Текст книги "Внимание! Мы ищем маму (СИ)"

Автор книги: Милана Лотос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

13.

Женщина подняла на меня холодные, все оценивающие глаза.

– Проскуров Андрей Игнатьевич? Я – специалист органа опеки и попечительства, Иванова. У нас поступила информация о ненадлежащих условиях содержания несовершеннолетних детей, находящихся у вас на воспитании. Нам необходимо провести обследование.

Ее взгляд скользнул по мне, от моей помятой футболки до босых ног, затем медленно обвел комнату, задерживаясь на потертой мебели, пыльных углах и засаленном ковре. Я видел, как ее тонкие губы сжались в почти незаметную, но красноречивую ниточку. Молодой участковый бесстрастно достал блокнот.

– Какие именно условия вас интересуют? – выдавил я, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Я пытался поймать взгляд тещи, но она, бормоча что-то о чае, сбежала на кухню.

– Все, – ответила Иванова, и в ее голосе прозвучала сталь. – Начиная от санитарного состояния жилья и заканчивая обеспеченностью детей предметами первой необходимости. Где они сейчас?

– Спит младший, – резко сказал я, перекрывая ей путь в коридор. – Старший здесь.

Степа, услышав это, вжался в мою спину еще сильнее. Иванова холодно окинула его взглядом, заметив поношенную пижаму и испуганное лицо.

– Я настаиваю на осмотре второго ребенка, – заявила она и сделала шаг вперед.

В этот момент с кухни донесся взволнованный голос тещи:

– Настенька, родная, заходи! К нам тут… проверка!

И дверь распахнулась.

В проеме стояла Настя.

В легких джинсах и простой кофте, с сумкой через плечо, она казалась лучом света в этой мрачной, напряженной атмосфере. Ее взгляд мгновенно оценил ситуацию: мою напряженную позу, испуганного Степу, чиновника на диване и участкового у двери.

– Здравствуйте, – четко сказала она, входя в комнату. Ее голос, чистый и уверенный, разрезал гнетущую тишину. – Я Петрова Настасья, детский врач. А вы к моим пациентам с проверкой?

Иванова, слегка опешив, выпрямилась.

– Это не ваше дело. Мы проводим плановое обследование.

– По чьему сигналу? – Настя подошла ко мне, встала рядом, плечом к плечу. Ее присутствие ощущалось как физическая поддержка. – Вчера я лично осматривала обоих детей. Да, есть признаки педагогической запущенности, но прямой угрозы жизни и здоровью нет. Состояние младшего требует наблюдения, именно поэтому я пришла – для планового осмотра. А вы, вижу, опередили.

Она повернулась ко мне, и в ее глазах читалась не только поддержка, но и какой-то внутренний огонь.

– Андрей Игнатьевич, вы как законный представитель можете потребовать предъявить официальное постановление о проведении внеплановой проверки. Или хотя бы служебное удостоверение, – ее взгляд скользнул в сторону участкового, и тот невольно потянулся к нагрудному карману.

Иванова побледнела.

Чувствовалось, что ее визит – это скорее превентивная мера, «на всякий случай», и она не ожидала такого отпора.

– Документы будут предъявлены в установленном порядке, – сухо парировала она, но уверенность в ее голосе пошатнулась.

– Прекрасно, – Настя улыбнулась, но улыбка не дошла до глаз. – Тогда покажите. А я пока осмотрю детей. Степа, пойдем, поможешь мне разбудить Тёму.

Она мягко отодвинула Степку от моей спины и, взяв его за руку, уверенно повела в сторону спальни, бросив на ходу через плечо:

– Андрей, поставь, пожалуйста, чайник. Нашим гостям, наверное, не терпится начать проверку… с соблюдением всех формальностей.

Я стоял, опираясь на косяк, и смотрел ей вслед, пытаясь перевести дух. Адреналин медленно отступал, сменяясь щемящим чувством благодарности. Она не просто пришла. Она встала на мою сторону. На сторону детей.

Иванова что-то говорила, участковый что-то записывал, но их голоса доносились до меня как сквозь вату. Я смотрел на дверь в спальню, за которой слышался спокойный голос Насти и тихий ответ Степы.

– Вы слышали доктора? – мой голос прозвучал уже не так хрипло, в нем появилась сталь, знакомая по прошлой работе. Я шагнул к Ивановой, и теперь уже она инстинктивно отступила на полшага. – Я, как законный представитель, требую предъявить постановление о проведении внеплановой проверки. И ваши служебные удостоверения. Немедленно.

Молодой участковый перевел взгляд с меня на свою начальницу, явно теряясь. Иванова пыталась сохранить маску непроницаемости, но по нервному подергиванию уголка ее рта было ясно: она в ловушке.

– Мы… мы представим документы в установленном порядке, – повторила заученную фразу, но ее голос дрогнул.

– Порядок предполагает их предъявление до начала каких-либо действий, – парировал я, наслаждаясь моментом. Адреналин теперь бил в голову не страхом, а ясностью и силой. – Или ваш визит – это частная инициатива? Санкционированная сверху?

Это был удар ниже пояса, и он достиг цели. Иванова резко побледнела. Она что-то пробормотала про «уточнение документов на месте» и «взаимодействие с участковым», но это уже был лепет побежденного.

– В таком случае, – я сделал шаг к двери и широко распахнул ее, – ваша «проверка» окончена. Не имея на руках документов, вы совершаете самоуправство. Я настоятельно рекомендую вам удалиться. Пока я не позвонил своему юристу и вашему непосредственному руководству, чтобы прояснить этот вопиющий факт.

Я говорил так, как раньше, когда носил погоны. Тогда, когда входил к генералу, не стучась в дверь. И сейчас я снова был тем же Проскуровым, который ничего и никого не боялся.

Участковый, не дожидаясь приказа, первым выскользнул в коридор, стараясь не смотреть мне в глаза.

Иванова, сжав губы до белизны, с ненавистью бросила на меня последний взгляд, затем ее взгляд скользнул в сторону спальни, где слышался спокойный голос Насти, и, наконец, кивнула.

– Это не конец, Проскуров, – прошипела она, проходя мимо. – Мы еще вернемся. С документами.

– Не сомневаюсь, – холодно ответил я. – Только в следующий раз убедитесь, что они в порядке.

14.

Дверь захлопнулась, оставив в комнате гулкую, победную тишину. Я глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в коленях. Победа была, но хрупкая, зыбкая.

Из спальни вышла Настя. В ее руках был потягивающийся Тёма, а за подол ее кофты цеплялся Степа, смотря на нее с обожанием.

– Ушли? – тихо спросила она.

– Пока да, – кивнул я, глядя на эту странную, но такую желанную картину. – Насть, я… Спасибо.

В этот момент в кармане завибрировал телефон. Я с облегчением отвлекся на звонок, отходя к окну. На экране – номер моего зама, Сергея.

– Серег, в двух словах, я сейчас не могу, – бросил я в трубку.

– Андрей, тут неприятность, – его голос был напряженным. – Клиническая больница. Тот самый контракт на охрану… они расторгают. Односторонне. Говорят о «недостаточном уровне сервиса». Прислали уведомление по электронке.

Ледяная волна прокатилась по спине. Больница. Та самая, где работает Настя. Совпадение? Хуй! Не верю я в совпадения.

– Кто инициатор? Главврач? – спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Пока непонятно. Документ за подписью его зама по хозчасти. Но чувствуется, что решение принято наверху.

Я закрыл глаза на секунду.

В голове тут же всплыло лицо Васи, этого училки-сопляка. Нет, с его-то ведомством больница не связана… А кто тогда? Мысли метались, как пойманные мухи.

– Ладно, Серег. Ничего не предпринимай. Разберусь, как только вернусь в город. Держи руку на пульсе.

Я положил трубку и обернулся. Настя смотрела на меня с вопросом в глазах. Степа, уловив напряжение, притих.

– Проблемы? – спросила она.

– Рабочие моменты, – отмахнулся я, принимая решение. Сидеть здесь, как мышь в западне, больше нельзя. – Собираемся. Через час выезжаем в город.

– В город? Ура! – пискнул Степа, но тут же спохватился и притих, поймав мой строгий взгляд.

– У тебя же есть автокресла для ребят? – мягко, но настойчиво спросила Настя, качая на руке Тёму.

Я замер. Автокресла. Черт. Черт! В суматохе я совсем забыл об этой «мелочи». В деревне их днем с огнем не сыщешь.

– Я… я как-нибудь, – растерянно пробормотал я. – Пристегнутся ремнями…

– Андрей, нет, – ее голос стал твердым, как у доктора, выносящего вердикт. – Это опасно. Для Тёмы и Степы нужны детские кресла. По закону. Любой гаишник остановит – и штраф. Ну и проблемы с опекой тебе снова обеспечены.

– Я знаю законы, – недовольно произнес и почесал репу. – Сам был ментом когда-то. А вот про опеку не подумал.

Она посмотрела на меня, и в ее глазах читался не упрек, а деловитая решимость.

– У Костика, кажется, осталось старое кресло от его крестника. Я позвоню, попрошу на время.

Имя Костика повисло в воздухе тяжелым, невысказанным упреком. Вспомнилась его злость, его слова: «Хватит одного раза, чтобы накосячить». И мое собственное обещание самому себе больше не просить у него ничего.

– Нет, – резко сказал я. – Не надо ему звонить. Я сам как-нибудь…

– Как? – Настя подняла брови. – В деревне автокресла на деревьях не растут. Это самый простой и быстрый способ. Или ты готов рискнуть детьми из-за своей гордости?

Она попала в самую точку.

Гордость.

Да, черт возьми, именно она сейчас комом застряла в горле. Идти к нему, унижаться, после всего… Но она была права. Рисковать детьми я не мог.

Я тяжело вздохнул, смиряясь с неизбежным.

– Ладно. Только… я сам схожу.

Дорога до участка казалась бесконечной. Каждый шаг отдавался в висках унизительным эхом. Я стоял перед знакомой дверью, собираясь с духом, как провинившийся школьник. А потом набрал в легкие побольше воздуха… Поднял руку, постучал.

– Открыто! – донесся из-за двери его хриплый голос.

Я вошел.

Костик сидел за своим столом, уставившись в монитор. Он поднял на меня взгляд, и в его глазах не было ни удивления, ни злости. Была лишь усталая отстраненность.

– Чего приперся? – буркнул он, откидываясь на спинку стула.

Я сглотнул, подбирая слова.

– Костян… мне нужно автокресло. Два. Для Тёмы и Стёпы. Мы в город возвращаемся.

Он медленно, преувеличенно обвел взглядом мой помятый вид, будто оценивая масштаб моего падения.

– Так. Значит, когда припекло, тогда и вспомнил, что у старого друга можно попросить? – его голос был ровным, но каждый звук резал, как лезвие. – А я тебе вчера что сказал?

– Что сказал? – спросил я, притворившись умалишенным.

– Чтобы ты к Настьке не лез.

– Я и не лез.

– Видел я, как ты не лез. Мне сестра по телефону только что рассказала. Целоваться вздумал? После всего?

– Костян, это не…

– Молчи! – он резко встал, и его стул с грохотом отъехал назад. – Я тебе не товарищ больше, понял? Ты для меня – проблемный гражданин, у которого дети в дерьме сидят. И который еще и к моей сестре липнет.

Мы стояли друг напротив друга, разделенные столом, как в былые времена, но теперь между нами была стена, которую я сам и возвел.

– Автокресло в подсобке, – сквозь зубы процедил он. – Бери и проваливай. И запомни, Проскуров, ты мне больше не друг. Понял?

Он развернулся и отвернувшись, уставился в окно, демонстративно показывая мне спину.

Я прошел в подсобку.

В углу, в пыли, стояло два старых, потертых кресла. Я взял их, чувствуя тяжесть не только пластика и железа, но и того, что только что произошло. Я прошел обратно через кабинет. Он не обернулся.

– Костян… – начал я у самой двери.

– Уходи, Проскуров, – тихо, но совершенно отчетливо бросил он в стекло.

– Спасибо, – произнес я, ощущая тяжесть внутри себя. Неужели это конец?

Ладно, разберусь с этим позже.

Через час, собрав вещи и документы, попрощавшись с родственниками, я выехал с ребятами из деревни.

Настя мне все же дала свой телефончик, и от этого, внутри от счастья завывал волк и стучал себя маракасами по голове. Поездка в деревню, явно прошла с успехом. Что будет дальше, я не знал? Но понимал, что трудности только начинается.

15.

Машина, нагруженная до предела сумками, коробками и двумя уставшими от дороги детьми, наконец встала на парковке у моего дома. Я заглушил двигатель, и в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь сопением уснувшего Тёмы в старом автокресле и тяжелым дыханием Степы.

– Ну вот и прибыли, – сказал я, больше самому себе, и вышел из машины. Вытащил сонных детей и вручил каждому по небольшому пакету.

Сам же нагрузил себя по полной. Посмотрел на четвертый этаж своей квартиры и пожалел о том, что взял ипотеку в старой пятиэтажке.

Подъем с двумя сонными детьми и ворохом пакетов оказался настоящей спецоперацией. Я пыхтел, как старый паровоз, втаскивая все это добро в прихожую.

Когда я, наконец, распахнул дверь в свою «берлогу», меня встретил знакомый, но сейчас особенно унылый вид. Двушка. Первая комната – моя спальня. Большая кровать, прикроватная тумба с лампой, стопка журналов «Оружие» на полу. Запах застарелой мебели, пыли и одиночества.

Вторая комната – гостиная.

Угловой черный кожаный диван, который я когда-то считал верхом шика, огромный телевизор на тумбе, игровая приставка. На полках – несколько книг по юриспруденции и криминалистике, сувенирный набор ножей на стене. Ни ковра, ни штор, ни каких-либо признаков того, что здесь может быть кому-то, кроме меня, уютно. Холодный, стерильный, мужской мирок.

Я занес Тёму в свою спальню и осторожно уложил его на свою большую кровать. Малыш тут же свернулся калачиком на простыне, пахнущей исключительно мной. Я осторожно прикрыл его покрывалом и вышел из комнаты. Степа стоял посреди гостиной, озираясь с нескрываемым разочарованием.

– И мы тут будем жить? – спросил он, сморщив нос. – Здесь пахнет… как в казарме.

– Будем, – буркнул я, скидывая куртку. – Временно. Потом что-нибудь придумаем.

– А где мы с Темой будем спать?

Я кивнул на угловой диван.

– Он раскладывается. Будете тут.

Степа подошел к дивану, потрогал холодную кожу.

– А одеяло есть? И подушки?

Фак. Одеяла. Подушки. Постельное белье. У меня был один комплект на своей кровати. И все.

– Сейчас разберемся, – сквозь зубы процедил я, чувствуя, как накатывает волна беспомощности.

Я начал перетаскивать из коридора вещи, сгружая пакеты с детскими вещами посреди гостиной. Картина вырисовывалась удручающая.

Степа тем временем побежал на кухню и открыл холодильник. Тот был почти пуст: насколько я помнил, там стояла пакет майонеза, несколько банок пива и засохшая половинка лимона. Хотя в морозилке могли быть пельмени. Но это не точно.

– Пап, а есть то, что? – с надеждой спросил он.

– В пакетах есть печенье, – устало ответил я, садясь на диван и проводя рукой по лицу. – Сейчас, сынок, сейчас все будет…

Я не знал, что будет.

Голова гудела от усталости и навалившихся проблем. Квартира, бывшая когда-то моей крепостью, теперь казалась тюрьмой. Холодной, неуютной и совершенно не приспособленной для двух маленьких мальчиков.

Степа молча достал пачку печенья, сел на пол возле дивана и начал его жевать, грустно глядя перед собой. Тёма во сне всхлипнул в соседней комнате.

Я сидел и смотрел на этого ребенка, жующего печенье на голом полу моей холостяцкой берлоги, и понимал: самое сложное только начинается.

И первым делом нужно было бежать в магазин за одеялами, подушками и едой. А силы уже закончились.

Внезапно в тишине раздался звонок в дверь. Резкий, настойчивый. Степа вздрогнул и притих. Я нахмурился. Кому я мог быть нужен? Соседи? Курьер? Но я ничего не заказывал.

Я тяжело поднялся, подошел к двери и посмотрел в глазок. Сердце на секунду замерло, а потом забилось с новой, странной силой.

Я молча отступил от двери, повернул ключ и рывком открыл ее.

На площадке стояла Настя Петрова. В одной руке она держала большую сумку-холодильник, в другой – два свернутых детских одеяла в ярких, цветных пододеяльниках.

– Как ты... – начал я, но слова застряли в горле.

Настя стояла на пороге, и от нее словно исходило сияние, разгоняющее унылую атмосферу моей квартиры. Ее взгляд скользнул по моему лицу, по притихшему за моей спиной Стёпе, заглянул вглубь прихожей.

– Я позвонила Катерине Михайловне, – просто сказала она, входя без приглашения. – Узнала адрес. Подумала, что вам понадобится помощь с обустройством. – Она протянула мне одеяла. – Держи. Это Стёпе. Второе – Тёме.

Я взял мягкие свертки, и в руках они казались невесомыми. Степа, забыв про печенье, с интересом и воодушевлением разглядывал знакомую тетю.

– А это, – Настя поставила на пол сумку-холодильник и распахнула ее, – стратегический запас. Куриный бульон, котлеты, овощи. Думаю, вы голодные.

– Очень голодные! – радостно воскликнул Степа, и его глаза зажглись, как уличные фонари. Не меньше.

– Я даже не сомневалась, – она улыбнулась ему, и Степа нерешительно улыбнулся в ответ. – Поможешь мне накрыть на стол?

Степа кивнул и повел Настю на кухню.

Следующие полчаса квартира наполнилась непривычными звуками и запахами. Пока я, оглушенный этой внезапной заботой, пытался понять, куда приткнуть все пакеты с вещами, Настя командовала парадом.

Она заставила Степу вымыть руки, разогрела на моей редко использовавшейся плите бульон, нашла в глубинах шкафов пару тарелок и кастрюль.

– Андрей, – позвала она меня с кухни. – Где у тебя тут... эм-м… Да все равно. – И я услышал, как она сама открывает и закрывает шкафчики.

Я стоял посреди гостиной с одеялом в руках и не мог прийти в себя.

Эта женщина, словно ураган, ворвалась в мое пространство и за несколько минут сделала его... жилым. Из кухни пахло настоящей едой. Степа, забыв свою настороженность, азартно расставлял на столе тарелки, а яркие детские одеяла на моем черном диване выглядели как вызов всему моему прежнему укладу.

– Ну что, – Настя вышла из кухни, вытирая руки о полотенце. – Бульон готов. Иди корми своего солдата. А я... – она посмотрела мне в глаза и тут же опустила их, – наверно пойду.

16.

Я загородил собой дверь, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Не мог же я просто так ее отпустить.

– Анастасия, – схватил ее за руку и некрепко сжал ладонь, – будь человеком, останься, пожалуйста. Поужинай с нами. Степа будет рад.

Она колебалась, переводя взгляд с моего лица на Степку, который уже подскочил к ней и ухватился за руку.

– Оставайся, тетя Настя! – умоляюще сказал он, таща ее к столу. – Папа готовит невкусно! Однажды он сжег макароны, и они стали черные-черные!

Настя фыркнула, и по ее лицу пробежала улыбка.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить что-то подобное. Но потом понял, что сын так шутит.

– Ну, если только ради защиты вас от гастрономического кошмара, – сдалась она, позволив Степе усадить себя на стул.

Ужин прошел шумно и по-домашнему. Степа уплетал котлеты, без умолку тараторя о том, как они с дедом ловили в деревне огромного карпа. Тёма, разбуженный аппетитным запахом, клевал носом над тарелкой с бульоном, и Настя, смеясь, бережно подливала ему суп, поддерживая его качающуюся головку. Я сидел напротив и просто смотрел на эту картину, на тепло в ее глазах, которое, казалось, разгоняло мрак моей квартиры.

– Так, – объявила Настя, когда тарелки, наконец, опустели. – Теперь команда, стройся на водные процедуры! Кто у меня тут самый грязный после дороги?

– Я-я-я! – завопил Степа, сорвавшись с места и начиная стаскивать с себя футболку.

– Я-я-я! – неуверенно, но с энтузиазмом поддержал его Тёма, барахтаясь на стуле.

Ванная комната мгновенно превратилась в эпицентр веселого хаоса. Степа, стремглав скинув одежду, с разбегу прыгнул в воду, подняв цунами, которое залило половину пола и меня с Настей с ног до головы. Тёма, испугавшись брызг, с писком уцепился за мою ногу мертвой хваткой.

– Спокойно, адмирал! – рассмеялась Настя, отряхиваясь и пытаясь поймать скользкого, как молодой угорь, Степку. – Андрей, капитан, ваша задача – запустить утиный десант!

Я, красный как рак от неловкости и внезапно свалившейся на меня родительской ответственности, сунул в воду пару купленных наспех в деревенском магазине резиновых уток. Степа тут же устроил им морской бой, с ожесточением шлепая по воде и заливая все вокруг.

– А теперь, – с таинственным видом объявила Настя, доставая из кармана джинсов небольшой флакон, – волшебные пузыри!

Она взмахнула рукой, и в воздухе запорхали переливающиеся мыльные сферы. Тёма, забыв про страх, с восторгом принялся за ними прыгать, неуклюже хлопая по ним мокрыми ладошками.

И тут случилось неизбежное.

Передавая мне детское мыло, Настя поскользнулась на мокром кафеле. Я инстинктивно поймал ее за талию, чтобы удержать от падения. Мы замерли в нескольких сантиметрах друг от друга, ее мокрые руки лежали на моей груди, а с губ слетел сдавленный, смущенный смешок. В этот самый момент Степа с боевым кличем «Торпеда по киллерам!» запустил в нас мокрую, насквозь пропитанную водой мочалку, которая с громким шлепком угодила мне прямо в затылок.

Мы расхохотались одновременно, и напряжение моментально растаяло. А потом смех потихоньку стих, и в глазах у Насти появилась та самая, давно забытая искорка – смесь нежности, шалости и чего-то такого, отчего у меня перехватило дыхание.

Я не помнил, кто из нас сделал этот шаг. Возможно, оба. Наши губы встретились в легком, нежном, соленом от брызг поцелуе. Он длился всего одно мгновение, но в нем была вся наша неудавшаяся молодость, вся сегодняшняя суматоха и вся надежда, что вдруг неожиданно, постучалась в дверь.

Мы оторвались друг от друга, и на ее губах играла смущенная, но безудержно счастливая улыбка.

– Папа, – прервал момент звонкий, полный любопытства голос Степы. – А почему вы с тетей Настей как в кино? Вы же не упадете?

Мы снова рассмеялись, и на этот раз уже ничто не могло нас остановить. Даже плавающий в воде забытый подгузник Тёмы, внезапно всплывший рядом с резиновой уткой, как пробка, казался не провалом, а всего лишь забавной деталью этого безумного, хаотичного и по-своему прекрасного вечера.

– Это, сынок, – выдохнул я, все еще не выпуская Настю из объятий, – называется «тихий час для взрослых». Но, кажется, у нас его сорвали.

Настя тихо рассмеялась, ее плечи вздрогнули.

– Ничего, – прошептала она, глядя мне в глаза. – Мы еще наверстаем.