Текст книги "Тигр скал"

Автор книги: Мирон Хергиани

Племянник, Заур Хергиани, словно почувствовав неудовольствие Бесариона, поспешно подошел к нему и почтительно спросил:

– Ничего не желаете, дядя Бесарион?

– Знаешь, милый... скажи-ка женщинам, пускай отдохнут, поздно уже, пуская отдохнут... и ему дадут покой...

***

Следующую, предпоследнюю ночь в доме Хергиани провели самые близкие. Как ни велика была тяжесть утраты, а обычаи требовали своего: надо было обговорить и заупокойную трапезу – келех. Еще лет пятьдесят назад к поминальному столу подавали блюда из тех продуктов, которые имелись в самой Сванэти: кабаб, лобио с различными приправами и специями, отварной картофель, вареная и подслащенная чечевица, которой обносили гостей. Из напитков – ячменная либо пшеничная водка. На келех шли не ради еды и питья – зачастую угощение оставалось почти нетронутым: напитки лишь пригубляли – за упокой, съедали малую толику обязательной по ритуалу еды, произносили несколько необходимых тостов – и расходились чинно, пристойно. Но вот однажды на чьем-то келехе появились рыбные и овощные блюда, появилось вино... и пошло, и пошло. Семьи, в которые вторгалась смерть, стали подражать друг другу Несмотря на то что привозить из Кутаиси, или Зугдиди, или Сухуми рыбу, овощи (те, которые не произрастали в Сванэти) и вино на все село было очень трудно и дорого, это вошло в моду.

***

«...Пройдена половина маршрута. Мы сидим в небольшой нише, служившей приютом первопокорите-лям Су-Альто. Перед последним боем необходимо как следует отдохнуть, набраться сил. Подкрепляемся шоколадом, запиваем его водой из фляжки. Отсюда отлично видно все ущелье, утопающее в зелени, с яркими альпийскими цветами на склонах. Где-то внизу, недовольно ворча, бежит небольшая речушка. В чистейшем воздухе далеко разносится звон бубенчиков стада и покрики пастухов.

– Знаешь, Слава,– говорит Миша,– если зажмурить глаза, кажется, я у себя на родине, в Грузии, в Сванэти. Все здесь напоминает мне родину...

Отдохнув, продолжаем подъем. До вершины – каких-то двести метров. Миша идет по левую руку от меня. Вот он зашел в камин, чтобы обойти нависающий над нами карниз. Вскоре я потерял его из виду. Теперь я могу следить за ним лишь по движению веревки.

Считаю про себя метры, которые, по моим расчетам, он должен пройти. Один... два... три... Внезапно до слуха доносится звук камнепада. Вдруг я увидел– Миша летит вниз!.. Я изо всей силы дернул веревку. Веревка ободрала ладони, зато удалось ее подтянуть, значит, я поймал Мишу... Но нет! Новая крепкая австрийская веревка перетерлась о скалу! И я вижу, как Миша летит в бездну с обрывком веревки в руках... головой вниз, раскинув руки...

Усилием воли я вышел из оцепенения. Как же это случилось? Ведь всего минуту назад мы были вместе, да что минуту – мгновение назад!.. В ушах еще звучит его голос, его смех... грузинская мелодия, которую он обычно напевал... Он, такой жизнелюбивый, такой жизнерадостный... Я качал головой и твердил: нет, нет, нет!.. Но реальность была неумолима.

Потом я увидел людей внизу, у подступов Су-Альто. Зрители, альпинисты, судьи... Среди них Михаил Иванович Ануфриков и Слава Романов – ведь они наблюдали за нашим восхождением. Итальянские солдаты, находившиеся поблизости на учениях, бросили все и бегут сюда. Это они, итальянские солдаты, нашли тело Миши и снесли его вниз. И когда Мишу проносили мимо военного лагеря, национальное знамя Италии было опущено к земле...

Есть люди, за одно лишь знакомство с которыми благодарен судьбе. Такие люди наделены необыкновенным благородством и силой духа.

Миша многого не успел – жизнь оказалась слишком короткой. Но, такая короткая по времени, она была насыщена событиями и богата свершениями. Не однажды бывал он счастлив. И, что, пожалуй, еще важнее – умел дарить счастье другим. В жизни тех, с кем ему доводилось встретиться, он оставил неизгладимый и прекрасный след.

Нет среди нас Миши Хергиани. Но где бы я ни был, на какую бы вершину ни поднялся, Миша всегда будет со мной».

ЛОРД ДЖОН ХАНТ[31]31
  Выдающийся английский альпинист, вместе с шерпом Тенсингом и другими альпинистами покоривший полюс высоты планеты – Джомолунгму.


[Закрыть]: «Тенсинг среди мужей...»

«С Михаилом Хергиани впервые я встретился в 1958 году в альпийском лагере «Спартак», расположенном в ущелье Адил-Су у подножия Эльбруса.

Правильные черты лица, удивительно располагающая открытая улыбка... Во всем облике, в манере разговаривать, в движениях, в голосе, в глазах – доброжелательность, делавшая особенно обаятельным этого грузина. С Михаилом Хергиани и его другом Иосэбом Кахиани мы провели в «Спартаке» десять замечательных дней. Поднялись на пики Кавказа и Щуровского. Из-за метели провели три нелегких дня на подушке Ушбы, которая на тысячу футов ниже ее Северной вершины.

Пока мы находились в лагере, Михаил и Иосэб стали чемпионами Советского Союза. Они совершили ряд блестящих восхождений и были включены в состав советской группы альпинистов, которая совместно с группой китайцев должна была подняться на Эверест с северной стороны. Эта экспедиция была запланирована на 1960 год.

Когда спустя четыре года мы встретились на Памире, Михаил носил еще и почетное звание чемпиона СССР по скалолазанию.

Нам, англичанам, удалось полюбоваться мастерством Михаила Хергиани, когда в составе группы советских альпинистов он прибыл в Великобританию. Совместно с нашими альпинистами он осуществил несколько сложных восхождений, приобрел много друзей и поклонников.

В 1962 году – еще одна памятная встреча! В Главном британо-советском лагере на Памире, у подступов пика Хармо. Миша был в ореоле новой славы, завоеванной при восхождении на пик Щуровского с северной стороны.

Теперь ему предстояло участвовать в самом сложном в истории советского альпинизма восхождении – в штурме пика Коммунизма.

Несмотря на все свои знания и титулы, Михаил не изменял себе: он продолжал оставаться таким же скромным и простым, отзывчивым и сердечным, каким знали его друзья с самых юных лет...

У меня сохранилась фотография, на которой Миша запечатлен с охотничьим ружьем и подстреленной куропаткой в руках. Этот свой трофей он преподнес нам в подарок. Тогда, на Памире, мы расстались с Михаилом на спуске с вершины Хармо, удрученные гибелью Уилфрида Нойса и Робина Смита. А через семь лет в Италии, на Су-Альто, погиб и сам Хергиани. Его смерть явилась большой потерей для нас. Это был настоящий мужчина, это был Тенсинг среди мужей...»

...Самолеты доставили множество народу. Из-за хребта вертолетами прибывали приятели, знакомые, друзья Михаила из Кабардино-Балкарии, из альпийских лагерей Терскола и Нальчика...

...Привезли кинопроекционный аппарат. Когда смерклось, в конце двора натянули белую ткань. Прежде чем прокручивать фильмы, старейшина огласил порядок завтрашнего дня. Был объявлен час последней панихиды и выноса. Дети по местным обычаям не должны были присутствовать на похоронах. Однако этот вопрос вызвал споры: многие, в том числе и гости, считали, что на этот раз для детей надо сделать исключение: ведь это не обычные похороны.

...На   экране   появился   Михаил.   Он   улыбается, приветствует друга, а вот он бежит, вот взбирается на скалу, вот висит на веревке, беседует с односельчанами,  занимается  со  своими   студентами,   поет,   с бокалом в руке произносит заздравный тост... думает, размышляет...   Спортсмен,   педагог,   путешественник, чемпион, сильнейший из сильнейших, тамада, наставник,  верный  и  надежный друг,  супруг...  На  экране возникли горы... вершина Бангуриани и Михаил, глядящий на нее снизу.

– Товарищи,– зазвучал в микрофоне голос председателя сельсовета Бенэдиктэ Ратиани,– сейчас на Бангуриани в честь Миши загорится костер.

Через несколько минут на вершине Бангуриани действительно запылал огонь. Это воспитанники Михаила, первые выпускники отделения альпинизма Грузинского института физкультуры Гайоз Чартолани, Гела Гугава, Дженери Гварлиани, Ладо Гурчиани, Валери Ратиани, Закро Мушкудиани и младший брат Миши – Бека Хергиани, поднялись на вершину, посвятив восхождение его памяти.

С вершины Бангуриани взвились в небо тринадцать зеленых ракет (тринадцатилетним он впервые поднялся на Бангуриани) и через несколько минут – тридцать семь. Тридцать семь лет отпущено было ему. Тридцать семь коротких и ярких, озаренных добром и славой лет.

...Бангуриани прощалась с ним. Вершины Кавкасиони прощались со своим сыном.

Во дворе всю ночь сидели люди. Эти люди не были ни родственники Миши, в нарушение обычая, ни близкие дому. Их даже не знали здесь, в Сванэти. Но они знали Михаила, слышали о нем и прибыли проститься с ним.

***

Бекну Хергиани, Чичико Чартолани, Годжи Зурэбиани, Алмацгир Квициани – эти четверо всегда держались вместе и сейчас вместе стояли в центре главной площади Местиа, в почетном карауле у гроба на тигриных лапах.

Женщины, закутанные в черные покрывала, душераздирающе причитали:

 
Повидаешь ты Резо Хергиани Минаан,
Младшего Михаила повидаешь,
Илико Габлиани повидаешь,
И Тиканадзе Гурама тоже.
Всех их там повидаешь, Минаан,
Только мы тебя уже не увидим,
Не встретим, горе нам, Минаан...
 

***

Белее полотна, с запавшими исцарапанными щеками Кати Барлиани не соображала, что творится вокруг нее, что происходит на площади. Какой-то странный туман, давящий, плотный, уносил ее в бесконечность и мрак.

Она способна была лишь вспоминать – вспоминать прошедшие дни, минувшее время жизни, которой больше нет. Зачем, к чему вспоминать, ведь она уносится куда-то в черную бесконечность... И все же она вспоминала. Мелочи, детали – все было озарено каким-то далеким золотистым светом, далеким и чуждым ей.

...– Ты просто обленился, в последнее время ты очень обленился...

– Да чего ты хочешь, чего ворчишь, оставь меня в покое...

– Я хочу, чтоб ты выспался наконец и пробудился бы от этой спячки, вот чего я хочу.

– Выгоняешь меня из дому? Зачем ты так торопишь меня, просто не понимаю!..

– Самолет не будет тебя ждать, так и знай. Я все уложила, как ты сказал, все готово.

– Ты просто хочешь побыстрее от меня избавиться, вот и все. Никогда раньше ты не торопила меня так...

– Раньше? Раньше не нужно было, вот и не торопила, а теперь, я вижу, хочешь опоздать. У тебя, по-моему, нет прежней охоты, может, ты просто устал, не знаю... Или не хочешь ехать? Если не хочешь, пойди и скажи, так, мол, и так, не хочу. Не могу. Кого ты стесняешься? А самолет ждать тебя не станет, сам знаешь.

– О-ох, вот пристала! Уж когда ты пристанешь, спасения нет. Хорошо, хорошо, где мой рюкзак?

– Можно подумать, я уезжаю за границу, а не ты. Ты едешь за границу, не я. Я бы с удовольствием поехала! Даже одна.

– Так поедем!.. Сказала бы раньше, разве б я тебя не взял?! Ничего, вот как вернусь, заберу тебя куда-нибудь, поедем вместе куда хочешь, хорошо? Но все же почему ты меня сейчас гонишь? Избавиться хочешь, да? – Он улыбается, как только он один умеет улыбаться – теплой, открытой улыбкой. (Господи, какая у него была улыбка!.. Была?..)

Он встал, оделся. Но все же это не тот, прежний Чхвимлиан, нет, не тот!.. Вроде бы такой же, как был, но чего-то, совсем-совсем малого чего-то нет, какая-то свечечка   погасла   в   душе...    не   погасла,   теплится тлеет  едва-едва...   то   вспыхивает,  то  угасает,   будто и прежний Чхвимлиан, да нет, не тот...

– Чего ты молчишь, скажи мне что-нибудь... Скажи, что тебе привезти. «Что привезти?!»

– Ничего, Чхвимлиан, ничего...

– Шарф хочешь, красивый?

– Нет.

– Туфли?

– Нет.

– Тогда сумочку, да? Или, может, пальто хочешь? Нарядное, модное?

– Нет, ничего не хочу.

– Хорошо, что я вспомнил! Привезу и сумочку, и туфли, и пальто. Думаешь, мне денег не хватит? Хватит. Я хочу нарядить мою жену...

– Я ничего не хочу, не выдумывай, бога ради. Есть у меня все что надо. Езжай спокойно, и все.

– Какой я дурак, честное слово! Ведь ни разу, никогда в жизни ничего тебе не привозил! Даже ерундового сувенира не привозил! И о чем только я думал, не понимаю! Какой же я был дурак!

– Ты сейчас дурак, потому что думаешь о таких глупостях.

– Нет, я хочу тебя одеть, как королеву, нарядить во все модное! Когда-то ведь и моей жене надо прифрантиться! – Он улыбался, смотрел на нее и улыбался, но в голубых глазах, на самом дне, залегла печаль... грусть... или сожаление, что-то, чего она не могла разглядеть, распознать...

Всяк сверчок знай свой шесток. Не наряжалась Кати в модные наряды. Как было, так и будет. Миша не привозил с гор турьи рога, как некоторые. Не убивал туров. Никогда ничего не привозил из заграничных поездок. Не любил ходить по магазинам и не ходил. Простой сорочки себе не покупал. Человек, который себе ничего не покупает, не купит и другому. Да я никогда и не говорила ему об этом, никогда не просила. Не упрекнула, не выразила неудовольства. И не нужно мне это было. Кроме тебя, на этом свете никого и ничего мне не было нужно.

Но теперь нет тебя!..

...Другие возвращались из экспедиций, нагруженные турьими рогами, потом одаривали этими рогами знакомых и незнакомых, кого угодно, ты никогда ни одного рога не привез. Потому что ты такой. Таким я тебя полюбила и люблю. Твой рюкзак был набит снаряжением, и только снаряжением. Ну и что? Разве я была недовольна хоть когда-нибудь?.. Хоть в самой глубине души? Нет. Каждый живет по-своему. Каждому свое. Разве мы не вместе учили древние пословицы, не вместе постигали их смысл и смысл поучений старших? Вот, например: не сидеть перепелке на дереве – не того роду-племени. Потому мы и встретились с тобой, что ты был таким. Таким, как и я. Нет, похожим на меня. Кажется, это допустимо – чтобы мужчина чем-то был похож на свою жену...

...Что же было потом? Потом пришло письмо. Последнее письмо. Ты писал из Москвы. Потом – мой сон. Я поливала тебя, замерзшего, обледенелого, горячей водой, кипятком... Но никак не могла растопить лед, разморозить тебя, отогреть... Сколько воды я извела, как я старалась,– и ничего. Ты был весь ледяной...

А потом? Что было потом?

Потом был гроб на тигриных лапах, сделанный там, в Италии. Тигриные лапы... Тигр...

Я лила воду, от которой валил пар, а ты лежал и умолял напоить тебя и отогреть. Может, мне что-то поможет, говорил ты. Дай мне воды, дай напиться, может, я смогу подняться, встать, смогу заговорить, крикнуть, собрать все Львиное ущелье и передать народу завет Белого старца, завет о дали и зверях... Вот что ты говорил мне, о чем просил. Господи, как странно, святая дева Мария, Ламария, как странно... «Дай мне напиться... я должен передать им завет Белого старца... Скоро праздник Джгвиби, я должен взобраться на столп вознесения, чтобы принести урожайный год... я не боюсь ледяных снежков, теперь они мне не страшны». Вот что ты говорил мне во сне. Но я не могла отогреть тебя. Давай вскипяти еще воды в котелке. В котелке? Сейчас, вот кипяток, подожди, сейчас... сейчас!..

Кати рванулась, чтобы встать и бежать.

Но идет панихида!

– Куда ты?! – подхватили за руки с обеих сторон, усадили обратно.

– Пустите! Он хочет воды... горячей воды!..– хриплым, осипшим голосом.

– Успокойся, Кати, успокойся! Молчи, родная, молчи... Посмотри вокруг, сколько людей, оглянись вокруг, несчастная Кати!..

Потом она утратила и эту способность – вспоминать и думать. Сидела, вперив бессмысленный взгляд в одну точку. Ни о чем не думала – все заледенело.

***

Поэтесса Тамара Эристави так оплакала его:

 
Тигр ты был, Хергиани,
И много отважней тигра.
Ты горы любил, Хергиани,
С горами водил игры.
И горы тебя забрали —
Альпийские Доломиты.
Высок ты был, Хергиани,
Как поднебесные выси.
Имя твое, Хергиани,
Время больше возвысит.
Ты обошел, Хергиани,
Вершины, что над облаками,
Ледовые склони Памира,
Грозные пики Тянь-Шаня.
Затоскует по тебе, Хергиани,
Ушба, красавица ледяная.
Над селом твоим заплачет,
В туманы оденется Бангуриани.
Высокие башни Лагами
В тоске изойдут слезами
По тебе, Хергиани.
К могиле твоей звезды
Спускаться будут ночами.
Тигр ты был, Хергиани,
И много отважней тигра.
Лиле ты пел, Хергиани,
Золотое светило.
Рыцарь ты был, Хергиани,
Рыцарственней всех рыцарей.
Ты покорил, Хергиани,
Вершину, что всех выше,—
Пик благородства, отваги, чести.
 

АЛЕКСАНДР БОРОВИКОВ, ЗАСЛУЖЕННЫЙ МАСТЕР СПОРТА,

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВСЕСОЮЗНОЙ ФЕДЕРАЦИИ АЛЬПИНИЗМА:

– Михаил Хергиани был первый мастер спорта международного класса из Грузии. Он с равным увлечением работал в нескольких сферах: альпинист, скалолаз и воспитатель будущих альпинистов, смены старшего поколения. Он воспитал прекрасных спортсменов. Зимой, когда альпинистский сезон в основном завершается, он работал с лыжниками.

Михаил был одним из талантливейших представителей советской школы скалолазания, альпинист, наделенный особым даром, это был подлинный горный дух. Семь раз подряд он завоевывал звание чемпиона Советского Союза по скалолазанию, этому труднейшему виду спорта, много раз брал призовые места.

В родной Местиа неустанно пропагандировал скалолазание. Он организовал в Местийском районе вспомогательную группу, которой руководили известные альпинисты Бекну Хергиани, Чичико Чартолани и Максиме Гварлиани. Эта группа оказала помощь не одному и не двум попавшим в беду людям, вернула их к жизни...

МИХАИЛ  АНУФРИКОВ,  ЗАСЛУЖЕННЫЙ  МАСТЕР  СПОРТА,
ЗАВ ОТДЕЛОМ АЛЬПИНИЗМА ВСЕСОЮЗНОГО КОМИТЕТА ФИЗКУЛЬТУРЫ И СПОРТА:

– Да, сам Михаил и его спасательный отряд спасли от гибели и вернули к жизни множество людей. Тот, кто понимает значение и роль вспомогательной группы и работы, которую вел Михаил, знает, сколь благородной и человеколюбивой была деятельность этого рыцаря гор.

Вспомним хотя бы трагедию, разыгравшуюся на вершине Гадил-Башкара. Группа альпинистов с Юрием Боруховичем во главе застряла в скалах. Под ледяным ветром несколько суток они висели над пропастью. Замерзшие, утратившие малейшую надежду на спасение, утратившие желание жить, они умирали. Но они знали, что где-то поблизости находится лагерь Тигра скал, И если можно было хоть на какой-то миг подумать о возможности спасения, то это спасение могло прийти только оттуда. Только Михаил с его группой могли добраться до них.

И они действительно пришли. Пришли, и сняли со скалы полумертвых, обреченных на гибель людей, и вернули их к жизни. Михаил Хергиани согрел и оживил их своим теплом, теплом своего сердца и своего тела, силой своих мускулов и своего духа...

САНДРО ГВАЛИА, ЗАСЛУЖЕННЫЙ МАСТЕР СПОРТА СССР:

– Миша Хергиани, наш Чхвимлиан, для всех товарищей, друзей, приятелей всегда являлся воплощением мужества, самопожертвования, великодушия и благородства. Узнав, что кому-то трудно, он бросал все и спешил на помощь.

Так было на Тянь-Шане в роковом 1961 году на пике Победы, где обрел вечную обитель Илико Габлиа-ни. Михаил-Младший едва не остался с ним в краю вечных снегов и льдов, но Миша ценой смертельного риска с невероятным трудом спас его: взвалил на спину замерзшего, потерявшего сознание и волю к жизни Михо и тащил его около пяти километров вниз с семитысячеметровой высоты, по головокружительным тропам, где над ним витала смерть. Это был неслыханный подвиг.

Он от рождения был способен на удивительное самопожертвование, Тигр скал.

В дальнейшем, спустя годы, когда неизлечимая болезнь все же сделала свое и Михаила-Младшего не стало, Михаил сказал как-то: «У меня такое чувство, будто мне отсекли одно плечо». И действительно, со дня смерти Михо он и вправду держался так, будто ему нанесли тяжкое увечье. Он редко смеялся, даже улыбка, знаменитая Мишина улыбка, открытая, теплая, редко появлялась на его лице, да и она была уже не той, что прежде.

Перед поездкой в Италию он пребывал в какой-то странной раздвоенности. Как знать, может, смутное предчувствие гибели тяготило его...

Но Михаил был сыном своего отца, потомком своих предков – упорных, сильных, волевых людей, с молоком матери впитавшим их страсть к покорению вершин. Тигру скал, сыну гор несвойственно было отступать.

И   он   отправился   в   свой   поход – в   последний.

В последний раз овеяли его ветры далеких вершин, в последний раз он связался альпинистской веревкой, в последний раз устремился к солнцу...

ГРИГОР ГУЛБАНИ, ЗАСЛУЖЕННЫЙ МАСТЕР СПОРТА:

– Товарищи хорошо знали: на трудном участке, где надо ползти ощупью и ощупью же выискивать малейшую опору, первым шел Тигр скал. Он был нашей надеждой, нашей главной опорой, мы полагались на его природное чутье, на его силу и выносливость, уникальное мастерство. Мы ждали, когда он выйдет на «спокойное» место и спустит нам веревку.

И там, на Су-Альто, первым шел Михаил, применяя все те невероятные по риску и мастерству приемы, которые он показал еще в Англии и на Ушбе, пальцами цепляясь за малейшие трещины и выступы гладкой стены. Повисал на пальцах, продвигался дальше и снова искал...

Но – «Не остановит смерть ни узкая тропа, ни скалистая...»[32]32
  Руставели, подстрочный перевод.


[Закрыть] – не эти ли слова промелькнули в его сознании в роковой миг?..

Смерть поднялась в горы, смерть пошла по его пятам и похитила его...

В трудные минуты Михаил обычно напевал «Лилео» – древнегрузинский гимн солнцу. Всю жизнь он словно бы играл с солнцем, и вся жизнь его была стремлением к солнцу.

В Доломитах Альп в первый и последний раз прозвучала мелодия «Лилео» – и свершилось предначертанное от века: земля ты есть и в землю обратишься...

«Рожденный в Сванэти многим обязан горам...» Горы породили его, подобно легкокрылому ветру, спустился он к нам с высот... Исполины Кавкасиони явили миру своего сына...

И в свой час соединился он с утесами и ущельями, с солнцем и луной...

Он прожил короткую жизнь. И жизнь его – как книга, которая останется на вечную память друзьям, знакомым и незнакомым – всем людям Земли.

***

...И наконец оплакал сына Бесарион... Исхудавшими, сильными когда-то руками бил себя в грудь:

 
Не верю, сын мой, не верю в твою смерть!
Не верю в твое поражение!
Но когда представляю твой полет,
Когда представляю твое парение...
О, как мог ты так воспарить —
И остаться в живых!..
Не осуди своего отца за слезы,
Не осуди, если я потеряю разум...
 

Нет, никто не осуждал Бесариона.

Плакали седовласые старики в традиционных чоха-ахалухи.

На вершине Бангуриани стояли воспитанники Михаила. Пусть те, кто стремится к вершинам, будут спокойны: там, в горах Большого Кавкасиони, обиталище Тигра скал, там бодрствуют выпестованные им, те, кому он передал завет: «Человек превыше всех вершин».

***

..Промчатся годы, пройдут столетия, и седовласый сказитель будет рассказывать древние легенды:

Вначале был Беткил.

После Беткила – Чорла.

После Чорла – Муратби Киболани.

После Муратби были Алеша и Гио.

После Алеши и Гио – Бекну и Чичико, Габриэл и Максиме, Бесарион.

И было два Михаила Хергиани: Михаил-Младший и Михаил – Тигр скал.

Все они были охотники и горовосходители. Любовь к вершинам и вольным ветрам, любовь к заоблачным высям объединяла их...