Текст книги "Кровное дело шевалье"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

– Что? Что вы имеете в виду? – ошарашенно пробормотала Алиса, очнувшись от задумчивости.

– Я имею в виду эти камни. Взгляни… Гребень очень пойдет тебе… В твоей прическе он будет похож на корону. Ты заслужила этот подарок, дитя мое.

Королева достала украшение из шкатулки и залюбовалась пламенеющими рубинами.

– Кстати, ты так и не поведала мне, каким образом попала к королеве Жанне, – будто невзначай бросила Екатерина. – Расскажи же, как тебе это удалось.

– Я действовала так, как вы мне велели, – нервно начала объяснять Алиса, подробно описывая каждую мелочь. – Попросила кучера съехать с дороги там, где вы приказали. Экипаж сорвался в пропасть и разбился, а я села на камень и стала ждать… Вскоре появился мужчина…

– Мужчина? Какой мужчина? – заинтересовалась королева, внимательно наблюдая за Алисой.

– Приближенный королевы Наваррской. Он и доставил меня к ней… Я пожаловалась на свои несчастья, заявила, что я сторонница гугенотов… что вам донесли об этом, вы пришли в ярость, и я вынуждена была спасаться в Беарне… Королева Жанна приютила меня, а о том, что происходило дальше, я вам писала.

– Как имя того человека, который привел вас к ее величеству?

– Я так этого и не узнала. Он тут же куда-то исчез… Так что я, к сожалению, не сумею исполнить вашего приказа, мадам. Ведь я уверяла королеву, что вы гневаетесь на меня, и не смогу ей теперь объяснить, каким образом я превратилась в доверенное лицо вашего величества.

– Стало быть, ты так и не выяснила, кто это был?

– О ком вы, ваше величество? – удивилась Алиса. Горе лишь укрепило ее стойкость, и сейчас фрейлина выглядела по-настоящему изумленной.

– О том дворянине… Правда, ты говорила, он куда-то исчез… Ну, Бог с ним. Теперь о моем поручении. Если Жанну д'Альбре насторожит твоя новая роль, ты с легкостью успокоишь королеву. Заявишь, что ездила в Париж, что мне тут же донесли о твоем прибытии. Я же, зная, как тепло к тебе относится королева Наваррская, решила отправить к ней с предложением мира именно тебя, девушку, которую она ценит и любит. Мне показалось, что если моей посланницей будешь ты, это порадует королеву Жанну… Кстати, о перчатках. Я тебя предупреждаю: ни в коем случае не дотрагивайся до них и вообще не заглядывай в ларец…

– Я не смогу вручить ее величеству этот подарок, мадам!

Голос Алисы звучал столь решительно, что Екатерина вскинула брови.

– В чем дело? – поинтересовалась она. – Объясни мне, что тебе мешает, и я подскажу, как устранить это препятствие.

– Его невозможно устранить, мадам. Мне не хотелось вам признаваться… Но стоит мне подумать о том, что случилось, как я готова умереть от раскаяния и позора.

– Ну, я жду! – прикрикнула Екатерина.

– Королева Жанна… догадалась, зачем вы подослали меня к ней.

– Значит, она все поняла!

– Увы, ваше величество!

– Рассказывай все, как было, и не пытайся что-то утаить! – прошипела Екатерина.

Алиса, закрыв лицо руками, заговорила прерывающимся голосом:

– Когда мы попали в эту переделку… возле моста, кто-то хотел передать мне письмо с вашими инструкциями… В суматохе я не обратила внимания на бумажный шарик, и письмо подобрала королева Наваррская… Она и раньше подозревала меня, теперь же получила неопровержимые доказательства… Она разрешила мне сопровождать ее в Сен-Жермен, а потом… указала на дверь.

Алиса умолкла. Молчала и Екатерина, обдумывая все то, что услышала от фрейлины.

Та беззвучно плакала. Ее горе изумило Екатерину, но она быстро сообразила, что отчаяние Алисы объясняется не только позорным разоблачением. Королева была права: рассказ о пережитом унижении стал для Алисы лишь предлогом, благодаря которому она смогла наконец дать волю слезам и немного облегчить истерзанную душу.

– Ну, хватит, хватит, перестань! – не выдержала королева. – Скажи спасибо, что выбралась оттуда живой! Да, это крупное поражение… я говорю о своей борьбе. Но ты не бойся, я тебя не выгоню. Ты хороша собой и неглупа, так что мы подыщем тебе какое-нибудь подходящее дело. А о королеве Наваррской отныне забудь и никогда не упоминай ее имени. Но я доверяю тебе, как и раньше, и скоро ты убедишься в этом.

Алиса затрепетала, поняв, что надо ожидать нового несчастья.

– Ну, перестала плакать? Вот и отлично, – снисходительно улыбнулась Екатерина. – Бог с ним, с прошлым. Ты неплохо служила мне в провинции, теперь же я использую тебя в Париже.

– Но, ваше величество, – несмело прошептала фрейлина, – вы же говорили, что королева Наваррская скоро прибудет в столицу.

– Во всяком случае, я на это надеюсь… но пока это секрет. А чем тебе не нравится приезд Жанны д'Альбре в Париж?

– Но я же могу попасться ей на глаза! Не считаете ли вы, ваше величество, что вам было бы гораздо удобнее, да и для меня безопаснее, если бы мне удалось избежать встреч с королевой Наваррской? Если вы позволите, я на время скроюсь из Парижа…

– Правильно. Тебе не стоит сталкиваться с Жанной д'Альбре, – задумчиво проговорила Екатерина.

Услышав эти слова, фрейлина так обрадовалась, что опустила глаза, чтобы королева не увидела вспыхнувших в них огоньков надежды. Но разочарование не заставило себя ждать. Королева продолжила:

– Поступим так. Ты больше не будешь приходить в Лувр. Впрочем, ты займешься таким делом, которое и не потребует твоего присутствия во дворце. Но города ты не покинешь и все время будешь присылать мне свои отчеты. Поселишься в своем домике на улице де Ла Аш. Каждый вечер я должна читать твои донесения. Устроить это нетрудно… Ты ведь видела мой новый дворец? Его возвели совсем недавно… Там есть башня, нижнее оконце которой расположено примерно на высоте твоего роста. Оконце зарешечено, но руку сквозь прутья просунуть можно. Каждый вечер ты будешь оставлять там письмо, и через это же окошко тебе передадут мои инструкции, если в них появится необходимость. Запомнила?

– Конечно, ваше величество! – кивнула Алиса, душу которой вновь наполнило ощущение безнадежности.

– Отлично. Теперь слушай внимательно. Ты уже в течение шести лет состоишь у меня на службе и немало потрудилась. Дело, которое я тебе поручаю, станет последним.

– Неужели это правда, ваше величество? – вскричала Алиса, затрепетав от счастья.

– Разумеется, девочка моя… Обещаю тебе, что, исполнив мой приказ, ты будешь вольна, как птица. Бог мне свидетель, я клянусь именем Господа нашего Иисуса Христа! Но сама я не собираюсь забывать о своих обязательствах: благодаря мне ты станешь состоятельной женщиной, Алиса. Во-первых, твое имя занесут в королевский регистр и будут выплачивать тебе ежегодное содержание – двенадцать тысяч экю. Во-вторых, ты получишь прекрасный особняк. Я владею семью или восемью домами в Париже – ты сможешь выбрать любой из них, и я подарю тебе его вместе с обстановкой, лошадьми и прислугой. И наконец, в день твоей свадьбы я от себя лично вручу тебе приданое – сто тысяч ливров наличными.

Лишь огромное усилие воли помогло Алисе справиться с обуревавшими ее чувствами. Фрейлина спокойно стояла перед своей повелительницей, не прыгая от радости и не дрожа от волнения.

Ее кажущаяся невозмутимость смогла, похоже, обмануть Екатерину.

– Значит, – продолжала королева, – мы договорились. Я подыщу тебе достойного и благородного мужа, вы с ним, конечно же, полюбите друг друга. Будете жить, где вам захочется: или в Париже, или в провинции; вас всегда благосклонно примут при дворе. Никто никогда не посягнет на вашу независимость, ты же, дитя мое, сполна насладишься счастьем и богатством, и все станут глядеть на тебя с завистью и восхищением… Я даже подобрала убор, в котором ты пойдешь под венец…

И Екатерина отперла нижний ящичек шкатулки. Здесь переливалось всеми огнями бриллиантовое колье с изящным золотым замочком. Любая престолонаследница мечтала бы появиться на своей коронации в таких алмазах. В углах шкатулки лежали тяжелые браслеты, каждый из которых был украшен громадной жемчужиной величиной с орех. Возле браслетов сияли серьги с сапфирами, а в центре ящичка мерцал аграф с двумя крупными изумрудами. Эти камни, будто зеленые глаза сказочного чудовища, так и притягивали к себе взгляд.

– О, мадам! Неужели вы подарите мне все это великолепие? – воскликнула Алиса.

Про себя же фрейлина подумала: «Чем мне придется отплатить за это? Последний позор, последняя подлость, зато потом я вырвусь на свободу… на свободу, любовь моя!»

Королева удивленно наблюдала за Алисой: «Что с ней происходит? Даже эти камни не слишком взволновали ее. Интересно, как она отнесется к поручению, которое я ей дам?»

И Екатерина мягко заговорила о том, что предстояло сделать Алисе. Королева почти шептала: даже такую бессовестную особу, как она, приводил в смущение собственный замысел.

– Итак, мы все обсудили. А теперь слушай, что я от тебя хочу… Будь внимательной, дочь моя, речь идет о деле чрезвычайной важности. Помнишь, тебе не удалось обольстить Франсуа де Монморанси? Тогда я на тебя не рассердилась. Но если ты не исполнишь моего приказа сейчас, пощады не жди! Этот человек должен стать твоим верным рабом и беспрекословно выполнять любое твое желание… Он должен в любую минуту, не раздумывая, последовать за тобой куда угодно… А уж куда именно – я сообщу тебе позднее. Ты меня поняла?

– Да, ваше величество! – решительно кивнула Алиса.

– Этот мужчина находится сейчас в Париже. Он мой самый страшный, самый лютый враг… Я научу тебя, как его разыскать… А ты уж сделай все, что можешь… Пораскинь мозгами… Будь коварна, как Лукреция Борджиа, и пленительна, как Венера, используй любые средства, но этот человек должен оказаться в моей власти!

– Как его имя? – осведомилась фрейлина.

– Граф де Марийяк! – резко ответила королева.

Ее слова прозвучали словно выстрел. Алиса судорожно схватилась за спинку стула, побелела как полотно и неимоверным усилием воли заставила себя сохранить спокойствие.

Екатерина внимательно наблюдала за ней. Королева что-то заподозрила…

– Ты с ним знакома? – поинтересовалась она.

– Нет!

– А я не сомневаюсь, что знакома!

– Нет!..

Екатерина посмотрела Алисе в глаза. Ее взгляд будто проникал в самую душу несчастной женщины. И бедняжка не смогла больше сопротивляться – она задрожала и рухнула на пол, словно взор Екатерины испепелил ее сердце.

Королева склонилась над ней, встав на одно колено, и – нет, не спросила, а решительно констатировала:

– Ты знакома с ним! И влюблена в него!

– Нет! Нет! – простонала Алиса и лишилась чувств.

Екатерина извлекла из сумочки, прикрепленной к поясу, хрустальный флакончик, осторожно вытащила из него пробку и поднесла пузырек к носу фрейлины. Результат не заставил себя ждать: Алиса дернулась, по ее лицу покатился пот, веки дрогнули…

– Поднимайся! – распорядилась королева.

Алиса, пошатываясь, встала, Екатерина же опять опустилась в кресло.

Королева отлично владела собой. Вот и теперь ее лицо внезапно стало добрым и ласковым. Губы Екатерины сложились в сочувственную улыбку, голос зазвучал нежно и спокойно:

– Вам плохо, дочь моя? Похоже, вы действительно очень устали. Откройте же мне тайны вашего сердца! Вам ведь известно, как вы дороги мне! Я никогда не могла на вас сердиться…

Алиса де Люс почувствовала себя птицей, попавшей в силки. С одной стороны, она могла обмануть свою повелительницу, но боялась лгать; с другой стороны, вновь ожила надежда: вдруг Екатерина пожалеет свою фрейлину – если не из симпатии к ней, то хотя бы потому, что сочтет это выгодным для себя.

А королева меж тем говорила с доброй улыбкой:

– Признайтесь мне: вы утомлены? Господи, неужели я вас не пойму? Да, я хотела, чтобы вы в последний раз помогли мне, но если вы так измучены… И не сомневайтесь: я не собираюсь отказываться от своих обязательств. Вы можете покинуть меня хоть сию минуту. В любом случае я дам вам приданое, обеспечу деньгами, подарю драгоценности – словом, выполню все свои обещания.

Алиса не сводила глаз с лица Екатерины, вслушивалась в каждое ее слово, всматривалась в каждое движение. Похоже было, что королева не лукавит: фрейлина не могла уловить в ее речах ни одной фальшивой ноты.

– Ах, мадам! – вскричала несчастная женщина. – Если бы вы только милостиво разрешили мне…

– Разрешила? Что разрешила?

– Я, и правда, измотана, у меня больше нет сил…

– Стало быть, ты потеряла сознание от изнеможения, а не потому, что я произнесла имя этого человека?

– Имя? Какое имя? Боже мой, я его даже не запомнила… Мне безразлично, с кем иметь дело… Вам же хорошо известно, мадам, что ради вас я готова преодолеть свое отвращение к самому неприятному человеку. Но сейчас мои силы подорваны… Мне необходим отдых… Я хочу укрыться в каком-нибудь тихом уголке… И мне ничего не нужно от вашего величества… Я уже получила от вас множество подарков, у меня есть усадьба, деньги, украшения… И от всего этого я согласна отказаться в любую минуту – лишь бы обрести свободу и снова стать прежней Алисой… Я мечтаю сама решать, куда мне поехать и что сказать, когда расхохотаться, а когда дать волю слезам… Да, особенно – дать волю слезам…

Екатерина сочувственно вздохнула:

– Бедная девочка! Сколько же ты пережила! И я тоже в этом виновата… Мне следовало давно понять, что ты создана для тихой, мирной жизни.

Алиса бросилась королеве в ноги и расплакалась:

– Ваше величество… Вы правы: я хочу покоя.

– Значит, ты намерена оставить меня, дитя мое?

– Если вы позволите мне это сделать, – проговорила Алиса, вставая с пола, – я буду благодарить вас до конца моих дней.

– Стало быть, ты не желаешь еще раз помочь мне? – все с той же приторной улыбкой осведомилась Екатерина. – Ведь дело-то нетрудное, да к тому же последнее…

– Ах, мадам, я, наверное, плохо вам объяснила! – вскричала Алиса.

– Самое последнее, дочь моя, самое последнее…

– О, прошу вас, смилуйтесь надо мной!

– Я не сомневаюсь, что ты вполне сможешь исполнить мой приказ. Я же обещаю тебе за это поистине королевскую награду. Вещь, которую я тебе вручу, не имеет цены!

– Ваше величество уже показали мне драгоценности, достойные принцессы. Я слишком ничтожна, чтобы владеть ими.

– Но ты не знаешь, что хранится на самом дне этой шкатулки. Ты даже не представляешь, какое сокровище я готова тебе отдать. Посмотри – и подумай…

Королева откинула крышку шкатулки, извлекла все ящички, и обнажилось дно ларца, тоже обтянутое темным бархатом.

– Ну так взгляни же! – приказала Екатерина.

Алиса без всякого интереса скользнула глазами по ларчику, но тут же кровь отхлынула от ее лица. Фрейлина бросилась к королеве, умоляюще протягивая руки, и в отчаянии тихо простонала:

– Признание! Мое признание!

Екатерина Медичи быстро вынула письмо из шкатулки и положила в свою сумочку.

– Именно так: твое признание. Ты мгновенно поняла, что это такое. А известно ли тебе, что ожидает детоубийц, не сумевших скрыть своего преступления?

– Это ложь! – закричала Алиса. – Мой сын жив!

– Но эта бумага свидетельствует об обратном. Так что мать-злодейку будут судить, дорогая моя, – и вынесут ей смертный приговор.

– О, сжальтесь, сжальтесь надо мной! Ведь я никого не убивала!

– И после суда преступница взойдет на эшафот…

– Пощадите! – зарыдала Алиса и рухнула на колени.

Екатерина позвонила в колокольчик, и в часовню вошла Паола.

– Пригласите сюда господина де Нансе! – распорядилась королева.

Вскоре в дверях показался капитан королевских гвардейцев. Завидев его, Алиса стремительно поднялась на ноги и в безумном страхе зашептала:

– Я сделаю все, что вы хотите!

– Господин де Нансе, – благосклонно улыбнулась Екатерина капитану, – я хочу представить вас мадемуазель де Люс. Видимо, вам и вашим солдатам скоро придется помочь ей в осуществлении одного плана… Я приказываю вам выполнять все распоряжения этой дамы, сопровождать ее туда, куда она направится, и без всяких вопросов арестовать ту особу, на которую она вам укажет. Запомните мои слова – и можете идти!

Не сказав ни слова, капитан отвесил поклон. Он ничуть не удивился: ему приходилось видеть и не такое… Когда он удалился, Екатерина взглянула на свою фрейлину.

– Значит, ты решилась? И решение твое твердо? – резко спросила королева.

– Да, ваше величество, – всхлипнула измученная женщина.

– Отлично… Но знай: если ты изменишь мне, я покажу твое признание, но не судьям… Я хорошо отношусь к тебе и не желаю, чтобы ты приняла смерть от руки палача. Я приложу к твоему письму еще кое-какие бумаги, и тот, кто все это прочтет, узнает о тебе всю правду. Ты догадываешься, кому я все это отправлю? Графу де Марийяку! – торжествующе закончила Екатерина.

Вопль страха и отчаяния прозвучал в часовне… Алиса де Люс, лишившись чувств, рухнула на каменные плиты к ногам королевы.

XXIX
ВСТРЕЧА

Как мы уже рассказали в начале предыдущей главы, встреча Екатерины Медичи с Алисой произошла утром того самого дня, когда Пардальян выбрался из Бастилии… не без помощи коменданта королевской тюрьмы господина де Гиталана.

Мы знаем, что по зрелом размышлении шевалье принял мудрое решение заботиться отныне лишь о собственном благе, забыть о письме Жанны де Пьенн маршалу де Монморанси и ни в коем случае не ввязываться в эту темную историю.

Он был уверен: Лоиза его не любит, более того, она его ненавидит. К тому же, даже если б дело обстояло иначе, брак с Лоизой стал для него невозможным: увы, его очаровательная соседка оказалась дочерью могущественного маршала де Монморанси!

– Я не настолько глуп, чтобы лезть в чужие дела! – сказал себе шевалье де Пардальян. – С какой стати я потащу это письмо? Что общего между мной и Монморанси?

Тем не менее он засунул пакет за отворот камзола и покинул гостиницу «У ворожеи», доказывая себе, что ему необходимо подышать свежим воздухом.

Однако шевалье все же почему-то оказался у жилища маршала. До этого юноша целый день мучился, бродил по каким-то закоулкам, заглядывал в трактиры, пользовавшиеся самой дурной славой, и наконец обнаружил, что стоит перед дворцом Монморанси. Поднимаясь по ступеням парадного крыльца, юноша дал себе слово, что ни за какие блага не перешагнет порога этого дома, и тут же, сжав в руке молоток, решительно постучал в огромную дверь.

Он заколотил в дверь с нескрываемой яростью, сам не понимая, что это он так разозлился… Никто не откликнулся на стук, и шевалье забарабанил так, что смог бы разбудить и мертвого.

Тут распахнулась находившаяся рядом небольшая дверка, и из привратницкой, помахивая дубинкой, вынырнул громадный солдат-швейцарец.

– Что вы хотите? – пробурчал верзила, угрожающе поигрывая своим оружием.

Швейцарец появился очень кстати: Пардальян был взбешен, ненавидел всех Монморанси на свете и самого себя, короче, пришел в самое воинственное настроение. Надменный тон, расшитая ливрея и особенно дубинка швейцарца окончательно вывели Пардальяна из равновесия.

На физиономии шевалье появилось выражение холодного высокомерия. Ус молодого человека нервно задергался, что свидетельствовало о крайнем нетерпении Пардальяна. Тот, кто хорошо его знал, сразу понял бы: им овладело то самое состояние, в котором человек готов разнести вдребезги все, что попадется под руку. И дюжий дворцовый страж показался шевалье вполне подходящим объектом для приложения сил.

– Я спрашиваю, что вы хотите? – повторил гигант.

Шевалье окинул привратника насмешливым взглядом и заявил:

– Мне нужно видеть твоего господина, малыш!

Рядом с огромным детиной Пардальян смотрелся как пигмей, наскакивающий на великана. Достойный привратник решил, что над ним насмехается какой-то мальчишка, нацепивший огромную шпагу и разыгрывающий из себя бравого забияку.

Выражение лица потрясенного и до глубины души обиженного швейцарца не поддается описанию.

– Что-что? – прохрипел он.

– Я же сказал тебе: мне нужно видеть твоего хозяина, господина маршала, малыш.

Ошеломленный колосс растерянно почесал пятерней затылок. Видимо, подобный жест сопровождал у него обычно мыслительный процесс. Потом он склонился пониже, чтобы повнимательней разглядеть Пардальяна, и произнес:

– Это что же, вы надо мной смеетесь?

Пардальян привстал на цыпочки, вытянул шею и спокойно подтвердил:

– Смеюсь, малыш!

Привратник растерялся и замер; лицо его утратило всякое выражение. Швейцарец, словно буриданов осел, оказался перед сложнейшей дилеммой: гигант не знал, сердиться ли ему или улыбаться…

Но что-то ему было не смешно. Страж ворот выпрямился, сурово сдвинул брови, скрестил руки на широченной груди и завопил что есть мочи:

– Да как ты смеешь смеяться прямо мне в лицо!

– Лучше уж смеяться в лицо, малыш, чем хихикать за спиной!

– А зачем вы ломились в главную дверь?

– Я не ломился, а всего лишь добивался аудиенции у твоего хозяина, малыш…

– Опять «малыш»! – Терпение колосса лопнуло. – Дубинки захотелось попробовать, недомерок проклятый?!

– А вот с дубинкой ты поосторожней, малыш, – сладким голосом ответил шевалье. – Это игрушка для взрослых, а тебе еще рано. Вот вырастешь большой, женишься, тогда тебе и дубинка пригодится – будешь наводить порядок в доме. Без сомнения, у тебя на лбу после свадьбы тотчас же вырастут развесистые рога (ах, как они тебя украсят!), но это ничего, зато женушка будет кормить и поить своего дорогого муженька. Так что, малыш, побереги дубинку для своей целомудренной половины, которая, конечно, быстренько отправит тебя в стадо рогатых. А пока нечего размахивать палкой, можно сделать себе бо-бо!

Пока Пардальян произносил назидательные речи, швейцарец закипал все больше и больше, в бешенстве вращал глазами и рычал.

– Оскорблять мою жену! – взорвался наконец страж ворот. – Да я тебя в порошок сотру!

Но Жан ловко увернулся, и швейцарец изо всех сил ударил дубинкой по пустому месту. Пардальян вырвал у привратника оружие и молниеносно стукнул великана его же собственной дубинкой по ногам. Швейцарец потерял равновесие, взмахнул руками, тщетно пытаясь устоять, – и во весь свой богатырский рост растянулся посреди улицы…

В ту же секунду раздался заливистый лай, и швейцарец ощутил, что крепкие зубы вонзились ему в мягкое место. Это Пипо отважно выполнял свой долг.

– На помощь! – заорал перепуганный детина.

– Сюда, Пипо! – позвал пса Пардальян. – Оставь его! Он на редкость невкусный!

Собака с явным сожалением разжала челюсти, и Пардальян, поигрывая дубинкой, помог смущенному гиганту подняться с земли.

– Я сразу понял, что кому-то из нас придется несладко! – ехидно заметил шевалье.

Жан дотащил стонущего окровавленного гиганта до привратницкой. Тот навалился на шевалье всем телом, но плечо Пардальяна не дрогнуло.

– А вы, однако, умеете драться! – признал со вздохом великан, заходя в свое жилище.

– Приятно иметь дело с умным человеком! – констатировал шевалье.

Привратник плюхнулся на стул, но тут же взвыл – он совсем забыл, какой ущерб нанес ему доблестный Пипо.

– Да я теперь неделю сидеть не смогу, – простонал швейцарец, скатываясь со стула.

– Ничего, до свадьбы заживет, – утешил его Пардальян.

– Да, вам легко говорить, – откликнулся погрустневший страж ворот. – Не у вас ведь болит…

– Заживет, если воспользуетесь моим бальзамом.

– Каким еще бальзамом? Думаете, поможет?

– Конечно, мой долг сообщить вам рецепт – ведь это я довел вас до такого состояния.

– Не вы, а ваш пес! Нет, вообще-то собачка у вас славная…

– Все равно… Слушайте внимательно: вскипятите воду с вином и добавьте щепотку имбиря. Натираться дважды в день. Отличная штука! В два счета вылечитесь… – бодро хлопнул его по плечу шевалье. – Что ж, раз уж я пришел, извольте сообщить господину маршалу, что шевалье де Пардальян прибыл к нему с важными вестями.

– Но господина маршала здесь нет, – развел руками швейцарец.

– Какое невезение! Что, он вообще уехал из Парижа?

– Да, маршал покинул город, шевалье.

– Черт возьми, вот уж неудача, так неудача! – Пардальян грустно вздохнул, но в то же время втайне обрадовался. – Ладно, я нанесу ему визит в следующий раз. Но надеюсь, наша следующая встреча пройдет в обстановке вежливой и деликатной. Я же вижу: вы человек воспитанный.

– Это точно! – ответил польщенный великан. – Так как вы сказали: вино, мед…

– Имбирь! Не забудьте: имбирь… И кипятить два часа. Прощайте, мой любезный друг. Передайте маршалу, что я приходил по делу чрезвычайной важности.

Не застав Монморанси, шевалье почувствовал не только разочарование, но и облегчение, к которому примешивалась какая-то горькая радость.

Вежливо раскланявшись со швейцарцем, Жан свистнул Пипо и отправился восвояси.

– Клянусь Пилатом и Вараввой! – бормотал он, стремительно шагая вдоль Сены. – Я сделал все, что от меня зависело. Теперь дамам придется выпутываться самим!

Наступила ночь. На другом берегу реки чернели недостроенные башни дворца, который мэтр Филипп Делорм возводил по приказу Екатерины Медичи на том месте, где стояли когда-то черепичные мастерские  [5]5
  Название дворца Тюильри обозначает в переводе с франц. «черепичная мастерская».


[Закрыть]. Шевалье замедлил шаги у тополиной рощицы. На ветвях высоких деревьев уже нежно зеленели молодые апрельские листочки. Жан опустился на прибрежный валун и стал меланхолично вглядываться в светлые воды Сены. Он размышлял… и в конце концов пришел к очень существенному выводу, который и огласил вслух:

– Бесполезно обманывать себя. Я люблю Лоизу, люблю безумно, страстно и безответно. Сейчас она в беде, и сердце мое разрывается от горя. Я понимаю, что, даже если спасу ее, все равно не могу рассчитывать на ее нежные чувства… Красавица из рода Монморанси никогда не полюбит нищего оборванца… Но сидеть, ничего не предпринимая, и надеяться, что ее вызволит кто-нибудь другой, я не в силах. Я должен найти Лоизу! И немедленно отправлюсь на поиски! А уж дальше будь что будет!

Но куда же они подевались? И маршала в Париже нет… Когда он вернется, письмо ему, так и быть, передам… Но что касается всего прочего – я умываю руки! Пусть их спасает господин маршал, раз уж они члены его семейства, а я к Монморанси не имею ни малейшего отношения!

Пардальян сидел и смотрел на речные струи – занятие, которому чаще всего предаются бездельники и влюбленные.

Влюбленные всегда склонны к философии. Правда, одним, тем, кто познал счастье разделенного чувства, философия доказывает, что жизнь есть череда радостей и ярких впечатлений, другим же, не нашедшим взаимности, существование кажется мучительным, а все вокруг мрачным и черным.

Одни благодаря философии благословляют весь мир, а другие из-за нее же проклинают день, когда они появились на свет. Истинный же источник восторгов и жалоб один – любовь!

Так давай наберемся терпения, дорогой читатель, пока несчастный Пардальян философствует, сидя на берегу. Естественно, его взгляд на мироздание был крайне пессимистичным. Он обвинял в своих бедах и небо, и землю: все, решительно все хотели его смерти…

«А ведь я лицемерил, я лгал самому себе, – понял шевалье. – Мне же давно ясно: я люблю Лоизу, люблю безнадежно, люблю больше жизни…»

В эту минуту Пипо, разлегшийся у ног Пардальяна на теплом песке, зевнул громко и с подвыванием; пес сделал это вовсе не потому, что ему наскучили философствования хозяина, а просто от голода.

Шевалье сердито взглянул на него. Пипо понял, что вел себя неприлично, уткнул морду в лапы и затих.

Пардальян оказался перед выбором, и любое решение не сулило ему ничего хорошего. Вот как обстояли дела.

Или он освобождает Лоизу – и теряет ее навсегда, ибо даже в самых смелых мечтах невозможно представить брак между наследницей могущественной и богатой фамилии и оборванцем без гроша в кармане. Или Пардальян бросает Лоизу на произвол судьбы – и в этом случае вообще никогда ее больше не увидит.

Как видим, шевалье уже даже мечтать перестал о счастье взаимной любви, но твердо решил не щадить жизни, спасая Лоизу.

Через несколько лет после описываемых нами событий Сервантес напишет своего бессмертного «Дон-Кихота». Говорят, знаменитый испанский писатель бывал в Париже; правда, мы не знаем, встречался ли он с нашим героем. Все может быть… Ведь Пардальян, подобно Дон-Кихоту, всю жизнь стремился защищать отверженных и наказывать их обидчиков. Что же удивительного в том, что шевалье вполне мог оказаться прототипом Рыцаря Печального Образа? Однако, в отличие от героя романа, Жан де Пардальян вовсе не был сумасшедшим…

Приняв решение посвятить свою жизнь спасению и счастью Лоизы, шевалье почувствовал огромное облегчение и объявил верному псу, что им пора пообедать.

Юноша поднялся с валуна и отправился к себе, на постоялый двор. Он шагал размеренно и неторопливо. Сворачивая на улицу Сен-Дени, он вдруг услышал за спиной топот и тяжелое дыхание. Было уже совсем темно и ни души вокруг, однако Пардальян не счел нужным оглянуться. Впрочем, этого и не потребовалось. В следующий миг бегущий человек сам врезался в Жана.

От внезапного удара шевалье покачнулся, едва не упал, но все же устоял на ногах и немедленно выхватил шпагу, собираясь задать невеже добрую трепку. Но тот, похоже, очень спешил и вовсе не намеревался извиняться. Он лишь раздраженно пробурчал:

– Клянусь Пилатом и Вараввой! Не путайся под ногами!

Услыхав знакомые с детства слова, Жан остолбенел от изумления, а нахал побежал дальше.

– Это выражение… и голос! – пробормотал шевалье. – Неужели меня чуть не сшиб с ног собственный отец?

Жан бросился следом, но время было упущено, и таинственная личность растворилась во мраке. Шевалье добрался до постоялого двора и сразу спросил у госпожи Югетты, не искал ли его кто-нибудь. Но прелестная трактирщица заверила, что к юноше никто не приходил, и Пардальян подумал: «Видимо, голос негодяя лишь показался мне знакомым». Шевалье вздохнул: его огорчало, что он так и не успел проучить нахала.

Жан плотно поел, снова пристегнул шпагу, сунул за пояс небольшой кинжал с коротким широким лезвием и зашагал по пустынным ночным улицам к жилищу адмирала Колиньи. Подойдя к дому старика, шевалье три раза стукнул в маленькую боковую дверь, как учил его Деодат.

В ней тут же распахнулось крохотное окошко. Шевалье шепнул пароль:

– Жарнак и Монконтур…

Дверь открылась; на пороге стоял человек в кожаной кирасе; он сжимал в руке пистолет.

– Что вам угодно? – осведомился он.

– Я хочу поговорить со своим другом Деодатом, – объяснил шевалье.

– Не сочтите за обиду, – голос мужчины с пистолетом немного потеплел, – но соблаговолите назвать ваше имя.

– Я шевалье де Пардальян.

Человек в кирасе радушно распахнул дверь:

– О, месье де Пардальян! Входите же! Я мечтаю познакомиться с вами!

– Простите, – промямлил растерявшийся шевалье, – но я не совсем понимаю…

– Вы ведь не знаете меня? Разрешите представиться: де Телиньи.