Текст книги "Морока (сборник)"
Автор книги: Михаил Козырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Не далее, как сегодня, удалось воспрепятствовать въезду одной подозрительной личности: на пароходе была задержана женщина, выдававшая себя за француженку, но…
– Вы хорошо понимаете, мистер Бебеш, кем она на самом деле оказалась!
Женщина уверяла, что будто бы на нашем полуострове она оставила ребенка – но скажите, пожалуйста, почему именно в нашем городе, куда въезд гражданам этой национальности запрещен, и почему именно теперь, когда курсы колеблются; цены на золото и продовольствие растут, а наши акции падают?
– Как вы думаете, почему это, мистер Бебеш!
Меры нашей полиции не обнаружили ничего подозрительного, но что такое наша полиция? И что такое наше правительство, состоящее наполовину из бывших социал-демократов?
– Мистер Бебеш, я имею достоверные сведения, что они проникли… И если не с этим пароходом, то с другим… И вы знаете, чем это пахнет, мистер Бебеш?
Нос мистера Ундергема втянул воздух:
– Нехорошо пахнет, мистер Бебеш!..
Мистер Бебеш издал невнятный звук. Мистер Бебеш, по-видимому, тоже не находил в этом запахе ничего приятного.
– Ваш план?
– Полная солидарность, мистер Бебеш!
– Мы воздерживаемся от продажи наших фондов. Мы не спускаем золота. Волнение уляжется. А потом…
Нос мистера Ундергема из конфиденциальности чуть не прикоснулся к пирамиде мистера Бебеша:
– А потом мы потребуем ареста большевиков, как русских, так и наших… Да, наших собственных большевиков, мистер Бебеш!..
НА БИРЖЕ.
Мистеры Бебеш и Ундергем вышли из особой комнаты; в общем зале – море табачного дыма. И в волнах этого моря плавают цилиндры и котелки и описывают рейсы: бросают якорь и снимаются с якоря, берут курс на ост и норд-ост. И в тот момент, когда корабли мистеров Бебеша и Ундергема вышли в море – была буря. Цилиндры и котелки бросало из стороны в сторону – и только цилиндры Бебеша и Ундергема уверенно, как огромные транс-атлантики, не замечая бури, твердо держали курс – на норд-вест, к дверям – и скрылись за горизонтом.
Волнение утихло. Цилиндры сгрудились к гаваням.
– Вы покупаете золото?
– Вы продаете акции мистера Бебеша?
– Ундергема?
Вечерние биржевые бюллетени говорили о крепнущем настроении.
КАК ВЫ ПОЖИВАЕТЕ, МИСТЕР БЕБЕШ?
В пять часов мистер Бебеш уже был в своем кабинете и отдавал приказания: пользуясь крепнущим курсом акций – продавать акции. Пользуясь временным понижением золота – скупать золото. Сообщение мистера Ундергема внушало опасения: надо обеспечить себя от неожиданностей, – а вы знаете, что мистер Бебеш, несмотря на свой огромный вес, боялся именно неожиданностей, – а потом… потом можно будет проводить план, предложенный мистером Ундергемом!
А в семь часов пирамида мистера Бебеша склонялась перед высоким лбом сэра Перкинса – председателя кабинета министров.
– Как вы поживаете, мистер Бебеш? – спросил сэр Перкинс мистера Бебеша.
– Благодарю вас, – ответил мистер Бебеш серу Перкинсу.
Экстренные выпуски вечерних газет сообщали:
«Глава правительства имел сегодня беседу с главой нашей промышленной и финансовой аристократии – мистером Бебешем, и между прочим сказал мистеру Бебешу:
– Как вы поживаете, мистер Бебеш?»
На неофициальной бирже акции мистера Бебеша поднялись еще выше.
ПЯТАЯ ГЛАВА,
в которой описываются происшествия, случившиеся в разных местах.
В КВАРТИРЕ ДЕПУТАТА ДЮРЕВИЛЯ.
Странная находка волновала Дюревиля: если мальчик – русский, – то он должен быть выслан из пределов страны. Но куда? Он ее может объяснить, где его мать, откуда… А наше правительство – да что говорить о правительстве, которое наполовину состоит из фабрикантов и еще на половину – из их прихвостней! Такое правительство, не задумавшись, выбросит нив чем неповинного ребенка за океан!
В шесть часов Дюревиль просматривал репортерские заметки, – среди этих заметок оказалась одна – о попытке русской женщины под видом француженки пробраться в город. Женщина уверяла, что она забыла в нашем городе ребенка, но полиция отправила ее обратно с тем же пароходом…
– Дело ясно, – сказал Дюревиль и, немного исправив заметку, пустил ее в завтрашний номер под названием:
«ЖЕРТВА ВАРВАРСКОГО ЗАКОНА».
Эту заметку Дюревиль показал Кэт Упстон:
– Как вы думаете?
Кэт сразу поняла вопрос Дюревиля.
– Мы оставим его у себя!
Решено было, что он останется на попечении Кэт. Ребенок очень понравился Кэт и оказался чрезвычайно понятливым: Кэт учила его говорить по-английски, и попутно сама узнавала кое-какие русские слова.
– Надо добиться отмены этого идиотского закона, – подумал Дюревиль и отправился к председателю кабинета мистеров.
В КАБИНЕТЕ СЭРА ПЕРКИНСА.
Когда Дюревиль поднимался к сэру Перкинсу – грузная фигура мистера Бебеша заслонила ему дорогу.
– Это плохой знак… – подумал Дюревиль, и, действительно, сэр Перкинс принял очень сухо гражданина Дюревиля.
– Чем могу служить? – сказал сэр Перкинс депутату Дюревилю.
Гражданин Дюревиль настаивал. Он доказывал. Он угрожал.
– Это – государственная необходимость! – сказал сэр Перкинс и тем дал понять, что аудиенция кончилась.
Экстренные приложения печатали;
«Сэр Перкинс принял депутата Дюревиля и на его вопрос ответил: – „это государственная необходимость“!»
Последнее опять-таки повлияло на повышение акций мистера Бебеша.
И мистер Бебеш был в отличном расположении духа: в восемь часов мистрисс Бебеш получила заказанную ею электрическую кровать – теперь не будет жалоб ни да холод, ни на духоту – а в девять часов ему стало известно, что приказание исполнено: отныне мистер Бебеш является одним из крупнейших владельцев золота в слитках и бриллиантов. Акции удалось продать по самому высокому курсу.
У МИСТЕРА УНДЕРГЕМА.
Понижение курсов и приближение биржевой паники беспокоили мистера Ундергема больше, чем те же обстоятельства беспокоили мистера Бебеша. Только при помощи очень ловких биржевых комбинаций удерживался мистер Ундергем на высоте своего положения. И только неделю тому назад он вложил крупную сумму – все состояние вложил мистер Ундергем в акции металлургического треста, чтобы стать во главе правления. И, конечно, эти акции были заложены в банке, так что понижение курса грозило чрезвычайными осложнениями…
– Я сделал хорошее дело – думал Ундергем, возвращаясь с биржи и увидев в вечерних газетах биржевой бюллетень.
Действия мистера Бебеша в целях нажима на большевиков тоже наполнили мистера Ундергема радостью. Телефон ежеминутно сообщал: акции повышаются.
И мистер Ундергем, как опытный коммерсант, немедленно дал распоряжение о продаже части своих металлургических фондов:
– Сейчас надо думать только о том, чтобы спасти положение:
А в одиннадцать часов мистер Ундергем уже спал: он вел правильную жизнь и спокойно спал до двенадцати часов ночи.
В двенадцать часов мистера Ундергема разбудили. Сообщили из конторы:
– Акции падают!
ШЕСТАЯ ГЛАВА,
изображающая день совершенных неожиданностей.
ВЫЖИДАТЬ.
В двенадцать часов, когда мистера Ундергема так неожиданно разбудили – мистер Бебеш еще не спал. Узнав о падении курса, мистер Бебеш давал распоряжение, – эти распоряжения выражались им одним словом:
– Выжидать!
И в многочисленных конторах мистера Бебеша многочисленные директора, агенты и клерки – ждали. И пока длилось их ожидание – мистер Бебеш мог отдохнуть. Освободившись от груза – воротничка, сюртука, галстука – мистер Бебеш спокойно заснул, как только может заснуть владелец наибольшего количества золотых слитков и бриллиантов. И так же спокойно спала мистрисс Бебеш на своей новой электрической кровати, но чувствуя более ни духоты, ни сквозняка.
КРАХ МИСТЕРА УНДЕРГЕМА.
Автомобиль быстро перенес легкое, как перышко, тело мистера Ундергема в ресторан «Аффер», где в это время собиралась неофициальная биржа. Но все столики были заняты, – и никто не освободил места для такого важного гостя, как мистер Ундергем. Даже никто, как будто, не заметил мистера Ундергема: курсы по-прежнему стремительно летели вниз, как будто с огромной горы, и не могли остановиться.
Мистер Ундергем сразу понял, что ему нечего здесь делать. Но все-таки он попробовал покупать – предложения посыпались одно за другим – повидимому, кто-то стремился спустить акции по как й угодно цене!
Мистер Ундергем прекратил покупку и быстро вернулся домой.
Всю ночь сидел мистер Ундергем за столом и всю ночь занимался выкладками: но цифры говорили не в его пользу. Утром в восемь часов секретарь передал мистеру Ундергему сообщение о том, что некоторые банки требуют внесения дополнительного обеспечения по бумагам, заложенным Ундергемом. А на текущем счету мистера Ундергема находилась самая ничтожная сумма…
Мистер Ундергем опустил трубку и долгое время находился в состоянии полнейшего анабиоза.
БОЛЬШЕВИКИ НА ПОЛУОСТРОВЕ.
Такими словами открывались сегодняшние газеты.
Неведомым ни для кого – тем более, конечно, для полиции – образом большевики проникли на полуостров, несмотря на категорическое запрещение закона. Целые столбцы и страницы посвящались большевикам – и мы изложим здесь только наиболее характерные из этих статей и сообщений.
Относительно способа проникновения большевиков в прессе не было единодушия: одни газеты сообщали, что они проникли под видом членов американской миссии и даже в помещении этой миссии остановились, другие уверяли, что они проникли под видом грудных детей, так что полиция и не могла потребовать их паспорта – и только высадившись на берег, превратились в тех дикого вида полулюдей-полуобезьян, портреты которых прилагались тут же. Третьи, наоборот, сообщали, что большевики выгрузились под видом самого настоящего кардифского угля – так что ни полиция, ни администрация не заметили, что выгружаемый уголь не что иное, как именно русские большевики – и будто бы шеф портовой полиции был уволен за эту преступную небрежность. Эти газеты помещали на своих страницах фотографический снимок с огромной кучи угля и под ним подпись: Русские большевики.
Что касается цели приезда – и в этом не было единодушия. Конечно, некоторые слабые голоса заикались о революции, о восстаниях и т. д. – большинство газет глядело гораздо глубже на это дело.
Орган повышателей полагал, что целью приезда большевиков было именно повышение курсов – и в это же самое время орган понижателей склонен был предполагать, что большевики направят все усилия именно на понижение: их затаенная цель – вызвать на бирже панику и под шумок спустить свои собственные облигации по хорошей цене: ясно, что в случае паники биржа набросится на иностранную валюту. Орган тотализатора сообщал, что большевики приехали как раз на объявленные бега и уже поставили крупную сумму на «наших фаворитов» и – надо надеяться – поставят еще.
Орган знаменитого общества изготовления патентованных подтяжек уверял, что большевики приехали с тайной целью скупить все изделия их фирмы, в виду того, что русские, ходившие, как известно, до сих пор в костюмах Адама, согласно последнего декрета Совнаркома срочно обзаводятся принадлежностями туалета – и в первую очередь, конечно, изделиями «нашей фирмы» – как наиболее практичными и дешевыми. Покупатели приглашались не откладывать покупки на завтра, так как завтра, по всей вероятности, товара на складах не окажется.
Орган изобретателя пилюль Перри-Верри сообщал, что три господина, весьма похожие на русских большевиков, купили у них вчера несколько тонн товара, по-видимому, для личного потребления и обещали покупать исключительно эти пилюли.
Сообщалось также, что большевики уже сделали визит председателю кабинета сэру Перкинсу, который, по слабости зрения, не заметил подлога и принял их очень любезно. Тут же весьма деликатно намекали, что сэру Перкинсу пора отдохнуть от трудных забот по управлению государством, и намечались новые кандидаты в премьеры.
Кэт Упстон, по обязанности секретаря, читала все сообщения и хохотала до упаду, и даже Дюревиль был в хорошем построении. Телефон звонил, не переставая. Своим отвечали, – что это очередной бум буржуазной прессы, потерявший тираж в виду затишья на политическом горизонте, и что, конечно, тут не обошлось без биржевых комбинаций, тем более, что бумаги летели вниз с головокружительной быстротой. Чужим Кэт отвечала все, что только могло прийти ей в голову – и на основании ее сообщения одна газетка в экстренном приложении напечатала, что большевики уже заняли город, перерядившись полисменами, и стоят сейчас на перекрестках всех улиц. Шефу полиции это сообщение, как позорящее честь полиции, но понравилось, газетка была конфискована, что повысило ее тираж до двух миллионов экземпляров.
СЕДЬМАЯ ГЛАВА,
следующая непосредственно за шестой.
В ГОРОДЕ.
С утра город представлял необычайное зрелище: улицы были заполнены народом, так что на тротуарах становилось тесно. Газеты, особенно то, которые больше всего интересовались приездом большевиков, раскупались нарасхват и чуть не с бою. На всех перекрестках возникали митинги: ораторы правых партий призывали к расправе с большевиками, проповедники говорили о наступлении обещанных писанием сроков и тщетно молили о покаянии, фокусники показывали самые невозможные сальто-мортале – и полиция не могла ввести все эти, дозволенные законом развлечения – в дозволенные законом же рамки. На самой большой площади выступал молодой оратор левого крыла рабочей партии – Джон Робертс – он явился прямо с завода, не переодевшись, и его речь о социальной революции произвела на слушателей огромное впечатление, так что возбужденная толпа чуть не побила полицейских, просивших перенести митинг в закрытое помещение. Перед зданием американского посольства, где по слухам скрывались переодетые американцами большевики, была устроена сочувственная демонстрация; когда же к демонстрантам вышел представитель заатлантической республики с благодарственной за приветствия речью – в него полетели гнилые яблоки и комья грязи, и достойному американцу пришлось спасаться бегством.
– Русские большевики! – передавалось из конца в конец… но русские большевики тщательно скрывались, и красивейшие дамы города напрасно вышли на улицу в лучших своих нарядах: они все равно нигде не встретились со столь неожиданными и интересными гостями,
МИСТЕР БЕБЕШ И МИСТЕР УНДЕРГЕМ.
Мистер Бебеш с утра заметил только одно: понижение курсов. Мистер Бебеш отдал приказ: скупить то количество акций, которое продано было вчера – и в результате у мистера Бебеша оказалось большое количество золота и бриллиантов совершенно даром. Кроме того, крупные суммы денег переведены были мистером Бебешем на заграничные банки тех государств, внутреннее положение которых не возбуждало опасений. Мистер Бебеш был спокоен, тем более, что мистрисс Бебеш спала всю ночь спокойно – даже слишком спокойно.
В десять часов звонил Ундергем. Мистер Бебеш сказал, что меры приняты, но дольше бороться даже у него, мистера Бебеша, нет сил: курсы падают катастрофически – и советовал выжидать.
Но мистер Ундергем выжидать не мог. Срок – в час дня. До часу дня – или деньги или полное разорение. По-видимому, надо было готовиться ко второму: мистер Ундергем собрал в течение трех часов все свои ценности, получил заграничный паспорт и выехал из города. Погнавшиеся за ним кредиторы увидели только хвост удалявшегося парохода…
А в два часа дня весь город говорил о крахе крупнейшей фирмы «Ундергем и К°» и закрытии на неопределенный срок металлургического завода, на котором было занято до ста тысяч рабочих.
Разговоры эти сопровождались небывалой паникой на бирже, еще большим повышением золота и цен на продовольствие, а у сберегательных касс стояли длиннейшие хвосты – и так как в два часа операции по выдаче денег прекращались, то некоторые из этих касс были разгромлены толпой, не нашедшей при этом в несгораемых шкафах ни одного шиллинга.
НА ЗАВОДЕ.
В три часа дня депутат Дюревиль вызван на завод.
– Ваше присутствие крайне необходимо.
Депутат Дюревиль сказал секретарю редакции Кэт Упстон:
– Дожидайтесь моего возвращения.
Автомобиль быстро примчал Дюревиля к заводу:
– Поскорее, поскорее, вас ждут!
Привычной походкой опытного оратора Дюревиль проходит через толпу. Тысячи глаз – черные, серые, голубые смотрят на Дюревиля. Тысячи глаз, в которых и горечь, и надежда, и озлобление, и ненависть. Эти глаза пронизывают насквозь, эти глаза впиваются в Дюревиля…
– Дюревиль… Дюревиль…
– Товарищи!
И опять Дюревиль чувствует на себе глаза. Без этих впивающихся в него глаз Дюревиль не смог бы сказать ни слова.
– Дюревиль… Дюревиль…
Но речь Дюревиля вызывает, недоумение:
– Организованность… Спайка… Дисциплина… Глаза – тысячи глаз, вспыхивают негодованием. Глаза – тысячи глаз, выражают нетерпение. Слово берет Джон Робертс – рабочий того же завода.
– Довольно! Мы не позволим, чтобы нас выбрасывали на улицу, как собак. Не позволим!
Натрибуне снова Дюревиль.
– Партия обсудит вопрос о всеобщей забастовке!
Но сепаратные выступления…
– Внимание… Внимание…
– Партия примет все необходимые меры! Если надо будет…
Дюревиль не договорил: крики, аплодисменты.
Джон Робертс снова на трибуне:
– Победа или смерть!
– Победа! Победа!
Старый рабочий, стоявший в первых рядах, заявил: – Мы хотим видеть русских товарищей!
– Русские!.. Русские!.. – пронеслось по залу. Задние взбирались на плечи передних – чтобы увидеть русских товарищей.
– Это ложь буржуазной печали! Русские к нам не приезжали!
Но никто не поверил. Шёпотом передавали:
– Еще не время…
Рабочие хорошо знали, зачем приехали русские товарищи!
– Товарищи! – сказал в заключение Дюревиль – предлагаю вынести резолюцию протеста против закона о высылке русских… Приветствие русскому пролетариату…
Резолюция принимается единогласно. Гражданин Дюревиль возвращается домой.
Но ни Кэт Упстон, ни русского мальчика в редакции не оказалось, и никто не мог сказать, когда и куда они исчезли.
ВОСЬМАЯ ГЛАВА,
в которой читателю становится известным о покушении на жизнь мистера Бебеш.
ПОЖАР У МИСТЕРА БЕБЕШ.
В восемь часов вечера мистрисс Бебеш почувствовала озноб и усталость – озноб и усталость чувствовала мистрисс Бебеш раз десять в течение дня – и вздумала прилечь на электрическую кровать, которая так превосходно действовала ночью. При помощи горничной она повернула выключатель. Электрическая теплота расползлась по сетке – электрическая теплота стала согревать постель. Мистрисс Бебеш требовала:
– Еще! Еще! Холодная!..
Стрелки мистрисс Бебеш показывали секунды:
– Еще!.. Еще!..
Кровать нагревалась все больше и больше. Наконец…
Но разве мы можем описать отчаяние мистрисс Бебеш – бедной мистрисс Бебеш, при виде воспламенившейся кровати! Горничная одна и горничная другая и третья горничная перенесли ее маленькое тело в место, достаточно удаленное от горящих кружев ее, мистрисс Бебеш, спальни.
Через полчаса весь город знал о новой козни большевиков:
– О покушении на жизнь мистера Бебеша!
«Отечество в опасности»! – писала вечерняя газета, субсидируемая мистером Бебешем: – «если не будут приняты самые крайние меры, цвету нашей нации грозит гибель от руки злостных бандитов»…
Далее следовало описание заслуг мистера Бебеша, восхвалялись качества выпускаемых его предприятиями товаров и сообщались курсы акций тех обществ, во главе которых стоял мистер Бебеш. Курсы эти стояли все-таки не особенно высоко, хотя и несколько выше государственных фондов.
Статья заканчивалась требованием ареста всех большевиков – как русских, так и отечественных, при чем газетка не стеснялась делать намеки на самого депутата Дюревиля.
СОВЕЩАНИЕ В ПАРЛАМЕНТЕ.
Еще с утра, под влиянием слухов о приезде большевиков и уличных волнений, в парламент начали съезжаться депутаты. К вечеру парламент представлял давно невиданное зрелище: прибыли депутаты, годами побывавшие в парламенте – и не только министры, но и товарищи министров. Говорили о большевиках, о панике, о пожаре, о покушениях, причем каждый из видных политических деятелей предполагал, что очередь за ним, а многочисленные журналисты составляли бичующие статьи по поводу трагической гибели NN – место для имени оставалось свободным.
В десять часов открылись многочисленные совещания – фракций, подфракций, секций, подсекций, комиссий и подкомиссий. Параллельно шло заседание кабинета министров.
Мнения разделились: консерваторы, опиравшиеся на крупное землевладение и опасавшиеся конкуренции русского хлеба, настаивали на самых крайних мерах – либералы предлагали те же крайние меры, но в несколько иной и более демократической формулировке – правое крыло, рабочей партии воздерживалось от голосования.
Кабинет министров постановил: в целях прекращения волнений на заводах, отпустить мистеру Бебешу, который приобретал заводы, находившиеся до сих пор в руках мистера Ундергема, крупную сумму денег в беспроцентную ссуду, а что касается большевиков, то их постановлено было немедленно арестовать и отдать под суд, как за самовольный въезд, так и за покушение на жизнь мистера Бебеша.
Заседание парламента в речах ораторов всех партий одобрило эти меры, но когда приступили к голосованию, то заметили, что ни Дюревиля и ни одного из его сторонников в зале не оказалось.
Отсутствие Дюревиля принято было за весьма плохое предзнаменование.
ДЕВЯТАЯ ГЛАВА,
в которой рассказывается о приключениях Кэт Упстон.
ГДЕ ЖЕ КЭТ?
Если читатель помнит – депутат Дюревиль, придя с митинга, не нашел дома Кэт, присутствие которой, как секретаря, было крайне необходимо, тем более, что Дюревилю предстояла очень серьезная работа. Вместе с Кэт исчез и оставленный на ее попечение русский мальчик.
Когда Дюревиль уехал на митинг, мальчик начал скучать. Он слонялся по комнате, теребил Кэт за платье и кричал:
– Ма-ма!.. Ма-ма!..
А когда Кэт отстранила его, он расплакался.
Кэт Упстон, которая, если вы помните, не любила мышей и кошек – она тем более боялась слез! Но никакие утешения не помогли:
– Гулять! Я хочу гулять!
Кэт стоило большого труда понять его желание, но она все-таки одела мальчика и вышла вместе с ним на улицу. Кэт думала через полчаса вернуться обратно: депутат должен был возвратиться с минуты на минуту.
На улице мальчик останавливался перед витриной и болтал без умолку на своем, никому и даже самой Кэт непонятном языке.
Публика, толпившаяся в необычайно большом количестве на тротуарах, не замедлила обратить внимание на их разговор. Послышался шёпот:
– Русские… Русские…
А публика только и искала в этот день русских. И потому нет ничего удивительного, если Кэт и ее приемыш сделались через десять минут объектом внимания огромного хвоста граждан всякого пола и возраста. И когда она заметила это несколько необычайное по отношению к ее скромной особе внимание – было уже поздно: всякие пути для бегства и отступления были отрезаны; Кэт вместе с мальчиком вошла в первый попавшийся магазин, и этот магазин оказался как раз магазином фабриканта патентованных подтяжек.
Кэт ничего не понимала в этом товаре, и когда приказчик спросил сколько она желает купить, она наобум ответила:
– Дюжину.
И дюжина тотчас же была завернута опытными руками приказчиков.
ПУТЕШЕСТВИЕ КЭТ УПСТОН.
Кэт ускорила шаг и почти побежала по улицам, но толпа не отставала. Кэт вскочила в трамвай и сошла через три станции. За нею доследовали двое а через минуту сзади несчастной мисс вырос огромный хвост поклонников.
– Русские… Русские… – зловещий шопот преследовал Кэт. Она входила в магазины, она покупала ненужные совершенно вещи, объездила весь город в трамвае, омнибусе, метрополитене – но избавится от преследователей не было никаких сил. Наконец, измученная она вбежала в магазин изобретателя пилюль от изжоги – мистера Перри-Верри.
Изобретатель заметил, что дама чем-то взволнована и предложил стул. Кэт поправила прическу, купила пакетик пилюль, и так как лицо изобретателя показалось ей симпатичным – она сказала:
– Не откажитесь проводить меня… Меня преследуют какие-то нахалы…
Мистер Перри-Верри оказался галантным кавалером.
Кэт сидела в магазине довольно долгое время и не обращала внимания на мальчика. Тот сначала любовался рекламами знаменитых пилюль, изображавших человека до употребления – сморщенного и несчастного, похожего несколько на мистера Ундергема после краха – и после употребления – похожего скорее на мистера Бебеша после удачной комбинации с покупкой золота и бриллиантов. Этот, похожий на мистера Бебеша человек с вызывающим видом помахивал пакетиком, на котором крупными буквами значилось: Перри-Верри.
Потом мальчику наскучило спокойное созерцание, и он, найдя линолеум магазина очень подходящим местом для игры, расположился на нем и склеивал из принесенного с собой песку великолепные пряники.
Кэт повернулась к мальчику:
– Ты что наделал? Где ты достал песок?
Кэт вспомнила, что напротив редакции начали чинить мостовую. И когда только он успел набрать этой гадости!
– Я так виновата…
Но мистер Перри-Верри ничего не имел против ребенка. Он проводил Кэт через проходной двор, – а там первый трамвай привез наших путешественников в редакцию газеты «Красное знамя».
– Кэт, – строго сказал Дюревиль, у меня серьезное дело, а вы так запаздываете…
ДЕСЯТАЯ ГЛАВА,
в которой рассказывается о поисках неуловимого врага.
ДЕПУТАТ ДЮРЕВИЛЬ.
Депутат Дюревиль действительно был занят по горло. Тотчас же по приезде с митинга его кабинет сделался местом совещания комитета партии, фракции парламента и так далее и так далее… Низкая заработная плата, постоянные крахи самых казалось бы надежных фирм, биржевая паника, повышение цен на продовольствие, падение реальной цены денег… И, наконец, закрытие металлургического завода…
Проектируемые правительством меры против рабочих организаций, которые, несомненно, будут разгромлены под видом борьбы с русскими большевиками – еще более обостряли положение. С фабрик поступали сведения о забастовках, грозящих стихийным выступлением пролетариата, которое в виду слабой его организованности могло вылиться в весьма нежелательные формы.
Что делать?
Джон Робертс – молодой оратор, который выступал на митинге, призывал к немедленной забастовке и в крайнем случае предусматривал даже вооруженное выступление.
– Партия должна исходить из подсчета сил, – заявлял Дюревиль – и находил момент неподходящим.
Остановились на компромиссе: будут делаться все приготовления к вооруженному сопротивлению, но только в том случае, если правительство первым предпримет враждебные действия, и на всякий случай составлялись заранее планы организации боевых ячеек, мобилизационный и стратегический. Джон Робертс становился во главе вооруженных отрядов.
Дюревиль предупредил его:
– Не предпринимайте ничего без ведома комитета партии! Неосторожный шаг может иметь гибельные последствия…
– Риска нет! – возразил Джон. Он втайне, как и многие, надеялся, что в крайнем случае выручат русские товарищи. В том, что они действительно проникли на полуостров и именно с целью помочь провести победоносную революцию, Джон, как и многие, не сомневался. Но открыто этих мыслей никто не высказывал.
ЗНАМЕНИТЫЙ СЫЩИК.
Шеф полиции получил предписание: немедленно разыскать и арестовать незаконно проникших в город русских граждан.
Ни одного русского гражданина нет в городе! Это до такой степени ясно… Но предписание выполнить необходимо, – по телефону знаменитому сыщику мистеру Джернею:
– Немедленно приезжайте!
От знаменитого сыщика мистера Джернея ответ и тоже по телефону:
– Есть!
Череп пять минут мистер Джерней находился в кабинете шефа полиции.
Если вы хотите, чтобы я так же подробно описал вам наружность мистера Джернея, как описывал наружность, всех остальных героев, – то подобного обязательства взять на себя я не в силах! Потому что мистер Джерней не имел никакой определенной наружности: в одну и ту же минуту вы могли видеть перед собой и худощавого блондина, и толстого брюнета, и великана, и карлика, и молодого человека, и дряхлого старика: изменения в наружности мистера Джернея происходили мгновенно и служили, между прочим, показателем его душевного настроения. Если читателю покажется невероятной возможность таких метаморфоз; то мы можем возразить, что ничего сверхъестественного здесь нет, что только солидная тренировка, в связи с профессией первого сыщика не только на полуострове, но и на всем континенте, отучили мистера Джернея от того предрассудка, что каждый человек должен иметь одну, раз-навсегда установленную наружность.
– Требуется немедленно разыскать русских большевиков, – сказал шеф полиции.
Молодой, готовый к услугам человек – это был мистер Джерней – ответил:
– Есть!
– Я не могу советовать… но…
Перед шефом полиции стоял шестидесятилетний старик; мистер Джерней был обижен – он не признавал никаких советов.
– Вы обижаетесь? – мягко спросил шеф. Мистер Джерней помолодел на двадцать лет.
…Я все-таки советую вам обратить внимание на квартиру депутата Дюревиля…
Мистер Джерней обратился в хищного типа американца.
– Неверно: мы найдем их, и они обратятся в чистокровных англичан. Я же люблю…
Мистер Джерней вырос до потолка.
– Я люблю поймать преступника в тот момент, когда он заносит нож над головой своей жертвы.
ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА,
в которой события предшествующих глав не получают нового освещения.
РАЗГОВОР МИСТЕРА БЕБЕША С МИСГРИСС БЕБЕШ.
Мы и забыли с вами, читатель, мистрисс Бебеш. Несчастная мистрисс Бебеш после того – о ужас! – происшествия лежала больной – нет, не больной – она умирала, медленно умирала бедная мистрисс Бебеш! Она умирала от холода! Она умирала от духоты!
– Сквозняк!..
Мистрис Бебеш кричала, – и ее стрелки – вы не забыли, что брови мистрисс Бебеш были похожи на черные стрелочки – эти черные стрелки показывали секунды.
– Душно!.. – кричала мистрисс Бебеш, и ее стрелки, о ужас – показывали терции. Горничная одна и горничная другая и третья горничная – каждую минуту и каждую секунду и каждую терцию – открывали и закрывали вентилятор…
Доложили о приходе мистера Бебеша.
– Просите!..
Мистер Бебеш вошел быстрее обыкновенного. Мистер Бебеш вытирал свою пирамиду ежеминутно – нет, ежесекундно вытирал мистер Бебеш свою пирамиду: мистер Бебеш был крайне взволнован.
– Не подходите! – кричала мистрисс Бебеш – вы принесли холод…
Но мистер Бебеш не обратил внимания на ее слова. Он сразу начал говорить.
– Большевики… Русские… Наше правительство… Уезжаем…
Мистрисс Бебеш забыла от волнения свою болезнь. Мистрисс Бебеш вспорхнула и подбежала к мистеру Бебеш.
– Как? Что такое?
– Нам надо уезжать…
Мистрисс Бебеш тотчас же принялась складывать все необходимое. Мистер Бебеш ушел в кабинет отдавать приказания – и в том числе приказание на завтра купить билет до Парижа и перевести в Парижский банк еще крупную сумму.
МИСТЕР ДЖЕРНЕЙ НАЧИНАЕТ ПОИСКИ.
Мистер Джерней вышел из кабинета шефа полиции.
