даже разговаривать.
– Уходи. – Никита вскинул голову и с отчаянием посмотрел на меня, пытаясь улыбнуться, но эта жалкая попытка скрыть непонятно что от меня, не удалась. – Я серьезно, Никит. Просто уйди. И не бойся, в полицию я не пойду.
– Я не боюсь! Ты все не так поняла!
– Интересно, что тут можно понять не так? Ты практически изнасиловал меня или мне это показалось? Просто уходи и забудь о моем существовании.
Никита дернулся, как от удара током, сжал кулаки и побледнел, а что там с ним было дальше я досматривать не стала и прикрыла свинцовые веки.
Похоже, обезболивающее начало действовать.
* * *
До конца дня я больше не вставала с постели, балансируя в странном пограничном состоянии между сном и явью. Затуманенный мозг вяло отмечал, что Никита так и не ушел, а продолжал бродить по моей квартире, как по своей собственной. Судя по звукам, он поставил стирку, приготовил обед и занялся ремонтом двери в ванной, о чем свидетельствовали лязг инструментов и периодические чертыхания Никиты.
Солнце заливало комнату мягким предзакатным светом, по воздуху плыл аромат куриного бульона, в соседней комнате мужчина занимался ремонтом, и эта мирная домашняя обстановка напоминала бы обычный семейный вечер, если бы не одно большое жирное "НО". И, к сожалению, это самое "НО" не давало мне покоя ни на минуту. Кусачая боль возвращалась и терзала шею при каждом движении; переутомленные бесполезной борьбой мышцы звенели и грозили в любой момент скрутить руки и ноги судорогой, а присутствие рядом обидевшего меня мужчины нервировала настолько, что, в конце концов, я не выдержала – превозмогая боль сползла с кровати и, держась за стену, мелкими шагами пошла на звук ремонта.
– Да чтоб тебя! Зараза! – Никита неловко стукнул молотком себе по пальцу и выронил декоративную накладку замка. – Ничего не получается.
– Это потому что ты взял молоток для отбивания мяса. Строительным бы получилось, наверное.
Никита обернулся. И снова этот щенячий жалостливый взгляд, полный раскаяния и… нежности что-ли? Я скривилась и светло-карие глаза померкли, опустились к полу, а я, тщательно выверяя дистанцию, обошла сидящего на корточках Никиту, подошла к входной двери и открыла её нараспашку. Если парнишка не понимает слов, придется намекнуть прямо.
– Уходи.
От мамы я иногда слышала выражение "почернеть лицом", но никогда особо не задумывалась, что именно оно означает. Может грусть, а может испуг. Но сейчас, видя перед собой Никиту, я наконец-то поняла, что имела в виду мама, произнося эту фразу.
Никита будто окаменел, но не мягкими линиями благородного мрамора, а грубыми резкими рублеными формами гранита. Скулы, подбородок, нос – все стало острым на вид, словно с лица схлынули не только краски, но и кровь, наполняющая жизнью тело.
– Уходи, – повторила я, и каменная статуя работы древнего камнетеса, ожила.
Никита упруго поднялся и приблизился ко мне, твёрдыми шагами взбивая тишину квартиры и подъезда, и вселяя в меня дикий страх. Его лицо, выражение глаз, порывистые, но уверенные движения – все напоминало мне вчерашнего его, жёсткого и жестокого, и наводило дикий ужас.
Я шарахнулась в сторону, когда между нами осталось расстояние не больше метра. Ударилась плечом о гардеробный шкаф, но практически не заметила этой боли, вся одновременно горя и холодея от кошмарного предчувствия. Я не вынесу этого больше. Лучше бы он сразу меня убил и не мучил.
Никита захлопнул дверь, закрыл её на все три замка и повернулся, сверля меня злым взглядом, который, впрочем, секундой позднее смягчился.
– Не бойся меня, пожалуйста. Я не наврежу тебе, – Никита попытался подойти, но, внимательнее рассмотрев вжавшуюся в угол меня, передумал. – Но я не уйду.
– Я же могу вызвать полицию, – плачущим тоном пригрозила я. – Ты уже придумал, что скажешь маме?
Никита сжал кулаки и прикрыл глаза, всем своим видом показывая, как ему тяжело это слышать, и мне бы было его жаль. Например, неделю назад. Или позавчера. Да даже вчера утром мне было бы невыносимо видеть его таким, но только не сейчас. Сейчас я жалела себя и только себя.
– Мне все равно. – Я пропустила момент, когда Никита шагнул ближе, так близко, что я почувствовала его запах и сильнее вжалась в угол, отворачивая голову в сторону и стремясь оказаться хоть на миллиметр дальше от парня. – Понимаешь? Вызывай, кого хочешь, но уйти я не могу.
Высказавшись, он отступил, давая мне сделать глоток воздуха, но это помогло слабо. Сердце било мощным пульсом в уши и весь небольшой запас сил казался полностью исчерпанным. Я ничего не понимала и от этого хотелось рыдать, но я всё-таки спросила:
– Ну почему, Никита? Если тебя не пугает полиция, почему ты меня не оставишь в покое? Давай я тебе пообещаю, что никому об этом не расскажу и мы просто разойдемся в разные стороны?
Даже после произошедшего я не хотела видеть друга детства за решеткой, очень жалела его маму и в самом деле планировала попытаться все забыть и уехать в Москву.
Возможно мне потребуется много времени, чтобы избавиться от ужасных воспоминаний. Я даже могу посетить психолога. И, кажется, я уже не захочу приехать в этот город и никогда не решусь зайти в свою спальню. Но со временем я со всем справлюсь, если только Никита уйдет и перестанет вселять в меня вселенский ужас и отвращение к мужскому телу.
Но мои планы с его совершенно не совпадали.
– Настя.. – Никита протяжно вздохнул. – Я сам ничего не понимаю, но знаю одно – уйти я не могу. Меня что-то толкает к тебе, заставляет быть рядом. Как можно ближе. Во мне словно живут два разных человека. Один – это я, самый обычный, тот, которого ты хорошо знаешь. Но вот второй… Это кто-то страшный и я его сам боюсь. Он заставляет меня быть с тобой. И я ничего с этим не могу поделать. Он очень сильный, я не могу ему противостоять. От каждого твоего отказа или просьбы уйти он звереет и воет у меня в голове. И требует-требует-требует! Он прямо сейчас кричит, толкает меня к тебе, хочет, чтобы я унес тебя в постель и не выпускал оттуда.
Никита говорил взахлёб, выплескивал на меня все это, а я от шока не могла ничего сказать или спросить. Я даже соображала с трудом и единственная мысль, которая билась в голове, была о том, что мой друг сошел с ума.
– Настя, прошу тебя, поверь мне! Как бы я не хотел оставить тебя в покое – я не могу. Я попытаюсь разобраться с этим, но прошу, не выгоняй меня и не зли, пожалуйста.
Ничего себе просьба! Может его и похвалить ещё?
Никита же, воодушевленный моим молчанием, продолжал:
– Это началось лет в 15, может в 14. Голос в голове тогда был ненавязчивым, просил чаще видеться и раздражался, если возле тебя крутились другие пацаны. Но, чем старше мы становились, тем хуже я себя чувствовал. Брал тебя за руку и с трудом отпускал, сажал себе на колени в автобусе, – помнишь же? Часто так ездили, – и ненавидел приближающуюся остановку и момент выхода. Мне казалось, что ты необыкновенно пахнешь, хоть вы с Катькой при мне брызгались духами из одного флакона. Но Катька пахла обычно, а ты так, что мне хотелось.. – Никита поднял лицо к потолку и тяжело сглотнул. – Много чего хотелось, в общем. Я отвлекал себя, как мог, из спортзала практически выползал, но мысли о тебе не отпускали, а только прибывали. Когда ты уехала, я даже сначала вздохнул свободнее, но ничего не поменялось. Я все так же хотел тебя и с каждым днём всё сильнее. А когда ты позвонила и сказала, что приезжаешь… Да ещё и про жениха намекнула… – Никита подошёл к стене и прислонился к ней, уткнувшись лбом в синюю шелкографию. – Что-то лопнуло у меня в голове и этот второй я полностью вышел наружу. Теперь он управляет мной.
* * *
Я так и не решилась выйти из своего уголка и продолжала прятаться за шкафом, упорно игнорируя мысли о том, что Никите меня отсюда достать не составит труда. Но я цеплялась даже за видимость безопасности, призрачную и ненадежную, и не могла заставить себя выйти. Посмотреть на друга детства я тоже не могла. Казалось, только подниму голову, и он сразу все поймет по моему лицу. Невозможно скрыть смятение, охватившее меня после его признания, и мне требовалось время, чтобы переварить новую информацию.
Я лихорадочно вспоминала все, что когда-либо слышала, читала, видела в фильмах о сумасшедших. Не скажу, что часто сталкивалась с таким, но все же. Вот, взять, например, тот фильм с Ди Каприо, где герой сошел с ума после смерти детей. Кажется, там доктор подыгрывал ему и они вместе расследовали преступление. Может, и мне подыграть пока Никите? А не станет ли хуже от моих кривляний? Актриса я никудышная, мама мои детские и подростковые проказы раскрывала моментально, как бы я не пыталась выкрутиться и скрыть пакость.
– Настя, – позвал Никита убитым тоном. – Ты мне не поверила? Понимаю тебя. Сам бы не поверил, если бы такое услышал.
Раздались шаги – Никита ушел на кухню. Я ещё немного постояла в углу и решила выбираться – нестерпимо хотелось в туалет, а ещё – пить.
Умывалась я не глядя, так как знала – увижу себя в зеркале и опять расплачусь, а мои бедные глаза этого не переживут.
Пересилить себя и добровольно зайти на кухню было непросто и я даже, выйдя из ванной, на пару секунд задумалась – а не рвануть ли мне к входной двери, а потом через пустой подъезд на улицу. Но, пока я стояла в коридоре, все звуки с кухни стихли и у меня появилось неприятное ощущение, переросшее в убеждение – Никита сейчас прислушивается к тому, что я делаю, и, в случае попытки побега, догонит меня быстрее, чем я отопру дверь.
Поэтому я поправила закатанные рукава домашней рубашки, в которую переоделась в ванной, и несмело побрела на кухню, где опять полилась вода и зазвенела посуда.
– Ты как раз вовремя, – Никита поставил на стол тарелку с жидким куриным супом, скорее даже бульоном, и подвинул мне стул. – Садись, поешь. Извини, без картошки. Забыл заказать.
Так вот откуда появились продукты, а я все гадала. Мама перед отъездом освободила полки и холодильник от остатков съестного, а я, конечно, ничего не успела купить. А Никитка, получается, пока я спала, заказал доставку. Заботливый, блин. Добытчик-кормилец. Немного сумасшедший и совсем капельку насильник. А так нормальный парень, жалостливый.
Невесело усмехнувшись своим мыслям, я все же села и машинально отправила в рот ложку теплого супа. Бульон был, на удивление, приличным, и, если бы не пристальный взгляд я бы даже получила от еды удовольствие. Но нездоровое внимание заставляло меня смущаться и довело до того, что я поперхнулась.
– Эй! Ну-ка давай, дыши, – Никита легко похлопал меня по спине, как делал десятки раз до этого, когда мы с Катькой, будучи безалаберными балбесками, смеялись во время еды и, как следствие, давились.
Но сейчас его помощь пошла во вред – я так перепугалась, что вообще забыла сделать вдох, запаниковала и почувствовала, как сознание медленно начинает гаснуть. Комната поплыла перед глазами, фигуру Никиты заволокло темным туманом, а я все не могла наполнить лёгкие воздухом, пока не ощутила на лице брызги холодной воды.
– Настя! Настенька! – Никита продолжал поливать меня водой из кружки, да так усердно и щедро, что мне пришлось отбиваться.
Впрочем, борьба долгой не получилась. Взгляд Никиты опять изменился и теплый янтарь его радужки уступил место твердому почти красному оттенку гранита. Обеспокоенность заслонила знакомая жёсткость, черты лица заострились, ноздри жадно затрепетали и парень облизнулся. Да, я специально отметила про себя – парень, а не Никита. Это опять был тот, другой.
Увидев эти изменения, я прекратила драться, машинально прикрылась руками и замерла на месте, старательно избегая встречи глазами с незнакомцем. Меня трясло и лихорадило, и каждая мышца тела вибрировала от напряжения и дикого парализующего страха. Как там Никита сказал на своей маленькой исповеди в коридоре? Он сам боится свое второе я? А что же делать мне тогда?
– Настя.. – Мое имя, произнесённое со стоном-выдохом, заставило вздрогнуть и покрыться "гусиной" кожей. – Он ушел.
Я недоверчиво подняла глаза и убедилась в правоте Никиты. Передо мной действительно сидел невероятно грустный, потерянный, почти плачущий друг детства.
Я, пошатываясь, поднялась со стула и побрела в гостиную, к дивану. Свое состояние я слабо осознавала, но приблизительно понимала, что именно так себя чувствуют люди, доведенные до крайней степени отчаяния.
Я с трудом присела на диван, подогнув под себя ноги, и с тоской посмотрела в окно.
Мама всегда с восторгом хвалилась нашей квартирой перед друзьями и знакомыми. Это же чудо просто! Вроде и почти центр, до значимых городских объектов рукой подать да пару остановок на трамвае проехать, а выглянешь в окно – как в лесу живём. Наш дом был последним в строю таких же двухэтажных "сталинок", к тому же, стоял немного на отшибе. Дом по соседству снесли после пожара ещё до моего рождения, а на его месте так ничего и не построили, оставив между нашим домом и ближайшим большой пустырь, который за эти годы зарос деревьями. С другой стороны к нашей двухэтажке почти вплотную примыкал старый сад детской инфекционной больницы. Дети лечились от хворей в новом корпусе, на другой стороне квартала, а сад старой больницы остался нам в качестве места для прогулок.
"Личный парк" – гордо заявляла мама, а ее подруги завистливо вздыхали.
Мне тоже всегда нравилась эта уединенность и малолюдность, но сейчас она же отнимала надежду на спасение извне. Кого мне звать на помощь, когда в подъезде ни души и в округе никого?
Словно издеваясь надо мной, Никита зашёл в гостиную с моим телефоном в руках. Он увлеченно набирал что-то на экране смартфона, а я с досадой вспомнила, что не меняла пароль с момента покупки гаджета.
Спрашивать я ничего не стала, так как и сама поняла, чем он занят. Никита отправлял сообщения моим родным и, конечно, Катьке. И я не сомневалась, что делает это он не впервые. Ничем другим я не могла объяснить, почему Катюха ещё не явилась с бутылкой вина ко мне в гости.
Глава 3
К обеду следующего дня мне удалось выработать некие правила поведения, чтобы создать хотя бы видимость, подобие мирной жизни. Но до этого пришлось пережить немало страшных минут, когда я, забывшись, повышала голос или пыталась оттолкнуть подошедшего слишком близко Никиту. В такие моменты сразу появлялся Никита номер два и пугал меня зверским взглядом и болезненными объятиями. После последнего его появления, когда Зверь, как я его мысленно называла, схватил меня за волосы, намотал их на кулак и долго с силой водил носом по моей шее, неизвестно что вынюхивая, я вообще зареклась перечить Никите. Безропотно ела, когда он ставил передо мной тарелку, играла с ним в карты и даже машинально улыбалась шуткам, хоть и чувствовала себя гаже некуда.
Никита тоже старался – пытался делать вид, что между нами ничего особенного не произошло и мы по-прежнему старые добрые друзья. Но и ему явно было неловко – иногда он сбивался на полуслове и смотрел на меня то тревожно, то виновато, но тему произошедшего не поднимал и больше не извинялся. А я… я боялась Зверя, и чем дальше, тем сильнее.
Вот уже два часа я старательно делала вид, что готовлюсь к экзамену, а сама в это время пыталась унять бешеное биение сердца и выровнять дыхание. Меня очень беспокоило состояние Никиты и я до нервной дрожи боялась повторения его припадка.
Никита беспокойно ходил по комнате, не отводя от меня тяжёлого взгляда. Я его ощущала физически и всего один раз подняла глаза о чем сразу пожалела. Каждая мышца на лице Никиты подергивалась, отчего казалось, что он вот-вот превратиться во что-то ужасное, глаза постоянно меняли цвет с привычного светло-карего на кирпично-красный. Он и сам весь дрожал и трясся, а от его мельтешения вскоре заболела голова.
– Настя, – в хриплом рокочущем рыке невозможно было узнать голос друга и я чуть не расплакалась от нехорошего предчувствия и страха. – Мне нужно подойти к тебе. Ты позволишь? Пожалуйста, Настя. Я тебя умоляю – не сопротивляйся. Я не хочу делать тебе больно, но и не могу оставить тебя.
Я вскочила с дивана, отбросив в сторону тетрадь с конспектами, и затравленно посмотрела по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, способного меня защитить, но Никита уже шел ко мне, ослепляя безумным красноватым светом глаз и пугая невероятной решимостью.
Я всхлипнула и сделала шаг назад, но спасения не было.
Никита схватил и стиснул меня в объятиях так, что затрещали ребра и я, сколько бы не уговаривала себя потерпеть, не могла этого выдержать. Инстинкты оказались сильнее.
Я помню, как царапалась и даже кусалась, в буквальном смысле выгрызая и выцарапывая себе свободу и жизнь. Помню, как озверевший Никита опрокинул меня на диван и я с горечью подумала, что теперь и в эту комнату мне путь закрыт. И отчётливо помню, как раздался звонок домофона.
Я замерла, не в силах поверить, что кто-то пришел и у меня, наконец, появился шанс на спасение. Замер и Никита, внимательно всматриваясь в мое лицо, хмурясь и прогоняя красноту из глаз, пока она окончательно не ушла, оставив только шокированный знакомый взгляд друга. Он скатился с дивана, посмотрел на исполосованные моими ногтями руки, неверяще покачал головой, пока я лихорадочно поправляла одежду и дрожащим голосом начал:
– Настя, мне так жаль… Это был не я.
Звучало глупо, но я и слова поперек не сказала, лишь мстительно усмехнулась, так как в этот момент в окно гостиной забарабанили.
– Настя! Никита! Ну я же вас вижу! Открывайте давайте.
На вытянутое лицо Никиты я бы любовалась бесконечно, но вместо этого я ещё шире улыбнулась и подошла к окну, открывая раму настежь.
– Здравствуйте, тёть Люб. Сейчас открою. Как хорошо, что вы пришли, чаю попьем.
Поприветствовав маму Никиты, я с победоносным видом прошла мимо него, стоящего с опущенной головой, и направилась к двери. Попался, скотина! Теперь посмотрим, кто-кого.
– Настя! – Никита схватил меня за руку. – Настя, пожалуйста! Она не переживет! Я прошу тебя, Настя, не впутывай ее, мы сами разберемся.
– Сами разберемся? – я с шипением вырвала руку из захвата. – А как ты собираешься разбираться? Будешь меня насиловать при каждом косом взгляде? Это твой метод?
Никита побледнел, а потом, когда звонок домофона взорвал наэлектризованную тишину квартиры, упал на колени и обнял меня за бедра. Он горячечно покрывал поцелуями мой живот через несколько слоев одежды и повторял:
– Прости! Прости, Настя! Я умру без тебя.
Выслушивать этот бред больше не было сил, как и терпеть присутствие Никиты, поэтому я хоть и с трудом, но вывернулась, дошла до домофона, сняла трубку и нажала кнопку открытия двери, после чего открыла и дверь в подъезд.
Я спасена.
Тетя Люба появилась в квартире, принеся с собой запах жареных пирожков и свободы.
– Ну вы даёте, молодежь! До вас не дозвониться, не достучаться.
– Так домофон был выключен, – пожала плечами я и от души обняла добродушную женщину.
– Никитка, ты чего на полу расселся? На вот сумку, помоги матери. И что у тебя с телефоном? Почему дома не ночуешь?
Тёть Люба налетела на сына с расспросами, а я оперлась плечом о дверной косяк, сложила руки на груди и с удовольствием наблюдала за этим действом.
– Хорошо хоть Катерина подсказала, что ты вернулась. Ну, думаю, точно, веселая троица гуляет. Хоть не много пили? – Тёть Люба грозно подбоченилась и посмотрела на сына, но затем махнула рукой. – Ладно уж, что с вас взять… Эх, молодежь. Я вам тут пирожков нажарила, котлет навертела. А то жрете свои бургеры да лапшу растворимую.
На столе появились контейнеры с едой, свёртки и туесочки, а теть Люба, продолжая одновременно причитать про “не ту” молодежь, жаловаться на жару и расспрашивать про Москву, уселась за стол с намерением выпить обещанного чаю.
Никита хмуро смотрел на разговорчивую мать и на задумчивую меня, а я все никак не могла выбрать момент, чтобы рассказать маминой подруге о том, кем на самом деле является ее сын.
– Ой, что-то в груди прям давит. Жара эта доконала. Скорей бы осень, а то так и сердце не выдержит. Насть, у тебя корвалола нет случайно?
– Не-а, – я растерянно развела руками и окончательно погрустнела.
Бедная теть Люба являлась обладательницей полутораметровой талии, одышки и диабета, и в жару ей действительно приходилось нелегко. А тут ещё и я с такими новостями.
* * *
Я так и не решилась ничего рассказать Никитиной маме, хоть и знала, была уверена – пожалею. И пожалела сразу же, как только закрыла за другом и его мамой дверь.
Да, родительница погнала Никиту домой помогать разгружать картошку, привезенную с огорода дедушкой, но что ему помешает вернуться через час назад? А я одна дома.
Нет, оставаться в квартире мне нельзя – слишком хорошо я знала Никиту и это его упрямое выражение лица, чтобы поверить в то, что мать его надолго удержит домашними делами.
Поэтому, едва теть Люба, собрав опустевшие контейнеры и забрав Никиту, вышла, я засунула принесенную ею еду в холодильник, закинула в дорожную сумку пару комплектов одежды, тетради с лекциями, маленький ноутбук, и отправилась к Катьке.
– Ой, блин, напугала! – Катя воровато выглянула в подъезд и быстро втянула меня в прихожую. – Я думала – родаки вернулись с дачи.
Причину Катькиного испуга я вычислила сразу – в квартире отчётливо пахло сигаретным дымом.
Я медленно проследовала за подругой на кухню, отмечая, что у нее в квартире все осталось так же, как прежде. Хотя, чего я ожидала? Прошло то всего два месяца, а кажется – целая жизнь.
– Так ты уже выздоровела?
– А? – я оглянулась на Катю, запускающую кофемашину, и вспомнила, что Никита переписывался с кем-то с моего телефона. Значит он написал всем, желающим пообщаться со мной, что я приболела. Не так уж он и соврал, кстати, – чувствовала я себя ужасно, а ведь завтра у меня консультация по предпринимательской деятельности, а послезавтра – экзамен.
– Так что, тебе уже лучше? – Катя поставила передо мной чашку ароматного напитка. – Пей давай. Твой любимый, с ванильным сиропом.
– Да, Кать, мне лучше, – я пригубила кофе, зажмурилась и решилась спросить: – Кать, можно у тебя переночевать?
– Конечно можно, о чем ты спрашиваешь? Правда, я думала, мы у тебя потусим. Родаки вечером с дачи возвращаются, завтра ж понедельник.
– А у нас в подъезде канализацию прорвало, – не поморщившись, соврала я. Надо же было как-то объяснить подруге свое нежелание находиться в квартире.
– Фу, – Катька скривилась и с готовностью согласилась приютить меня, пострадавшую от несовершенства коммунальной системы, у себя.
Остаток дня и большую часть ночи я провела за изучением лекций и поиском недостающей информации в интернете. Дело шло тяжело и мыслями я часто возвращалась к произошедшему, что очень мешало, как и хихикающая по соседству Катя.
– Смотри, что Никитка прислал.
Я вздрогнула от неожиданности и пару секунд тупо смотрела на экран смартфона, оказавшийся у меня под носом, а Катюха все гоготала пьяной чайкой-хохотуном.
– Правда прикольно? Как он ушел красиво! Раз! – и прямо в воду с обрыва. О! Ещё что-то прислал.
Катя опять принялась смеяться над очередным тупым видеороликом, а я отвернулась к стене и в десятый раз перечитала восемнадцатый вопрос, стараясь абстрагироваться от происходящего в комнате. После просмотра роликов подруга ударилась в длительный разговор с Никитой с периодическим привлечением к нему меня, и, в конце концов, я не выдержала и ушла готовиться на кухню.
Не знаю, чего добивался Никита, но делать вид, что между нами троими все по-прежнему, я не собиралась. Сдам экзамен и уеду, а они тут пусть сами как хотят. Это ужасно, но, кажется, после произошедшего, я не смогу нормально общаться и с Катей. Она-то ничего не знает, а объяснять ей причины моего внезапного охлаждения к Никите я пока была не готова и не уверена, что когда-нибудь решусь на это.
Утро наступило слишком быстро. Я категорически не выспалась и, по ощущениям, забыла все, что учила вчера, да и список вопросов, который старательно составляла для консультации, умудрилась потерять. Да уж, день, похоже, задался.
А ведь впереди самое сложное – встреча с самым строгим преподом института.
Олег Владимирович Бельшанский – наш преподаватель по предпринимательской деятельности, славился среди студентов отвратительным характером и въедливостью, достойной прожженного декана столичного вуза. Его уровень явно не соответствовал уровню нашего простого провинциального института и студенты всех курсов с содроганием ждали зачётов и экзаменов по его предметам. Мы знали твердо – Бельшанский спуску не даст и не слезет с нас, несчастных, пока не выжмет каждую крупицу вбитых им знаний.
К институту я подошла вовремя, даже имея в запасе десять минут, поэтому особо не торопилась и по коридору плелась медленно, полностью погрузившись в грустные мысли.
