Текст книги "Олигарх 6 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

После разговора с господами-декабристами я чувствовал себя как выжатый лимон. Но, как бы то ни было, мне предстоял еще один важный разговор.

Время нас поджимало, и нужно было безотлагательно решить, кто возглавит наших людей, которым предстояло закрепиться в верховьях Амура с приближающейся зимой.

У Василия была кандидатура – Ксенофонт Пантелеевич Телешов. Я уже успел с ним познакомиться и полностью согласен с выбором Василия.

Ксенофонт Пантелеевич знал, о чем пойдет речь, и на мой вопрос без раздумий и колебаний ответил согласием.

– Ксенофонт Пантелеевич, я приказал освободить нижних чинов декабристов. Мы только что с ними общались, и они попросили разрешить им отправиться на Амазар. Возьмешь их под свое начало?

– А чего не взять? Возьму, – ухмыльнулся Телешов. – Мне нерчинские рассказывали, что они давно раскаялись в том, что пошли против Государя. Если они выжили на каторге, то справятся и на Амазаре. А бежать оттуда им некуда. Да и не получится – места там страшные, особенно зимой.

Побег можно попытаться совершить всегда и везде. Вот только будет ли он успешным. Я лично считаю, что шансы на успешный побег в тех местах равны нулю.

– Хорошо, с этим вопросом решили. Теперь у меня к тебе, Ксенофонт Пантелеевич, другой вопрос. Ты знаешь, что у нас скоро будет новое казачье войско – Амурское?

– Наслышан, ваша светлость.

– Так вот, ты, конечно, уже выслужил свое, но я предлагаю тебе еще немного послужить. Если согласишься, то будешь первым есаулом нового войска, – скромно сидящий в уголке Иван Васильевич довольно хмыкнул. Это его идея, и он явно доволен.

– А чего же не послужить, ваша светлость? – довольно заулыбался Телешов. – Тем более есаулом. На старости лет благородием стать.

– Тогда у меня, господин есаул, остался последний вопрос. Ты у нас хоть и в годах, но муж и отец еще молодой.

Телешов женился после сорока на девице, младше его почти на двадцать пять лет. Василий сказал, что это была безумная любовь с обеих сторон. У молодых уже двое детей – мальчики-погодки.

Живут они в редкой глуши даже по местным меркам, в деревне Урюпино на Аргуни. Там нет ни храма, ни школы, ни самого захудалого лабаза. Это последнее русское поселение на этой пограничной реке до самого Усть-Сретенска. От него начинаются дикие и страшные места нижней Аргуни, где у любого человека шансов пропасть намного больше, чем выбраться оттуда живым.

Страшных историй о тех местах в Забайкалье ходит множество, и во многих фигурируют жестокие нравы, царящие по обе стороны границы. В сравнении с порядками среднего Приаргунья это просто ад на земле.

Это, кстати, еще одна из стоящих передо мной задач – умягчение нравов и повышение нравственности обитателей этих мест.

– Твоя семья живет в Урюпино. Полагаю, будет лучше, если она переберется куда-нибудь поближе, например в Сретенск.

– Ваша светлость, дозвольте на Шилкинский. Фрося у меня круглая сирота, а там ее бабушка живет.

– А у тебя самого родня есть?

– Нет, ваша светлость, один как перст был. Теперь вот Бог послал жену и деток.

Покров у русского народа считается началом зимы, и здесь, в Забайкалье, это частенько действительно так. В этом году ближе к полудню резко похолодало, а затем начался снегопад.

Осень сопротивлялась недолго, и уже через неделю началась настоящая зима.

На Шилке сразу же у берегов начал образовываться лед, а к середине месяца морозы сковали ее окончательно, и река встала, закованная ледяным панцирем.

К началу ноября лед уже был настолько прочным, что первого числа открылся зимник до Усть-Сретенска, и туда из Горбицы пошел первый зимний обоз.

Первая наша Амурская экспедиция быстро завершила все приготовления и еще по воде ушла в Усть-Сретенск, а затем сразу же двинулась вперед по Амуру.

Горячие головы и персонажи, склонные к авантюрам, наверное, есть везде. И мне пришлось довольно жестко пресечь авантюрные предложения сломя голову броситься вперед на Урюм. Даже пришлось заявить, что экспедиция состоится только тогда, когда я сочту ее подготовленной.

Посовещавшись еще раз, мы с Василием решили сделать Горбицу местным центром цивилизации и опорным пунктом для нашего броска на Амур.

Здесь будет госпиталь с амбулаторией, школа с семилетним сроком обучения, большие склады с магазинами и горная контора.

К весне, когда образуется Байкальское казачье войско, Горбица станет казачьей станицей, и здесь появится станичное правление.

Если Урюмская «золотая» экспедиция будет успешной, то Горбица станет нашей опорой в непростом освоении новой золотой провинции. Если нет, то после нашего продвижения на Амуре она останется просто казачьей станицей.

Наши прибывшие в Горбицу господа рудознатцы и горные инженеры в успехе экспедиции не сомневаются и деятельно готовятся к ней.

На подготовительных работах заняты две сотни человек. Одна строит дорогу вдоль реки Горбица или правильнее говорить Горбичанка, другая занята перевозкой грузов, необходимых для экспедиции, в строящуюся большую почтовую станцию в тридцати километрах от Шилки.

В этом месте будущая дорога расстается с рекой и уходит влево. По нашим оценкам, это как раз середина расстояния до предполагаемого золотого месторождения. Еще одна станция, немного поменьше, устраивается на середине уже построенной дороги.

Если мы не найдем на Урюме золото, то там, куда мы придем, все равно будет строиться для начала большое село. Мы с Василием решили, что возможно будущая железная дорога дойдет до Горбицы и уже отсюда пойдет на север.

Ее маршрут пройдет вдоль нашей строящейся дороги, и на Урюме она повернет на восток.

Или будет две ветки, одна из Сретенска, другая через Горбицу.

Поэтому Горбица в любом случае будет развиваться.

Какие-нибудь господа экономисты из покинутого мной XXI века наверняка раскритиковали бы меня за такое решение и принялись доказывать его полнейшую экономическую несостоятельность. Но мне на это плевать. Я хочу, чтобы этот ужасный медвежий угол междуречья Аргуни и Шилки стал другим, чтобы здесь появились блага цивилизации в лучшем смысле этого слова.

Я, конечно, без дела не сидел и не раз побывал в Сретенске, на Шилкинском и, конечно, в Горбице. Но больше всего времени я провел в Усть-Каре.

Это только что основанный поселок золотодобытчиков на Карийском месторождении. Сама добыча ведется выше по Каре, но поселок решено строить на берегу Шилки.

Вышедший на пенсию штейгер Яков Семенович Костылев оказался очень деятельным человеком и не имеет ни малейшего желания ждать у моря погоды, дожидаясь следующей весны для начала настоящих работ на месторождении. Он быстро провел необходимую разведку и действительно нашел богатейшую золотую жилу.

Разработка месторождения будет вестись открытым способом с использованием промывочной машины Льва Ивановича Брусницына.

После нашей первой беседы он доработал предлагаемую им машину, и сейчас это, на мой взгляд, лучшее, что есть в мировой золотодобыче.

Я так смело утверждаю, потому что знаю: в этом деле Россия впереди планеты всей, а я с Львом Ивановичем – лучшие в нашем Отечестве.

Яков Семенович сразу же оценил достоинства машины Брусницына и заявил, что не откладывая дела в долгий ящик, начнет ее строить на своем прииске.

Как это будет выглядеть в реальности, я не представлял. Банально, по моему мнению, на сотни километров вокруг нет ни одной захудалой мастерской, где можно делать детали машин. Но оказалось, что я ошибаюсь.

Я считал, что ближайший завод, где могут начать делать машины Льва Ивановича, – это Петровский Завод. Но это оказалось моим глубочайшим заблуждением и просто банально не владея ситуацией, упустил из виду возможности относительно близкого от нас Нерчинского Завода и рудников вокруг него.

А Яков Семенович их знал отлично и тут же на пальцах мне все объяснил. На Нерчинский Завод в этот же день «полетел» компанейский фельдъегерь с моим соответствующим приказом.

А пока суд да дело, деятельный господин, бывший штейгер, начал работы по старинке, но с небольшим техническим усовершенствованием. Он попросил пошить огромные пологи, которые были натянуты на специальные каркасы.

Внутри них можно будет разводить костры, что позволит работать в относительной сухости, а самое главное – всегда в тепле и не на ветру.

Но самым главным было то, что на прииске не было подневольного труда. Абсолютно все работники – вольнонаемные, которым я гарантировал человеческое отношение и достойную оплату. Но это нисколько не отменяло строжайшей дисциплины и порядка на прииске.

За первые недели работы никаких серьезных замечаний у меня не было. Работа на прииске и в Усть-Каре кипела, и уже были первые производственные успехи – получены двести граммов карийского золота.

Четырнадцатого ноября прибыл фельдъегерь из Нерчинска, и я получил кучу писем: из Питера от светлейшей княгини Софьи Андреевны, отчеты Яна Карловича и полковника Осипова. А под вечер и письмо из Усть-Сретенска от есаула Телешова.

Две новости из дома были совершенно потрясающие: из Америки вернулся Матвей, отчет он обещает прислать немного позже; Сергей полностью здоров и опять отбыл на Кавказ.

Все остальное самое обычное, ничего экстраординарного. Абсолютно все и везде, в России, Европе и Америке, идет своим чередом.

Ян успешно заканчивает в Прибайкалье все «реформы», предписанные Государем. Это совершенно не удивительно. Он и братья Петровы уже провели огромную подготовительную работу.

Господ декабристов почти всех уже перевели в Иркутск, нет только нескольких человек, которые задержались из-за проблем со здоровьем.

Неожиданностей господа декабристы не преподнесли, «отказников» среди них не оказалось.

Мы договаривались до первого ноября провести учредительные войсковые круги для юридического оформления создания Байкальского казачьего войска. Но собравшиеся в Чите забайкальцы решили поступить иначе.

Они, конечно, поддержали эту идею, но решили подготовиться к такому важному мероприятию тщательнее и провести учредительный войсковой круг весной, в марте или начале апреля. А главное, чтобы в нем участвовал светлейший князь Новосильский.

Прочитав обоснование этого решения, я только развел руками и сказал Ивану Васильевичу, что простые казаки, приехавшие в Читу, просто молодцы.

Конечно, нужно еще поработать с народом, понять, какова точно будет общая численность народа и сколько будет служивых. По-хорошему, надо решить с бурятами, тунгусами и горнозаводским народом, кого включить в состав нового казачества.

Ну и, конечно, вопрос моего личного присутствия – это на самом деле обязательно.

Временным войсковым атаманом Забайкальского отдела избрали полковника Осипова и поручили ему подготовку к весеннему съезду.

Предварительно решили, что в Забайкалье будет шесть конных полков, четыре отдельные сотни, три пеших батальона, желательно пара артиллерийских батарей и отдельный батальон пластунов.

Для подготовки молодых казаков – два учебных конных полка и пеший батальон. Их основной постоянный состав должен быть из опытных казаков-ветеранов.

Всю территорию надо будет разделить на шесть округов. Каждый округ будет выставлять конный полк, пеший батальон будут выставлять два округа. Отдельные сотни, батареи и пластунский батальон формировать без привязки к округам. Как и учебные полки и батальон.

Особенно меня поразило предложение составить полки и батальоны смешанными, хотя первоначальной идеей было создать отдельные «братские» бурято-тунгусские полки.

Яростными противниками этой идеи оказались казаки, успевшие приехать с самых дальних пограничных караулов юга Забайкалья.

На будущий учредительный съезд должны собраться делегаты со всех округов.

Предлагаемое количество полков и батальонов меня сильно озадачило. Это означало, что в Забайкалье постоянно под ружьем будет находиться не меньше десяти тысяч молодых сильных мужчин.

А ведь кроме этого еще будет куча служивых в различных управлениях и управах или как там будет называться власть в тех же станицах.

Но, поразмыслив, я решил, что на самом деле казаки предлагают самую оптимальную структуру организации жизни в этих суровых краях.

Вся серьезная хозяйственная деятельность – целиком и полностью моя прерогатива. Тут они никаких препон чинить мне не собираются и даже предлагают оформить это отдельным решением. А вот всякие школы, поддержание порядка, содержание всей инфраструктуры и прочая социалка – это их забота.

Причем опять же отдельно предлагают подчеркнуть, что моя светлость будет не просто финансировать все это пиршество, но и по каждому вопросу желательно знать еще и мое мнение. А оно будет почти решающим.

Но больше всего меня потрясло, как предлагается решить «гнилой» вопрос отношений с царем-батюшкой. Понятное дело, что как только запахнет реальным сепаратизмом, это мероприятие тут же свернется, и хорошо, если по добру и по здорову.

Какое бы войско мы ни создали, империя найдет на нас управу и раздавит как клопов.

Поэтому казаки решили действовать по принципу «не буди лихо, пока тихо». И предлагают иметь в будущем войсковом управлении две должности, так сказать, «ока государева»: имперского комиссара, подчиненного генерал-губернатору, и подчиненный только ему жандармский пост из трех человек.

Их задача одна единственная – следить, чтобы не завелась антигосударственная смута или еще что-нибудь плохое.

Сначала этот реверанс в сторону российских властей мне очень даже не понравился. Но, поразмыслив, я согласился с предложением казаков. Калачи они очень тертые, а те, кто пришел сюда по моему зову, в особенности, и хорошо знают, что за такое Российское государство. Поэтому скорее всего придется согласиться с этим предложением.

Времена побегов русских людей в казачьи края за волей уже ушли в прошлое, но их отголоски еще остались, и казаки предложили возродить старый принцип: «с Дона выдачи нет», но, конечно, не с Дона, а «из-за Байкала».

И вот тут-то без жандармов не обойтись. За каждого такого нового казака надо будет вносить выкупной платеж. За него самого родимого и семью, которая должна будет последовать за ним.

Потребность в увеличении численности казаков долго будет стоять в нашей повестке, и в войско может вступить каждый желающий. Но он должен быть российским подданным, не иметь долгов, не состоять в «черном» жандармском списке и не быть в розыске.

Этот момент самый скользкий. Розыск розыску рознь. А «черный» жандармский список вообще вещь мне неведомая. О ней мне поведало секретное дополнение к Сониному письму.

Он появился недавно, и в нем те, кого власти будут требовать выдать от кого угодно, независимо от места нахождения. Кроме этих людей, в нем много раскольников и адептов всяких сект.

Выдачи этой публики будут требовать и от меня. Но те староверы, кого мы принимаем, в этом списке не фигурируют, а остальные мне самому и даром не нужны.

Иркутский отдел пока временно лично возглавляет генерал Антонов. Причина такого неожиданного решения очень простая – кандидат на должность в Иркутском отделе был болен.

Генерал-губернатор лично провел учредительный круг, и этот отдел можно считать созданным и юридически, и фактически.

Работы там, конечно, непочатый край, одна доработка всяких документов чего стоит.

Но уже есть в наличии два конных полка – 1-й и 2-й Иркутские и Иркутский пеший батальон. Их осталось только доукомплектовать до штатной численности.

1-й Иркутский – это реформированный уже существующий казачий полк, и он продолжил несение привычной службы.

Вместе с уже почти сформированным пешим полубатальоном полк продолжил плавно перехватывать несение службы на границе.

2-й Иркутский надо еще доводить до ума. Он, можно сказать, будет учебно-инвалидным. Его основное предназначение – подготовка молодежи и только при необходимости реальная боевая служба. Будут еще две отдельных учебных сотни, одна из них пешая.

Кроме этого, будет и две отдельных сотни, которые по факту будут конвойными.

Никаких реформ в Якутске пока проводиться не будет. Сначала надо численность местного полка довести до штатной, а во всех полках нового войска будут одинаковые штаты, а якутских сделать настоящими казаками.

Сейчас их казаками назвать можно с большой натяжкой. Поэтому в ближайшее время в Якутск должно отправиться несколько сотен добровольцев, согласных там служить.

Приписанное к Иркутскому отделу казачье население – шестьдесят тысяч без нескольких сотен. Это только чисто Иркутское Прибайкалье.

Заниматься иркутские казаки пока будут преимущественно сельским хозяйством, а дальше видно будет.

В отличие от Забайкалья, где казачество пока будет почти преобладающим среди его населения, в Прибайкалье казаки в меньшинстве. Ян Карлович оценил население Иркутского Прибайкалья в двести пятьдесят тысяч.

Я, честно говоря, считал эту цифру немного меньше, но Ян Карлович, наверное, лучше меня владеет ситуацией, поэтому надо ориентироваться на его данные.

Глава 23

Ян Карлович с первого дня своего появления готовился к реформе казачества в Прибайкалье и уже фактически создал два крупных казачьих района.

Один из них – Нижнеудинский уезд, где расположены плодородные земли вокруг самого города. Там было много свободных территорий, и Яну удалось создать большой, практически полностью казачий район. Немногочисленное местное население он убедил записаться в казаки, а у особо упрямых просто выкупил землю. Здесь уже можно было смело вводить казачье самоуправление.

Еще один крупный район поселения казаков появился южнее Иркутска на обоих берегах Ангары. Однако здесь, в лучшем случае, только половина населения была казаками.

Было также несколько других районов: один небольшой в том же Нижнеудинском уезде, в районе села Куйтун, и настоящая россыпь вдоль тракта Култук – Тункинская крепость – Китайская граница.

Русское население в тех краях постепенно увеличивалось еще до нашего появления, а вмешательство Яна лишь значительно ускорило этот процесс.

Тункинская крепость – это просто название; острог там когда-то существовал, но реальной крепости никогда не было. Местные называют это место Тункой.

Благодаря усилиям Яна Карловича здесь теперь образовался небольшой казачий район. Он сумел поселить в Тунке и её окрестностях почти пятьсот новых русских семей. Это были переселенцы: уральские и оренбургские казаки, а также староверы, изъявившие желание вступить в казачье сословие.

Но главное достижение заключалось в том, что почти все местные жители, включая бурят, согласились принять его предложение и пожелали стать казаками.

Управление в долинах рек Тунка, Иркута и верховьях Оки осуществляет одна из Степных Дум – Тункинская, созданных в Иркутской губернии несколько лет назад.

Бурятское население здесь насчитывает около десяти тысяч человек, и почти тысяча мужчин из них должны влиться в ряды казаков.

Ян Карлович рассчитывает, что за зиму в этих краях можно будет организовать настоящее казачье самоуправление – Тункинское станичное управление.

Степная Дума будет переименована в бурятский отдел, и пока управление инородцами и их гражданская жизнь останутся без изменений.

За исключением одного нововведения: все дети до четырнадцати лет должны будут учиться в специально созданных училищах для инородцев. Главным предметом, а первоначально и единственным, будет русский язык. Взрослые также могут посещать эти занятия на добровольной основе.

Никаких отдельных братских полков и сотен в Иркутском отделе не будет. Казаки-инородцы будут осваивать русский язык на службе, и я очень надеюсь, что её совместное несение со временем приведет к появлению станиц со смешанным населением. Пока же буряты будут продолжать жить в своих стойбищах.

Русское население будет сосредоточено в трех крупных станицах. Две из них уже существуют: это само село Тунканское и расположенное ниже по течению Торское. Их население увеличилось за счет переселенцев, особенно в Торском.

Третья станица создается практически с нуля там, где стоит Хинганский пограничный караул. Раньше постоянного русского населения здесь не было, но уральские казаки-староверы, пришедшие с Яном, сами пожелали поселиться в этих диких краях. К ним присоединилось еще несколько десятков семей простых староверческих переселенцев.

Они основали Хинганскую станицу и два отдаленных хутора: Норин-Хоройский и Окский, на месте одноименных караулов. Эти хутора расположены в бассейне реки Ока, который начинается за перевалом Нуху-Дабан, северного отрога самой высокой вершины Саян – Мунку-Сардык. До него по прямой меньше десяти верст.

Это сквозная арка в известковом утесе, через которую проходит тропа. За перевалом начинается Окинское плато.

Как новые казаки-староверы собираются постоянно жить в таких условиях, я лично не представляю, но Ян уверен в них. Из этих казаков будет сформирован Окинский взвод одной из сотен 1-го полка, и они будут постоянно охранять границу России в тех местах. Всего Тункинское станичное управление будет выставлять не менее трех сотен казаков.

Дальше, в сторону Бирюсы, службу будет нести переменный состав Нижнеудинского караула.

Кроме этих станиц, в Тункинской долине есть еще несколько русских хуторов, и скоро появятся железнодорожные разъезды, когда сюда придет дорога до рудника «Первенец».

На руднике постоянного населения немного – всего двадцать человек со своими семьями. А вдоль дороги Култук – Тункинская станица построены три больших почтовых станции. Их главная задача – обеспечение движения обозов с рудой.

Но самым большим своим успехом Ян Карлович считает создание Тункинского «колхоза».

Слово «колхоз», по моему мнению, лучше всего подходит для описания того, что Ян создал в Новоселово и его округе. Это действительно коллективное хозяйство в лучшем смысле этих слов.

Уезжая в Сибирь, он взял с собой бывших крепостных из одной из деревень, купленной нами в Рязанской губернии. Помещица, столичная фифочка, почему-то испытывала патологическую ненависть к своим крепостным и, унаследовав имение после смерти родителя, сразу же продала его мне. Ее условием было, что я выведу крестьян в какие-нибудь отдаленные российские земли.

Сделку оформлял Ян. Когда я предложил ему поехать в Сибирь, он попросил разрешения взять этих бедолаг с собой.

Об успехах нашего хозяйства в Новоселово эти крестьяне уже знали, и мало того, почти половина из них успела поработать у нас по найму. Поэтому они везде активно пропагандировали передовой опыт Яна Карловича. Четверть из них решила осесть в Нижнеудинском уезде, четверть отправилась в Забайкалье, а половина – в Тункинскую долину.

Все они, естественно, записались в казаки и стали основой организуемого Яном Карловичем «колхоза».

Неожиданно для всех, включая, вероятно, и самого Яна, дело сразу же пошло успешно. Нынешний год оказался настолько удачным, что осенью русские крестьяне почти поголовно начали вступать в «колхоз».

Конечно, главным фактором успеха в создании казачьего войска и Тункинского «колхоза» были мои деньги. Все казаки, как старые, так и новые, получили хорошие подъемные. На эти деньги они смогли приобрести всё необходимое для несения полноценной службы, включая по одной лошади, пригодной для строевой службы.

Молодые казаки в будущем также будут получать денежную помощь при поступлении на службу.

Царь-батюшка успел прислать уточнение порядка моей деятельности, радикально решив вопрос с подушной податью в Восточной Сибири. Её сумму, равную собранной за 1834 год, я обязан вносить в казну ежегодно, плюс доплата за каждую подушную душу, перебравшуюся в мои владения.

Въезд в восточносибирские пределы теперь будет возможен только в одном месте – через мост, построенный Иваном на Бирюсе. Там будет стоять постоянный жандармский пост, который будет контролировать всех въезжающих в Восточную Сибирь и вести учет прибывающего податного населения.

Это, кстати, тоже сильно стимулирует развитие поселения на нашем берегу Бирюсы. Помимо дорожников и мостовиков, которые должны постоянно поддерживать их исправное состояние, здесь уже есть большая почтовая станция, а также планируется строительство железнодорожного разъезда.

Почтовую станцию придется значительно расширить, так как теперь здесь будут останавливаться сотни людей из-за проверок жандармов. Кроме того, необходимо будет создать и для них самих человеческие условия для жизни.

Как я буду собирать эту подать, государя не волновало. Поэтому я, естественно, освободил от неё казаков и установил им денежное довольствие, но только для тех, кто на службе.

Замечательно обстоят дела в Черемхово. До конца года железная дорога дойдет до Иркутска, и перед Рождеством там откроется регулярное движение. Одновременно началась укладка полотна в сторону Бирюсы. К весне должно быть завершено основное строительство комбината, и наконец начнется массовое производство станков и паровых машин.

Массовое, конечно, условно. Паровые машины, например, будут производиться не по одной в месяц, а регулярно: сначала одна в неделю, затем две и так далее. По крайней мере, до конца будущего года все наши срочные потребности в них будут закрыты.

Очень приятным и радостным было известие о том, что весной у нас будет второй пароход. Его уже спустили на воду, и он активно плавает по Ангаре и Байкалу. Зимой его разберут и доставят в Сретенск.

Последним приятным известием из Иркутска стало небольшое дополнение от Ивана Алексеевича. Месяц после рождения ребенка он провел в Иркутске, а когда доктора твердо заявили, что с дитём все в порядке и никакой опасности нет, сразу же вернулся к работе.

Сейчас он полностью занят строительством дорог от Култука на восток, в Забайкалье. Василий надеется, что брат возьмет на себя всё строительство до Читы. Главная задача – за зиму пройти маршрут Верхнеудинск – Петровский Завод – река Хилок – Чита. Попутно нужно окончательно разобраться с железоделательным заводом в Петровском и обеспечить доставку в Сретенск нового разобранного парохода.

Ксенофонт Пантелеевич тоже порадовал меня. Он со своими людьми успешно продвинулся по Амуру и начал обживаться на его берегах. Из-за опасения катастрофических наводнений станицу заложили почти в версте от реки, за линией длинных и узких озер.

Земли между озерами и Амуром, скорее всего, можно будет использовать для пашни. Но перспективы ведения хозяйства в заложенной казачьей станице станут ясны только через несколько лет.

Как и планировалось, самые отчаянные охотники ушли к устью Амазара. Только их оказалось не двадцать, а тридцать человек, включая девятку освобожденных декабристов.

Среди них был и Харлампий Иванов, шилкинский отшельник, народный «мститель», сжегший нашего соседа-помещика, насиловавшего своих крепостных.

Я с ним, естественно, побеседовал и поверил ему, что он будет верно служить и больше никогда не пойдет на преступление.

Почти на всем протяжении от Покровского до устья Амазара левый, русский берег Амура скалистый и местами очень обрывистый. Только в одном месте, в пяти верстах от устья Амазара, очень крутая прибрежная скала отходит от реки на сто саженей, оставляя на берегу песчаную и мокрую низменность длиной в пару верст.

Так примерно это место описали Василию разведчики, ходившие сюда прошедшим летом. Оно, по их мнению, гиблое и для постоянного проживания совершенно не годное.

Сейчас, конечно, под снегом не видно ни песка, ни мокроты, но место от этого не стало приятнее.

Выбора у есаула Телешова, к сожалению, нет. И он решил начать строить здесь сторожевой пост, который понадобится весной, когда мы пойдем вниз по Амуру.

Чтобы избежать опасностей, связанных с разливами Амура, два больших дома поста решили строить с высокими подклетами на единственном возвышенном месте прибрежной низменности.

Когда мы в последний раз обсуждали проблему разливов Амура, я вспомнил, что когда-то читал о самом высоком подъеме воды в верховьях в 1872 году. Около Албазина вода тогда стояла на 16 метров выше среднего уровня, а у Хабаровска – на семь с половиной метров.

Поэтому гидрометрические посты на Амуре нужно будет создавать сразу же, как только мы начнем движение по нему. И при первой же возможности, строить гидротехнические защитные сооружения. Хотя это перспектива далекого будущего, думать об этом нужно уже сейчас.

Но больше всего меня порадовали новости с восточносибирских каторг. Вопрос был решен радикально. Несколько месяцев назад, когда идея о будущих преобразованиях еще только витала в воздухе, Ян Карлович предложил хитрый ход.

Каторжанам, ссыльным и всем, связанным с ними, выдвинули условие: если они хотят решить вопрос по-хорошему, то никаких резких движений. Все продолжают заниматься своим делом, а специально назначенные люди в это время решают текущие вопросы.

Зверства охраны и администрации сразу же прекратились и жестко пресекаются этими людьми. Все продолжало работать, но теперь работники были не подневольными, а вольнонаемными. Им до весны предоставили выбор: записаться в казаки, остаться работать на заводах и рудниках свободными людьми по найму, перейти в другое сословие, например в вольное крестьянство, или пойти служить в нашу компанию.

Служивым также предложили варианты: остаться на своих должностях, перейти в компанию или уехать в Россию.

Это сработало на все сто. Все казенное имущество, перешедшее в собственность компании, продолжало работать, и, похоже, даже лучше. Власть в Забайкалье без эксцессов плавно переходит в компанейские и новые казачьи структуры.

В Прибайкалье изменения пока минимальны. Там сохранилось большинство прежних управленческих структур, включая Иркутскую жандармскую команду и губернского штаб-офицера жандармерии – уже известного мне подполковника Чехова.

Сохраняется и Иркутский городской солдатский батальон. Его новый командир – тоже подполковник, по фамилии Островский. Он из поляков, сохранивших верность государю во время восстания.

Те каторжане, которые, по мнению наших уполномоченных, не заслуживали помилования, уже этапированы в Канск или находятся на этапе.

Несколько сотен бывших каторжан получили свободу условно. Они отправятся осваивать самые отдаленные уголки Восточной Сибири и Дальнего Востока. Права на ошибку у них не будет, как и у всех остальных бывших ссыльно-каторжных.

Утром 15 ноября наша «золотая» экспедиция выступила в поход. Кроме моего обычного сопровождения, в ней участвуют горные инженеры. Главное действующее лицо – Лев Иванович Брусницын, наш знаменитый рудознатец. С ним идет пять человек, которых он тщательно отобрал в Иркутске.

Трое из них знакомы ему по прежней деятельности, а двое набраны по рекомендациям перых. Все идут добровольно. Два человека, засомневавшиеся в своих силах в последний момент, остались в Горбице.