Текст книги "Морока (сборник)"
Автор книги: Михаил Козырев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
– Ночуешь у нас – мы всегда с уважением!
А делал Егор такой самогон, не хуже, а пожалуй, и лучше николаевской, такой самогон, что заборо…
Вот как было дело:
видел Фома Меньшой, как шел Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов в Егоркин сарай, надо думать, что шел он в Егоркин сарай ночевать, и когда шел, то, размахивая правой рукой, говорил:
– Я зна-а-аю. – Я – как член!
Тогда запряг лошадь Фома Меньшой и подъехал к сараю, был еще с ним Коляной, Колькин брат, который – это Колька-то – варил такой самогон, что забо.
Ну так вот:
видел Ефим Ковалев, как шел Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, и шел он в Колькин сарай, надо думать, шел он в Колькин сарай ночевать, и когда шел, то, размахивая правой рукой, говорил:
– Я зна-а-аю. Я как член.
Вот тогда-то и запряг лошадь Ефим Ковалев и подъехал к сараю, и был с ним еще Лександра Лузга и Егор, который, это Егор-то, варил такой самогон…
Да. На чем же я кончил?
Ну, вот – когда, значит, пошел в Лутошанске дождь – а было это в четыре часа, вышел из лутошанского кооператива Федот Каблуков и, выйдя, заметил, что идет в Лутошанске дождь. Тогда он, пройдя шагов сто.
И вышел в это время из нарсуда заборовский дьякон и, выйдя, тоже заметил, что идет в Лутошанске дождь, – а было это в четыре часа – и, пройдя шагов сто,
– а дождь теперь лил как из ведра – встали они оба под крышу лабаза лутошанского кооператива.
А накануне Иванова дня покосные комиссии деревень Козлихи и Лепетихи, совместно с членом лутошанского земотдела Кузьмой Самуиловым, рассматривали вопрос о границе между названными деревнями, что проходит по Дурундеевской пустоши на земле бывшей помещика Дурундеева, и, рассмотрев означенный вопрос, постановили считать, что, согласно приказа губземотдела, идет эта граница вдоль лепетихинского леса от кривой березы на сто шагов, что и подтверждается граждан означенных деревень свидетельскими показаниями.
Подлинный подписали: покосной комиссии члены: Фома Большой и Фома Меньшой, Ефим Ковалев и Егор Ковалев и член лутошанского земотдела Кузьма Самуилов.
Да.
Ну, так вот – встали это они под крышу – а в это время подбежал к лабазу человек в белой рубахе, без шапки, и забежал за лабаз. И увидел председатель правления Федот Каблуков человека без шапки в белой рубахе и сказал:
– Я его знаю – это Фома Большой!
Тогда увидал секретарь нарсуда человека в белой рубахе без шапки и тоже сказал:
– А я его знаю: это Ефим Ковалев!
И пока они так говорили – шел дождь, и, пока шел дождь, стояли они под крышей лутошанского кооператива, а когда дождь перестал – пошли они домой, и в это же время пошли домой деревни Козлихи мужик – Фома Большой и деревни Лепетихи мужик – Ефим Ковалев,
Третья часть
Были в Иванов день, в Дутошанске Яшка Бандит и сам Коляной, и были они у Марьи вдовы, и ушли будто бы за полночь, а что ушли они за полночь, видно из того, что Сергей Петров, кладовщик, еще спал и они его разбудили, потому что, когда полагалось ему вставать, его и дома не было, по-видимому, он куда-то ушел и ушел, надо думать, в Лепетиху, потому что Яшку Бандита видели потом в Лепетихе.
Вот как было дело:
после Иванова дня вышел из деревни Козлихи козлихинский мужик, Фома Большой, и вышел он на Дурундеевскую пустошь – было это в шесть утра, – и в шесть утра вышли из деревни Лепетихи два брата Ковалевых: Ефим и Егор –
ну так вот
вышел это Фома на Дурундеевскую пустошь и начал косить у самой границы на сто шагов от того места, где летось стояла кривая береза –
и вышли тогда на Дурундеевскую пустошь Ковалевы, Ефим и Егор, и видят – косит Фома Большой и косит у самой границы…
…Бросил Фома Большой косу и убежал в Козлиху, потому что лепетихинских было больше. И стали тогда косить лепетихинские – Ефим и Егор, и тоже у самой границы в ста шагах от того места, где стояла кривая береза. И как только начали они косить, пришли из Козлихи Фома Большой, и Фома Меньшой, и Никита Петров, и Беберя и видят: косят лепетихинские у самой границы.
бросили лепетихинские косы и убежали, потому что козлихинских было больше.
Стали тогда косить козли хинские и опять у самой границы. И как только начали они косить, пришли из деревни Лепетихи Ефим и Егор Ковалевы, и дед Сосипатр, и Лександра Лузга, и еще четверо, а кто – не упомню, и видят, что косят козлихинские у самой границы.
бросили козлихинские косы и убежали, потому что лепетихинских было больше. И вышли тогда из Козлихи.
Нет, не так:
прибежал тогда в лутошанскую милицию – лутошанского кооператива кладовщик, Сергей Петров, и сказал, что на Дурундеевской пустоши между деревнями Козлихой и Лепетихой начинается драка и что дерутся козлихинские мужики с лепетихинскими мужиками из-за покоса, дерутся ножами и даже бросают ручные гранаты.
И верно:
в это самое время вышли на Дурундеевскую пустошь козлихинские мужики всей деревней и вышли на Дурундеевскую пустошь лепетихинские мужики всей деревней и начали драться, потому что силы у них были ровные.
И верно:
бросил Коляной в лепетихинских ручную гранату, и граната упала рядом с Лександрой Лузгой и не разорвалась. И бросил тоща Яшка Бандит в козлихинских ручную гранату, и упала эта граната рядом с Беберей и тоже не разорвалась. Тогда взяли они косы…
Тут-то и пришла из Лутошанска милиция и увидала: лежит на Дурундеевской пустоши Яшка Бандит и не может идти, и голова у Яшки проломлена.
Так.
А надо сказать, что когда пришла на Дурундеевскую пустошь милиция, то, кроме Яшки Бандита, никого там и не было, потому что ушли козлихинские мужики в Козлиху и лепетихинские тоже ушли, и ушли, надо думать, в Лепетиху.
И пришли в лутошанскую милицию лутошанские милиционеры и сказали, что драки на Дурундеевской пустоши не было и только одному проломили голову, а варят в Козлихе самогон, варит Колька Беспалый, Коляного брат, и что этот самогон они забрали и привезли к начальнику милиции, самогон, отобранный от лепетихинского гражданина Егора Ковалева, на предмет привлечения означенного Кольки к суду как самогонщика. И был тогда самогон запечатан сургучной печатью и доставлен в нарсуд.
Опять забегаю вперед. Дело было собственно так: вечером того же дня шел мимо милиции Кузька Хромой, а ныне Кузьма Самуилов, член лутошанского земотдела, и, когда он вошел в милицию, Сидели у начальника милиции заборовский дьякон, а ныне секретарь нарсуда, и еще двое, и будто бы заборовский дьякон сказал:
– Дело нечистое!
А говорили они о лутошанском кооперативе.
В это время как раз случилась в кооперативе кража; пришел в лабаз председатель правления Каблуков и еще два члена правления, и сверяли наличность, причем Сергея Петрова, кладовщика, в наличности не оказалось – был в это время Сергей у Марьи вдовы и был там Коляной, а Яшке Бандиту в драке проломили голову, так что Яшки там не было.
Ну вот,
и оказалась на складе лутошанского кооператива недостача в товарах – пропало будто бы сахару сто пудов и ситцу сто кусков, о чем и составлен протокол на предмет привлечения к делу.
А утром на другой день в народный суд доставлен был самогон в стеклянных бутылях, за сургучной печатью, и был в это время там – в нарсуде – секретарь нарсуда и был там еще козлихинский мужик Фома Большой и лепетихинский мужик Ефим Ковалев и говорили, что по данному делу они ровно ничего не знают, в чем выставляли свидетелей: деревни Козлихи граждан – Фому Меньшого, да Никиту Петрова, да Коляного, да Беберю, и деревни Лепетихи граждан – Егора Ковалева, Яшку Бандита, Сосипатра да Лександру Лузгу…
Четвертая часть
В пятницу после Ильина дня в Лутошанске, над лутошанским народным судом, высоко стояло солнце, когда вышел народный суд в полном составе и занял свои места. И тогда заборовский дьякон.
Да что это я?
– Никакого дьякона в Заборовье нет, а если и есть, то совсем не гражданин Миролюбов, а кто-то другой, – гражданин Миролюбов есть секретарь нарсуда, а вовсе не дьякон. Правда, был когда-то в Заборовье дьякон и был он будто бы тоже Миролюбов, но этот Миролюбов не был никогда секретарем нарсуда, а был диаконом заборовского во имя Успения пресвятой богородицы храма, и если читает он иногда апостола, то не в Заборовье совсем, а в Лутошанске –
ну так вот
сел гражданин Миролюбов за стол и сели за стол – народный судья Петушков и по правую руку судьи заседатель Игнатий Попов, а по левую руку судьи – заседатель Еким Федосеев. Сели это все они за стол…
Но я не буду утомлять читателя подробным описанием того, как председатель суда, судья Петушков, произнес:
– «Приводятся к присяге заседатели»
и как действительно заседатели приведены были к присяге, и не буду утомлять подробным же описанием того, как председатель суда, судья Петушков, произнес:
– «Слушается уголовное дело о краже из лутошанского кооператива!» –
тем более что действительно видел гражданин Федот Каблуков – проходя вечером в десять часов (а вечером в десять часов получались в Лутошанске газеты) мимо лабаза, видел он, как прошел мимо того же лабаза человек в белой рубахе, без шапки, и зашел за лабаз – постоял, постоял – и ушел, и действительно шел в Лутошанске дождь и лил дождь как из ведра, когда вышел гражданин Каблуков из кооператива, – а что шел дождь, может подтвердить гражданин Миролюбов – и признал тогда Каблуков, в человеке без шапки и в белой рубахе, Фому Большого –
признал тогда гражданин Миролюбов, в человеке без шапки и в белой рубахе, Ефима Ковалева, и что, когда кончился дождь.
Нет, не так –
и что действительно на складе лутошанского кооператива ста пудов сахару и ста кусков ситцу в наличности не оказалось и не оказалось в наличности кладовщика Сергея Петрова –
и поэтому
прямо перейдем к свидетельским показаниям:
Свидетель Сергей Петров показал, что был он в это время у Марьи вдовы и что был там Коляной, а Яшки Бандита не было, потому, что Яшке Бандиту в драке проломили голову. И свидетель Яшка Бандит подтвердил, что ему действительно проломили голову, на что свидетель же Коляной возразил, что это не он, Коляной, проломил Яшке голову, а что это сам Яшка нажрался самогону.
И тогда свидетель Егор Ковалев заявил, что самогону он не варил, и не продавал, и не пил, и не видал даже этого самогона отроду, а если варит в Козлихе самогон Колька, Коляного брат, то об этом ему ничего неизвестно – и свидетель Николай Беспалов, он же Колька, подтвердил, что действительно он, Колька, самогона никогда не варил и не продавал, а что варит в Лепетихе самогон Егор Ковалев, то об этом ему тоже ничего неизвестно…
Но это уже другое дело: о самогоне.
Начальник лутошанской милиции показал, что сидели они в помещении милиции и пришел туда Кузька Хромой, а теперь Кузьма Самуилов, и что в это самое время гражданин Миролюбов действительно произнес:
– Дело нечистое.
А говорили они о лутошанском кооперативе.
Да. Ну так вот, доставлен был самогон в стеклянной посуде, за сургучной печатью, доставлен был самогон в лутошанский народный суд, и принес судья Петушков эту посуду за сургучной печатью…
Тогда Егор Ковалев заявил, что этого, за сургучной печатью, самогона, он, Николай, не видал, а что если был отобран от него, Егора, самогон, то он, Николай, не отпирается, потому, что самогон этот за сургучной печатью, не самогон вовсе, а вода:
– Они, – говорит, – у меня из кадки всю воду вычерпали!
Вскрыли тогда печать, посмотрели – попробовал судья Петушков самогону за сургучной печатью, попробовал заседатель Попов самогону за сургучной печатью – и сказал судья Петушков, и сказал заседатель Попов; оба сказали:
– Вода!
Но это уже другое дело – о самогоне.
Ну так вот –
сели они за стол и председатель суда произнес:
– «Слушается уголовное дело о краже из лутошанского кооператива!»
И тогда Ефим Ковалев показал, что будто бы проходил он мимо Дурундеевской пустоши и зашел посмотреть, хороши ли на Дурундеевской пустоши травы. А трава, надо сказать, выросла куда выше колен, а уж густота, густота –
– что те сеянка!
Посмотрел он тогда на траву и сказал:
– Хороша!
Только границы и след простыл – будто бы не было!
И верно –
свидетель Никита Петров подтвердил, что на Дурундеевской пустоши действительно пропала граница и что, когда поставил обвиняемый Фома Большой палку и поставил ее на то место, где прежде стояла граница, будто бы Ефим Ковалев заявил, что Лепетиха будет в обиде…
А в это самое время загорелся в лутошанском кооперативе сарай, и когда загорелся сарай, побежал сторож Ефрем на колокольню бить в набат. А дверь на колокольню.
Нет, не так – тут-то и закричали:
– Пожар.
Только ни в Козлихе, ни тем более в Лепетихе, по словам свидетеля Сосипатра, никакого пожара не было, а был будто бы пожар в Лутошанске, и сгорел будто бы лутошанского кооператива сарай, и тогда пришел он, свидетель, Сергей Петров, в совет и сделал заявление.
И увидели, что сарай действительно сгорел, и от сарая, подлинно, ничего не осталось, и сгорел также сахар, и сгорел даже ситец, так как ни сахару, ни тем более ситцу на том месте, где стоял лутошанского кооператива сарай, не оказалось.
На этом дело о краже из лутошанского кооператива и кончилось.
Эпилог
Но я опять забегаю вперед.
Так было дело:
когда в Лутошанске склонялось тяжелое солнце и склонялось оно за крышу лутошанского кооператива, в это самое время председатель суда, судья Петушков, произнес:
– Суд удаляется на совещание!
И встал судья Петушков со своего места, и встал заседатель Попов, и заседатель Еким Федосеев тоже встал, и встал тоже со своего места –
и действительно – все они удалились на совещание.
Вынул тогда Фома Большой из мешка, вынул, говорю я, Ефим Ковалев из мешка, вынули оба по краюхе, и оба сказали:
– Время позднее!
И сказал тогда Фома Меньшой Егору, а дед Сосипатр Никите Петрову –
и сказал, говорю я, Беберя Лександре Лузге:
– Время позднее. Никак уж коровы идут?
И действительно – гнал лутошанский пастух лутошанское стадо, гнал из кривого прогона, и шло это стадо от кривого прогона мимо лабаза, и мимо земотдела, и мимо лутошанского нарсуда. И впереди стада шла черная корова, и у черной коровы на лбу было белое пятно, а позади стада шла белая корова, и у белой коровы на лбу было черное пятно. Да.
Ну так вот,
когда белая корова проходила мимо окон лутошанского нарсуда, в это самое время вышел судья Петушков и с ним вместе вышел Игнатий Попов, и вышел Еким Федосеев,
вышли они, сели за стол, и сказал судья Петушков:
«…дело по обвинению граждан деревни Козлихи – Фомы Большого и деревни Лепетихи – Ефима Ковалева в краже из лутошанского кооператива, за недоказанностью обвинения, прекратить…»
И услышал Фома Большой – прекратить, и услышал Ефим Ковалев:
прекратить!
и оба вздохнули.
– Оно, конешно, тово, погорячились!
И сказал Фома Меньшой, и сказал Егор Ковалев, и сказал, говорю я, Беберя Лександре Лузге:
– Погорячились!
А говорили они о покосах на Дурундеевской пустоши.
И когда за крышу лабаза опустилось тяжелое солнце и длинные тени сгустились на улицах Лутошанска, и сгустились такие же тени в Козлихе, и даже в Лепетихе сгустились длинные тени, и только золотом горел крест на заборовской колокольне, в это самое время из Лутошанска по кривому прогону шли мужики – надо думать, что шли там: Фома Большой и Фома Меньшой, Ефим и Егор Ковалевы, и Никита Петров, и Беберя, и Лександра Лузга, и дед Сосипатр, и шли они вместе, только издали мне никак нельзя было разобрать, кто из них шел в Козлиху, а кто в Лепетиху.
Мертвое тело
1
Когда в Вышнегорске и над самым городом Вышнегорском занялась заря – проснулся на Плешкиной слободе псаломщик Игнат, и проснулся портной Филимон на Прогонной, а в деревне Лисьи Хвосты, в расстоянии версты от Вышнегорска, проснулся без определенных занятий гражданин Чижиков.
И, проснувшись, каждый из них заметил, что пора вставать.
Первым встал псаломщик Игнат – он же делопроизводитель исполкома – и, выглянув в окно, увидал, что идет по дороге пегая лошадь, запряженная телегой, и лежит будто бы в этой телеге человек – только лица того человека никак нельзя разобрать. Необычайное сие зрелище не произвело на псаломщика Игната никакого впечатления, и, одевшись, пошел он в волисполком.
Вторым поднялся портной Филимон, и, выйдя на улицу безо всякой определенной цели, заметил, что идет по дороге пегая лошадь с телегой и в телеге будто бы нет никого. И подумал тогда Филимон, что лошадь найдет дорогу одна, – и вернулся домой доканчивать обещанный начальнику вышнегорской милиции, Мишке Сычу, френч, за которым Мишка Сыч еще вчера присылал, а сегодня и сам обещал зайти.
А что касается без определенных занятий гражданина Чижикова, который, кстати сказать, прежде служил на железной дороге, – ну, так видел означенный Чижиков, выходя из деревни Лисьи Хвосты, что забралась пегая лошадь в чьи-то овсы и овсы эти порядочно потравила.
Вывел гражданин Чижиков лошадь эту опять на дорогу, а сам пошел в Вышнегорск по какому-то срочному делу, касающемуся не столько Филимона, сколько начальника вышнегорской милиции, Мишки Сыча.
Вот и все.
Только в Вышнегорске в тот день не было иных разговоров, кроме как о найденном на дороге от Плешкиной слободы к Прогонной улице мертвом теле.
Первым заметил мертвое тело псаломщик Игнат; когда шел псаломщик Игнат в исполком, и увидел: лежит у дороги человек и будто бы спит. Подошел Игнат к тому человеку, ткнул того человека ногой, и он не пошевелился.
– Ишь ты, – подумал Игнат и, встретив без определенных занятий гражданина Чижикова, сказал, что лежит на дороге мертвое тело и не шевелится.
Подошел тогда к мертвому телу гражданин Чижиков, пнул мертвое тело ногой, – и оно действительно не пошевелилось.
– Ишь ты, – сказал тогда Чижиков и, встретив Мишку Сыча, – а шел Мишка Сыч к Филимону – и сказал гражданин Чижиков Мишке Сычу, что лежит на дороге мертвое тело и не шевелится.
Подошел Мишка Сыч к мертвому телу, пнул это тело ногой, и оно в третий раз не пошевелилось!
– Ишь ты, – сказал Мишка Сыч и пошел к Филимону, примерил только что сшитый френч и нашел, что сшит оный френч хорошо, и потом уже по дороге в милицию, встретив милиционера, послал означенного милиционера охранять найденное при дороге мертвое тело.
Пошел милиционер к мертвому телу и увидел: идет по дороге человек, будто бы пьяный, и шатается. Тогда решил милиционер, что мертвое тело все равно никуда не убежит, и, забрав пьяного, отвел его в арестное при вышнегорской милиции помещение, а потом уже отправился дальше.
В это же время шел гражданин Чижиков на станцию и, проходя мимо дома бывшего купца Ворошилова, заметил на дверях этого дома записку – а надо сказать, что помещался в доме бывшем купца Ворошилова клуб и в этом клубе на сегодняшний вечер назначен был диспут на тему «существует ли Бог» – так вот, когда гражданин Чижиков прочитал эту записку, весь Вышнегорск говорил о страшной находке.
Говорили тогда в Вышнегорске…
Да мало ли что говорят в Вышнегорске! Всю неделю говорили, что обнаружены будто бы на железной дороге хищения, и довели стоимость этих хищений до трех миллиардов, а вот задержанный Мишкой Сычом по подозрению в краже портной Филимон к этой именно краже оказался непричастным!
И когда начальник милиции Мишка Сыч, составив бумагу о нашествии мертвого тела, пошел в деревню Лисьи Хвосты, а псаломщик Игнат сидел в волисполкоме – было двенадцать часов – и в двенадцать часов посланный Мишкой Сычом милиционер, подойдя к тому месту, где должно было, согласно полученной им инструкции, находиться мертвое тело, – ни мертвого, ни живого тела не обнаружил!
А вечером из арестного при вышнегорской милиции помещения освобожден был задержанный, вероятно, по ошибке лыковский волпродинспектор товарищ Мигай.
2
Сидел псаломщик Игнат в исполкоме. Пришел к нему председатель защекинского сельсовета Гаврило Терентьев и рассказал ему нижеследующее.
Был в Ильин день в Защекине праздник, и сидел он, Терентьев, в избе, когда пришел к нему деревни Лосново мужик Степан Парамонов и сказал, что требуют у него, Терентьева, как председателя сельсовета, подводу. Тогда вышел он, Терентьев, как председатель сельсовета, на улицу, и сидел на телеге гражданин и требовал подводу, на что он, Терентьев, как председатель сельсовета, сказал, что подводы по случаю праздника нет. И тогда означенный гражданин, оказавшийся лыковским волпродинспектором Мигаем, нанес ему, Терентьеву, оскорбление в личность, так что он, Терентьев, как председатель сельсовета, чуть с ног не слетел, и потому просит принять меры с такими гражданами.
Означенное заявление послано было к райуполномоченному Птичкину для отзыва в трехдневный срок.
А в это время говорили в Вышнегорске…
Да мало ли что говорят в Вышнегорске бабка Фетинья с теткой Аксиньей, встретившись на Большой улице почти что у самой церкви!
– Светопреставление, – говорит бабка Фетинья.
– Не иначе как воскресение из мертвых, – отвечает тетка Аксинья, – и расходятся по домам, увидев издали Мишку Сыча, возвращающегося из деревни Лисьи Хвосты.
А был Мишка Сыч в деревне Лисьи Хвосты вот по какому делу.
Утром деревни Лисьи Хвосты мужик Микита Седой, проходя мимо поля, заметил потраву: вошла в его, Микиты Седого, овсы пегая лошадь и овсы эти порядочно потравила. И загнал Микита Седой лошадь эту в хлев, а той же деревни мужик Илья Худой заявил, что штраф с этой лошади причитается и ему, Илье Худому.
И вот тогда Мишка Сыч рассудил до разбора дела задержать эту лошадь при вышнегорской милиции, и приехал на лошади в Вышнегорск, и только когда приехал – узнал о пропаже мертвого тела.
– Я этого так не оставлю! – сказал Мишка Сыч и вызвал следователя для разыскания мертвого тела, неизвестно кому принадлежащего.
Шел со службы псаломщик Игнат и, проходя мимо дома бывшего Ворошилова, прочел на дверях этого дома записку, выражавшую явное сомнение в бытии Бога. И тогда псаломщик Игнат, как человек в бытии Бога не сомневающийся, приготовился к диспуту, выпив бутылку самогона у местного самогонщика Бутягина.
А вечером в восемь часов действительно состоялся диспут.
Был на диспуте весь Вышнегорск, но, несмотря на жаркие споры, большинством сорока голосов против тридцати постановлено было, что Бога не существует.
И тогда взял, по мотивам голосования, слово самогонщик Бутягин и заявил, что для решения такой важности, как бытие Божие, вопроса необходимо, по крайней мере, большинство двух третей голосов, а псаломщик Игнат при сем, бия себя персты в грудь, сказал, что в этой, псаломщика Игната, груди Бог доподлинно существует. Без определенных занятий гражданин Чижиков на это возразил, что как он теперь безработный и в партию не записан, то нет ему во всем этом, о бытии Бога, вопросе никакой корысти.
Был, я говорю, на этом диспуте весь Вышнегорск, и, когда диспут кончился, говорили, расходясь по домам, о том, о чем весь этот день только и разговору было в Вышнегорске,
а именно:
что у начальника вышнегорской милиции Мишки Сыча появился откуда-то новый френч, какого у него, Мишки, прежде не было и быть не могло.
3
Пришел в Вышнегорск лосновский мужик Степан Парамонов и искал по всему Вышнегорску, а равно и по деревне Лисьи Хвосты, пропавшую у него пегую лошадь, и сказали ему, что задержана эта лошадь при вышнегорской милиции. И пошел Степан Парамонов к начальнику милиции и требовал лошадь, только Мишка Сыч лошади не дал, как не имеющему никаких на эту пегую лошадь доказательств. И пошел Степан Парамонов в Лыково к волпродинспектору Мигаю за доказательством…
Это было утром, а ночью видел милиционер, охранявший то место, где лежало вчера мертвое тело, как мелькнула в сторону деревни Лисьи Хвосты от Вышнегорска какая-то тень, – и через десять минут в том же месте появилась другая тень и проехала будто бы эта тень на лошади в сторону той же деревни. По-видимому, бродячая эта тень являлась душою того мертвого тела, которое пропало неведомо куда, и бродила она по ночам, отыскивая принадлежавшее ей тело.
И утром же Мишка Сыч получил со станции протокол об ограблении вагонов, присланных с мануфактурой на имя профсоюза «Игла», и ушел на станцию производить по этому делу дознание.
А в Вышнегорске тогда говорили.
Впрочем, вот о чем говорили в Вышнегорске.
Вчерашнее постановление об отмене существования Бога повергло священника отца Миловидова в совершенное уныние, и он, совместно с псаломщиком Игнатом, придя к местному самогонщику Бутягину, потребовал самогону. Когда же Бутягин возразил, что, дескать, «вы, батюшка, у меня весь самогон выпили», – отец Миловидов с применением револьвера закричал:
– Говори, такой-сякой, есть Бог или нет!
И было существование Божие с очевидностью утверждено устами вышнегорского самогонщика Бутягина.
В этот же день и тоже утром получил райуполномоченный Птичкин заявление гражданина Терентьева с жалобой на оскорбление его, Терентьева, как председателя сельсовета, в личность, при помощи физического удара со стороны лыковского волпродинспектора Мигая, и, вызвав самого Мигая из Лыкова, снял с него показание.
Дело волпродинспектора Мигая, по его, Мигая, показанию, заключалось в следующем:
ЛЫКОВСКОГО ВОЛПРОДИНСПЕКТОРА МИГАЯ
необыкновенное
ПО ЛЫКОВСКОЙ ВОЛОСТИ
Путешествие
Эта история о том, что никогда человек не знает, с кем его сталкивает судьба, и учит в действиях соблюдать возможную осмотрительность.
Ехал волпродинспектор Мигай со станции Разгуляево в Лыково по сбору масло-яичного налога, и был в Разгуляеве по случаю престольного дня праздник, и попал он из Разгуляева в деревню Васиху, где тоже был праздник. Дал ему председатель деревни Васихи подводу, и довезла его эта подвода до деревни Лосново, а в деревне Лосново был праздник. И дали в Лоснове подводу, и довезла эта подвода до деревни Защекино, а в деревне Защекино был опять-таки праздник…
И тогда подходит пьяная физиономия и еще возница, который и заявляет, что дальше не повезем. На это товарищ Мигай ответил, что обязаны его довезти до Лыкова, и послал тогда возница товарища Мигая к такой матери, а к какой – товарищ Мигай не знает. И подскочила какая-то старуха и еще мужики, и физиономия спросила ваш мандат, а мужики кричали:
– Ему надо масла – дадим ему и масла!
И еще подступала какая-то личность, и товарищ Мигай схватил эту личность за руку и крикнул:
– Ты руку держи покороче!
И когда обернулся – видит – лезет пьяная физиономия с такой же закуской, и возница бросил вожжи и сказал: «пожжай сам!» И физиономия подступала с кулаками, а мужики кричали: «будем его топить!» Тогда товарищ Мигай не выдержал и смазал гражданину в отмашку, так что тот с ног слетел, схватил за руку и сказал:
– Вы арестованы!
По дороге подходит какая-то пьяная личность:
– За что вы арестовали лесного сторожа?
– А вы кто такой?
– Я – ревизор лесничества, и вы должны его отпустить, как мужики весь лес разворуют.
Товарищ Мигай на это ответил:
– А я думаю, что вы не ревизор лесничества, а пьяный.
Тот принимает вид серьезный.
– Вы меня не поили, и потому не укоряйте.
– Ну так покажите ваш мандат, и я буду разговаривать с официальным лицом.
Тот пошарил по карманам.
– Нету с собой.
– Ну, я вижу, что ты фальшивый ревизор, и я тебя тоже арестую.
Пошли дальше. Тот прошел пять шагов и опять начинает шабырить:
– За что вы меня арестовали? За то, что я ранен на польском фронте?
– Об этом мне ничего не известно, а за то, что ты фальшивый ревизор. Кто тебе будет арестованный?
– Брат…
– Ну так ты арестован, как незаконно пытавшийся освободить своего брата.
Тот вынимает бумагу. Товарищ Мигай посмотрел бумагу и, увидев, что действительно означенная личность есть демобилизованный красноармеец и ранен на польском фронте, за номером 1273, сказал:
– Иди домой, нам таких демобилизованных не нужно.
И пошел дальше в исполком.
– Вот, – говорит, – человек на меня покушался избить, как пьяный.
Тогда секретарь исполкома говорит:
– Это вовсе не пьяный, а председатель сельсовета!
И, видя свою ошибку, отпустил товарищ Мигай и этого гражданина, как арестованного по недоразумению.
Все вышеизложенное могло бы показаться читателю странным и нимало не отвечающим истинному положению дел, если бы читатель не был осведомлен о таком имевшем место в городе Вышнегорске случае.
Был задержан желдорохраной один гражданин, незаконно торговавший самогонкой, и спросили того гражданина:
– Где покупал?
Повел тогда гражданин желдорохрану в милицию и, войдя в милицию, сказал:
– Здесь покупал.
А когда спросили, кто же ему означенный самогон продал, он показал на Мишку Сыча – в то время, когда каждому известно, что Мишка Сыч отнюдь не самогонщик, а начальник вышнегорской милиции!
Вот какие могут случаться ошибки и единственно только по причине человеческой неосмотрительности, почему и рекомендуется при встрече спрашивать у каждого мандат.
Но происшествие это нисколько не обескуражило нашего героя. Будь на его месте другой, – и пусть у этого другого будет семь револьверов за поясом, и то он неминуемо бы растерялся, но не таков товарищ Мигай, иначе он не был бы героем нашей поэмы: товарищ Мигай на эти, секретаря исполкома, слова только ответил:
– Если он председатель совета, то пусть он даст мне подг воду.
И тогда председатель сельсовета возразил, что подводы по случаю праздника нет и что он, Мигай, может подождать и до завтра, «а ты, – говорит, – ответишь, как оскорбил должностное лицо».
И тут стояла чья-то пегая лошадь, и товарищ Мигай сказал:
– Коли ты не даешь подводу, – я сам возьму!
Сел на эту лошадь, стегнул ее, что есть силы, и пришел на другой день в Лыково пешком из Вышнегорска.
Выслушав эти объяснения, райуполномоченный Птичкин написал бумагу, что факт нанесения волпродинспектором товарищем Мигаем физического удара председателю защекинского сельсовета Терентьеву вполне установлен, но что, по его мнению, нанесение означенного удара обусловлено тем, что товарищ Мигай долгое время находился инспектором означенной волости и его все знают, почему и надлежит ему, Мигаю, как честному и преданному работнику, сделать выговор, с предупреждением отдачи под суд.
И вся переписка отослана была в Лыково на предмет дальнейшего расследования.
И тогда же приехал следователь и установил, что пропавшее мертвое тело принадлежит никому другому, кроме как лыковскому волпродинспектору Мигаю, который и был препровожден в арестное при вышнегорской милиции помещение.
4
Утром прибыло дело о волпродинспекторе Мигае в Лыково, и допрошены были защекинские мужики, а также лосновский мужик Степан Парамонов, и выяснилось, что прибыл Мигай в Защекино из Разгуляева, где был праздник, и вез его лосновский мужик Степан Парамонов на пегой лошади, которая и нужна ему, Парамонову, по хозяйству. А что товарища Мигая знает вся волость, от этого никто не отрекался – их грех.
