Текст книги "Рука майора Громова"
Автор книги: Михаил Бойков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Глава 3
Кто видел расстрелянного?
– До сих пор я все еще не получил ответа на один важный вопрос о майоре Громове, – сказал Холмин Бадмаеву и Гундосову, в который уж раз безуспешно обсуждая с ними события последних дней, вызвавшие в отделе НКВД беспрерывную, непрекращающуюся панику…
Обычная повседневная, – вернее повсенощная, – работа отдела приостановилась; чистка, как в городе и районе, так и среди работников НКВД, сошла почти на нет, количество арестов и расстрелов значительно сократилось, следственные дела затягивались. Столкнувшись с непонятным, вызывающим ужас и не укладывавшимся ни в какие рамки диалектики явлением, – с призраком майора Громова, – энкаведисты стали искать спасения в бегстве от него. Следователи приставали к начальству с просьбами об отправке их в служебные командировки но району; телемеханики боялись допрашивать подследственных и, добывая у знакомых врачей справки о болезни, не являлись на «работу». Дело дошло до того, что Бадмаев был принужден трех следователей и двоих теломехаников посадить под арест на десять дней, а остальным пригрозил судом за «попытку дезертирства с фронта борьбы против врагов народа.»
Появление призрака усилило и увеличило существовавшие в среде работников отдела суеверия. Многие из энкаведистов, не веруя в Бога, полагали, что черти, все таки, пока еще «не ликвидированы, как класс» и им, энкаведистам, приходится выполнять именно «чортову работу». Встреча с «рукой майора Громова» подтвердила основательность подобных суеверий, превратив их в твердые, неопровержимые убеждения. В результате, отдел НКВД был полностью терроризован призраком расстрелянного майора.
Из всех энкаведистов только один полковник Гундосов продолжал сомневаться в существовании чертей. Впрочем, свои сомнения уполномоченный Ежова выражал не особенно энергично, а «случай с призраком из загробного мира» никак объяснить не мог, хотя несколько раз и пытался. Он тоже был напуган встречей с «рукой», но не до такой степени, как Бадмаев, нервно-вздрагивавший при каждом упоминании о ней. У полковника было значительно больше выдержки и чекистской закалки, чем у майора. Глаза Гундосова никогда не отражали волнующих его чувств; они всегда были холодными, внимательными, щупающими и оценивающими и, даже в моменты испуга или гнева, их обычное выражение не изменялось…
Замечание Холмина о майоре Громове вызвало у начальника отдела нервную дрожь. Помотав подбородком, он недовольно загудел:
– Ваших вопросов, гражданин агент, хватило бы на самую длиннейшую анкету. Сколько же можно спрашивать? И когда, это кончится?
– Без вопросов следствия не бывает. Сами знаете, гражданин начальник, – ответил Холмин.
– На какой вопрос ты не получил ответа, браток? – спросил его Гундосов.
– Это было приблизительно за четверть часа до того, как мы обнаружили труп коменданта в его камере. Я спрашивал тогда: кто видел Громова расстрелянным?
– Да многие видали, – прогудел Бадмаев.
– Кто, например?
– Ну, комендант….
– Старый комендант убит, а новый не видел. Кто еще?
– Тогда… наш врач. Он констатирует смерть каждого ликвидированного.
– Можно с ним побеседовать?
– Да зачем это вам?
– Для пользы дела, гражданин начальник.
– Давай-ка, браток, вызови сюда своего лекаря. Кстати, и я на него погляжу, – тоном приказа сказал Гундосов начальнику отдела.
Бадмаев снял трубку с одного из телефонов, стоявших на столе.
– Говорит Бадмаев… Кто это? Товарищ Демент? Зайдите ко мне на минутку…
Вызванный явился спешно. Не прошло и двух минут, как перед столом, в кабинете начальника отдела, уже стояла фигура в белом халате. Это был человек лет пятидесяти с бородой лопаточкой, – густой, но аккуратно подстриженной, – и с очень редкими волосами, прилизанными и уложенными в подобие прически на макушке. Лицо обладателя так неравномерно распределенных волос выражало ожидание, угодливость и беспокойство; черные, быстрые глазки испуганно помаргивали под стеклышками золотого пенснэ.
Бадмаев указал на него Холмину.
– Это наш доктор. Спрашивайте, что вам нужно, гражданин агент.
– Скажите, доктор, вы помните такого заключенного – Виктора Михайловича Громова? – спросил Холмин.
Фигура в белом халате услужливо повернулась к нему.
– Кто же его не помнит? Конечно же, помню.
– Бы видели его расстрелянным?
Борода-лопаточка растерянно затряслась и ее обладатель произнес, запинаясь:
– Вы знаете – не пришлось. Обстоятельства, понимаете, не позволили.
– Как это не пришлось? Про какие обстоятельства вы толкуете, товарищ Демент? – загудел Бадмаев. – Ведь вы же констатировали смерть Громова.
Белый халат метнулся к нему.
– Позвольте объяснить, товарищ начальник… Дело в следующем. Я констатировал смерть Громова… заочно.
– Что? Как заочно?
– Получилось так, товарищ начальник. В ночь казни майора у меня были гости. Я праздновал 25-летний юбилей моей медицинской деятельности. Вы же понимаете, товарищ начальник? Такое событие. Как не отметить? И я договорился с комендантом, что акт о смерти Громова подпишу утром. Конечно, это моя оплошность, я понимаю, но что же было делать…
Врач умолк, испуганно и умоляюще поблескивая на Бадмаева стеклышками пенснэ. Обрюзглая физиономия Гундосова сморщилась в раздраженно-презрительную гримасу и, потирая ладонью свой бритый череп, он произнес, с язвительной иронией:
– Кажный день я наблюдаю тут, в отделе порядочки и удивляюсь. Таких порядочков не найдешь на самой захудалой, товаро-пассажирской речной калоше. Как ты только с ними миришься, товарищ майор?
Вместо ответа, начальник отдела стукнул кулаком по столу и заорал на врача:
– Иди в комендатуру! Немедленно! Скажешь там, что я приказал посадить тебя в карцер. На хлеб и на воду! Две недели будешь сидеть без отрыва от ночных служебных обязанностей.
Втянув голову в плечи и вздрагивая халатом, Демент поплелся к двери. Глядя ему вслед, Гундосов сказал:
– Надо бы больше дать этому лекаришке.
– Я бы его на пять лет посадил, да у нас другого доктора нет, – тяжело и злобно сопя, прогудел Бадмаев.
После ухода врача наступило короткое молчание, которое Холмин прервал повторным вопросом:
– Так, кто же, все таки, видел расстрелянного Громова?
На плоской физиономии начальника отдела отразилась смесь досады, недовольства и раздражения и его гудящий бас перешёл в хриплое рычание:
– Ох и надоели вы мне, гражданин агент, вашими назойливыми вопросами. Ну, зачем вам знать, кто видал расстрелянного? Для чего?
– Видите-ли, гражданин начальник, – сказал Холмин, – я не совсем уверен в том, что майор Громов… мертв.
– Как не уверен, браток?! – воскликнул Гундосов. – Ведь расстреляли майора. И призрак его по отделу шляется. Людей убивает.
– Я, как бы это сказать… совсем не уверен, что он действительно призрак.
– А кто же по-твоему? Живой человек, что ли?
– Может быть.
– Бросьте, – мотнул на Холмина подбородком Бадмаев. – Я вам покажу людей, которые его в землю зарыли. Чернолапых.
– Кого? – не повял Холмин.
– Ну, есть у нас такой специальный взвод. По ликвидации последствий ликвидации. Работников этого взвода мы называем чернолапыми. Они занимаются у нас всякой черной работой: зарывают в землю трупы ликвидированных, стирают снятую с них одежду, чистят комендантскую камеру, – объяснил начальник отдела.
– Теперь припоминаю. Я слышал о них в тюремной камере, – сказал Холмин.
– Если хотите, я вызову сейчас взводного чернолапых, – предложил Бадмаев.
– Пожалуйста! Очень хочу! – воскликнул Холмин. – Может быть, хоть он видел расстрелянного Громова.
Бадмаев снова взялся за телефонную трубку.
Через несколько минут, перед его столом, место только что отправленной в карцер белой фигуры, заняла черная. Пожилой, угрюмый и дня три небритый мужчина, вытянув руки по швам, беспокойно и тревожно «ел глазами начальство», ожидая, что оно ему скажет. Черная мятая шинель конвоира, явно с чужого плеча, сидела на нем мешковато, а рваные, неподдающиеся чистке сапоги, тесные для него и по-внешнему виду тоже с чужих ног, от времени приняли грязно-рыжий цвет.
На заданный ему Холминым вопрос о Громове взводный «чернолапых», отрицательно покачав головой, ответил коротко:
– Никак нет. Не видал.
– И этот тоже, – со вздохом разочарования вырвалось у Холмина.
Вконец обозленный Бадмаев, вскочив из-за стола, набросился на взводного с руганью, вставляя в нее отрывисто гудящие вопросы:
– Как не видал? Почему? Ты же зарывал его? Закапывал ликвидированного? Ну? Чего молчишь?
Перепуганный взводный произнес заплетающимся языком:
– Разрешите доложить, товарищ начальник. В тую ночь я послал зарывать ликвидированного троих ребят со взвода. А сам был занятой на другой работе.
– На какой?
– Комендантскую камеру чистили под моим личным руководством. Иначе нельзя. Ежели за чем не уследишь, то после комендант ругается. Ребята во взводе работают спустя рукава, не по-стахановски.
– А почему так работают? – спросил Гундосов.
Взводный заговорил обиженно и плачущим голосом:
– Заинтересованности в работе нет. Поощрениев никаких. Премии не дают. В дом отдыха не посылают. Даже лучшие вещи с ликвидированных распределяются среди работников комендатуры и конвоиров. А нам всякие отрепки, вот вроде моих сапогов. Будто и не люди мы, а грязь под ногами. Обидно. Я два раза про это докладную писал, а улучшениев нету.
Бадмаев отмахнулся от него подбородком.
– Ладно, ладно. Снабжение вашего взвода мы улучшим. А теперь ты нам вот что скажи: те трое твоих ребят, которых ты посылал на зарытие Громова, видали его ликвидированным?
– Ну, как не видать, товарищ начальник? Они же его зарывали. Должны были видать, – ответил взводный.
– Давай-ка их сюда! Быстро! – приказал Бадмаев.
– Слушаюсь…
Трое приведенных взводным «чернолапых», – молодых, простоватых и туповатых парней, мобилизованных на работу в НКВД из какого-то колхоза, – под перекрестными вопросами Холмина, Бадмаева и Гундосова, потели, краснели, сопели и отвечали путано и невпопад. Наконец, один из них, с виду побойчее других, заявил:
– Зарыли мы тогда одного в мундире, а кто он такой – нам неведомо. Может, майор Громов, а может и нет. Мы фамилий ликвидированных не спрашиваем. Верно я говорю, товарищи? – обратился он за поддержкой к своим товарищам.
Те утвердительно закивали головами.
– Где вы похоронили этого расстрелянного? В общей могиле? – спросил Холмин.
«Чернолапый» ответил с, профессиональным превосходством:
– Зачем же для одного общую копать? В одиночной зарыли.
– Где именно?
Парень наморщил лоб, припоминая.
– Закопали мы его… Вспомнил. На опушке рощицы, что возле Свежего родника. Там еще такой кудреватый дубок есть. Под ним и зарыли. В тую ночь только один ликвидированный был.
– У меня больше нет вопросов им, – вполголоса сказал Холмин Бадмаеву. Тот кивнул подбородком «чернолапым».
– Идите, товарищи. А об улучшении снабжения я распоряжусь.
Облегченно вздыхая, обрадованные тем, что встреча с начальством закончилась для них так благополучно, могильщики НКВД затопали к двери.
Глава 4
Могила
Холмин вопросительно взглянул на Бадмаева. Поняв его без слов, начальник отдела прогудел в раздумье:
– Кто же еще видал? Комендант, доктор, чернолапые и… Кто же еще? Пожалуй… больше некому. Кроме них ликвидированного майора Громова не мог видеть никто.
– Все таки, я хотел бы убедиться точно, что он мертв и похоронен, – сказал Холмин.
– А как вы в этом убедитесь? – спросил Бадмаев.
– Необходимо разрыть его могилу.
– Так за чем остановка? Верите с собой этих чернолапых, что я вызывал, и поезжайте туда, где они зарыли ликвидированного майора.
– И я с вами поеду, – неожиданно вставил полковник Гундосов!
Начальник отдела взглянул на него, подумал и решительно мотнул подбородком.
– Пожалуй и мне следует поехать. Я тоже должен убедиться в том, что он действительно… ликвидирован…
* * *
Четверть часа спустя, по ухабистой, пыльной дороге тряслись дна автомобиля, направляясь за город. Впереди ехал грузовик с шофером и взводным «чернолапых» в кабинке: трое подчиненных последнего и несколько лопат и кирок подпрыгивали в ящике машины.
Вслед, за нею, отстав на полсотни метров, двигался легковой фордик начальника отдела. Гундосов, по праву «хозяина», сидел рядом с шофером; Бадмаев и Холмин поместились сзади, в кузове.
Ехали минут двадцать, и Холмину уже начало надоедать это путешествие в жаркий летний вечер, по пыльной и тряской дороге. Наконец, ехавший впереди грузовик, свернув в сторону на тропинку и, обогнув холм, остановился у небольшой дубовой рощицы. Неподалеку от нее, метрах в ста слева, протекал ручей, бравший свое начало из подземного ключа, называющегося Свежим родником.
Бадмаевский фордик, подъехав к грузовику, остановился тоже.
– Тут что ли, братишки? – спросил Гундосов, вылезая из кабинки.
Один из «чернолапых», тот что был побойчее других, спрыгнув с грузовика, вытянулся и, показывая рукой в сторону, ответил:
– Чуть подальше, товарищ полковник. Вон там. Туда машиной не подъедешь. Потому – круто. Горка, а в ней лощинка и тот самый дубок. Пешком придется иттить. Да это недалеко.
Холмин посмотрел по направлению его жеста. На склоне холма, метрах в пятидесяти от них, виднелась верхушка дерева, неясно и расплывчато очерченная в быстро сгустившихся вечерних сумерках.
– Так пошли туда, – сказал Гундосов.
Забрав кирки и лопаты, могильщики, вместе со своим взводным, двинулись вперед. За ними пошли рядом Холмин и Гундосов. Замыкал это вечернее, несомненно странное для постороннего взгляда, шествие тяжело сопевший Бадмаев. Начальник отдела НКВД, годами проводивший дни и ночи в кабинете да в постели, с трудом преодолевал подъем на небольшой холм, покрытый мелким кустарником и скользкой степной травой.
Подъем продолжался до середины холма, а затем, к облегчению Бадмаева, начался спуск в лощину. С каждым шагом очертания дерева становились все яснее и Холмин, напрягая зрение, уже смог разглядеть тонкий кривой ствол молодого дуба и его кудрявую шапку.
Остановившись возле дерева, могильщики сбросили с плеч на землю кирки и лопаты.
– Здесь он зарыт? – спросил, подходя к ним, запыхавшийся Бадмаев.
– Точно, товарищ начальник. Под этим дубком, – откликнулся одни из «чернолапых».
– Давайте скорее раскапывать. По-стахановски. А то времени ждать у меня нет, – приказал начальник отдела и, обращаясь к Гундосову и Холмину, добавил:
– Вообще, товарищи, время для этих раскопок мы выбрали самое неподходящее.
– Почему, браток? – спросил Гундосов.
– Ночь. Темно. И… вообще. Надо бы днем.
– Ничего, товарищ начальник, – сказал взводный, – Скоро посветлеет. Луна вот-вот взойтить должна. А яму ребята отроют в момент. Работа привычная.
– В гробу его похоронили? – спросил Холмин.
В голосе взводного прозвучало удивление:
– Да что вы, товарищ? На всех ликвидированных гробов не напасешься. Зарыли, как есть.
– И глубоко?
– Зачем глыбоко? Мы для одиночек глыбоких ям не роем. Засыпали слоем земли в полметра и хватит. Так, ребята?
– Точно, товарищ комвзвода. Более и не требуется, – откликнулся голос кого-то из «чернолапых».
– Ну хватит разговоров! Давайте раскапывать яму! – нетерпеливо прогудел Бадмаев. – Если быстро справитесь, я вам премию выдам.
– Давай ребята! Начинай! – скомандовал взводный.
Могильщики, засучив рукава мундиров дружно принялись за работу. Кирка и две лопаты врылись в землю. Холмин и Гундосов закурили. Бадмаев хотел закурить тоже, но его руки так дрожали, что он сломал спичку, смял папиросу и просыпал табак из нее. Выругавшись, он отбросил курево в сторону.
– Что, браток, нервничаешь? – спросил Гундосов с нескрываемой насмешкой в голосе.
– Нет. Просто так… Прохладно стало, – запнувшись ответил начальник отдела.
– Какое там – прохладно. Теплынь, как в Южных морях. – возразил Гундосов и, помолчав, насмешливо осведомился: – А, может ты сдрейфил, товарищ майор НКВД? С перепугу дрожишь, может?
Сердито засопев, Бадмаев промолчал…
Прошло, вероятно, не меньше получаса, а могильщики все еще не закончили свою работу. Закуривая вторую папиросу, Гундосов произнес с досадой:
– И чего они так копаются? Давно бы уж пора вырыть. Сколько же можно ждать, чорт возьми…
Бадмаев перебил его дрожащим басом:
– Вы бы хоть про него не упоминали, товарищ полковник.
– Про кого? – не понял Гундосов.
– Да вот, о ком вы сказали последние слова.
– Про чорта, что ли?
– Ну да.
– Неужели, ты в него веришь, майор НКВД?
– Ну, это мое дело. А только в такую ночь про него разговаривать не нужно…
Их спор прервал вылезший из вырытой ямы «чернолапый», тот что был побойчее своих товарищей. Только что взошедшая луна осветила его лицо: оно было потное и растерянное.
– Нету, товарищ комвзвода, – хрипло произнес он, разводя руками.
Взводный и Бадмаев одновременно шагнули к нему и их вопросы слились в один возглас:
– Как нету?! Кого нет?!
Парень опустил рукав мундира и, вытирая им пот со лба, ответил:
– Зарытого нету. Уже больше метра земли выбросили, а ни до чего не дорылись. Яма пустая и дальше вглыбь твердый грунт.
– Как же так? Не может быть, – забеспокоился начальник отдела. – Ну-ка, я сам посмотрю. Зажгите кто-нибудь фонарь. Товарищ взводный! Скорее…
– Нету у нас фонарей, товарищ начальник, – откликнулся взводный. – Еще на прошлой неделе батарейки для их кончились. Перегорели, значит. У кажного конвоира фонарь имеется, а нам дали два на весь взвод. И по четыре батарейки в месяц.
Бадмаев с досадой отмахнулся от него, и прогудел отрывисто и раздраженно:
– Надо было мне сказать. Я бы свой фонарь захватил… Ну, посветите хоть спичкой, кто-нибудь!
Двое бывших в яме могильщиков вылезли оттуда и над нею вспыхнуло несколько спичек. Наклонившись вперед, Холмин, при их свете, стал рассматривать яму. Она была пуста. На ее дне темнели комья вскопанной земли и ничего больше.
– Может быть, вы похоронили майора Громова в другом месте и забыли об этом? – спросил Холмин могильщиков, убедившись, что в яме ничего нет.
– Да нет же, товарищ, – ответил один из них, – Тут он был. Верхний-то слой земли рыхлый на полметра. Глядите сами. Тут мы его закопали.
– Где же он?
– Откуда нам знать? Может, под землю ушел. Ведь не простой он ликвидированный, а сам майор Громов.
– А может он бродит тут поблизости? – испуганно прошептал другой могильщик.
Наступило продолжительное молчание. Все замерли, напряженно вслушиваясь в ночные звуки. И каждому в этих звуках, в легком дуновении ветра и шелесте листьев и степной травы, почудились чьи-то тяжелые, идущие где-то близко шаги. Даже Холмину, знавшему больше других о «руке майора Громова», стало жутко у разрытой могилы, из которой исчез мертвец.
Молчание, сковавшее испуганных людей, нарушил Бадмаев. Отскочив от могилы назад, он торопливо зашептал, весь дрожа:
– Вы, как хотите, товарищи, а я еду в отдел. Меня там дела ждут. Некогда мне тут раскопками заниматься… Взводный! Зарыть эту яму!
И, не дожидаясь ответа взводного, он быстрыми шагами, почти бегом, пошел в ту сторону, где остались автомобили. Полковник Гундосов потоптался на месте, вздрогнул, поежился и крикнул вслед ушедшему:
– Товарищ майор! Постой! И я с тобой поеду!
Бадмаев ничего не ответил и Гундосов бегом бросился за ним. Через три-четыре минуты до оставшихся донесся отдаленный рокот автомобильного мотора. Взводный сказал со вздохом:
– Сложилось начальство и уехало.
Могильщик побойчее откликнулся на его слова:
– Тут важный спугается, а не токмо начальство.
– А мы как, же? – спросил другой могильщик.
– Тоже надо отсюда убираться поскорее, – сказал третий.
– Яму зарыть приказано, – возразил ему взводный.
«Чернолапые» заговорили наперебой.
– Хрен с ней, с ямой. Завтра утром зароем. Нечего оставаться ночью посреди такого страху.
– Ладно, ребята, – согласился взводный. – Забирайте инструмент и пошли.
Взвалив на плечи лопаты и кирки и не обращая внимания на Холмина, «чернолапые» поспешно покинули лощину с разрытой могилой. Они шли так быстро, что он догнал их только у самого автомобиля.
– И вы с нами едете, товарищ… не знаю, как вас? – спросил его взводный.
– С вами, – ответил Холмин и добавил начальственным тоном: – Завезете меня в гостиницу.
– Это можно. Нам по пути, – согласился взводный и заискивающе попросил: – Только вы, товарищ, в отделе не говорите, что мы яму незарытую бросили. Уж пожалуйста. Мы ее завтра зароем.
– Не беспокойтесь, не скажу, – пообещал Холмин. – Я не доносчик.
– Вот и хорошо, – обрадовался энкаведист. – А мы вас в момент в тую ночлежку доставим… Эй, шофер! Задремал? Давай трогай!..
В номере гостиницы, уставший за день Холмин с удовольствием улегся в постель и, снимая с телефонного аппарата трубку, не без злорадства, подумал о своем начальстве:
«Теперь можете мне звонить сколько вам угодно. Ответа не будет. Вы меня бросили, а я вас. Возитесь эту ночь с вашими призраками сами…»
