Текст книги "История веры и религиозных идей. Том 1. От каменного века до элевсинских мистерий"

Автор книги: Мирча Элиаде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)

§ 81. Тождество «атман-брахман» и опыт «внутреннего света»

В предыдущем параграфе мы нарисовали несколько упрощенную картину, чтобы выделить, в чем состояла цель и оригинальность риши. На самом деле уже в самых первых упанишадах[509]509
  Т.е. прозаических упанишадах: в «Брихадараньяке», «Чхандогье», «Айтарейе», «Каушитаки» и «Тайттирие». Их написание, по-видимому, относится к 800–500 гг. до н. э.


[Закрыть] говорится о нескольких различных подходах к проблеме. Впрочем, не стоит придавать и чересчур большого значения этим различиям, поскольку система уподоблений и сравнений, разработанная в брахманах, сохраняется практически в том же виде и в упанишадах. Центральная проблема так или иначе присутствует в каждом из этих текстов: главное – это охватить разумом Первую Сущность, Единое /Целое. Осознать его – это все равно что осознать весь мир, жизнь и судьбу человека. Начиная с «Ригведы», эта Сущность носит имя тад экам – «Это Одно» – взятое из знаменитого гимна X, 129.[510]510
  Гимн X, 129 – космогонический гимн «Ригведы».


[Закрыть] В брахманах она зовется Праджапати или Брахман. Однако во всех этих произведениях, носивших схоластический характер, Первая Сущность была неразрывно связана с космическим жертвоприношением и ритуальной святостью. Риши же, напротив, постарались осознать ее через медитацию, направляемую познанием.[511]511
  Нельзя, впрочем, забывать, что риши упанишад продолжают традицию ясновидящих и поэтов-философов ведийской эпохи. В определенном смысле верно, что главные интуитивные (хотя и несистематизированные) выводы упанишад можно обнаружить в Ведах. Ср., например, равенство: «дух» = «бог» = «реальность» = «свет». Ср.: Gonda. The Vision of the Vedic Poets, p. 40 sq., 272 sq.


[Закрыть]

Очевидно, что Первая Сущность – нечто непредставимое, безграничное и вечное; она одновременно является Одним и Всем, она – «творец» и «властелин» мира; иногда она вообще отождествляется со Вселенной; некоторые находят ее в «Человеке» (пуруша), незримо присутствующем в солнце, луне, речи и т. д.; другие ищут ее в «безграничности», благодаря которой существует мир, жизнь и сознание. Из всех наименований Первой Сущности ранее всего утвердился термин Брахман.[512]512
  См. о брахмане: Топоров В.Н. О брахмане. К истокам концепции. – Проблемы истории языков и культуры народов Индии. М., 1974. С. 20–74.


[Закрыть] В одном знаменитом отрывке из «Чхандогья-упанишады» (III 14. 2–4) говорится, что Брахман – это «вся Вселенная», и тем не менее природа его духовна; «жизнь – его тело, форма его – свет, душа его – пространство»" в нем заключены все деяния, желания, запахи и вкусы и т. д. Но в то же время он и «мой атман в сердце, меньше, чем ячменное зерно, меньше, чем горчичное зерно», и одновременно «больше, чем земля, больше, чем воздух, больше, чем все миры». «Он заключает в себе все деяния, все желания […], заключает в себе весь этот мир […], таков мой атман в сердце моем; таков Брахман. Умерев, войду я в него».[513]513
  В другом отрывке из той же упанишады (VI 1-15) учитель объясняет своему сыну Шветакету, как Первозданная Сущность сотворила мир и человека: после акта творения она проникает во все области вселенной и внутрь человеческого тела, где она и пребывает подобно зерну соли, растворенному в воде. Атман олицетворяет в человеке божественную сущность. Поучение заканчивается знаменитой формулой – "ты есть это (тат твам аси), Шветакету!"


[Закрыть] Яджнавалкья также говорит о том, кто «обитает в земле, но земля его не знает; тело его – земля, он управляет землей изнутри»" эта сущность отождествляется с «атманом, управляющим изнутри, бессмертным» («Брихадараньяка-упанишада» III 7. 3).

Как и Пуруша из «Ригведы» (X 90), Брахман оказывается одновременно имманентным ("этот мир") и трансцендентным: он существует независимо от Вселенной и одновременно присутствует во всех ее областях. Более того, в ипостаси атмана он обитает и в сердце человека; отсюда вытекает единство истинного Себя и Мировой Сущности. Действительно, после смерти атман "того, кто знает", воссоединяется с Брахманом, в то время как души «непросвещенных» вынуждены подчиняться закону переселения душ (сансаре). Существует несколько концепций жизни после смерти без последующего перерождения. Согласно одной из них, те, кто осознали эзотерический символизм "пяти огней",[514]514
  Имеется в виду, что жертвенный огонь уподобляется потустороннему миру, Парджанье, миру людей, мужчине и женщине (см.: «Брихадараньяка-упанишада» VI 2. 9-15; «Чхандогья-упанишада» V 4. 1-10. 2).


[Закрыть] пролетают через все области Вселенной и попадают в «мир молний». Там они встречают «духовную сущность» (пуруша манасах, букв. «рожденный от духа»), которая провожает их в миры Брахмана, где они и останутся навсегда. Эта концепция с незначительными изменениями будет принята некоторыми культовыми группами. Согласно другой интерпретации, посмертное воссоединение атмана с Мировой Сущностью (Брахманом) считается своеобразным «обезличенным бессмертием», т. е. Сам растворяется в своем первоисточнике, Брахмане.

Следует уточнить, что любое размышление на тему атмана-брахмана представляет собой не столько цепочку логических рассуждений, сколько "духовное упражнение". Осознание своей Самости сопровождается своеобразной вспышкой "внутреннего света" (антаджьоти), а свет – это основной атрибут как атмана, так и брахмана. Речь здесь, несомненно, идет об очень древней традиции, поскольку уже в ведийскую эпоху солнце и свет считались эпифаниями Сущности, Духа, бессмертия и плодородия. В «Ригведе» (I 115.1) говорится, что Солнце – это Жизнь, или атман (Сам) всякой вещи.[515]515
  «Свет есть порождение» (джьотир праджанаман), говорится в «Шатапатха-брахмане» (VIII 7.2.16–17); свет – «производящая сила» («Тайттирия-самхита» VII 1.1.1). Ср.: Eliade. Méphistophéïès et l'Androgyne, p. 27; idem. Spirit, Light and Seed, p. 3 sq.


[Закрыть] Выпивший сому получает бессмертие, обретает Свет и соединяется с богами (VIII 48.3). Свет же этот, как говорит «Чхандогья-упанишада» (III 13.7), «который сияет над этим Небом, над всем, над самыми верхними мирами, выше которых ничего нет, этот свет на самом деле тот же свет, который сияет внутри человека (антах пуруша)».[516]516
  «Чхандогья-упанишада» (III 17.7) приводит два стиха из «Ригведы», в которых говорится о созерцании «Света, который сияет выше Неба», и добавляет следующее: «созерцая (этот) Высочайший Свет, сияющий над Мраком, мы достигаем Солнца, Бога среди богов». Осознание единства света внутреннего и света транскосмического сопровождается двумя симптомами, хорошо известными в «скрытой физиологии» – повышением температуры тела и слышанием таинственных звуков (III 13.8).


[Закрыть] В «Брихадараньяка-упанишаде» (IV 3.7) атман также уподобляется некой сущности, находящейся в сердце человека, которая называется «светом сердца». «Эта чистая сущность, покидая свое тело и поднимаясь к высшему свету, обретает свою истинную форму. Это он, атман. Это бессмертное, это бесстрашное. Это Брахман» («Чхандогья-упанишада» VIII 3.4).[517]517
  Аналогичным образом в «Мундака-упанишаде» (И 2.10) Брахман называется «чистый, свет всех светов». См. другие примеры в нашем исследовании «Spirit, Light and Seed», p. 4 sq., а также в: J. Gonda. The vision of the Vedic Poets, p. 270 sq.


[Закрыть]

§ 82. Две модальности брахмана и загадка атмана, плененного Материей

Тождество «атман-брахман», познаваемое через ощущение «внутреннего света», помогает риши разгадать одновременно тайну сотворения Вселенной и тайну своего собственного существования. Поскольку риши знает, что человек – пленник кармы и в то же время обладатель бессмертного «Самого», то и Брахмана он интерпретирует соответствующим образом. Иначе говоря, он постулирует для Брахмана два явно несовместимых способа существования: «абсолютный» и «относительный», «духовный» и «материальный», «личный» и «безличный» и т. д. В «Брихадараньяка-упанишаде» (II 3.3) Брахман также познается в двух видах: телесном (смертном) и бессмертном. Упанишады, относящиеся к среднему периоду,[518]518
  Важнейшие из них – «Катха», «Прашна», «Майтри», «Мандукья», «Шветашватара» и «Мундака». Точное время их написания установить затруднительно; вероятнее всего, они были созданы между 500 и 200 гг. до н. э.


[Закрыть] развивают старую тенденцию сведения мирового пространства и сознания к единому принципу, восходящую еще к «Ригведе», на значительно более развитом уровне системности. Так, онтология Вселенной, представленная в «Катха-упанишаде» (см. особ.: III 11 и сл.), отличается особой оригинальностью: наверху располагается Мировой Дух (пуруша); под ним – «непроявленное» (авьякта), соприкасающееся как с «духовным», так и с «материальным»" ниже находится Великий Сам (махан атма), Дух, проявляющийся в материи, и далее в нисходящем порядке располагается все остальное – прочие формы сознания, органы чувств и т. д. Согласно «Шветашватара-упанишаде» (V 1), в бессмертном и бесконечном Брахмане таятся познание (обеспечивающее бессмертие) и неведение, которое уподобляется смертности.

Эта новая система уподоблений влечет за собой переосмысление древней аналогии между макро– и микрокосмом. Здесь речь идет уже о том, что риши осознает свою "экзистенциальную ситуацию", размышляя о противоречивом строении Брахмана, при этом размышление проходит одновременно на двух параллельных уровнях. С одной стороны, обнаруживается, что не только чувственное восприятие, но и умственная и психическая деятельность должны трактоваться как «естественные» явления (это открытие, впервые упомянутое в «Майтри-упанишаде», будет в дальнейшем детально разработано в философии санкхьи и йоги). С другой стороны, явно усиливается тенденция видеть в Духе и Природе (пракрити) две модальности Первозданной Сущности, Единого/Целого[519]519
  Это было наглядно показано в работе фон Глазенаппа (H. von Glasenapp. La philosophie indienne, p. 131).


[Закрыть] (эта тенденция засвидетельствована уже в «Ригведе» X 90.3). Отсюда следует, что Вселенная и Жизнь представляют собой совместное творение этих двух ипостасей Первозданной Сущности.

Суть освобождения в том, чтобы осознать эту "тайну"" как только парадоксальная природа Единого/Целого оказывается разгаданной, мы сразу же получаем возможность вырваться из оков вселенской суеты. В зависимости от конкретной точки зрения эта вселенская суета называется либо божественной «игрой» (лила), либо «иллюзией» (майя), вызванной неведением, либо «испытанием», предстоящим человеку на пути к абсолютной свободе (мокша).[520]520
  Все эти интерпретации обретут популярность несколько позже.


[Закрыть] Важнее всего то, что такое парадоксальное сосуществование внутри Первозданной Сущности двух противоречивых модальностей придает определенный смысл существованию человека – которое, кстати, не менее противоречиво, так как несмотря на то, что в нем заключен атман, все же подвластно закону кармы – и, более того, открывает путь к спасению. Действительно, осознав аналогию между Брахманом и его земным воплощением (материальным миром), и атманом, заключенным в оковы закона переселения душ, мы понимаем, что природа зловещей цепочки «авидья – карма – сансара» на самом деле случайна и преходяща.

Разумеется, упанишады, относящиеся к среднему периоду, используют эти новые открытия в своих собственных целях. Иногда две модальности Брахмана осмысляются в форме персонифицированного бога, стоящего выше материи (материя – его «обезличенный» способ существования); именно это, по-видимому, имеет в виду «Катха-упанишада» (I 3.11), когда она ставит личное начало, пурушу, над его «безличными» воплощениями (авьякта, букв. «непроявленное»[521]521
  В «Мундака-упанишаде» (II 1.2) пуруша также стоит выше акшары, «недвижимого», т. е. выше пракрити, ср.: Glasenapp, p. 123.


[Закрыть]). Еще более важной в этом смысле для нас является «Шветашватара-упанишада», поскольку в ней размышления об абсолюте (Брахмане) тесно связаны с почитанием личного бога Рудры-Шивы. «Тройной Брахман» (I 12), Бог, имманентный Природе в целом и всем видам жизни в частности (II 16–17), отождествляется с Рудрой, создателем, но также и губителем миров (III 2). Что же касается самой природы (пракрити), она называется майя, созданная Владыкой (Рудрой-Шивой), творящая «магия», в которой заключены все живые твари (IV 9-10). Таким образом, сотворение мира может рассматриваться либо как божественная эманация, либо как «игра» (лила), в которую люди, ослепленные неведением, дают себя завлечь. Избавления можно достичь, лишь прибегнув к помощи санкхьи и йоги, т. е. овладев философским знанием и постигнув психо-физиологические основы медитации (VI 13).[522]522
  В центре «Швсташватара-упанишады» все же – культ Шивы, ср.: Yoga. pp. 127-28.


[Закрыть]

Важнейшее отличие здесь – выдвижение йоги, наряду с гнозисом, методом, превалирующим в более древних упанишадах, на ключевую роль в процессе освобождения. В «Катха-упанишаде» методология йоги также описывается параллельно с медитативной методологией познания (III, 13). Некоторые приемы йоги очень подробно излагаются в упанишадах: «Шветашватара», «Мандукья» и особенно в «Майтри-упанишаде».

Таким образом, легко можно проследить путь философской мысли, развивавшей открытия первых упанишад. С одной стороны, упанишадам удалось отделить духовное начало (атман) от органической и психоментальной жизни человека; все эти элементы, постепенно «обесцениваясь», оказались обусловленными циклическим характером Природы (пракрити). Лишь Сам, очищенный от психоментального опыта, тождествен Брахману, и, следовательно, бессмертен. С другой стороны, удалось также вскрыть и проанализировать связи, пролегшие между Универсальной Сущностью (Брахманом) и Природой. Методология аскезы и медитации, призванных отделить «Самого» от психоментального опыта, будут в дальнейшем детально разработаны и описаны в первых йогических трактатах. Глубокий анализ способа существования «Самого» (атмана, пуруши) и динамических структур Природы (пракрити) станут главной задачей философии санкхьи.

Глава X
ЗЕВС И ГРЕЧЕСКАЯ РЕЛИГИЯ

§ 83. Теогония и борьба между поколениями богов

Уже само имя Зевса с несомненностью свидетельствует о том, что перед нами индоевропейское небесное божество (ср. § 62). Еще Феокрит (IV, 43) приписывал Зевсу способность как сиять в небесах, так и проливаться дождем. Согласно Гомеру, «Зевсу досталось меж туч и эфира пространное небо»[523]523
  Цитаты из «Илиады» даются в переводе Н.И. Гнедича.


[Закрыть] («Илиада», XV,192). Многочисленные эпитеты Зевса предполагают в нем источник различных небесных явлений: Ombrios (Тучегонитель), Hiettyos (Дождящий), Urios (Посылающий попутные ветры), Astapios (Громовержец), Bronton (Высоко-гремящий) и т. д. Однако Зевс отнюдь не только лишь олицетворение небосвода, доступного наблюдению. Ураническую природу Зевса подтверждают и его ранг верховного властителя, и многочисленные браки с хтоническими богинями.

Но в то же время, несмотря на свою верховную власть (которую он, впрочем, стяжал в суровых битвах), Зевс отличается от древних индоевропейских богов неба, таких, к примеру, как ведийский Дьяус. Греки не только не приписывали Зевсу роль создателя Вселенной, но даже не относили его к изначальным божествам. Согласно Гесиоду, вначале не существовало ничего, кроме Хаоса, из которого вышли Гея (Земля) и Эрос. Затем «широкобедрая» Гея "породила дитятю равновеликого ей, то был Уран многозвездный" ("Теогония", 127). Согласно Гесиоду, Уран "любвью пылая, приблизился к Гее, и обволок ее Ночью" (176–177). Последствием этого космического брака[524]524
  Но еще раньше Гея самостоятельно породила горы, нимф и Бесплодное море (Понт); «Теогония», 129.


[Закрыть] стало рождение второго поколения богов, уранидов: шести титанов (старший – Океан, младший – Крон), шести титанид (в числе которых Рея, Фемида, Мнемозина), трех одноглазых циклопов и трех сторуких (гекатонхейров).

Первоначальные божества вообще отличались исключительной, даже подчас устрашающей, плодовитостью. Однако Уран сразу же возненавидел своих детей и поместил их в лоно Геи. Обиженная богиня смастерила огромный серп и призвала своих детей: "О мои отпрыски, злодея семя, […] накажем преступление Урана, пусть он вам и отец, но первым совершил он злодеянье". Однако дети "испуганно молчали как один". Только Крон внял призыву матери. Стоило Урану приблизиться к Гее, "пылая похотью, стремясь проникнуть в лоно" (Эсхил, фр. 44), как Крон оскопил его. Оросившая Гею кровь породила трех богинь мести Эриний, гигантов и лесных нимф. Гениталии Урана, низвергнутые в Океан, вспахтали белоснежную пену, из которой явилась Афродита («Теогония», 188 и далее).

Данный сюжет излагает наиболее жестокую версию древнего мифа об отделении Неба от Земли. Как мы уже отмечали (§ 47), речь идет о широко распространенном предании, разнообразно запечатленном в культуре. Кастрация Урана положила конец его беспредельной плодовитости,[525]525
  Otiositas Урана после его кастрации воплощает, пусть и в грубой форме, тенденцию богов-создателей, завершив творение, удаляться на небеса, становясь dii otiosi; см.: Eliade. Traité, p. 14.


[Закрыть] оказавшейся тщетной, поскольку отец «прятал» новорожденных обратно в лоно Земли. Нанесение увечий богу-космократу его собственным сыном, таким образом захватывающим власть, – основополагающая тема хурритской, хеттской и ханаанейской теологии (§ 46). Можно предположить, что Гесиод был знаком с этими восточными традициями,[526]526
  См. также: M.L. West. Hesiod's Theogony, p. 18 sq.; P. Walcot. Hesiod and the Near East, p. 27 sq.


[Закрыть] поскольку главный мотив его «Теогонии» – борьба между поколениями богов за верховную власть. Действительно, лишив отца силы, Крон становится властелином. Он женится на своей сестре Рее. которая рожает ему пятерых детей: Гестию, Деметру, Геру, Аида, Посейдона. Но Гея и Уран предупредили Крона, что он обречен «быть поверженным собственным сыном» («Теогония», 463). Поэтому, стоило родиться младенцу, как он тотчас его проглатывал. Наконец, отчаявшаяся Рея последовала совету Геи: удалилась на остров Крит и там, разрешившись Зевсом, спрятала его в тайной пещере. Крону она подложила камень, завернутый в пеленку, который тот проглотил вместо сына (478).

Когда Зевс подрос, он заставил Крона изрыгнуть своих братьев и сестер. Он освободит затем и братьев отца, которых Уран держал в заточении, а те в благодарность одарят Зевса громом и молнией. Обладая столь могучим оружием. Зевс сделается властителем "разом богов и людей" ("Теогония", 493–506). Но прежде ему предстояло одолеть Крона и Титанов. Сражение длилось десять лет с переменным успехом, пока Зевс и молодые боги по совету Геры не привели трех сторуких, заточенных Ураном в земных недрах. Вскоре титаны были побеждены и низринуты в Тартар, где их сторожат сторукие ("Теогония", 617–720).

Описание титаномахии ("Теогония", 700) создает впечатление регресса на докосмогоническую стадию. Победа Зевса над титанами, явившая беспредельность его силы и власти, равнозначна, таким образом, переустройству мироздания. Можно сказать, что Зевс пересоздал Вселенную (ср.: Индра, § 68). Впрочем, его творение дважды подвергнется серьезнейшим угрозам. В строфах Гесиода, долгое время считавшихся позднейшей вставкой ("Теогония", 820–880) и аутентичность которых доказал последний издатель "Теогонии",[527]527
  West. Ор. cit., р. 379 sq.


[Закрыть] чудовище Тифон, порождение Геи и Тартара, восстал против Зевса. «Из плеч же его исходила сотня ужасных змеиных голов, изрыгавших черные жала; […] метали огонь его жуткие очи» и т. д. («Теогония», 824). Зевс поразил чудовище своими молниями и низверг в Тартар.[528]528
  Аполлодор («Библиотека», I, 6, 3) утверждает, что перед тем, как Зевс поверг Тифона, чудовище сумело перерезать ему сухожилия. Подобный сюжет сходен с хеттским мифом о битве бога грозы с драконом Иллуянкой; ср. § 45. См. также: West. Ор. cit., р. 392.


[Закрыть] А согласно гигантомахии, мифологическому эпизоду, не известному ни Гомеру, ни Гесиоду, а впервые упомянутому Пиндаром («Немейские песни», I, 67), гиганты, явившиеся из оросившей Гею крови Урана, также выступили против Зевса и его братьев. Аполлодор утверждает, что Гея произвела на свет гигантов, чтобы они отомстили за титанов, а после их неудачи породила Тифона («Библиотека», I, 6, 1–3).

Попытки Геи низвергнуть Зевса обнаруживают недовольство изначального божества переустройством Мироздания или утверждением нового порядка (ср. с месопотамской теомахией, § 21).[529]529
  Но можно интерпретировать гнев Геи как протест против жестокости Зевса.


[Закрыть] И в то же время, именно благодаря Гее и Урану Зевс сумел сохранить верховную власть, положив предел насильственной смене божественных правлений.

§ 84. Триумф и всевластие Зевса

Одолев Тифона, Зевс по жребию разделил мироздание на три космические области. Посейдону достался океан, Аиду – подземный мир, Зевсу – небо; землей и Олимпом братья владели совместно («Илиада», XV, 197). Затем Зевс вступил последовательно в несколько браков. Его первой женой стала Метида (Благоразумие), но стоило ей зачать Афину, как Зевс проглотил свою супругу, послушавшись совета Геи и Урана, которые предсказали рождение «жестокосердного сына, что будет царить над богами и смертными» («Теогония», 886). Так благодаря пророчеству четы первоначальных божеств Зевс окончательно утвердил свою власть. Кроме того, в его естестве навсегда укоренилось Благоразумие.[530]530
  Данный эпизод служит объяснением на мифологическом уровне преображения Зевса, обретения им «мудрости».


[Закрыть] А чтобы Зевс разрешился Афиной, пришлось прибегнуть к топору, которым раскололи его лоб («Теогония», 924).

Следующими женами Зевса стали Фемида (Справедливость), Эвринома, Мнемозина (породившая девять муз) и, наконец, Гера ("Теогония", 901). Но перед тем, как жениться на Гере, Зевс полюбил вначале Деметру, родившую Персефону, потом Лето, ставшую матерью божественных близнецов Аполлона и Артемиды (910). Кроме того, Зевс вступал в любовные связи и с другими богинями, по преимуществу хтонического происхождения (Диона, Европа, Семела и др.) Подобные многочисленные союзы с божествами Земли обычны для богов грозы. Значение этих браков и любовных связей – одновременно и религиозное и политическое: культ доэллинских местных божеств, почитаемых с незапамятных времен, постепенно сливается с культом Зевса, тем самым осуществляя характерный для греческой религии процесс симбиоза и унификации.

Триумф Зевса и олимпийцев не уничтожил архаических богов и доэллинские культы. Наоборот, древнейшая традиция со временем частично интегрируется в олимпийскую религию. Мы уже подчеркивали роль четы изначальных божеств в судьбе Зевса. Вот еще несколько примеров. Вернемся к эпизоду рождения Зевса и его детства на Крите,[531]531
  О Зевсе Криторожденном см.: Charles Picard. Les religions pré-elléniques, p. 427 sq.


[Закрыть] несомненному варианту эгейского мифо-ритуального сюжета о божественном младенце, сыне и возлюбленном Великой Богини. В греческом мифе младенческие крики заглушает грохот, который производят куреты, потрясая своими щитами (мифологическая проекция ритуала посвящения юношей, венчаемого военным танцем). Гимн Палекастро (IV–III вв. до н. э.) славит прыжки Зевса, «верховного курета».[532]532
  Ср: H. Jeanmaire. Couroï et Courètes. p. 427 sq.


[Закрыть] (Тут возможна связь с архаическим земледельческим ритуалом). Обряд почитания Зевса Идейского, свершавшийся в пещере на горе Ида, имел структуру посвящения в мистерии.[533]533
  Еврипид, фрагмент утраченной трагедии «Критяне» (фр. 472).


[Закрыть] Хотя Зевса отнюдь нельзя отнести к божествам мистерий, на том же Крите показывали его могилу, тем самым отождествляя Зевса с умирающими и возрождающимся богами.[534]534
  Традиция представлять богов людьми, наделенными выдающимися способностями и обожествленными после смерти, восходит к греческому автору IV в. до н. э. Евгемеру (отсюда термин – эвгемеризм); едва ли эта традиция дает основания усматривать в образе Зевса черты умирающего бога.


[Закрыть]

Эгейские влияния прослеживаются еще и в классическую эпоху. Тому свидетельство – статуи, изображающие Зевса безбородым юношей. Это если не поощряемый, то терпимый пережиток многогранного и плодотворного процесса синкретизации.[535]535
  В восточном Средиземноморье данный процесс позволил римским, эллинистическим и иранским влияниям внедриться в структуру Византийской империи, а впоследствии способствовал сохранению османами византийских институций. См. том III данного издания.


[Закрыть] Уже у Гомера власть Зевса превосходит полномочия, традиционно присущие индо-европейскому верховному божеству. Зевс больше, чем «бог бескрайнего неба», он «отец и бессмертных и смертных» («Илиада», I, 544). Также и Эсхил в своих «Гелиадах», сохранившихся лишь в отрывках (фр. 70), восклицает: «Зевс – и эфир, и небо, и земля. Он все, что есть, и он всего превыше». Властитель погодных явлений, он также и бог плодородия. К его покровительству под именем Зевса Хтониуса взывают, приступая к сельскохозяйственным работам (Гесиод, «Труды», 465). Под именем Ктесия он – хранитель домашнего очага и олицетворение изобилия. Он – попечитель семейного уклада, он надзирает за соблюдением законов и под именем Полней покровительствует городу. А в эпоху более древнюю он, именуемый Зевсом Катарсиосом, был богом очищения, а также богом-предсказателем, пророчествовавшим в эпирской Додоне шелестом «божественной кроны великого зевсова дуба» («Одиссея», XIV, 327; XIX, 296).

Таким образом, не являясь творцом ни мира, ни жизни, ни человека, Зевс обрел всевластие, став повелителем богов и Вселенной. Множество посвященных Зевсу храмов доказывает его общеэллинское значение.[536]536
  Культ Зевса был распространен в Греции повсеместно, особенно в горной ее части. Зевс был особенно почитаем в Олимпии, в Афинах, но также и на Крите, в Малой Азии, на Западе.


[Закрыть] Веру во всемогущество Зевса вдохновенно выражают знаменитые строфы «Илиады» (VIII, 18–27), где он бросает вызов Олимпийцам: «Или дерзайте, изведайте боги, да все убедитесь: / Цепь золотую теперь же спустив от высокого неба, / Все до последнего бога и все до последней богини / Свестесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю / Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились! / Если же я, рассудивши за благо, повлечь возжелаю, / С самой землею и с самым морем ее повлеку я / И моею десницею окрест вершины Олимпа/ Цепь обовью; и вселенная вся на высоких повиснет ветрах – / Столько превыше богов и столько превыше я смертных!»

Мифологический образ "золотой веревки" породил бесчисленные попытки толкования, начиная с Платона и Псевдо-Дионисия Ареопагита и вплоть до XVIII века.[537]537
  На эту тему см. главу «Веревки и куклы» (в нашей работе «Méphistophélès et Androgyne», pp. 200–237), особенно р. 225 sq.


[Закрыть] Но для нас больший интерес представляет свидетельство орфической поэмы «Рапсодическая Теогония»[538]538
  Орфическая поэзия, приписываемая легендарному певцу Орфею, была связана с дионисийскими мистериями.


[Закрыть] о вопросах, заданных Зевсом изначальному божеству Никте (Ночь), у которой он вопрошал, как ему установить «всевластье над бессмертными», а главное, «как устроить Космос» таким образом, чтобы «все стало одним, но части сохранили отличие»? Ночь преподает Зевсу основы космогонии и также упоминает о «золотой веревке», которую он должен привязать к эфиру.[539]539
  См. перевод и комментарии в кн.: P. Lévêque. Aurea Catena Homeri, p. 14 sq.


[Закрыть] Этот безусловно поздний текст впитал, однако, древнюю традицию. «Илиада» (XIV, 262) изображает Ночь столь могучей богиней, что сам Зевс страшится ее прогневать. Показательно, что наиболее торжественное прославление всемогущества Зевса следует почти сразу за описанием встречи, которой верховный бог добился у изначального божества. Указания богини по устройству космоса в чем-то сходны с советом Геи и Урана, положившим конец борьбе за власть.

Как мы уже отмечали, победа олимпийцев не оказалась губительной для некоторых изначальных богов. Наибольший авторитет и могущество, как мы только что напомнили, сохранила Ночь. Также не утратили некоторого влияния Понт (спокойное море); Стикс, участвовавший в борьбе с титанами; Геката, почитаемая Зевсом и другими олимпийцами; Океан, первенец Геи и Урана. Каждый из них продолжал играть некоторую роль в мироустройстве, пускай скромную, неопределенную, маргинальную. Стоило Зевсу окончательно утвердить свою власть, как он изверг своего отца Крона из подземного узилища и сделал правителем Островов Блаженных, располагавшихся на дальнем Западе.