Текст книги "Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

2

Генерал Улусов даже в невзрачном штатском костюмчике выглядел очень солидно. Его выдавала походка, выправка, манера держаться и очень умный, проницательный взгляд. Как он ни старался, но на обычного служащего, учителя или бухгалтера не походил. За его передвижением по городу наблюдали сотни глаз. Сегодня Улусов отдал приказ: никого на улице не задерживать, документы не проверять, а лишь наблюдать за происходящим.

Генерал зашел в обычную рюмочную, где вутренние часы можно встретить только инвалидов войны, непригодных для работы на заводе или железной дороге. Безрукие и безногие жили на скудные пособия и сидели на шее детей или родственников. Кому повезло, работали сторожами на кладбище и складах, другие стояли на паперти у единственной действующей церкви, большинство бывших героев спивались. Повезло плотникам, они пригрелись на берегу Иртыша, мастерили рыбачьи лодки, смолили корпуса баркасов, строгали весла.

В рюмочной сидели несколько забулдыг, да и то трое из них были людьми генерала, старающимися походить на местных. Генерал заказал себе пиво и сел у окна. Человек, которого он ждал, пришел минута в минуту. Дисциплину и воспитание каленым железом не вытравишь.

Невысокий, бледный, с крючковатым носом человек лет пятидесяти, в таком же костюме, который генерал видел на задержанном накануне Петряке, осмотрелся и сразу же сообразил, к кому ему следует присоединиться. Улусов понял, что Петряк описал ему внешность генерала госбезопасности.

Не издай Улусов приказ, такого типа тут же арестовали бы, появись он на улицах города. Он не только на рабочего, но и на чиновника не был похож. Немецкий полковник имел карикатурную внешность, именно такими изображали немцев на плакатах военного времени.

Странный тип подошел к столу.

– Я прочел вашу записку, и вот я здесь.

Он довольно неплохо говорил по-русски, с небольшим акцентом, но скорее прибалтийским, чем немецким. Его можно выдать за латышского стрелка.

– Смелый поступок. Присаживайтесь, полковник. Будете пиво? К сожалению, немецкого здесь нет, но и русское пить можно.

– Не откажусь.

Улусов подал знак официанту, и тот принес еще одну кружку и две бутылки пива. По одной здесь не подавали.

– Почему вы выбрали меня для переговоров? – спросил Гофман.

– Генерал Калюжный прислушивается к вашему мнению.

– Я задаю тон, а он делает разработки. Мы в одной упряжке. Но я не буду сотрудничать с НКВД, в моем деле об этом можно прочитать. Попытки ваших коллег ни к чему не привели.

– Зачем же вы пришли?

– Хотел взглянуть на человека, который так грамотно пишет записки на немецком языке.

Улусов перешел на немецкий.

– Почему я выбрал вас? Отвечу. У меня профессиональная память. 27 марта 41-го года произошло знаменательное событие, вы должны его помнить. Мы стояли с вами рядом в одном строю по стойке смирно, когда фюрер награждал нас Рыцарскими крестами. Вас наградили крестом с дубовыми листьями, меня без таковых. Что справедливо. Вы боевой офицер, а я разведчик. Позвольте представиться, полковник Абвера Болинберг. В органах советской контрразведки с 43-го года. Сейчас не существует НКВД, я служу в Министерстве государственной безопасности, продолжая оставаться преданным членом национал-социалистической партии Германии.

– А таковая существует?

– И действует. Наши штаб-квартиры разбросаны по всему миру, мы верим в возрождение национал-социализма в Германии и готовы помочь каждому немцу, оставшемуся преданным своим идеалам.

– Идеалы меня устраивают, если только во главе движения не встают умалишенные ефрейторы.

– Фюрер давно уже превратился в миф и стал иконой. Мир изменился. Но у нас не может измениться враг – коммунизм. Если ваши товарищи по оружию, я говорю о русских, согласны с этим, я им помогу выбраться из петли.

– У вас неправильный подход. Коммунизм для них та же икона, и пусть они на нее молятся. Их угнетает режим, с ним они готовы бороться.

– Отлично. Нужна новая революция. В Советском Союзе много подпольных организаций, которые придерживаются тех же взглядов. Русским друзьям, с которыми вы идете в одной упряжке, не обязательно знать, что я немец. Кроме вас об этом никто знать не должен. Я русский генерал, который по мере сил борется с репрессивным режимом и нуждается в надежных единомышленниках и помощниках. Весь отряд я спасти не смогу. Часть. Человек десять, самых надежных и непримиримых.

Улусов достал газету и положил ее на стол.

– Здесь список. Калюжный входит в него. Список составлен мною в соответствии с уголовными делами, вы можете его подкорректировать. Остальными придется пожертвовать, теми, кто не готов к борьбе, а лишь жаждет свободы. Самых надежных людей я обеспечу подлинными документами и выведу из ловушки.

– Мы высылали разведчиков к большой железной дороге. Она блокирована. Даже вы не сможете нас вывести.

– Чем занят ваш отряд на данный момент? Полковник усмехнулся:

– Грабит машины с хлебом.

– Фуры с хлебом грабят, а они продолжают ездить без охраны. Странно! Так вот. В вашем отряде скоро появится новичок. Летчик. Из вашего же лагеря. У него есть отличная идея, с ней надо согласиться. В газете лежит карта с пометками. Не вся, конечно, а фрагмент, который вам понадобится. Летчик предложит захватить самолет.

– Взять наскоком аэродром? Это нереально. У нас была такая мысль, но мы ее отвергли, как только набрели на один из таких объектов. Среди нас есть один летчик.

– Вам не будут мешать. Вы сумеете захватить самолет с минимальными жертвами. Этих жертв выберете сами. Детали я вам объясню, но вы должны убедить Калюжного в правильности выбранного пути.

– Нет. Я поставлю его перед фактом в последний момент.

– Вам виднее. А теперь о деталях.

Тишина, птички поют, желтая листва, поднятая ветерком, по воздуху носится, наподобие бабочек. Благодать. Это даже не свобода, воля вольная. Но как сказал поэт: «Покой нам только снится…» Из-за кустов вынырнула человеческая фигура в черном с автоматом в руках. Муратов облегченно вздохнул: прогулка закончена, пора за дело приниматься.

– Руки за голову! – приказал автоматчик.

– Прежде чем командовать, номер сорви с груди. Не видишь, я такой же, как и ты.

Черные штаны, черная куртка, черный ватник и белый лоскут на правой стороне груди с номером. Они ничем друг от друга не отличались, только у одного был автомат, а у другого нет.

– Как ты сюда попал?

– Гальюны драил в административном здании, когда вы на рывок пошли. В суматохе и проскочил через брешь, оставленную вами. Трое суток на дереве просидел, пока вертухаи с собаками за вами гонялись. Как стихло, слез – и в чащу. Тринадцать суток брожу кругами и выхода не вижу.

– Иди вперед. Разберемся. Жрать-то хочешь?

– А то. На одной клюкве долго не протянешь.

Конвоир дал Муратову кусок хлеба. Вася его умял и

подумал: «Поверил с лету. Даже ствол за спину убрал».

Валунов в лесу было много, от маленьких до гигантских, поросших мхом. Лагерь, куда его привели, был огорожен стеной из валунов средних размеров, шалаши утеплены свежим лапником. А толку что. Со дня на день снег ляжет, все от холода передохнут. Тут даже зверья нет, город под носом. Нет, им не выжить.

Васю привели в один из больших шалашей, где сидели четыре человека в лагерных робах. Поди, догадайся, кто начальник. Лица спокойные, не озлобленные. Судя по виду и возрасту, чины не малые. Стоять можно было только согнувшись, и Муратову предложили сесть.

– И как же тебя, братец, занесло сюда? – спросил крупный мужчина лет пятидесяти пяти с обветренным лицом.

– Путевка в санатории кончилась, а машину за мной не прислали. Пришлось прогуляться пешечком. У переезда мост, а на мосту солдаты. По Иртышу боевые катера с пушками из стороны в сторону шастают. Подумал и решил идти на север, а там город. Странный город. Весь люд работает, а по улицам средь бела дня воркующие парочки разгуливают. Мужик с мужиком гуляет, будто на свободе баб не хватает. И все трезвые. Нет, думаю, мне там делать нечего. На западе топь. Болота. На юге степь, а над ней штурмовики летают, словно коршуны тушканчиков высматривают.

– Могут клюнуть?

– Еще бы. У них по четыре пулемета на одной гашетке сидят. Одним залпом степь вспашут, хоть к посеву приступай. Самое время для озимых.

– В самолетах толк знаешь?

– А то как же. Двенадцать сбитых «мессеров» на моем счету и десять лет строгача за заслуги.

– Как звать?

– Иван Родченко. Бывший капитан и кавалер, ныне в опале. Отдыхал в бараке номер девятнадцать. Принимал трудовые ванны – лес валил. Из-за склонности к побегу состоял на особом учете у начальства. Не уберегли.

– Ладно. Тебя накормят. Со своими теплее будет.

– Это точно, браток. Одному подыхать страшно, а скопом веселее, даже посмеяться можно.

– Сколько тебе лет, Иван?

– Тридцать один.

– Не рано ли о смерти думать?

– А о чем с вами думать? Ишь, шалашей настроили. Зима здесь суровая, даже медвежья шкура не спасет. Да вы, чай, не новички, чего вам басни гнать. Уходить надо. Снег выпадет – крышка. Температура к нулю приближается, как ветер сменится на северный, пиши пропало.

– Ты что развоевался-то, капитан? – вмешался другой начальник с басистым, хрипловатым голосом. – Хочешь грудью на амбразуру лечь?

Судя по всему, этот и был у них главным.

– Меня амбразурой не напугаешь, папаша. Пуганый уже. Я тут пару недель погулял и многое видел. Аэродром в трех километрах к юго-западу нам в подарок построили, так я его вокруг обошел. Люблю на самолеты смотреть. Один мне особенно понравился, десантный «Ту-2». У ангара стоит. Топливо в нем хватит на три тысячи верст.

– А если он пустой?

– Пустой держать нельзя. Температура ночью за минус падает, внутри пустых баков водный конденсат будет скапливаться. С учетом обстановки база в боевой готовности, так что там и керосин есть, и парашюты готовы. Заряжай десант и взлетай. А чем мы не десант?

– И тебе ворота уже открыли? Сорок стволов против полка и кирпичных заборов с вышками.

– А что, в лагере вышек не было или вам ворота открыли?

– Одно дело изнутри, другое – снаружи, – басил начальник.

– Ты, поди, генералом был и воевал с карандашом в руках на бумаге, а я боевой офицер. В лоб преграды брать хорошо чужими руками. Заходить надо ночью с другого конца, где самолеты взлетают. По-пластунски по взлетной полосе полтора километра до ангаров и казарм, а для отвода глаз оружейный склад со снарядами на воздух поднять. Им не до нас будет. Из-под носа у них улетим.

– Бред! – отмахнулся третий начальник. – Нас истребители подобьют.

– Тоже мне, профессор нашелся, – начал наглеть Муратов. – Знаешь, сколько времени надо пилоту «Ястребка», чтобы взмыть в небо? Да еще ночью,.вслепую. У них стоят устаревшие «Яки», им на металлолом пора. Аэродром учебный, а не боевой. Мне хватит пятнадцати минут, чтобы забраться на потолок. Трех тысяч метров с лихвой будет, «Ястребок» нас там не достанет. И зенитка не добьет. Главное, самим выдержать, не превратиться бы в сосульки и не сдохнуть без кислорода.

– А локаторы?

– Вы тут сидите без всяких локаторов, в носу ковыряете и собственные ширинки нюхаете, а я дело предлагаю. Пойдем на север, там снизимся до километра и прыгнем, а самолет дальше полетит, пока не врежется в тайгу. Севернее объездной ветки жизни уже нет, одна чукча там. У них лыжами отоваримся, унтами и оленьими полуперденчиками, чтобы попки прикрыть. Уж там-то нам дорогу никто не перекроет до самого Уральского хребта.

– Смелый ты парень, капитан, – криво ухмыльнулся басовитый начальник. – Иди. Мы обдумаем твой план.

– Надеюсь, десяти минут вам хватит. Если выпадет снег, а он может обрушиться уже сегодня ночью, похороните мой план, по обледенелой полосе я самолет в воздух не подниму.

Начальники переглянулись.

– Добро, Иван. Черти план аэродрома.

В отделении милиции Антон без особых церемоний прошел в кабинет начальника, лейтенанта госбезопасности никто не решился останавливать. Весь город перешел во власть чекистов, а милиция выполняла функцию участковых инспекторов и разнимателей пьяных драк. О банде беглых зеков даже начальник ничего не слышал.

Майор встал, увидев вошедшего лейтенанта. Черт его знает, что за гусь. Возьмет и арестует ни за что ни про что.

– Межгород у тебя есть, майор?

– Так точно.

Он указал на один из трех телефонов без диска.

– Покури в коридорчике, у меня важный разговор.

Майор взял со стола папиросы и вышел. Бучма снял трубу.

– Коммутатор. Томск один, тринадцать, четыре и сними наушники, барышня. Кто много знает, тот плохо спит.

– Привет, батя! – сказал Антон, когда на другом конце послышался низкий приятный баритон Хворостовского. – Я тут забрел к одному начальнику, а у него междугородняя линия есть. Дай, думаю, звякну старику, поделюсь ново-стишками.

– С тобой все в порядке, сынок?

– Лучше не бывает. Друга встретил. Ну ты помнишь нашу бабку, она его лечила в 42-м, когда ты по лесам грибы собирал. Ты должен его помнить. Тогда он полковником был, а ныне до генерала дорос. Ты его в Новосельск послал. Тут он и вертится.

– Я все знаю, сынок. Хватит о нем. Возвращайся. Мы тебя заждались.

– Машину починю и вернусь. Если у тебя есть карта под рукой, то глянь на нее. Квадрат Е-18. Отличное место. Далековато, но на самолете долететь можно. Лесные грибники решили туда слетать. А я думаю, сезон-то уже закончился. Чего они там найдут?

– Когда вылетают?

– Этой ночью. Друг мой им помогает чем может. Их уже не остановишь. А я думаю, что и не надо. Отличная идея. Идешь во всеоружии за грибами, а они сами с неба падают прямо в твою корзину. Сорок штук, и все белые. О таком улове только мечтать можно.

– Ты стал очень многословен. Я же тебя с полуслова понимаю.

– Вот и ладушки. С другом попрощаюсь и приеду.

– Не вздумай. Он меня не со всеми своими коллегами познакомил. А они очень полезные люди.

– Как скажешь, батя. Вообще-то он ходит здесь павлином и, как мне кажется, голова у него не болит.

– И слава богу. Павлин особенно красив, когда перья распускает.

– Ну, бывай здоров. Жди доклада. Не от меня, а от павлина. Сегодня он будить тебя не станет, завтра обрадует, когда поезд уйдет.

– Хорошо, что позвонил. Мы присоединимся к грибникам. Веселее будет.

Антон положил трубку. Он сделал все, что мог, теперь ущелье открыто и он может выводить людей, не опасаясь облавы.

Впрочем, все остались довольны джентльменским соглашением. Только цели у всех были разными. Антон хотел вывести людей и девушку, которую он полюбил. Вася Муратов рвался к золоту. Он получил шанс шахматного ферзя одним ходом перемахнуть с одного конца поля на другое. Генерал Улусов, как опытный разведчик, просчитывал свои ходы более качественно и дальновидно. Генерал Хворостовский имел конкретную цель, ну а беглецы ставили перед собой самые простые задачи.

Если бы Улусов вывел отряд беглых военнопленных через Мертвое ущелье, ему можно смело предъявлять обвинение в пособничестве врагам народа. Без военной карты они не сумели бы пройти через болотную топь и спуститься к руслу высохшей реки, а допуск к совершенно секретным материалам имели только Улусов и его заместители. Вот почему генерал принял план с самолетом, предложенный офицером командующего госбезопасностью округа. Получалось, что Улусов следовал замыслу Хворостовского, а значит, обвинить его в пособничестве нельзя, договор с начальником аэродрома и командиром эскадрильи выглядел как выполнение приказа вышестоящего лица. От его имени Улусов и выступал на переговорах с летчиками. На поле должен стоять заправленный самолет. Его захватят беглые зеки, и им надо позволить улететь. Это приказ. О плане побега и дальнейших действиях Улусов рассказал полковнику Гофману, а тот в свою очередь генералу Калюжному. Калюжный не решился бы вести людей на верную смерть, однако появление в лагере летчика Ивана Радченко заставило его поверить в успех операции. В выигрыше остались все, кроме Хворостовского. Взять Улусова-Болинберга ему не удастся. Он здесь ни при чем, доказать его вину невозможно. Его адъютант и приемный сын лейтенант Антон Бучма смешал все карты. Из лучших побуждений, разумеется. Теперь все, что мог сделать Хворостовский, это уничтожить банду беглых в указанном квадрате.

Они ползли, передвигаясь по взлетной полосе, и замирали на месте, когда по летному полю проскальзывали лучи прожекторов. Четверых человек Калюжный отправил в обход, к арсеналу. Это была идея Улусова-Болинберга, о которой он ничего не сказал командованию аэродрома. Грамотные офицеры и опытные штабисты, из которых состоял отряд беглецов, должны воспользоваться отвлекающим маневром, иначе идея угнать самолет превращалась в наивную сказку. Кого-то это устраивало, но только не Улусова, он хотел добиться правдоподобия во всем.

Четверо диверсантов-подрывников, прошедших фронты и поднявших на воздух не один склад и мост, знали свое дело. Во время войны они взрывали немецкие объекты, сегодня – свои. Но у них уже не было своих. Советские лагеря были ничуть не лучше немецких. В них не предусматривались газовые камеры, зато были рудники, изматывающий труд. Слабых и выдыхающихся расстреливали. Пуля стоит дешевле печей и душегубок.

Транспортный самолет стоял у центрального ангара, напротив взлетной полосы, что облегчало задачу пилота, не требовалось рулежки – разогнался и взлетел. Только бы не сойти с полосы, которая не освещалась. Без удачи и опыта здесь не обойтись. Вася Муратов был штурманом и инженером, знал самолет как свои пять пальцев, но никогда не брался за штурвал. Несмотря на это, сейчас он был уверен в себе как никогда. Его бредовая идея – единственная возможность выбраться из ловушки.

Они продвигались к самолету все ближе и ближе, напряжение достигло предела.

Тем временем четверка диверсантов подобралась к складу. Часовых убрали без шума, но возникла новая проблема – замки на воротах. Стрелять было нельзя. К счастью, кто-то увидел веревку с крюком.

– Двое на крышу, – скомандовал старший группы. – По веревке через трубу в ангар и подготовить арсенал к взрыву. Мы остаемся здесь. Замки потребуют времени. Работаем параллельно, нельзя терять ни секунды. Наши ребята под прожекторами. Пара пулеметных очередей, и никто из них с земли не встанет. Вперед.

Крюк забросили на крышу, по веревке взобрались наверх. Сбив козырек с трубы воздуховода, спустили в него веревку, по ней один скользнул внутрь, другой остался для подстраховки. Коснувшись земли, подрывник включил фонарь. Темно-зеленые ящики разных размеров были разбиты на подгруппы и стояли штабелями высотой в три метра. Он нашел динамитные шашки и бикфордов шнур. Действовал автоматически, без раздумий, руки сами помнили, что надо делать. Протянув шнур до ворот, услышал за ними возню: его товарищи возились с замками и, судя по всему, у них что-то не получалось. Подрывника это не встревожило, решил, что успеет выбраться.

Тем временем Муратов получил команду проникнуть на самолет. В подкрепление дали двух помощников, но Вася расценил этот шаг как недоверие. Оно и понятно, он с ними на нарах пайку не делил. Его так и прозвали – Пришлый. Не очень почетная кличка, но Муратова собственный статус не интересовал. Он долетит туда, куда ему надо, а судьба остальных в руках Господа Бога, и он ей не завидовал.

Короткими перебежками они достигли цели, падая каждый раз, когда приближался луч прожектора. В самолете отсутствовала дверь, и он не герметизировался, учитывая высоту полета, предусмотренную для высадки десанта. Трапа не было, выстроили живую лестницу, и Василий взобрался в самолет по спинам. Потом скинул трап из стальных прутьев: сбегать он не собирался. Если начнут стрелять, могут попасть в баки. Глупо терять последний шанс.

Когда двое сопровождавших его поднялись на борт, Муратов включил фонарь. Самолет был готов к вылету, на полу лежали собранные парашюты в чехлах с ремнями. Одна деталь его смутила – парашюты были пронумерованы белой краской. Зачем? Это опасно. Именных парашютов десант не имел, здесь все равны. Если среди десантников окажется вредитель, он может вывести из строя нужные ему парашюты. Муратов прошел в кабину. По словам Антона, там должен быть его парашют и пистолет под сиденьем. И то и другое оказалось на месте и на чехле не стояло номера. Это утешало. Василий сел на место пилота, пристегнулся и почувствовал себя королем на троне. В очередной раз он зачеркивал свое прошлое.

С приборами разобрался быстро, тут для него ничего сложного не было. Но полоса! Он видел перед собой только три десятка метров. Небо застилали тучи, шел снег. Разгон не меньше пятисот метров, небольшое отклонение, и они сойдут с полосы. Тогда никто не выживет. Муратов зажмурил глаза и попытался сосредоточиться. Он обманул всех. Антона в первую очередь. Антон доложил генералу Улусову, что в его отряде есть опытный пилот. Улусов уверен в том, что Антона и, соответственно, летчика прислал Хворостовский. Все сработало. Вася сидит за штурвалом, командование аэродрома об этом знает, но делает вид, что ничего не видит. Если так, то они должны помочь ему взлететь. Они получили приказ, за провал которого по головке не погладят. До сих пор Муратов из любой передряги выходил сухим. Надо лишь верить в себя. А Вася верил. Еще он верил в золото…

Беглецы продолжали мучиться с замками. Открыть удалось только один из четырех. Стало понятно – в отведенное им время не уложиться, подрывнику придется подниматься на крышу по веревке. Он и сам это понимал, поджег шнур и пошел к ящикам, чтобы взобраться сначала по ним, а дальше по канату. И вдруг остановился. Присев на корточки, направил луч фонаря на огромный продолговатый ящик.

– Мать честная! Авиационная бомба! Зачем? Это же учебный полигон!

На складе находилось не менее сорока ящиков с бомбами. Кого они собирались бомбить? На земле остались следы от «ножек»: несколько ящиков забрали совсем недавно.

Подрывник побежал к воротам.

– Командир, улетайте, не ждите нас. Здесь бомбы. Через десять минут аэродром превратится в огромную воронку. Бегите!

– Гаси фитиль! – услышал он приказ из-за ворот.

– Постараюсь.

Впервые в жизни опытный подрывник испугался. Он не за себя боялся. За других. Угнать самолет под фейерверк – одно, погубить сотни людей ни за понюх табака – другое. На бегу он выронил фонарь. Теряя хладнокровие, теряешь жизнь – таков принцип саперов. Он продолжал бежать в темноте на движущийся огонек. И вдруг споткнулся, упал. На него рухнул штабель ящиков и разбил парню череп вдребезги. А огонек продолжал свой путь…

Услышав в ангаре грохот, командир достал ракетницу.

– Зачем? Нас тут же засекут, это же крайняя мера, – взволнованно сказал боец, возившийся с замком.

– Именно крайняя.

Командир выстрелил.

– У них сорвалось, – пробурчал Калюжный, увидев ракету. – Все в самолет.

Довести операцию до конца помогла дисциплина. Люди не кинулись толпой, шли строем, по четыре человека, цепочкой взбирались на борт. На прожектора уже никто не обращал внимания. С вышек огонь не открывали. То ли охрана спала, то ли потеряла бдительность.

– Нас прикрывают снежные хлопья, – сказал Калюжный, стоявший у трапа. – Мы за белой завесой. Передать команду пилоту – запустить двигатели, готовиться к взлету.

Генерал вошел в самолет последним.

Когда самолет тронулся с места, опять не прозвучало ни одного выстрела. Муратов знал, почему не стреляют, верил, что помогут. И действительно, прожектора осветили взлетную полосу и замерли.

Скорость нарастала, Василий взмок, пот застилал глаза. Стиснув зубы, он потянул штурвал на себя. Машина оторвалась от земли и резко пошла на подъем. И тут раздался небывалой мощности взрыв, небо стало красным. Самолет тряхнуло, но он продолжал набирать высоту.

Глядя в иллюминатор, генерал Калюжный сказал:

– Сработало! Аэродрома больше не существует, погони не будет. Можно лететь на низкой высоте.

Полковник Гофман кивнул.

– Слишком мощный арсенал.

– Да, барон. Но теперь-то вы можете посвятить меня в детали.

– Конечно. Начнем с парашютов. Только двенадцать из них раскроются в воздухе. Мне известны их номера. Я хочу обсудить с вами список самых достойных.

– Все достойные. Мы с вами полгода отбирали кандидатов для побега. Что еще вы хотите обсудить?

– Человек, содействующий нам, может взять под свое крыло не больше двенадцати. Но и они будут числиться мертвыми, а значит, ни о каком преследовании не может идти речи.

– Генерал Улусов немец?

– Он борец с режимом и национальность тут ни при чем.

– Покажите мне ваш список, барон.

Самолет набрал высоту и лег на курс. Через пятнадцать минут в кабину вошел немолодой мужчина с горбатым носом. Сидящий рядом с Муратовым солдат с автоматом тут же встал и уступил место второго пилота. Раньше Василий не видел этого человека. Его никто с членами банды не знакомил, зеки его не интересовали. Он сделал главное – вышел на лагерь, нашел руководителей и убедил их пойти на подвиг.

– Вы летите без карты, Иван?

Муратов обратил внимание на акцент горбоносого.

– У меня есть приборы, они надежнее любой карты.

– Среди наших ребят есть летчик, он вас проконтролирует. Точнее сказать, ваши приборы. Вы же не имеете определенного маршрута?

– Я лечу на северо-восток, где нет сосредоточения воинских частей. Там тайга и легко затеряться.

– А вам откуда знать? Ни один из заключенных не знал, где он сидит.

– Я местный. Из Черной балки. Можете считать меня исключением.

– Конечно. Вы же пришлый.

– Такой же зек, как и вы.

– Сколько отсидели?

– Три года.

– При индустриальном строительстве три года – большой срок. За это время многое изменилось. Скажите, Иван, по каким дням в лагере устраивали банный день?

Муратов не знал, что ответить.

– Не волнуйтесь, вы этого не можете знать. Вы из диверсионного отряда лейтенанта Бучмы, но и это не имеет значения. Ваш план сработал, и наш план должен сработать. Мы меняем курс.

Горбоносый достал листок и прикрепил его к приборной доске.

Полетим в этом направлении. И десантироваться будем там, где сочтем нужным. Мы не собираемся прыгать в объятия НКВД. Если вас что-то не устраивает, можем выкинуть вас прямо сейчас, без парашюта, у нас есть свой пилот. Выбирайте.

– Я полечу куда скажете, мне все равно.

– Отлично. Снижайте высоту, за нами нет никакой погони. Людям тяжело дышать.

– Как прикажете.

Горбоносый встал, его место занял молодой парень.

– Выправляй курс, дружок, – сказал он с усмешкой.

…Антон и Таня целовались, стоя под березкой. Их спугнул хруст веток. Антон включил фонарь. Едва ковыляя, весь ободранный, с окровавленным плечом к ним приближался Яша Стрелов.

– Бог мой, призрак! – вскрикнула Таня.

– Не дождетесь, – прохрипел моряк. Антон подставил ему плечо.

– Молодчина, капитан.

– Они взорвали поезд, гады. Степь до сих пор полыхает. Бомбили, будто крейсер под ними.

– Сейчас тебя Варя перевяжет. Тебе надо выспаться, Яша. С рассветом мы уходим. Путь через ущелье свободен, Васька увез бандитов. Своими глазами видели, самолет над нами пролетел.

– Я в порядке, ребята. Ущелье – семечки. Хоть через океан.

Моряк покачнулся и упал, потеряв сознание.

Генерал Хворостовский этой ночью не спал, работал в своем кабинете.

– Шифровка из Атырау от полковника Кашина, – доложил капитан.

– Читай.

– Особо секретно, товарищ генерал.

– Ты все равно ничего не поймешь. Читай.

Капитан распечатал сложенный листок, скрепленный сургучной печатью, развернул его и прочел:

– «Танкер «Дербент» выходит в море по расписанию. Пассажиры в полном составе. Телеграфируйте в Баку инструкции для погранслужбы. Танкер перегружен. Рекомендую снять лишний балласт. Посредник».

– Хорошо. Брось в пепельницу и сожги.

Капитан смял листок, положил в мраморную пепельницу и поджег его.

– Что с поездом?

– Поезд уничтожен.

– Аэродром?

– Сведения подтвердились. С этого аэродрома взлетали самолеты с бомбами на уничтожение литера 731. Сдетонировал арсенал. Аэродрома больше нет, но самолет с зеками сумел вылететь.

– Людей выслали навстречу десанту?

– Два моторизированных полка пехоты и интендантский полк. Все, что есть в близлежащих районах.

– Кто сообщил о взрыве? Улусов?

– Улусов не звонил. Сведения поступили от нашей агентуры по радиосвязи.

– Значит, Улусов выжидает? Ладно. Соедини меня с ним.

Капитан вызвал Новосельск, но ему не ответили. Он соединился с дежурным по управлению и тот его огорошил. Капитан положил трубку.

– Генерал Улусов на пожаре, горит рабочий поселок. Предположительно, диверсия. Он находится там с вечера.

– Выкрутился, мерзавец! Сам и устроил поджог!

Хворостовский заложил руки за спину и отошел к окну.

Он сделал правильный вывод, вот только доказать ничего не сможет. Оставалась слабая надежда на десант. Если он возьмет парашютистов живыми, то сумеет развязать им языки. С кем-то из них Улусов выходил на связь, без его поддержки зеки не решились бы на захват самолета. Генерал уже запрашивал Москву, но в архивах Лубянки не нашлось никаких материалов на полковника Абвера Болинберга. Когда-то Улусов сам работал на Лубянке, вполне мог запросить досье на самого себя и уничтожить его. Показания Антона ничего не стоят, он был несовершеннолетним мальчишкой в годы войны. Разведчик Клубнев уже в Иране. Он беглый каторжник, что стоит его слово против ставленника самого Берии. Крепкий орешек ему попался. Враг действовал на его глазах, а он ничего не мог предпринять. Хворостовский злился на себя.

Небо начало светлеть. Самолет летел над тайгой на северо-запад. Рядом с Муратовым сидел пилот и внимательно следил за приборами. Конец предрешен, Василия раскусили, тянуть время не имело смысла. И он решился.

– Закрой дверь кабины, кореш, из салона дует.

– Это можно. Не повредит.

Пилот встал и захлопнул дверцу.

Муратов выхватил из-под сиденья пистолет и выстрелил ему в затылок. Следующие два выстрела сделал по боковому окну, а потом ударил по нему ногой. Стекло вылетело. Муратов выхватил из-под сиденья парашют, накинул на себя лямки и защелкнул карабины. Штурвал полз вперед, самолет заваливался на нос. В окно пришлось протискиваться, но все получилось, он рухнул вниз. Когда раскрыл парашют, взглянул на самолет. Как ни странно, он не клюнул носом, а шел ровно, медленно снижаясь. При таком раскладе они могут спастись. Неужели кто-то удерживает штурвал? Нет! Не может быть! Он все еще спит, второй год спит и не может проснуться.

Вместо того чтобы войти в штопор и разбиться, самолет исчез за горизонтом. Ноги Василия коснулись земли, вернее, снега и он ушел в него по пояс. В этих местах давно уже царствовала зима. Купол парашюта лег справа. Вокруг полянки стеной стояла тайга. Вот он, чистый лист бумаги. Начинай новую жизнь, Вася. Придешь в себя и узнаешь, что такое холод. Тюремные «говнодавы» на ногах, старые штаны, ватник, шапки нет. В кармане полпачки папирос, спички и пистолет с пятью патронами. Отличное начало! – сказал в нем голос оптимиста. Печальный конец! – сказал разум.