Текст книги "В последний момент (ЛП)"

Автор книги: Микалея Смельтзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

На его лице появилось выражение умиротворения и, возможно, даже счастья.

– В этом месте не случалось ничего плохого, и это делало его особенным. Нас не преследовали здесь плохие воспоминания. Сейчас мы не часто бываем здесь, по крайней мере, я, но оно навсегда останется идеальным.

Он замолчал, взгляд стал отрешенным.

– Знаешь, в подобных случаях, – продолжил Мэддокс, – мы оказались бы в заднице, когда попали в приют, но Коллинзы удержали нас. Мы жили у них, хоть они и переехали из трейлерного парка, но были достаточно близко, чтобы добраться на автобусе, так что вечера мы проводили с ними. Они нас спасли, – с уверенностью произнес он. – Без них Матиас оказался бы в полной жопе, а я? Явно не сидел бы рядом с тобой сейчас, – криво усмехнулся, – и не чувствовал бы себя таким счастливым. Я обязан им всем. Они любили нас, когда другим было наплевать. Все эти годы я пытался найти способ отблагодарить их за доброту, но, наконец, понял, что уже сделал это, полюбив их в ответ. – Мэддокс посмотрел на ручей, наблюдая, как на его поверхности переливается солнце. – Из-за них мы стали заниматься музыкой. Коллинзы считали, что музыка могла бы исцелить наш гнев.

– Матиас тоже играет? – я понятия не имела, что его близнец обладает музыкальным талантом.

– Ну, – Мэддокс хмыкнул, – он поет. Так же играет на пианино, гитаре, но предпочитает петь.

– Никогда бы не подумала, – призналась я.

– Матиас держится в стороне, не обращай внимания.

– Почему ты выбрал барабаны? – полюбопытствовала я.

– Не знаю, – изогнул губы, – просто чувствовал, что так надо.

Мы замолчали – вокруг нас слышались лишь плеск ручья, шелест листьев и пение птиц.

Я отпустила его руку, а он вытянул ноги, убедив меня лечь и положить голову на его ноги. Мэддокс посмотрел на меня с серьезным выражением на лице.

– Знаешь, – начал он, потянувшись, чтобы убрать выбившийся светлый локон с моей щеки. – Я считал, что сложно будет рассказать тебе, но оказалось на удивление легко.

Он провел пальцами от щеки к губам.

– Спасибо, что доверился мне и рассказал, – прошептала я.

Мэддокс прожигал меня взглядом, прослеживая путь своих пальцев, обводивших мои губы по контуру.

– Ты слишком хороша для меня.

– Неправда, – я взяла его за руку, переплела наши пальцы и положила руки на свою грудь. – Я не слишком хороша. Абсолютно обычная, Мэддокс. Просто девушка, а ты – парень. Но вместе, – я протянула свободную руку, обхватив его за подбородок и заставляя посмотреть на меня, – мы нечто большее. Может, не идеальное, но нечто невероятное.

Он ухмыльнулся.

– Ты могла бы стать поэтом, Эмма.

Он снял очки и закрепил на вороте рубашки, так что я не пропустила то, что он подмигнул.

Я рассмеялась.

– Возможно, если ты будешь хорошо себя вести, я позволю использовать эти слова в песне.

– Или ты напишешь одну со мной? – он продолжал улыбаться, но взгляд стал серьезным. – Ты же говорила, что пишешь.

– Мне? Написать с тобой песню? – я рассмеялась. – Да, верно. Я едва могу написать сочинение на уроке английского.

На самом деле я действительно писала песни дома, где их никто и никогда не увидит. Побледнела, вспомнив давний разговор, когда рассказала ему, что сочиняю песни. Боже. Почему я не могу держать при нем язык за зубами?

Мэддокс прикусил свою нижнюю губу, сдерживая смех.

– Написать песни – совсем не то, что написать эссе. Оно зарождается здесь, – он указал на мой лоб, – а песня, – голос стал ниже, почти перейдя в шепот и мрачнея, – приходит отсюда.

Мэддокс положил руку мне на грудь, прямо над сердцем. От чего оно учащенно забилось, и по усмешке я поняла, что он это заметил.

– Что ты со мной делаешь? – слова слетали с губ словно падающие на стол дощечки «дженги».

– Влюбляюсь в тебя, – быстро ответил он.

Не знаю, кто сделал первый шаг, но это не имело значения. Внезапно я оказалась у него на коленях, обхватив ногами за талию, пока он страстно целовал меня.

Этот поцелуй испепелял душу.

Мэддокс прикусил мою нижнюю губу, а я обняла его за шею.

Я прижалась грудью к его груди, внезапно испытав желание ощутить его обнаженную кожу под своими ладонями. Словно почувствовав, чего я хочу, Мэддокс снял с себя футболку и рубашку.

Его кожа обжигала мои ладони.

– Ты такая красивая, – прошептал он между поцелуями. Положив ладонь мне на затылок, Мэддокс притянул меня ближе, проводя языком по моим губам.

Я приоткрыла рот, умоляя и желая получить все, что он мог мне дать.

Сердце бешено колотилось, кровь бурлила в венах.

Я хотела его.

Полностью.

Здесь.

Сейчас.

Я покачивала бедрами, желая облегчить боль, и он обхватил меня за бедра.

– Эмми, – прошептал он. – Эмма, ты должна остановиться.

Он перекатился, прижав меня к земле и подняв мои руки над головой.

– Перестань, – Мэддокс задыхался, его глаза потемнели так сильно, что осталось лишь тонкое серебряное кольцо. Мои губы болели. Мэддокс облизнул свои пересохшие губы. – Я хочу тебя, Эмми. Боже, я чертовски сильно хочу тебя. Но не здесь и не сейчас.

Я закрыла глаза, осознав, как себя веду.

– Прости, – прошептала.

– Не извиняйся, – он покачал головой. – Только не за это.

У меня задрожала нижняя губа, и я была на грани от слез. Чувствовала себя так, словно набросилась на него и была сбита. Знала, что на самом деле все не так, и я просто поддалась моменту, но все же было неловко.

– Эмма, – он нахмурился. – Не плачь. Я пытаюсь вести себя благородно, а твое грустное лицо мне очень мешает.

Я смогла улыбнуться.

Он усмехнулся.

– И ты готова признаться, что хотела бы, чтобы наш первый раз был именно здесь? – он провел пальцами по моей скуле.

– Нет, – ответила я. – Прости, – повторила. – Не знаю, что со мной не так.

Он усмехнулся, склонив голову к моей шее, а затем поднялся на ноги.

– С тобой все в порядке, Эмми, – протянул руку, помогая мне подняться, – это называется гормоны.

Я все еще чувствовала себя смущенно и неловко, пока он надевал футболку и рубашку.

Мэддокс обнял меня за плечи, прижимая к себе и целуя в макушку.

– Не думай об этом, Эм.

Я тихо рассмеялась. Он хорошо меня знал. Иногда даже слишком хорошо.

Прежде чем он увел меня, я успела спросить.

– Как называется это место?

Он посмотрел на воду, его лицо потемнело от… сожаления?

– Это Уиллоу Крик.

Глава 18

Я ШЛА ВСЛЕД ЗА МЭДДОКСОМ обратно к машине, изо всех сил стараясь забыть о том, что буквально набросилась на него. Щеки все еще пылали при одной мысли об этом, и я усилием воли заставила красноту исчезнуть. Мне нужно поговорить хоть о чем-нибудь.

– Ты сказал, что Карен и Пол тоже жили здесь, – это было первое, что пришло мне в голову.

Он кивнул, открывая двери, и мы забрались внутрь.

– Как им удалось уехать? – я поморщилась от сказанного. Это прозвучало грубо и бессердечно. – Прости, я имела в виду, что… Я просто хотела сказать… – забормотала, не в силах составить связное предложение.

Он протянул руку и сжал мое колено, не убирая руку.

– Все хорошо. Я понимаю, что ты имела в виду, – сделал паузу, оценивая следующие слова. – Пол получил повышение по работе, и им пришлось переехать поближе, но они все еще жили не там, где сейчас, если ты об этом.

Мэддокс крепче сжал руль.

Он был явно напряжен, и я забеспокоилась, что это произошло из-за его рассказа о родителях. Возможно он рассказал об этом до того, как был готов.

Мэддокс прервал мои размышления.

– Твоя мама сказала, что через пару недель у тебя день рождения.

Я поморщилась.

– А что еще она сказала?

Он усмехнулся, и хотя его глаза были скрыты солнцезащитными очками, я знала, что они светятся смехом.

– Она сказала, что ты наряжалась и пела короткие песенки собственного сочинения.

Лицо покраснело, и я с трудом вспомнила, как дышать. Вспомнила, как в пять лет нарядилась в красное блестящее платье, черные туфли, накрасилась маминой косметикой, которой было немного, поскольку она почти ей пользовалась, и спела песню о… сыре. Да, о сыре. Почти все мои песни были связаны с какой-то вещью, которую я любила. Обычно это была еда. Что я могла сказать? Мне вечно хотелось есть.

– Эй, мои песни не были короткими, – возразила я, – Они гениальные.

Песни, которые теперь я писала, были только для меня и никто, даже Мэддокс, не увидит их.

– Ты все еще их помнишь? – спросил он, заинтересовано приподняв бровь.

Я пискнула. Чувствовала себя, как загнанный в угол кролик, и если бы мы не находились в движущемся автомобиле, я бы сбежала.

– Возможно.

Он рассмеялся, стараясь прикрыть улыбку рукой, пока вел машину.

– Это мило.

Я поморщила нос от отвращения. Не уверена, нравится ли мне, когда парень зовет меня милой. Выглядело унизительно, словно обращаешься к младшей сестре. Но возможно я слишком остро реагирую из-за отсутствия опыта общения с парнями. В прошлом я тратила много времени, чтобы оттолкнуть парня, а не понять его.

– Матиас хотел, чтобы я купил обед и привез его с собой, а затем, надеюсь, смогу увидеть, как ты продемонстрируешь свои способности по написанию песен.

Я покраснела и закачала головой.

– У меня не такой большой опыт в написании песен, – защищалась я. – Не такой, как у тебя, – тихо добавила, вспоминая день, когда играла на фортепиано написанную им песню, а Мэддокс пел. Она была прекрасна. Ее мог написать кто-то намного старше Мэддокса, как мне казалось. Те песни, что писала я, блекли на этом фоне.

– Откуда тебе знать, если ты никому не давала слушать их? – возразил он.

Черт бы его побрал. Он подловил меня.

– Что если у меня ничего не получится? – спросила я тоненьким голоском. Мне претила мысль о том, что я не справлюсь с тем, что люблю.

Мэддокс заехал на парковку местного ресторана и выключил мотор. Снял солнцезащитные очки и окинул меня возмущенным взглядом.

– Как мы можем знать хороши ли мы в чем-то или нет, если не попробуем?

Я постаралась улыбнуться, но провалилась.

– Хорошо, Йода.

Он ухмыльнулся.

– Я потрясен, что ты знаешь Йоду, но не слышала о ежике Сонике.

Он никогда не забывал о ежике.

Я пожала плечами.

– Однажды я смотрела их с отцом, – мне не хотелось, чтобы Мэддокс подумал, что я снова собираюсь расплакаться из-за отца, поэтому быстро добавила. – Матиас хотел, чтобы ты взял обед здесь? – указала на здание.

Подождите, обед? Мы же недавно завтракали?

Я широко распахнула глаза, посмотрев на дисплей телефона. Было уже за двенадцать, почти час дня. Неужели мы провели так много времени у ручья? Судя по всему, да.

– Ага, – Мэддокс кивнул, выбираясь из машины. Он просунул голову в открытую дверь. – Идем.

– Разве ты не заберешь его? – спросила я, вполне довольная тем, что посижу в машине. Ну, знаешь, чтобы избежать людей.

Он покачал головой.

– Мы поедим здесь, а Матиас будет наслаждаться своей порцией в одиночестве, в которое сам себя загнал.

Скривив губы, я вышла из машины и последовала за ним в здание.

Прежде чем зайти внутрь, он натянул шапочку. Серьезно? Что за тяга к шапочкам?

Я прошла за ним в затемненное здание. В обеденное время здесь было относительно пусто, лишь в баре сидело несколько посетителей. Мэддокс провел меня к кабинке в глубине, и официант мгновенно появился с меню.

– Ты была здесь прежде? – спросил Мэддокс, выпячивая нижнюю губу и изучая меню.

– Нет, – кратко ответила я.

Он отложил меню, глядя на меня так, словно я его обидела.

– Здесь самая лучшая еда. Очень жаль.

– Полагаю, это еще один первый опыт, который я испытаю с тобой, – сказала и мгновенно спряталась за меню, потому что начала вспоминать о первом обнаженном опыте. Серьезно, мой мозг в последнее время отказывался думать нормально.

Мэддокс громко рассмеялся, от чего я лишь сильнее смутилась.

Наконец ему удалось взять себя в руки и вернуться к изучению меню.

Официант вернулся, и мы заказали чай со льдом. Я взяла сэндвич, а Мэддокс – половину блюд из меню. Мне хотелось пошутить, я надеялась, что часть еды будет упакована для Матиаса.

Поскольку мысли уже устремились к близнецу, я решила, что сейчас подходящее время спросить о таинственной Реми.

– Я все думаю…

– Да? – он обвел взглядом ресторан, словно искал что-то или кого-то.

– Что произошло с Реми? – наконец поинтересовалась я. – Кто она для Матиаса? Я предполагаю, что это девушка Матиаса, бывшая скорее, но в тот раз твой отец сказал, что я буду твоей первой девушкой. – Поняла, что сболтнула лишнее, поэтому быстро замолчала. Мне ненавистно было лезть не в свое дело, но после того, как Матиас превратился в Годзиллу и швырнул в нас стакан, полагаю, я заслужила знать – особенно если мне придется добровольно подвергнуть себя его назойливому присутствию.

Официант поставил наши напитки, и Мэддокс кивнул в знак благодарности, подождав, пока он отойдет, прежде чем продолжить.

– Реми и Матиас… – он поморщился. – Они некоторое время встречались, когда им было по шестнадцать лет.

– И это все? – спросила я. В этой истории было что-то большее.

– Матиас очень скрытный человек, он много чем не делится даже со мной, поэтому я честно говорю, что многого не знаю. Она никогда не приходила к нам домой, но мы постоянно вместе тусовались. Они всегда были друг за друга горой, но при этом часто ссорились. У обоих был вспыльчивый характер, и Реми не уступала. Перед последним годом в школе она переехала, и они расстались. Матиас стал вести себя как настоящий засранец, но я честно не знаю, что там произошло. У меня есть чувство, что мы никогда не узнаем правды, – он откинулся на спинку стула и провел рукой по крыше кабинки.

Я нахмурилась, внезапно проникшись большей симпатией к его угрюмому и высокомерному близнецу.

– Он любил ее? – не знаю, почему, но вопрос показался мне важным.

Парень пожал плечами, делая глоток чая со льдом.

– Полагаю, единственный способ, которым Матиас Уэйд проявляет свою любовь – разрушение, – Мэддокса, кажется, не беспокоили собственные резкие замечания о брате. Скорее его беспокоило то, что Матиас был таким… сломленным… Но он уже смирился с тем, что его близнец такой, какой он есть. Мэддокс поднялся, и я услышала, как его ботинки постукивают по бетонному полу. – Забудь о моем брате. Давай поговорим о том, как проведем твое восемнадцатилетие.

Я зажмурилась.

– Нет.

– Нет? – он хмыкнул. – Мне казалось, что большинству девушек нравится обсуждать их дни рождения и всяческие дорогие штучки, которые они хотели бы получить.

– Не я, – покачала головой в ответ на его слова.

Мне нравился мой день рождения до того момента, когда мой отец разрушил его в пьяном угаре. После этого я уже никогда не чувствовала себя так, как раньше, как будто оно было испорченным.

Мэддокс, казалось, уловил мои чувства. Он наклонился вперед, скрестив руки на груди.

– Почему?

Одно лишь словно, но оно заставило меня напрячься.

– Как ты думаешь, почему? – ответила вопросом на вопрос, желая выиграть время.

Он изогнул темную бровь.

– Осмелюсь предположить, что это из-за отца.

– Динь-динь-динь, и у нас есть победитель.

Он с отвращением поморщился.

– Как он смог испортить твой день рождения?

Поверить не могла, что сейчас расскажу эту историю. Мне было восемь лет, и мама убедила меня пригласить весь третий класс, а не только Сэди. Мне было неловко, когда отец вошел на задний двор в пьяном виде, бормоча что-то себе под нос. Я привыкла видеть его таким, но другие дети не понимали, что происходит, и начали перешептываться.

– Он заявился пьяным на мой день рождения, – пробормотала я. Прикрыла глаза, вспоминая, как ветерок обдувал мое лицо, как колыхались оранжевые шарики. – Затем он испортил мой торт и его вырвало мне на колени.

Мэддокс фыркнул.

– Это не смешно! – закричала я.

– Извини, – прохрипел он, прикрывая рот рукой.

– Я получила травму, – защищалась. – Теперь каждый раз, когда наступает мой день рождения, я вспоминаю обо всем.

Его взгляд вспыхнул серебряным огнем.

– В этом году мы изменим это.

Я вздрогнула от его обещающего тона.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, пытаясь сделать вид, что мне совсем неинтересно, что он может придумать.

– Пока не знаю, – Мэддокс задумчиво потер заросший подбородок, – но что-нибудь придумаю.

Я не сомневалась.

***

– ВОТ ТВОЯ ЕДА, придурок, – Мэддокс швырнул пакет с едой Матиасу на грудь.

Матиас едва успел поймать пакет. Он сидел на одном из барных стульев на кухне гостевого дома и не ожидал нас увидеть.

– Черт, Мэддокс, – Матиас едва успел поймать пакет, прежде чем он упал на пол, – я вставлю свои сигареты вместо игл твоего тупого ежа.

Мэддокс рассмеялся, совершенно не обращая внимания на слова своего близнеца.

– Мы оба знаем, что ты никогда не потратишь на это свои драгоценные сигареты.

Мэддокс направился к холодильнику и вытащил голубую бутылку «Гаторада» (прим. переводчика Gatorade – марка изотонических спортивных напитков от компании PepsiCo). Пока он беседовал с братом, я направилась в ту часть гостевого дома, где стояли инструменты и диван.

На столе все так же были разбросаны бумаги, и я задумалась, над сколькими песнями он работает. Пролистав бумаги, поняла, что над множеством.

Дома у меня есть тетрадь, в которой записаны все песни. Они аккуратны и приведены в порядок. Здесь же царил хаос. Хотя присмотревшись, вынуждена была признать, что у него до смешного красивый почерк. Он хоть в чем-то бывает плох?

На столе лежала еще одна пара барабанных палочек. Не удержавшись, я взяла их и начала отстукивать ими ритм о столешницу.

– Не делай так, – рука вырвала их у меня.

Я надулась.

– Это было не красиво, – я вырвала их у него, подняв вверх. – Теперь. Они. Мои.

Я выделяла каждое слово, постукивая барабанными палочками по его груди.

Мэддокс окинул меня взглядом.

– Не делай этого.

– Что именно? Не играть с твоими палочками? – ехидно улыбнулась я.

– Это звучит грязно, – он сдержал улыбку.

– Тогда у тебя очень грязные мыслишки, – сказала я, положив барабанные палочки на стол.

Я оглянулась, удивляясь, что Матиас не прервал нас умным замечанием, но его уже не было.

– Матиас ушел в главный дом, пообедать, – сказал Мэддокс, заметив озадаченный взгляд.

– О.

Парень усмехнулся.

– Что? Ты внезапно испугалась остаться со мной наедине?

– Нет, – насмешливо фыркнула я.

– А стоило бы.

Он коснулся моих губ своими, опустил руки на бедра. Усадил меня на стол и встал между моих ног.

Чуть прикусил мою нижнюю губу, и я уверена, что из моего горла вырвался стон. Я надеялась, что он его не услышал.

Он зарылся пальцами в мои волосы, еще сильнее разжигая меня.

Когда я потеряла способность дышать, Мэддокс отступил. Тяжело дышал, глядя на меня испепеляющим взглядом.

– Теперь боишься?

– Вряд ли, – едва выдохнула.

Он усмехнулся.

– Тогда мне придется постараться, – его взгляд скользнул по моей груди. В обычной ситуации я бы прикрылась от ужаса, но его поцелуй убил пару клеток моего мозга, и я не могла двинуться, даже если бы постаралась.

Он снова наклонил голову, и я закрыла глаза в предвкушении, но Мэддокс не коснулся моих губ. Вместо этого поцеловал в щеку, и я отчаянно захотела большего. Придурок.

– Как думаешь, сможешь слезть со стола и написать со мной песню? – он уперся ладонями в стол рядом с моими бедрами, оказавшись теперь на уровне моих глаз.

Мэддокс знал, что я не смогу спуститься со стола самостоятельно.

– Ты же посадил меня сюда.

Он усмехнулся.

– Ох, Эмма, – парень помог мне спуститься со стола, и я встала рядом с ним. – Иди, присядь там.

Мэддокс указал на гору подушек, одеял и мягких кресел на полу. Обычно их там не было, и я не могла не задаться вопросом о том, не спланировал ли он это заранее.

Он принес бумаги, где уже начинал писать песни, чистые листы и карандаши. Положил их на пол передо мной и вернулся назад, открыв клетку Соника.

Я глазом моргнуть не успела, как он оказался рядом с Соником на плече. Это казалось вполне привычным делом. Я бы даже не удивилась, если бы ежик был одет в вязанную шапочку, но этого не было.

Я посмотрела на разбросанные бумаги, схватив одну наугад и начав читать.

Закончив с одним листом, взяла другой.

Я взглянула на него, стараясь не рассмеяться от того, как забавно он выглядел со взъерошенными волосами и Соником на плече.

– Они невероятны на самом деле, – я помахала листами у него перед лицом. – Напомни мне зачем тебе нужна моя помощь?

– Потому что я хочу этого, – прошептал он.

Я тяжело сглотнула. Его взгляд был неописуем.

– Полагаю, тогда нам лучше начать, – улыбнулась я. Взяла лист бумаги и один из карандашей. – У тебя есть конкретные идеи насчет песни?

Его взгляд вспыхнул серым цветом.

– Да, хочу, чтобы она начиналась с фортепиано и медленно перерастала в крещендо. Насчет текста… До этого я еще не дошел.

– Похоже, нам придется потрудиться, – я рассмеялась. – Что ты делаешь с этими песнями? – спросила его, нахмурив брови.

– Записываю их, – ответил он.

– Ты хочешь заключить контракт на звукозапись? – это был честный вопрос. Мэддокс никогда не говорил о том, что у него нет работы, и не рассказывал о том, чем он хочет заниматься в будущем.

Он отвернулся от меня.

– Что-то вроде того, – пробормотал.

Я проигнорировала его и постучала карандашом по бумаге, пока размышляла.

Слова пришли ко мне легко, и я нацарапала их на бумаге.

Мэддокс с восторженным вниманием наблюдал за моей работой. Я специально сидела, ссутулившись, чтобы он не мог видеть слова на бумаге.

Прошло несколько минут, прежде чем он не выдержал.

– Можно посмотреть?

– Нет, – возразила я, – пока нельзя.

Правда, он попросил меня написать совместную песню, но я хотела изложить свои мысли на бумаге до того, как он это увидит.

К тому времени, как я все закончила, прошел час.

Я обернулась и рассмеялась, когда увидела, что Мэддокс спал. Он лежал на одном из кресел-подушек, а Соник спал у него на груди. Они были идеальной парой.

Мне не хотелось его будить, почти. И это было ключевое слово.

Я нашла на полу барабанную палочку – серьезно, они у него лежали повсюду – подошла к нему, чтобы постучать по коленке. Ладно, я ударила его, но это не имело значения.

Он зашипел и проснулся, схватившись за колено. Соник слетел с его груди и упал ему на колени.

– Что это было? – простонал он, потирая больное место. – Кажется, у меня синяк будет.

– Ой, бедный малыш, – надулась я. – Вот.

Я сунула ему бумаги и отодвинулась подальше. Никто и никогда не читал моих песен. Я перестала петь их дома примерно в то время, когда перестала писать о сыре.

Честно говоря, я не могла поверить, что поддалась его уговорам. Он был таким обаятельным.

Чем дальше он читал, тем больше раскрывался его рот, и я состроила гримасу. Мои песни всегда были такими личными, словно заглядываешь в дневник, и мне казалось, что я обнажаю душу, позволяя Мэддоксу прочесть одну из них.

Он взял карандаш, перечеркнул несколько слов и добавил свой текст.

О Бог мой! Ему не понравилось! Ему все не понравилось, и он пытается исправить.

Я закрыла лицо руками.

– Все хорошо, если тебе не нравится, – выпалила я, не в силах больше молчать.

Он все еще молчал. А затем взял меня за руки, убирая их от лица. Его теплый взгляд серых глаз встретился с моими голубыми.

– Эмма, – медленно произнес он мое имя. – Песня потрясающая, правда. Она… Она снесла мне крышу.

– Но… Но ты же исправлял ее, – заикнулась я.

Он хмыкнул.

– Признаю, я немного ее подправил. Но совсем чуть-чуть. Хочешь посмотреть, что я изменил?

Я кивнула, и Мэддокс протянул мне бумаги. Верно, он не много изменил, и его исправления сделали песню лучше. Они сделали ее сильнее.

– Обычно мне требуется порядка десяти черновиков, чтобы придумать подходящий текст, а ты… Справилась в мгновение ока, – парень покачал головой, проводя пальцами по своим темным волосам. – Ты действительно удивительная.

Я усмехнулась.

– Ты только сейчас это понял?

– Нет, – рассмеялся он, – Я понял это в тот самый момент, когда увидел тебя. Именно поэтому я и заговорил с тобой в первый раз.

От его слов по телу разлилось приятное тепло и румянец.

– А теперь самое сложное, – он протянул руку, чтобы помочь мне подняться. – Время для фортепиано.

И снова я оказалась на скамейке перед фортепиано рядом с ним. Скамейка была такой маленькой, что между нами не оставалось места.

– Я думал о чем-то таком… – он начал играть, и я прикрыла глаза.

Мелодия закончилась, я открыла глаза и увидела, как он пожимает плечами.

– Что-то вроде этого. Ты справишься лучше, чем я.

– Сомневаюсь, – фыркнула в ответ.

Я услышала достаточно, чтобы уловить нужное звучание, так что стала играть, пока он все записывал.

Музыка для меня была второй натурой, даваясь мне так же легко, как дыхание.

Мне нравилось, что с Мэддоксом было так же. Это позволяло нам общаться так, как не могут общаться другие люди. Это была особая связь.

– Я бы хотел, чтобы ты начала сначала, – сказал он, поднимаясь. – Дай мне минутку.

Он подошел к барабанной установке, достал палочки из заднего кармана.

– Теперь начинай.

Я рассмеялась, покачав головой над его командой, но сделала, как он просил.

Я проиграла четверть песни, когда он вступил с барабанами. Сперва это был только грохот, а потом он стал нарастать – именно так, как он хотел.

Мы закончили. Мэддокс вскочил с места, зажав в руке палочки. Указал ими на меня, взволновано прикусив губу.

– Вот это, Эмми, и есть то, что называется хитом.

– Ты так думаешь? – спросила я, все еще сомневаясь в тексте.

– Я это знаю, – ответил он. Вышел из-за барабанной установки и подошел ко мне. Склонился и прижался к моему лбу своим. – Помнишь, ты говорила, что не знаешь, чем хочешь заниматься после школы?

Я кивнула.

– Думаю, только что ты это осознала.

– Что? – спросила я, смущенно.

– Ты – композитор, Эмма. Просто и ясно.

Я уставилась на него и рассмеялась.

– Нет, определенно, нет.

– Да. И я смогу убедить тебя, когда эта песня станет хитом.

Я фыркнула.

– Если ты забыл, то мы всего лишь два подростка, которые пишут песню в твоем гостевом домике. Она не станет хитом.

– Посмотрим, – усмехнулся он.

И что-то подсказывало мне, что так и будет.