Текст книги "Сила земли"

Автор книги: Милий Езерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– У меня есть верный клиент, который… Эй, раб! – закричал Луск, хлопнув в ладоши. – Позови Лукреция!

Вошёл приземистый человечек, почти карлик, с хитрыми глазами, сморщенным лицом, и остановился у порога.

– Выследил его? – спросил Луск.

– Сделано, господин.

– Где он?

– Сейчас он дома, но собирается к плебеям.

– Слышишь, Сципион? Что скажешь?

– Делай, как считаешь нужным, – произнёс Сципион Назика. – Только меткий удар может разрубить этот узел… Есть у тебя кинжал? – обратился он к Лукрецию.

Тот сверкнул клинком.

– Ступай! – крикнул Луск.

Когда Лукреций вышел, Сципион Назика сказал:

– Иного выхода у нас нет.

Тиберий шёл по окраине города, не замечая, что за ним, как тень, следует какой-то человек. Когда он подошёл к дому, в котором жил Тит, тень быстро отделилась от пристройки. Тиберий увидел занесённую руку с кинжалом… но кто-то предупредил удар; оружие зазвенело, прыгая по булыжникам, сваленным у изгороди.

– Проклятый убийца!

По голосу Тиберий узнал Тита. В темноте блеснул жёлтым лучом фонарь, и свет упал на лежащего на земле человека.

– Так и знал! – вскричал Маний. – То-то эта змея ползала среди нас! Узнаёшь, Тит?

– Это Лукреций, продажный пёс оптиматов.

– Что с ним делать?.. Убить?

Преступник очнулся, вскочил, бросился перед Тиберием на колени.

– Пощади меня, господин! – завопил он, ползая по земле, и маленькая тень уродливо сокращалась от его Движений. – Я не хотел тебя убивать, я бедный клиент, я выполнял приказание своего патрона…

– Кто он?

Лукреций колебался, боясь назвать всесильного оптимата. Маний ударил его по щеке:

– Что молчишь, собака? Говори, иначе пощады не будет!

Лукреций назвал Сципиона Назику.

– Отпустите его, – приказал Тиберий и, повернувшись к Лукрецию, сказал: – Попадёшься ещё раз – никакие мольбы тебе не помогут.

На душе Тиберия стало тяжело. Он желал добра беднякам, а всё же нашёлся бедный человек, готовый убит его. Но тут же Тиберий возразил себе: плебеи охраняют его, вот и сейчас подоспели на помощь.

* * *

В атриуме Тита и Мания плебеи обсуждали земельный закон. Восхваляя народного трибуна, одни говорили что распределение земель избавит от нужды десятки тысяч пахарей; другие выражали опасение, как бы сенат не помешал разделу.

– Клянусь Юпитером, – говорил гончар, – нам бы мог помешать один человек – это Сципион Эмилиан. К счастью, его нет в Риме…

– А ведь было время, когда он поддерживал Лелия, – прервал сукновал.

– Что было, то умерло. С того времени Сципион стал слишком благоразумным.

– Ха-ха-ха! Да что ты пугаешь нас полководцем?

– Тише, друзья, – вмешался Тит. – Пока Сципион возвратится из Испании, времени пройдёт много, и мы успеем получить землю.

Тит был уверен, что совсем скоро он вернётся на свой участок. Он уже чувствовал запах земли, слышал мычание волов, блеяние овец, лай собак. Деревенская жизнь пьянила одними воспоминаниями. Разве можно было сравнить её с городской жизнью!

– Слова твои сладки как мёд, – прервал его мысли бондарь, – но ты не сказал нам, откуда мы получим плуги и деньги на покупку скота. Ведь для десятков тысяч пахарей надо много волов и плугов…

– Не только плугов! – сказал сукновал.

Поднялся шум.

– Друзья! – крикнул Тит. – Найти средства – дело Тиберия. Конечно, сам он не настолько богат, чтобы удовлетворить наши нужды. О нас должна позаботиться республика.

– Ты надеешься на сенат? – пожал плечами Маний.

– На сенат надеется только глупец, – возразил – Народный трибун предложил законопроект…

– Ты говорил с ним о помощи пахарям?

– Нет. Но мудрость Тиберия нам известна.

Беседа затянулась до поздней ночи. Плебеи расходились, поручив Титу и Манию побывать у Тиберия, напомнить ему о нуждах земледельцев. Голоса их весело звучали в темноте.

Глава IX

Сервий не мог понять, почему Аврелий перешёл на сторону рабов. Хотя Нумерий, оправдывая Аврелия, твердил о справедливости, человеколюбии, ссылался на случаи дружбы между рабами и плебеями, он не мог убедить Сервия.

– Кто такой раб? – говорил Нумерий. – Свободнорождённый, взятый во время неудачной войны в плен и ставший рабом. Таким рабом мог бы быть ты, я или любой римлянин. Ты говоришь, что Аврелий – перебежчик, изменник? Нет, он не изменник, он борется за лучшую жизнь. Я думаю, что Евн нам ближе любого нобиля. Ближе или нет?

– Согласен.

– И всё же ты не поступил бы, как Аврелий?

– Не поступил бы.

– Почему?

– У нас, римлян, всё римское: и боги, и земля, и небо, и люди, и обычаи! Перейти на сторону рабов – значит занести меч над головой римлянина, метнуть в него дротик, вместе с варваром бросить копьё в Марса, Минерву!

– Ты забываешь о справедливости, – холодно сказал Нумерий и ушёл.

А Сервий думал: «Нет, я не мог бы изменить отечеству, сражаться на стороне врагов против Рима – нет! Это невозможно! Рабы чужды нам своей верой, происхождением, обычаями, всей жизнью. Нет, неправы Аврелий и Нумерий! Мы, римляне, не отдадим земли, купленной ценой крови лучших квиритов! Земля принадлежит нам, и ни пяди её рабам мы не уступим!»

Но, думая так, Сервий испытывал тяжёлое чувство неуверенности: вспоминались слова Нумерия, с жаро спорившего с ним: «Аврелий перешёл к рабам, а ведь у него жена и дети в Кампании. Он хотел переселить их в Сицилию и зажить новой жизнью. Это не удалось. А кто виноват в этом? Подлые богачи, разоряющие земледельцев. Ты говоришь, Сервий, об измене отечеству, об измене власти, но кто эта власть? Богачи. Эта власть обманывает народ. Она говорит: «Вы свободны!» Слышишь, Сервий? – свободны! А где же свобода, где земля?»

Спустя несколько дней Сервий пошёл к Нумерию. Он сразу увидел, что сосед чем-то озабочен.

– Что с тобой? – обратился к нему Сервий.

Нумерий протянул ему клочок папируса. Взглянув, Сервий сказал:

– Тут курица писала.

Он с трудом разобрал неровные строчки; выведенные торопливой рукой: «Отступаем… Помни, отец, о моей семье».

– Случилось что-то, – хмурясь, заговорил Нумерий. – Видно, рабы разбиты и бегут… Бедный Аврелий, что будет с ним!

Шли дни и недели, а от Аврелия больше не было известий. Нумерий был мрачен, неразговорчив.

Однажды, когда Сервий зашёл, по обыкновению, к Нумерию, тот сказал, не скрывая своего беспокойства:

– Отовсюду поступают дурные вести: Мессана взята консулом Пизоном; Евн разбит и укрылся в Энне, а с ним, должно быть, и Аврелий. О боги!.. Если Ахей не прорвётся к Энне, город будет взят…

– Может быть, это только слухи… – пытался его утешить Сервий и вдруг замолчал: с улицы донёсся певучий голос; он нарастал, приближаясь, и Сервию чудились в нём знакомые нотки.

– Дорогие граждане, помогите бедной вороне…

Нумерий бросился из хижины – лицо его пылало. Через несколько минут он возвратился, за ним шёл нищий. Сервий сразу узнал его по кривому глазу. На этот раз лицо нищего было хмуро.

– Ну, как дела? – быстро спросил Нумерий, усаживая нищего у очага и насыпая вороне зёрен. – Ты издалека? Голоден? Хочешь вина, оливок, хлеба?

Когда тот принялся за еду, Нумерий спросил:

– Правда, что рабы всюду разбиты?

Лицо нищего потемнело:

– Дела плохи. Одна надежда на Ахея…

– Что скажешь ещё?

Нищий пытливо взглянул на Нумерия:

– Ты спрашиваешь об Аврелии?

Нумерий задрожал:

– Что с ним? Говори!

– А что говорить? Только сердце терзать… Евн послал Аврелия к Ахею за помощью. Аврелий должен был пробраться сквозь римские войска, осаждающие город, но был схвачен. Римляне заподозрили, что Аврелий римский перебежчик, а он, отрицая, говорил, что он не римлянин, а сикул [118]118
  Сику́лы– жители Сицилии.


[Закрыть]. Всё кончилось бы для него благополучно, если бы один из легионеров не опознал Аврелия. Он заявил, что они вместе плыли на корабле и ещё тогда моряк высказывал недовольство властью сената. «Нет ничего удивительного в том, – доказывал легионер, – что он перебежал на сторону врага». – «Верно ли это?» – спросил военачальник, оглядывая Аврелия с ног до головы. «Клянусь богами, легионер ошибся! Он принял меня за другого», – возразил Аврелий. «Ошибся? Нет, не ошибся! К счастью, люди, бывшие на корабле, служат вместе со мной!» И легионер привёл свидетелей. Аврелия казнили под стенами Энны при выстроенных легионах, а голову его перебросили в город.

– О боги! – прошептал Нумерий и поник головой.

Когда нищий ушёл, Нумерий сказал:

– Ты был прав, Сервий! Рабам не устоять… Но теперь, когда Аврелий погиб, надо подумать, что делать дальше. У него осталась семья в Кампании, и я должен решить…

Нумерий был вне себя от горя. Целыми днями он просиживал возле хижины. Жизнь стала для него невыносимой.

Он забросил свой сад и огород, решил продать их и стал искать покупателя. Встречаясь с Сервием или Тукцией, он говорил:

– Какое горе, какое горе! Почему люди разделён на богатых и бедных, на свободных и рабов? Как это понять? Как это понять, о Юпитер?

И он горько смеялся, а слёзы катились по его щекам.

Глава X

Тиберий сидел в таблинуме перед светильней, беседуя с Диофаном и Блоссием о восстании, охватившем половину Сицилии.

– Ведь это первое свободное государство рабов, говорил Блоссий. – Говорят, там земля разделена между пахарями; горожане, которые пошли на войну, занимаются ремёслами и торговлей… О, если бы рабы устояли в борьбе, не пошатнулись под ударами римлян! Но нет, восстание обречено на неудачу, Рим справит с мятежниками.

– Ты сожалеешь об этом? – вспыхнул Тиберий. – Какое мне дело до бунтовщиков, злодеев, грабителей, разоряющих Сицилию? Разве не достойны были сурового наказания рабы, восставшие в Риме, в Аттике, на Делосе? Нет, щадить их нельзя! Пусть римский меч усмирит мятежников в Сицилии. Мы же, римляне, должны позаботиться о квиритах, о римских пахарях, а не о рабах. И, если пройдёт мой закон о распределении земель, Рим станет сильным… Выход у нас один – борьба. Да поможет нам Марс! Это будет война внутри отечества война римлян с римлянами. Избежать её нельзя. Скажи отец, – обратился он к Блоссию, – справедливо ли наше стремление?

– Что может быть справедливее и почётнее служения отечеству и народу! – сказал Блоссий. – Иди, сын мой, и делай то, что велят тебе сердце и разум.

Вошёл раб:

– Господин, тебя желают видеть два плебея.

– Пусть войдут.

На пороге появились Тит и Маний.

– Вот они, кузнец и портной, вожди плебеев! – воскликнул Тиберий, взяв их за руки и подводя к учителям. – Что у вас нового, друзья, по какому делу пришли?

– Плебеи хотят увидеться с тобой, – произнёс Тит. – Маний обещал им, что мы сегодня договоримся с тобой о месте встречи.

– Хорошо. Соберите их за Тибром в пустынном месте.

– Мы соберём их завтра до первой стражи, [119]119
  Ночное время делилось в древнем Риме на четыре части, или стражи. Отряд вооружённых людей (стража) нёс охрану города, наблюдал за порядком.


[Закрыть] – решил Тит, – и, если позволишь, я зайду за тобою.

Под вечер Тит зашёл за Тиберием.

– Пора отправляться за Тибр, – сказал он. – Народ собирается.

Тиберий вышел из дому с кинжалом под плащом. Тит шёл впереди с молотом на плече, точно возвращался с работы. Два плебея следовали за ним. Улицы пустели, торговцы запирали свои лавки. Солнце садилось за рощами и перелесками по ту сторону Тибра, и небо было залито предзакатным пламенем.

Спустившись к набережной, Тит повернул вправо и пошёл по пустынному берегу. Сумерки медленно опускались на землю. У лодки стоял человек с веслом в руке. Тит что-то шепнул ему, и перевозчик движением руки пригласил путников в лодку.

Высокие волны, гонимые ветром, с ропотом ударялись о борта, шипела, брызгая, пена. Тиберий молчал. Молчали и плебеи.

Лодка причалила к берегу. Плебей в чёрном плаще подошёл к ним:

– Кто такие?

– Не узнал, Маний?

– Ты, Тит? А Тиберий?

– Здесь.

Шли лесом, спотыкаясь в темноте о корни старых дубов. На поляне остановились. Вспыхнули факелы и осветили суровые лица плебеев.

– Не нужно приветствий, – сказал Тиберий, подняв руку. – Огни погасить, а то заметят нас с того берега – подстерегут, переловят поодиночке.

Одобрительный гул прокатился по поляне.

– Друзья, вы требуете земли и вы получите её. Мы отнимем хорошие участки у богачей, и вы вернётесь в родные места, чтобы воспитывать сыновей для дорогого отечества…

– Воспитывать – это одно, а посылать на войну – другое, – возразил чей-то голос. – Облегчи также положение воинов. Ты сам знаешь, как тяжело служить в легионах…

– Но сперва нужно получить землю. И если вы поможете мне…

– Поддержим! – дружно закричали плебеи.

– Мы знаем одно, – сказал Маний: – нобили нас ограбили – отняли земли.

– Сципион Назика выгнал меня с моей же земли, прибавил Тит. – Он взял всё, что у меня было, – даже свинью и кур… Он не произвёл оценки ни земли, ни хижины, ни земледельческих орудий. А ведь стоимость всего этого превышала мой долг…

– А ты обращался в суд? – спросил кто-то.

– Обращался. Но у меня не было денег, чтобы подкупить писцов, и дело выиграл Сципион Назика.

– Вся беда в том, – вздохнул Маний, – что богач всегда прав, а бедняк виноват. Нобилю всё прощается: грабёж, убийство, клятвопреступление и всякая подлость, потому что у него всюду друзья, а друзей делают деньги.

– Бедняк подобен рабу, – послышался чей-то голос, и тень приблизилась к Тиберию.

– Геспер! – вскрикнул Тит.

– Геспер-вольноотпущенник, – повторил Тиберий, вглядываясь в молодое мужественное лицо. – Ты нами, друг?

– С теми, кто угнетён, – молвил Геспер. Горько улыбнувшись, он прибавил: – Я вытерпел много в своей жизни и не знаю, как остался жив.

И Геспер рассказал страшную повесть своей жизни. Он был рабом сенатора, терпел унижения, издевательства, побои. За малейшую провинность на него надевал железный ошейник и сажали на цепь, как собаку, убегал – его ловили, избивали плетьми, надевали на шею колодку, морили голодом. Он хотел покончить самоубийством, но его зорко стерегли. Так продолжалось несколько лет. Он изверился в милости богов и человеческом милосердии. Однажды один нобиль, сторонник Тиберия, увидел избиваемого невольника и сжалился над ним. Он выкупил его у сенатора, отпустил на волю. С этого времени для Геспера началась новая жизнь.

Слушая рассказ Геспера, плебеи сжимали кулаки. Горе навалилось на людей, как высокая каменная стена, но плебеи знали: каменную стену нужно опрокинуть, и тогда хлынет свет на землю.

Когда Тиберий садился в лодку, чтобы плыть обратно, уже взошла луна. Яркий свет узкой тропинкой извивался на неспокойной воде, и набегавшая волна с плеском лизала золотым языком песчаный берег.

Глава XI

Слухи о борьбе за землю облетели всю Италию, перекинулись в Сицилию.

И Сервий сказал Нумерию:

– Тиберий Гракх стал народными трибуном, он хочет наделить плебеев землёй… Земля! Ты не забыл её запаха, Нумерий? Земля Италии пахнет не так, как земля Сицилии… Наша земля… Понимаешь? Она мать, кормилица… О Церера, добрая, благостная, единая!..

Сервий точно помешался: мысль о Цереатах, горах, тучных пастбищах опьяняла его больше, чем самое крепкое вино. Он видел своё поле, свой виноградник, свой маслинник, свою хижину, слышал рёв своего вола, мычание своей коровы, хрюканье своих свиней, блеяние своих овец, и душа его наполнялась счастьем, как чаша до краёв, а сердце билось всё трепетнее, всё порывистее.

– Пойдём, Нумерий, ко мне, – говорил Сервий. – Посоветуемся с Тукцией, что делать. О, какая радость на сердце! О добрый, благородный Гракх! Я помню, как мы с ним под Карфагеном…

И Сервий рассказывал о Тиберии с таким жаром, с таким блеском в глазах, что Нумерий думал: «Всё это удивительно. Не пойму только, зачем нобилю бороться за бедных земледельцев? И с кем бороться! И ради чего? Не могу понять… Поглупел я, что ли?.. Предположим, что боги послали Тиберия на землю, чтобы облегчить нужды плебеев… Всё это так… Но я… что же я должен делать? А может быть, и мне надо отправиться в Италию, получить там землю и жить с семьёй Аврелия, помогать ей… Бедная жена Аврелия! Как она перенесёт это горе!»

Тукция отнеслась ко всему более рассудительно; восторженность Сервия несколько пугала её. Она боялась, как бы муж не вздумал продать за бесценок хижину с садом, чтобы поскорее переселиться в Италию. И она сказала, выслушав Сервия:

– Всё это хорошо, но подумал ли ты, муж, что бороться бедняку с богачом нелегко? Я не знаю Гракха, не видела его никогда и хотя согласна с тобой, что он добр и благожелателен к нам, но боюсь, что боги будут на стороне богачей.

– Ты не веришь, что плебс победит? – вскричал Сервий.

– Не верю, – созналась Тукция. – У них сила, золото, власть, а что у нас?

– Ты говоришь глупости, – нахмурился Сервий. – Сила на нашей стороне, потому что нас больше. Мудрость на стороне Гракха…

– А золото? – прервала Тукция и прибавила, увидев замешательство мужа: – Золото не у нас, а у них, и они на это золото купят силу.

– А ты, женщина, умна, – в раздумье произнёс Нумерий.

– Я повторяю слова моего отца. Он всегда боялся нобилей… Он не раз говорил, что сила – это войско, а мудрость – учёные люди. Я много думала о его речах и решила, что всё это можно приобрести на деньги.

– Нет, Тукция, так говорят слабоумные или запуганные люди, не желающие жертвовать ничем для нашей победы.

Тукция замолчала, но, когда Сервий объявил, что решил всё продать и переселиться в Италию, она всплеснула руками.

– Давно ли были мы нищими? – причитала она. – Мой отец выбился из нужды и помог тебе… а ты готов всё продать за бесценок и переселиться в Италию, чтобы поддержать Гракха!.. Подумал ли ты о своих детях, о своей жене?

Но Сервий был непреклонен:

– Всё продадим не за бесценок, а за хорошую цену и отправимся сперва в Рим, чтобы помочь Гракху в борьбе. А когда начнётся распределение земель – получим хорошие участки.

Тукция и Нумерий молчали.

– Что вы молчите? – рассердился Сервий. – Хотите ждать, пока рабы захватят город, всё сожгут?

– Нет, – спокойно сказал Нумерий, – рабам не бывать в Тиндарисе. С тех пор как появился в Сицилии консул Пизон, всем известно, что дела Евна ухудшились. Я давно решил отправиться в Италию… Там, в Кампании, я получу землю и буду заботиться о семье Аврелия до самой смерти.

– Ты прав, Нумерий, – молвила Тукция и, обняв Сервия, прибавила: – Помнишь, муж, мои слова в день свадьбы: «Куда ты, Гай, туда и я, Гайя»? И я повинуюсь тебе: продавай всё, едем в Италию!..

– Но ведь ты сомневаешься в победе плебса!

– Я люблю тебя и всюду пойду за тобой. Меня не страшит ничто: ни гнев богов, ни нужда.

– Тукция!.. – Голос Сервия дрогнул. Он погладил её лицо и волосы. – Клянусь богами, что в Италии мы будем счастливы!.. Сейчас ты не веришь, но, когда увидишь в Цереатах свою хижину, своё поле и своё хозяйство, ты скажешь вместе со мной: «О Церера, благодарим тебя за всё! Не оставь нас и впредь своими щедротами!»

– Делай, муж, как находишь нужным, – улыбнулась Тукция, – и да помогут нам боги!

Глава XII

Раздувая кузнечные мехи, Мульвий говорил отцу, вынимавшему щипцами из горна куски железа:

– Народ всё идёт да идёт в Рим. Вчера я видел на дороге много пахарей с котомками за спиной, стариков с посохами в руках… тележки с домашней утварью и поверх детей в корзинках…

Мульвию казалось, что в ушах у него продолжают стучать сотни деревянных молоточков: так стучали деревянными башмаками по каменным плитам дороги женщины и дети.

– Где это было? – спросил Тит, опуская тяжёлый молот на раскалённое железо.

– На Аппиевой дороге. Я стоял у Капенских ворот и там увидел Гракха. Он смотрел на народ, потом крикнул: «Плебеи! Я ваш трибун! Я хочу дать вам землю. Приходите завтра на Марсово поле, чтобы поддержать меня в трибутных комициях!»

– Что же ты не сказал об этом вчера?

– Тебя не было, отец. Но мы успеем добраться до Марсова поля…

– Беги к Манию, пусть соберёт людей и идёт с ними!

Суровые слова Тиберия звучали ещё в ушах Тита:

«Невозможно, чтобы два человека, облечённые равной властью, но не согласные в важных вопросах, не боролись. Один из нас должен отказаться от должности, сложить с себя трибунат».

«Надо изгнать Марка Октавия и провести земельный закон, иначе мы не получим участков», – решил Тит.

Запыхавшись, к нему подбежал Мульвий:

– Отец, Маний уже идёт с людьми…

– Хорошо, Мульвий, но ты не ходи на поле, а дожидайся нас здесь.

– Отец!..

– Детям не место среди взрослых. Взгляни, сколько собралось народу!

На Марсовом поле действительно была громадная толпа.

…Тиберий направлялся к Марсову полю, думая о Марке Октавии – друге, который внезапно стал врагом. А давно ли они собирались вместе, проводя время в беседах о тяжёлом положении обездоленных земледельцев? Давно ли Марк Октавий резко осуждал Лелия и Сципиона Эмилиана за бездействие? А теперь сам выступил против закона! Вчерашнее голосование было сорвано: нобили похитили урны. Сенат, большинство членов которого состояло из богатой земельной знати, не хотел уступить плебеям. Марк Октавий продолжал стоять на своём: он был против закона. Напрасно Тиберий просил его в присутствии граждан не идти против народа – Марк Октавий был непреклонен. Тогда Тиберий решил сместить Октавия с должности, чтобы поставить на голосование своё предложение. Он распустил собрание до сегодняшнего дня, и этот день должен решить, на чьей стороне будет победа.

Издали он увидел Марка Октавия, окружённого оптиматами, и задрожал от гнева. Значит, Марк Октавий не образумился: горячие слова Тиберия не помогли.

Плебеи встретили Гракха восторженно.

– Квириты, – обратился он к ним, – как бы вы поступили с народным трибуном, который насущные нужды плебса приносит в жертву богачам? Который, будучи подговорен или подкуплен нобилями, мешает провести закон, облегчающий положение земледельцев? Этого хочет Марк Октавий, и я предлагаю отнять у него трибунат. Вчера, квириты, я предлагал всем выбирать между мной и им. Вы упросили меня остаться… Пусть же трибы приступят к голосованию!

Тиберий взглянул на растерявшегося Марка Октавия. Когда семнадцать триб подали свои голоса и решение зависело только от одной трибы, Тиберий велел приостановить голосование. Он подошёл к Марку Октавию, обнял его и опять стал просить:

– Что ты делаешь? Неужели правдивы слухи, которые носятся по городу? А если нет, то зачем ты жертвуешь с таким равнодушием своей честью?

Марк Октавий побледнел; глаза его наполнились слезами, а губы дрожали так сильно, что он не мог говорить. Он колебался, не зная, на что решиться. Но вот взгляд его обратился к окружавшим его богатым и влиятельным землевладельцам и, устыдившись своей слабости, Марк Октавий воскликнул:

– Делай что хочешь! – и отвернулся от Тиберия.

Тотчас же трибы снова приступили к голосованию, и, когда большинство высказалось против Марка Октавия, Тиберий приказал Гесперу силою стащить низложенного трибуна с ораторских подмостков.

Народ бушевал. Бешеные крики оглушили Марка Октавия. Растерянный, уничтоженный, он стоял на подмостках, упираясь, вырываясь из рук вольноотпущенников; он видел хмурое лицо Тиберия, его друзей, слышал неистовые крики.

– Бей его, бей! – ревела толпа надвигаясь.

Крики её то нарастали, как грохот морских валов, то утихали.

Тит, во главе кузнецов, бросился на помощь Гесперу, ухватил Марка Октавия за тогу. Но в это время дорогу ему преградили высшие магистраты в тогах с пурпурной каймой, и Тит вынужден был отступить.

Марк Октавий, шатаясь, сошёл с ростры, его окружили оптиматы. Наступила тишина, и в этой тишине ясно прозвучали громкие, радостные слова Тиберия:

– Квириты, земельный закон принят!.. Надо избрать трёх человек для распределения участков!

– Да здравствует Гракх!

– Называйте достойных!

Громкие голоса выделились из гула, охватившего Марсово поле:

– Тиберия Гракха!

– Гая Гракха!

– Аппия Клавдия!

Но их заглушили негодующие крики оптиматов:

– Гая Гракха нет в Риме!

– Не избирайте братьев и тестя!

– Тиран хочет опираться на родню!

– Долой, долой!..

Тиберий вздрогнул, растерянно оглядел толпы плебса и кучку оптиматов; мельнула мысль отказаться от трибуната, но друзья и сторонники закричали почти хором:

– Хотим Гракхов и Аппия Клавдия!

И опять шум, радостные крики, злобные проклятия…

Мульвий возвращался домой, прислушиваясь к спорам плебеев.

– Он нарушил древний закон, – говорил пожилой каменотёс, обращаясь к плотнику, шагавшему рядом с ним. – Сместить народного трибуна! Этого ещё не бывало в Риме!

– Гракх поступил правильно, – возразил плотник, – иначе не видать бы нам земли!

– Но это оскорбление богов, охраняющих республику и её законы, – вмешался крепкий старик с белыми взлохмаченными волосами, потрясая палкой. – Гракх положил начало борьбе народных трибунов между собой.

– Что вы там болтаете? – послышался резкий голос, и Мульвий увидел отца, подходившего к спорщикам. – Нам нужна земля, и мы получим её. А если вас пугает гнев богов и ярость оптиматов, то откажитесь от земли!

– Но ты пойми, друг, – не унимался каменотёс, – что Гракх превысил свою власть.

– Врёшь, не превысил! – грубо отрезал Тит, – Он честно выполнил волю плебеев. Теперь мы вернёмся в родные деревни, будем пахать, сеять, работать в виноградниках и маслинниках. Тебе этого мало?

Старик, ударив палкой о землю, воскликнул:

– Но боги, законы республики…

– Замолчи, старый ворон! – рассердился Тит. – Ступай к нобилям, воюй с ними против плебеев…

– Я сам плебей! – запальчиво крикнул старик и замахнулся на Тита палкой.

Тит засмеялся.

– Тёмный ты человек, – сказал он, – и тебе не понять, почему Гракх – а он нобиль – борется против нобилей…

Слушая споры плебеев, Мульвий думал: «Всё, что делает Гракх, – хорошо, потому что он заботится о нуждах плебеев. Отец прав, восхваляя его. И Маний прав, требуя, чтобы Гракха охраняли».