Текст книги "Рука майора Громова"
Автор книги: Михаил Бойков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Глава 5
«Доктор магических наук»
Спать долго Холмину, однако, не удалось. В полночь он проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо и приговаривал:
– Товарищ! Проснитесь! Да проснитесь же, товарищ…
Холмин открыл глаза. Перед кроватью стоял молодой парень с очень озабоченным липом, одетый в мундир энкаведиста.
– Кто вы такой? – спросил Холмин, вскакивая с постели.
– Посыльный из комендатуры, – ответил парень.
– Что вам нужно?
– Начальник отдела НКВД, товарищ Бадмаев требует, чтобы бы немедленно явились к нему.
Невыспавшийся и злой на свое начальство подневольный детектив, с досадой отмахнулся рукой от этого требования.
– Скажите ему, что я приду завтра.
– Никак невозможно, – возразил энкаведист. – В случае вашего отказа, приказано доставить вас под конвоем…
Ругаясь и проклиная беспокойное начальство, Холмин стал одеваться…
* * *
В кабинете начальника отдела Холмина ждал начальственный «триумвират»: Бадмаев, Гундосов и секретарь партийного бюро Кислицкий.
Был здесь, однако, и четвертый незнакомый Холмину человек, внешность которого сразу же его заинтересовала. Перед столом, с независимым видом развалившись на стуле, сидел субъект, который даже в уголовном мире никому не мог бы внушить никакого доверия. Одет он был в костюм «тюремного фасона»: рваный пиджак и штаны с бахромой и протертыми коленями, кое-где зашитые и заплатанные толстыми разноцветными нитками. На голой шее человека, высовывавшейся из невероятно грязной рубашки без воротники, красовался бантик галстука: цветом похожий на кусок грязной половой тряпки, он тем не менее, был завязан не без кокетства.
«Сколько ему может быть лет?» – подумал Холмин, всматриваясь в физиономию незнакомца, но, ответить на этот вопрос не смог – физиономия была до того мятая и потасканная, что ее владельцу можно было дать и тридцать лет и вдвое больше: в советских тюрьмах иногда встречаются такие «люди без возраста».
Бадмаев сидел на стуле против незнакомца придвинувшись к нему вплотную. Гундосов – в кресле за столом, а Кислицкий стоял у окна, прислонившись спиной к подоконнику. По выражению их напряженных лиц Холмин догадался, что, перед его приходом, субъект с бантиком рассказывал им что-то очень интересное. На лицах Бадмаева и Кислицкого отражались любопытство, надежда, и нескрываемая радость; выражение лица Гундосова было несколько иным, на нем напряженное любопытство смешалось с чем-то откровенно скептическим, а холодные глаза смотрели недоверчиво и насмешливо.
Увидев входящего Холмина, начальник отдела кивнул ему подбородком.
– Ага! Гражданин агент. Хорошо, что вы явились так быстро. У нас новость. В одной из тюремных камер мы обнаружили спеца по привидениям. Будете работать с ним в контакте.
Злость подневольного детектива против начальства, бросившего его у разрытой могилы, а затем не давшего ему выспаться, еще не улеглась и он ответил холодно и резко:
– Мне, гражданин майор, ни с кем никакого контакта не требуется. С меня его хватит, особенно такого, как несколько часов тому назад, во время вашего поспешного бегства от могилы майора Громова.
Холмин думал, что Бадмаев рассердится, но тот благодушно отмахнулся от него рукой и подбородком.
– Бросьте про это вспоминать. Теперь у нас по-другому дело пойдет. Мы теперь с этой растреклятой «рукой майора Громова» справимся. Вот познакомьтесь с товарищем. Незаменимый спец по части привидений.
Субъект с бантиком, приподнявшись со стула, церемонно поклонился и, протягивая руку Холмину, произнес хриплым, не то простуженным, не то пропитым баритоном:
– Серж Вовушев, к вашим услугам. Доктор магических наук. Из Парижа.
Холмин еле успел подавить, чуть не сорвавшийся с его губ возглас удивления. Такой саморекомендации от подобного субъекта он никак не ожидал.
– Очень рад познакомиться, – сказал назвавшийся таким необыкновенным доктором, продолжая протягивать руку.
Пожав ее и назвав свою фамилию, Холмин вздрогнул от легкого приступа брезгливости: рука была потной, липкой и нервно вздрагивала.
– Ну, вот и познакомились. А теперь, товарищ Вовушев, давайте рассказывайте дальше, – нетерпеливо прогудел Бадмаев, придвигаясь к нему еще ближе.
Холмин поискал глазами, на что бы сесть. Свободным был только «подследственный стул» у двери, но садиться на него не хотелось; с ним у заключенного, временно отпущенного на волю, были связаны невеселые воспоминания. Тогда Холмин подошел ко второму окну кабинета и подпрыгнув, бесцеремонно уселся на подоконнике. Гундосов недовольно покосился на него, но ничего не сказал, а Бадмаев и Кислицкий, увлеченные тем, что им говорил необычайный доктор, не заметили «нарушения правил внутреннего распорядка» в кабинете начальника отдела НКВД.
А Серж Вовушев, в это время, делая округленные плавные жесты перед плоской физиономией Бадмаева, читал ему лекцию внушительно, самоуверенно и хрипло:
– Кроме трех измерений, о которых я имел честь только что вам вкратце доложить, во вселенной существует и четвертое, невидимое нами и недоступное вашим примитивным человеческим представлениям и ощущениям. Это, так называемый, трансцендентный мир, наполненный непонятными нам метафизическими, метапсихическими, оккультными, спиритическими и тому подобными явлениями. Эти, изволите-ли видеть, явления становятся доступными человеческому разуму лишь после длительного и тщательного их изучения. К подобным явлениям относится и загадочная для непосвященных материализация астральных тел, в просторечьи называемых душами. После смерти человека его астральное тело продолжает жить в трансцендентном мире и, в любой момент, может материализоваться и предстать перед нами в виде того, что мы называем привидением или призраком…
Хриплый баритон Сержа повествовал о знакомых, хотя и смутно, Холмину вещах, но, при этом, невероятно путал их, фантазировал, импровизировал, пересыпал свою речь множеством иностранных слов, ссылался на свои «научно-дружеские связи с мадам Блаватской, мадмуазель Ленорман и знаменитым индусским факиром Кришнамурти» называл десятки европейских, американских, и азиатских городов, где ему, Сержу, будто бы пришлось побывать. Бадмаев и Кислицкий слушали его с разинутыми ртами; ничего подобного слышать им еще никогда не приходилось. По лицу Гундосова бродила скептическая насмешливая улыбка.
Холмин смотрел на рассказывающего и думал:
«Ведь это же лгун, жулик и арап. Как такие старые опытные энкаведисты – Бадмаев и Кислицкий – могут ему верить? Как они его сразу не раскусили? И чего он добивается своими баснями?»
Серж на секунду сделал паузу и обвел взглядом своих слушателей. Холмин поймал этот взгляд и повял, что кроется за ним. С помятого, потасканного и грязного, остриженного парикмахерской машинкой лица испуганно и умоляюще смотрели голодные, полные отчаяния и муки, глаза человека, долго сидящего в советской тюрьме.
«Так вот оно что. Он выкарабкивается из тюрьмы, как умеет. Бедняга. Конечно, я не буду мешать этому несчастному». – мысленно пожалел его Холмин.
У полковника Гундосова тоже поймавшего страдальческий взгляд заключенного, и, видимо, понявшего его, он, однако, никакого сочувствия не вызвал. Когда Серж, передохнув, собирался продолжать свою «лекцию», энкаведист грубо оборвал его:
– Эй, послушай-ка, Гогушев…
Слегка поклонившись Гундосову, «доктор магических наук» мягко поправил его:
– Моя фамилия – Вовушев, товарищ полковник.
– Ладно, пускай будет Вобушев…
– Вовушев, товарищ полковник, – вторично поправил Серж.
– Да, что ты привязываешься ко мне со своей арапской фамилией? – рассердился энкаведист. – Тебе не все равно, как я ее выговариваю? Отвечай-ка лучше на мои вопросы…
– Пожалуйста, – склонился оробевший Серж.
– Был, значит, в Париже?
– О, конечно!
– И в Булонском лесу?
– Как же!
– Большой лес?
– О, дремучий!
– Так-так. А на Елисейских полях бывал?
– Приходилось.
– Что это за поля?
– Обыкновенные. Пшеницу там сеют. Овес, картошку. Бураки тоже.
Энкаведист расхохотался.
– Ну и трепач ты, браток. Вроде отставного корабельного кока. Бураки, говоришь, сеют? Вот трепло. Не был ты в Париже, Фофутев.
– А вы, товарищ полковник; откуда знаете? – робко спросил Серж, не посмев поправить энкаведиста в третий раз.
– Я, браток, во многих портовых городах побывал. И в Париже тоже, хотя он и сухопутный город. Так что ты дремучим Булонским лесом и бураками на Елисейских полях мне арапа не заправляй, – сказал Гундосов.
Серж Вовушев совсем увял, испуганно заморгав глазами. В их разговор вмешался Бадмаев:
– Товарищи! Это совсем неважно – был он в Париже или нет. Для нас сейчас важнее другое.
– Что? – спросил Гундосов.
– Для нас важно, сможет ли товарищ Вовушев помочь нам в разоблачении «руки майора Громова». Сможете, доктор?
Нерешительно и с опаской покосившись на Гундосова. «доктор» ответил, запинаясь:
– Видите-ли, товарищ начальник… То, что вы называете разоблачением интересующего вас астрального тела, конечно… вполне возможно.
– Каким образом? – быстро спросил Бадмаев.
– Путем установления контакта с астральным телом, его вызова из трансцендентного мира и последующих заклинаний. Но для этого мне потребуются соответствующие условия.
– Какие, товарищ спец? – задал вопрос молчавший до этого Кислицкий.
– В тюремной камере невозможно сосредоточить волю духа на достижении контакта с трансцендентным миром. Кроме того, дух должен быть укреплен усиленным питанием… тела.
– Короче говоря, «доктор магических наук» желает выскочить из тюрьмы и подкормиться, – с грубой иронией добавил Гундосов.
Пропустив мимо ушей это добавление, Бадмаев утвердительно закивал подбородком.
– Необходимые условия для работы мы вам обеспечим. Выпустим вас из тюрьмы, дадим номер в гостинице и прикрепим к столовке.
– И одним мошенником на воле станет больше. – сказал Гундосов, неодобрительно покачивая головой. – Что ты делаешь, майор НКВД? Разве не видишь, кто перед тобой? Ведь он жулик и балаганный фокусник. По его жестикуляции сразу видать.
– Позвольте, товарищ полковник, – попробовал вмешаться Серж, – В нашей профессии, конечно, иногда приходится прибегать к тому, что вы называете фокусами. Даже сама мадмуазель Ленорман, с которой я…
– Заткнись! Ленорман померла, когда тебя еще в проекте не было. – оборвал его Гундосов и обратился к Холмину:
– Неужели, браток, ты потерпишь конкуренцию этого сухопутного трепача? Я бы не стерпел.
– У нас разные методы работы и я надеюсь, что мы не будем друг другу мешать, – спокойно возразил Холмин.
«Доктор магических наук» бросил на него благодарный взгляд и поспешил согласиться:
– О, конечно. Мы будем работать параллельно.
Он нерешительно посмотрел на Бадмаева и спросил:
– Может быть, мне теперь удалиться, а нашу беседу мы… продолжим завтра?
– Идите, – мотнул подбородком тот. – Эту ночь переспите в комендатуре, а завтра мы вас устроим.
– Большое спасибо, – произнес Серж, – вскочив со стула, и, церемонно кланяясь, начал прощаться со своими слушателями.
Глава 6
Особое мнение
Проводив взглядом поспешно удалившегося «доктора магических паук», Гундосов сказал:
– В это грязное дело я вмешиваться не буду, хотя и мог бы, но, по-моему, такой арап и фокусник особой пользы нам не принесет. Не следовало бы его из тюрьмы пускать… Эх, товарищ Бадмаев! Гляжу я на тебя и вижу, что совсем ты в панику ударился и за соломинку хватаешься, точно утопающий. Совсем тебя доконала «рука майора Громова». Ты аж посинел весь, как после морского купанья зимой. В ребячество впадаешь.
Ожесточенно замотав подбородком, начальник отдела, огрызнулся:
– Ни в какое ребячество я не впадаю. Просто использую новые методы борьбы против этой растреклятой «руки». Вам, товарищ особоуполномоченный, ничего, а я уж сколько дней под пулей хожу.
– Тоже нашел метод. Фокусника! И ты, товарищ Кислицкий, – повернулся Гундосов к секретарю партийного бюро, – панические настроения в отделе поддерживаешь. Это вместо того, чтобы с ними бороться. А еще руководитель партийной организации, поставленный на пост воспитателя коммунистов в органах НКВД. И на таком ответственном посту поддался суевериям, как отсталый некультурный юнга.
– Какие же суеверия, товарищ полковник? – покраснев, возразил Кислицкий. – Многие в отделе привидение видели. И вы тоже.
– Чему учит наша большевистская партия? Чему учил товарищ Карл Маркс? Никаких призраков нет и быть не может. Все это религиозные предрассудки.
– Насчет Карла Маркса вы, товарищ полковник, ошибаетесь. Он существования призраков не отрицал.
– Откуда ты это взял, товарищ Кислицкий?
– Из «Коммунистического манифеста». В нем Маркс пишет: «Бродит призрак по Европе»…
– Так то он писал про призрак коммунизма.
– А почему он его назвал так, а не иначе? Значит, допускал существование призраков вообще. И под привидения вполне можно подвести диалектическую базу.
– Ну-ка, подведи.
– Если, как нам известно из диалектики, ничто в природе не исчезает и вновь не появляется, то, значит, астральные тела тоже не исчезают. А так как один вид материи переходит в другой, то и они, эти самые тела, могут подчиниться законам диалектического материализма.
– Материализоваться, – поправил его Холмин.
– Ну, это все равно, – отмахнулся от него Кислицкий.
Гундосов засмеялся.
– Эх, вы! Диалектики!. Весь диалектический материализм с привидениями смешали. «Рука майора Громова» окончательно вам головы заморочила. А ты как, Холмин? Тоже в нее уверовал?
– У меня о ней особое мнение. – ответил подневольный детектив.
– Особое? Может, ты нам про него расскажешь? Или это секрет?
– Теперь не секрет.
– Почему теперь?
– Потому, что теперь у меня есть кое-какие факты о «руке».
– Это интересно. Давай-ка твои факты..
– Я вам изложу их вкратце, – начал Холмин. – По моему мнению «рука майора Громова», вызвавшая такую панику во всем отделе НКВД и убившая четырех его работников, совсем не привидение…
Прерывая его, Бадмаев загудел: – Как не привидение? У него мертвое лицо и простреленный затылок. Я же собственными глазами видал. И, к тому же, он из могилы исчез. А вы говорите…
– Такое живым не бывает. – поддержал начальника отдела Кислицкий.
– Погодите, граждане, – остановил их Холмин. – Сначала вы слушайте меня, а потом, будем спорить и задавать друг другу вопросы… И я видел мертвое лицо «призрака»; и на меня оно произвело потрясающее впечатление. Да, лицо страшное. Не видя его, невозможно поверить, что такое может быть. Несколько дней тому назад никто в отделе и не верил, предположения о возможности существования призраков казались дикими, над этим смеялись. А вы, гражданин майор, даже посадили в тюрьму охранника, который поверил.
– Позабыл я про него совсем. Надо будет парня освободить, – сказал Бадмаев.
– Да. Освободить надо. Или пересажать весь отдел НКВД, – продолжал Холмин. – В отделе теперь в приведения верят все, за исключением, может быть, полковника Гундосова, который только что произнес краткую речь о вреде религиозных предрассудков. Но, вы меня простите, гражданин особоуполномоченный, я несколько сомневаюсь в искренности ваших слов..
– Почему, браток? – спросил энкаведист.
– Я видел ваше лицо после встречи с «рукой майора Громова» и ваше… бегство от его могилы.
Гундосов покраснел, по его глаза не изменили своего обычного выражения: они оставались холодными и спокойными, как всегда.
В голове Холмина зароились мысли, очень далекие от темы разговора, который он вел:
«До чего же чекистские глазища у этого морячка. Самые неприятные из всех, какие я видел по тюрьмам. Интересно бы заглянуть в них, когда он охвачен страхом. Жаль, что я не заглянул после его встречи с «рукой». Такие же они были холодные или нет?»
Голос Гундосова оборвал эти мысли:
– Обо мне ты подметил почти что верно, и я – не обижаюсь. Сперва я действительно испугался, как на мертвое лицо у живого и на его пустую могилу глянул. Но после подумал, мозгой шевельнул и якорь свой бросил в глубину одного определенного вывода.
– А я, гражданин полковник, мозгами шевелил немного раньше. Поэтому выводов у меня накопилось больше.
– Ну, давай послушаем. Выкладывай твои выводы.
– Собранные мною факты свидетельствуют, что под маской «руки майора Громова» или за ее спиной, что-ли, действует один человек или группа людей. Вспомните, что большинство записок «руки» было написано на листках из школьных тетрадей и приколото английскими булавками к телам убитых. Вспомните, как чихали собаки-ищейки в комендантской камере и кабинете следователя Якубовича, где на полу была рассыпана махорка. Эти земные предметы, – тетради школьников, английские булавки, махорка, – никак не вяжутся с обитателем загробного мира, даже материализовавшимся. А предсмертные слова Якубовича вы не забыли? «Ты меня не проведешь. Я тебя знаю». Наконец, вспомните ответ призрака на мой вопрос ему: «Я только рука… правая рука майора Громова».
– Все это мы помним, – сказал, Бадмаев. – Ваши факты для нас не новость.
– У меня есть и другие, вам неизвестные. Один из них я могу сообщить сейчас. Вы помните, гражданин начальник, найденную мною крашеную тряпку, которая вызвала у вас недовольство?
– Помню, – кивнул подбородком Бадмаев.
– Я ее нашел в коридоре. Там, где проходил «призрак». На ней были театральный грим и клей. Мазки грима представляют собой точную копию кровавого пятна на затылке «руки майора Громова».
Последние слова Холмина потонули в трех громких возгласах удивления энкаведистов. Когда они смолкли, Гундосов спросил:
– Думаешь, что «рука» гримируется?
– Уверен в этом, – ответил Холмин.
Гундосов подумал и сказал:
– Эта «рука» может и тебя прикончить. Надо бы тебе оружие иметь. Выдай ему наган, товарищ майор.
От оружия Холмин поспешил отказаться:
– Мне наган не нужен. Я не думаю, чтобы он мог спасти меня от покушения «руки». Из четверых, убитых ею, трое, по крайней мере, были вооружены. Нет, не нужно. Револьвер, без всякой пользы, только мои карманы будет оттягивать.
– Наган можно и в кобуре носить, – заметил Кислицкий.
– Это при штатском-то костюме?
– Мы можем вас и в мундир одеть, – предложил начальник отдела.
Поспешность, с которой Холмин начал отказываться от такого предложения, вызвала у Гундосова ироническую улыбку и насмешливое замечание:
– Что, братишка, противно мундир энкаведиста носить?
Ответить на этот вопрос откровенно Холмин не решился: пришлось отвечать уклончиво:
– Не противно, а не привык я к мундирам. Человек я штатский и мне удобнее работать в штатском костюме. Вместо мундира и нагана лучше бы хорошего помощника, иметь.
– Так за чем остановка? В отделе много работников. Выбирайте любого, – сказал Бадмаев.
– Мне бы хотелось специалиста по криминальным делам. Из уголовного розыска. Дайте мне такого, – попросил Холмин.
Бадмаев отрицательно и очень энергично замотал подбородком.
– Такого дать не можем. Нам шпионы из угро не требуются. И без них до начальника угро слухи о «руке» дошли. Он уже успел настрочить донос Лубянке. Вчера мы получили оттуда шифрованную телеграмму с запросом.
– Да. В наши секретные дела угро допускать нельзя, – подтвердил слова начальника отдела Гундосов.
– Жаль, – вздохнул Холмин. – Очень жаль, что моя просьба, как говорил капитан Шелудяк, – останется всуе. Кстати, что с ним?
– Был Шелудяк, да весь вышел. Признался во всем, но, во время допроса, умер от разрыва сердца, – ответил Бадмаев.
– Закатали на конвейере?
– Наши телемеханики перестарались, – коротко и равнодушно объяснил Кислицкий.
– В чем же признался Шелудяк? – спросил Холмин.
– В том, что он «рука майора Громова», – ответил начальник отдела.
– Какая чепуха! – воскликнул Холмин.
Бадмаев кивнул, соглашаясь с этим восклицанием.
– Теперь и я вижу, что чепуха. После того, как познакомился с его показаниями. Откровенно говоря, я не хотел смерти моего бывшего заместителя, но… так получилось…
– Все таки мне не верится, товарищи, что «рука майора Громова», живой человек. Очень уж она на настоящее привидение похожа, – сказал Кислицкий после короткой паузы.
– Мне тоже не верится, – добавил Бадмаев. – Поэтому я, для борьбы с нею, использую и Вовушева.
– Как хотите, дело ваше, – сказал Холмин.
Гундосов подмигнул Бадмаеву.
– Давай, майор! Используй фокусника. Он тебя научит фокусы делать.
На плоской физиономии начальника отдела прошла злобная судорога и, еле удержавшись от резкого ответа, он пробурчал себе под нос что-то неразборчивое.
– Что ты сказал? – вызывающе спросил Гундосов.
– Ничего, – зло буркнул Бадмаев.
В этот момент готовой разгореться ссоры Холмин вспомнил то, о чем хотел просить начальника отдела еще два дня назад.
– Гражданин начальник! Я хотел бы ознакомиться со следственным делом майора Громова. У кого мне его взять?
Слова. Холмина произвели на Бадмаева отрезвляющее действие. Он успокоился и, притянув к себе, лежавшую на столе зеленую стопку следственных дел, начал ее перебирать.
– Громовское дело должно быть здесь. Недавно я просматривал его. Ага! Кажется, в этой папке. Только, почему она такая тонкая?
Он раскрыл самую тонкую из всех зеленых папок и, сейчас же, откинулся на спинку стула с криком ужаса. Холмин бросился к столу и заглянул в папку. Там лежал один единственный листок бумаги, на котором чернели слова, написанные знакомым Холмину мужским энергичным почерком:
«Не ищите никаких документов о майоре Громове. Они уничтожены рукой майора Громова».