Текст книги "Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 4

1

Словосочетание «семейный совет» для членов команды Лизы Мазарук звучало нелепо, но именно так она назвала общее собрание, устроенное под открытым небом в один из холодных пасмурных дней. Для семейного совета нашелся повод. Девушку езидку поселили в одной землянке с Костру-левым. Князю Пенжинскому удалось разговорить ее, но она говорила только в присутствии Кистеня, без него от езидки слова не вытянешь. Звали красавицу Надине. Из разговора с ней князь понял, почему она так странно относится к своему похитителю. Воин, который брал заложницу из племени, становился ее хозяином и мог делать с девушкой что хочет. На родителей падала тень позора, а она проклиналась. Если воин оставлял наложницу в своем гареме, значит, уважал ее родителей, если продавал в рабство, девушка должна была наложить на себя руки. Надине принадлежала к касте пиров, второй по значению после шейхов. Слово «пир» имело широкий смысл, это каста священнослужителей, факиров, самых приближенных лиц к шейху. Для Надине было большим позором стать чьей-то наложницей, о рабыне и речи не шло.

Прямой перевод слова «пир» обозначает – старец или дух, мастер, покровитель. Князь Пенжинский объяснил ситуацию: если девушку поселить отдельно от Пети Кострулева, она решит, что он ее продал тому, с кем она будет жить. Пришлось поместить их вместе. Вот тут и начался тихий бунт. Мужчины и женщины отряда жили в разных землянках, так получилось само собой. Места распределял Дейкин, и люди не протестовали, жили по одним законам как в лагере. Важняка вовсе не смущал тот факт, что он разделял одну землянку с уголовником Кистенем, а Князь не имел ничего против того, что оказался в компании с грубоватым капитаном Дейкиным. И вот, как говорится, небо упало на землю – появилось первое «любовное» гнездышко. Одинокий волк Кистень обзавелся подружкой с княжеским титулом, красавицей, вот только общаться с ней не мог. Девушка говорила на языке курманжи и по-арабски и была очень образованна по меркам старого мира. Она знала всю историю, но до начала века. Их племя ушло на поиски счастья и земли обетованной в 1915 году, когда османы устроили геноцид в отношении езидов. На этом их жизнь как будто замерла. Новые поколения уже не знали ничего другого, кроме окружавшей их природы и традиций предков.

Принять решение произвести революцию во взаимоотношениях внутри отряда Лизе помог личный опыт. Ее отношения с Трюкачом – Родионом Чалым ни для кого уже не были секретом, все видели, что они по-настоящему любят друг друга. До тридцати лет Лиза понятия не имела, что такое любовь, и вот теперь точно родилась на свет заново, такой огонь вспыхнул в сердце, что едва не спалил ее дотла.

С Риной и Улдисом все было ясно. Она переговорила с ними, и парочка в один голос приветствовала идею главной «бандерши», как называл Лизу Кистень. И не удивительно. Дело в том, что смелый, дерзкий парень перед Риной чувствовал себя беспомощным, он даже самому себе боялся признаться, что любит. А Октябрина влюбилась в Лешего с первого взгляда, когда он вытащил ее через окно столыпинского вагона на одноколейке, где она с ныне покойным Терентием Филипповичем пряталась после налета атамана Зеленого на эшелон. Так устроена жизнь, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Но даже на гладком стволе всегда находятся сучки. Лиза жила в одной землянке с Варей и по ее рассказам знала об истории любви молодого боевого летчика Глеба Шабанова и полевого хирурга Варвары Горской. С тех времен прошло много лет. Война изуродовала лицо Шабанова, он чудом выжил в застенках Бухенвальда. Родина поздравила его с победой марш-броском Бухенвальд -

Колыма. Судьба вновь свела молодых людей в больничке, где Варя поднимала на ноги десятерых доходяг из разных лагерей, собранных под одной крышей по неведомой им причине. Увидев Глеба впервые после долгой разлуки, Варя его не узнала. Только сердечко кольнуло, когда она вышла из его камеры. Но он-то ее узнал. И промолчал. Почему? Никто не мог найти ответа, ни Варя, ни Лиза. Долгими ночами они обсуждали странную загадку, но разгадать не могли.

Сейчас Лизе показалось, что она поняла, где собака зарыта. Вечером накануне совета она подошла к Шабанову, отвела его в сторону и предложила покурить на пенечках.

– Хочу тебя разговорить, молчун.

– Допросы остались позади, царица Колымы.

– Князь считает, что мы не сумеем договориться с езидами, а это война. Мы уже знаем историю колчаковских отрядов, покусившихся на золото езидов, знаем и о пилотах, посадивших здесь самолет. Нас мало. Хоть Дейкин и говорит, что каждый из нас роты стоит, но это на фронте, где враг понятен. Воевать с дикарями нас не учили. Уйти мы тоже не можем, зима на носу. Сколько нам Богом отпущено, я не знаю. Каждый день надо считать подарком.

– К чему клонишь, Лиза?

– Я знаю, что ты любишь одну докторшу, что лечила тебя под Сталинградом. Молодая красавица тебя тоже любит, ты не осознаешь своего счастья. Взаимная любовь, рожденная на руинах, – это чудо. Вам повезло.

Глеб затянулся и с ироническим прищуром глянул на Лизу.

– А вот роль свахи, Елизавета Степановна, вам никак не подходит. Как сказал бы Трюкач: «Не прошла кинопробы». Хватит темнить, у меня папироса догорает, вторую с тобой раскуривать не буду.

– Я разгадала тебя. Ты хочешь остаться в ее памяти героем, тем самым, молодым из сорок третьего года. Ты стыдишься своих шрамов и ярлыка «враг народа». Варя, по-твоему, осталась прежней, была врачом и теперь врач. Ты зек, а она свободная и по-прежнему красивая.

Шабанов бросил окурок и встал.

– Ты слышал о городе «Сталингад», Шабанов? Глеб усмехнулся.

– Остроумно.

– Капитан медицинской службы Варвара Горская написала письмо матери. Указывая обратный адрес, в спешке пропустила одну букву, и Сталинград превратился в Сталингад. Буковка «р» ей стоила десяти лет лишения свободы в лагерях Колымы. За неудачную операцию пьяного шофера царицы Гридасовой ей добавили еще пять лет. Она валила лес в лагере, пока ее не вызволил доктор Бохнач и не сделал своей ассистенткой. Там, в больничке, вас на ноги ставила не прославленная орденоносная сестричка, а бывший военврач, заключенная номер 2296 со штампом «Враг народа».

Шабанов сел, Лиза дала ему папиросу. Он закурил.

– Сейчас осень, – вновь заговорила Лиза, – на Руси в это время играли свадьбы, почему бы и нам не последовать этому обычаю.

– Где Варя? – спросил Глеб.

– Я знала, что ты умный мужик, Шабанов. – Лиза обернулась к кустарнику. – Варюха, вылезай.

На следующий день состоялся «семейный совет». Лиза объявила:

– В связи с предстоящей зимовкой и сложившейся обстановкой, а также по желанию женихов и невест я объявляю о переселениях и создании новых семей. Землянку номер один занимают Лиза Мазарук и Родион Платонович Чалый. Землянку номер два уже заняли Петр Фомич Кострулев и его невеста Надине. Землянка номер три отводится Улдису Блонскису и Октябрине Алексеевне Алешиной. Землянка номер четыре переходит Варваре Трофимовне Горской и Глебу Васильевичу Шабанову. Остальные занимают пятую землянку и шестую, складскую. Приказываю капитану Дейкину добыть вина для предстоящих свадеб. Он же как единственный официальный представитель власти оформит брак между всеми упомянутыми лицами и выдаст свидетельства.

У Дейкина отвисла челюсть, он не мог произнести ни слова.

– Позвольте, я кое-что разъясню капитану, – улыбаясь, произнес Важняк. – Что касается свидетельств. Генерал Белограй оставил нам не только бланки паспортов, но и государственную печать СССР. Подлинную. Я проверял, у меня есть опыт работы с подделками. Второе. Командиры кораблей и воинских соединений имеют полномочия заключать браки. Наше подразделение оформлено Дальстроем официально как геологическая партия номер 666 с неограниченными полномочиями. Капитан Дейкин – наш официальный руководитель. За отсутствием бланков можно использовать обычную бумагу, это не возбраняется. Свидетели поставят подписи в соответствии с новыми именами, которые будут указаны в паспортах, и всегда смогут подтвердить подлинность документов. Теперь о свадьбе. Выпивку мы организуем. Женихи сгоняют в гости к езидам… Тихо, тихо! Они не пьют, им вера не позволяет, но пшеница с полей еще не собрана. Нам нужно зерно для браги, а умелец на все руки Кистень соберет самогонный аппарат, в самолете полно разных трубок, есть из чего сварганить змеевик. Будем считать и этот вопрос закрытым.

Все зааплодировали. Кистень встал.

– Жаль, что у моей невесты нет паспорта. Она даже не понимает, что я ее жених. Но сейчас я хочу сказать о другом. Князь мне много рассказывал о племени езидов, он у нас ходячая энциклопедия. Их шейхи очень любят подарки. Нельзя приходить к предводителю без подношений. Если пошлем своего посла в Белый город, он должен прийти с подношением. Но что мы можем дать дикарям, живущим автономно? Чем их можно удивить? Золотом? Его здесь навалом. Я вот что придумал.

Кострулев вынул из кармана золотой наконечник стрелы, найденный Князем в лесу, поднял его вверх и без особых усилий согнул.

– На медведя с таким не пойдешь.

Он вынул из кармана другой наконечник, четырехгранный.

– Это сталь, прочная и несгибаемая. Обоюдоострый четырехгранник прочнее штыка трехлинейки. Я его выпилил из самолетной обшивки. Из одного самолетного крыла можно сделать тысячи наконечников. Что такое настоящий металл, езиды знают, у них сабли из дамасской стали. Мы можем начать производство и поставить его на конвейер, как Лихачев по примеру Форда стал клепать ЗИСы в Москве. Но подарок подарком. Князь говорил, что если езидам доказать свою силу, дать понять, что из нас рабов не сделаешь, но можно сотрудничать, все встанет на свои места. Один стальной наконечник стоит десяти золотых, а то и дороже. Это здесь, конечно, не в Москве. Нам не надо воевать за золото, мы его получим в обмен на свой товар.

– Ты гений, Петя! – после долгой паузы сказал Дейкин. Сидящие кругом снова зааплодировали.

– Я лишь сделал этот образец. Гений – Князь, это его идея.

Собрание закончилось. Князь вместе с Кистенем спустились в землянку. Чернобровая красавица в пышных белых шароварах и белом платье сидела у свечей, сложив руки крестом на груди. Ее красивое лицо было абсолютно спокойным, и лишь черные глазищи выражали беспокойство, будто она ждала чего-то недоброго.

– Ты ее не трогал, Петя?

– Упаси Господь, Афанасий Антоныч, я ее боюсь, как черт креста. И вообще, она похожа на старую икону Богоматери в храме. По ночам она не спит, я с ней разговариваю, ласковые слова говорю, какие помню, конечно, а она, как пес, слушает и смотрит непонимающим взглядом.

Князь сел на оленью шкуру рядом с девушкой, стал что-то рассказывать, и Петя увидел чудо – безумной красоты губы тронула легкая улыбка.

– Что ты ей сказал, Афанасий Антоныч?

– Иди сюда, сядь.

Кострулев сел. Он не мог оторвать взгляда от своей богини и в то же время его пугала такая близость. Надине сняла с шеи кулон с изображением солнца и повесила на своего избранника.

– Я ей сказал, что ты хочешь взять ее в жены. И вот ее ответ – она согласна. Но если ты потеряешь этот знак, Надине решит, что ты от нее отказался и ей придется умереть. Езиды не бросают своих жен. Я поражаюсь ее мужеству. Теперь с ее прошлым покончено, Петя, если сородичи найдут ее, то закидают камнями.

– Черта с два! Скорее я у них павлина выкраду, чем они ее найдут.

– О павлине ты вовремя вспомнил. Только тебе, знатоку сейфов и замков, удастся решить эту задачу. Громадный павлин или по их понятиям верховный ангел Мелек-Тавус – главный идол езидов. Надо проникнуть внутрь Мелек-Тавуса и заставить заработать механизм в неурочное время. Механизм идеальный, он срабатывает с восходом и заходом солнца. Время восхода и захода меняется ежедневно, но павлин не ошибается, гонг раздается точно в заданное время. Этот секрет нам предстоит разгадать. А теперь я вас оставляю. Береги ее, Петя, она похожа на одно из чудес света.

Уже стемнело. Возня с переселением закончилась. «Переселение» – громко сказано, пожитки каждого умещались в вещмешке – кружка, котелок, ложка да несколько теплых вещей.

Довольная тем, как прошла ее «революция», Лиза медленно брела по лагерю.

На своем любимом пеньке увидела Важняка, он любовался тем же видом, что и она в минуты раздумий. Лиза остановилась.

– Опасный пенек, Матвей Макарыч. Журавлев поднял голову.

– Это чем же?

– Он, как машина времени, загоняет людей в прошлое.

– Я прошлого не боюсь, оно же прошло. Нам о будущем думать надо.

Лиза усмехнулась и отошла.

«А ты права, голубушка, – подумал Журавлев. – Прошлое далеко не отпустит, если оно у человека есть».

Важняк

Табличка на двери кабинета гласила: «Генеральный комиссар государственной безопасности Н. Ежов». Журавлев второй час просиживал штаны в приемной. Наконец о нем вспомнили. Он прошел в просторный кабинет и не сразу заметил хозяина. Ежов стоял у окна и походил на ребенка, которому дали примерить гимнастерку отца, и только когда он повернулся, стало видно, что это далеко не ребенок. Нарком НКВД холодно и надменно осмотрел вошедшего. Маленький, с узкими плечиками, невыразительным лицом в морщинах, остриженный наголо, комиссар производил тяжелое впечатление.

– Оперуполномоченный третьего управления Журавлев прибыл по вашему приказанию.

– Вижу, что прибыли. Садитесь, Журавлев, на любой стул, который вам нравится.

Длинный стол для совещаний тянулся через весь кабинет. Журавлев набрался наглости и прошел к стулу, стоящему возле стола начальника. Ежов наблюдал за ним, словно оценивал скромность и амбиции подчиненного, потом сел на свое место, спросил:

– Как вас зовут? – И, не дожидаясь ответа, взглянул на обложку картонной папки, лежащей перед ним, произнес: – Матвей Макарыч. Хорошо. Вы какое-то время работали в международном отделе.

– Совершенное верно.

– Сейчас возглавляете следственный отдел третьего управления.

– Исполняющий обязанности.

– Мы все здесь «исполняющие обязанности». У меня есть к вам деликатное дело, товарищ Журавлев. Произошло дерзкое ограбление одного из управлений ювелирторга, пропали ценности на сумму в один миллион триста двадцать три тысячи семьсот двадцать шесть рублей. Женские украшения сделаны по особому заказу из редчайших камней, их готовили к показу на международной выставке в Париже. Опись вы получите. Над изделиями работали лучшие ювелиры страны. Мы всегда выглядели на международных выставках в лучшем свете и представляли свои самые лучшие товары. Не надо вам объяснять, что это в первую очередь политика. В этом году мы лишены такой возможности. Наше ведомство следствием не занималось, грабежи – прерогатива уголовного розыска. Хоть милиция и подчинена нашему наркомату, но госбезопасность не вмешивается в дела такого рода. И это правильно. Ко мне обратился товарищ Сталин, он хочет, чтобы его держали в курсе дела, но в то же время не мешали уголовному розыску работать в должном режиме. Я ознакомился с вашим личным делом. Мне нравятся результаты вашей работы. Вам следует установить контакт с руководителем поисковой бригады и прояснить обстановку, может, им понадобится помощь. Сами не навязывайтесь, выступайте в качестве наблюдателя. Нас интересует ваше мнение, а не результат работы УГРО. Вы меня понимаете?

– Так точно, товарищ генеральный комиссар.

– Очень хорошо. В этом деле есть немало странностей, на которые следует обратить особое внимание. На каждом изделии стоит клеймо СССР. Все ценности внесены в каталог, который был издан на французском, испанском, немецком и английском языках. Он предназначался для распространения среди посетителей выставки и издан заблаговременно. В чем секрет? А вот в чем. Сокровища Оружейной палаты и Алмазного фонда известны всему миру. Советский союз не делал шапку Мономаха и не создавал ювелирных шедевров буржуазного ювелира Фаберже, мы обязаны представить на выставке наше искусство, советское. И оно должно быть лучше прежнего. Не буду от вас скрывать, все предметы для выставки копировались с реквизированных ценностей князей Голицыных, Волконских и Румянцевых, но они сделаны сегодня и на них изображен герб СССР. Работа заняла не один год и была одобрена товарищем Сталиным лично. Мы не можем отменить выставку. Наша обязанность – вернуть ценности и предъявить их на обзор всему миру. Каталоги уже высланы во Францию. Вы понимаете наше положение? А теперь о самом деле. Изделия были доставлены в ювелирторг для временного хранения 15 апреля всего на несколько дней, об этом знало ограниченное количество лиц. Ограбление произошло поздним вечером 16 апреля, на следующий день. Возникают по меньшей мере два вопроса. Как грабители узнали, где именно находятся ценности и кому они собирались их сбыть. Ни один скупщик не станет связываться с клейменым золотом, сделанным по госзаказу.

– Задача понятна, товарищ нарком.

– Оставьте все свои дела и занимайтесь только этим. Держите меня лично в курсе событий, а также прошу вас составлять письменные отчеты в свободной форме. Вы не следователь, вы наблюдатель. По вашим отчетам товарищ Сталин должен понять, как работает наш уголовный розыск, какие имеет плюсы, какие минусы, с какими преступлениями мы еще не в силах бороться и по каким причинам. Ничего похожего в СССР еще не случалось. Ограбление такого масштаба – вызывающий случай, у нас не Чикаго. Это дело имеет гриф «секретно», утечки информации не должно быть. Но такие вещи вам объяснять не нужно. Какие есть вопросы?

– Вопросов нет.

– Идите работайте.

Журавлев ушел. Можно ли в такое поверить? Он слушал Ежова и не верил своим ушам. Прошел месяц с момента ограбления, и ни слуху ни духу. Полтора миллиона сцапали – и тишина. Добро бы деньги, новые напечатают, а тут ювелирный товар. В том же Париже эти побрякушки будут стоить во сто крат дороже. Журавлев ни секунды не сомневался, что ограбление велось по наводке и не для советских ювелиров, заказ пришел из-за границы. Это диверсия. Сегодня очень многие хотят выставить Страну Советов с худшей стороны. Почему же Сталин и Ежов так прохладно отнеслись к событию, имеющему государственную важность? И что значит – быть наблюдателем, если УГРО за месяц не продвинулось ни на шаг? За это время изделия могли переправить за кордон. Заниматься поисками уже поздно, Ежов должен это понимать. Золота никто не найдет, по-другому и думать смешно. Что можно сделать? Если приложить максимум усилий, вероятно удастся установить каналы, через которые украденное переправили за границу и выйти на заказчиков и исполнителей. На большее рассчитывать не приходится. Если выполнить эту задачу, можно будет говорить об успехе операции в целом.

Возвращаясь в свой кабинет, Журавлев встретил офицера, который передал ему под расписку пакет. Там оказался каталог на русском языке и опись пропавших ювелирных изделий.

Журавлев снял трубку внутреннего телефона.

– Дайте мне одиннадцатый… Герман Михалыч? Журавлев беспокоит. Мне нужна справка… Нет, по телефону вы мне не ответите. Составьте список всех членов делегации от СССР, выехавших в Париж на международную выставку. Кто, какая должность, обязанности и когда покинул СССР. Комиссариат иностранных дел должен был предоставить нам все данные. Скомпонуйте и пришлите мне. Заранее благодарен.

Положив трубку, он взялся за городской телефон.

– Виктор Сергеич? Вас беспокоят из особого отдела НКВД, третье управление… Нет, ничего страшного не случилось, работаем в обычном режиме. Кто у вас занимается ограблением ювелирторга? Так… так… Понятно. Значит, передайте майору Рубеко, чтобы к девяти ноль-ноль он был в моем кабинете со всей документацией по этому делу. Я закажу на его имя пропуск.

Отдав эти распоряжения, Журавлев принялся за изучение каталога.

Майор Рубеко явился вовремя. Журавлев привык к тому, что люди заметно волнуются, когда их вызывают на Лубянку, но молодой майор из УГРО был вполне спокоен, когда вошел в кабинет одного из руководителей особистов. По всей вероятности, он был готов к такому повороту, дело с ограблением стояло на месте.

У Журавлева тоже имелся стол для совещаний, примыкающий к письменному столу. Рубеко прошел вперед и сел на первый стул, точно так же, как это сделал вчера Журавлев. «Сработаемся», – подумал хозяин кабинета.

– Меня зовут Матвей Макарыч. Давно работаете в милиции?

– Десять лет. Направлен по комсомольской путевке.

– Не новичок. Вы принесли дело?

– Должны доставить с минуты на минуту с фельдъегерем. На руки дела не выдаются.

– Я не рассчитывал на оригинал. Меня интересует ваш блокнот.

– Записей я не веду, они расхолаживают. Все держу в голове.

– Хорошо, мы и без бумажек поймем друг друга. Можете курить. Когда обнаружилось ограбление?

– Утром. В девять часов утра 17 апреля. Главбух пришел на работу первым и обнаружил открытый сейф. Но об ограблении я знал с вечера. Правда, не догадывался, где вскрыт сейф. Сработано чисто, даже замки не поцарапаны. Таких специалистов в Москве по пальцам пересчитать. История началась вот с чего. Один старый уголовник устроил дебош на вокзале, во втором часу ночи стучал в окна вагона-ресторана и требовал водки. Конечно, будь официанты на месте, ему дали бы водку, но кроме сторожа никого не было, старик испугался и начал свистеть. Дворники взяли дебошира и отвели в участок. Он был пьян в стельку, а в кармане – пачка сотенных на десять тысяч. Позвонили нам. Мы приехали и забрали ханыгу к себе. Пьяный, пьяный, а рот на замке держать умеет. Деньги, мол, нашел. Плохо то, что банковской ленточки на пачке не сохранилось, по ней можно было проследить путь упаковки. Купюры не новые, разномастные, не подобранные по серии. Зовут ханыгу Кутила, а точнее, Шура Воробьев. Денег у него отродясь не было, он работал на подхвате у известного шнифера по кличке Кастрюля, он же Петр Кострулев. Вообще-то ему никто не нужен, может один работать, но любит пофорсить – чтобы кто-то инструмент подавал, фонарь держал, а он вроде бы хирург. Кстати, работает в хирургических перчатках, потому и следов не оставляет. Я за ним пять лет охочусь, и все впустую. О нем по городу легенды ходят, а над МУРом смеются. Кутилу расколоть не удалось, но я был уверен, что Кастрюля выпотрошил очередной сейф, надо ждать утренних сводок. И дождался. Позвонили из магазина ювелирторга. Я прямиком к Кострулеву. Если он не сбросил товар ночью, то золото и камешки у него. Приезжаем. На полу лежит его жена, вся в крови, мертвая, а шнифер спит себе сладким сном в постели, со вчерашнего еще не протрезвел. Обыск ничего не дал. Кострулев взял на себя убийство жены и стоял на том, что к этому сейфу отношения не имеет. Но я уверен, сейф брал он, а жену убил кто-то другой, несмотря на отпечатки пальцев на сковородке, которой она была убита.

– Согласен. Высококвалифицированный шнифер на мокруху даже спьяну не пойдет. Какие серьезные улики у вас были против Кострулева?

– Первая улика – деньги, найденные в кармане Воробьева. Из сейфа помимо ювелирных изделий пропала пачка сторублевых купюр на сумму в десять тысяч. Вторая улика найдена в том же кармане – счет из ресторана «Балтика». Мы проверили. Кастрюля, Кутила и Долгий пришли туда вечером и что-то отмечали. Долгий, настоящее имя Кирилл Фиксатый, шофер. В районе Сокольников мы нашли угнанную накануне машину «скорой помощи». Кастрюля горазд на выдумки. Прямых улик нет, но ясно одно, Кутила и Долгий – мелкие сошки. Наводку Кострулев получил от человека, давшего гарантию принять краденое и заплатить хорошую сумму. Сам Кострулев на такое дело не пошел бы, у него нет канала сбыта. Глупо красть ценности с государственным клеймом. Кострулев все понимает и наводчика не сдаст. Причины две. Первая: ему не поверят. Вторая: он не сдаст брата. Об этом мы потом поговорим. И еще. Он рассчитывает на помощь.

– Как вы думаете, Викентий Ефремыч, куда делись драгоценности?

– За границу вывезли. Или вывезут. Такой случай уже имел место, Кострулева по почерку можно вычислить. Его рук дело. Тогда выкрали гарнитур из изумрудов, изготовленный по заказу консула Великобритании. Кольцо, серьги, браслет, ожерелье в оправе из белого золота. Заказ был выполнен и хранился в сейфе Наркомата иностранных дел сутки. Та же история. Поздним вечером сейф был вскрыт, комплект исчез, грабителей не нашли. Через год из Ирака от неизвестного лица получили фотографии. На закрытом приеме одного из шейхов его фаворитка запечатлена в заказном гарнитуре. Возможно, письмо прислал англичанин, знавший о заказе консула Великобритании. Изумруд зеленою цвета, а для мусульман этот цвет считается священным, к тому же у нас прозрачная граница с Ираном. В полном смысле слова. Нас разделяет Каспийское море.

– Да, Иран – хороший рынок сбыта, – согласился Журавлев.

– А если это была проба пера? Гарнитур стоил не бог весть каких денег, изумрудов у нас много. Англичанину сделали копию, и он ни о чем не догадался. Один раз сошло с рук, почему бы не повторить эксперимент?

– Кострулев – исполнитель. А «экспериментатор» – очень рисковый человек. Неужели он не понимает, что выдает себя с потрохами? Совершенно ясно, где сидит наводчик.

– Вы имеет в виду наркомат иностранных дел?

– Вы меня правильно поняли, Викентий Ефремыч.

– Они для милиции люди недосягаемые, я давно пришел к этому мнению, но сделать ничего не могу, меня на порог не пустят.

– С нашей помощью пустят, примут и выслушают. Какие у вас соображения на сей счет?

– У Кострулева есть родной брат, Иван. У него другая фамилия и отчество, он сын от первого брака, Петр от второго. Иван не очень жалует Петра, несмотря на то что они женаты на сестрах. Сестры общаются, братья – в исключительных случаях. У нас нет ничего на Ивана. Коммунист, высшее образование. Но он работает в наркомате иностранных дел.

– Ну это еще ни о чем не говорит. Как его фамилия?

– Червоный Иван Модестович. Журавлев достал папку.

– У меня есть списки всех, кто выехал в Париж на выставку.

– Можете не искать. Иван еще не выезжал за пределы страны, он стажер.

– Вот оно что. Значит, ходит под чьим-то крылом. Попробуйте понаблюдать за ним.

– У меня нет оснований. Лучше, если вы возьмете эту проблему на себя.

Журавлев усмехнулся.

– Вы правы. Чем-то я должен вам помочь, нельзя же только требовать. Тут неплохо бы вспомнить, кто рекомендовал молодого специалиста в наркомат. С улицы в такие ведомства не берут.

– Я догадываюсь, но мне легче разговаривать с дворником.

– В любом случае молодой работник наркомата не владеет секретной информацией. Только очень высокопоставленныи чиновник мог знать, где хранится изумрудный гарнитур для английского посланника и бриллиантовая коллекция для показа на международной выставке. Мы должны не забывать, что дипломатов не досматривает таможенный контроль. Так… Ладно. А какие у вас соображения по поводу убийства жены Кострулева?

– Соседи утверждают, что Кострулев был подкаблучником. Маша была для него все и этим пользовалась. Скорее, ему от нее доставалось, чем наоборот. Дочка у них осталась трех лет. Ее забрала сестра погибшей, жена Ивана. Говорят, Кострулев обожает свою дочь. Я не верю в виновность Кострулева по части убийства.

– Кому же нужна жизнь обычной женщины?

– Тому, кто пришел за золотом.

– Если предположить, что Кострулев работал по наводке брата, то значит, брат и убил? Нелогично. Он понимал, что Кострулева посадят. Кто же убивает курицу, несущую золотые яйца.

– Я согласен с вами, Матвей Макарыч. Но, с другой стороны, после такой крупной операции, выходящей за всякие рамки, надо обрубать концы. Запрятать Кострулева в тюрьму – один из вариантов. Больше шести-семи лет ему не дадут. Он никуда не денется, отсидит и возьмется за старое. Важно прикрыть главных фигурантов дела. Иван уверен в том, что брат его не выдаст. А женой брата можно пожертвовать. Вряд ли Кострулев будет подозревать брата в убийстве Марии, родной сестры его собственной жены.

– Вы правы. Нам надо вплотную заняться Иваном Червоным.

– Согласен.

– Значит, мы нашли общий язык.