Текст книги "Олигарх 6 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Впереди зима, – неуверенно начал говорить инженер Черкасов. – Совершенно неизученные и необжитые места, рядом граница с Китаем и мы не можем даже предположить какая будет реакция его властей на наше появление.

Краем глаза я увидел подошедшего отставного полковника и тут же обернулся к нему.

– Должную нашу реакцию, – я сделал многозначительную паузу, – на возможную маньчжурскую реакцию нам я думаю в состоянии обеспечить господин Осипов, которому я по рекомендации генерала Антонова хочу предложить поступит ко мне на службу. А должную организацию экспедиции я вам господа гарантирую. Поверьте у меня есть в этом серьёзный опыт. Мне приходилось этим заниматься на Аляске и я более чем хорошо представляю все трудности и опасности подобных экспедиций.

Глава 15

Генералу Антонову лететь вперед на всех парах ему резонов не было и мы вечером мы обговорили не которые еще очень ясные детали нашей совместной деятельности. Он поедет не торопясь и возможно сделает еще какие-нибудь отклонения от маршрута.

Мне же надо спешить, на дворе уже практически осень, а неотложных дел становится все больше и больше.

Вот внезапно образовалась срочная экспедиция на Урюм. Невелико расстояние, верст шестьдесят по прямой, не больше. Но это будет в любом случае зимой, а самое главное это идти «по диким степям Забайкалья, где золото моют в горах».

Только тут будут как раз именно эти горы и будут они самые что ни на есть дикие.

Заканчивая наш разговор с господами горными специалистами, я предложил им следовать за мною и мысленно готовиться к экспедиции. Накануне отъезда в Забайкалье мы проведем еще одно большое совещание с привлечением еще некоторых ответственных господ-товарищей, которые получат поручение срочно готовить экспедицию в Иркутске. Мы же, не мешкая, устремимся в Сретенск.

После этого был долгий разговор с полковником Осиповым и почти сразу же я понял, что это именно тот человек, который поможет мне очень быстро организовать столь нужные нам казачье войска: Байкальское и Амурское.

С полковником мы договорились, что он с завтрашнего дня считается на службе у меня и едет со мной в Иркутск, где без раскачки начинает претворять в жизнь наши договоренности по организации новых казачьих войск.

Одними из первых он должен создать три полка Амурского казачьего войска, все они будут называться Первыми Амурскими и в каждом будет по шесть сотен.

Официально казаки-пластуны в России еще не появились, лишь через несколько лет их узаконят на Кавказе. Но реально они уже есть и достаточно давно. Полковник Осипов уже имел опыт воевать с ними бок о бок и выслушав мои пожелания, сам предложил мне начать формирование амурцев с пластунов.

Пластуны будут набираться исключительно из добровольцев. Требования к ним будут самые высочайшие и каждый желающий будет проходить вступительные испытания.

Никакой планки по численности набора в Амурский 1-ый казачий пластунский полк не будет. Полковник считает, что с первого раза мы даже и половины полка не наберем.

Пластуны первые на очереди по одной простой причине: именно они должны будут обеспечить безопасность и успех «золотой» экспедиции на Урюм.

Во вторую очередь будут формироваться Амурский 1-ый казачий полк, который будет обыкновенным конным и Амурский 1-ый казачий пеший полк.

Пеших казаков в России было мало, они откровенно пасынки, какие-то «неправильные», почти «недоказаками». «Правильный настоящий» казак всегда ассоциируется с лошадью, а тут вдруг безлошадный товарищ.

Пластуны это конечно особая песня, они были уважаемыми за своё стрелковое мастерство и какую-то запредельную безбашенность.

А обычный пеший казак это по всеобщему мнению гольтепа, не способная даже обзавестись лошадью.

Но наши пешие казаки планируются совершенно не такими. Во-первых, как и пластуны они должны с лошадями быть на «ты» как и обычные казаки и при необходимости тут же сядут в седло. Поэтому лошади у наших пластунов и пеших были.

Еще и те и другие при необходимости вполне должны пойти в атаку в конном строю. Пластунам пешие казаки естественно будут уступать в спецнавыках и стрельбе, но должны будут уметь вести обычный пехотный бой.

Возможно, что это не совсем правильное решение, но мы решили, что продвижение вдоль Амура требует в первую очередь самую простую пехоту и пока пеших полков у амурцев будет больше, чем обычных конных.

А пластунов – как получится. Кстати в пешие казаки записаться будет немного сложнее, чем в обычные конные, навыков будет требоваться немного побольше.

Например пешие казаки и пластуны должны будут обучиться совершенно новому пока что навыку – окапыванию.

В Байкальском казачьем войске пешие полки тоже будут, но наверное пока. Они сформируются из приписанных заводских крестьян и мастеровых. Никакого насилия при формировании казачьих войск не должно быть и поэтому я уверен, что не все приписанные крестьяне и мастеровые согласятся со сделанным за них выбором и кто-то решит уйти в казаки, бросив например свое рабочее ремесло.

Со временем думаю пешие байкальцы все равно поголовно сядут на лошадей и эти полки среди них умрут естественной смертью.

Со временем у новых казаков появится артиллерия и возможно даже речная флотилия.

Командовать полками будут полковники и никаких отличий в сравнении с русскими казаками не будет.

Наказным атаманом и у байкальцев, и у амурцев буду я, а кто войсковыми видно будет.

Последнее, что я сделал вечером было чтение отчета Ивана Васильевича как он сумел возродить к жизни господина оберштейгера.

Оказывается кто-то сказал Брусницыну, что у меня его ожидает форменная кабала, никакой отставки он никогда не получит и семью свою не увидит. Потрясенный моими «коварством» и «подлостью», Лев Иванович естественно заболел и был уже готов умереть.

Услвшав о моих решениях и предложениях, он сразу же согласился и тут же написал письма своей жене и сыну в Петербург, а Иван Васильевич тут же распорядился в качестве подстраховки Анны Андреевны, организовать приезд его семьи в Иркутск.

Про отставку Лев Иванович как-то сразу забыл и начал строить планы на свою деятельность в здешних местах. Ивану Васильевичу ничего не оставалось другого как предложить ему тут же начать работать с господами горными инженерами.

Ранним утром я со своим сопровождением отправился в Иркутск и уже вечером мы были в нашем компанейском доме, где нас ожидала потрясающая новость: Иван и Ксения стали родителями.

Родившийся мальчик, по мнению наших докторов принимавших роды, не произвел на них впечатление недоношенного ребенка, несмотря на более ранний срок появления на свет. Ксения чувствовала себя отлично, а Иван от радости в буквальном смысле прыгал до потолка.

Мальчика решили назвать Алексеем и в крестные пригласить естественно меня.

Крестить решили на третий день, матушка Ксении была напугана преждевременными родами и настояла на как можно раннем крещении. Крестной стала единственная её подруга, которая не оставила их семью в беде и помогала как могла, будучи такой же вдовой с двумя детьми на руках.

Правда её было всего тридцать и во время венчания у меня мелькнула мысль, что мою новую куму надо выдать замуж.

Матушка Ксении подругу не забыла и Иван по её просьбе начал помогать несчастной женщине. И на крещении она впечатлении несчастной нищенки не производила, очень даже хорошо была одета и выглядела достаточно привлекательно.

Среди гостей были и прибывшие горные инженеры и я поймал заинтересованный взгляд господина Черкасова, которому моя кума явно понравилась.

Я уже знал, что он холост. По молодости он женился на итальянке, детей у них не было, а год назад его жена сбежала с молодым любовником в Европу. По этой причине господин горный инженер и решил уехать куда-нибудь в далекие края.

Одним словом посмотрим, что из этого получится.

Вынужденную задержку я естественно провел с пользой для общего дела.

Во-первых, в Иркутск успел приехать новый генерал-губернатор и все чиновники и иркутское общество в целом успели увидеть наши старые добрые отношения.

Во-вторых, в форсированном режиме была проведена подготовка к будущей экспедиции на Урюм и иркутская часть подготовки была быстро и успешно проведена.

Всё необходимое снаряжение и оборудование должно будет прибыть в Сретенск к пятнадцатому октября. Также как и участники экспедиции завербованные в Иркутске.

Полковник Осипов успел набрать первых желающих служить на Амуре и с нами пойдет первый десяток будущих амурских пластунов. Пока их командиром будет наш сотник Авдей Серов. Он еще раз присмотрится к ним и вынесет свой вердикт о пригодности этих кандидатов к службе светлейшему князю.

В-третьих, у меня была важнейшая беседа с Екатериной Сергеевной, матушкой Ксении и Еленой Федоровной, женой Яна. Говоря языком 21-ого века, дамы решили выступить лоббистами идеи народного образования в Иркутске и попросили меня поддержать идею организации Института благородных девиц в Иркутске.

В переводе на русский это означало: ваша светлость, распорядитесь это сделать и самое главное дайте денег.

Накануне Ян Карлович держал отчет по деятельности с момента нашего появления в Иркутске. Затраты конечно были бешеные, но когда я подвел общий дебит с кредитом по абсолютно всем нашим делам, то откровенно порадовался.

Кубышка пока остается распечатанной, вернее та её часть, которую я пока считаю неприкосновенной. В свете того, что поведал мне генерал Антонов, это очень и очень актуально.

Старые европейские деньги, как он охарактеризовал настоящих финансовых воротил нынешнего мира перед которыми даже Ротшильды еще мальчишки, рано или поздно все равно решат меня хотя бы хорошо пощипать и мне надо к этому очень основательно готовиться.

Я не принадлежу и никогда не принадлежал к тем, кто говорит что деньги решают всё. Нет, господа хорошие, в большой геополитика всё решают большие батальоны.

Но твои батальоны должны быть одеты, обуты, накормлены и напоены по самое не хочу. Они должны быть отлично вооружены и оснащены. У солдат и офицеров не должны быть пустые карманы и батальонов банально должно быть много.

А для этого всего нужны всего лишь три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги.

Покопавшись в своей голове, я понял что немного ошибся. Скоро будут как минимум два мировых события которые можно хорошо обыграть и заработать очередные большие деньги на бирже и в клубе молчунов: будущая первая опиумная война и договор об окончательном урегулировании бельгийского вопроса.

Чтобы вспомнить об этом договоре пришлось очень сильно напрячь свой мозг, но я в конечном счете успешно это сделал. Это произойдет в Лондоне весной 1839-ого года.

Клуб молчунов со своей биржей ставок продолжал успешно работать и исправно приносить мне приличный доход. Но сейчас самым главным была та информация, которую регулярно присылал Федор.

Наша лондонская фирма тоже не бедствовала и потихоньку развивалась, становясь тем, что позднее назовут инвестфондом. Федор умело вкладывал деньги, ориентируясь на мою деятельности и получаемые им инструкции и ни разу еще не прогорал. Всегда был пусть иногда и небольшой, но доход.

Мои прожекты кстати часто им обыгрывались на бирже ставок и тоже всегда приносили немалый успех.

Итогом всей нашей деятельности в Лондоне в итоге были очень существенные доходы, которые позволяли пока не трогать кубышку.

Но главным источником пополнения моих стратегических финансовых запасов как можно скорее должна стать масштабная золотодобыча.

С будущего золота Забайкалья, Магадана, Аляски и прочих российских далей существенную долю должен получить Государь Император.

Но я уже решил, что большую часть получаемых доходов компании буду пускать на дальнейшее развитие.

Конечно карман Государя в накладе от этого не будет, убыточных годов думаю не будет вообще. Но вот например докапитализацию компании, которую я должен осуществить в течении года из своего кармана, я задумал произвести из будущих барышей, а конкретно будущим золотом Урюма.

А вот золотом Калифорнии, а затем и Австралии, а я уже стал задумывать и это, с Николаем Павловичем делится не буду.

Калифорнийские барыши должны полностью оказаться в моем кармане, австралийским золотом я намерен поделиться с Лайонелем Ротшильдом. Обманывать его ожидания мне нет резонов, а такие миллионы привяжут его ко мне прочнее любых родственных уз.

Мексиканские дела и Техас я тоже буду делать не в одиночку. Здесь я надеюсь как раз на союз со старыми европейскими деньгами. Поступающая из разных источников информация о них говорит мне об озабоченности европейцев, в первую очередь англичан, начавшими широко шагать американцами.

В ближайшие два-три года американцы закончат переваривание доставшейся им тридцать лет назад французской Луизианы и перед ними встанет вопрос дальнейшего продвижения на Запад. А тут на их пути стоят мои владения: Техас и Калифорния и индейцы Великих равнин.

Наши шашни с индейцами не являются секретом для американцев, они очень недовольны этим и начинают догадываться, что мы готовим индейцев к войне с наступающими с востока американцами.

Все самое интересное в тех местах начнется года через три. К этому времени все мои владения в России и Америке должны скорее становится одним целым, а для этот надо как можно быстрее начать ходить по Амуру.

И в ближайшее время надо провести переговоры с англичанами и заручиться их поддержкой с противостоянии с США.

Это миссия будет возложена на адмирала, который сейчас надеюсь все еще на Гавайях и должен всё там заканчивать и Лайонель, с которым мне надо встречаться лично.

И мне надо спешить еще и по этой причине.

Настроение после общения с Яном у меня было великолепное и я не откладывая принятия решения в долгий ящик, заявил дамам, что против Института благородных девиц в Иркутске ничего не имею, также как и Иркутского университета. А все рабочие вопросы пусть решают с Яном Карловичем и генерал-губернатором.

Первые кадры пусть черпают среди помилованных декабристов, многие из них по-моему мнению годится только для этого.

В итоге из Иркутска мы выехали утром седьмого сентября.

Провожали дальше всех нас три человека: Ян Карлович, генерал Антонов и друг детства Ванька Петров. Ян был суров и сдержан. Платону Яковлевичу явно было по барабану его положенИЕ.

А Ванька вдруг разрыдался, уткнувшись мне в плечо.

– Алёшка, мне плохо без тебя. Ты мне такой же брат как Васька. Когда вас нет рядом мне кажется что я какой-то, – Иван замолчал и хлюпнул носом подбирая слова, – я какой– то не полный, как будто у меня чего-то нет, рук или ног.

У меня перехватило горло. Две мои сущности давно слились в одну. И жизнь юного Алешки 19-ого века реально была моей жизнью нынешнего князя Алексея, как и жизнь того Алёшки из будущего, но для меня прошлого 20-ого века.

– Вань, – я с трудом начал говорить, буквально выдавливая, из себя каждое слово, – с моей стороны это наверное будет подло выглядеть и твоя Ксюша будет очень злиться на меня. Но постарайся приехать к нам как можно скорее. Ты очень при очень мне нужен. Как и Васька. На Урюм я должен пойти сам. Кто-то должен будет прикрывать спину.

Говорить что-то еще сил у меня больше не было. Никогда бы не подумал, что в общем-то дежурное расставание будет таким тяжелым. Оказывается наши многолетние разлуки были большим испытанием для обоих.

– Алёшка, я тебя понял, – Иван вытер слезы и улыбнулся так, как это делал в детстве, когда мы мирились после наших очень редких ссор.

Еще раз крепко обняв дорогого Ванечку, я повернулся к своим спутникам.

Глаза наших конвойных казаков, да и почти всех присутствующих были в основном размерами с советский пятак. Такая сцена для большинства из них была похоже большим потрясением. Называть светлейшего Алёшкой вообще-то дорого стоит.

Большинство были верхами. Самым удивительным было что даже Лев Иванович сказал, что он поедет верхом.

Впереди нашего отряда уже гарцевали пятерка казаков конвойной полусотни и трое новоявленных пластунов. Они смотрели только на своего командира– сотника Авдея Серова.

Авдей вместе с Иваном Васильевичем, Петром и Анри были ближе всего ко мне. Вытянувшись струнами они ждали моей команды. Один из казаков конвойной полусотни держал моего коня.

Интуитивно поняв мой приказ, Авдей повернулся к коноводу.

Услугами стремянных я почти никогда не пользовался, считая это ниже собственного достоинства. Что что, а в седло настоящий мужчина должен садится без посторонней помощи.

Вскочив в седло, я повернулся к Авдею. Он поднял на дыбы своего скакуна и в самой верхней точке скомандовал:

– Марш, марш, вперед!

Забайкальская экспедиция началась.

Глава 16

Наш отряд весьма внушителен. Все, кроме двух инженеров, оставшихся в Черемхово, идут со мной. Кроме них, в отряде десяток отобранных кандидатов в пластуны, Лев Иванович, восемнадцать человек, набранных им в Иркутске для Урюмской экспедиции, и полковник Осипов со своими людьми.

Несколько дней, вынужденно проведенных в Иркутске, я использовал с большой пользой.

Первое, что я сделал, – это познакомился с казаками и офицерами Иркутского полка, находящимися в городе. Командир полка откровенно попросился на покой, и Владимир Ильич среди других офицеров отобрал четырех человек, которые будут проводить реформирование Иркутского полка.

Кто-то из этой четверки станет как минимум новым командиром полка, и полковник сразу же сказал, что прежние заслуги и чины будут играть далеко не первую роль.

Кроме этого, он выбрал среди офицеров полка пару, которая будет сопровождать его в Забайкалье.

Генерала Антонова я попросил присматривать за реформированием Иркутского полка и выделить полковнику Осипову временно одного из офицеров, прибывших с ним.

Так как наша задача – как можно скорее оказаться в Сретенске. Все едут верхом, а казаки еще ведут два десятка сменных лошадей.

Отставать имеют право только медики и полковник Осипов с казаками, если на то будет служебная необходимость. Инженеры и сотрудники будущей экспедициитакойпривелегии не имеют.

Первые сто верст от Иркутска до Култука желательно преодолеть за сутки. Это вполне реально.

Люди и лошади все свежи, как молоденькие огурчики, дорога – загляденье. Только знай лошадку пришпоривай.

Дорога Черемхово–Иркутск–Култук–рудник «Первенец» – наша стройка номер один и сейчас главная забота и головная боль Яна.

По ней с рудника сплошным потоком идут обозы с железной рудой и малейший сбой может привести к остановке металлургического завода. Здесь уже построены все мосты и полотно готово для укладки железной дороги.

Её полотно стахановскими темпами начали укладывать со стороны Черемхово на второй день после появления новых господ инженеров. Подготовительные работы, проведенные Иваном и Яном, получили их высочайшую оценку, и они, посовещавшись, решили не тянуть резину и начать строительство собственно железной дороги. Все недоделки подвижного состава будут устранять уже в процессе.

Ширину колеи выбрали брюнелевскую – семь футов и четверть дюйма, в переводе на метрическую систему – 2140-ок миллиметров.

Такая ширина колеи меня сильно озадачила. Это намного шире не только будущей стандартной европейской, так называемой «стефенсоновской» колеи в 1435-ть миллиметров, но и шире знакомой мне советской колеи в 1520-ть миллиметров.

Аргументы господ инженеров были слово в слово аргументами нашего дорогого и уважаемого Изамбарда Кингдома Брюнеля. Этого же мнения придерживались братья Петровы и отец с сыном Черепановы.

Наша дорога – первая в России, и когда мы доведем её до Европы, она все равно будет законодателем мод в нашей стране. А что там Англия и прочие Европы решат, нам должно быть до будущей электрической лампочки.

При наших расстояниях выгоды широкой колеи, а точнее её возможная более высокая скорость движения и использование более грузоподъемных вагонов, – это ежегодно тысячи, затем сотни тысяч и миллионы рублей экономии.

А больший комфорт будущих пассажирских перевозок будет еще и приятным бонусом.

Как только мы выехали из Иркутска, я увидел, что Ян Карлович превзошел самого себя.

На строящейся дороге был настоящий человеческий муравейник. Ян умудрился чуть ли не вдвое увеличить количество рабочих, и будущая железная дорога еще и еще раз измерялась, укреплялась и выравнивалась. Уже готовые участки производили впечатление идеально ровного полотна.

Такие работы Ян организовал от самого Черемхова до Култука, а затем до рудника и мне после увиденного стали понятны рекордные суточные укладки самого полотна, отчеты о которых приходили в контору компании ежесуточно.

Работы велись непрерывно, день и ночь. В отдельные сутки укладывалось уже по десять верст железнодорожного полотна.

Я даже испытал некоторую досаду, что первый поезд придет в Иркутск без меня. А это явно произойдет еще в этом сентябре.

Как и планировалось, до Култука мы добрались за один дневной переход. Заранее высланные люди приготовили походный лагерь для нашего комфортного размещения. Всех ждали удобные постели и хороший ужин.

Все лошади были тщательно осмотрены, четверых забраковали и тут же привели ремонтных.

Впереди нас ждала самая тяжелая и сложная часть нашего перехода – почти двести пятьдесят верст по вновь проложенной южной части Кругобайкальской дороги.

Исторически в Забайкалье дорога идет по другому маршруту.

От Иркутска вдоль Ангары пятьдесят верст до Листвянки на берегу Байкала, затем вдоль него на северо-восток до Голоустной. Это еще почти пятьдесят верст.

Самая сложная и, что очень важно, опасная часть пути – следующие пятьдесят верст паромной переправы через славное море, священный Байкал, до пристани Посольской, от которой еще семьдесят пять верст до почтовой станции Кабанской.

Всего получается сто двадцать верст. Нам до Кабанской ехать почти триста пятьдесят.

Но это по земле и круглогодично. А переправа через Байкал – это всегда опасно. Не было еще ни одного года, чтобы он не забирал кого-нибудь. Совершенно непредсказуемая байкальская погода, когда сильные штормовые ветра, особенно весной и осенью, налетают внезапно и всегда неожиданно. Знаменитая байкальская сарма – ветер со стороны реки Сарма – вообще страшная штука.

И частенько большому кораблю не хватает суток, чтобы пройти эти пятьдесят верст. А вот небольшие дощаники вполне управляются за летний световой день.

В Иркутске хорошо помнят катастрофу большого бота «Николай», случившуюся пятнадцать лет назад. Большинство пассажиров и моряков спаслись на шлюпке, но все равно пять человек погибло при крушении.

Ледостав осенью, а затем вскрытие озера весной, прерывали всякое сообщение между берегами. Зимой, естественно, прокладывали санный путь. Он тоже был не сахар. Достаточно частые почтовые станции, выставленные на льду, конечно, снижали риски, но внезапные жуткие метели делали свое черное дело и регулярно забирали кого-нибудь. А еще были и настоящие сибирские морозы, которые любое нахождение на улице превращали в подвиг.

Одним словом, я считал традиционный маршрут большим риском, а ненужный риск – дело свинячье. Тем более когда от тебя зависят десятки других жизней.

Кроме этого, мне нужно своими глазами посмотреть и оценить будущую дорогу вокруг Байкала.

Хорошая подготовка, замечательная сама дорога и свежие лошади дали нам возможность в первый день пройти сто верст. Но двести пятьдесят верст вокруг озера до Кабанской мы будем ехать пять суток.

На будущей дороге активно строятся мосты, и уже через каждые двадцать пять верст поставлены стационарные, полностью оборудованные, оснащенные и укомплектованные почтовые станции.

На любой из них мы можем остановиться на отдых и при необходимости поменять лошадей. Наши суточные переходы будут не больше пятидесяти верст, и я лично надеюсь, что мне не придется менять своего скакуна.

Хорошо обученного пятилетнего жеребца новой забайкальской породы, которую уже часто называют амурской, Иван предложил мне в первую поездку в Черемхово.

Серый в яблоках конь по кличке Серко мне сразу же приглянулся. И я ему, похоже, тоже оказался по душе.

Серко повел себя со мной как со старым хорошим знакомым и каждую нашу поездку только радовал меня своей послушностью, хорошим ходом и выносливостью.

Он меня устраивал на все сто и желания менять его на какую-нибудь сменную лошадь у меня не было. Хотя обычно я в этом вопросе не комплексовал, но Серко уж очень оказался мне по душе.

Хорошо отдохнув в Култуке, мы отправились вокруг Байкала, заодно посмотрев на две дороги, ведущие на наш рудник и в Кяхту.

Количество рабочих на Кругобайкальской дороге было несравненно меньше, работа более-менее кипела только на строительстве мостов.

Пока что все встретившиеся мосты были проезжими для верховых и проблем с этим не возникало.

Строящаяся дорога была уже тоже вполне приличной для проезда верховых, а вот повозки и телеги кое-где проезжали не без труда.

Но все равно дорога произвела сильное впечатление на инженеров нашего отряда. Они постоянно переглядывались и часто шептались. Несколько раз я слышал их тихие восторги от увиденного. Плод трудов братьев Петровых их, похоже, сильно впечатлил.

Мне новая дорога тоже понравилась. Увидев её, я окончательно поверил в реальность воплощения наших планов строительства настоящих дорог в глухом Забайкалье.

К моему немалому удивлению, до Кабанской мы добрались, как я и планировал, через пять суток, причем без каких-либо приключений. Даже как-то было от этого не по себе – ехать по совершенно еще диким и необжитым местам вдоль диких берегов Байкала и без приключений.

Такое впечатление, что от Питера до Валдая прокатились. Даже совершенно нечего жене в письме написать.

Молодцы мои друзья детства, на самом деле просто чудо в глухой тайге сотворили.

От Кабанской до Читы – пятьсот пятьдесят с небольшим верст, затем до Нерчинска еще двести пятьдесят и почти сотня до Сретенска. Это почти тысяча верст. Расстояние очень и очень серьезное.

Тем не менее, крайний срок доезда до Сретенска – первое октября. Верст сто нынешнего тракта от реки Уды до Читы – не дорога, а ужас.

Василий молодец, не жалея денег, он параллельно с реконструкцией существующей дороги Верхнеудинск–Чита–Нерчинск прокладывает совершенно новую дорогу.

И, возможно, разумно будет все-таки проложить совершенно новую дорогу южнее, как это было сделано в моем покинутом прошлом.

Правда, там сейчас от Петровского Завода до Читы – совершенно дикий необжитый край, куда даже соваться страшно.

Снаряженные Василием поисковые партии ходятпо тем краям, оценивая различные варианты, тем более что до Петровского Завода дорога по любому нужна. Сейчас это единственный в Забайкалье производитель столь необходимого железа.

На Кабанской меня ждал большой сюрприз – компанейский фельдъегерь из Кяхты.

Путешествие по Сибири меня почти буквально размазало и растоптало. То, что это не легкая прогулка, я, конечно, понимал, но откровенный бардак на порядок усложнивший дорогу… Это было нечто.

Поэтому одна из первых задач, поставленных мною перед Яном, – срочное улучшение почтового и прочего сообщения в наших пределах и по возможности на всем Главном Сибирском почтовом тракте от Челябинска до нас.

Кардинально изменить ситуацию во всей Сибири нам еще не по силам, для этого надо построить новую дорогу, но держать в страхе народ на почтовых станциях я вполне могу.

Но одного кнута, конечно, недостаточно, нужен, естественно и пряник. Причем он должен быть большим и вкусным.

Для стимулирования смотрителей и прочего народа, служащего и кормящегося на тракте, я распорядился регулярно выделять такое количество дензнаков, чтобы наши выплаты, регулярные и премиальные, были самыми значительными в доходах этих людей.

Ну, а в наших пределах я распорядился просто провести тщательную проверку этого дела и создать единую компанейскую почтово-транспортную службу.

И вот в Кабанской я увидел наших фельдъегерей во всей красе.

Господин Го, оказывается, решил ждать моего ответа не в Урге, а в маньчжурском пограничном форте Маймайчэне, построенном специально напротив Кяхты. Туда он приехал под благовидным предлогом, якобы для какой-то проверки.

На мой взгляд, это прокол господина Го. Можно рассказывать любые сказки про проверки, но факт – совершенно другое.

Господину Го договор со мной очень нужен, и время его капитально поджимает.

Василий сразу же после появления в Забайкалье озаботился созданием своей личной разведки и контрразведки. Его тайных людей в Кяхте было уже достаточно, чтобы все там негласно контролировать, и, конечно, были каналы на другой стороне.

Эти-то каналы тут же донесли, что гонец в Пекин умчался еще до того, как наши вернулись в Кяхту с текстом подписанного господином Го договора.

С нашей стороны договор должен подписать Ян Карлович, а подтвердить и удостоверить его полномочия должен генерал-губернатор.

Компанейская контора была не в самой Кяхте, куда мне Государем официально запрещено совать свой нос, а на северной окраине Троицкосавска, городом-спутником которого является сама Кяхта. Буквально в пяти метрах от границы Троицкосавского градоначальства.

Формально запрет Государя мы не нарушили, а по факту он был всем до одного дела, главное, чтобы Кяхта исправно давала плановый доход в казну. Но тем не менее государево слово надо блюсти.

У начальника нашей конторы были четкие инструкции, как действовать, и он тут же послал компанейского фельдъегеря в Кабанскую.

Я еще раз перечитал текст нашего договора. Итак, осталась самая малость – произвести первые положенные платежи, и дело окончательно будет в шляпе.

Платить я решил не из своего кармана, а пригласить поучаствовать в этом деле иркутское и забайкальское купечество.

Дождавшись, когда текст договора прочитает Иван Васильевич, я распорядился:

– Иван Васильевич, когда фельдъегерь отдохнет, прикажите ему не торопясь ехать в Иркутск. Пусть Ян Карлович готовит отправку денег в Китай.

В Кабанскую мы приехали часа в три пополудни и все хорошо отдохнули перед следующим броском до Верхнеудинска, до которого почти сто верст, но бывалые люди на почтовой станции заверили меня, что дорога сейчас ужетакая, что на хороших лошадях верхами вполне реально за день добраться до этого местного центра цивилизации.

Как это ни удивительно, но мы за день действительно доехали до Верхнеудинска, правда, уже было достаточно темно, когда мы въехали во двор компанейского подворья.

Здесь в Забайкалье наши конторы в Верхнеудинске, Чите, Нерчинске и Сретенске называют подворьями. И это, на мой взгляд, правильно. Потому что это большой постоялый двор, приличная гостиница, склады, мастерские, собственно компанейская контора и обязательно вооруженная охрана.