Текст книги "Искатель боли (СИ)"

Автор книги: Михаил Злобин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 15

– Ваша Милость, вы не заняты? – В дверной проем робко заглянула взъерошенная голова молодого писаря. – Я выписал все о том человеке, которым вы интересовались.

– Да, Хумон, входи, – пухлощекий мужчина с по-старчески дряблой кожей добродушно махнул подчиненному, приглашая в опочивальню. Сейчас уже давно стемнело, так что он перебрался из своего рабочего кабинета в уютную спальню, где при сиянии магических светильников продолжал работу на благо государства.

Юный парень, едва ли старше двух десятков зим, покорно исполнил волю императорского служителя, по пути отвесив наместнику почтительный поклон, и вошел внутрь.

– Так-так-так… – пробормотал наместник, принимая стопку ровных пергаментов у писаря. – Давай посмотрим. Можешь попить вина, пока я вникаю в курс дела.

Сказав это, мужчина выпал из реальности, целиком погружаясь в чтение. И с каждым новым отложенным листком удивление его росло все больше. В какой-то момент хозяин покоев даже забылся и принялся сквернословить вполголоса, хотя в присутствии подчиненных он всегда старался не разговаривать с самим собой. Ему не нужно было, чтоб по Махи ползли слухи о чудаковатости проводника воли императора и лица закона во всем этом городе.

– Просто поразительный юноша, – почти восхищено пробормотал наместник, – и откуда только этот Данмар вырисовался?

– Есть подозрения, что из пригорода, господин, – подал голос писарь, посчитав, что вопрос адресован ему. – По крайней мере главарь банды работорговцев, обвиняемый в убийстве Хоурая Дивита, на каждом допросе поминает мальчишку с тем же именем…

– Хм-м-м… а ведь получается, что этот юнец хоть и косвенно, но замешан в двух самых громких происшествиях этого года. Смерть главы Дивита и исчезновение наследника Атерна. Просто совпадение?

– Даже и не знаю, господин…

Наместник снова углубился в изучение бумаг, и вскоре наткнулся на один пергамент, заинтересовавший его.

– Это что? – Спросил он у писаря, протягивая тому листок.

– Доклад Мэтра Хармы, – тут же выдал тот, будто ждал вопроса. – Если помните, господин, именно на нее вы возложили обязательства по исполнению строевого эдикта его сиятельства Иилия.

– Я на память не жалуюсь, Хумон, – слегка поморщился мужчина, – я о другом. Тут сказано, что Данмар обучается владению воздухом и целительству.

– Все так, господин, – поклонился писарь. – Я прошу прощения, что упустил этот момент и не указал об этом в своих записях раньше.

Глянув на подчиненного так, будто подозревал, что тот посмел над ним насмехается, наместник принялся перебирать стопку уже прочитанных им пергаментов.

– Где же, где же… о! Вот оно! – Хозяин покоев победно зажал в пальцах листок и тоже передал его Хумону. – Там сказано, что Данмар убил в Поединке Воли почти полноправного Владеющего земли Дексама Иматироса. Ты явно что-то напутал.

– Вовсе нет, Ваша Милость! – Писарь обиженно поджал губы, оскорбившись от подобного обвинения. – Я все тщательно перепроверил! Этот юноша действительно сразил аристократа будучи Аколитом воздуха.

– На первом году обучения? – Добавил наместник, вопросительно изгибая бровь.

– На первом году обучения, – бесстрастно подтвердил его собеседник.

– Какой способный ученик! Хумон, передай командиру городской охраны, что я хочу завтрашним утром видеть Данмара у себя. Мне о многом нужно расспросить этого мальчишку.

– Боюсь, Ваша Милость, что это невозможно.

– Это еще почему? – Наместник нахмурился, предчувствуя нехорошие вести.

– Юнец покинул город, – коротко отчитался писарь. – По слухам, он еще при свете третьего осколка направился к Дьявольскому разлому, и с тех пор о нем нет никаких вестей.

– Как же скверно… – грустно покачал головой хозяин покоев. – А я уж было подумал, что нашел для Его Сиятельства кандидата в преторианскую гвардию…

– Вы думаете, он не вернется?

– Когда речь заходит о Диком континенте, ни в чем нельзя быть уверенным, – задумчиво изрек чиновник. – Это настоящий кровавый водоворот, в котором ежегодно захлебываются тысячи опытных воинов. Там опасность может подстерегать под каждым кустом и в каждом овраге. Не все выдерживают такого постоянно напряжения и рано или поздно все-таки совершают фатальную ошибку…

В опочивальне повисла глубокая пауза, в ходе которой наместник задумчиво постукивал ногтем по полупустому кувшину с вином.

– Но события, происходящие вокруг Данмара, все равно слишком интересные, чтобы бросать все на самотек. Подготовь депешу, Хумон, – распорядился мужчина, – я все же направлю ее в канцелярию императора под своим оттиском. Если мальчик объявится в порту Агата, его сопроводят в Махи.

– Я все понял, Ваша Милость, – склонился в поклоне писарь, – сию же минуту приступаю!

***

Глядя на то, как храмовник извлекает из широкой петли свой огромный полуторный меч, я встал в свою необычную стойку, выставив руки на уровне груди. Неприятно заныло прокушенное демоном предплечье, но меня эта боль даже не смогла отвлечь. Я без страха готовился вступить в схватку, в которой у меня не было ни малейшего шанса. Ведь возлагая мое тело на погребальный костер, мне даже не оставили оружия. А помимо паладина тут стояло еще около полусотни храмовников разной степени потрепанности, но все еще вполне боеспособных. Они точно не станут молча наблюдать и ждать, пока я убью их лидера.

Хотя, самонадеянно о таком говорить. Я еще не знаком со своей новой демонической сутью, и даже не знаю, как поглощать чужую Искру. И что-то я сомневаюсь, что опытный Черный Щит даст мне время на изучение новых способностей… Но Анима Игнис и крылья у меня никто еще не смог отнять.

Внезапно между мной и воинственно настроенным экзархом выскочила чья-то фигура, размахивая парными саблями.

– Убери меч, Паладин! – Узнал я внезапно голос Кавима. – Это не демон, это Данмар!

– Отойди, идиот! – Прорычал храмовник. – Ты же своими руками уложил бездыханное тело мальчишки на костер! Сгинь, пока это отродье не вцепилось тебе в спину!

– Но ведь демоны не могут вселяться в мертвых! – Выпалил Владеющий, показывая удивительную осведомленность в этом вопросе. Однако, экзарха этот аргумент не убедил.

– Но и мертвые не могут восставать сами по себе! – Парировал он, уже примеряясь, как бы половчее перерубить южанина и меня заодно пополам.

Во время этой перепалки, я быстро осмотрел собственное искусанное и исцарапанное одержимыми тело и поразился. Стоп… так ведь здесь я не выгляжу, как багровый шипастый демон! Я все еще в обличии мальчика Данмара! Значит, ничего для меня еще не потеряно!

– Кавим, – подал я голос, – как ты узнал, что это в самом деле я?

– Твоя кривая стойка ни на что в этом мире не похожа, – приглушенно ответил шахирец, не сводя глаз с приближающегося паладина.

Заслышав наш разговор, Черный Щит вдруг остановился.

– Эй, мальчишка! – Крикнул он, обращаясь ко мне. – Как меня зовут?

– Экзарх Месиз, – тут же отозвался я. – Вы думали, что я забуду за ночь?

Это было странно, но храмовник вдруг убрал меч и выставил перед Кавимом раскрытые ладони, демонстрируя мирность намерений.

– Отойди, южанин, мне надо осмотреть мальчика и убедиться, что он не одержимый.

Кавим, все еще недоверчиво поглядывая на последователя Воргана, отступил немного в сторону, но сабель не убрал.

– Посмотри на меня, – требовательно приказал Месиз, опускаясь передо мной на одно колено. – Не отводи взгляд!

Я побоялся, что сейчас-то точно начнется бойня. Ведь послушники каким-то образом могут ощущать демонов, значит, Черный Щит никак не сможет упустить из виду мою дарованную Асмодеем природу…

– Невероятно! – Шокировано выдохнул паладин, поднимаясь с земли. – Ты вернулся с того света, мальчик! Я повидал слишком много трупов, чтобы ошибиться. Ты определенно был мертв! Но как, Ворган тебя разрази?!

– Великий Страж посчитал, что моя миссия еще не закончена, – загадочно изрек я, не собираясь вдаваться ни в какие подробности, больше озадаченный тем, что такой опытный воин не узрел во мне семя камбиона.

– Ты видел его? – Тут же выкрикнул кто-то из строя храмовников. – Ты видел Воргана?! Был в его чертогах?!

В памяти пронеслись эпизоды безумного забега по эпохам и тысячи смертей, которые я успел испробовать в гостях у Асмодея, и на мои уста сама собой наползла слегка безумная улыбка.

– Не торопите события, доблестные жрецы, – вздохнул я. – Вы все узнаете, когда придет ваше время. Это тайны не для живых.

Принимая такой ответ, полсотни человек в едином порыве вскинули пальцы к переносице, вознося молитву своему богу. А Месиз снова взялся за факел и погребальный обряд продолжился.

– Я рад, что ты жив, – горячо шепнул пристроившийся рядом со мной Кавим, крепко сжимая мое плечо.

Увидев, что я никак не реагирую на его прикосновение, он взъерошил мои слипшиеся от крови и комьев грязи волосы, удивленно цокнув.

– Смерть меняет людей, мой друг, – тихо пояснил я Владеющему в ответ на его изумленный взгляд.

– Это великое чудо, Данмар, – вымолвил шахирец с каким-то фанатичным блеском в глазах. – И произошедшие с тобой изменения по сравнению с этим лишь мелкая пыль!

– Вовсе нет, Кавим, не пыль. Они теперь часть меня. Пойдем, нам нечего больше делать в этом проклятом месте. Это была ошибка, рваться сюда.

– Но как же тризна? – Попытался остановить меня спутник. – Мы бок о бок сражались с этими людьми! Пусть мы и мало их знали, но обязаны почтить их память!

– Пятая застава пала, – безжизненно ответил я, оглядывая неполные пять дюжин выживших жрецов. – Из полутысячи воинов остался лишь каждый десятый. Нам опасно здесь находиться, ведь еще одного такого исхода одержимых жрецы не выдержат. И может статься так, что наши тела уже некому будет даже возложить на костер.

***

Обратный путь до Ши-уанга занял куда меньше времени. Без медленных обозов и телег, которые постоянно вязли в размокшей влажной почве, мы шли гораздо быстрее. Кавим, конечно, очень протестовал против одиночного путешествия, утверждая, что это гарантированное самоубийство. Он считал, что переждать несколько ночей до прибытия какого-нибудь отряда будет намного безопасней. Но я своей непоколебимой уверенностью сумел сломить его сопротивление, и мы отправились в дорогу уже через считанные часы после моего воскрешения.

Храмовники не стали нас задерживать, занятые погребением своих соратников, но интерес, горящий в их глазах, говорил о том, что им очень хочется расспросить меня о том, что я видел в загробном мире. Эти люди вообще легче кого бы то ни было относились к смерти. Будучи последователями бога-стража, они прекрасно знали, что им предстоит умереть в бою. Пусть не сегодня или завтра, но, к примеру, через год. Лишь считанные единицы из них доживут до того возраста, когда плоть ослабнет настолько, что не сможет держать меч и разить врагов. Поэтому подробности о посмертии очень сильно будоражило их умы и стимулировало любопытство.

Возвращаться только вдвоем я не боялся по одной простой причине. Как только Асмодей напоил меня своей кровью, я стал чем-то гораздо более страшным, чем кишащие в этих лесах одержимые. Они-то были всего лишь кусками мяса, движимыми чужой волей и духом, а я… Я же был полноценным демоном. Новорожденным, неопытным, но, если верить правой руке Дьявола, далеко не последним в их иерархии. Поэтому вся мелочевка просто сбегала с нашего пути, едва мы с Кавимом показывались на горизонте. Эти твари почему-то очень хорошо чувствовали наше с ними родство. Почему же целый паладин, элитный демоноборец, прозевал этот момент? Не могу никак взять в толк…

И хоть я сам пока не замечал в себе особых внешних изменений, а внутренние пока проявлялись лишь в резкой перемене характера, но кое-кому они уже были видны. По джунглям шел молодой Искатель боли, и от него всем следовало держаться подальше…

До городских стен мы добрались еще засветло, чтобы увидеть картину готового к обороне города. Количество народа над частоколом выросло, наверное, раза в четыре, и нас, почему-то, первое время не хотели пускать за ворота, а держали перед запертыми створками.

Однако вскоре одну из них приоткрыли, впуская нас внутрь, и мы сразу же оказались окружены целой делегацией взволнованных и обеспокоенных людей. Первым делом, конечно, нас внимательно осмотрели жрецы Воргана, ища следы одержимости. И только когда ничего обнаружить им не удалось, к нам прилип мужик лет пятидесяти с залихватски закрученными усами.

– Я комендант Ши-уанг! – Объявил он важно. – Отвечайте на мои вопросы четко и быстро! Кто вы есть?

– Мы есть те, кто спешит убраться подальше от этого всеми богами проклятого места, – колко отозвался я, за что тут же получил локтем под ребра от Кавима.

– Простите моего спутника, – неожиданно учтиво обратился он к усачу. – Малец пережил очень тяжелую ночь. Мы наемники, прибыли сюда в надежде немного заработать.

– Откуда вы? – Смерил меня недовольным взглядом комендант, но распекать за неучтивость не стал. Контраст слов Владеющего и его богатого наряда также не бросился ему в глаза, потому что ночная бойня следами грязи и крови сделала его представительное облачение похожим на обноски.

– Пятая застава.

При этих словах, некоторые из городских защитников суеверно вскинули пальцы к переносице.

– Что там сейчас происходит?! – Встречающий нас мужчина принялся нервно теребить кончик своего уса, разом позабыв о моей невежливости. – Мы видели дымы, но они оборвались на пятой заставе. До нас не дошло ни одного одержимого…

– Потому что все твари там и полегли, – жестко припечатал я, будто самолично отправил под нож каждого демона. Хотя, если верить на слово одержимому, заявившему, что нападение на орденцев было совершено только из-за моего там присутствия, доля истины все-таки в этом присутствовала.

– А застава? – Побледнел комендант.

– Можно сказать, от нее только стены и остались, – сокрушенно покачал головой Кавим. – Из полутысячи защитников выжило около пятидесяти.

– Вот же дерьмо! – Ругнулся усач. – А что с паладином?

– С Месизом? Он выжил. В основном, благодаря ему мы и отбились от орды нечисти.

– Фу-ух, слава небу! Вы не представляете, насколько хорошие вести принесли мне! Прямо сейчас идите к казначею, он вам выдаст награду!

Защитники города засуетились, снаряжая гонцов. Больше четырех сотен человек это были слишком огромные потери, чтобы город легко мог их от себя оторвать. Поэтому им предстояло провести непростую переброску людей с других застав и фортов, а заодно известить и Исхирос о случившемся. А мы с Кавимом двинулись сразу в порт, игнорируя приглашение посетить местную кассу. Пора было возвращаться в Махи, где меня ждало множество незаконченных дел.

***

Морской путь в Исхирос на этот раз грозил затянуться на гораздо больший срок. На Дикий континент мы шли на скороходной Дрекке, преодолевая некоторые безветренные участки на веслах, а сейчас нашим транспортом стала пузатая кракка, целиком полагающаяся на силу ветра и своих парусов. Это было судно по сложности парусного вооружения не уступающее военному галеону, но только сугубо гражданского назначения. Она была гораздо более вместительной, но чертовски медлительной и неповоротливой.

Но от безделья я не скучал. Напротив, у меня нашлось весьма полезное занятие в виде изучения изменений собственной души. Я погружался в медитацию и часами бродил вокруг замороженного болота, на недосягаемой глубине которого тлела моя Анима Игнис. Только теперь еще из недр этого водоема торчал смоляного цвета кристаллический обелиск, поглощая своими мрачными гранями любой намек на свет. Странный монумент прорезался прямо сквозь толщу льда, будто воткнутый рукой неведомого великана, и вокруг него появилась целая паутина глубоких трещин.

Черный кристалл отзывался на мои прикосновения очень охотно, и казалось, что пробудить его гораздо проще, чем некогда дремавшую Искру. Но я вовсе не спешил обращаться к нему, поскольку не мог знать, чем подобное действие для меня обернется. Тем более, когда со мной в одной каюте обитал Кавим. А ну как я превращусь в то багряное чудище прямо на его глазах? Что я тогда скажу в оправдание Владеющему, которого уже почти перетащил на свою сторону?

– Данмар, можно с тобой поговорить? – Чем-то обеспокоенный голос южанина вырвал меня из медитативного транса, в котором я пребывал бо́льшую часть путешествия.

– Конечно, Кавим, – согласился я, с непонятным сожалением отнимая астральную ладонь от холодной поверхности черного обелиска. – Тебя что-то тревожит?

– Можно и так сказать, – немного помялся мужчина, смущенно переплетая пальцы. – Я бы хотел исповедаться тебе…

– Боюсь, ты что-то перепутал, друг мой, – усталая улыбка наползла на мои губы. – Я не священник.

– Тебе и не нужно им быть. Согласно нашей вере никто не может принять просьбу о прощении, кроме Нальмунаши.

– Тогда я еще больше запутался, ведь до бога мне еще дальше, чем до пастыря.

– Ты ошибаешься, Данмар, – с непреклонной убежденностью возразил шахирец. – Если раньше я еще пребывал в сомнениях, то наше путешествие расставило все на свои места.

– О чем ты, Кавим?

– О ни о чем, а о ком! – Важно поправил меня Владеющий. – О посланнике бога, который на моих глазах победил сначала море, а потом и саму смерть. О тебе, Данмар!

Глава 16

Разубеждать шахирца я ни в чем не стал. Если он хочет верить в подобное, пусть оно так и остается. Мне это даже на руку. Сам-то я совсем не уверен, что тело Данмара пережило смерть. Скорее всего это было состояние тяжелого летаргического сна или даже комы, которую прошедшие сквозь многочасовую битву воины не отличили от гибели. Ведь Дьявол далеко не всесилен, и я не думаю, что даже он может возвращать на этот свет мертвецов.

– Если тебе от этого станет легче, то я выслушаю тебя, Кавим, – пообещал я своему спутнику, едва ли не физически ощущая, как крошится и рушится возведенная южанином незримая стена. Похоже, что я его все-таки дожал…

Я сложил руки и приготовился внимательно выслушать историю жизни этого молодого воина. Историю, которой он стыдился и скрывал ото всех, не решаясь явить себя настоящего. Рассказ о тех событиях, которые вынудили его долгие годы скрываться под личиной того, кем он никогда не являлся. И в этом мы с ним были даже немного похожи.

Из исповеди шахирца я узнал, что он действительно оказался беглым аристократом из султаната. Об этом я понял сразу же, когда он назвал мне свое полное имя. Кавим Эль Муджах, где сама приставка «Эль» означала принадлежность к высшему сословию. А потом он и вовсе заявил, что был старшим сыном действующего главы не самого последнего в Зинате рода.

Причина, по которой воин оказался так далеко от родины и палящего солнца, оказалась до безобразия банальна – борьба за власть. Только сам Кавим, похоже, этого не понимал. Он считал все произошедшее ошибкой высших сил, либо гневом Нальмунаши, который тот обрушил на его голову. Но обо всем по порядку…

Когда наследнику Муджах исполнилось всего восемнадцать весен, он уже стал Владеющим воды. Отец очень гордился успехами сына и грезил о том дне, когда сможет уступить ему главенство в роду. В их семье вот уже которое поколение все шло достаточно гладко, и они ни в чем не знали нужды, поскольку имели всего вдосталь. Золота, молодых и здоровых женщин, доблестных воинов и даже личного расположения амира. Но этой исповеди бы не было, не случись нечто из ряда вон выходящее. И первым предвестником этого стала грянувшая война, причиной которой послужило отравление младшего брата Кавима на каком-то крупном празднике. Я, честно говоря, в традициях султаната очень плохо разбираюсь, и никогда изучать их не пытался, поэтому мог упустить некоторые детали. Однако, смею надеяться, суть я уловил точно.

Обвинение в гибели юноши, что не удивительно, выдвинули устроителям этого торжества – роду Гази. Ведь даже если они и сами не были непричастны к убийству, то их вина заключалась, как минимум в том, что аристократы не сумели обеспечить безопасность собственных гостей. И тогда в столице Шахирского султаната началась настоящая резня. Скрытая, разумеется, потому что амир бы никого не похвалил за то, что превратили его город в поле битвы.

Отравленные кинжалы, смоченные ядом иглы в рукавах, схватки без свидетелей в безлюдных переулках и много иных прелестей восточного высшего общества. Все это длилось целый год, пока пылающие праведным гневом члены рода Муджах не задумали нанести своим кровным врагам решающий и сокрушительный удар. Ради этого под покровом ночи, обвязав подошвы тряпками и покрасив черной краской клинки, к чужому имению выдвинулись чуть ли не все воины дома. Владеющие, Магистры и даже два Грандмастера, одним из которых был младший брат отца Кавима – Имисаль Эль Муджах. Он, кстати, уже не первый десяток лет носил звание родового мушира, то есть командующего всеми без исключения бойцами семейства. Даже военнообязанные родственники были обязаны подчиняться его приказам, когда речь заходила о войне.

Организованному многочисленному отряду не составило труда прорвать первые рубежи обороны и попасть в дом Гази. Не подготовленные к такой внезапной атаке защитники пали, как колосья под лезвие заточенного серпа, и с этого момента участь рода предполагаемых отравителей была предрешена. Именно тогда дядя отвел молодого Владеющего в сторонку и приказал отправиться в женское крыло. Туда, где спали женщины и дети, чтобы никто из них уже никогда не смог проснуться.

Свою речь он подкрепил аргументами о том, что между их семьями идет война на уничтожение. Если не убить всех прямо сейчас, то сегодняшние дети завтра вырастут и обратят свои клинки против потомков Муджах. А додавил племянника Градмастер тем, что никто другой не возьмет на себя такое тяжкое бремя. А он, Кавим, как наследник, должен в первую очередь заботиться о своих будущих людях, и принимать на свою совесть то неизбежное зло, которое необходимо порой совершать.

Молодой и в меру наивный Владеющий, подстегнутый адреналином и скоротечной схваткой, заглотил эту наживку по самые жабры. Преисполнившись осознанием важности этого шага, он, стиснув зубы, отправился исполнять приказание дядюшки и в ту ночь из покоев действительно не сбежал ни один человек…

Аристократ не щадил никого. Он обагрил свои клинки кровью каждого встречного, невзирая на пол и возраст. Малочисленная охрана, оставленная в той части имения, ничего не смогла противопоставить умелому оберукому воину. Все защитники Гази пали, тщетно пытаясь своими жизнями выторговать хотя бы немного времени для остальных домочадцев. Но Кавим оставался все так же неумолим и тверд. Может, каким-нибудь редким счастливчикам и удалось избежать встречи с его сталью, но таких было до смешного мало, в отличие от поверженных.

В итоге, под самый конец расправы, когда молодой южанин уже отправил в иной мир всех, кто не нашел себе укромного места, в заваленные детскими и женскими телами покои ворвались воины Муджах во главе с самим Имисалем. И вот то, что произошло потом, ввергло Кавима в настоящее смятение. Его дядя, увидев густо залитую кровью мозаику пола, принялся заламывать руки и кричать: «Что же ты натворил, мой мальчик?! Мы не воюем с детьми!» А потом сразу же приказал схватить якобы потерявшего рассудок племянника.

Обескураженного такой резкой переменой Владеющего без труда обезоружили воины-джунды его же рода и препроводили к отцу прямиком с места массовой казни. Тот долго не мог поверить в происходящее, считая это все какой-то глупой ошибкой. Но надежды рухнули, когда Имисаль поведал свою версию произошедшего. По его словам, весьма убедительным, стоит заметить, выходило, что он не приказывал племяннику никого убивать. Он всего лишь просил его проверить, не скрываются ли в той половине дома вооруженные враги. А когда наследник не вернулся, мушир обеспокоился и лично поспешил тому на помощь. И то, что залитого кровью Кавима обнаружили посредь множества женских и детских тел, не отрицал никто, даже он сам.

И вот с этого мгновения жизнь Владеющего перевернулась с ног на голову. Он в одночасье стал презираемым изгоем, даже среди своей родни. И это, по сути, предрешало его участь. За подобную низость наказание могло быть только одно – смерть. Вариации проявлялись лишь в том, какая именно она бы была – тихо и без свидетелей самим, выдать детоубийцу выжившим членам Гази, а то и вовсе отдать правосудие в руки амира?

Тем не менее, каким-то неведомым чудом Кавим все же сумел достучаться до сердца отца, и тот в какой-то момент готов был поверить старшему сыну, что на подобное низкое преступление его толкнул Имисаль. Однако одних слов здесь было мало, а потому глава Муджах вызвал своего брата и поделился своими сомнениями в его честности. Дядя, разумеется, на такое обвинение громко и выразительно возмутился: «Если ты, брат мой, ставишь под сомнения мои слова», – оскорбленно молвил мушир, – «то я готов поручиться перед Нальмунаши!»

Грубо говоря, этим он предложил поединок, который должен был стать последней хоть и эфемерной надеждой наследника доказать свою правоту. И чтобы уровнять шансы двух бойцов, один из которых был аж Грандмастером, решено было биться до первой крови без применения Искры, как в Поединке Чести в Исхиросе.

Кавим за эту возможность ухватился обеими руками и согласился сойтись с дядей хоть здесь, в кабинете своего родителя. Возражений не последовало ни от одной из сторон. И тогда Имисаль выдал покрывшему себя позором воину свой собственный клинок с замысловатой рукоятью в форме головы пустынной кобры. И едва только Владеющий принял его, сделал пару пробных замахов, проверяя баланс оружия, как вскрикнул от неожиданности и посмотрел на свою ладонь. Оказалось, что он укололся об торчащий острый змеиный зуб, который неизвестный мастер так неудобно поместил на эфес, и по его руке заструилась тоненькая струйка крови.

Это был конец. Даже создатель засвидетельствовал поражение Кавима, не дав ему ни единого раза скрестить сталь с человеком, подставившим его. Все решилось в тот же момент, и глава Муджах принял непростое для себя решение – казнить сына на рассвете. Чтобы их бог мог своими глазами увидеть торжество справедливости. Однако, по-видимому, любовь отца оказалась слишком сильна, и он не смог исполнить свое обещание.

Ночью в узилище Кавима кто-то подбросил мешочек с самоцветами, стоимость каждого из которых измерялась десятками, а может и сотнями золотых. Подобрав его, Владеющий с удивлением обнаружил, что дверь его камеры открыта, а тюремщики спят мертвенным сном, будто их опоили.

Колебался южанин недолго и вскоре сбежал, проклиная себя последними словами за трусость. За то, что у него не хватило духа принять наказание за свой мерзкий поступок, пусть и совершенный по чужому наущению. Он бежал, не взяв даже засапожного ножа, ведь Владеющий воды сам по себе оставался грозным оружием, а обшаривать охрану ему не позволяли остатки запятнанной совести. В таком виде он и покинул султанат, принявшись скитаться по миру, пока с подачи Астала не осел в Махи несколько лет назад.

Закончив рассказ, мужчина спрятал лицо в ладонях, ожидая моего вердикта. Он словно опять оказался пред очами своего родителя, готовящегося объявить ему приговор. Старые раны вновь разболелись, а едва заросшие рубцы на сердце снова засочились кровью. Он в самом деле страдал и ненавидел себя за содеянное. Но прошлого это, увы, изменить не могло. Как и не могло вернуть к жизни тех, кто после встречи с острой сталью Владеющего навсегда остался ребенком.

– Ты ждешь, что я стану тебя судить, Кавим? – Серьезно спросил я, глядя на убитого своих грехом спутника.

– Я… я не знаю, – пробормотал он. – Я ждал, что мне станет легче, но оказалось все не так…

– Единственный человек, которого нужно за это судить, это твой дядя Имисаль.

– Что? Почему?!

Владеющий впервые с начала своего рассказа посмотрел мне в глаза. Именно этот взгляд дал мне подсказку, что мужчина хочет от меня услышать. Не обвинения, но утешения. И я собирался дать ему то, что ему нужно.

– Посуди сам, мой друг, – начал загибать я пальцы, – отравление одного твоего брата, тщательно спланированная акция по устранению тебя, подставной поединок… все это звенья одной цепи, которая ведет к чему?

– К чему? – Не понял моей логики мужчина.

– К смене власти в семье Муджах! – Пылко воскликнул я, изображая негодование недогадливостью собеседника.

– Нет-нет! Не может этого быть! – Кавим замахал руками, будто отгонял от себя комаров, а потом снова спрятался в ладонях. – Дядя не такой человек… он доблестный воин, который десятилетиями безупречной службы дому доказал свою преданность! Он заинтересовал в процветании рода Муджах не меньше, чем отец!

– Посмотри фактам в лицо, – жестко сказал я. А когда Владеющий ничего мне не ответил, то подошел и с силой развел его руки в стороны, заставляя смотреть на меня. Сейчас я стану олицетворением всех его невысказанных сомнений.

– Попытайся вспомнить, мой наивный друг, кто сидел с твоим младшим братом на празднике? Уж не дядя ли Имисаль?

– Я не помню! – Выкрикнул Кавим, высвобождая свои запястья. – Прошло уже столько лет!

– И все-таки? – Продолжил настаивать я. – Не было ли у него возможности подсыпать своему племяннику что-либо в еду и питье? А кто больше других обострял ситуацию с родом Гази, требуя кровной мести? Наверняка ведь это тоже был он! Вспомни хоть один военный совет, ты же наверняка был там. А это значит, что уже тогда он продумал этот план, чтобы убрать тебя с доски.

Южанин ничего не ответил, но по тому, как напряжение сковало любые мимические проявления на его лице, я понял, что попал в десятку.

– Но детей ведь я убивал вот этими своими руками, Данмар! Ты хоть представляешь, каково это?!

Его слова воскресили в моей памяти события тех бессчетных и бессмысленных схваток, в которых я побывал, будучи грешником в доминионе безымянного демона. Сколько раз я рвал голыми руками души тех, кого воспринимал своими детьми, братьями или сестрами? Боюсь, что сосчитать это не под силу никому. Тяжело ли это было? Да. Каждый чертов раз, как в первый. Так что я получше Кавима сейчас знаю, что он ощущает, и что ему на самом деле хочется ощутить.

– Верно, – неожиданно для него, я легко согласился. – Но это была война, а твой дядя мушир дома Муджах, которому ты, как воин, обязан подчиняться в бою, отдал тебе такой приказ. Он же нарочно отвел тебя в сторону, чтоб никто не смог своим свидетельством опровергнуть его версию событий. Разве нет?

– Да… ты говоришь верно…

– В таком случае, кто больше виноват в убийстве? Нож, разящий чужое сердце, или тот, кто его держит?

– Но меня признал виновным даже божественный суд! – В сердцах выпалил шахирец, незаметно для себя взвалив на свои плечи роль обвинителя. – Нальмунаши отдал победу дяде, не позволив мне даже нанести и удара! Разве это не очередное доказательство того, что я виновен?!