Текст книги "Тигр скал"

Автор книги: Мирон Хергиани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

ГИВИ ЦЕРЕДИАНИ: ИЭЛГРИДИВО, ИЭЛГРИДИВО...[23]23
  «Ехали мы, ехали...» – сванская песенка.


[Закрыть]

Участок № 6. 12.VIII.64. Выходим на стену отрицательного уклона (до 25 градусов). Решили попытаться пройти по внутреннему углу, потому что его уклон по сравнению с внешним углом меньше. Нигде не видно трещин либо выступов, которые могли бы послужить захватами для рук, потому вместе со скальными крючьями используем и шлямбуры. Наверху наш угол постепенно расширяется. Переходит в 100-градусную «плиту». Передовая связка продвигается вперед при помощи веревочных лестниц и площадок. Вторая и третья связки следуют за ней «зажимами»...

Участок № 7. С обеих сторон монолитной гранитной плиты свисают карнизы. Преодолеть их чрезвычайно трудно. Свободна от карнизов только средняя часть плиты. Мы должны попытаться пролезть здесь. Гладкая поверхность плиты блестит как зеркало. Никак не можем наметить место для вбивания обыкновенного стенного крюка. Применяем шлямбурные крючья, и так же, как на предыдущем участке, передняя связка прокладывает путь с помощью площадок и веревочных лестниц. На верхушке плиты обнаруживаем небольшую ложбину, получаем возможность перейти из висячего положения в стоячее. Уклон в этом месте 85—90°. Каким блаженством оказывается для измученного висячим положением тела ощутить землю, к которой так привычен каждый из нас и которой вот уже сколько часов нет у нас под ногами...

Участок № 8. Но вертикальная стена вновь переходит в отрицательную. Хотя уклон по сравнению с предыдущими участками меньше – 95°. Поверхность скалы гладкая, словно ее тщательно отполировали. Стук молотка по крюку разносится в пространстве, как стук дятла.

Крюк слегка постанывает, это означает, что стена очень твердая. Нет, с крючьями тут далеко не уйдешь, трещина вскоре смыкается. Опять беремся за шлямбуры. Но разве бурить скалу менее трудоемкое дело? Что может быть более изматывающим и утомительным, чем буравить камень и потом вычищать каждую дырку от каменной крошки и пыли? Да только делать нечего: не потрудишься – не пройдешь.

На этом участке наша связка отдыхает в полном смысле этого слова – если не принимать во внимание то, что мы нервничаем и суетимся. Первая связка и без того с трудом умещается в ложбине наверху скалы, и о том, чтобы принять вспомогательную связку, речи быть не может.

Третья связка подняла все имущество группы. Она тоже, как и мы, разинув рты, наблюдает за обоими Михаилами Хергиани, которые висят под самым небосводом. Правда, мы их страхуем, но если что-нибудь случится – все будет кончено. Они находятся метров на двадцать выше нас. Если они сорвутся, будут лететь сорок метров: двадцать до нас и двадцать после, страховочная веревка натянется и выполнит свое назначение только на этом сороковом метре. Но какой крюк и какая веревка выдержит тяжесть двух мужчин, летящих с высоты? Страховка здесь формальная. Это знают и штурмующие, и страхующие. Все знают, но никто ничего не может сделать. Что мы можем? В альпинистской жизни есть минуты, когда каждый полагается лишь на свою судьбу. Мы полагались на ушедших вперед товарищей, мы зависели от них, от их ловкости, силы, мужества, умения. И мы верили в обоих Михаилов, которым даны были прозвища Старший и Младший. Так прозвали их коллеги, товарищи, журналисты – Михаил-Старший и Михаил-Младший. Прозвали неправильно, потому что Михаил-Младший был в действительности старше, а Михаил-Старший младше. Старшинство принадлежало младшему по возрасту. Это знали все, и это походило скорее на шутку.

Сейчас оба висели на волоске над бездной, и для них, связанных одной веревкой, никакого значения не имело, кто старше, а кто младше, кто руководитель группы и кто – рядовой ее член. Только бы благополучно пройти над бездной, только бы не сорваться, победить!

Вскоре   с   карниза,    выступающего   над   нашими головами, исчез сперва один силуэт, затем – второй, потом исчезли лестница и площадки. Стена опустела, только там и сям торчали шлямбурные крючья...

Потом мы услышали, как застучал молоток. Через определенные интервалы стук прекращался и возникал снова. Это означало: «Забиваем крючья для страховочной и вспомогательной веревок, которые скоро спустим. Готовьтесь». Всего было вбито три крюка. Трех крюков было достаточно для безопасного подъема двух человек и крепления основной веревки, по которой нам предстояло сейчас подняться.

И вот сверху, подобно солнечному лучу надежды и утешения, соскользнула веревка. Ее появление наша четверка встретила восторженными взглядами. Мы сейчас ухватимся за этот луч, и он поднимет нас кверху, к солнцу, к конечной цели нашего трудного пути.

И вот мы наверху, мы стоим на скальном гребне, но где он, конец? Где желанная цель? Снова скалы, утесы, карнизы, углы, желоба, на которых снова будет расходоваться наша сила и воля. И главное – где оно, златоокое солнце? Куда же поднял нас луч?

Восточный ветер подул с вершины. Подул и принес с собой клочья тумана. Они цеплялись за плечи наши, за лица и оседали влагой.

Ветер усилился. Он забросал нас охапками тумана. Вокруг воцарилось серое безмолвие. Ушба помрачнела. Наши окна, которые соединяли нас с внешним миром, закрылись. Исчез из виду вспомогательный лагерь на Чаладском леднике. Сеть незримых связующих нитей разорвалась... Ощущение одиночества подрезало нам крылья. Гложущая тоска навалилась на нас. Тоска и молчание. Но так нельзя! Сейчас нужно быть еще более собранными, сильными, чтобы одолеть наше одиночество...

Не без труда нам удалось перебороть себя. Мы загорелись прежним азартом, и вот уже застучали молотки – переклички между связками. В лагере было опять все в порядке. Мы осваивались с туманом.

Когда я глянул на часы, оказалось, что на те двадцать метров нам понадобилось более ста двадцати минут.

– Сколько крючьев мы использовали на этом участке?—спросил я Михаила, когда менялись связки.

– Десять шлямбурных и пять обыкновенных, скальных,– ответил он. Ответил уверенным, спокойным голосом. Это было самое главное для нас.

ПИРИБЕ ГВАРЛИАНИ:

... – Один белый – группа в порядке, два белых или два зеленых—продление контрольного времени. А красный...– Михаилу трудно говорить.– Красный...– Он умолкает.

Я сижу перед ним на валуне. На коленях у меня – раскрытая тетрадь, я записываю в нее каждое его слово.

В тревожном смущении оглядываю молчаливые лица.

Джокиа, Гиви, Михаил-Младший, Джумбер и Шалико – все молчат.

Даже горные индейки замолкли, затаились где-то вдали, даже их свист не нарушает молчания и тишины, объявшей все вокруг. И вороны не кружат внизу – укрылись в нижних скалах.

С тех пор как альпинисты вступили в единоборство с горами, во времени возникла какая-то новая минута. Это – минута молчания, которая наступает всякий раз, как заходит речь о красной ракете. За красной ракетой стоит то, что на языке альпинистов зовется несчастьем.

– Красная ракета – группе плохо, требуется немедленная помощь. Контрольный – до двадцать шестого августа,– кратко заканчивает Михаил.

Я закрываю тетрадь с сигнальными знаками и бережно прячу ее. Будто от нее зависит судьба товарищей. Михаил встает. Ребята вскидывают на плечи рюкзаки. Михаил подходит ко мне и тихо говорит:

– Я еще в жизни не выбрасывал красную ракету... Но если ты увидишь ее, знай: пусть вспомогательный отряд не пытается подниматься снизу, ничего не выйдет. Лучше действовать с вершины...

Они ушли.

 Я, кинооператор Борис Крепс и врач экспедиции Хито Мусэлиани остаемся во вспомогательном лагере. С нами одиночество и пустота. Впереди сверкает Чаладский ледник. Весь, словно изрубленный, бесконечно длинный, он простирается кверху, к подступам вершин Чатини и Ушбы и теряется там, сливаясь с облаками.

Ребята пойдут по этому леднику, поставят палатку, чтобы оттуда рассмотреть юго-восточную стену Ушбы, которая похожа на пещеру с разинутым зевом. На эту стену еще не ступала нога человека. Сколько экспедиций возвращалось оттуда ни с чем! Шестисотметровое Зеркало – это не шутка!.. Там их ждет тяжелейшая работа с молотками, ледорубами, шлямбурными крючьями. Ждет перспектива висеть на веревках в течение десяти суток.

...Мышляев отказался от восхождения на Зеркало. Михаил продолжал упорно думать об этом.

Идея покорения Зеркала не отпускала его. И тогда Михаил поделился с отцом своей мечтой. Через короткое время отец и сын Хергиани отправились к основанию юго-восточной стены. Два часа вдумчиво, сосредоточенно рассматривали стену. Составили варианты, взвешивали все «за» и «против». Когда возвращались домой, отец сказал: «Если подберешь надежных ребят, сможете покорить Зеркало».

С того дня началась серьезная подготовка. Постепенно выявлялись желающие штурмовать Зеркало.

Они собрались и стали готовиться идти на Ушбу и возвестить ей, грозной в своей неприступности, о мощи и неодолимой силе человека... Они шли отомстить за погибших на ее склонах.

***

– На другой день меня ждал сюрприз. К моей радости, Михаилу стало лучше. Он пришел в сознание, речь его стала нормальной, осмысленной. Все это воодушевило меня и настроило на рабочий лад. Во мне окрепла уверенность, что мой Михо поправится, что я спасу его... Всю ночь меня мучило иное предчувствие, и вот!.. В эти минуты на свете не было человека счастливее меня. В один миг перед глазами возникли улицы Тбилиси, родные, друзья, здание альпклуба... Нам пожимают руки, нас утешают: ничего, не огорчайтесь, главное – всё благополучно, будем живы, посчитаемся с пиком Победы...

«Все благополучно...»

Да, главное – чтобы все было благополучно, все были бы живы-здоровы... Пока человек жив, он может творить чудеса, может совершать подвиги.

 Погода тоже хорошая, погода тоже будто подбадривает меня. Потеплело. Теперь надо двигаться, действовать, бороться. Природа помогает нам, дело за нами!

«Но они? Где они? И как они?..»

Я вышел из нашей пещеры. Ого, вот новости – над нами, в нескольких метрах всего, палатка!

– Эге-эй! – радостно закричал я.

Из палатки высунулась голова Кузьмина.

– Ты откуда тут взялся? – удивился и он при виде меня.

Наше убежище в снегу невозможно обнаружить с первого взгляда.

– Мы здесь, в этой вот берлоге.

– Михо там?

– Там, конечно.

– Габлиани и Кухианидзе тоже там?

Что такое?! Габлиани и Кухианидзе? Почему они должны быть там? Как? Я ничего не могу понять... Меня словно огрели по голове молотком. Неужели столь радостно начавшееся утро обманет меня? Неужели я напрасно так обрадовался палатке, появившейся над нами?..

– Вы не видели Илико и Тэмо? – снова окликнул меня Кузьмин.

– Но вы ведь были вместе, вместе вышли и...

– Мы потом разделились и разминулись...– запинаясь, говорит Кузьмин.

«Как же вы потеряли друг друга в двух шагах! – в отчаянии думаю я.– Как это произошло?..»

Но сейчас не время размышлять о том, как это произошло. Надо действовать. Надо что-то предпринимать. Но что?

В это время высоко на гребне появились две фигуры. Илико и Тэмо! Черепашьим шагом спускаются они вниз. Я немного успокоился. Залез обратно в нашу пещеру и стал готовить Михаила. Пришли Кузьмин и Джумбер. Общими усилиями мы усадили Михо на снег и стащили вниз. Этот участок, примерно метров в триста, ровный и безопасный. В двух-трех местах, где были на пути скалы, Михо поднимался на ноги и при моей поддержке шел сам. Опасность его как-то отрезвляла, потому я сознательно выбирал скалистые участки.

Кириллу и Джумберу тоже трудно идти. Порой нам даже приходится ждать их. Потому спуск до седловины занимает очень много времени. Спустившись до 7000 метров и оглянувшись назад, мы нигде не обнаружили Илико и Тэймураза. Остановились и стали их ждать. Тем временем похолодало. Было, вероятно, градусов сорок ниже нуля. Я опять отрыл яму на подходящем участке склона, устроил убежище. Усадил туда Михо, а сам стал подниматься по гребню. Уже семь часов, вечерний сумрак быстро сгустится во тьму,– надо успеть помочь товарищам. Поднявшись всего на несколько шагов, я увидел их. У Илико все лицо почерневшее и посиневшее. На одной ноге нет шекльтона, но он, по-видимому, и не чувствует этого. Говорит с трудом. Я срочно поставил палатку, которая была у них с собой, зажег примус. Сразу стало тепло. Потом я закатал штанины его брюк, и... обе ноги были как ледяные! Начинаю растирать, мять, хлестать... Не переводя духа, массирую, растираю, потом бегу к Тэймуразу и Джумберу. От него – к Михо.

– Как они?.. Помоги лучше им, слышишь? Иди к ним! – прогоняет меня Михо.

– Эге-ге-геей!..– раздается слабый крик.

– Пойди к ним, я тебя умоляю, помоги им!..

– Воды... воды... дайте воды!.. А котелок всё булькает, и никак не растает в нем снег.

– Вот как только растает, я отнесу им... Потом уже спрашиваю Илико:

– Как все же случилось это?

– Мне очень тебя жаль... очень жаль, что ты не был на вершине. Мне всех жаль, кто не был там... не смог подняться туда...

– Как вы разошлись? Почему вы оказались не вместе?

– Я тебе  все  расскажу  внизу,  когда  спустимся расскажу... Но как тебя жалко, господи, как жалко, что ты, не смог подняться...

ДЖОКИА ГУГАВА: «Скользи, скользи, веревка...»

– Ну, здесь можно и передохнуть...– говорит Михаил-Младший и удобно закрепляется на стене.

А наша связка – я и Шалико – перешла на страховку. По движению веревок Джумбера и Гиви, которые теперь идут первыми, мы догадываемся об их перемещении, догадываемся, успешно они продвигаются или испытывают затруднения. Веревка – наш главный связной. Особенно теперь, когда все кругом укрыл туман и мы еле различаем друг друга. Эта связующая нить становится бесценной.

«Скользи, скользи ты вверх, веревка, и никогда не напрягайся»,– вспоминаются слова из какой-то альпинистской песенки.

А веревка вправду скользит в наших руках, скользит и незаметно, медленно, равномерно поднимается вверх. Не качается, не дергается. Это хороший признак.

Вскоре и мы следуем за веревкой. Наверху, на маленькой платформе, закрепляемся и снова переходим на страховку. Страховка здесь более надежна, чем там, внизу. Когда стена местами переходит в отрицательную, мы применяем лестницы из тройной веревки. В верхней части этого участка обнаруживается угол, который на глаз и не виден, но хорошо прощупывается рукой. Угол выгоден для положения стоя. А это означает, что наша страховка будет еще надежнее. И еще – что шлямбурные крючья будет легче вбивать в стену. Когда хоть одной ногой стоишь на твердой земле, удар приобретает большую силу, мышцы устают меньше...

Время от времени используем веревочную лестницу. Как правило, первая связка поднимается наверх с помощью площадок и лестниц.

Участок № 9. Этот участок имеет уклон 75 – 90°. От других он отличается тем, что на поверхности гранитной стены едва заметно обозначается пояс трещины, который тянется по вертикали.  Поверхность стены имеет форму бараньего лба, и вертикальная полоса проступает, словно след топора. Мы обрадовались при виде трещины. Но она оказалась такой узкой, что не удалось вбить крюк. Местами на «лбу» виднеются скальные выступы, образующие прямые углы с его поверхностью. Расстояние между ними примерно около двух метров. Весь участок отвесный,  в  середине с  отрицательным уклоном.  Наверху, слева,– желоб,  над  ним – что-то вроде площадки. Передняя связка направляется туда. Снова слышен стук молотка. На нас, носильщиков и страховщиков, сыплются каменная пыль, мелкие осколки скалы.

Мощная волна ветра закутывает нас в плотное серое облако пыли, и обетованная площадка над желобом исчезает из поля зрения. Мы не видим и ушедших вперед Джумбера и Гиви. После двадцати, максимум тридцати, ударов молотком у человека, висящего в воздухе, каким бы сильным и тренированным он ни был, устают мышцы, и его необходимо сменить. Мы внимательно следим за сменой товарищей, прислушиваясь к характерным для каждого звукам ударов. Мы хорошо знаем «почерк» каждого, так что, несмотря на отсутствие видимости, без труда узнаем, кто из них вышел на скалу.

– Площадка!.. Площадка! – доносится сверху радостный возглас Джумбера, возвещающий нам, что участок пройден и побежден. Теперь мы можем сниматься со страховки, передовая связка временно возьмет на себя наши функции. Они уже надежно закрепились на стене, и пока все мы не поднимемся туда, не выпустят из рук страховочной и вспомогательной веревок. Мы повисли на веревке. Поодиночке взбираемся по ней.

И вот мы наверху. Принимаем от первой связки молотки, шлямбурные и скальные крючья, лестницы и прочее необходимое снаряжение.

Мы поработали совсем немного, как вдруг снизу донесся голос Старшего:

– Эй, работяги, как вы думаете, сколько сейчас времени?

Невинный вопрос застает нас врасплох. Я, во всяком случае, думал о чем угодно и вообще забыл о времени.

– Сколько времени? – мы с Шалико пожали плечами.

– Шесть часов. Пора думать о ночлеге. Тем более в такую погоду, когда весь мир утонул в тумане.

Ограниченность во времени спутала все карты, все планы... Но делать нечего – надо развешивать гамаки и устраиваться на ночлег.

27.III.64. Участок № 10. Моросит. Сильный ветер. Черт знает что за погода! Вчера мы предусмотрительно укрылись водонепроницаемым брезентом. Брезент-то водонепроницаемый, но почему наши спальные мешки наутро оказались влажными? Пренеприятное чувство – просыпаться утром в той одежде, в которой работал весь вчерашний день. Одежда эта почему-то становится страшно тяжелой, она давит на плечи, ты ощущаешь ее на теле как некие оковы. Особенно остро это ощущение во время высотных восхождений, когда из-за холода ты вынужден одеваться очень тепло. Постепенно, по мере того как начинаешь работать, оно исчезает. Ты забываешь и о том, что вот уже неделя, как не принимал не только горячий, но и холодный душ, и, лишь укладываясь спать или просыпаясь утром, вспоминаешь об этом...

Вскоре мы снимаемся со скал. Складываем гамаки, веревки. Там, где это возможно, вытаскиваем вбитые нами на стоянке драгоценные шлямбуры, завтракаем и выходим.

МЕЧТА О СОЛНЦЕ

– Сейчас я приготовлю еду.

– Что ты сказал?.. Ты не спишь?

– Я сварю кисель, ты ведь выпьешь?

– Вот-вот рассвет. К чему сейчас кисель. Тебе лучше отдохнуть еще немного. Знаешь, у меня так ноют мышцы! Когда ты меня растирал, я спал. Правда спал. Мне снились отмели Лагами. Помнишь, как мы валялись на песке, подставляя солнцу спины, и разминали друг другу мышцы? Вцепишься, словно клещами, двумя пальцами – указательным и большим – в мясо, кистью правой руки бьешь наотмашь – и на теле остается красный след... Боже, чего только не выдерживали мы тогда!.. Все тело было в синяках от этого массажа, и самым сильным и мужественным считался тот, у кого было больше синяков.

– Да... а я еще знаешь что помню? Как старшие выстраивали нас в ряд и вели к Гвалдири. И мы не просто шли – надо было кулаком колотить по груди – тоже для мышц... Так мы и шли, а люди на нас глазели и удивлялись: что это они себя колотят... И еще – переход через реку помню... Помнишь, ты переходил ее с багром возле аэропорта и бултыхнулся в Энгури... на счастье, посреди реки торчал огромный валун, ты ухватился за него, забрался наверх и кое-как удержался там... Никто не решался помочь, все боялись огромных волн обезумевшего Энгури... А ты, мокрый, такой несчастный, умоляющими глазами смотрел на нас, толпившихся на берегу... Потом закричал...

– Тому, кто меня вытащит отсюда, подарю ловушку для дроздов, пообещал я...– слабая улыбка промелькнула на его лице.– Да, я хорошо помню...

– Какая птица залетит в ловушку для дроздов в разгаре лета? И как ты вспомнил тогда эту ловушку!..

– А что еще я мог пообещать? Ничего другого, кроме ловушек, у меня не было... И для тебя много их мастерил...

– А ведь конский волос я тебе приносил? Я приносил отличные длинные волосы из гривы! Кто бы не сплел из них ловушку! Но что правда, то правда, у тебя были золотые руки.

– Потом еще помню – поймал я в первый раз птицу, жаворонка, и обегал всех мальчишек, предлагая меняться – жаворонка менял на горлицу...

– Да,я помню... Ты столько об этом кричал, что тебя так и прознали вон идет «меняю жаворонка на горлицу!..». Это как в одной сказке – «меняю уголь на золото»... Ты знаешь, Михо, тебе лучше... Ведь лучше? Ну хоть немножко? Скажи, ведь лучше?.. Знаешь, когда мы вернемся домой, давай соберем всех друзей детства, повспоминаем наши тогдашние дела... Посоревнуемся в переходе через реку, в прыжках, в метании камней...

Михо отдался воспоминаниям. Кажется, он даже уснул. Котелок булькал на плите. Какими ласкающими, какими сладостными кажутся звуки кипящей воды в царстве льдов и снегов! Когда тело больше не в состоянии согревать себя, и леденящий воздух проникает во все поры твоего существа, а натруженные бронхи хрипят, пыхтение и бульканье кипящей воды живо напоминает тебе о родном доме. И видится тебе камин с жарко горящими поленьями, пламя согревает тебя... Согревает, пока приятный обман не рассеет страшная реальность. И тогда пыхтенье и бульканье воды может даже раздражать, потому что это оно породило обманчивое видение.

Наконец кисель готов. Теперь разолью по стаканам...

Но Михо покачал головой: «Ничего не могу есть».

Я вылил его обратно. Это мне очень не понравилось. «Если ему лучше, почему он не может проглотить даже кисель? – подумал я.– Нет, дело скверно. Группа сломлена. Всем плохо, один я цел и невредим, мне и вправду следует позаботиться о себе, сберечь силы и энергию, потому что работы будет много...»

– Эге-гей!.. Воды... воды...– слышу я голос Илико.

В который уже раз я растапливаю снег, потом с котелком в руках ощупью ползу к палатке, чтобы напоить жаждущих. Растираю поочередно сперва Илико, которому совсем худо, потом Тэймураза, затем снова возвращаюсь в нашу нору, к Михо.

– Побереги себя, слышишь...– с трудом бормочет он.

Да, работы будет предостаточно!..

Что ж, надо взяться за себя. Я съел кисель, съел мясные консервы. Тем временем рассвело. Я хотел было вздремнуть, но уже нельзя – будет поздно. Я быстро подготовил Михо, пошел к остальным. Никто не хочет вставать. Я безжалостен и суров, ведь выхода нет.

Наконец начинаем спуск.

Михаил и Илико не в силах даже стоять на ногах. Остальные бредут шатаясь. Что делать, что предпринять? Как тащить на себе двоих? Может, поочередно, сперва одного, потом другого? Поочередно... Пусть поочередно! Попробуем. А путь труднее трудного – нам предстоит подъем па Западную вершину.

Я вывел на дорогу Михо. Участок отвесный. Идем очень медленно и тяжело. Что ни говори, а 7000 метров! Останавливаемся. С трудом перевожу дух. Я вижу, как ко мне приближается Джумбер. Он отзывает меня в сторону и тихо, чтобы не услышал Михо, говорит:

– Илико больше нет.

– Что ты говоришь?! Как?! – я схватил его за ворот куртки.

Ведь я знал, что так будет, знал и видел. И все равно меня потрясло это известие. Все равно смерть оказалась неожиданной.

– Он выглянул из палатки, посмотрел на солнце и упал. Только чуть приоткрыл рот, будто хотел запеть...

Мы оба беззвучно рыдаем, стоя спиной к Михо... Но плакать нет времени. Мы быстро берем себя в руки. Малейшая неосторожность – и все мы погибнем. Главное, чтобы Михо ничего не узнал. Я и сегодня глубоко убежден, что, узнай Михо о смерти Илико, наши дела пошли бы еще хуже. Хотя что могло быть хуже того, что случилось потом...

Вот что случилось потом: – Что же делать? – спрашивает меня Джумбер.

В его мужественном голосе звучат боль и отчаяние, отчаяние от сознания нашего бессилия, безнадежности нашего положения. Он стоит опустив плечи, понурившись, дрожа от холода и смятения. Он ждет ответа. Но что я могу ответить?

– Мы все в таком состоянии.

«Разве кто-нибудь навьючивает клячу? Только дурак. Кляча падает, и ничего путного из этого не выйдет...» – проносятся в голове мысли.

Да, наша группа стала похожа на клячу, которая еле волочит ноги и не в состоянии везти никакие грузы. Мы едва тащились. Нам было трудно идти, трудно дышать. Прибавить хоть что-то к нашему грузу не было никакой возможности, каким бы дорогим и любимым он ни был. Мы просто не имели сил...

– Может быть, попытаемся по очереди... все же попытаемся...

Это говорит Джумбер. Но я уже принял решение и отвечаю ему полуповелительным тоном:

– Ничего у нас не получится. Надо помочь живым. Илико похороним у основания скалы. Потом, в другое время, поднимемся и заберем его отсюда. Сейчас мы все равно ничего другого не сможем, как бы ни старались...

...И лежит Илико Каблиани на высоте семи тысяч метров, но полке небольшой скалы, под небольшой насыпью на скальных обломков. Эти обломки тяжелыми глыбами давят на мое сердце, сердца всех, кто знал Илико, кто слышал о его великодушии, мужестве, честности, верности и отваге. И будут эти глыбы отягощать мое сердце до тех пор, пока я не поднимусь туда опять и не перенесу моего Илико на родину, в Грузию, я родную Местиа...