Текст книги "Запекшаяся кровь. Этап третий. Остаться в живых"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

4

До Челябинска они не доехали, поезд застрял в Судженске на два месяца. Обвалился железнодорожный мост. Выше по течению прорвало плотину. Поток воды, несущий бетонные глыбы, снес его как щепку. Десятки эшелонов, идущих с востока, встали, образовав гигантскую пробку.

Пассажиров и жителей окрестных деревень и поселков призвали на помощь. Зов Родины не мог остаться не услышанным, все прекрасно понимали обстановку – враг не дремлет. Но существовали и другие понятия: либо ты доброволец, либо дезертир и враг народа. Военные оцепили зону катастрофы. Работали под неусыпным надзором автоматчиков. Никто не обижался и уж тем более не возмущался. На разборку завалов пригнали зеков, они жили под открытым небом в поле. Пассажиры поездов под конвоем возвращались в свои вагоны. В конце концов для них поставили палатки, разрешив взять из вагонов матрацы. Для военных и высокопоставленных партийных чиновников было сделано исключение. Военные пьянствовали в своих купе, подыхая от скуки, а партийцев переправили на другой берег на понтонах сразу же, как спала вода. Режим ужесточился после попытки побега группы заключенных. Ночью они напали на палатки, захватили гражданскую одежду и попытались уйти в лес, но все были убиты автоматчиками. Теперь каждый чувствовал себя заключенным. Многие знали, что такое «зек» не понаслышке. Кормили людей плохо: овсянка на воде, сухари и рыба, которой в этих местах, на счастье, водилось много.

Слава Сталину и слава Богу, спустя два месяца кошмар кончился, пассажиров вернули в поезда. К удивлению всех, по вагонам прошел начальник поезда и раздал сухие пайки, а для тех, кто решил вернуться в Хабаровск или дальше, открылся ресторан, обеспеченный продуктами на пять суток. Это была самая радостная новость за последние месяцы. Семью Тарасовых она обрадовала больше других, они ехали с детьми.

– Воблу не трогать, – строго сказала мать, – у нас только одна бутылка воды. Я не уверена, что в поезде ее много. Начальники могли не подумать об этом, у них без нас хлопот хватает. И чай проводники не предлагают.

Жена известного химика Андрея Александровича Тарасова Ирина Николаевна знала, что говорит. Всю войну она прослужила сестрой милосердия в блуждающем по фронтам санитарном поезде-госпитале. И вообще главой семьи была Ирина, а не муж. Он не возражал и не пытался быть лидером. Ирина Николаевна имела прирожденный организаторский талант, Андрей Александрович был погружен в свои научные изыскания. Он обожал детей и баловал их, а мама выдвигала слишком много требований и наказывала за каждую провинность. Что тут говорить, папу они любили больше, чем маму, но и его им приходилось иногда жалеть. Доставалось бедняге за забытые дома ключи, за невымытую за собой чашку или брошенную где не положено газету.

Мать слушались все, и никто не смел ей возражать. Старшим ребенком был Коля, ему исполнилось восемь, а Насте только шесть. Хорошо, когда брат старше сестры, но за все бедокурства Настены спрашивали с Коли, а если что-то натворил сын, попадало отцу. Только мама всегда и во всем была права. Раз мама сказала: «Воблу не трогать!», никто на нее больше не смотрел.

– Я бы не воды, я бы пива выпил, – мечтательно заявил отец.

– О чем ты говоришь, Андрюша? – с тоской в голосе сказала жена. – Мы возвращаемся в никуда. Служебную квартиру в Хабаровске сдали, а в Челябинске наверняка уже взяли другого: лаборатории требовался руководитель, а он не приехал. Ты же не пуп земли, чтобы тебя ждать бесконечно. И в Хабаровске твое место заняли. Что будем делать? Ни жилья, ни работы. Ты даже не член партии, чтобы пойти в горком.

– Зато ты член партии, орденоносец, фронтовик. Почему тебе не сходить?

– Медсестрам квартиры не дают, у нас каждый третий – фронтовик. Инвалиды войны живут в ночлежках и общежитиях. Начальство на тебя обижено. Только тебя поманили в Челябинск, тут же сорвался с места. Обратно уже не возьмут.

– В Челябинске огромный институт, современное оборудование. Глобальные проблемы решаются. Я правильно сделал, но, видно, не судьба. Пойду в школу, преподавать.

Поезд часто останавливался, стояли подолгу.

– Так мы и за пять суток не доедем, – ворчала Ирина. – Ползем в час по чайной ложке.

– Выскочим на Транссиб, полетим стрелой. Мы же на объездной ветке. Судженск, где мы застряли, находится посередине трехсоткилометрового объезда.

– Но почему нас погнали в объезд?

– Как ты не понимаешь, Ириша. Транссиб перегружен. В народной республике Корея идет война, мы обязаны помочь товарищам оружием. Все пассажирские поезда идут в обход. Даже уголь и лес гонят обходными путями. Никому не интересно держать нас на дороге, существуют интересы выше наших. Мы должны это понимать.

– Понимаю. Все я понимаю. Я всю жизнь только и делаю, что все понимаю. Как собака. И тоже сказать ничего не могу. О чем они думали? Дали людям паек – одни консервы фронтовых времен. А они подумали, как я открою эти банки? И где вода?

– Нож в каком-нибудь купе найдется. Почему тебя вода так волнует? На любой станции есть вода.

– Мечтатель. Если нас погонят и мы, как ты говоришь, «полетим стрелой», остановок не будет. Когда нас выстроили на платформе перед посадкой, я видела, что загружали в девятый вагон, где находится ресторан. Пайки загрузили, а воду не привезли. И еще, Андрюша. Ты помнишь, сколько народу ехало с нами в ту сторону? Вагон был полон, а на свои места вернулась половина, в лучшем случае.

– Кто-то мог изъявить желание остаться на стройке.

– Ну да. Очень им нужен художник с дочерью из соседнего купе. Ах, какой специалист-строитель. А куда делись военные? Майор с женой занимали купе, соседнее – капитан, тот, что жену на платформе не дождался. И женщины нет с детьми. Они ехали в деревню на каникулы. Погуляли детки, воздухом подышали, парного молочка попили…

– Может, их посадили на более ранний поезд, наш ушел из Камска одним из последних. Были первыми, оказались в хвосте. Тем, кто торопился, могли пойти навстречу.

– Один ты никуда не торопишься.

Ближе к вечеру Ирина Николаевна отправилась к проводнику.

– Скажите, любезный, а мы можем попросить чаю?

– Вы из двенадцатого купе?

– Совершенно верно. У нас двое детей.

– Вы возвращаетесь в Хабаровск и можете пойти в ресторан. У меня чай только для тех пассажиров, которым ехать не дольше суток. Сейчас я вам отдам ваши билеты, и вы их предъявите подавальщице.

– И часто мы можем посещать ресторан?

– В завтрак и ужин. Обед сухим пайком. Возьмите ваши билеты.

Пожилой проводник был очень строг, Ирина понимала – конфликтовать не надо, здесь он главный, споры ни к чему не приведут. И все же спросила:

– Проблема с водой?

– Решаемая. Водой нас обеспечат в ближайшем городе. Идите, гражданочка, и не нервничайте. Государство заботится о своем народе.

Об этом она слышала с детства, но когда с ее санитарного поезда стали снимать легко раненных, чтобы отправить в бой, Ирина усомнилась в трогательной заботе о народе.

Возможность поесть в ресторане обрадовала ребят и мужа. Они мечтали о борще и мясе, но никакого борща в меню не оказалось. Давали гречневую кашу с тушенкой, два куска черного хлеба, стакан чая и свежие огурцы. Когда подошла очередь, за один столик пригласили семью Тарасовых и молодую парочку, хотя мест было всего четыре.

– Дети могут сесть к нам на колени. Все усядемся, – поспешил сказать Андрей Александрович, не дав возможности жене вступить в очередной конфликт.

Уселись и тут же съели все, что подали. В ожидании чая разговорились. Молодого человека звали Семен, он был востоковедом, а его девушку – Таней.

– Ваше путешествие тоже сорвалось? – спросила Ирина. – Вы из Хабаровска?

– Оно не сорвалось, – сказала Таня, – в Хабаровск мы не вернемся. Мы беглецы, сойдем на первой же станции и будем ждать поезда на запад. У нас нет обратного пути.

– Танюша, не преувеличивай, – смутился молодой человек.

– Какая интригующая история! – воскликнула Ирина, не умевшая сдерживать присущие ей любопытство и разговорчивость. – Такая красивая пара и бегство. Я догадалась. Так чьи родители оказались монстрами?

– Мои, – вздохнула Таня. – Сема из Ленинграда, он ученый, работал в Хабаровске с японскими архивами. А я родилась и жила всю жизнь в Хабаровске. Мой отец партийный работник, а мама журналист. Командировка Семы кончилась, ему надо возвращаться в Ленинград, а меня не отпускали. Это же эгоизм! Я должна растить брата и ухаживать за бабушкой, потому что мои родители очень заняты. А я хочу воспитывать собственных детей. Одним словом, я сбежала. Из Красноярска отправила телеграмму, чтобы не беспокоились.

– Большую ошибку сделала, Танюша, – сказала Ирина. – Если бы твой отец захотел, смог бы тебя ссадить с поезда. Телеграмма из Красноярска до Хабаровска идет два часа, легко высчитать, какой поезд останавливался в Красноярске.

– Я об этом не подумала. Папа у меня всемогущий, первый секретарь обкома партии.

Ирина нахмурила брови.

– Постой, постой, так ты дочка Бугримова Виктора Тимофеевича?

– Да. К сожалению. Папа и мысли не допускал, что его дочь может уехать. Для меня уже разложили мягкую дорожку-и институт выбрали, и мужа. Дудки! Со мной этот фокус не пройдет.

– Характером ты, конечно, в папу пошла, Танюша, – мягко улыбаясь, продолжала Ирина. – Молодец! А где вы живете в Ленинграде, Семен? Я часто бываю в вашем чудном городе. Мы с удовольствием заглянем к вам в гости при случае. Вы очень милая пара.

– Милости просим. Я живу в центре. Мойка, двадцать один, третий этаж, квартира двенадцать. Легко запомнить. Двадцать один и двадцать один наоборот, то есть двенадцать.

– Непременно заглянем.

– А вы умеете читать иероглифы? – спросил маленький Коля у Семена.

– Умею. Я их читаю чаще, чем наши газеты.

– Настена, дай мне пузырек, – дернул Коля сестренку за руку.

– Не дам. Ты обещал, что я сама подарю вазочку маме, – воспротивилась девочка.

– Вот сейчас и подаришь. Но мы же должны знать, что на ней написано.

Девочка достала из кармана изящную белую вазочку, похожую на колбочку. На белой эмали красной краской были написаны какие-то иероглифы, горлышко закрыто пробкой и залито красным сургучом.

– Какая прелесть, – восхитилась Ирина. – Сюда войдет букетик ландышей. Где вы ее взяли?

– Нашли в кустах возле станции, когда собирали грибы. Кто-то ее обронил.

– Чудо, что она не разбилась.

– Чудо, как она попала в Судженск, – сказал Семен, рассматривая миниатюрный кувшинчик. – Здесь написано: «Смерть врагам императора!» В таких сосудах японские офицеры носили саке, японское вино. Странно, что она не фарфоровая, а обычная, керамическая. Я видел только фарфоровые. Но как она могла попасть га тысячи километров от океана?

– Военный трофей, – предположил Андрей.

– Без единой царапины? Это же глина и обычная эмаль. Спустя пять лет после войны и такая сохранность?

– А что в ней? – спросил Коля.

– Иероглиф, стоящий на сургуче, мне не знаком. Очевидно, это чье-то имя или неизвестное мне название.

– Давайте посмотрим, что внутри, – предложила Ирина. Семен выдернул пробку и вытряхнул на стол кучку мелких

серых пылинок с хвостиками. Ветер из окна подхватил их, и они разлетелись по вагону-ресторану.

– Похоже на семена цветов, – сказал Семен, – но они вряд ли пригодны к посеву, пересохли со временем.

Он вернул кувшинчик мальчику.

– Зато вазочка очень красивая, – сказала Настена и убрала ее в кармашек.

– Конечно красивая, – согласилась мать, погладив дочь по голове. – Ты будешь ставить в нее цветочки.

Возвращаясь в свое купе, Андрей спросил жену:

– Когда это ты была в Ленинграде? Что-то я не припоминаю.

– Не была и не собираюсь. Но моему мужу нужна работа, а секретарь обкома партии может ему предоставить любую работу на выбор.

– Не вижу связи.

– Потому что близорук, хотя и не носишь очков. Бугримов дает тебе работу, а я ему адрес, где скрывается дочь.

Андрей побледнел и остановился.

ГЛАВА 2

1

Выход из бомбового отсека самолета имелся только один – через башню пулеметчика. Фюзеляж лежал на брюхе, все нижние люки оказались блокированными, противник проник в самолет через разбитые окна кабины. Команда Лизы попала в ловушку, в которую сама себя загнала по доброй воле. Обидно. Столько усилий, и глупый конец. Никто не хотел верить в бездарный исход, а потому и не стали стрелять, когда в луче фонаря появился силуэт мужчины. Луч скользнул вверх, и все ахнули. Среди ночи в кабину забрался призрак, мало того, этот призрак улыбался.

– Улдис! – вскрикнула Рина.

– Я, я, не паникуйте. И убери свой маузер, капитан. Второй раз подыхать неохота, на том свете ничего интересного нет.

– Ты же утонул… – растерянно проговорила Лиза.

– Я оказался невкусным, и река меня выплюнула. Шел по зарубкам Дейкина, и вот я здесь. Хорошо устроились, ребята, одной гранаты хватит, чтобы вас превратить в дым.

– Мы убрали все канаты, как ты перешел каньон? – спросил Шабанов.

Варя зажгла свечи.

– Там есть подземный ход. Его выстроили солдаты. Некий купец Горохов побывал в этих краях в начале века и нашел залежи золота.

Улдис устроился рядом с Риной и достал из вещмешка сухари.

– Горохову помогли удрать в Стамбул во время гражданской, за это он нарисовал схему и отдал ее белякам. Почему они поверили ему? А потому, что он отдал им образцы – пару булыжников золота. В лесу я нашел скелет солдата, в его мешке лежали золотые булыжники, иначе не назовешь. Так вот. В эти места был направлен отряд. Численность его не известна, думаю, человек триста. Отряд потерпел поражение от какого-то противника. Некий генерал Ковров Е.В. пишет письмо с просьбой о подкреплении. Ему высылают в помощь батальон атамана Абалкина. Но Абалкин решил прибрать добычу к рукам. Чем кончилась история, я не знаю, но у меня есть дневник одного из офицеров и письма. Я не все еще прочитал, но кое-какие выводы сделал. Белые нарвались на племя воинственных дикарей. Если бы Абалкин с казаками выполнил свой долг, то общими усилиями они одолели бы туземцев. Я их видел, подходил к лагерю на близкое расстояние. Они не выставляют постов и не ходят с оружием. Мне показалось, что я попал в сказку «Тысячи и одной ночи». Люди с темной кожей ходят в белых одеяниях. Глаза у них не раскосые, а как у нас, но черные, как у Лизы. Мужчины носят волосы до плеч, заплетенные в косы, женщины очень красивые… Почти как Лиза, но смуглые. Украшений из золота очень много, но мужики их не надевают. Я наблюдал с дерева, в бинокль всего, конечно, не разглядишь. Селение построено в форме круга, похоже на раскручивающуюся спираль. В центре стоит невероятной красоты золотой павлин. Не берусь определять его точные размеры, но он не ниже двухэтажного дома. Жилища похожи на куриные яйца, острым концом воткнутые в песок до половины. Окошки круглые. И все домишки белые, как скорлупа. Похоже, их строили из глиняных кирпичей, а потом выравнивали и красили. И это при том, что кругом тайга, с деревом нет проблем. Похоже, племя соблюдает какие-то свои традиции. Домов не меньше сотни, а то и больше. Есть загоны для скота, там лошади, овцы, коровы. Где они их взяли? Нет ни одного оленя, а ведь лучше оленя в этих местах ничего нет. Он и еда, он и транспорт. Теперь главное. Оттуда очень хорошо виден склон этой горы. Фюзеляж блестит на солнце, как зеркало. Если племя примет нас за врагов, нам не уцелеть. Из дневника понятно, что они имеют свою тактику ведения боя: делятся на две группы и нападают с флангов. Его превосходительство генерал Ковров считал, что у них нет задачи уничтожать врага, они оставляют ему тыл открытым для отступления. Мол, проваливайте восвояси. Огнестрельное оружие у них не в почете. Только копья, арбалеты и сабли. Кривые, как у турков. Собирая раненых после боя, они не забирают оружие противника. Стреляют очень метко. Одна стрела – одна жизнь, удар саблей – голова с плеч. Налетают вихрем, на лошадях. Проносятся сквозь ряды противника и исчезают, в боях не вязнут. Левый фланг нападения перемещается на правый, правый – на левый. Одна такая вылазка уменьшает численность противника наполовину. И еще. Ночью они не воюют. Рассвет и закат у них – священные часы. Это все, что я успел прочесть в докладе генерала и дневнике штабс-капитана Островерхова.

Лиза посмотрела на Князя.

– Что скажешь, Афанасий Антоныч?

– Это езиды, люди гонимые. У них никогда не было своей земли, их все притесняли – турки, персы, курды. Своей землей они считают север Ирана у границ Турции. Живут бок о бок с курдами. Езид происходит от слова «ездан», что по-курдски означает «бог». Несчастный гонимый и малочисленный народ. Что касается павлина, то зовут его Мелек-Тавус. Павлин – верховный ангел. «Тав» – солнце, «у» – и, «с» – тень. Ангел солнца и тени. Об их религии мало что известно, она носит очень скрытный характер. Там есть элементы иудаизма, ислама, христианства. Принять езидизм невозможно. Езиды делятся на касты. Главенствует каста шейхов. Каста пиров самая приближенная к шейхам. Пир – это священнослужитель или факир, предсказатель. Кавалы – сборщики податей, кучаки – астрологи, мюрды – миряне. Впервые мы услышали о езидах от Пушкина. В знаменитом «Путешествии в Арзрум» он описывает общение с езидским шейхом. В 1915 году турки напали на езидов и вырезали более ста тысяч человек. Тогда многие племена ушли с насиженных мест. Очень многие осели в Армении и Грузии, другие дошли до Сибири и дальше. Я видел езидов в Новосибирске. У них свои школы, они не учат русский язык и живут по своим обычаям. Встреча с езидами здесь меня не удивляет, так же как с чукчами. Просто мы о них ничего не знаем. Таких племен в Сибири много, и у каждого есть свой Моисей, ведущий их к земле обетованной. Они искусные воины, потому и выжили. Если они здесь обосновались, то своего не отдадут. Что касается генерала Коврова, то я его знал. В далеком детстве. Он был другом моего отца. Евграф Валерьянович Ковров погиб. Он был начальником штаба адмирала Колчака, которого, как всем известно, тоже расстреляли. Возможно, письма писались Колчаку, который в то время стоял с армией в Тобольске, и Колчак послал в помощь Коврову атамана Абалкина. Экспедиция по картам купца Горохова и породила легенды о колчаковском золоте. Мне так кажется. Возможно, что купец Горохов нашел здесь золото, но он вовремя понял, что ему его не взять, нужна армия, а потому с легкостью расстался со своей тайной. Как видите, эти места имеют свою историю, свои тайны, трагедии и могилы. Я бы не хотел, чтобы и наши могилы затерялись в здешних лесах. Езиды не отдадут золото, они на него молятся и считают подарком Всевышнего за их мучения и притеснения. Мы замахнулись на их святыню. Такой умный и опытный полководец, как генерал Ковров, сложил голову, куда нам тягаться с огненным драконом.

– Огненным? – спросил Важняк. – Мне кажется, я знаю, как можно найти подход к езидам и показать им свою силу. Вряд ли кто из ныне живущих в белом городе видел настоящие взрывы.

– Взрывы? – удивилась Лиза.

– Именно. У нас динамита с избытком. Взрывы должны быть эффектными, но не пожароопасными. Спалить тайгу не в наших интересах. Хорошо бы знать, по каким принципам делаются заряды и запускается салют. Вы можете себе представить салют в тайге, как на Красной площади в День Победы?

Князь заинтересовался.

– Можно сделать такие заряды, но как и из чего их запускать?

– В самолете полно алюминиевых и дюралевых трубок, – сказал пилот Шабанов. – Из них получатся стволы. На один выстрел их хватит, второго они не выдержат. А теперь представьте. Все население белого города собралось в центре у золотого павлина, и вдруг по всему кругу из тайги взлетают ракеты и разрываются разными огнями на высоте в сто метров. Лучше это будет смотреться ночью.

– Бред сивой кобылы, – махнул рукой Кистень.

– Помолчи, Петро, ты человек без фантазии, – гаркнул Трюкач. – Почему бы не помечтать?

– Я думаю, ни один мечтатель в своем воображении не добирался до этих мест, – заметила Варя. – Мы из тех, кто все может. Даже то, что не под силу царским генералам. Подумаешь, фейерверк! Запросто! Да такой устроим, что езиды головы в песок зароют, как куриные яйца… свои дома.

– Классная идея! – воскликнул Огонек. – Кого мы боимся? Дикарей? Глупости. Мы же Робинзоны, цивилизованные люди, а они наши Пятницы, Четверги и Вторники. Ведь Робинзон спас Пятницу хитростью, а не пошел грудью на амбразуру. Нам здесь Александры Матросовы не нужны.

– Идея понятна, – сказал Улдис, – но на все нужно время. Сначала надо выбраться из ловушки, в фюзеляже жить нельзя. Будем рыть землянки, наподобие тех, что делали лесные братья. Можно починить рацию и наладить связь между землянками. Выкопаем шесть штук. Пять – под жилье, шестую – под склад и арсенал. Работать придется по ночам, когда нас не видят. Трудно, но надо. За одну ночь одна землянка – и чистота вокруг, никаких следов. Так выживали лесные братья. Чекисты сотни раз прочесывали леса с собаками, но ни одного бункера так и не нашли.

– Все правильно, – кивнул Дейкин. – И зимовать будет удобней. Если мы застрянем здесь до весны, надо подготовиться к зимовке и обезопасить себя от врага.

– Зимовке? – удивился Улдис. – Что вы здесь забыли? Генерал нас обманул? В самолете нет паспортов?

– Нет, Леший, паспорта мы нашли, – усмехнулся Трюкач. – Мы не нашли золота. Генерал оставил его себе. Кому оно здесь нужно? Но мы решили исправить ошибку Белограя и доложить в Москву о найденном спецрейсе.

– Вам что, ребята, больше всех надо? – спросил Леший. – Я мечтаю унести отсюда ноги, а о зимовке думал только потому, что невозможно пройти прежним путем сквозь заснеженную тайгу. Нас даже лыжи не спасут, слишком много крутых подъемов и спусков. Олени тоже не помогут.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – строго сказала Лиза. – Только зима тебе не покажется праздником, в забое даже жарко станет. А теперь берем кирки, лопаты, пилы, топоры – и за дело.

Через час работа шла полным ходом. Работами руководил Улдис.

Лиза отложила топор, закурила и подошла к склону. Вдали виднелся огромный костер. Зачем жгут огонь ночью? Она села на пенек и затянулась. В папиросном дыму начали вырисовываться знакомые образы. Красивые губы женщины тронула слабая улыбка.

Лиза

Они столкнулись случайно в метро на станции «Красные ворота». Старые подружки давно не виделись.

– Лизонька, солнышко, как я тебе рада!

– Клавка! Куда ты пропала, бессовестная. Почему не звонишь?

– И не спрашивай, Лизок! Голова идет кругом.

– Значит, восстанавливаться в институте не хочешь?

– Уже не получится. Скоро уеду. А ты на третий курс перешла?

– С блеском. Ни одной четверки. Куда едешь? Чем тебя Москва не устраивает?

– Слышала о призыве Валентины Хетагуровой? Жена красного командира призывает девушек осваивать Дальний Восток. Сама уехала туда в семнадцать лет. Там простор, природа, новые города создавать будем. Чем мы, женщины, хуже мужчин? А что Москва? Четыре миллиона жителей, плюнуть некуда. Сейчас агитируем девчат, нужен свой отряд от столицы.

– Темнишь, Клавдия. Тебя родители не отпустят.

– Тогда сбегу. Не могу я больше в Москве оставаться, поперек горла встала.

– Ты же замуж собиралась!

– Собиралась, да не собралась. Спутала любовь с легким увлечением.

– Может, и Дальний Восток окажется легким увлечением.

– Нет. Обратного пути не будет. А ты замуж не собираешься?

– Еще как собираюсь.

– Молодец! Ты уж любовь ни с чем не перепутаешь. Жена, студентка, активистка. Тебя на все хватит. У тебя характер! А как родители?

– Мама знает, отец не догадывается. Сегодня вечером скажем. Наверняка будет против. Алеша тоже студент, четвертый курс заканчивает. Офицером будет, а пока живет в общежитии.

Клава наморщила лоб.

– Ты чокнутая, Лизка? У тебя отец – дипломат, мать – редактор газеты, ты – красавица из сказки. Статус твоего жениха – сын министра, не ниже.

– А при чем тут сын? Тогда уж сам министр. Из моего жениха может маршал получиться, а из сына министра никто. Талант и мозги не наследуются.

– Тогда не торопись. Кончите учебу, видно будет. Куда торопиться в восемнадцать лет? Дети – не куклы, все планы поломают! Читала новое постановление? Теперь за аборт в тюрьму сажают.

– Фу, какая мерзость. Не волнуйся, моей энергии и на детей хватит.

– Подумай, Лиза. Твой отец не хлебный мякиш, так просто дочь свою не отдаст.

– Я тоже не отступлюсь. Пора мне, Клава, Алексей ждет. В ювелирный собрались, за обручальными кольцами.

– Точно, влюбилась. Слушай меня. Я сейчас живу в общежитии Бауманского училища у подруг. Приходи ко мне, поболтаем. Третий корпус, второй этаж, комната двести семнадцать.

– Пока! Готовься. Скоро на свадьбе моей гулять будем. Алексей ждал Лизу не один, с братом, о котором она уже

слышала и по некоторому сходству догадалась, с кем пришел жених. Брат был повыше ростом, плечистей, а еще старше. И богаче. Это можно было понять по костюму Алеши – великоват, у брата позаимствовал. Лиза впервые видела Алексея в штатском.

– Ну, наконец-то! – воскликнул приятный парень с открытым русским лицом, ямочками на щеках. Ему очень шла гражданская одежда.

– Подружка задержала. Больше года не виделись, в метро встретились.

– Ничего страшного, Лиза, – улыбнулся старший. – Меня зовут Викентий. Много о вас слышал.

– Вы пойдете с нами кольца покупать?

– Кольцо только тебе, Лизок, – поправил жених, – я же все равно носить не смогу, зачем деньги на ветер пускать ради одного дня в ЗАГСе. Кеша одолжит свое на один день.

Лиза нахмурилась.

– Может, и свадьбу играть не будем?

– Обязательно будем. На это дело деньги уже скоплены и на белое платье тоже. В ателье сошьем. Лучшее. Там специализируются на белых платьях для выпускниц.

– Такое и у меня есть.

– Ты его носишь?

– Куда? В институт?

– Вот видишь. А надо такое, чтобы везде ходить можно, но очень нарядное.

– Хорошо, подумаем. Ну, где же магазин?

– На «Кировской». Кеша с нами не пойдет, у него работа. Просто хотел с тобой познакомиться.

– Мне было очень приятно. Это правда, Лиза. Надо бежать на работу, – смутился Викентий.

– В четыре часа дня?

– И такое случается.

– Надеюсь вас скоро увидеть.

Викентий козырнул и едва не задел поля шляпы.

– Вы тоже военный? – спросила Лиза.

– Вроде того. Про шляпу забыл.

Старший брат направился к Садовому кольцу.

– Ну а нам в обратную сторону, – указал Алексей на проход между домами.

Скромное колечко было куплено после долгого ритуала выбора и примерок. Пришлось пойти на компромисс. То, которое Лизе очень понравилось, оказалось великоватым, но решили, что ничего страшного, зато красивое. Его и купили. Приятная часть сегодняшнего путешествия закончилась, дальше следовало главное испытание – знакомство с родителями.

Когда Лиза подвела жениха к своему дому, Алексей растерялся.

– Ты здесь живешь?

– И что?

– Я не пойду.

– Это еще почему?

– Меня же на порог не пустят! Почему не предупредила раньше?

– О чем? Мой отец – дипломат, старый большевик. Квартиру ему предоставил нарком иностранных дел Литвинов, по статусу положено. Я тут ни при чем. Ты на ком жениться собрался?

– Родители не одобрят твоего выбора.

– Зануда! Значит, если бы я жила в лачуге в Марьиной Роще, то все было бы в порядке, а если я живу в красивом доме, то в жены не гожусь? Решай, будущий генерал – или идешь, или прощай. Хотя из трусов генералы не получаются.

– Может быть, потом, я не готов.

– Мой отец уезжает на международную выставку в Париж. Она открывается двадцать пятого мая, через месяц. Знаешь, я видела макет скульптора Мухиной. Рабочий и колхозница. Даже трудно себе представить, как это изваяние будет выглядеть в полный рост. Первыми увидят скульптуру парижане и участники выставки. Ну что ты стоишь? Идем!

– Я насчитал одиннадцать этажей, – растерянно произнес Алексей.

– Ты все о том же! В нашем крыле – десять. А еще в доме двадцать четыре подъезда, пятьсот пять квартир и много дворов с фонтанами. Его называют «Дом на набережной». У нас будет свой дом, я не хочу жить с родителями.

– Будет. Когда стану генералом. А пока придется жить там, где я должен служить.

– Я это понимаю. Закончу институт и приеду.

– Ты мечтала заниматься наукой, историей. О какой науке может идти речь на границе?

– Опять занудствуешь? В нашей семье будет матриархат. Тебе нужна жесткая рука. Ты мямля, слишком добренький, а сегодня нужна жесткость и решимость. Так вот и решайся! Идешь или нет?

Лиза протянула Алексею коробочку с кольцом.

– Иду, – сказал он.

Мать встретила их приветливо.

– Давайте знакомиться. Анна Емельяновна Мазарук.

– Алексей Рубеко Курсант пограничного училища.

– Без пяти минут офицер, – добавила Лиза.

– Проходите в столовую, будем чай пить. Я схожу за папой. Таких хором Алексей еще не видел. Они прошли одну

комнату, которую Лиза назвала гостиной, потом еще одну, пришли в столовую. «Где же они спят? – подумал Алексей. – Нигде нет кроватей».

– Папа в кабинете, готовит речь к открытию выставки, – сказала Лиза.

– А где вы спите? – растерянно спросил Алеша.

– Родители в спальне. Я – на диване в гостиной. У меня своей комнаты нет, да она мне и не нужна, мы с подругами занимаемся в общежитии или в библиотеке.

На круглом столе, покрытом белой скатертью, стоял красивый чайный сервиз, пироги, торт, конфеты. В центре – ваза с цветами.

Тут Алексей вспомнил наказ брата: «Не забудь невесте купить цветы и ее матери тоже. Ты идешь просить руки девушки и должен вести себя должным образом».

Вылетело из головы! Лиза права – он мямля. Его встретили, как высокого гостя, а он пришел с пустыми руками.

– Здравствуйте, молодой человек.

Алексей обернулся. На пороге комнаты рядом с хозяйкой стоял статный мужчина лет сорока пяти в строгом темно-синем костюме. Красивый брюнет, правильные черты лица, карие, жгучие глаза, как у дочери, легкая снисходительная улыбка. Хозяина портили узкие губы, а у хозяйки они имели форму бантика. Кроме губ Лиза ничего не унаследовала от нее, взяла только лучшее от отца и матери.

– Здравия желаю. Алексей Рубеко. Жених. То есть я хотел сказать, что пришел просить руки вашей дочери.

– Присаживайтесь за стол, попытаемся обсудить ваше предложение.

Алексей заметил, что отец Лизы прихрамывает на правую ногу, будто она немного короче левой. Все уселись за большой круглый стол.

– Ах да! Надо же чай заварить, – вспомнила хозяйка. – Лизонька, помоги мне.

Женщины вышли из комнаты.

– Нуте-с, милостивый государь? Чем жить думаете? Вы – курсант, невеста – студентка.

– Главное то, что мы любим друг друга.

– Плохой ответ. Женский. Моя дочь может так считать, но не вы, мужчина. Сколько вам лет?

– Двадцать один… скоро.

– Военный и гуманитарий. Очень плохое сочетание, нет общих интересов. Любовь – призрак, мираж, он растворяется в воздухе, когда хочется кушать, да нечего, когда хочется спать, да нет крыши над головой. Но еще хуже, когда нет взаимопонимания.