Текст книги "Кровное дело шевалье"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

– А вот туда-то нам и нельзя. Это для тебя теперь не жилье, а натуральный капкан…

– Вы так считаете, батюшка?

– Будь уверен! И близко к «Ворожее» не подходи! Есть один такой Гиталан, который спит и видит сцапать тебя и запереть покрепче. Так что шагай-ка со мной.

Шевалье не стал спорить, и двадцать минут спустя отец с сыном устроились в харчевне «Молот и наковальня», приютившейся в переулке Монторгей. Для некоторых посетителей этот кабачок гостеприимно распахивал свои двери даже ночью, несмотря на многочисленные запреты, объявленные в королевских эдиктах, и на частые рейды патрулей. В маленьком зальце второго этажа им подали простой ужин.

XXXVI
ОТЕЦ И СЫН (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

– Ну а теперь, – весело сказал Пардальян-старший, – признавайся: чем ты занимался в Париже после того, как я уехал? Почему ты бежал за этим экипажем? Тебе было известно, когда он появится и кто окажется внутри?

– Да, – лаконично ответил юноша.

– Ну, тогда ты знаешь куда больше, чем я. Мне велели следовать за каретой, а кто в ней находился, я и понятия не имею.

– Раз так, отец, – вздохнул Жан, – я вам сейчас все объясню. Вы, разумеется, помните, что почтеннейший Ландри Грегуар, владелец постоялого двора «У ворожеи», славится своим поварским искусством. Он мастерски готовит самые изысканные блюда; особенно ему удаются паштеты. Нынче утром я решил взглянуть, что делается в резиденции маршала де Данвиля. Я двинулся к дворцу Мем – и внезапно столкнулся с мадам Югеттой… Вы еще не забыли Югетту?

– Нашу прелестную хозяйку? Такую не забудешь!

– Ну вот… я с ней в большой дружбе. Она добрейшая женщина… Значит, увидел я ее, раскланялся и уже собрался идти дальше, но она попросила меня оказать ей честь и проводить ее. Я из простой любезности спросил, куда она спешит. А она мне сказала, что раз в неделю носит паштеты в особняки мадам де Невер, юной герцогини де Гиз и маршала де Данвиля. Ах, отец, в эту минуту я буквально потерял самообладание!

– Вам здорово повезло с этой очаровательной Югеттой! – ухмыльнулся Пардальян-старший.

– В общем, я обещал мадам Югетте, что составлю ей компанию. Она ужасно обрадовалась. Мы зашли в резиденцию Гизов, затем в дом мадам де Невер, а потом отправились во дворец Мем. За дворцом разбит сад, который огорожен высоченным забором; в заборе есть небольшая дверца. Этой дверцой и пользуется Югетта и попадает через сад прямо на кухню. Она юркнула в калитку, я следом.

– Шевалье, а вы куда? – изумилась Югетта.

– Как куда? С вами, на кухню. Вы можете выдать там меня за своего брата, свата или родного дядю – за кого хотите, но мне необходимо проникнуть в этот дом!

– Ах, господин шевалье, – разволновалась Югетта. – А вдруг вас увидит управляющий, и мы лишимся по вашей милости такого клиента!

Однако я настаивал. Она поохала – и сдалась. С черного хода мы зашли в большую переднюю; правый коридор ведет оттуда в кухню, а левый – в буфетную. Есть там еще и третья дверь.

Югетта свернула направо, я же обещал подождать ее в передней. Не успела мадам Грегуар скрыться в кухне, как я спрятался в буфетной, которая в этот час пустовала. Минут десять спустя я услышал, что мадам Югетта вышла из кухни, а потом увидел в окно, как она и еще какая-то служанка разыскивают меня по всему саду.

– Да где же ваш кузен? – воскликнула служанка.

– Наверное, ему надоело ждать и он ушел через сад, – ответила Югетта.

– Нет, мадам Югетта, я бы заметила его через окно, – покачала головой служанка.

– Может, вы как раз открыли дверцы шкафа, а они заслоняют окошко.

– Похоже, что так, мадам Югетта.

– Надеюсь, дорогая Жаннетта, вы не сердитесь на меня?

– Я? За что? За то, что вы привели кузена? Конечно, нет! Господа в буфетную не ходят, отсюда только блюда подают на стол, вон через тот коридор. А с вашим кузеном мне очень хотелось бы познакомиться…

Побегали они, побегали – и мадам Грегуар, распростившись, отправилась домой, а молоденькая служанка вернулась во дворец. Я успел разглядеть, что она – премиленькая…

– Вот, значит, что интересовало тебя в резиденции маршала де Данвиля! – усмехнулся Пардальян-старший.

– Вы глубоко ошибаетесь, отец! Служаночка зашла в буфетную, где я уже поджидал ее – и крепко обнял. Она хотела было заверещать, но я закрыл ей рот страстным поцелуем. В общем, через пятнадцать минут Жаннетта (ее имя – Жаннетта, батюшка) уже не сомневалась, что я давно и пылко люблю ее. Я же выяснил, что она скоро станет женой некоего Жилло, племянника господина Жиля, управляющего маршала. К Жилло она равнодушна, а господина Жиля просто не выносит.

Мы мило болтали, но внезапно услышали, что кто-то приближается по коридору к буфетной. Умница Жаннетта молниеносно распахнула дверцы шкафа и впихнула меня в него.

– Жаннетта, – осведомился некто, – узницы говорили тебе что-нибудь сегодня утром?

Узницы! Я в шкафу едва не лишился чувств.

А Жаннетта ему и отвечает:

– Нет, господин управляющий, ни сегодня, ни вчера эти дамы не промолвили ни слова. По-моему, им здесь не слишком уютно.

– Надеюсь, ты никому о них не рассказывала? Будешь держать язык за зубами – получишь от монсеньора богатое приданое. А завтра эти дамы уже покинут дворец. Понимаешь, Жаннетта, они в родстве с монсеньором. И он подыскал для младшей подходящего мужа. А девица уперлась – и все тут. Мать же во всем потакает дочери. Господину маршалу надоело их уламывать, он махнул на все рукой и решил отправить их домой. Но это все секрет, ясно?

– Разумеется, сударь!

– Вот и славно, Жаннетта. Будешь хорошей девочкой – обвенчаешься с моим племянником. Пока же до свидания.

Как только управляющий удалился, я выбрался из шкафа, а Жаннетта занервничала:

– Уходите скорей, сударь. Сейчас притащится Жилло и, если застанет вас здесь, устроит страшный скандал, весь дом на ноги поднимет. Завтра утром вернетесь, если… если, конечно, вам захочется меня навестить…

– Очень захочется, Жаннетта, – заверил ее я. – А теперь отведи меня к этим дамам.

– Вы рехнулись! – всплеснула руками служанка.

И тут она вдруг раскричалась: да кто я такой? Да зачем пробрался во дворец?! Я попытался ее успокоить, но она отбивалась и отказывалась наотрез. Вижу, я совсем потерял ее расположение, и никак не могу понять, почему. Вдруг Жаннетта воскликнула:

– Я знаю, вы любите эту барышню! И она вас любит! Конечно, поэтому она и отказывается от выгодной партии! Но на меня не рассчитывайте, я вам не помощница!

И тут она разрыдалась. А до меня наконец дошло: Жаннетта просто ревновала…

– Бедная девочка! – вздохнул Пардальян-старший.

– Я постарался ее успокоить, – продолжал Жан. – Поклялся, что меня послал к барышне один знатный дворянин… А сам я тут, мол, вовсе ни при чем… Ведь эта девушка – родня Монморанси, не может же она влюбиться в кузена трактирщицы, у которого к тому же ни гроша за душой… Этот довод убедил Жаннетту, и она захлопала в ладоши:

– Как же я сразу не сообразила! Конечно, знатная барышня вам не пара!

– Вот это ты хорошо придумал! – рассмеялся Пардальян-старший.

Шевалье помрачнел и надолго замолчал.

– Скажите, батюшка, – вдруг спросил Жан, – вы считаете, что Жаннетта права?

– Что ты имеешь в виду? Что родственнице Монморанси не пристало любить нищего бродягу вроде тебя?

– Да, отец.

Пардальян-старший пожал плечами и отхлебнул вина.

– По-моему, твоя служаночка рассуждает, как ребенок. Учти, сынок, любовь всех делает равными. Если знатная дама потеряет голову из-за бедного школяра, почему бы ей не выйти за него замуж? Стало быть, одна из пленниц – родственница Монморанси?

– Да, батюшка!

– Очень интересно… – задумчиво протянул Пардальян-старший. – Продолжай, я сгораю от любопытства: так что же было дальше?..

– Жаннетта успокоилась, убедившись, что меня послал к барышне какой-то важный господин, и согласилась помочь мне. Правда, предупредила, что до восьми вечера к ним не пробраться, и предложила, залившись очаровательным румянцем:

– Вы, сударь, можете пока посидеть в моей каморке. Пошли, я провожу вас туда.

Мы опять вышли в переднюю и из нее попали в узенький коридор с низкими сводами. Я шагал за Жаннеттой, но внезапно в дальнем конце коридора появилась какая-то фигура.

– Снова этот мерзкий Жиль! – подскочил Пардальян-старший.

– Нет, отец, теперь Жилло. Хорошо, что я заприметил в стене коридора нишу, а в нише дверку. Жаннетта оцепенела от ужаса, я же у нее за спиной юркнул в эту самую нишу. Служаночка оглянулась, поняла, что мне удалось спрятаться, и спокойно обратилась к Жилло. Я тем временем открыл дверку – к счастью, она была незаперта – и увидел лестницу, спускавшуюся в подвал. Я осторожно закрыл за собой дверь и навострил уши.

– Куда ты так торопишься, Жилло? – поинтересовалась Жаннетта.

– Сначала хотел заскочить в буфетную, поцеловать тебя.

– А потом?

– А потом дядюшка Жиль приказал привести в порядок закрытый экипаж. Им давно не пользовались, так что придется его чистить и мыть часа два, не меньше. Вот я и решил подкрепиться перед этим винцом… Сбегаю в погреб, возьму бутылочку…

– Так погреб же на замке!

– А я его тайком отпер, сейчас спущусь…

Чувствую, дверь, за которой я стою, медленно отворяется. Мельком вижу испуганное личико Жаннетты, а Жилло уже ступает на лестницу. Тут я на цыпочках крадусь по ступенькам вниз и вжимаюсь в стену подвала. Я надеялся, что Жилло схватит бутылку и поспешит наверх, но этот идиот зажег факел, тут же увидел меня и застыл с разинутым ртом. Я понял: сейчас он завопит. Я вцепился ему в горло и, как выяснилось, правильно сделал: наверху, в коридоре раздалось сердитое брюзжание. Экое, мол, безобразие, погреба нараспашку… Это был дядюшка Жиль… Жаннетта, наверное, уже унесла ноги. И господин управляющий запер дверь подвала.

– Черт побери! – крякнул Пардальян-старший. – Значит, тебя закрыли в погребе! И как же тебе удалось выбраться?

– Да уж сумел, хотя мерзавец Жиль три раза повернул ключ в -замке. Так вот, стоим мы с Жилло в подвале, я держу его за горло, чтобы он не закричал, а у него морда уже даже не красная, а лиловая. Ну, разжал я руки, а этот кретин сразу бух мне в ноги скулит:

– Сударь, забирайте все, что пожелаете, я ни слова не скажу, только не губите!

– Так он решил, что ты грабитель! – расхохотался старик.

– Вот именно! В погребе, и правда, добра было немало. Я, разумеется, не стал спорить с этим дураком, а связал его покрепче и заткнул ему рот.

– И во сколько это произошло?

– Примерно в одиннадцать утра.

– Подумать только! В это время я проделал такой же фокус с Дидье! Но об этом после. Продолжай! Значит, ты связал Жилло…

– Да, связал и положил на пол. Пролетел час, потом второй. Факел догорел и погас. Сижу я на лестнице в кромешной тьме, с пистолетом в одной руке и с кинжалом в другой и в волнении ожидаю, что какого-нибудь лакея отправят за чем-нибудь в погреб, он откроет дверь, и тогда я попробую прорваться наружу.

Но часы бегут, никто не появляется, кругом тишь и безмолвие. А в одиннадцать вечера узниц увезут неизвестно куда, и я ничем не смогу помочь им!

– Да, ситуация скверная! Но как же ты все-таки отпер дверь?

– Я не отпер. Отперла Жаннетта.

– Прелестное дитя!

– Быстрее, быстрее, – шепнула она мне. – Я стащила ключ, его вот-вот хватятся. Уже десять вечера! Уходите скорее!

У меня камень с души свалился: значит, экипаж еще не уехал! Я от всего сердца расцеловал Жаннетту и поклялся, что скоро вновь навещу ее.

Тут она вспомнила о своем женихе:

– А где Жилло?

– С ним все в порядке, – успокоил я ее. – Дремлет там, с кляпом во рту.

Жаннетта кинулась в подвал, а я выбрался в сад. Калитка была на запоре, так что я перелез через забор и обогнул дворец. У меня -уже не оставалось времени, чтобы переговорить с узницами, и я решил ждать карету у ворот особняка на углу.

Через полчаса, смотрю, ворота распахнулись. Показался экипаж. Рядом с ним лишь один всадник. У меня сразу же возник план: выстрелом из пистолета убиваю кучера, стаскиваю на землю всадника, нападаю на него и вынуждаю защищаться… Смертельно или не смертельно ранив этого дворянина, вышибаю дверцы кареты и выпускаю дам на волю…

Я выстрелил в кучера… Что было дальше, отец, вам хорошо известно, – грустно закончил Жан.

– Но ведь это события только одного дня, да и о них я начал узнавать с конца, – проговорил ветеран. – А что было раньше, сразу после того, как я уехал из города?

– Ах, батюшка! – покачал головой шевалье. – Этот день мог бы стать самым важным в моей жизни. Мне просто необходимо было попасть во дворец, ибо мою судьбу определяют судьбы двух этих дам. Я спасу их… или погибну! Вы, возможно, слышали, куда их увезли? Прошу вас, скажите!

– Увы, мальчик мой… Это мне неведомо…

– Я верю вам, батюшка! – вздохнул Жан, прощаясь с последней надеждой.

– Но ты-то можешь мне объяснить, что это за дамы, почему маршал де Данвиль держит их в заключении и причем тут ты? Кажется, ты упомянул, что они – родственницы Монморанси?

– Родственницы… Помните, батюшка, вы рассказывали о женщине, у которой много лет назад похитили ребенка? Ее имя вы тогда от меня утаили, утверждая, что это не ваш секрет…

Пардальян-старший содрогнулся и побелел.

– Так вот, это дитя – Лоиза де Пьенн, вернее, Лоиза де Монморанси… Именно ее с матерью увезли в том чертовом экипаже!

– И ты любишь ее!

– Люблю! Страстно и безответно! И не успокоюсь, пока не вызволю их из плена.

– Теперь все понятно. Ясно, почему меня держали под замком и зачем так заботились о мерах предосторожности: маршал де Данвиль опасался, что я дознаюсь, кого он скрывает у себя в доме. Если бы я докопался до правды, то сам совершил бы все то, что не сумел нынче вечером сделать ты.

– Ах, батюшка, но вы-то как попали на службу к маршалу? Сколько времени вы пробыли у него во дворце?

– Я только вчера вечером добрался до Парижа. А во дворце с меня не спускали глаз. Впрочем, господин де Данвиль заверил меня, что после полуночи я смогу располагать собой. Тогда я и хотел зайти к тебе.

Отец поведал сыну о том, как столкнулся в Пон-де-Се с маршалом де Данвилем, а юноша затем вкратце рассказал о приключениях, выпавших на его долю после отъезда Пардальяна-старшего из столицы.

Посовещавшись, наши герои решили, что ветеран отправится обратно во дворец Мем и станет пока вести себя как преданный слуга Анри де Монморанси; это была единственная возможность разузнать хоть что-то о Жанне де Пьенн.

– Во дворце же есть одна особа, которой отлично известно, куда поехала карета. Я имею в виду виконта д'Аспремона, он ведь сидел на козлах! – воскликнул старый бродяга. – И я вытяну из него все!

– А я побегу к маршалу де Монморанси, сообщу о новых кознях его братца. И давайте встретимся вечером на постоялом дворе «У ворожеи».

– Какой постоялый двор?! – подскочил ветеран. – Тогда уж лучше отправляйся прямо в Бастилию!

– Ах да, совсем из головы вылетело!

– Я устрою тебя в трактире у Като. Это моя старинная приятельница. К тому же о ее заведении идет дурная слава, так что караульные предпочитают туда не заглядывать.

– Но на постоялом дворе меня ждет друг! Не приведете ли вы его ко мне?

– Ладно, так и быть. Кто он?

– Пипо… моя собака.

XXXVII
В КОРОЛЕВСКОМ ДВОРЦЕ

Като, владелица трактира «Молот и наковальня», устроила Пардальяна-младшего в чуланчике. Здесь юноша нашел продавленный тюфяк, на котором и проспал несколько часов.

В девять утра Жан вскочил и тут же помчался к маршалу де Монморанси. Франсуа ожидал его с угрюмым нетерпением.

Целые сутки герцога терзали сомнения. То он горько сожалел, что не послушался голоса собственного сердца и не поспешил во дворец брата. То признавал правоту молодого шевалье и мысленно соглашался с тем, что действовать нужно не силой, а хитростью. То вдруг вновь изумлялся тому, что он – отец семнадцатилетней дочери, о которой еще вчера даже не подозревал, и это внезапное открытие умиляло и немного пугало его… А потом он вспоминал о муках Жанны, о ее великом материнском самоотречении – и осознавал, что любит эту женщину еще сильнее, чем прежде.

Думал Франсуа и о сложном положении, в котором оказался. При всем желании он не мог забыть, что его официальная супруга – Диана де Франс.

Он знал, что Диана уважает и ценит его. Развестись с ней значило бы тяжко оскорбить королевский дом. Конечно, когда-то папа римский расторг его брак, но вряд ли такое повторится теперь – папа никогда не выступит против короля Франции. Но Франсуа чувствовал, что больше не сможет жить без Жанны. Бедная женщина должна быть вознаграждена за свои страдания и полностью оправдана… И он, Франсуа де Монморанси, добьется этого!

Семнадцать лет, семнадцать лет прошло с тех пор… и все это время он мог бы жить спокойно и счастливо… При мысли об ушедших годах маршала де Монморанси охватывало бешенство… Отомстить, отомстить во что бы то ни стало – вот о чем думал Франсуа!

Когда Жан вбежал к герцогу, тот даже не решился о чем-нибудь спросить его. Но глаза Франсуа, полные нетерпения и тревоги, были красноречивее любых слов.

Маршал казался совершенно измученным. Еще вчера перед шевалье стоял гордый, могущественный сеньор, наследник славы и богатств знатнейшего рода Франции. Сегодня Жан увидел просто исстрадавшегося человека, охваченного глубокой скорбью. И Пардальян, бедный, безвестный дворянин, пожалел одного из первых вельмож королевства.

– Монсеньор, – с порога сказал Пардальян, – моя догадка подтвердилась! Их, и правда, держали во дворце Мем.

– Держали?

– Да, но теперь увезли в другое место. О, монсеньор, злая судьба наносит мне удар за ударом. Ведь я мог спасти их… Все решал единственный выстрел – но моя пуля пролетела мимо цели…

– Так вы участвовали в стычке?! – побледнел взволнованный Франсуа. – Дрались, пытаясь освободить мою супругу и мою дочь?.. Шевалье, я безмерно благодарен вам. Какое счастье, что на моем пути встретился такой человек, как вы!.. Столь бескорыстный и столь преданный! Не знаю, какими словами выразить вам мое расположение…

Жан слегка покраснел. Ироническая улыбка мелькнула у него на губах, но тотчас же исчезла.

– Да, но вызволить женщин мне не удалось.

– Значит, похититель все-таки мой брат. Дворянин из семейства Монморанси… О Боже! Анри навеки опозорил наше имя! Но сообщите мне скорее, что вы сумели выяснить, шевалье!

Жан рассказал все то, что уже известно читателю, однако не стал пока упоминать о своем отце.

– Таковы добытые мною сведения, монсеньор, – подытожил молодой человек. – Маршал де Данвиль увез пленниц, но куда поехал экипаж – загадка. Впрочем, возможно, я скоро ее разгадаю…

Франсуа схватил руку шевалье и нервно стиснул его пальцы.

– Я не могу ждать, мальчик мой! – вскричал маршал. – Я должен немедленно положить конец этим гнусным интригам! Вы осмелитесь повторить свой рассказ в присутствии моего брата?

– Я ничего не боюсь! – решительно заявил Пардальян.

– Тогда отправитесь ли вы со мной к королю?

– Хоть сейчас!

– Отлично! Поспешим же в Лувр. Надеюсь, его величество восстановит справедливость! А если он откажется рассмотреть мое дело…

– То?.. – трепеща, спросил юноша.

– То, – сурово откликнулся Франсуа де Монморанси, – не добившись суда земного, я буду уповать на суд небесный [6]6
  Небесным, или Божьим судом называли в те времена поединок.


[Закрыть].

«О Господи! – не без содрогания подумал шевалье. – Король… Но там обязательно будет и королева-мать. Эта милая дама однажды уже засадила меня в Бастилию; второй возможности она, видимо, тоже не упустит».

Через пятнадцать минут маршал Франсуа де Монморанси был готов к встрече с монархом. Герцог появился перед Пардальяном в парадном одеянии из черного бархата, при всех регалиях, с массивной золотой цепью на шее, с подбитым горностаем серым шелковым плащом на плечах. Однако вместо обычной в таких случаях изящной шпаги с эфесом, усыпанным драгоценными камнями, он вооружился настоящим боевым клинком с железной рукоятью в виде креста. Маршал казался величественным и грозным; в этот момент никто бы не усомнился, что глава дома Монморанси может говорить с королем как с равным.

Перед особняком маршала и шевалье уже ждала громадная карета, украшенная родовыми гербами и запряженная четверкой прекрасных вороных коней. Форейтор, два кучера на козлах и четыре лакея на запятках были облачены в ливреи с гербами Монморанси.

Маршал и Пардальян уселись в экипаж, напротив них устроились четыре пажа, и карета покатила к Лувру. В пути Франсуа и Жан не обменялись ни словом.

Весть о том, что в Лувр прибыл маршал Франсуа де Монморанси, молниеносно распространилась по дворцу: здесь любили посплетничать. Жизнь в резиденции монархов текла своим чередом, скованная жесткими рамками сурового этикета, но чопорность королевского двора скрывала кипение страстей, потрясавших этот замкнутый мирок.

Драмы и комедии, жестокие романы и поэтичные любовные истории, измены и дуэли, убийства и интриги – все бурлило в этом котле. Накрашенные и набеленные лица придворных модников казались неподвижными и равнодушными, лишь блеск глаз выдавал тщательно скрываемое волнение или замаскированное любопытство.

Любопытство – и достоинство, и недостаток придворного, его подлинная страсть, почти болезнь.

Неожиданная новость – приезд маршала Монморанси, который много лет не появлялся при дворе, – переполошила весь Лувр.

В тот день у короля Карла IX был прием, то есть придворные присутствовали при утреннем туалете его величества. Затем Карл показал приближенным свой новый кабинет, который по его приказу отделали на первом этаже, под королевскими апартаментами. К этом помещении, обширном, но казавшемся небольшим в сравнении с гигантскими анфиладами Лувра, Карл намеревался устроить охотничий и оружейный зал. Из окон кабинета открывался вид на Сену; здесь не было ни набережной, ни причалов; внизу, прямо под окнами, прихотливо извиваясь, бежала река.

Карл IX и десятка полтора его приближенных рассматривали аркебузу, которую демонстрировал им королевский оружейник Крюсе.

– Ваше величество, – говорил он, – это новая конструкция. Бьет без промаха!

Карл вертел в руках оружие, но думал явно не о меткости стрельбы. Он устремил мечтательный взгляд в окно, на струящиеся воды Сены и, забывшись, тихо выдохнул:

– Мари!

– Взгляните же, сир, – продолжал свои пояснения Крюсе.

Карл очнулся от грез и принялся рассматривать аркебузу.

– Вот представьте, ваше величество, – говорил оружейник, – что кто-то из ваших врагов как раз проходит вдоль Сены. Где-нибудь вон там, недалеко от того тополя. Вы можете выстрелить прямо из окна и наверняка попадете, а сами будете в полной безопасности. Ваше величество желает попробовать?

– Зачем? Надеюсь, у меня нет врагов, – раздраженно заметил Карл.

И морщины набежали на его бледный лоб.

– Конечно, у вашего величества нет врагов, – поспешил согласиться Крюсе. – Но попробуйте, оружие необыкновенной меткости…

– Ну, хорошо, хорошо… – вздохнул король.

Придворные подошли поближе, чтобы присутствовать при королевской забаве.

– Герцог де Гиз, – попросил Карл, – посмотрите, нет ли кого-нибудь на берегу, а то я, не дай Бог, задену человека.

Гиз, высунувшись из окна, огляделся:

– Никого, сир!

Король прицелился, выбрав мишенью тополь, росший шагах в тридцати от окна. Молодой герцог де Гиз подошел к Карлу с горящим фитилем.

– Зажигайте! – скомандовал король.

Герцог поднес фитиль, прогремел выстрел, и комната наполнилась дымом.

– Есть! – радостно закричал Крюсе. – Вы попали в тополь, ваше величество! Отсюда хорошо видно… Я же говорил – прекрасное оружие.

– Но учтите, – небрежно заметил герцог Анжуйский, – мой брат отличный стрелок!

Придворные согласно закивали головами, а фавориты Генриха Анжуйского даже радостно зааплодировали.

– У короля меткий глаз! – воскликнул Келюс.

– Его величество – лучший охотник королевства! – добавил Можирон.

Неожиданно стоявший поодаль мрачный мужчина произнес с неприятной усмешкой:

– А если бы на месте тополя оказался гугенот, король отправил бы его ad patres [7]7
  Ad patres (лат.) – к праотцам.


[Закрыть].

– Браво, Моревер! – заявил Сен-Мегрен.

Пока придворные болтали, король, внезапно побледнев, мрачно разглядывал рану, нанесенную тополю. Резким движением Карл отставил аркебузу и произнес:

– Дай Бог, чтобы из нее никогда не пришлось стрелять по живым мишеням!..

Придворные замолчали. Карл IX подозвал старика Ронсара, беседовавшего в противоположном углу комнаты с Дора.

– А что вы об этом думаете, отец мой? – обратился к поэту король.

Карл называл так Ронсара потому, что был искренне к нему привязан, а, кроме того, хотел подчеркнуть свое особое расположение к сочинителю.

Вопрос пришлось повторить, ибо Ронсар, как мы знаем, был абсолютно глух; он и выстрела-то почти не слышал. Ему показали аркебузу, тополь, и он наконец понял, о чем речь.

– Сир, – ответил старый писатель, – как жаль, что изуродовано прекрасное детище природы. Этот тополь плачет; поверьте мне, сир, дерево не понимает, за что вы его так искалечили…

– Господин поэт старается убедить нас, что у деревьев есть душа, – усмехнулся Гиз. – Да ведь это же ересь!

Ронсар не расслышал, но по ироническому выражению лица герцога понял, что над ним смеются. Седые брови Ронсара сурово сдвинулись, и он сердито добавил:

– Я скажу то же самое и охотнику, сразившему оленя или косулю: это преступление! Тот, кто для собственного удовольствия готов убить беззащитное животное, – а ведь прекрасные глаза этих благородных созданий молят преследователя о пощаде, – да, тот не колеблясь убьет и человека. Охотник по натуре кровожаден. И напрасно он прикрывает свою жестокость поверхностным блеском хороших манер: раз он убивает, у него инстинкты убийцы…

Нужно было обладать немалой отвагой, чтобы произносить подобные слова перед королем, безумно любившим охоту.

Но Карл IX лишь улыбнулся и снисходительно прошептал:

– Поэт! Настоящий поэт!..

В эту минуту в дверях вырос королевский лакей.

– В чем дело? – осведомился Карл.

– Сир, маршал де Монморанси покорнейше просит ваше величество об аудиенции.

– Монморанси в Лувре? – изумился Карл. – Наверное, и он прослышал о том, что мы собираемся заключить с гугенотами мир. Ведь раньше маршал не слишком-то стремился появляться при дворе. Пригласите его ко мне!

Карл IX уселся в высокое кресло черного дерева, сплошь покрытое искусной резьбой. Двери открылись. В кабинет скользнули по двое четыре пажа в ливреях Монморанси и замерли по обеим сторонам от входа. Потом появился маршал, за которым следовал шевалье де Пардальян.

Франсуа де Монморанси остановился в трех шагах от короля и почтительно склонился перед монархом. Затем он выпрямился, ожидая, когда Карл заговорит с ним.

Придворные застыли в ожидании; они не знали, как поступить: то ли любезно улыбаться Монморанси, то ли холодно отвернуться от него. Все наблюдали, какой прием окажет маршалу король.

Один лишь герцог де Гиз снисходительно и враждебно поглядывал на Монморанси.

– Явился! Лучший друг гугенотов… – процедил Гиз.

Король смотрел на маршала с искренним восхищением: лицо и фигура этого представителя прославленной семьи излучали сдержанную силу, спокойную гордость и благородное достоинство.

– Я рад приветствовать вас, господин маршал, – промолвил Карл. – Вас так давно не видели при дворе, что мы уже начали опасаться, не погибли ли вы. К счастью, вы, похоже, вполне здоровы.

Своими обиженными замечаниями Карл намекнул на то, что немного уязвлен тем пренебрежением, с которым относился к королевскому двору Франсуа де Монморанси. Но затем государь сказал ласково и серьезно:

– Однако главное то, что вы наконец посетили меня и, надеюсь, больше не пропадете! Еще раз заверяю: я счастлив встретиться с вами!

– Сир! – воскликнул Франсуа. – Покорнейше прошу выслушать меня.

– Я весь внимание. Что вы хотите мне сообщить?

– Сир, мне необходимо поговорить с вашим величеством с глазу на глаз.

– Что ж, я согласен.

При этих словах короля все придворные, среди которых находился и герцог Анжуйский со своими прихвостнями, с поклонами удалились из кабинета.

– А почему не уходит этот юноша? – удивился Карл, покосившись на Пардальяна.

Перехватив взгляд короля, шевалье вспыхнул. Очутившись в этом покое вместе с маршалом, Жан тут же заметил в толпе щеголей Келюса, Можирона и Моревера. Оба любимца Генриха Анжуйского и Моревер злобно воззрились на шевалье, а тот ответил им насмешливой улыбкой.

Монморанси поспешно объяснил королю:

– Сир, этот молодой человек, господин де Пардальян, – очевидец тех событий, о которых я хочу вам поведать. Умоляю вас, ваше величество, позвольте ему присутствовать при нашей беседе.

Карл милостиво кивнул.

– Но у меня есть еще одна просьба, сир! Разрешите мне злоупотребить вашим добрым отношением ко мне и настаивать на том, чтобы вы повелели незамедлительно прибыть в Лувр маршалу де Данвилю.

– Вы решили вовлечь меня в ваши семейные дела?

– Да, Ваше Величество. Король Франции всегда был заботливым отцом для своих подданных, и вполне естественно, что он помогает им уладить семейные недоразумения.

Карл IX отлично знал, что братья Монморанси люто ненавидят друг друга, но о причинах этой ненависти не догадывался. Теперь, подумал он, ему наконец станет известна подоплека многолетней смертельной вражды двух маршалов. Король ударил серебряной палочкой в гонг и послал прибежавшего слугу за Коссеном, капитаном королевских гвардейцев.

– Сир, вы запамятовали, что дали Коссену отпуск на три дня, – почтительно проговорил слуга.

– Ах да! В таком случае пригласите ко мне капитана гвардейцев королевы-матери.

Вскоре в комнате появился капитан де Нансе. Увидев Пардальяна, которого он лично доставил в Бастилию, потрясенный капитан забыл о всех строгостях придворного этикета и, разинув рот, уставился на юношу. Того же, казалось, интересовала лишь аркебуза, висевшая на стене. Но, чувствуя, что Нансе не может оторвать от него взгляда, шевалье кротко посмотрел на капитана, ласково улыбнулся и весело и даже чуть покровительственно подмигнул.

– Что с вами, Нансе? – изумился король. – Вам дурно?

– О, извините, ваше величество! На меня что-то накатило… Какое-то помрачение… – пролепетал капитан.

– Ну, ладно! Немедленно отправляйтесь во дворец Мем и передайте маршалу де Данвилю, что я призываю его к себе.

– Мне пойти одному?.. Или взять с собой офицеров? – осторожно поинтересовался Нансе.

– Одному, конечно! Я не собираюсь арестовывать Данвиля. Вы что, Нансе, вообразили, будто находитесь в кабинете у моей матушки?

Карл IX частенько отпускал подобные замечания по адресу Екатерины Медичи. Естественно, их тотчас же передавали королеве, и она зеленела от злости. В такие минуты Екатерина искала утешения в беседах со своим любимым сыном, герцогом Анжуйским, который безоговорочно одобрял все материнские замыслы.

Капитан отвесил глубокий поклон и торопливо удалился.