Текст книги "Через семь гробов 2 (СИ)"
Автор книги: Михаил Казьмин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Взгляд Воронина порадовали два взрыва, украсившие корму крейсера – остальные ракеты не смогли пробраться сквозь испускаемые дюзами струи ионизированной плазмы, взорвавшись из-за сошедших с ума систем наведения. А секунду спустя по ушам поручика ударил радостный рев сразу всех пилотов – одна из дюз выдала мощный выхлоп плазмы, искр и каких-то мелких обломков. Воронин и сам кричал от восторга – такое могло означать только то, что одной ракете все-таки повезло влететь в дюзу и сработать внутри двигателя корабля.
Глава 43
– Сэр, – лейтенант-коммандер[50]50
Звание в военно-космическом флоте Демократической Конфедерации, соответствующее капитану третьего ранга
[Закрыть] Стейковитц, командир боевой части по обслуживанию реактора и двигателей, докладывал с видом победителя, совершенно неуместным, на взгляд Белла, в данных условиях, – мы сможем перевести оба оставшихся главных двигателя на полуторную мощность. Но для этого нужно на полчаса их остановить.
Хм, откровенно говоря, Белл ожидал худшего. Чертова ракета, взорвавшись внутри правого главного двигателя, натворила дел больше, чем торпеда, полученная в свое время от русского фрегата. Одной только остановкой движка, как в тот раз, отделаться не удалось. В убитом движке началась-таки неуправляемая реакция, пришлось сбрасывать мощность обоих оставшихся двигателей, перенаправив энергию на их силовую защиту и образование силового канала, отводившего ударную волну через сопло. А Стейковитц говорит, что можно не только восстановить штатную работу левого и центрального двигателей, но и форсировать их, заставив вдвоем работать за троих. Полчаса? Да и черт с ними, потом можно будет с лихвой отыграть это время куда большей скоростью разгона. Вопрос в другом – появится за эти полчаса тут русская эскадра или нет?
Насколько Белл мог судить по приблизительному вектору выхода русского авианосца из гиперпространства, корабль действовал отдельно от эскадры, так как появился совершенно с другого направления. Если бы русские ждали скорого прибытия своей эскадры, вряд ли они бы рискнули атаковать его всего лишь эскадрильей истребителей. Да и то, что главной целью русских стали двигатели, явно говорит об их стремлении задержать крейсер. Что ж, выхода другого все равно нет, так что можно сыграть с русскими в «успей первым».
– Стейковитц, вы уверены, что получаса вам хватит? – Белл задал вопрос не столько для прояснения ситуации (сам-то он все уже понял), сколько для пресечения в зародыше панических настроений, коими вдруг явственно запахло в центральном посту.
– Да, сэр! – четко ответил лейтенант-коммандер. – За полчаса мы форсируем двигатели, и можно будет начинать разгон!
Ну да, разгон начинать сначала, значит, реально не полчаса, а больше. Но решение принято.
– Действуйте, Стейковитц, – коммандер повернулся к младшему лейтенанту Лардье. – Лейтенант, маневровым двигателям реверс и максимальный ход назад! Прижмемся кормой к луне, и черта с два русские смогут опять навалиться на нашу задницу! Защитным полям и силовым щитам добавить энергии!
Наблюдая, как четко и быстро заработали офицеры и уоррент-офицеры, Белл мысленно усмехнулся. Если такие примитивные шутки поднимают им настроение, значит, все еще не так плохо…
Легкие управляемые ракеты истребители третьего звена потратили впустую. Пока эскадрилья перестраивалась для атаки, крейсер восстановил силовую защиту, и даже, похоже, усилил ее. Взрывы, во множестве украсив на несколько мгновений защитное поле корабля, так и не заставили его схлопнуться. Повинуясь команде подполковника Аникина, эскадрилья резко завернула влево, уходя от огня никуда не девшихся зениток.
Никто, впрочем, и поручик Воронин не исключение, не надеялся на успех этой атаки. Смысл ее был в том, чтобы дать спасательному боту возможность без помех забрать поручика Кирсанова, так и болтавшегося в космосе после катапультирования. Получив подтверждение спасения пилота, Аникин скомандовал возвращение на «Пластун».
Воронин выбрался из кабины, неуверенными шагами разминая ноги. Ого, а ведь вся атака, начиная заняла всего одиннадцать минут! Это если считать от вылета до возвращения на летную палубу авианосца, а так-то и еще меньше. Поручик снял шлем и отправился к остальным пилотам, занимавшим кресла для отдыха, выставленные тут же, прямо на летной палубе. Говорить ни о чем не хотелось, просто сидели и вполглаза наблюдали за суетой техников вокруг машин, время от времени хмыкая над особо заковыристыми матерными пассажами, которыми технари выражали свое отношение к состоянию истребителей после боя.
Да уж… Минус четыре истребителя и двое погибших. И кто еще его знает, сколько людей и машин заберет вторая атака…
– С вами полечу, на «мустанге», – уселся рядом с Ворониным ротмистр Терехов. – Говорил я комэску, давай сразу полечу со всеми… Ну хоть сейчас не останусь в стороне.
Воронин кивнул. Уже лучше. Все-таки плюс один пилот да не самый плохой истребитель. Глянув на дальний конец летной палубы, Воронин увидел, что к полету готовят не один «мустанг», а три сразу. Отлично, значит, Пьянков и Кирсанов тоже летят! Что ж, второй раз их будет всего на одну машину меньше, чем в первый.
– Так, ребята, – на летной палубе появился подполковник Аникин, – нам придется снова атаковать одним. Штурмана там что-то наколдовали и говорят, эскадра будет уже скоро, но упускать крейсер нельзя. Движки мы ему повредили, сейчас он чинится. Как только корыто снова начнет разгон, «Пластун» повесит пару масс-бомб, мы держимся сзади и строим карусель. Вопросы?
Вопросов не было. Карусель – стандартное построение для атаки крупного корабля с кормы, многократно отработано и на тренажерах, и в жизни. Да тут ничего нового и не придумаешь. Противник, зараза, тоже это знает, так что весь смысл в том, что комэск будет постоянно давать команды на перестроение, стараясь задурить зенитчиков крейсера, а те будут пытаться угадать, куда в следующий момент сместятся истребители. Такая вот угадайка.
На летную палубу выкатили тележки с тяжелыми ракетами. Хорошо, «мустанги» с их полуторной, по сравнению с «филиппками», загрузкой такими «гостинцами» будут в новой атаке очень даже кстати. Воронин не поленился посчитать – девять «филиппков» по четыре ракеты, да три «мустанга» по шесть, это аж пятьдесят четыре больших и толстых подарочка чертовому корыту. Злобно порадовавшись результату подсчетов, поручик смотрел на свое ближайшее будущее уже куда веселее, чем пару минут назад…
– Капитан, сэр, мы перенастроили двигатели на форсированный режим! – торжество в голосе Стейковитц и не думал скрывать. – Можно начинать разгон!
Белл глянул на часы – двадцать три минуты вместо обещанного получаса.
– Стейковитц, вырвемся отсюда, половина премиальных команде – вам и вашим людям! И начинайте прогрев двигателей. Прогревайте по максимуму, будем разгоняться со старта.
– Да, сэр!
– Теперь внимание всем! – Белл слегка повысил голос, чтобы все, кто его слышит, прониклись серьезностью положения. – Русские обязательно повторят атаку. Пока не появится их эскадра, истребители сделают все, чтобы задержать нас здесь. Поэтому! Как только «флэйры» выходят из-за планеты, огонь без команды из всех видов оружия по мере вхождения противника в зону эффективного поражения. Главным калибром тоже! Как эти сумасшедшие умеют работать, все мы только что видели, так что чем больше выбьем их издали, тем больше шансов уйти отсюда! Четверых мы уже завалили, если отработаем хотя бы так же, третьей атаки не будет! Но подпускать их близко нельзя!
Воодушевив подчиненных, Бел прислушался к собственным ощущениям. Ощущения подсказывали, что шансы уйти есть. Вторую атаку русских истребителей «Джипси» не прошляпит, авианосец, который привез эту сумасшедшую эскадрилью, ему вообще не противник – шанс есть, и очень даже реальный! А если корабль успеет разогнаться до выхода из системы, то и русская эскадра его не удержит. Хотя… Если командиры русских кораблей возьмутся за дело так же решительно, как эти психи в кабинах «флэйров»… Но вот эту мысль Белл от себя отогнал.
…Да вашу ж мать!!! Выскочив из-за планеты, Воронин едва не схватил смертельную плюху. И не из лазерной многостволки, эта сюда и не добила бы, а что-то куда более серьезное. Поручик резко увел свой «филиппок» за ведущим – ротмистру Терехову тоже явно не хотелось ловить такие подарочки.
Черт, кажется, на крейсере решили встречать дорогих гостей уже на дальних подступах, и встречать всем, что имеется под рукой. А под рукой на большом корабле много чего имеется… Длинной очередью поручик расстрелял ракету, кто-то из-за его спины – следующую.
Эскадрилья, рассыпавшись по парам, нацелилась на корму крейсера, весьма резво разгонявшегося в сторону границы системы – все же одной ракеты его движкам явно не хватило до нужной кондиции, быстро починился, сволочь.
Справа, почти на пределе бокового зрения, беззвучно вздулся и тут же погас огненный шар – кому-то не повезло попасть под выстрел чуть ли не из главного калибра.
Черт! Рывком уйдя влево-вверх, чтобы не столкнуться с кем-то из своих «мустангов», беспорядочно кувыркающимся с оторванным хвостом, Воронин слишком оторвался от ведущего и пустился его нагонять. Хорошо, у «филиппка» скорость чуть повыше, чем у «мустанга», нагнал быстро.
Насколько мог оценить поручик по крикам в эфире, эскадрилья потеряла три машины, пробираясь через стену огня. Хреново… Еще не начали по-настоящему, а стали на четверть слабее, мать его! А ведь это был огонь заградительный, зенитки с их чертовой скорострельностью еще впереди. Утешали Воронина только два соображения: во-первых, он лично еще живой и летит на исправной машине, а, во-вторых, комэск явно чего-то такого ждал, и заранее принял меры – из тени планеты эскадрилья выходила не сомкнутым строем, а парами вразбивку.
Пока выстраивали карусель – кольцо, охватывавшее корму неприятельского корабля – пришлось слегка поднапрячься, удерживая контроль над истребителем, нервно задергавшимся и вдруг начавшим сползать вправо. Судя по тому, что и крейсер повело в ту же сторону, сработала масс-бомба, похоже, кстати, что и не одна. Вот и хорошо – пока на крейсере приведут в чувство гиперпривод, пока восстановят его настройки, пока откорректируют курс… Каждая минута задержки ведет этого урода к гибели, так что пусть этих минут будет побольше.
«Филиппки» и «мустанги» эскадрильи залпом отстрелили по одной ракете, защитное поле крейсера выдержало, но, тут же поймав еще четыре ракеты, добавленные «мустангами», все-таки схлопнулось, и началось… Истребители вертелись кольцом, закручивавшемся то в одну, то в другую сторону, пары и отдельные машины постоянно рыскали во всех направлениях, сбивая прицел зениткам, и Терехову с Ворониным в разгар этой сумасшедшей пляски удалось, проскочив чуть ли не между трассами лазерных выстрелов, пристроиться за кормой корабля и отправить все свои полдюжины ракет на встречу с его движками.
Чтобы встреча состоялась наверняка, головки наведения ракет отключили, а взрыватели установили на удар. Лишившись своих электронных «мозгов», ракеты не могли сойти с ума в потоке ионных выхлопов и взорваться раньше встречи с целью. «Золотого попадания», как в прошлый раз, не получилось, зато разрывы на корме крейсера уродовали дюзы, корежили и скручивали защитные покрытия сопел, превращали ровное и прямолинейное движение плазмы в беспорядочные завихрения, и все это буйство разрушения безжалостно отбирало у корабля скорость – единственное, что могло избавить его от встречи с русской эскадрой.
Отвалив в сторону и давая возможность захода следующей паре, Воронин, стараясь не потерять ведущего, все же успевал хотя бы рваными кусками отслеживать происходящее вокруг. Паре, сменившей их, не повезло – «филиппок» ведущего распороло длинной очередью от носа до хвоста раньше, чем он пустил ракеты, а из трех ракет ведомого движкам досталась всего одна, остальные, тоже с неактивированными головками, пронеслись куда-то вперед вдоль корпуса крейсера и попали хоть во что-то ему или нет, видно не было.
– Первая эскадрилья, ракетами залп и уходим! – приказ комэска показался поручику неуместным. Какой залп, куда уходим, зачем?! По движкам отстрелялись не все еще, да зарядов к пушкам полные батареи! Но привычка выполнять приказ сделала свое дело, и лишь спустя несколько секунд Воронин заметил, как все вокруг изменилось.
Эскадра наконец появилась. Пока что поручик заметил только парочку эсминцев. Стараясь не попасть под огонь с крейсера, они деловито заполняли пространство масс-бомбами, поставленными, похоже на замедленное действие – искажений гравитации «филиппок» Воронина пока что не ощущал. Что ж, вот теперь уходить и правда можно.
Выбравшись из кабины на летной палубе «Пластуна» Воронин огляделся и тихонько выругался. Семь. Всего семь истребителей – пять «филиппков» и два «мустанга» – стояли на летной палубе. Из двенадцати вылетевших. Столь же ошалело оглядывались и остальные пилоты.
– За Пьянковым, Тимченко и Хомичем пошли спасатели, – комэск не стал дожидаться вопросов, – Крылов и Алексанян погибли.
Вот и еще двое. Четверых пилотов стоили эскадрилье две атаки на крейсер. Но, мать его, дело они сделали. Урод не ушел и теперь ему трындец. Хотя вот прямо сейчас это не грело душу. Вымотался Воронин, просто вымотался. На подгибающихся ногах поручик побрел в штабную каюту. Отдохнуть, просто отдохнуть. Ну, заодно и поглядеть, как этого гада уроют…
Коммандер Белл устало смотрел на обзорный экран. Все провалилось в дерьмо. Эти психи-смертники на истребителях все-таки его победили. Всего лишь эскадрилья истребителей, а не эскадра, которая сейчас навалится на «Джипси» всей своей превосходящей мощью. Потому что эскадре он достался лишь из-за двух атак этих самых истребителей, черт бы их побрал!
С каким-то отвлеченным, как будто бы лично его это не касалось, интересом Белл оценивал силы противника. Крейсер чуть посильнее, двадцать четыре ствола главного калибра против двадцати одного у «Джипси», сами орудия тоже чуть мощнее. Четыре эсминца и фрегат, держащиеся пока за «большим братом», вместе с крейсером это где-то втрое больше ракет. И авианосец на безопасном удалении. Без шансов.
Его корабль ожесточенно отстреливался от русских, хитро маневрировал и вовремя перегонял энергию в силовые щиты там, где это требовалось в каждый конкретный момент, но все это было бессмысленно. Уйти он не сможет, а сил у русских гораздо больше. Что ж, раз так, то остается только одно. Русские не должны получить ни одного пленного и никакой информации. Аккуратно и неторопливо коммандер Белл принялся активировать программу самоликвидации корабля.
– Джентльмены! – громко произнес Белл, дождавшись, пока закончится отсчет времени, в течение которого еще можно было бы отменить самоуничтожение. – Мы все понимаем, что это конец. Я принял решение взорвать корабль.
– Капитан, сэр! Но мы еще можем… – Белл даже не стал высматривать, кто это крикнул.
– Да, мы еще можем выполнить наш последний долг – не попасть к русским и не дать им ни единого бита информации.
– Плевать на долг! Плевать на все, надо сдаться! Я жить хочу! – надо же, от Шелтона коммандер такого не ожидал.
– Может, и хотите. Но командир здесь я, и ваше желание никакого значения не имеет.
– Гореть тебе в аду!
– Мы все окажемся там, и уже очень скоро, – возразил Белл. – Так что я не прощаюсь.
Глава 44
В дверь постучали. Хм, интересно, однако – все тут на самом высоком уровне, а в дверь стучат, прямо как в старинные времена. Корнев встал с кресла и пошел открывать. Кто бы это ни был – все какое-то развлечение…
В Главном военном госпитале имени Пирогова супруги Корневы очутились почти сразу же по прибытии на Престольную. Тут вообще все было четко, быстро и несколько неожиданно, Корнев, честно говоря, и по своей военной службе не мог вспомнить такой скорости работы военно-административной машины. Едва Роман посадил «Чеглок» в указанном ему секторе аж дворцового космопорта, как его уже встречала целая делегация, сверкавшая гвардейскими, генштабовскими и сразу не сообразишь, какими еще вензелями на погонах. Груз – аппаратуру Хаксли – приняли у штабс-ротмистра Карапаева, он со своими людьми и отбыл вместе с принятым имуществом в сопровождении целого взвода жандармского спецназа, штабс-капитан Филатов и сотник Ерохин убыли на гравилете с молчаливым майором Генштаба, а дальше очам Корнева был явлен маленький бюрократический шедевр. Для начала капитан Ново-Преображенского полка выдал ему и Хайди документы о временном прикомандировании к Собственной Его Императорского Величества Канцелярии – штабс-ротмистру Корневу от Главного разведуправления Генштаба, а специалисту-стажеру Корневой (быстро же прошло представление к чину!) от министерства образования, затем тут же вручил обоим направление в Главный военный госпиталь, а напоследок сам же их в госпиталь и отвез. Или отконвоировал? Впрочем, Роман предпочел считать, что отвез.
А в госпитале за них взялись всерьез. Корнев и при поступлении в военное училище не проходил столь придирчивого и всестороннего обследования. Бесчисленные анализы, изощренные физические и заковыристые психологические тесты даже Романа изрядно озадачили, а Хайди ввергли почти что в тихую панику. Особенно впечатлило обоих вживление тестеров, а еще больше – что вывод данных с тестеров на их собственные коммуникаторы не предусматривался. Вся информация уходила врачам и что там они выискивали, хрен их разберет.
И Роман, и Хайди в целом понимали смысл всего этого. Уж очень хотело высокое начальство выяснить, произошли ли какие-то изменения в организмах супругов Корневых с учетом того, где они побывали, и если произошли, то какие именно. В общем-то, Корневым и самим это было бы интересно, вот только никаких таких изменений оба не чувствовали и потому считали, что их нет. Однако же начальство решило узнать все доподлинно. Ну и ладно.
Зато поселили в уютном домике где-то в глубине территории госпиталя. Уютном и небольшом, так что нездоровых ассоциаций с «Луизиана мэншенс» не возникало. Еще и гулять разрешили по этой самой территории, правда, предупредили, что вести с пациентами и персоналом госпиталя какие-либо разговоры нежелательно. В общем, госпитальная жизнь супругов Корневых проходила в условиях, промежуточных между курортом и арестом.
Ясное дело, пришлось писать отчеты. Именно так, во множественном числе, потому как отчитываться в письменном виде должна была и госпожа Корнева. Победителей не судят, – решил Роман, и не стал скрывать ни участие жены в расследовании происходивших на «Звезде счастья» событий, ни того, что частично раскрыл супруге свое задание.
Откровенно говоря, такое уединение, нарушаемое лишь вызовами к врачам и психологам, супругов Корневых даже радовало. Не видеть почти никого, быть вдвоем, да еще и в таких замечательных условиях – ну как еще назвать это, если не настоящим отдыхом? Хотя на медовый месяц все это тоже очень сильно смахивало, так ведь тоже не работа, хе-хе. Однако же в начале второй недели что Роман, что Хайди начали потихоньку задаваться вопросом – а сколько еще будет длиться такая жизнь? Не то чтобы им стало скучно – вот уж вдвоем они скуки никогда и не видели, но…
Тут-то и начались события, которые дали понять, что никакой скуки больше не будет. Три дня назад тот же капитан-новопреображенец поручил господину штабс-ротмистру и госпоже специалисту-стажеру связаться с домом на предмет выдачи курьеру императорской канцелярии их парадных мундиров и наград, особо пояснив, что Роману надлежит затребовать именно мундир летного флота. Мог бы и не разъяснять, Корнев прекрасно понимал, что раз его назвали штабс-ротмистром, то именно о военном мундире и речь. Хайди, молодчинка, быстро осадила много о себе понимающего гвардейца, заявив, что поскольку о присвоении классного чина только от него и узнала, то положенного в новом чине обмундирования просто не имеет. Проблемой это не оказалось – через полчаса явилась молчаливая женщина снимать с Хайди мерку, а уже вчера госпожа Корнева провела немало времени перед зеркалом, любуясь идеально сидящим на себе мундиром. Сегодня с утра доставили и мундир Романа со всеми наградами, и медаль Хайди.
Вчера же им удалили биотестеры, что могло означать только скорый конец их пребывания в госпитале. Что ж, надо полагать, и этот стук в дверь из той же оперы.
Ну да, из той же. Все тот же гвардейский капитан. У капитана, кстати, была и фамилия – Лапин, и имя-отчество – Иван Дмитриевич, представился, как положено, при первой встрече, но Корнев все равно про себя именовал его только по чину. Ну не воспринимал Роман его как человека – служебно-функциональная единица, не более. Зря, наверное, но капитан сам так себя держал, старательно избегая каких-либо чисто человеческих проявлений. Вот и сейчас, о том, что завтра их примет Его Императорское Величество, капитан оповестил их настолько официально и бесстрастно, что Корнев не сразу и понял, что именно он услышал. А когда понял…
Ну, ничего ж себе! Нет, ясное дело, парадные мундиры им с Хайди положены были для явки к начальству, и начальству высокому, но чтобы самому-самому высокому, такого Роман даже не предполагал. Вспомнив императорский смотр полка в той еще, прежней жизни, он даже несколько запаниковал – встретиться с императором лицом к лицу все еще казалось ему чем-то немыслимым.
Для Хайди это было вообще за пределами восприятия, но состоянием любимого мужа она все же прониклась. Встали в четыре утра и прежде чем позавтракать, часа два наводили лоск на мундиры, надраивали обувь, по нескольку раз снова и снова прикалывали награды, чтобы все было совершенно, а по возможности даже идеально. Хайди еще потратила кучу времени, колдуя над прической и раскраской лица с таким расчетом, чтобы ее неотразимая красота должным образом гармонировала со строгостью мундира. Результат получился, как и ожидал Роман, потрясающим.
Все тот же капитан заехал за ними в девять утра. А в девять сорок пять, пройдя краткий инструктаж дворцового распорядителя, штабс-ротмистр Корнев и специалист-стажер Корнева, преодолевая внезапную робость, шагнули в распахнувшиеся перед ними двери малого приемного зала.
Официальная часть прошла неожиданно легко и быстро. Император Константин Четвертый принял рапорты приглашенных, затем, остановив властным жестом полковника, начавшего было зачитывать высочайший указ, избавил процедуру награждения от чрезмерной помпезности.
– Штабс-ротмистр Корнев! – провозгласил император. – В сложнейшем положении вы проявили не только мужество и выдержку, но и взяли на себя огромную ответственность, решительно и храбро действуя в полном отрыве не только от России, но и от всей известной нам вселенной. Я награждаю вас орденом Святого Георгия третьей степени и поздравляю ротмистром! Сверх того, помня ваш героизм, проявленный в восьмом истребительном Великого Князя Андрея Константиновича полку, я приказываю восстановить вас в списках полка вплоть до истечения срока вашей службы.
Принимая орден и погоны без звездочек с серебряными вензелями «АК», Роман некстати вспомнил, как у него дрожали руки, когда его награждал тот самый великий князь. Да уж, по спирали у него крутнулось – тот же орден, но степенью выше, те же погоны, но выше чином, и вручает не великий князь, а сам государь император! Да и он, Роман Корнев, уже другой, совсем не такой, как тогда…
– Специалист-стажер Корнева! – Хайди отважно шагнула навстречу императору. – По собственной воле и по любви к супругу вы приняли на себя участие в его трудном и опасном деле, оказав своей рассудительностью огромную помощь мужу в исполнении им своего долга. Более того, ваша храбрость помогла спасти жизни невинных людей, ставших заложниками преступников. Поэтому и награда вам будет боевая, как и вашему супругу. Награждаю вас орденом Святого Георгия четвертой степени и поздравляю младшим специалистом![51]51
Звание на гражданской службе, соответствующее армейскому подпоручику (корнету).
[Закрыть]
Получить петлицы с двумя звездочками, не успев еще как следует налюбоваться на только позавчера обретенные знаки различия об одной звездочке – о таком даже не мечтают, но Хайди приняла их и орден с задорной улыбкой, как будто бы так и надо. Его величеству явно понравилось.
– Там, в неведомом параллельном мире, вы вдвоем и были всей Россией! – продолжил его величество, а Корнев удовлетворенно отметил, что предложенный им термин «параллельный мир», похоже, прижился. – И благодаря вам Россия вступила в этот новый мир достойно, уверенно и твердо. Я горжусь вами и рад нашей встрече. Сейчас приглашаю вас за стол.
За спиной императора открылась дверь, к которой он и направился в сопровождении адъютанта, а возле Корневых не пойми откуда материализовались двое придворных чинов, мужчина с женщиной, отвели супругов к зеркалу и помогли Роману устроить свой новый орден на шее, а Хайди на груди.
После тоста, провозглашенного императором за новых георгиевских кавалеров, под который его величество и ротмистр Корнев выпили по рюмке водки, а младший специалист Корнева рюмку малиновой настойки, подали несколько холодных и горячих закусок. Последовали еще тосты за Россию, за Летный флот, за учителей, а потом посуду для спиртного со стола убрали.
– Скажите, Роман Михайлович, – спросил император, когда на стол поставили все, что нужно для чаепития, – а почему вы решили, что необходимо доставить в Россию не самого профессора Хаксли, а его аппаратуру?
– Мы с Хайди… виноват, ваше императорское величество, с Аделаидой Генриховной, познакомились, когда нас захватили пираты, – от неожиданного вопроса Корнев не сразу вспомнил наставления капитана Лапина о том, что после обращения со стороны императора по имени-отчеству именовать самодержца полагалось государем.
– Так получилось, что похитив сначала мою супругу, а потом меня, эти пираты стали причиной нашего счастья, – Роман с трудом подбирал нужные слова, стараясь быть правильно понятым. – Но они же не для этого нас захватили. И я ненавижу тех, кто похищает людей. Я не мог… не мог и не хотел хотя бы в чем-то стать на них похожим. Я понимаю, когда надо захватить преступника или пленного для допроса, но похитить Бернарда Хаксли, чтобы, если уж прямо говорить, обратить его в рабство… Нет.
– Что ж, Роман Михайлович, – произнес Константин Четвертый после некоторой паузы, – приятно видеть, что для русского офицера честь и совесть так же важны, как долг и верность. И потом, если я правильно понимаю, вы уверены, что эта техника расскажет нашим специалистам едва ли не больше, чем мог бы рассказать сам Хаксли?
– Так точно, государь, – Корнев наконец вспомнил принятые при дворе правила.
– А знаете, Роман Михайлович, я даже думаю, что с этой аппаратурой наши ученые окажутся в параллельном мире раньше, чем сам Хаксли снова туда попадет, – усмехнулся император. – Насколько я понял, Хаксли и эти финансисты теперь вынуждены будут сначала позаботиться о создании относительно правдоподобной версии о том, что произошло со «Звездой счастья», и только потом смогут заняться восстановлением и продолжением разработок.
– Да, государь, – благожелательный тон императора помог Роману почти что освоиться, – я именно на это и рассчитывал.
Его величество удовлетворенно кивнул и обратился к Хайди:
– Аделаида Генриховна, к следующему учебному году в Тюленеве будет открыт пансион государственных воспитанниц. Я буду рад, если вы будете преподавать в нем немецкий язык. Для девочек, обучение и воспитание которых проходит в подготовке к государственной службе, пример учительницы – кавалерственной дамы ордена Святого Георгия – будет вдохновляющим.
– Это была бы мне честь, государь, – от неожиданного высочайшего приказа, пусть и мягко выраженного в форме пожелания, Хайди построила ответ по-немецки.
– Тем более, вы и сами жили в гимназическом пансионе, так что вам будет легче работать с такими девочками, – добавил император, показав, что перед приемом озаботился познакомиться с биографией супругов Корневых.
– К сожалению, – продолжил его величество, – рассказывать о том, за что именно вы сегодня получили награды, вам до особого распоряжения не следует. Надеюсь, и вы, Роман Михайлович, и вы, Аделаида Генриховна, поймете это правильно.
И Роман, и Хайди поняли, чего уж тут не понять. Но, слава Богу, ордена, тем более такие, в империи ни за что не дают, так что особых вопросов Роман не опасался. Жене он потом объяснит, если что.
– И, чтобы не заканчивать нашу встречу на этом, вернусь к приятному, – с улыбкой сказал император, явно ведя прием к завершению. – Сегодня весь день вы свободны. Советую погулять, пропуска в дворцовый парк вам выдадут, в город сходите, там тоже есть на что посмотреть. Завтра вам, Роман Михайлович, надо будет явиться по служебным делам в Главное разведуправление, а вам, Аделаида Генриховна, – в Министерство образования. Вызовы вы получите на коммуникаторы. После этого вы полностью свободны. Дом в госпитале ваш вплоть до убытия с Престольной. А теперь позвольте попрощаться.
Перед прощанием, впрочем, его величество сделал Корневым подарок – взял у адъютанта папку со снимками, сделанными во время награждения, и вручил ее Роману. Пропуска в дворцовый парк им также выдали, но все-таки первым делом Роман и Хайди поинтересовались все у того же капитана, провожавшего их из дворца, где здесь ближайшее ателье – очень не терпелось обоим поскорее приладить новые знаки различия.
– Рома, – тихо сказала Хайди, когда они, сидя в удобных креслах, ждали, пока на китель Хайди пришьют новенькие петлицы, а на мундир Романа прикрепят погоны, – помнишь, я говорила, что в сказку попала, когда была в церкви первый раз?
Еще бы не он не помнил! Любимая тогда первый раз сказала ему, что станет русской. Полностью русской Хайди, правда, так и не стала, зато и настоящей немкой ее назвать было бы уже ошибкой. Впрочем, такое, местами очень даже веселое, сочетание русского и немецкого в своей женщине Корневу нравилось даже больше.
– И опять я в сказке… Я беседовала с правителем самой большой империи в космосе, а чувствовала себя, как будто с Михаилом Фёдоровичем говорила, – вспомнила Хайди свекра. – Я поняла теперь… нет, не поняла, почувствовала! Россия – это великая семья. Я почти не помню моего отца… Но сегодня именно с отцом я говорила.
Как и в тот раз, Роман только вздохнул. А что еще тут поделаешь, если умеет Хайди такое сказать, что никакими словами ей не ответить?!