Текст книги "Кровное дело шевалье"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

Мишель Зевако
Кровное дело шевалье

I
БРАТЬЯ

У раскрытого окна приземистого неказистого дома сидел пожилой человек. Спинка резного, старинной работы, кресла служила прекрасным фоном мужественному суровому лицу седого воина, помнившего знаменитые битвы времен короля Франциска I. Мрачный взгляд старика не отрывался от серой громады замка Монморанси, возносящего свои мощные угрюмые башни к голубому небу.

Наконец старый воин заставил себя отвести глаза, но при этом тяжкий вздох вырвался из его груди.

– Где моя дочь? Где Жанна? – спросил он у служанки, подметавшей комнату.

– Мадемуазель собирает в роще ландыши, – ответила та.

– Ах да! Как же я мог забыть?.. Ведь сейчас весна… Все цветет, все благоухает. Природа улыбается, кругом море зелени и цветов. Но прекраснейший цветок – это ты, моя Жанна, мое любимое, мое целомудренное дитя!..

И взгляд его помимо воли опять устремился к стоявшему на холме величественному замку.

– Вот оно, средоточие зла! – воскликнул старик. – Как же я ненавижу Монморанси, чья сила сокрушила и уничтожила меня – меня, сеньора де Пьенна! А ведь еще не так давно все вокруг принадлежало мне… Теперь же я доведен до нищеты, ненасытный коннетабль обобрал меня, оставив лишь крохотный клочок земли… Горе мне, жалкому безумцу! Может быть, именно сейчас, в этот самый миг враг строит козни против нас, желая лишить и этого, последнего пристанища!..

Глаза старика увлажнились, лицо его выражало отчаяние и скорбь.

Тут в комнате появился человек в черном. Хозяин дома смертельно побледнел, а вошедший молча поклонился…

– Я угадал! – прошептал старик. – Это бальи из владений Монморанси!

– Мессир де Пьенн, – холодно произнес человек в черном, – коннетабль только что вручил мне документ, с которым я обязан вас ознакомить. Взгляните – это вердикт парижского суда. Вчера, то есть в субботу, 25 апреля 1553 года, суд установил, что вы не являетесь законным владельцем земель Маржанси. Король Людовик XII не имел права жаловать вам это поместье, и теперь оно должно быть немедленно возвращено господам Монморанси. Извольте отдать истинным владельцам дом, службы, луг и лес.

Мессир де Пьенн молча слушал слова пришельца. Он словно окаменел, и лишь страшная бледность выдавала его чувства.

Но вот бальи наконец умолк; тогда старый дворянин начал говорить срывающимся от волнения голосом:

– О, повелитель мой Людовик XII! О, достойный король Франциск! Вы, верно, переворачиваетесь в гробах, слыша, как унижают солдата, участвовавшего в сорока великих битвах, много раз проливавшего кровь за своих государей и не щадившего ради них живота своего! Так полюбуйтесь же теперь, как немощный ветеран побредет с нищенской сумой по дорогам Франции!

Скорбь почтенного старца привела бальи в смятение; он поспешно бросил на стол злосчастный документ и пулей вылетел из дома.

Оставшись в одиночестве, мессир де Пьенн в отчаянии заломил руки. Но страшила его лишь судьба любимой дочери.

– Что же станется с моей дорогой девочкой? Она лишилась всего – и крова, и куска хлеба! Я проклинаю тебя, злодей, проклинаю весь подлый род Монморанси!

Горе несчастного старика было глубоким и неподдельным: постановление суда означало для его семьи полную катастрофу. Когда-то, во времена Людовика XII, он управлял всей Пикардией, теперь же у него осталось лишь бедное поместье Маржанси. Разоренный и униженный, де Пьенн поселился здесь, в небогатом доме, стоявшем на клочке земли, окруженном со всех сторон владениями могущественного коннетабля. Но вот у де Пьенна отняли и это!.. Старца и его юную дочь ожидал позор нищеты!

Жанне едва минуло шестнадцать. Стройная, нежная и очень изящная, с гордо посаженной головкой, она невольно притягивала к себе все взгляды. Девушка была похожа на прекрасный хрупкий цветок, на лепестках которого в первых лучах солнца бриллиантами сияют капельки росы. Это грациозное создание удивительно напоминало саму волшебницу-весну!

В то роковое воскресенье, 26 апреля 1553 года, Жанна побежала после обеда в каштановый лесок, росший неподалеку от Маржанси. Сердце девушки отчаянно колотилось, а с губ срывался шепот, выдававший смятение юной души:

– Но как мне признаться! Нынче вечером обязательно скажу ему… Да, конечно же, скажу… Боже, как я боюсь!.. Но какое же это счастье!..

И тут Жанну внезапно оторвали от земли крепкие, нежные руки, и жаркие уста слились с ее устами.

– Я заждался тебя, голубка моя!

– О, Франсуа! Любимый…

– Что с тобой, хорошая моя?.. Почему ты так трепещешь?

Стройный молодой красавец снова привлек Жанну к себе. У него было открытое доброе лицо и прямой смелый взгляд, в котором сквозило сдержанное достоинство. Однако имя юного дворянина было Франсуа де Монморанси! Жанна отдала свое сердце старшему сыну коннетабля Анна де Монморанси – и отец ее возлюбленного только что отнял у ее собственного отца последние крохи былого богатства.

Молодые люди, обнявшись, неспешно брели по лугу, пестревшему благоуханными цветами. Но Жанна никак не могла унять дрожь и часто замирала от страха:

– Что это?! Шаги? За нами кто-то шпионит!..

– Да нет, это птица вспорхнула… – нежно успокаивал девушку Франсуа.

– Ах, любимый, я так боюсь…

– Ну что ты, золотая моя… Ведь я с тобой! Три месяца назад – благослови, Бог, тот миг – ты вверила мне свою честь, и теперь я до конца своих дней твой преданный защитник. Что же пугает тебя? Совсем скоро ты станешь моей обожаемой женой, и мы положим конец вражде между нашими семьями!

– Да, возлюбленный мой, конечно. Но даже если судьба не подарит мне больше счастья – она уже все равно подарила мне нашу любовь. Ах, Франсуа, прошу тебя, люби меня! Но я знаю, я чувствую, нас подстерегает беда…

– Жанна, милая, я люблю тебя больше жизни, и – Бог мне свидетель – нет в мире таких препятствий, которых я не преодолею, чтобы жениться на тебе!

Едва прозвучали эти слова, в кустах кто-то тихо засмеялся, однако молодые люди ничего не заметили: они были слишком поглощены друг другом…

– Если же тебя что-то тревожит, – ласково шептал Франсуа, – откройся мне, я же люблю тебя, я твой муж перед Богом…

– Да, да, обязательно, приходи нынче в полночь к домику кормилицы… Я должна сообщить тебе одну очень важную новость…

– Ладно, встретимся в полночь, ангел мой…

– А сейчас тебе нужно идти!

Юноша крепко обнял любимую, и уста их слились в последнем поцелуе. Но вот Франсуа нехотя побрел прочь и вскоре скрылся в лесу, а Жанна, замерев, все смотрела ему вслед…

Но в конце концов, тяжело вздохнув, она повернулась, чтобы тоже отправиться домой, и побелела от ужаса: рядом с собой она увидела молодого мужчину. Ему было лет двадцать, но столь юный возраст никак не вязался со злым, надменным лицом и холодными, безжалостными глазами. Жанна испуганно вскрикнула:

– Господи, Анри! Это вы?!

– Да, это именно я! Мое появление вас, похоже, напугало? Но разве я не могу поболтать с вами так же, как и мой брат?..

Жанна затрепетала, а Анри, усмехнувшись, заявил:

– Вы не хотите разговаривать со мной? Впрочем, ваши желания меня уже не интересуют. Итак, это я, моя дорогая! Я почти все услышал и все увидел! Объятия, поцелуи… Как я страдал из-за вас, Жанна! Ведь, Богом клянусь, я признался вам в любви раньше Франсуа! Так чем же я хуже него?

– Анри, я люблю и уважаю вас, – дрожащим голосом ответила Жанна, – и буду всегда любить как брата… брата того человека, которому я отдала свое сердце… Уверяю вас, я действительно питаю к вам самые теплые чувства… Ведь я не стала ничего рассказывать Франсуа…

– Да вам просто не хотелось волновать его. Нет уж, сообщите ему, что я от вас без ума. Тогда ему придется вызвать меня на дуэль.

– Вы с ума сошли, Анри! Что вы такое говорите! Ведь Франсуа – ваш родной брат!

– Франсуа – мой соперник. Все остальное ерунда. Поразмыслите об этом, дорогая моя.

Анри затрясло от гнева, он едва мог говорить:

– Итак, вы меня отвергли? Да?.. Ах, вы мне не отвечаете? Ну что ж! Скоро вам придется пожалеть о своем решении!

– Боже! В ваших глазах столько ярости! Но умоляю – излейте ее лишь на меня!

Анри дернулся словно от удара.

– Прощайте, Жанна де Пьенн! Очень скоро вы услышите обо мне… – прошипел он.

Ненависть исказила его лицо, и, задрожав, будто раненое животное, молодой человек замотал головой и кинулся в лесную чащу.

– Пусть его ярость изольется лишь на меня, – снова прошептала Жанна, глядя ему вслед.

Но едва она успела это сказать, ее охватило вдруг новое, неведомое чувство, поднимавшееся, казалось, из самого потаенного уголка ее души. Жанна затрепетала, невольно прикрыла руками живот и упала на колени. Застонав от ужаса, она пробормотала:

– Лишь на меня… Но я больше не вправе распоряжаться собой… Ведь крохотное существо во мне тоже живет и хочет жить дальше…

II
ПОЛНОЧЬ

В долину Монморанси пришла тихая безлунная ночь. Часы на колокольне Маржанси неспешно пробили одиннадцать раз.

Жанна де Пьенн опустила пряжу на колени и принялась считать удары. Она вспоминала странное поведение отца.

– Что-то произошло… Когда я вернулась, батюшка был очень встревожен. Отчего он так порывисто привлек меня к себе? И эта его бледность! Однако же, несмотря на мои мольбы, он ничего не рассказал мне…

Жанна погасила лампу, накинула на плечи плащ, вышла и направилась к крестьянскому домику, стоявшему неподалеку от дома сеньора де Пьенна.

Девушка шла вдоль живой изгороди из цветущего шиповника, когда ей вдруг почудилось, что за кустами мелькнула чья-то тень.

– Франсуа!.. – негромко окликнула Жанна, но ей никто не ответил. Она ускорила шаг, а тень скользнула к дому де Пьенна, и кто-то несколько раз стукнул в освещенное окошко.

Отец Жанны еще не ложился. Склонив голову, он ходил из угла в угол, угнетенный думой о будущем своей единственной дочурки. Внезапный стук заставил его встрепенуться. Старик ожидал самого худшего.

Открыв дверь, господин де Пьенн взглянул на незваного гостя, узнал его и не смог сдержать слов проклятия. На пороге стоял сын его злейшего врага, юный Анри де Монморанси!

Старик молча кинулся к стене, на которой было развешано оружие, схватил две шпаги и с грохотом бросил их на стол. Анри недоуменно пожал плечами и вошел в комнату. Он собрался было что-то сказать, но господин де Пьенн повелительным жестом указал на рапиры.

Анри усмехнулся, покачал головой и взял старика за руку:

– Довольно! Я пришел сюда не для того, чтобы мериться с вами силой. – Голос молодого Монморанси дрожал и срывался; казалось, он потерял рассудок. – Зачем мне это? Я могу убить вас, но в моей душе нет ненависти к вам. Какое мне дело до того, что по вине моего отца вы оказались на грани нищеты! Да, я знаю, знаю… Стараниями коннетабля вы потеряли все свои владения… Из богатого и могущественного вы превратились в бедного и отверженного!..

– Что тебе нужно? Отвечай! – громовым голосом вопросил старик.

– Ты хочешь услышать, зачем я здесь? Потому что знаю: в твоих несчастьях повинен мой род, род Монморанси! Безумец, мне известно, как ты ненавидишь нас всех, поэтому я пришел, чтобы сказать тебе: отвратительно и кощунственно поведение твоей дочери Жанны де Пьенн, которая давно уже стала любовницей Франсуа де Монморанси!

Господин де Пьенн пошатнулся. Свет в его глазах померк, и он непроизвольно вскинул руку, желая дать пощечину обидчику, нанесшему ему неслыханное оскорбление. Но Анри де Монморанси молниеносно перехватил руку старика и изо всех сил сдавил ее запястье.

– Не веришь?! – прорычал он. – Боже мой, да ведь сейчас, в эту самую минуту, твоя дочь находится в объятиях моего брата! Пойдем со мной, и ты увидишь это собственными глазами!

Несчастный и сбитый с толку, отец Жанны послушно последовал за молодым человеком. Анри ударом ноги распахнул дверь в соседнюю комнату, и оба вошли в спальню Жанны. Девушки там не было…

Господин де Пьенн воздел руки к небу, и в ночной тиши прозвучали слова бессильного отчаяния и проклятия. Старый отец с трудом, на слабеющих ногах, вышел из комнаты дочери; он сгорбился и цеплялся руками за стены. Анри, усмехнувшись, скрылся в ночи.

…Жанна де Пьенн подошла к крестьянскому домику. Бой башенных часов возвестил полночь, и на повороте тропинки, шагах в трех от девушки показался Франсуа… Она узнала его и бросилась навстречу. Влюбленные обнялись и долго молчали, задыхаясь от переполнявших их чувств.

– Любимая! – прошептал наконец Франсуа де Монморанси. – Нынче у нас мало времени: в замок только что прибыл гонец с известием», что через час возвращается мой отец. К приезду коннетабля я должен быть дома… Так скажи мне, любимая, что так мучает тебя? Не бойся довериться мне, помни, что я твой супруг и у тебя не должно быть тайн от меня…

– Супруг… О, Франсуа, какое замечательное слово! У меня даже закружилась голова.

– Ты моя жена, Жанна, и я клянусь тебе в этом тем славным, незапятнанным именем, которое я ношу!

– Хорошо, – волнуясь, проговорила она. – Так слушай же…

Франсуа склонился к ней, и девушка положила голову ему на плечо, подбирая нужные слова…

Но в этот миг ночную тишину разорвал вопль: человек кричал так, словно сама смерть глядела ему в глаза.

– Это голос моего отца, – прошептала испуганная Жанна. – Франсуа, Франсуа! Его убивают! Он умирает, Франсуа!

Девушка вырвалась из ласковых рук возлюбленного и побежала к своему дому. Дверь и окно были открыты. Жанна вбежала в столовую и увидела отца, который стонал и что-то хрипло шептал, скорчившись в кресле. Она бросилась к нему и, рыдая, обхватила руками седую голову:

– Батюшка! Батюшка! Это я, твоя Жанна!

Старик открыл глаза и пристально посмотрел на дочь. Та невольно замолчала и даже попятилась: взгляд господина де Пьенна был очень красноречив. Жанна поняла, что отцу все известно. Не в силах больше таиться, Жанна, потупившись, проговорила:

– Простите меня, батюшка, простите! Я полюбила его и буду любить всегда! Не смотрите на меня так укоризненно! Или вы хотите моей смерти, хотите, чтобы я умерла здесь, у ваших ног, от горя и отчаяния?! Я ни в чем не виновата, я просто люблю его… Нас влекло друг к другу, и мы не могли противиться этой неодолимой силе… Ах», отец, «если бы вы знали, как я люблю его!

Пока она говорила, господин де Пьенн медленно поднялся на ноги и выпрямился во весь рост. Молча, с застывшим от горя лицом, он довел девушку до порога и, указав рукой в ночную темноту, произнес:

– Уходите, у меня нет больше дочери!

Жанна пошатнулась, и негромкий стон вырвался из ее груди.

Но тут прозвучали слова, которые вернули ей силы:

– Вы ошибаетесь, сударь, у вас есть дочь. Ваш сын клянется вам в этом!

И к господину де Пьенну приблизился Франсуа де Монморанси. Жанна слабо улыбнулась, и в ее глазах загорелся огонек надежды. Однако старый дворянин, отступив назад, гневно воскликнул:

– Любовник моей дочери! Здесь, предо мной!

Франсуа с достоинством поклонился, никак не выдав своего волнения.

– Милостивый государь, согласны ли вы, чтобы я стал вашим сыном?

– Сыном? – пробормотал старик. – Что он говорит! Какая жестокая насмешка!

Франсуа нежно взял Жанну за руку и вновь повернулся к сеньору де Пьенну.

– Сударь, окажите мне честь и согласитесь на законный брак Франсуа де Монморанси и вашей дочери Жанны, – ясным голосом произнес юноша.

– На законный брак?! Вы, наверное, бредите… Да ведь наши семейства!..

– Я все знаю, сударь! Я женюсь на Жанне, и справедливость будет восстановлена. Ваши беды останутся в прошлом… Я жду… От вашего ответа зависят наши с Жанной жизнь и судьба!

Волна радости охватила старика, и он улыбнулся, готовый благословить свою дочь, но тут его внезапно поразила страшная догадка: «Этот человек знает, что я скоро умру, а после моей смерти он посмеется над бедняжкой точно так же, как смеется сейчас над ее отцом!»

– Решайте же, милостивый государь, – настаивал Франсуа.

– Батюшка, не молчите, скажите хоть что-нибудь! – умоляла Жанна.

– Вы и впрямь собираетесь жениться на моей дочери? – негромко спросил старик.

Юный Монморанси понял, что тревожит человека, завершающего свой жизненный путь, и твердо сказал:

– Я женюсь на ней завтра же!

– Завтра! – тяжело вздохнул господин де Пьенн. – Я чувствую, что завтра меня уже не будет в живых.

– Да нет же, вы ошибаетесь, уверяю вас! Вы проживете еще долгие годы, благословляя наш союз.

– Завтра! – не слушая его, повторил старик. – Поздно, слишком поздно! Все кончено. Я ухожу… Силы и надежда оставили меня!

Франсуа оглянулся и увидел, что вся немногочисленная челядь собралась, разбуженная шумом, у порога и с любопытством наблюдает за ними. Молодой человек решительно встряхнул головой, знаком велел двум слугам усадить умирающего в кресло и торжественно произнес:

– Отец, полночь уже миновала. Ваш капеллан может начать первую службу… Так» пусть же он немедленно соединит род де Пьеннов и род де Монморанси!

– Господи! Неужто это не сон? – прошептал старый воин, и сердце его окончательно оттаяло. Глаза господина де Пьенна наполнились слезами, и слабой рукой он перекрестил благородного отпрыска ненавистного ему рода.

Спустя десять минут в крохотной часовне Маржанси началась церемония бракосочетания. Франсуа и Жанна стояли перед алтарем. За ними, в кресле, в котором «его и принесли в церковь, сидел господин де Пьенн, а сзади, затаив дыхание, замерли две женщины и трое мужчин – прислуга из Маржанси, свидетели этого странного и трагического венчания.

Влюбленные обменялись обручальными кольцами, и руки их соединились.

Священник произнес заключительные слова обряда:

– Франсуа де Монморанси, Жанна де Пьенн, именем Бога Живого, вы соединены навечно…

Новобрачные обернулись к господину де Пьенну, ожидая отеческого благословения. Он улыбнулся им одними губами, руки его бессильно упали на подлокотники кресла, и голова склонилась к плечу.

Господин де Пьенн умер!

III
ВО ИМЯ СЛАВЫ

Через час Франсуа вернулся в замок Монморанси. Рыдающую новобрачную он оставил на попечение кормилицы, давней поверенной их любви. Расставаясь с Жанной, он клятвенно обещал прийти утром, после разговора с отцом, приезда которого ожидали ночью.

Франсуа вошел в просторный оружейный зал, украшенный громадными гобеленами и ярко освещенный двенадцатью бронзовыми канделябрами, в каждом из которых горело по дюжине восковых свечей; на стенах висели тяжелые шпаги и усыпанные драгоценными камнями кинжалы. Кроме богатой коллекции оружия, зал украшал десяток портретов. Огромное панно, как раз напротив кресла, изображало знаменитого пращура Монморанси, сурового воина Бушара, запечатленного в тот самый момент, когда в его руках оказалась корона Франции. Латы, кирасы, каски с султанами, сложенные у стен, тускло поблескивали, словно ожидая, что великие предки Монморанси сойдут с полотен и облачатся в доспехи.

Коннетабль Анн де Монморанси уже занял свое обычное место в нарядном кресле, стоявшем на возвышении. Старый коннетабль был облачен в тяжелые латы; паж, стоявший рядом, держал его шлем. Руки коннетабля покоились на эфесе великолепного меча; брови были грозно сдвинуты. Пятьдесят офицеров неподвижно застыли рядом с креслом.

Сам военачальник казался живым воплощением тех воителей древности, что сражались в легендарных битвах.

Начиная с боя при Мариньяне, после которого Франциск I поцеловал отважного герцога, и кончая сражением при Бордо, когда старый воин, наголову разбив гугенотов, спас святую веру и католическую церковь, коннетабль безжалостно истреблял врагов.

Два года миновало с тех пор, как Франсуа в последний раз встречался с отцом. Молодой человек сделал несколько шагов вперед. У подножия кресла уже стоял бледный возбужденный Анри, появившийся здесь на четверть часа раньше брата.

Почтительно склонившись перед отцом, Франсуа де Монморанси не заметил жестокого взгляда, которым одарил его Анри. Коннетабль одобрительно улыбнулся при виде статного широкоплечего старшего сына, однако же не позволил себе никаких проявлений отеческих чувств.

Лицо Анна де Монморанси вновь стало холодным и бесстрастным, и он негромко заговорил:

– Итак, слушайте своего господина. Все вы знаете, что император Карл V в декабре прошлого года потерпел сокрушительное поражение под стенами Метца. Холод и болезни за несколько дней уничтожили гигантскую армию в шестьдесят тысяч человек, погубив и пехоту, и кавалерию… Многие тогда решили, что Священной империи пришел конец! Потом мы победили испанцев, я разбил гугенотов в Лангедоке, и нам всем казалось, что пришел мир. Его величество король Генрих II всю весну устраивал празднества, балы и турниры… Но пробуждение оказалось ужасным.

Коннетабль помолчал, а потом, вздохнув, продолжал:

– Иногда стихия преподает завоевателям жестокий урок. Она-то и ополчилась на армию Карла V. Мы знаем, что император рыдал, покидая позиции, где оставались двадцать тысяч мертвых и пятнадцать тысяч больных воинов и восемьдесят артиллерийских орудий… Но он давно утер слезы и собрался с духом.

Вчера, в три часа пополудни мы получили известие: император Карл V готовится выступить на Пикардию и Артуа! Несгибаемый полководец вновь ведет на нас огромную армию. В эти самые минуты пехота и артиллерия форсированным маршем движутся на Теруанн. Надеюсь, все вы понимаете, что Теруанн – это ворота нашей прекрасной Франции. Король и я приняли решение: армия под моим началом сосредоточится в окрестностях Парижа и выступит через два дня. Но прежде чем это произойдет, две тысячи всадников отправятся в Теруанн, займут там оборону и погибнут, но не пропустят врага.

– Погибнем, но не пропустим! – дружно подхватили воины.

– Этой опасной экспедицией должен командовать человек молодой и капельку безрассудный, человек, которого ничто не остановит… И я знаю такого храбреца. Франсуа, сын мой, принимай командование!

– Я?! – с отчаянием в голосе воскликнул Франсуа.

– Да, ты, именно ты спасешь короля, своего отца и Францию! Две тысячи всадников ждут тебя. Ну же, берись за оружие! Ты выезжаешь немедленно. Торопись, не останавливайся до самого Теруанна, где тебя и твоих воинов ждет победа или смерть! Ты же, Анри, останешься в замке и возглавишь его оборону.

Анри до крови прикусил губу, желая не выдать злобной радости, охватившей его при этом известии.

«Теперь Жанна моя!» – уверился он.

Франсуа, побледнев, отступил назад:

– Отец, но я… Неужели нельзя отложить отъезд?

Растерянный, пораженный в самое сердце, он представил себе свою Жанну… свою молодую жену, несчастную, покинутую сироту…

– Я? – пробормотал он. – Но я не могу… Это невозможно…

Коннетабль сдвинул брови:

– В седло, Франсуа де Монморанси! В седло!

– Отец, умоляю… Дайте мне два часа… нет, час! Я прошу у вас только час отсрочки!

Разгневанный неповиновением сына, коннетабль поднялся с кресла:

– Я не потерплю обсуждения приказа короля и командира!

– Всего один час, отец, и я с радостью отправлюсь навстречу смерти!

Громовым голосом, при звуках которого затрепетали все присутствующие, коннетабль воскликнул:

– Разрази меня гром, если я богохульствую, Франсуа де Монморанси! Но за пять веков истории нашего рода ты первый Монморанси, испугавшийся смерти! Замолчите, не то я отдам приказ о вашем аресте! Не смейте пятнать славное имя, которое вы носите!

Услышав это страшное оскорбление, Франсуа гордо выпрямился и сверкнул глазами. Он немедленно забыл обо всем: о любви, о жене, о семейном счастье.

Его голос прогремел под сводами зала:

– Никто не смеет утверждать, что Монморанси отступил! Отец, я подчиняюсь вашей и королевской воле и уезжаю. Но если я вернусь, господин коннетабль, вы ответите за свои слова. Прощайте!

Твердым шагом Франсуа прошел мимо дворян, потрясенных этой неслыханной дерзостью – отпором, данным могущественному коннетаблю, да к тому же отцу.

Все были уверены, что старый военачальник отдаст приказ об аресте. Но лицо коннетабля неожиданно озарила улыбка, и те, кто стоял неподалеку, услышали его одобрительный возглас:

– Истинный Монморанси!

Через десять минут Франсуа, надев доспехи, спустился на парадный двор. Его лошадь была уже оседлана и в нетерпении грызла удила. Молодой полководец обернулся к пажу:

– Где мой брат Анри? Пусть его позовут!

– Я здесь, Франсуа! – И Анри де Монморанси возник перед ним, освещенный дрожащими отблесками факелов.

Франсуа схватил брата за руку, не замечая, что того трясет словно в лихорадке.

– Анри, скажи, предан ли ты мне? Готов ли ты доказать свою братскую любовь?

– Неужто ты сомневаешься во мне?

– Прости! Я так страдаю! Сейчас ты все поймешь… Я уезжаю, может быть, мне не удастся вернуться. Господи, до чего же тяжело мне покидать этот дом! Слушай внимательно, ибо только от тебя зависит мое окончательное решение. Ты знаешь Жанну, дочь сеньора де Пьенна?

– Да, конечно, – коротко ответил Анри.

– Видишь ли, братец, я давно уже люблю ее! Погоди, не перебивай, дослушай до конца, – продолжал Франсуа, жестом останавливая порывавшегося что-то сказать Анри. – Мы полюбили друг друга полгода назад, а через три месяца стали близки. Она только что обвенчалась со мной!..

Сдавленный стон вырвался из груди Анри.

– Не удивляйся, – возбужденно произнес Франсуа. – У меня мало времени, и я не смогу посвятить тебя во все подробности. Завтра она сама расскажет тебе, как нынче ночью священник в Маржанси обвенчал нас. Но это еще не все. Сейчас, в эти самые минуты, Жанна оплакивает своего отца. Господин де Пьенн скончался! Скончался прямо в церкви! Он умер, и я остался единственным защитником его дочери. Но и это еще не все! Сегодня Маржанси возвращено во владения коннетабля. Понимаешь, Анри, все так ужасно складывается, я уезжаю, а Жанна будет совсем одна, беспомощная, без средств к существованию… Ты слышишь меня?

– Да, слышу, продолжай.

– Я скоро закончу, Анри. Выполнишь ли ты мою просьбу? По7 клянись взять на себя заботу о женщине, которую я люблю всем сердцем и которая носит мое имя. Клянешься?

– Клянусь, – негромко ответил Анри.

– Если я все-таки вернусь с войны живым и невредимым, то Жанна будет ждать меня в доме нашего отца. Обещай мне это! Пока меня нет, ты станешь ее покровителем и заступником. Клянешься?

– Клянусь…

– Ну, а если я погибну, ты все расскажешь господину коннетаблю и уговоришь его выполнить мою последнюю волю: пусть моя часть наследства перейдет к Жанне, это спасет ее от бедности и обеспечит ей достойную жизнь. Клянешься?

– Клянусь! – в третий раз повторил Анри.

– Так помни же, ты поклялся! – и Франсуа порывисто обнял брата.

Потом Франсуа вскочил в седло и занял свое место во главе колонны из двух тысяч всадников. Подняв руку, он крикнул голосом, в котором звенело отчаяние:

– Вперед! Победа или смерть!

В дальних покоях замка седой коннетабль услышал, должно быть, возглас старшего сына…