Текст книги "Сердце без любви (СИ)"

Автор книги: Мила Ваниль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Да, какое-то время мы жили втроем. – Я встаю, чтобы налить себе воды и выпиваю ее залпом. – Мы с Дэвидом делили Кейт, потому что оба ее любили, а она любила нас и не хотела выбирать кого-то одного.

Горькая усмешка Бэмби больше похожа на гримасу.

– А потом она выбрала Дэвида, – продолжаю я, – но не решалась обидеть меня. И я сделал это за нее. Сказал, что разлюбил, и уехал в Калифорнию. Дэвид и Кейт поженились, у них родился Майкл. А я перебрался в Россию.

– И продолжал любить ее.

Она не спрашивает, а утверждает, и я не смею возразить.

– Продолжал, – соглашаюсь я. – И думал, что продолжаю. Увлекся садизмом и ограничил общение с женщинами одной встречей. Ты знаешь.

– А потом ты встретил меня…

– Потом ты свалилась мне на голову и вытряхнула из зоны комфорта. Да, Бэмби, да. Мне было уютно в созданном мирке с границами, оговоренными правилами. Я не хотел ничего менять.

– Прости… – тут же произносит она. – Ты предупреждал, я помню. Я не думала, что больно будет не только мне.

– Черт, Алесси! – взвываю я. – Пожалуйста, прекрати! Ты не жертва!

– Нет, конечно. – Она опять усмехается. – Я – дура.

– И не дура.

– Тогда кто же? Кто я, Джеймс? Ты не давал мне забыть, что я – временное увлечение. Ты привез меня сюда, чтобы убедиться, что все еще любишь Кейт. Ты…

– Замолчи, – прошу я устало. – И послушай.

Тру виски, собираясь с мыслями. Больше всего хочется прижать к себе Бэмби и целовать, целовать, целовать… Если бы это могло растопить все обиды, развеять все недоразумения! Но она не позволяет к себе прикоснуться, и я боюсь настаивать.

– Я солгу, если скажу, что полюбил тебя с первого взгляда. – Слова даются с трудом, но я должен сказать все, и неприятное тоже. – И солгу, если скажу, что не люблю тебя теперь.

Она вздрагивает, и впервые за вечер ее взгляд становится осмысленным. В нем уже нет равнодушия, но и счастья тоже нет. Скорее, боль, которую она до этого искусно прятала внутри себя.

– Но… – хрипло подсказывает Бэмби, потому что я молчу.

– Но?

– В такой красивой сказке должно быть «но», – поясняет она. – Но Кейт ты тоже любишь? Я не буду ни третьей, ни четвертой, как бы я тебя не любила, Джеймс.

«Нет никакого «но»», – вот что я должен ответить. А я не могу солгать той, которую люблю.

– Да, ты права. Но я сомневался, пока не встретился с Кейт лицом к лицу.

– Только не говори, что, увидев ее, ты понял, что любишь меня.

– Почему? Ты мне не поверишь?

– Ты был убедительнее, когда утверждал, что я – временная рабыня… – бурчит Бэмби и отворачивается.

Именно это я сказал в разговоре с Кайлом, когда узнавал насчет таблеток. Злопамятная малышка! Ловлю себя на том, что не сержусь, а улыбаюсь. Наверное, потому что я точно знаю, что ей ответить.

– Когда я увидел Кейт, то понял, что никогда ее не любил так, как люблю тебя, Бэмби. Я никогда не жалел, что ее ребенок – не мой. Но я жалею о том, что ты выпила те злополучные таблетки. Если бы сейчас ты носила нашего ребенка, я был бы абсолютно счастлив.

Бэмби в изумлении приоткрывает рот.

– Прости, что сам не рассказал тебе о Кейт. Боялся причинить тебе боль, но получилось только хуже. Прости, что ударил. Я испугался за тебя, хоть это и не оправдание. Поверь, мне нет смысла притворяться и обманывать. Я люблю тебя, Александра.

Ожидал ли я, что после такого признания Бэмби кинется мне на шею? Наверное, нет. Но слезы ручьем пугают, как и бессвязные бормотания:

– Нет… Прости… Мне надо… Я должна… Прости…

Слишком сильное потрясение? Наверное… Приношу ей стакан воды, заставляю выпить, а потом осторожно обнимаю. Бэмби продолжает всхлипывать и вяло сопротивляется, но все же сдается и льнет ко мне, как и прежде.

– Я должна сказать тебе…

– Не должна. – Устраиваю ее на коленях и облегченно перевожу дыхание. Бэмби в моих объятиях – это так естественно и правильно. – Потом скажешь. Успокойся сначала, хорошо?

Она послушно затихает, и вскоре я слышу ее ровное дыхание. Уснула… Сижу, не шевелясь, чтобы ее не потревожить, и перевариваю собственное признание. Обратного пути нет, но мне и не хочется отступать. Наоборот, чувствую силы, чтобы двигаться дальше. Дэвид говорил об ответственности, и теперь я готов перейти к следующему этапу – освободить Бэмби от страхов и кошмаров.

Тишину в номере нарушает звонок телефона. Я недовольно шиплю, но Бэмби мгновенно просыпается, и я встаю, чтобы взять трубку. Звонят по внутреннему телефону – я забыл предупредить, чтобы не беспокоили.

– Джей, мы можем поговорить? – слышу я усталый голос Дэвида.

– Сейчас не подходящее время. Мы же договорились на завтра.

– Это недолго. Я хочу извиниться.

– Это лишнее, Дэв.

– Нет, я так не считаю. Спустись на минутку, пожалуйста.

– Иди, – кивает Алесси. – Со мной ничего не случиться. Я пока умоюсь и, может, душ приму.

– Я ненадолго.

– Хорошо. Эм… Джей…

– Что?



Замираю, потому что она определенно собирается что-то попросить.

– Джей, тут же есть какое-нибудь кафе…

– Конечно.

– И там есть пирожные…

– Ты хочешь сладкого?

– Да. – Она смущается так, как будто просит у меня кольцо с брильянтом. – Принеси мне пирожное, пожалуйста.

– Какое, Бэмби?

– Самое вкусное, с шоколадом. Только без меда.

– Про мед я больше не забуду, – смеюсь я. – Может, ты голодна? Закажем ужин?

– Закажи, если хочешь. А я хочу пирожное. Можно?

– Я принесу, – обещаю я.

Дэвид ждет меня в холле, мрачный, как туча.

– Прости, – говорит он, едва я присаживаюсь рядом. – Я должен был предупредить.

– Ты не предупредил Кейт о том, о чем я просил?

– Нет, не это. Я не предупредил тебя, что у нас с Кейт не лучшие времена.

– Мне не следовало приезжать?

– Когда я приглашал тебя, то мы еще не знали, а потом… потом мне показалось, что твой приезд успокоит Кейт. Ты всегда действовал на нее умиротворяюще.

– Ты говоришь загадками. Что у вас произошло?

– Беременность… – Дэвид морщится. – Это нежеланная беременность для Кейт. Случайная… Никто не виноват, презерватив порвался. Прости, что гружу подробностями, но иначе не объяснить. Кейт после рождения Майкла еще не вернулась к таблеткам, вот и… Мы думали, пронесет, но она забеременела.

– И в чем трагедия? Она не хочет второго ребенка?

– Она только что восстановилась после родов. Вернулась в театр, получила хорошую роль. Я не очень в этом разбираюсь, но что-то из того, о чем мечтают все актрисы. А теперь… – Он разводит руками. – Роль не предусматривает беременности, как понимаешь.

– Кейт хотела сделать аборт, а ты не позволил?

– Не хотела… – вздыхает Дэвид. – Бросалась этой угрозой, но по-настоящему не хотела, я точно знаю. Но и смириться с потерей роли ей тяжело. Токсикоз сильнее, и она все время нервничает. Я надеялся, что ты благотворно на нее повлияешь, а надо было предупредить. Прости, что я этого не сделал.

– Это потому что я приехал с Алесси.

– Я передал Кейт твою просьбу. Сейчас она сожалеет и раскаивается, поверь.

– Верю. Она никогда не была злой. Капризной, избалованной – это да…

– Она и поступила, как капризный ребенок, – фыркает Дэвид. – Призналась мне, что ее взбесило.

– И что же?

– То, что ты решил скрыть все, что между нами было. Всего лишь… представляешь? Я виноват, что не понял этого сразу. Как твоя девочка? Надеюсь, ты не ругал ее?

– Дэв, хватит меня опекать. Я знаю, что Алесси не виновата. Спасибо, ей лучше. Извинения принимаются. Как Кейт?

– Опять нервничает, теперь из-за скандала. Если она выносит этого ребенка, то случится чудо. Мне пора, она ждет. Это она настаивала, чтобы я объяснился с тобой как можно скорее. Хотела сама, но я не позволил.

– И правильно. Пусть успокоится. Увидимся завтра, как и договаривались?

– Да, Джей.

Мы обнимаемся, Дэвид уходит, а я иду в кондитерскую за пирожными для Бэмби. Жаль, что ее знакомство с моими близкими вышло неудачным, но все же хорошо, что она меня услышала. Услышала и поверила, иначе не сделала бы ответный шаг. В любви она мне уже признавалась, при встрече. Ее просьба, пусть и небольшая, намного ценнее.



= 39 =

Александра

«Я люблю тебя, Александра».

Эти слова звучат в голове каждый раз, когда я хочу рассказать Джеймсу о фотосессии. Признание может перечеркнуть наше будущее, и я малодушно отступаю. Так не хочется портить каникулы в Нью-Йорке! Они все же получились приятными.

Кейт не позволила мне извиниться, сама попросила прощения и плакала, пытаясь объяснить причину своего поступка. Она словно сняла маску, и я увидела совсем другого человека. В конце концов, никто не идеален, все ошибаются. Я не хотела бы оказаться на ее месте: Кейт не выбирала между ребенком и карьерой, но оплакивала несбывшуюся мечту. А мне не на что жаловаться – Джеймс сделал выбор.

С Кейт мы не стали подругами, но и врагами – тоже. В один из дней она даже пригласила меня на шопинг. Я была уверена, что по просьбе Джеймса, но нет, он уверил меня, что инициатива исходила от нее. Он лишь вручил Кейт карту для оплаты моих покупок, чтобы не спорить с моим вечным «нет». Наивный… Я не позволила бы тратить его деньги, если бы не пересмотрела свое отношение к подаркам. Оказалось, что получать их от любимого мужчины очень приятно. Я настолько осмелела, что время от времени позволяла себя баловать.

В тот день мы с Кейт приятно и весело провели время, опустошая счета наших мужчин, а Джеймс и Дэвид устроили мальчишник, встретившись в баре со своими общими старыми знакомыми.

Джеймс показывал мне Нью-Йорк и обещал свозить в Сиэтл, чтобы познакомить с родителями. Еще праздновали день рождения Майкла, сначала вместе с детьми, а вечером, когда малыш уснул, вчетвером. Джеймс приготовил ужин, Кейт и Дэвид наконец-то улыбались друг другу, а я тихо наслаждалась уютной атмосферой.

Мы успели и БДСМ-клуб посетить, в ознакомительных целях. Джеймс сказал, что публичные сцены для меня табу. «Ты исключительно в моем личном пользовании, запомни это», – произнес он с таким серьезным видом, что у меня душа в пятки ушла. Страшно представить, как он отреагирует на фотосессию.

И все же я дала себе слово, что расскажу всю правду, как только мы вернемся в Санкт-Петербург. Не знаю, поймет меня Джеймс или разозлится, но не хотелось портить ему впечатления от поездки. Я чувствовала, что между ним и братом существует какая-то особенная связь. Наверное, это и есть связь близнецов.

К слову, Дэвид ни разу не пытался говорить со мной, как психолог, однако не сомневаюсь, что они с Джеймсом обсуждали мои проблемы. Я дала себе еще одно обещание. Если после разговора о фотосессии Джеймс не прогонит меня прочь, я пойду к врачу, чтобы избавиться от кошмаров и страхов. Не хочу быть для Джеймса обузой, человеком, о котором необходимо постоянно заботиться. Я согласна быть его рабыней для игр, но в остальном и он должен иметь возможность опереться на меня, если потребуется.

«Я люблю тебя, Александра».

Мы подъезжаем к дому, и я, как заклинание, повторяю про себя эти слова. Больше не буду откладывать признание. Джеймс сказал, что нам предстоит серьезный разговор о том, как жить дальше. Я должна сказать правду. Нельзя строить новую жизнь с камнем за пазухой.

– Наконец-то дома! – восклицает Джеймс, едва переступив порог. – Бэмби, я в душ. Хочешь со мной?

– Нет, – отказываюсь я.

– Нет? – Он хитро улыбается. – Ладно, может, ты и права. Мне надо сделать пару звонков, а одним душем ты у меня не отделаешься.

Он относит мой чемодан в комнату, где я обустроила себе уютное гнездышко. Ночую я в спальне Джеймса, но там нет моих вещей.

– Потом спускайся, – говорит Джеймс. – Я приготовлю что-нибудь поесть.

Надо бы тоже вымыться, да и переодеться, но я ничего не могу делать. Все валится из рук, в горле пересыхает. Спускаюсь по лестнице. Забираюсь с ногами на диван и жду.

«Ничего не рассказывай», – словно шепчет кто-то на ухо.

«Я должна», – возражаю я.

Не хочу обманывать Джеймса. Не могу… Не буду!

Слышу знакомые шаги. Так быстро? Думала, он дольше пробудет в душе. Оборачиваюсь… и внутри все холодеет. Я нечасто видела Джеймса в гневе, но сейчас сложно ошибиться. Он в ярости: взгляд мечет молнии, желваки гуляют по скулам, а лицо почернело.

– Зачем ты это сделала? – интересуется он.

Я вздрагиваю, так жестко и, одновременно, равнодушно звучит его голос.

– Что – это? – выдавливаю я. – В чем я виновата, сэр?

Он швыряет на стол фотографии.

– Может, это не ты? – цедит Джеймс сквозь зубы. – Или это монтаж?

Беру снимок, уже догадываясь, что я там увижу.

– Ты с ним встречалась?

Так и есть, это моя злополучная фотосессия. Только фотограф обманул, лицо узнаваемо.

– Послушай, я…

– Да или нет?! – Он выходит из себя и переходит на крик.

– Да, но…

– Зачем?

– Он обещал дать недостающую сумму, если…

– Если ты с ним переспишь.

– Нет! Все не так!

Я пытаюсь объяснить, но он не хочет слушать. «Я люблю тебя, Александра». Видимо, не настолько, чтобы дать мне шанс оправдаться.

– Хватит. Тебе нужны деньги? Сказала бы мне, я оплатил бы твои услуги.

Джеймс кидает пачку денежных купюр поверх фотографий.

– Забирай. У тебя пятнадцать минут, чтобы покинуть мой дом. Достаточно, чтобы собрать вещи. Если что-нибудь забудешь, я пришлю.

Я смотрю на него, не мигая. Это расплата. Наказание за все мои просьбы, за то, что посмела почувствовать себя счастливой.

– Время пошло. Если не уберешься сама, выброшу за ворота, как мусор.

Джеймс быстро уходит в кухонную зону, сердито гремит там посудой, а я смотрю ему вслед, прощаясь.

«Я люблю тебя, Джеймс. Прости меня, если сможешь. И прощай».

Вынимаю из ушей золотые сережки, снимаю кольцо и часы – его подарки. Аккуратно кладу все на стол рядом с деньгами и фотографиями, а потом ухожу. Хлопает входная дверь, отрезая меня от Джеймса. Щелкает замок калитки.

Я не оглядываюсь и, кажется, ничего не чувствую. Ничего, кроме боли, которой пропитывается каждая клеточка моего тела.

Я не знаю, куда мне идти. Реальность оказалась гораздо хуже, чем я могла представить. Будущее без Джеймса кажется мне смертью. Но я сама во всем виновата.

Я сама…

– Александр-р-ра! – рявкают у меня под ухом.

Джеймс? Я оборачиваюсь и сталкиваюсь со взглядом, полным беспокойства. Моргаю и тру глаза, потому что этого не может быть. Джеймс должен смотреть на меня с ненавистью и презрением.

– Пойдем! – рычит он и хватает меня за руку.

Куда он меня тащит? Обратно в дом?!

Я едва переставляю ноги, как деревянная кукла. Джеймс почти швыряет меня на диван и нависает сверху.

– Алесси, я зол, – говорит он так тихо, что по телу бегут мурашки. – Я так зол, что едва сдерживаюсь. Это… – Он кивает в сторону фотографий. – Это отвратительно. Ты можешь объяснить, зачем ты это сделала?

Я киваю и облизываю пересохшие губы.

– Тогда говори. Я внимательно слушаю.

Он отодвигается и садится напротив, закинув ногу за ногу и скрестив на груди руки.

– Прости меня, пожалуйста, – шепчу я. – Я виновата перед тобой…



= 40 =

Джеймс

Да, Бэмби, ты виновата. Это легко читается в твоем взгляде: ты испугана, бледна и практически на грани обморока. Но в том ли ты виновата, в чем сама себя винишь?

Я взбесился, когда увидел, что на фотографиях, выпавших из конверта. Из того самого, что перекинули через забор. Кажется, на это и был расчет. Моя женщина в объятиях другого мужчины! Голая! В развратных позах! На глаза упала красная пелена. Сейчас я даже не помню толком, что наговорил Алесси. Очнулся, когда понял, что она ушла.

Ушла без единого возражения, не пытаясь оправдаться. Ушла, не забрав подарки и деньги. Просто ушла, оставив после себя такую пустоту, что впору выть волком.

Я люблю эту девушку. Факт неоспоримый, какую бы боль ни причинил ее поступок. И я хочу знать, что толкнуло ее совершить глупость. В конце концов, Алесси нашла в себе силы выслушать мои объяснения, и, как минимум, она заслуживает шанс оправдать себя. Я знаю ее слабости. Знаю, какие у нее проблемы. Верю, что она не способна на предательство. Возможно, в том, что произошло, есть и моя вина? Я что-то упустил, не обратил внимания, проигнорировал? Хорошо бы, это случилось до нашего знакомства. Но нет, фотограф заботливо разместил в кадре газетку с датой, и навряд ли это фотошоп. Да и судя по тому, как ведет себя Алесси, снимки недавние.

Слушаю сбивчивый рассказ, и едва сдерживаюсь, чтобы не перебивать. На языке вертится куча вопросов. Почему глупые девчонки не сообщили в полицию? Да пусть даже не о подпольном казино, а об утере паспорта! Почему решили, что справятся сами? Что за нелепое желание таиться от людей, которые могут помочь хотя бы советом? Но главный вопрос, конечно же, ранит больнее всего. Почему Алесси не обратилась за помощью ко мне?

Я догадываюсь, почему. Дурацкие принципы! Не просить ни о чем, иначе случится беда. Первую просьбу она позволила себе в Нью-Йорке, после того, как я признался ей в любви. Боже, но неужели нельзя было попросить денег в долг? Хотя бы! А чем она думала, соглашаясь на фотосессию? Если бы ее обманули? Изнасиловали? Пустили бы по кругу какие-нибудь извращенцы…

Громкий треск пугает и меня, и Алесси. Я с удивлением обнаруживаю в руках обломки какой-то деревяшки.

– Это… на столе стояло… – поясняет Алесси в ответ на мой немой вопрос. – Что-то декоративное…

А-а-а… Точно, стояло. Хлипкое оказалось, если треснуло в моих руках.

– Это все? – сурово спрашиваю я. – Ты все рассказала?

– Д-да… Джей, я хотела раньше, честное слово! Я… я не знаю, как так получилось…

– Зато я знаю, как.

Черт! Мне так хочется прижать к себе глупую девочку… Но ласка ничему ее не научит! И в похожей ситуации она поступит так же, надеясь, что ее простят.

– Я не хотела… Мне очень стыдно.

– Это радует. Тебе и должно быть стыдно.

Алесси покрывается красными пятнами: алеют уши, щеки, шея.

– Пожалуйста, прости меня… – шепчет она. – Накажи… только прости…

А это стоит обдумать. Кажется, о чем-то таком и говорил Дэвид, когда предлагал мне смоделировать ситуацию, похожую на ту, где Алесси придумала себе вину с аварией. Она попросила – и случилась беда. А теперь она не просила – и наши отношения под угрозой.

Мне не дает покоя и тот факт, что фотографии подбросили. Если бы я узнал об этом случайно или от Алесси, то все равно злился бы, но не так сильно. Я выгнал Алесси из дома! Хорошо, что вовремя опомнился, но все же… Значит, фотосессия подстроена? Или ею воспользовались случайно?

– Кто, ты говоришь, дал тебе телефон фотографа? – интересуюсь я, постукивая обломком деревяшки по подлокотнику дивана.

– Бармен, – всхлипывает Алесси. – Джей, но он же не виноват.

Она все же расплакалась.

– Я сам решу, кто виноват, а кто нет, – резко отвечаю я. – И прекрати реветь. Раньше надо было думать, что творишь.

Наблюдаю, как она неловко сползает с дивана и бочком движется к выходу.

– Куда это ты собралась?

– Я все рассказала. – Она старается не плакать, но голос у нее дрожит, а дыхание перехватывает. – Мне надо идти. Ты же сам сказал…

Ну да, и не простил. Ох, милая моя Бэмби, если бы ты знала, как мне хочется обнять тебя и осушить твои слезы поцелуями. Ты маленькая глупая девочка, на тебя даже злиться толком не получается. Но если сейчас я дам слабину, ты не вынесешь из произошедшего никакого урока. Впрочем, и роль жестокого судьи и палача мне претит.

– Иди наверх, – говорю я. – Прими душ, переоденься и приходи ужинать.

– Джеймс…

Она смотрит на меня растерянно, но уже с надеждой.

– Или уходи, если хочешь, – добавляю я. – Я очень расстроен, но это не повод выгонять тебя из дома. Да, ты виновата. Тебе дороже принципы, ты обидела меня недоверием. Но я не должен был поступать так, как поступил. Прости, пожалуйста. Ты дорога мне, и от этого еще больнее. Я постараюсь понять… и принять. И, если ты хочешь уйти, смирюсь с твоим выбором. Но я хочу, чтобы ты осталась.

Алесси закусывает губу, всхлипывает… и убегает на второй этаж, вихрем проносится по лестнице. Хлопает дверь ее комнаты, и я невольно улыбаюсь. Не злорадно, нет. Скорее грустно и немного облегченно. Она могла и уйти, в очередной раз демонстрируя характер, но предпочла остаться. Если это так, то все правильно.

Я не иду следом. Пусть выплачется, пострадает… и подумает. Сейчас, когда самое страшное уже позади, самое время делать выводы. И мне интересно, с какими мыслями она вернется.

Собирался приготовить легкий ужин, но в итоге жарю оладьи. Я не должен подчеркивать, что разочарован поведением Алесси. Немного успокоившись, понимаю, что мне одинаково хочется и приласкать ее, и выпороть. Мне жаль Бэмби, она запуталась и не смогла поступить правильно, а после раскаялась, но и чувство собственника оскорблено. Мужчина не станет наказывать любимую девушку за глупость. Хозяин должен проучить рабыню. Но мне не нужно делать выбор, все зависит от того, чего хочет Алесси.

Она возвращается: тихая, сдержанная, с припухшими от слез глазами.

– Присаживайся, – приглашаю я.

И ставлю перед ней тарелку с оладьями и чашку с ее любимым капучино. Алесси берет в руки нож и вилку, но тут же откладывает их.

– Джеймс…

– Да?

Я сижу напротив, и она поднимает голову. В ее взгляде сожаление и мольба.

– Джеймс, ты сможешь меня простить? Я понимаю, что не сейчас… но… когда-нибудь?

– Я простил, Алесси. Иначе мы не ужинали бы вместе.

– Простил? – Она не скрывает изумления. – Но… Правда?

– Правда. Я не злюсь, разговариваю с тобой, кормлю ужином. Что заставляет тебя думать, что не простил?

Алесси так растерянна, что замолкает. Мы ужинаем в тишине, я складываю грязные тарелки в посудомоечную машину, вытираю стол… и наконец-то слышу долгожданное:

– Джей… Мне нужна твоя помощь.

Бинго! Или не стоит радоваться раньше времени?

Увожу Алесси в гостиную и там, усадив на колени, предлагаю:

– Расскажи, в чем дело.

– Возможно, это очень эгоистично с моей стороны… – Она кусает губы, умоляюще смотрит, как будто ждет, что я сам догадаюсь. – Я думала о том, что произошло… Не только сейчас, но и раньше. Ведь проблема в том, что я не хочу просить, правда?

– Не только, но и в этом тоже, – соглашаюсь я.

– Я схожу к врачу, обещаю. Мне не стоило делать вид, что проблемы не существует.

– Ты хочешь, чтобы я помог найти врача?

– Это тоже, но… не только. Джей, я не могу себя простить. – Ее глаза опять наполняются слезами. – И никакой врач тут не поможет. Только ты…

Она соскальзывает вниз, на пол, встает на колени, заводит руки за спину и склоняет голову.

– Пожалуйста, простите меня, сэр, – произносит она громко и четко. – Я приму любое наказание.

Глажу Алесси по голове, провожу пальцем по виску, очерчиваю абрис лица и, взяв за подбородок, заставляю поднять голову и посмотреть мне в глаза.

Бэмби, надеюсь, ты видишь, что я не сержусь. Ты взываешь ко мне, как к хозяину, чтобы облегчить совесть, и я готов пойти навстречу, выполнить твою просьбу, хоть это и не доставит мне удовольствия.

– В субботу, – говорю я. – Есть русская традиция, пороть по субботам. Ты получишь свое наказание.

Сегодня воскресенье, и до следующей субботы целая неделя. Нам обоим нужно время, чтобы успокоиться. Возможно, Алесси передумает, я не собираюсь настаивать. И мне предстоит разобраться с фотографиями… и кое с чем еще.

= 41 =

Александра

Неделя превращается в вечность, когда ждешь наказание. Джеймс все простил, но чувство вины никуда не делось. Моя внутренняя саба не успокоится без искупления, так он сказал. Мы разговаривали об этом.

Джеймс безупречен. После взаимных признаний наши отношения больше не кажутся мне чем-то временным и несерьезным. Теперь я не только люблю, но и доверяю ему больше, чем самой себе. И он признался, что забота обо мне так же естественна, как необходимость дышать.

Я вернулась на работу, и Джеймс больше не предлагает оставить ее, но я все чаще задумываюсь об увольнении. Сидеть дома не хочу, деньги на учебу и жилье мне не нужны, а на остальное хватит зарплаты ассистента ветеринарного врача.

Юлька поступила в магистратуру, но не в Санкт-Петербурге, а в Москве. Об этом я узнала не то чтобы случайно, но как-то в последний момент.

– Я подавала документы и здесь, и там, – пояснила она. – Мне нужно вернуться к родителям, они пожилые, ты же знаешь. Но и тебя оставить было страшно. А теперь ты с Джеймсом, и я спокойна.

Это правильно, подруге надо двигаться дальше, а мне придется поставить крест на высшем образовании. Академ я брала на год, по семейным обстоятельствам, и забыла о том, что его нужно продлить. Уже поздно подавать документы, меня, наверное, отчислили. Я попробую разобраться с этим позже, а сейчас займусь лечением. Джеймс сказал, что оплатит консультации психотерапевта, и я не возражаю. Прошлое пора оставить в прошлом.

Нельзя сказать, что Джеймс холоден, но сексом мы с ним не занимаемся. Он все так же уделяет мне время, вкусно кормит, водит на прогулки по берегу залива, но баловать перестал.

– Бэмби, это не наказание, – сказал он, – но ты ждешь наказание. Это ограничение – часть подготовки. Глупо развлекаться в ожидании искупления, не находишь?

С этим я согласна, Джеймс абсолютно прав. У меня нет ощущения, что меня наказывают всю неделю, но ожидание тяготит. Я хочу, чтобы все быстрее закончилось.

Ближе к субботе Джеймс добавляет мне волнений, начав подготовку к порке. Он срезает длинные ветки, очищает их от мелких сучков и почек, обдает кипятком и замачивает в воде.

– Розги? – спрашиваю я, старательно отводя взгляд от ведра с торчащими из него прутьями.

– Розги, – кивает Джеймс. – Ты не получишь удовольствие от порки, Бэмби, но можешь отказаться в любой момент. Стоп-слово в силе.

Об отказе не может быть и речи. Я с содроганием смотрю на страшные прутья, и внутренности скручиваются в тугой узел. О боже, неужели скоро суббота?

Когда назначенный день наступает, я не выдерживаю. У меня выходной, у Джеймса тоже, и с самого утра я не нахожу себе места. За завтраком кусок не лезет в горло. Когда Джеймс предлагает прогуляться, я прошу умоляюще:

– Пожалуйста, не откладывай это на вечер.

– Бэмби, ты о наказании?

– Да. Да, сэр… Пожалуйста.

Он молчит, как-то странно прищурившись, и я запоздало вспоминаю, что он – хозяин, и рабыне не стоит им управлять.

– Хорошо, – соглашается Джеймс, когда я набираю в легкие воздух, чтобы извиниться. – Ты и так устала от ожидания, не будем откладывать. Подожди меня там.

Он кивает на диван в гостиной и уходит наверх. Я немного озадачена, потому что «не будем откладывать» определенно не то же самое, что «приступим немедленно». Джеймс быстро возвращается и кладет на журнальный столик папки.

– Да, Бэмби, прежде мы серьезно поговорим, – говорит он, заметив мой недоуменный взгляд. – И для начала расскажи мне, за что ты будешь наказана.

Непростой вопрос. Джеймс дал целую неделю на размышления, и я, действительно, много думала о произошедшем.

– Я должна назвать что-то одно?

– Нет, мне интересны твои мысли.

– Я не смогла понять, что важнее. – Спокойная уверенность Джеймса передается и мне. Признание ошибок – тоже часть урока. – Мне кажется, что важно все. Глупость, недоверие, заблуждение, гордыня, ложь… Мне стыдно, что я причинила тебе боль, что закрылась, когда ты, наоборот, сделал шаг навстречу. Стыдно, что предпочла обнажиться перед чужими людьми, а не принять помощь от того, кого люблю.

Джеймс хмуро кивает, а потом открывает верхнюю папку.

– Бэмби, я провел небольшое расследование… Ты знаешь, с кем встречается бармен?

– Дима? – переспрашиваю я. – Нет, мы не дружим.

Он кладет передо мной фотографии: Дима у подъезда целует какую-то женщину. Перебираю фото и узнаю в ней старую знакомую.

– Ася?

– Ася, – подтверждает Джеймс. – Я недооценил ее коварство. Твоя подруга весьма удачно вляпалась в неприятности. Удачно для Аси, конечно же. Бармен по ее просьбе присматривал за тобой, и, как только подвернулся удобный случай, они расставили ловушку.

– Погоди… я не понимаю… – Действительно, голова идет кругом. – Дима – любовник Аси?

– Да.

– А она добивалась… тебя?

– Да.

– И… решила отомстить…

– Да, как только поняла, что ничего не добьется. И, предвосхищая твой следующий вопрос: нет, я не знаю. Должно быть, это такой расчет.

Да, Джеймс верно понял, о чем я хотела спросить. Как можно спать с одним мужчиной и преследовать другого? В остальном же, все понятно, хоть и обидно. Меня обманули, чтобы скомпрометировать в глазах Джеймса.

– И даже денег не пожалели, – говорю я вслух. – Юльке повезло.

Он мрачнеет и шипит что-то о глупых подружках. С некоторых пор он недолюбливает Юльку, но я верю, что это временно. Тем более, она уехала из Питера.

– Тебе неинтересно, что с ними будет? С Асей и ее любовником.

– Не-а… Ни капельки.

Я не кривлю душой. Уверена, что Джеймс не бандит, следовательно, не прибьет обоих. Что он может сделать? Выгнать с работы, испортить репутацию… Так и поделом. Нельзя безнаказанно вмешиваться в чужие отношения.

– Теперь следующее… – Из другой папки Джеймс достает чистый лист бумаги и ручку. – Пиши заявление об уходе.

Вот это поворот! Я думала об увольнении, но вот так… Мне же просто приказали! Впрочем…

Беру ручку и придвигаю лист бумаги.

– Продиктуй, на чье имя писать?

Он усмехается.

– Что, серьезно? Без единого возражения?

– Да чего тянуть, – пожимаю я плечами. – Я сама собиралась уходить.

– Вот как? Решила стать домохозяйкой? – Он скептически приподнимает бровь.

– Не дождешься, – смеюсь я. – Хочу устроиться ассистентом в ветклинику.

– Нет.

– Нет? Ты против?

– Да. Я против. Это помешает учебе. Тебе придется наверстывать пропущенный месяц.

– Что…

Передо мной открывается третья папка, и в ней – документы об оплате, приказ о зачислении меня на последний курс… Что-то еще, но я не вижу – буквы расплываются от навернувшихся слез.

– Джей…

– Просто скажи «спасибо», – просит Джеймс. – И прими, как вложение в будущее.

– Спасибо! – Смахиваю с ресниц слезинки, но горло перехватывает, и я всхлипываю. – Спасибо, Джей.

– Я думаю отойти от дел, – говорит он. – Переехать за город и заняться глэмпингом…

– Э-э?

– Глэмпинг – это туризм…

– Я знаю, что такое глэмпинг, – перебиваю я. – Палатки или юрты, без особых удобств, жизнь рядом с природой. Такой… сельский туризм.

– Да, – соглашается Джеймс. – А что тебя удивляет? Мне нужен ветеринарный врач, там будет ферма.

– Не слишком ли… радикально? Ресторатор… и вдруг… все с нуля?

– Ох, Бэмби. – смеется он. – Я уже делал подобное, мне нравится меняться. Я юрист, между прочим, и много лет помогал отцу управлять трастовым фондом.

– А-а-а… А потом открыл свой ресторан?

– Да. Если ты хочешь работать на конезаводе, мы можем купить участок где-нибудь неподалеку. Но, уверяю тебя, у нас будут лошади.

О боже… Плакать хочется еще сильнее. Джеймс планирует будущее. Наше будущее! Будущее, которое он не мыслит без меня.

– Так, пиши заявление, – спохватывается он. – Я продиктую.

– Джей… – зову я, отложив ручку.